Паутина

-1-
Она проснулась от того, что было трудно дышать. А ещё от какой-то тяжести. Тяжесть ощущалась во всём теле, но особенно заметной была в области груди. Женщина несколько раз моргнула и медленно повернула голову. Из окна спальни, струясь между колеблющихся штор, в комнату вплывал тёплый, оранжевый свет. Солнечная позолота оставляла свои сверкающие метки на углу светлого шкафа, касалась искрящимся бликом верхней части зеркала над комодом, осыпалась драгоценной пыльцой с ресниц на щёку женщины.
В это утро Вера проснулась на добрый час или даже полтора позже, - она была утренним человеком, стопроцентным жаворонком, - но привычной для этого времени суток лёгкости сейчас в себе не чувствовала. Она поняла это даже не вставая.
Не хватало только разболеться, - вспомнив о заказной статье, подумала Вера. Но тут же улыбнулась, заметив про себя, что какие только глупости не приходят в голову здоровой, образованной женщине сорока с небольшим лет, стоит ей только проснуться позже, чем обычно.
Для этой улыбки у неё имелись некоторые основания. Дело в том, что Вера, - если не считать нескольких пустяковых простудных историй в межсезонье, - вообще крайне редко могла пожаловаться на своё здоровье.
Поднимаясь со своей двуспальной кровати, где она пребывала много лет одна, Вера направилась в ванную. Она была уверена, что стоит ей только выйти на свежий воздух, где в палисаднике ещё не осыпались розы, и вдоль навеса плетёт свои косы совсем ещё юный виноград, а на заднем дворе, напоенным до предела в этот час солнцем, наливаются живительным соком груша, слива и яблоня, - как всё это непонятное состояние уйдёт. По крайней мере, практически всегда именно так и было.
Снимая прозрачную, ночную рубашку, она что-то ощутила на своей коже. Вера провела ладонью по груди и разглядела тонкую и длинную, искрящуюся в потоке света паутинку. И в ту же минуту она вспомнила свой сон.
Вообще, чисто технически, больше всего сон этот напоминал кошмар. Но только вот страха она почти не ощущала. Во сне она лежала в гамаке, подвешенном на высоте, между двумя деревьями и неспешно раскачивалась. Вера даже узнала эти деревья. Ещё бы – ведь они высажены ею собственноручно! Это были любимые слива и яблоня, только спустя года два, а то и три.
И лёжа в невесомом гамаке, она видит, как сверху на неё опускается огромный, мохнатый паук. У него были огромные, блестящие глаза, с оранжевой обводкой, - глубокие и одновременно прозрачные, - тёмный провал рта, большое, мягкое и тёплое брюшко. Вера почувствовала это, когда он опустился ей на грудь.
Так вот откуда эта тяжесть, - промелькнуло у неё в голове.
Странно, но она почти не испугалась. То есть страх, конечно, был, но он каким-то загадочным образом растворялся под давлением совсем других чувств: потрясения, любопытства, ощущения нереальности происходящего и… какой-то своей избранности.
Вера не смогла бы точнее объяснить, но это было именно так. И во сне, и после пробуждения, - особенно после того, как она вспомнила, что ей снилось, - её не покидало чувство, что всё это не случайно. И что скоро в её жизни произойдёт что-то крайне для неё важное. Потому что по-другому просто не может быть.
Она думала об этом, когда смотрела, как зачарованная в огромные, круглые, отливающие тёмной медью глаза гигантского паука. Она думала об этом даже когда он стал раздуваться на глазах, медленно увеличиваться в размерах, а она почувствовала, что гамак, в котором она лежит, не гамак вовсе, а паутина: мягкая, клейкая, невероятно прочная, которая бережно, но крепко обхватила её со всех сторон. Она лежала неподвижно не потому, что действительно не могла пошевелиться, а из-за опасения, что не сможет этого сделать.
А паук всё рос, всё увеличивался, нависая над ней. Он касался её лица и шеи мохнатыми, мягкими ворсинками. И только, когда он стал таким огромным, что заслонил собой солнце, она стала задыхаться от тяжести в теле и… проснулась.
