Антилиттелл. Благоволительницы 2. 0

Отрывок из литературного расследования "Благоволительницы".
Попытка представить Литтеллом Ауэ слепой марионеткой неких иррациональных сил это по сути утверждение о том, что те европейские интеллигенты, кто был одно время на стороне национал-социализма, такие же как Ауэ, но ведь все делали в тот исторический период свой выбор осознанно. Такие как Гамсун и такие как Томас Манн, пастор Бонхёффер. И каждый из них несёт личную ответственность за свой выбор. Не потому ли Литтелл ни строчки не написал о немецком сопротивлении и заговоре против Гитлера, операции "Валькирия"? Ведь в ней участвовали те, кто вполне отдавал себе отчёт о своих действиях. И операция "Валькирия", её ход, завершение опровергают концепцию Литтелла. Поэтому стоит подробнее на ней остановиться, по сути этого не избежать. Тем более, что сопротивление власти Гитлера было разнородным, кто-то, как Канарис, занимал антироссийские позиции, проимпериалистические, стремился к сепаратному миру с США и Англией и продолжению войны с СССР.


Вспоминаются два другие романа, которые, в отличие от «Благоволительниц», не касаются ужасов истории, а лишь описывают людей, преступивших грань дозволенного. В первом из них — «Человеке без свойств» Музиля — об инцесте говорится намеком, в непринужденно-музыкальной повествовательной манере; второй роман — «Ада» Набокова — это бредовый, населённый фантазмами круговорот воспоминаний. У Литтелла кровосмешение и кровопролитие взаимосвязаны, одно подпитывает другое; это драконьи головы, растущие из одного тела. Но и два упомянутых романа (можно сказать, провозвестники «Благоволительниц») изверглись из той же переполняющей европейца магмы: наблюдая ужасы холокоста, он тем не менее слушает Баха... Может ли литератор так глубоко проникнуть в кошмар истории? Ответы на эти вопросы следует искать в романе, который хочется охарактеризовать именно так: «кошмар истории», «исторический бред». Но Литтелл — не Антонен Арто, и бред для него — не способ самовыражения. Кроме того, Литтелл не пишет в жанре, который у русских и американцев называется размытым термином «non-fiction»; хотя сразу же бросается в глаза, что автор перелопатил горы этого самого нон-фикшена, от мемуаров Геринга до «Сталинграда» Гроссмана... Рассказывающий о своих бесчинствах доктор Ауэ после войны осел во Франции, обуржуазился, и жившая в его существе кровожадность несколько схлынула — остался лишь маленький ручеек. Превратившись в безликого обывателя, оберштурмфюрер, подобно рассказчику в «Лолите», не без наслаждения повествует о своих гнусностях — правда, не перед судом присяжных: процесса не будет, не будет отмщения, может, и следов-то никаких не останется, помимо его девятисотстраничных излияний.
Жорж Нива

Гроссман Василий Семёнович, настоящее имя - Гроссман Иосиф Соломонович (1905 - 1964), прозаик, драматург.

Родился в Бердичеве в семье химика, что определило выбор его профессии: он поступил на физико-математический факультет Московского университета, окончив его в 1929. До 1932 работал в Донбассе инженером-химиком, затем стал активно сотрудничать в журнале Литературный Донбасс: в 1934 появилась его первая повесть «Глюкауф» (из жизни советских шахтеров), потом рассказ «В городе Бердичеве».

Максим Горький обратил внимание на молодого автора, поддержал его, напечатав «Глюкауф» в новой редакции в альманахе «Год XVII» (1934). Гроссман переезжает в Москву, становится профессиональным писателем.

Перед войной был опубликован первый роман писателя «Степан Кольчугин» (1937 - 40).

Во время Отечественной войны Василий Гроссман был корреспондентом газеты «Красная звезда», пройдя вместе с армией путь до Берлина, опубликовал серию очерков. В 1942 в "Красной звезде" была напечатана повесть «Народ бессмертен», которая считалась одним из самых удачных произведений о событиях войны. Во время битвы под Сталинградом находился на Сталинградском фронте. На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка «Направление главного удара».

Пьеса «Если верить пифагорейцам», написанная до войны и опубликованная в 1946, вызвала резкую критику.

