Потерянный

- Моего, моего паспорта нет! Не отдали мне!

Внезапная задержка была совсем некстати.  Мы только что переехали  новоявленную границу, что совсем недавно пролегла,   здесь, на мосту между Россией и независимой теперь республикой Литва. Все границы остались, наконец, позади, документы после паспортного контроля розданы, и до порога родного дома, из которого убыли в морской рейс почти девять месяцев  назад, кому-то оставалось четыре часа езды, а кому-то - живущему в этом, приграничном теперь городе, - и пятнадцать минут. В числе этих считанных счастливцев был и пожилой матрос Семёнович, в настоящем страхе блаживший сейчас на весь «Икарус»:

- Моего паспорта нету!

 Шли вторые сутки пути.  Из намибийского Виндхука чартером до Каунаса – с промежуточной посадкой в Уганде. С  африканского юга  в серую  Прибалтику. Из солнечных, жарких саванн в сырые болота.

- Ты там ничего такого не везёшь – лекарства там, или чего-то вроде этого? – глядя в экран монитора, спрашивал таможенник с вислыми усами у хлопца с украинского экипажа, с которым летели вместе, что шел на досмотр впереди меня.

- Там это… Пистолет газовый, - тихо и сокровенно сознался тот: газовые пистолеты, что были теперь отнюдь не для бахвалы и баловства, а нужным, а то и необходимым атрибутом жизни, в Намибии можно было за дешево приобрести чуть не в каждой лавке.

Таможенник сделал бровки домиком, и махнул рукой.

- Ну, ладно, проходи!

Демократично! Вполне…

Мой чемодан вообще не влезал габаритами в допотопное досмотровое оборудование.  Да, впрочем, там газового пистолета и не было – полностью пластмассовый «газовик» покоился во внутреннем кармане пиджака. Посему, поставил я на ленту лишь ручную свою кладь – пакет со всякой дорожной всячиной и снедью.

- Так, а это у вас что? – строго и почти радостно, словно поймал-таки махрового контрабандиста с атомной бомбой или сумкой героина,  взвился таможенник.

- А чего у меня там? – открывал пакет я.

- Вот, вот это! – ухватив за горлышко, рванул початую бутылку с намибийским грозным орлом на этикетке усач.

Бутылку водки местного разлива предусмотрительно приобрёл я себе, и двум неведомым соседям по креслу в предстоящем трансатлантическом перелёте. Но, пойло оказалось такого поганого качества, что мы и половины не осилили. Вот и каталась бутылка теперь по пакету – выбросить было негде.

- Вы что – не знаете, что откупоренные бутылки запрещено перемещать через границу?

- Могу дальше не везти, - пожал плечами я.

- Вот, и не повезёте! – победоносно воскликнул страж границы и тотчас упрятал бутылку в свой «шкапчик» позади.

А я, равнодушный к дальнейшей его, и бутылки, судьбе  проследовал мимо: в надежде, всё-таки, что не в одиночку усач намибийское зелье на душу примет. Не следовало мне лишний раз задерживаться – с содержимым внутренних карманов-то.

Потом был «Икарус» с родными уже номерами. И с литовскими водкой и пивом, что оперативно успели приобрести на стоянке – за доллары, конечно.  И, запивая одно другим, черноусый, солидный наш электромеханик негромко, но веско провозгласил тост своему собутыльнику:

- Ну, чтоб жены наши успели бычки из углов вымести!

Мрачным виделось всё в этом мартовском дне. И не было отчего-то никакой радости от скорой встречи со своим домом, со своими близкими…

Но, время у жен и близких для последних приготовлений было вполне – до сухопутной границы было три часа езды.  Прошедших уныло и скучно. Мало-мальское приключение ждало путников впереди…

Предваряя мост Королевы Луизы, стояла будка, в которой ютились литовские пограничники. Временное, конечно, строение, напоминавшее больше строительный вагончик. Там-то и проштамповали морякам бойко собранные в салоне паспорта. Та же процедура без проволочек последовала и на родной стороне. И когда всем раздали паспорта,  шлагбаум на выезд был уже поднят, и горел разрешающий зелёный свет, так некстати опомнился Семёнович.

- Моего-то паспорта нет!

- Потеряли, что ли, где-то?

Этот пожилой матрос и в рейсе был – потерянный слегка. Когда в ночную смену не было рыбы, и обе бригады матросов безмятежно спали под плеск атлантических волн за иллюминаторами,  он один неизменно появлялся в салоне во время ночного чая. Клянча у меня, матроса – рулевого, как накрывающего в этом случае завтрак ходовой вахте, чего-нибудь поесть.

- Нет паспорта!

Сообщили нашим погранцам – нет, все они паспорта отдали.

- Как же я теперь домой попаду, - всё причитал Семёнович.

- Да, это верно -  жена после девяти месяцев без паспорта может и не признать! – мрачно хохмил кто-то.

Тем временем связались с литовской стороной, и оттуда даже прибыл гонец: нет у них никакого паспорта – все, что были, отдали они добросовестно!

- Семёныч, а может, тебя всё-таки пустят домой и без паспорта ?

Чуть не до слёз уже довели равнодушием и черствостью бедолагу! Пока кто-то не додумался элементарно спросить:

- А ты его сдавал вообще?

- Нет.

Как будто, так и надо было!

Да, девять месяцев морского рейса, с матросскими вахтами – восемь, через восемь часов – бесследно не проходят для любой психики. А сколько у бедного Семёновича морских рейсов было за жизнь?.. В общем, слова ему никто не сказал – лишь вздохнули облегчённо, да водителю свистнули трогаться поскорей – пока Семёнович какой другой пропажи не обнаружил – не объявил.

А про то, что две границы человека не посчитали, да пропустили – какая в том беда! Не шпион же какой - моряк, всего  лишь:  пусть едет с богом!  Добрей, все же, к людям надо быть.

Тридцать лет назад то было – с небольшим…  И наверное, всё уже тогда катилось неотвратимо во времена нынешние, вряд ли по-настоящему  добрые и  всем счастливые. Но, тогда вполне верилось в лучшее: иначе – зачем, думалось, огород городить?

Эх, мы – в жизни потерянные!..