Аргумент к спору

Споры о том, какой политический строй нужен России, продолжаются. Коммунисты, маршируя с портретами Сталина, вспоминают бесплатное жильё, победу в войне и достижения в Космосе. Либералы больше поминают Гулаг, пустые прилавки и уборку скудного урожая силами студентов и научных работников. Правда, об аргументах своих спорщики ныне знают только с чужих слов и из СМИ. Много ли осталось людей, которые лично стояли в многолетней очереди на квартиру или пропалывали свёклу в колхозе? Лишь об уборке картошки помнят многие. Но это была студенческая молодость, вечерние песни под гитару и первые свидания на сеновалах. Некоторым приятно вспомнить...Ещё христоматийной стала сцена из кинофильма "Гараж", где профессора укоряют в том, что фасуя картошку на овощебазе, он помещал в пакеты свои визитные карточки. А вот знает ли кто из нынешнего поколения, как научные сотрудники, включая кандидатов и докторов наук, пропалывали свёклу, сеяли "яровые" и подрезали коровам копыта в подмосковных совхозах?

А вот, почитайте. (В моём маленьком рассказе нет обобщений - я не знаю сколько и каких научных учреждений райкомы КПСС привлекали к сельхозработам. Я не могу сказать, как относились к таким "командировкам" работники разных НИИ. Мой рассказ совершенно конкретен и абсолютно правдив).

Итак. Небольшое, но необходимое предисловие. Дело было в 1973 - 1974 годах ("эпоха застоя"), когда я "трудился" в НИИ "Зарубежгеология", после года работы во Вьетнаме и перед началом работ на БАМе. Институт занимался обобщением материалов по геологии и полезным ископаемым зарубежных стран. Официальной нашей продукцией были отчёты, представляемые раз в три года. Однако главной (неплановой) частью работы была подготовка записок о сыръевой базе любой страны, в которую готовился визит кого-либо из руководителей СССР. Визитёр должен был представлять, какие договоры и контракты, сязанные с полезными ископаемыми, можно было заключить. В институте работали в основном женщины-геологи средних лет, не стремящиеся в экспедиции по причине возраста, детей и внуков. А также мужчины-геологи, поработавшие за границей и ожидающие, не подвернётся ли очередная привлекательная загранпоездка. Работа была "не бей лежачего" и активизировалась лишь с приближением срока отчёта. Пишу об этом, чтобы объяснить, почему предложение поехать на 2 недели на сельхозработы не встречало в коллективе особого протеста. (В других НИИ, занимавшихся настоящей наукой, могло быть иначе). Геологи привыкли к жизни вне дома "без удобств", к физическому труду. Многие томились летом в жарком пыльном городе. К тому же, "хорошая компания", вдали от жён.... И т.д. Некоторые "заграничники" приезжали на своих жигулях.

Подшефный совхоз назывался "Сеньково" и располагался в 150 км от Москвы на берегу Оки, напротив города Озёры, в котором выпускали любимые всеми конфеты "Коровка". Жили мы в пустующих деревенских домах, наскоро приспособленных для жизни летом, спали на тесно поставленных раскладушках с ватными тюфяками, укрывались байковыми одеялами. Ели за деревянными столами под досчатым навесом (завтрак в 8, обед в час дня, кружка молока с хлебом в 7 вечера). За питание с нас вычитали один рубль в день. В зависимости от вида работ при выполнении нормы (!) нам платили от 3 до 4 рублей в день. Так что за две недели ударного труда можно было заработать 30-45 рублей. (Зарплата мл. научного сотрдника в институте была 140 а старшего - 175 рублей). Выполнить норму было трудно: на уборке помидоров неленивые почти справлялись, но на прополке свёклы или моркови, где надо было работать "внаклонку" или на коленях, "ударников" практически не было. Заработок никого особо не интересовал, так что трудились по разному, в зависимости от подсознательного отношения к труду. Представитель райкома изредка мелькал вдали, нашей работой не интересуясь.

Я отработал в совхозе два срока: осенью (в основном уборка помидоров) и в начале лета (в основном прополка и "сев яровых"). Описание этих работ и является целью моего текста, остальное было предисловием.

Итак. На поливных землях вблизи Оки кусты томатов высотой 20-40 см росли в открытом грунте протяжёнными рядами. Крупные зрелые плоды лежали на сухой земле, более мелкие, а также зелёные и "бурые" висели. Собирали урожай в плоские деревянные ящики, разделяя на два сорта. Первый сорт - красные твёрдые без дефектов. Второй - самые спелые, но уже потерявшие твёрдость, или твёрдые, но с аппетитными сахаристыми трещинками. Они были самыми вкусными и некоторые "ударники" съедали за день невероятное их количество. Однако по местным дорогам они уже не могли доехать до Москвы и предназначались якобы для переработки на томат. Увы, ни разу ни на какую "томатную фабрику" их не забирали; через 2-3 дня на солнце плоды начинали подгнивать и их вываливали на землю, т.к. систематически не хватало ящиков для первого сорта. Ближе к вечеру нам подгоняли грузовик, и, закончив работу, мы загружали его ящиками первого сорта. Ночь машина стояла в поле, а рано утром трогалась в Москву, чтобы к открытию магазинов москвичи могли купить помидоры "прямо с грядки". Вечером машина возвращалась, и шофёр-экспедитор Серёжа рассказывал: "Первым сортом приняли только один (иногда два) ряда ящиков, стоявших ближе к кабине. Остальные пошли вторым сортом, а некоторые вообще не хотели принимать». Таковы были 150 км дорог от Сеньково до московских магазинов. Однажды в течение двух дней мы собирали ещё и третий сорт - полузелёные "бурые" помидоры для работников совхоза, которым их продавали за симвлическую цену для засолки.