С 1946 по 1959 год Гроссман работал над дилогией «За правое дело» и «Жизнь и судьба».

Эпический роман «За правое дело» (1952) был подвернут разгромной критике в партийной печати. Гроссман вынужден был переработать роман. Но уже на Втором съезде Союза писателей СССР в 1954 году (после смерти Сталина) Александр Фадеев признал, что его критика романа как «идеологически вредного» была несправедливой.

В соавторстве с Ильёй Эринбургом издал «Чёрную книгу» - сборник свидетельств и документов о холокосте.

Роман «Жизнь и судьба», над которым писатель работал с 1950 года, – имел антисталинский характер. После того, как Вадим Кожевников сообщил о романе в КГБ, один экземпляр рукописи был конфискован в результате обыска КГБ у писателя в 1961.

Повесть Гроссмана, которую он писал параллельно с 1955 – «Всё течёт» – была конфискована тогда же, но Гроссман всё же завершил ее вариант в 1963.

Василий Гроссман умер в 14 сентября 1964 в Москве.

Припомнив в одной из бесед повесть Василия Гроссмана «Всё течёт», Шафаревич выделил в ней три основных русофобских вывода Гроссмана о том, что из себя представляет, по его мнению, русская нация:

«Первое: русские на всем протяжении своей истории и на всех просторах своей страны были рабами, а Россия - рассадником рабства. Русская душа - это душа раба. Второе: элементы свободы проникли в Россию лишь вместе с появившимися с Запада иностранцами. На их свободу, независимость и чувство собственного достоинства русские взирали с завистью и недоумением. Третье: русская рабская душа, как самый сильный спиртовой раствор, который растворяет все элементы свободы, уничтожила, перемолола революцию. И снова вернулась в своё рабское состояние».

Академик И.Р. Шафаревич в своей работе «Русофобия» присвил русофобам наименование «малый народ», позаимствовав это определение у французского историка конца XIX – начала XX веков Огюста Кошена:
«Один из самых интересных исследователей французской революции (как по свежести его идей, так и по его удивительной эрудиции) Огюстен Кошен в своих работах обратил особое внимание на некий социальный, или духовный, слой, который он назвал «Малым Народом». По его мнению, решающую роль во Французской революции играл круг людей, сложившийся в философских обществах и академиях, масонских ложах, клубах и секциях. Специфика этого круга заключалась в том, что он жил в своём собственном интеллектуальном и духовном мире: «Малый Народ» среди «Большого Народа». Можно было бы сказать — АНТИНАРОД среди народа, так как мировоззрение первого строилось по принципу ОБРАЩЕНИЯ мировоззрения второго. Именно здесь вырабатывался необходимый для переворота тип человека, которому было враждебно и отвратительно то, что составляло корни нации, её духовный костяк: католическая вера, дворянская честь, верность королю, гордость своей историей, привязанность к особенностям и привилегиям родной провинции, своего сословия или гильдии. Общества, объединявшие представителей «Малого Народа», создавали для своих членов как бы искусственный мир, в котором полностью протекала их жизнь».

Марк Твен в статье «Мы – англосаксы» (1906г.) приводит вызвавшее бурные аплодисменты высказывание одного отставного военного, председательствующего на банкете в клубе «Дальние Концы Земли»:

«Мы англосаксы, а когда англосаксу что-нибудь нужно, он идет и берёт».

Когда на земле буров были обнаружены крупнейшие в мире месторождения алмазов, а затем богатейшие в золотоносные месторождения, англичане поняли, что буры, как писал один из русофобов – «тупиковая ветвь, неспособная к самостоятельному реформированию и развитию» и пожаловали на землю буров, чтобы «брать».

Война, в конце концов, приобрела характер народной, партизанской. В ответ англичане повсеместно применяли тактику выжженной земли – сжигали дома и фермы буров, угоняли скот, уничтожали посевы и отравляли колодцы. Оставшихся без средств к существованию мирных жителей, в основном пожилых, женщин и детей, сгоняли в концентрационные лагеря. По мнению историков, в них содержалось от 100 до 200 тысяч человек (200 тысяч – это примерно половина населения бурских республик!), более 26 тысяч из них умерли в лагерях от голода и болезней (умерло 50% детей в возрасте до 16 лет, и 70% - в возрасте до 8 лет).

