Зерцало грешнаго

- Ёжкин кот! Чтоб тебя! Ах ты ж!.. Хто ето?!

   На площадке послышалась хриплая ругань, мат-перемат и затем странный шум – как будто мешок картошки свалился с лестницы и покатился вниз по ступенькам, с грохотом ударившись о железную входную дверь.

   Ольга выглянула в глазок своей двери: по ступенькам карабкался вверх на четвереньках сосед Митрич – забулдыга, горький пьянчуга и неисправимый лентяй. Опять напился!

- Сволочь! – прошипела Ольга, - Три часа ночи!

  Но выходить не стала – Митрич был в невменяе мом состоянии. Пусть ползёт домой. Если жена пустит в квартиру. В дом его запустила Ольга – Митрич целый час названивал всем соседям подряд по домофону. Она не реагировала. Тогда он начал тарабанить жильцам в окна, вернее, по железному подоконнику - жила Ольга на первом этаже. Пришлось впустить. Иначе пьянчуга не дал бы спать всю ночь.

   Митрич дополз до лифта и с трудом встал на ноги. Ольга продолжала наблюдать – не упал бы опять. В прошлый раз он заблокировал её дверь своим недвижным телом, упав прямо на пороге. Пришлось перешагивать. Потом оно уползло. Тело. Само. Без её помощи.

   Но сейчас Митрич не торопился домой. Как ни странно. Он стоял, качаясь, перед зеркалом и внимательно всматривался в своё отражение. Со страхом и даже ужасом. Зеркало поставила на площадку Ольга. Бабушкин трельяж. Для эстетики. Чтоб красиво было. Уютно.

- Ето хто? – вопрошал зеркало Митрич, - Вот это пьяное свиное рыло? Неужто я?! Не может быть!..

- Может! – само за себя отвечало отражение. В зеркале отражалась помятая опухшая рожа с синяками под красными глазками.

- Тьфу на тебя! – плюнул сам себе в лицо Митрич и злобно замахнулся на зеркало. То бишь сам на себя.

   И скорбно затих. Потом жалко заплакал и сполз на пол. Свернулся калачиком и заскулил, как побитая собака.

- Не пойду домой! Пока не протрезвею. Куда я такой пойду?.. К жене с такой пьяной рожей? К Мурочке моей? Любимой моей жёнушке? Не пойду! Лучше сдохну! Тут, на полу…

   И опять заплакал, зарыдал пьяными горькими слезами. И сразу заснул. Захрапел.

- Пусть спит! – махнула рукой Ольга, - Всё равно жена его домой не пустит…

   И сама легла спать. Вот пьянчуга! Всё настроение испортил… Но ничего! Впереди выходной, можно выспаться.   

   Утром Ольга выглянула в глазок и вздохнула с облегчением – пьяного тела уже не было. Оно уползло. Было ещё рано, и можно ещё немножко поваляться в постели. Незаметно Ольга задремала.

   В полдень её разбудил крик на площадке. Визжала соседка баба Зина. Приоткрыв дверь, Ольга увидела эпическую картину: Зинаида стояла перед зеркалом и верещала во весь голос, закрыв лицо руками. Наконец она утихла и отняла руки от лица. Соседи с любопытством выглядывали в щели приоткрытых дверей. Зинаида всхлипнула и горько прошептала:

- Это не я! Баба Яга какая-то! Сгинь! Изыди!

   И перекрестилась три раза подряд.

   Из зеркала на неё смотрела сморщенная злая старуха с бурой картофелиной вместо носа.

- Свят! Свят! – снова перекрестилась бабка Зинаида. И со стуком прикрыла зеркало створками.

   Тяжко вздохнув, она обречённо шагнула в раскрывшуюся кабину лифта. Соседи захлопнули свои двери. Старуху никто не любил в доме. Язвой она была страшной. Все звали её старой ведьмой. А теперь её злая ведьминская сущность вылезла наружу во всей своей красе.

   За окном шёл тоскливый нудный дождик, и Ольга весь день провалялась на диване с книжкой в руках. Периодически из-за входной двери до неё доносились вопли соседей на площадке. Ольга выглядывала в глазок и каждый раз видела одну и ту же картину – кто-то из соседей в очередной раз вопрошал зеркало:

- Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи!

   И оно докладывало. Правду. Ужасную и неприглядную. Которую они и так про себя знали. Но боялись самим себе признаться. Или не хотели. Соседи ужасались и тихо закрывали зеркало створками. И уходили поражённые, пристыженные и молчаливые.

