Переписать авантюру. 12

Девушка ещё долго рассказывала, как достала толстый тяжёлый том из сундука, что читать она тогда она не умела и просто в каком-то ни с чем не сравнимым упоении завороженно разглядывала дивно выполненные неведомым художником ничуть не поблекшие от времени яркие цветные иллюстрации, считая свою находку просто старинной книгой сказок. И долгое время приходила на тот заброшенный чердак к большому сундуку, открывала его, доставала свои сказки и погружалась в созерцание чудесных картинок, грезя наяву. Когда маленькая Лейла перелистывала страницы книги, ей казалось то, что она парит над деревьями их дачного посёлка, то что сама погружается в волшебную сказку... И даже когда девочка немного подросла и выучилась читать — прочитать надпись она не сумела. Лейла догадалась, что вязь на корешке и обложке на неизвестном наречии и... думать об этом забыла, продолжая как в любимую куклу играть в свои волшебные картинки. О своей удивительной находке она так никому и не сказала.


Потом бабушки не стало, и мать, так и не прекратив свои длительные отлучки из дому отправила Лейлу, уже ставшую подростком к двоюродной сестре своей умершей матери. Полин называли все строгую пожилую даму, носившую пенсне и к месту и не к месту любившую вставлять в свою речь французские фразы. Так девушка оказалась в семье приятельницы Мефодия.


Дальше — всё предсказуемо: переезжая в новое место, Лейла не забыла взять свою любимую игрушку — книга перекочевала сначала в чемодан, а затем и в самую дальнюю полку комнаты девушки. И однажды, уже почти взрослую девушку, сидящую в позу сомнамбулы в пустой комнате со странной раскрытой на коленях книгой «застукал» её кузен — внук Полины Карповны. Он сразу по её приезду в дом бабки невзлюбил Лейлу, дёргая за косы, дразня и называя чувырлой... Она никому не жаловалась на его выходки, и ни домачадцы, ни сама Полин даже не догадывались о скрытой тайной вражде между юными обитателями старого дома. Когда же девушка подросла — отношение к ней дальнего родственника изменилось, однако... для Лейлы оказалось ещё невыносимее: юноша поджидал её за каждым углом, подкрадывался, когда никого нет рядом и так и норовил стиснуть девушку в объятиях а то и пока никто не видит поцеловать. Лейла как могла уклонялась от неприятных ей «ухаживаний» тщедушного и прыщавого кавалера, так никому и не поверяя своих сложностей. И вот кузен застал её на «месте преступления». Как можно понять — перспективы для девушки это сулило самые безрадужные. Помимо того, что братец принялся дразнить её пуще прежнего, обзывая уже припадочной и юродивой, он грозился выдать её чудачества домашним. Мало того, юноша начал склонять Лейлу к интиму... и в придачу намекать на её «шашни» с бесовщиной. Под конец он ей прямо сказал: «Либо ты становишься моей рабой, в том числе и сексуальной, либо я всем расскажу что ты — ведьма, летаешь на помеле и общаешься с демонами». Не тогда ли сама Лейла начала догадываться что все её детские фантазии и полёты, скажем... не совсем фэнтезийного порядка? А книга... не так проста как ей казалось... Тогда она и попросила тётушку устроить ей встречу с самим Автором.


Когда Лейла переехала в дом тётки, она стала частенько слышать об одном загадочном старинном знакомом Полин. Прямо никто его не называл, однако, то один то другой родственник упоминал вскользь, передавая то от одного знакомого, то от другого благодарность тётушке за организованную встречу и выражал через неё же тому самому писателю восхищение так удачно им переписанным сюжетом. Поначалу девушка думала, что речь идёт о каких-нибудь пьесах и сценаристе, работающем в театре, но чем дальше — тем больше она убеждалось, что всё не так прозаично... Интерес к персоне Мефодия у неё день ото дня рос. А тут и остро назрела необходимость личной встречи с автором переписанных наново запутанных жизненных историй.


Писатель слушал не перебивая — впервые ему доводилось слышать о своей работе из вторых уст. Оказалось полезным и увлекательным увидеть себя с иной, непривычной стороны. Одно дело прямая личная благодарность и денежное вознаграждение от клиента. Совсем другое — впечатления стороннего наблюдателя. Оказывается из его трудов по «спасению утопающих», него самого не просто сделали тайну, покрытую мраком — чуть ли ни в культ возвели. «Только что фимиам вокруг моей персоны не воскуривают. Тоже мне — кумир всех времён» - досадливо думал Мефодий.


То что он услышал о себе вызвало у автора двоякое чувство. С одной стороны было приятно, уважение... да нет, скорее даже — поклонение перед его талантами, а с другой... он вдруг остро ощутил, что так навсегда останется «прозябать» в неизвестности и гордом одиночестве. Пусть и в достатке доживая хоть и на самом сказочном из всех, райском острове свою скучную жизнь. Не в этот ли момент под милую речь ничего не подозревающей девушки, писатель твёрдо принял решение круто изменить собственную биографию? Переписать авантюру! Только... пока не до конца представлял как именно будет это делать...


Когда Лейла назвала имя матери, надежда полыхнула яркой сверхновой в уме «наборщика с стажем». Пожалуй, даже прозрение. Оно уже малой искоркой сверкнуло в сознании писателя практически в самом начале откровений девушки, но быстро погасло, вытесненное другими подробностями рассказа Лейлы. Но теперь... Теперь это осознание вновь появилось в фокусе его внимания. И это его новое понимание — вера в удивительное, невероятное, однако очевидно-возможное укоренялась и крепла.


И практически в то же мгновенье, как увидел Хрестоматию Мефодий знал, как поступит.


- Дочка, - крепко обнимая на прощание девушку и смахивая украдкой набежавшую видно от порыва ветра слезинку, прочувственно проговорил писатель, - возьми.


Он протянул раскрытую ладонь. В руке его лежал ключ и записка.


- Что это? - удивилась Лейла, в то же время доверчиво протягивая руку.


- Код от домофона моего подъезда и... ключ от всех дверей, - с широкой улыбкой ответил Мефодий и, не удержавшись вновь заключил девушку в отеческие объятия, - приходи с матерью. Я буду ждать...

Продолжение скоро.