К сожалению, создатель образа сыщика Шерлока Холмса и автор многих интересных романов сэр Артур Конан Дойл в своей пропагандистской книге о войне с бурами с умилением писал, что «британский солдат», уничтожая мирное население, «воевал за цивилизацию, прогресс и равные права для всех людей».

Расчёт англичан оправдался: чтобы спасти умирающих в «Местах Спасения» женщин и детей, буры капитулировали и сложили оружие. Республика Трансвааль и Оранжевая республики с их золотом и алмазами были аннексированы Британией.

Всё познаётся в сравнении. Сравним отношение англосаксов и русских к коренному населению Северной Америки:
«Двести лет назад Россия построила в Калифорнии форт Росс, в котором наши соотечественники спасли местное население от испанских колонизаторов. Потомки индейского племени Котайя такое не забывают.
В XIX в. русские приютили у себя в форте индейцев. Между индейцами и русскими военных столкновений никогда не было. Русским не хватало рабочих рук, и индейцев нанимали, расплачивались одеждой, едой. Многие индейцы приняли христианство и хорошо знали русский язык. Детей от смешанных браков, самых талантливых, посылали учиться в Петербург. Потомки котаев называют русских единственными белыми, которые без оружия в руках познакомили их с европейской цивилизацией.
За 200 лет существования Америки из 2200 племён осталось 500; было 20 миллионов с лишним, осталось 800 тысяч. В некоторых племенах осталось 10-15 человек. Земли в резервациях худшие, везде камни. В России не уничтожен ни один народ.
Каждый десятый индеец умирает от голода. У индейцев, как у чукчей, отсутствует в организме фермент, расщепляющий алкоголь. Алкоголь колонизаторы использовали как биологическое оружие. Индейцев, которые отказывались пить и не подписывали договоров, американцы выселяли силой, а жилища сжигали».
Фильм «За что индейцы благодарят руссов».

...

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ БЫЛ ЧЕТВЕРГОМ

Если внимательно посмотреть на сцены погони у Литтелла, то они практически идентичны, с заменой некоторых слов и метафор, на политический детектив Честертона о человеке, который был Четвергом.

ЭДМОНДУ КЛЕРИХЬЮ БЕНТЛИ

Клубились тучи, ветер выл,
и мир дышал распадом
В те дни, когда мы вышли в путь
с неомраченным взглядом.
Наука славила свой нуль,
искусством правил бред;
Лишь мы смеялись, как могли,
по молодости лет.
Уродливый пороков бал
нас окружал тогда –
Распутство без веселья
и трусость без стыда.
Казался проблеском во тьме
лишь Уистлера вихор,
Мужчины, как берет с пером,
носили свой позор.
Как осень, чахла жизнь, а смерть
жужжала, как комар;
Воистину был этот мир
непоправимо стар.
Они сумели исказить
и самый скромный грех,
Честь оказалась не в чести, –
но, к счастью, не для всех.
Пусть были мы глупы, слабы
перед напором тьмы –
Но черному Ваалу
не поклонились мы,
Ребячеством увлечены,
мы строили с тобой
Валы и башни из песка,
чтоб задержать прибой.
Мы скоморошили вовсю
и, видно, неспроста:
Когда молчат колокола,
звенит колпак шута.


Но мы сражались не одни,
подняв на башне флаг,
Гиганты брезжили меж туч
и разгоняли мрак.
Я вновь беру заветный том,
я слышу дальний зов,
Летящий с Поманока
бурливых берегов;
«Зелёная гвоздика»
увяла вмиг, увы! –
Когда пронесся ураган
над листьями травы;
И благодатно и свежо,
как в дождь синичья трель,
Песнь Тузиталы разнеслась
за тридевять земель.
Так в сумерках синичья трель
звенит издалека,
В которой правда и мечта,
отрада и тоска.
Мы были юны, и Господь
еще сподобил нас
Узреть Республики триумф
и обновленья час,
И обретенный Град Души,
в котором рабства нет, –
Блаженны те, что в темноте
уверовали в свет.