-2-
Во дворе у Веры было солнечно и уютно. Всё-таки июнь – чудесный месяц, - подумала она. Лёгкая, давно отцветшая сирень кланялась ей из своего угла у забора. Стройные, высокие розы – алые, кремовые, жёлтые, - приветливо кивали своими пышными, яркими головками. Миниатюрная ёлочка в центре палисадника, свежая, с нежно-салатными отростками-пальчиками, добродушно царствовала в окружении бордовых пионов. А здесь, рядом с домом, под навесом, на цветной, нарядной плитке мирно соседствовали с «местным» населением иноземные гости: разлапистая пальма в пузатой, расписной кадке; превратившийся в небольшое деревце, затейливо изогнутый фикус Бенджамина; парадная аллейка из тёмно-малахитовых туй и изящных кипарисов; амаранты и бегония; клеома и бальзамин…
Она глубоко вдохнула, потянулась вверх, сделала несколько разминочных упражнений и улыбнулась. Здесь, в своём дворе, на своей территории, она всегда чувствовала себя хорошо. Что бы при этом не происходило в жизни. Это было её убежище, её крепость, её место силы. Здесь она заряжалась энергией, пополняла ресурсы, отдыхала, - даже когда работала, - и неизменно восстанавливалась.
Вера любила свой дом. Часто ещё не выйдя за калитку, она уже начинала скучать. Её неумолимо тянуло обратно. Она не признавалась в этом до конца и самой себе, но если бы только было возможно, она гораздо охотнее вообще не выходила бы из дома. Но и сейчас ей, в конце концов, удалось так организовать свою профессиональную и социальную жизнь, что покидать пределы своего заветного пространства приходилось не так уж и часто.
Когда-то в молодости Вера была замужем, но очень быстро поняла, что семейная жизнь не для неё. Настолько быстро, что пришлось выждать ещё какое-то время, чтобы решение о разводе не выглядело истеричным, поспешным фарсом. Через полгода после официального расставания у Веры родилась дочь.
Сейчас девушка оканчивала учёбу в другой стране, где и собиралась остаться. И этому, говоря откровенно, Вера была даже рада. Нет, она, разумеется, любила свою дочь, и постаралась дать ей самое лучшее, что могла и на что та была способна, но… Но просто Вера относилась к тому сорту родителей, которым для ощущения полноты жизни вполне достаточно пребывать в уверенности, что у её ребёнка всё хорошо.
Сделав несколько упражнений из своего комплекса, женщина остановилась, восстанавливая дыхание и заметила какой-то серебристый налёт на маленьком, высаженным только этой весной саженце фундука. Возобновляя круговые вращения руками, Вера подошла ближе. Так и есть, паутина… Да какая густая, плотная, обволакивает нежные побеги наподобие лёгкой, звёздчатой шали.
Она снова улыбнулась и покачала головой, вспоминая свой сон. И только теперь обратила внимание, что и соседние растения в большей или меньшей степени покрыты паутиной. Её создатели и хозяева пауки, - серые, коричневые, густо чёрные, находились тут же.
Кто-то из них спешил к попавшей в расставленные сети зазевавшейся мошке, кто-то терпеливо и неподвижно выжидал, кто-то суетливо двигался вверх и вниз, продолжая свою работу. Главное - их было много. Даже очень много для сравнительно небольшого участка.
Вера, забыв про обязательную гимнастику на свежем воздухе, которую делала уже много лет, - не только для того, чтобы поддерживать себя в форме, а больше даже из удовольствия, - поспешила на задний дворик.
И всем лицом налетела на огромную, тёмно-серую паутину. Круглая, с чёткими, симметричными углами, она располагалась как раз между двумя виноградными лозами, образовывавших своеобразную арку перед входом на территорию, расположенную за домом. Автора этого творения, которое плотным, липким слоем обхватило её лоб, нос и губы, она не увидела.
Вера успела подумать, что судя по толщине и необычному цвету паутины, это  должно быть что-то выдающееся…
Умывая лицо у садового крана, она никак не могла избавиться от ощущения, что паук, чье творение - изумительное по пропорциональности и технике исполнения она только что разрушила, - находится сейчас на её спине или волосах.