Упомянутые дороги губили не только помидоры, но и деревянные ящики, в которых они ехали. По возвращении Серёжа вываливал нам кучу ломаных ящиков, которые возвращали ему магазины. Поэтому почти всегда можно было получить наряд и на ремонт тары. Выдавали только молоток и клещи. Целые досочки и гвозди извлекались из наиболее ломаных ящиков и шли на ремонт менее разбитых. Эту работу я любил.

Теперь о севе "яровых". Получив наряд на посевную, я явился на окраину посёлка, к которой примыкало вспаханное поле. Там уже стояли два трактора с сеялками, штук шесть мешков с семенами, и перекуривали несколько совхозных рабочих в телогрейках. Причина затянувшегося перекура скоро выяснилась: искали хозяйку, которая купила бы мешок семенного зерна на корм курам. Считалось, что семенное зерно протравлено "химией" от вредителей, и куры от него сдохнут. Но хозяйки эту проблему как то решали. Наконец покупательницу нашли, она повезла мешок домой на тачке, но на этом проблемы не закончились. Настала моя очередь: "Нам с утра бутылку не продадут, сбегай-ка парень до магазина". Парень (40лет) бежать за водкой отказался. Но проблему как то решили, две бутылки на пятерых распили, можно было приступать к севу.

При засыпке зерна в ящики сеялок выяснялось, что мешки местами подмокли, зерно там прорасло и сцепилось ростками и корешками в плотные комки, которые неизбежно должны закупорить семепроводы сеялок. Комки (наиболее крупные) выбрали руками, и трактора, каждый с двумя сеялками, двинулись на поле. Стоя на длинной доске сзади сеялки, я должен был следить за поступлением зерна в семепроводы, в случае их засорения (что постоянно происходило из-за упомянутых комков), протыкать засор железным прутом, а, главное, поднимать сошники и прекращать подачу зерна, когда трактор делал широкий разворот по невспаханной луговине за пределами поля. На сеялках первого трактора два поддавших мужика что-то живо обсуждали с матерком и хохотом, и мой напарник со второй сеялки почти сразу присоединился к весёлой компании. Сеялка его опустела. Первое время я пытался следить за обеими сеялками моего трактора, но побегав между ними по вспаханному полю, вскоре оставил свои попытки. Засор одного-двух семепроводов был не так страшен - зерно никуда не девалось и в конце концов попадало в землю. Более неприятными были развороты трактора за пределами поля, когда зерно сыпалось на невспаханную луговину. В этом очень скоро разобралась большая стая птиц, которые скакали позади сеялок, подбирая отдельные зёрна, оказавшиеся на поверхности. Как только трактор сделал первый разворот с опущенными семепроводами, все они с весёлым гомоном перелетели на эту халяву.

Небольшое поле засеяли за один день, но я испытал от этого "ударного" труда только огорчение. Оно ещё усилилось, когда в ближайшую субботу меня зазвали в большой пустой сарай, где был накрыт стол с нехитрыми разносолами, но зато с порядочным количеством спиртного и жареным поросёнком. Праздновали окончание посевной. Зерновых совхоз сеял мизерное количество, но начальство обязано было накрыть для "ударников сева" "поляну". Такова была традиция.

Заканчивая свой "аргумент", упомяну ещё о двух видах работ. Наиболее экзотическим видом был "педикюр" у коров. При стойловом содержании у них не происходит естественого истирания копыт и они периодически нуждаются в "педикюре". Такой наряд получил однажды доктор наук Андрей Васильевич Ильин. Для обрезания разросшихся копыт использовались огромные ножницы с длинными ручками похожие на кузнечные клещи. Вообще о существовании коровника мы знали бы только благодаря ежедневной кружке настоящего молока на ужин, если бы не случавшееся иногда долгое отключение электричества. В эти часы не доеные коровы оглашали дружным трагическим мычанием весь посёлок.

Ещё один вид работ - ночную охрану собранного урожая любил возглавлять кандидат наук Саша Уфлянд. На урожай, правда, никто не покушался. Немногочисленные местные женщины-работницы (кстати, без труда выполнявшие неподъёмную для нас норму на прополке) каждый вечер несли домой увесистые узелки и корзинки; они хорошо знали, где и что уже созрело. ЧП случилось лишь один раз. В сумерках к загруженному грузовику с помидорами первого сорта подъехал милицейский газик. Сержант милиции с шофёром сняли с грузовика и погрузили в свою машину четыре ящика. Подошедший "наряд" (2 человека) вступать в пререкание с милицией не решился. Саша лишь спросил: "Для кого?". В ответ сержант показал пальцем вверх. Осталось неясным для какого верха предназначались помидоры - милицейского, советского или партийного. Хитроумный Саша закурил, бросил горящую спичку по нужной траектории и запомнил номер газика. Утром он подал рапорт о происшествии, судьба рапорта нам неизвестна.

Я, конечно, не думаю, что мой рассказ послужит аргументом в каком-нибудь споре, надеюсь лишь, что его прочитают те, кому интересно: "А как это было в действительности 50 лет тому назад".