   Тут побывали:
   Дворник Иван, долго теребивший свою клочковатую серую бороду – в зеркале он увидел угрюмого ворчливого старика, который ненавидел и гонял со двора метлой всё живое - детей, велосипедистов, собак, кошек, голубей, мамочек с колясками. Они мешали ему мести двор.  Они мешали ему жить. Своим существованием. Он ненавидел музыку, веселье, радость и смех. Иван погрозил метлой своему отражению и смущённо скрылся в подсобке под лестницей.

- Ну и рыло! Бомж какой-то, прости господи… Бороду, что ли, сбрить…

   Аллочка - девица лёгкого поведения, ночная бабочка, легкомысленная вздорная особа, меняющая ухажёров, как перчатки. В зеркале она увидела грубо раскрашенную карнавальную маску и пустые глупые голубые глазки с кукольными приклеенными ресницами. Глаза округлились, налились влагой, и горячие ручьи слёз полились по круглым розовым щекам, смывая яркую боевую раскраску.

- Видела бы меня моя бедная мамочка… Она думает, что я студентка…  А я в ВУЗ не поступила! Хочу домой, в деревню, к маме! 

   Рыдая навзрыд, Аллочка запорхнула в лифт и улетела к себе на седьмое небо, седьмой этаж, то бишь.

   Далее были: наркоман Валера, участковый врач Тимофеев, уборщица тётя Надя, хулиган Колька, продавщица Галя, сантехник Серёга и вечный лодырь Витёк. Были ещё дети и подростки-мальчишки. Но эти заглядывали в зеркало с одной-единственной целью – скорчить рожу посмешнее или пострашнее. А потому своего истинного лица они и не видели.

   Валера своё лицо увидел в туманном сияющем ореоле и страшно испугался – до икоты. Он подумал, что уже помер и вознёсся на небеса.

- Передоз! – ахнул наркоман и неумело перекрестился левой рукой.

  Но потом успокоился. Не может быть! Какие небеса? Где Валерка и где небеса?

- Господи! – тяжко вздохнул Валерка, - Какой же я страшный! Как смерть! В гроб краше кладут…

   Тощее треугольное лицо его было зелёным, губы – сизыми, круги под глазами – синими. Глаза бесцветные, рыбьи, прозрачные, как вода.

- Пойду, перква… фицируюсь в алкоголика! В пивного. А лучше – в безалкоголика. Безалкогольное буду пить. Может, поживу ещё…

   И так было с каждым. Под неодолимым воздействием зеркала врач Тимофеев перестал брать взятки и принимать подарки. И больше никто не кидал ему в лицо:

- Вы не врач, а рвач!

   Уборщица тётя Надя стала мыть подъезд каждый день, а не раз в месяц.

   Продавщица Галя перестала обвешивать покупателей и стала приносить колбасные обрезки дворовым кошкам и собакам.


   Сантехник Серёга завязал и больше никто уже не совал ему тайком бутылку за установку унитаза, а приглашали на чай с печеньками.

   Хулиган Колька прекратил бить стёкла и прохожих и вступил в народную дружину. И его даже сняли с учёта в милиции.

  А дворник Иван сделал детям во дворе деревянную горку и качели и завёл собаку – дворняжку подобрал с улицы.

  Великовозрастный лодырь Витёк устроился на работу грузчиком в продуктовый и валялся на диване уже не круглые сутки, а только вечером после тяжёлого трудового дня.

   Аллочка сменила мини-юбочку на миди, побросала  своих ухажёров и устроилась на работу в местную библиотеку – помощником библиотекаря.
 
   Бабка Зинаида прекратила сплетничать, пошла в няньки и нянчила всех детишек в подъезде, заодно помогая молодым мамочкам по хозяйству – своих-то внуков у неё не было.

  И только Ольга не изменилась. Ведь это было её зеркало. И на неё не действовали его чары. Наоборот, видела она себя в зеркале стройной, красивой, обаятельной и привлекательной. Умной, интеллигентной и доброй. И её всё устраивало. Более чем. Только лень и свою вечную инертность старалась изживать всеми силами. И она уже скучала по своему зеркалу. И даже хотела забрать его обратно. Оно всё же должно стоять дома, а не на площадке. Это домашнее зеркало. Её зеркало. Личное, а не общественное. Всю жизнь оно служило её семье – бабушке, маме, ей самой. А теперь она его предала и выставила за дверь. Хорошо, не на помойку выкинула. А то увезли бы его на свалку и поминай, как звали.

- Заберу! – твёрдо решила Ольга и уже направилась на площадку, как в дверь грубо забарабанили кулаками. 

- Открывай! – свирепо заорали за дверью.
- Кто там? – перепугалась Ольга.
- Соседи! – вопили на площадке. И дубасили в дверь ногами.
   