Вера никогда не боялась пауков. Даже в детстве не визжала, как другие девчонки, если вдруг неожиданно сталкивалась с ними. Они, скорее, вызывали её любопытство и … уважение: такие трудяги. А ещё - иногда, очень редко, - эти насекомые напоминали ей её саму: невозмутимые и спокойные, одинокие, но нисколько не страдающие от этого; умиротворённые и самодостаточные.
Но сейчас, их количество и площадь, занятая паутиной, мягко говоря, обескураживала, заводила в тупик. Вера уже более десяти лет жила в этом доме, но ничего подобного припомнить не могла.
Нет, конечно, в тёплое время года пауки, как и другие насекомые неизменно присутствовали в её садике и окрестностях, - устраивались в  своих тончайших ловушках между древовидными розами, развешивали лёгкие, паутинные качели в ветвях безропотных кустарников, а иногда расходились так буйно, что захватывали даже часть дома, располагаясь то в верхней части дверного проёма на веранде, а то и с неожиданной деловитостью спускаясь с комнатного карниза. Но это было обычное дело. Что называется в порядке вещей. 
Вера просто более тщательно делала еженедельную уборку в доме, бережно вынося на половой щётке непрошенных гостей, - с самого детства она помнила, что убивать пауков нельзя – плохая примета. И так же, как в своё время её мать, повторяла это и своей дочери. И всё это делалось почти автоматически.
Оглядывая свою придомовую территорию сегодня в это солнечное, июньское утро, Вера поняла, что беспокоит её не столько количество и разнообразие пауков, сколько масштабы покрытой паутиной поверхности. То и дело снимая с волос, плеча или щеки почти невесомую, но липкую ткань, женщина снова и снова убеждалась, что вне зависимости от своих размеров, практически ни одно растение, ни один выступ, - будь то водосточная труба, куст смородины или ветка сирени, виноградная арка, металлическое перекрытие забора или спинка садового кресла, - не остались без дотошного внимания восьмилапых ткачей.
Всё отмечено узором паутины. Где-то она сверкала капельками росы, наподобие крохотных брильянтов, где-то отражалась тысячью радужных оттенков, а где-то выглядывала скромным кружевом или раскачивалась на ветру легчайшими, белесыми прядками.
Ни одно растение, ни один предмет не был лишён этого сомнительного украшения. Пауки не побрезговали ничем. Для них оказались одинаково пригодны, как живые, так и неодушевлённые предметы.
Вера стояла, как заворожённая: что произошло? Ещё вчера ничего подобного не было. Она уверена. Ведь такое просто невозможно не заметить!?
У неё появилось странное, двойственное чувство. С одной стороны ей захотелось вернуться в дом, как можно скорее. Было как-то не по себе.
А с другой… Паутина не отпускала её, притягивала взгляд, завораживала своими сверкающими, разноцветными переливами, своей кажущейся изменчивостью и дымчатым постоянством. Вера стояла под навесом, на относительно свободной территории и никак не могла решиться хоть на что-нибудь.
Пауки, - разноцветные - коричневые, почти белые, уныло-серые, оранжевые в тёмную крапинку, багровые со светлыми разводами, тотально чёрные; мохнатые и голые, устрашающе величественные и мелкие, неказистые, - чувствовали себя в Верином дворике совершенно по-хозяйски.
Неизвестно сколько прошло времени, пока Вера, - медленно и тяжело, словно под гипнозом, направилась к дому. По пути снимая паутинные нити, отводя ладонью целую кисею из паутины над входной дверью. Сколько минут назад она вышла во двор? Пятнадцать? Тридцать пять? Как это могло случится? Ведь невозможно работать с такой скоростью?? Это просто нереально.
Втайне женщина гордилась своим самообладанием и умением справляться с трудными ситуациями.
- Надо успокоиться, - мысленно проговорила она про себя, - поискать информацию, проанализировать её и уже тогда решать, что делать. Возможно, это всего-навсего кратковременное природное явление. Резкое увеличение популяции… определённого вида. В связи… Да мало ли с чем, это может быть связано…
Кивнув головой, как бы в подтверждение собственных мыслей, Вера поочерёдно закрыла на замок до упора обе двери, - на веранду и в дом, - чего раньше в дневное время никогда не делала.

Продолжение следует...