  Ольга поспешно открыла дверь.
- Что случилось? Пожар?!
- Хуже! – мрачно прохрипел порозовевший и пополневший Валерка, бывший наркоман.

- Наводнение? – испуганно выдохнула Ольга.

- Ещё хуже! – злобно рявкнул сизый выбритый Митрич, бывший забулдыга.

- Что может быть хуже? – ужаснулась Ольга.

   И недоумевающе обвела взглядом соседей. Тут были все – трезвый, как стёклышко, сантехник Серёга, хулиган Колька в пиджаке и при галстуке и с красной повязкой дружинника на рукаве, хмурый врач Тимофеев при полном параде, Витёк в запылённой мукой рабочей робе, прямо с работы, Аллочка в белой кофточке и с библиотечной книжкой подмышкой, бабка Зинаида с колясочкой и орущим в ней младенцем, уборщица тётя Надя с жестяным гремучим ведром в одной руке и шваброй в другой, продавщица Галя с двумя неподъёмными сумками с продуктами – несла заказы старушкам. А также сами старушки с клюками и молодые мамочки с детишками.

- Зеркало твоё хуже! – сурово отрезал сантехник Серёга.

- Хуже пожара! – грустно поддакнул Витёк.

- И хуже наводнения! – добавила тётя Надя, плеснув лужу воды из ведра на коврик.

- Забирай своё зеркало обратно! – сердито проворчал Витёк.

- Пошла ты со своим зеркалом в задницу! – заверещала, как резаная, бабка Зинаида.
   
  Ей вторил визгливый младенец, сверля уши, словно электродрель.

- Сама ты пошла в задницу! – разозлилась Ольга и хотела захлопнуть дверь, но врач Тимофеев оказался проворнее и успел вставить ногу в щель.

- Забери зеркало или упеку тебя в психушку на веки вечные! – пригрозил он, распахивая дверь настежь.

- Да я и сама собиралась! – парировала Ольга, - в смысле забрать зеркало. А не в психушку. Память о бабушке…

- Вот и забирай! – пропищала Аллочка, выронив книжку.

   Мужчины споро подхватили трельяж и мигом внесли его в прихожую. Детишки весело загоготали и захлопали в ладошки. Старушки в отместку радостно потыкали своими клюками в дверь.

   Ольга с треском захлопнула дверь, села на трельяж и заплакала злыми, бессильными слезами. Вот и делай добро людям!

   Никто не хотел видеть своё истинное лицо в зеркале. И никто не хотел меняться. Это сложно и трудно. Долго и тяжело. Слишком тяжело…

   Ольга вздохнула и пошла на кухню. Скучный дождик кончился. Выглянуло чистое умытое солнышко. За окном во дворе весело махал метлой дворник Иван, разгоняя синие лужи. Он один из всех не устал от своих изменений. Седой бороды больше не было. Лицо его оказалось неожиданно молодым и цветущим. Целый день на свежем воздухе! Конечно. В ушах у него торчали наушники, и он махал метлой ритмично, в такт музыке. Он слушал симфонии Рахманинова. На берёзе висела кормушка для птиц, сделанная его руками. А за метлой бегал дворовый пёс Колобок. Теперь это был его пёс.

   Дети громко кричали, смеялись и бегали по детской площадке, играя в догонялки. Но они больше не мешали Ивану. Он слушал музыку и щурился, глядя из-под руки на яркое солнце. Завтра будет ясный хороший день.

   Он аккуратно поставил метлу, прислонив её к тополю, взял на руки Колобка, подсадил его на карусель и сам сел рядом, отталкиваясь ногой от земли и раскручивая карусель.

   Дети расхохотались и побежали рядом с каруселью, хватаясь за поручни и раскручивая её всё быстрее и быстрее. Они бежали по кругу, на бегу запрыгивая на карусель.

- Эй! Не так быстро! – смеялся Иван, прижимая к себе собачку.

- Ав! Ав! – пискляво тявкал Колобок, радуясь жизни, хозяину, детям, солнцу и всей этой весёлой свистопляске.

   А в окна выглядывали соседи и с тоской вспоминали о чудесном Зеркале, которое они вернули Ольге. И, кажется, зря вернули… Чего-то не хватает теперь. Как-будто частички жизни своей лишились. Лучшей жизни. И что будет завтра? Всё опять по-старому? Ну нет! По-новому жить тяжело и трудно. Но по-старому – невозможно!

- Пожалуй, надо просить зеркало обратно! – твёрдо решила бабка Зинаида, - Пойду к Ольге, извинюсь!

   Она подхватила младенца на руки и понеслась пешком по лестнице, не дожидаясь лифта. А по ступенькам уже дробно топотали соседи, они лавиной неслись к заветной Ольгиной двери – за Зеркалом…