То повесть миновавших дней;
лишь ты поймешь один,
Какой зиял пред нами ад,
таивший яд и сплин,
Каких он идолов рождал,
давно разбитых в прах,
Какие дьяволы на нас
нагнать хотели страх.
Кто это знает, как не ты,
кто так меня поймет?
Горяч был наших споров пыл,
тяжел сомнений гнет.
Сомненья гнали нас во тьму
по улицам ночным;
И лишь с рассветом в головах
рассеивался дым.
Мы, слава Богу, наконец
пришли к простым вещам,
Пустили корни – и стареть
уже не страшно нам.
Есть вера в жизни, есть семья,
привычные труды;
Нам есть о чем потолковать,
но спорить нет нужды.

«Человек, который был Четвергом» (англ. The Man Who Was Thursday) — философский роман Г. К. Честертона, изданный в 1908 году с подзаголовком «Ночной кошмар» (англ. A Nightmare).

Гэбриел Сайм, агент тайной сыскной полиции, знакомится с поэтом-анархистом Люцианом Грегори и спорит с ним о предназначении поэзии. Грегори утверждает, что поэзия есть орудие революции. Сайм не верит в то, что Грегори серьёзен в своих анархистских убеждениях. Раздражённый Грегори, желая доказать ему обратное, тайно приводит его в подпольное убежище группировки... Там планируются выборы одного из семи членов Центрального Европейского Совета анархистов. Грегори рассказывает, что имена членов Совета скрываются — им даются прозвища по названиям дней недели. Главарём Совета является некто, называющий себя Воскресеньем, а выбирать анархисты собираются Четверга — так как предыдущий Четверг скоропостижно умер, отравившись.

Грегори надеется стать Четвергом, но его речь на выборах встречает провал. Сайм, чтобы заняться шпионажем в самом командовании анархистской группировки, притворяется анархистом, произносит блестящую речь, и его выбирают в Совет.

В Совете Сайм видит шестерых жутких для него людей, из которых самый страшный — благодушный с виду загадочный Воскресенье... По мере того, как назначенный для акции день приближается, Сайм постепенно выясняет, что на самом деле все члены Совета, кроме Воскресенья, — такие же, как он, сыщики, каждый из которых, как и Сайм, считает остальных анархистами.

Объединив силы, сыщики стараются выпытать у Воскресенья, кто он вообще такой и зачем он собрал их в Совет. Это им не вполне удаётся: они только осознают, что Воскресенье тоже не анархист, а служит добру и правосудию, как и они сами.

К бывшему Совету анархистов приходит подлинный анархист — Люциан Грегори. Он обвиняет его членов в том, что они властвуют, находятся в безопасности и не знают страданий. Но Сайм отражает его нападки, рассказав о тех мучениях, которые сыщики испытали, когда каждый из них считал себя одиноким среди преступников. Тогда же он понимает, что Воскресенье специально провёл их через страдания, чтобы они могли опровергнуть обвинения зла в том, что никогда не страдали.

Сайм спрашивает Воскресенье, страдал ли тот когда-нибудь. Воскресенье громовым голосом произносит фразу, сказанную Христом в Евангелии: «Можете ли вы пить чашу, которую Я пью?» (Мф. 20:22). Сайм неожиданно падает в обморок, а, очнувшись, обнаруживает, что гуляет в парке и мирно беседует с Грегори. На этом его сон и завершается.

Персонажи.

Гэбриел Сайм («Четверг») — главный герой романа, поэт и философ, переживший трудное детство, неожиданно принятый на работу в полицию. Под видом динамитчика поступил в Центральный Европейский Совет анархистов. Открыто говорил приятелям (в частности, Грегори) о своей неприязни к анархистам, поэтому Грегори и не подозревал, что Сайм действительно служит в отделе полиции против динамитчиков. Сайм обладает удивительной интуицией и является неисправимым оптимистом.

Воскресенье — глава Совета анархистов, собравший всех сыщиков, оплот добра, чтобы дать отпор Грегори — олицетворению зла. Сайму Воскресенье казался страшным гигантом, под которым едва не проваливался балкон, а лицо Воскресенья напоминало ему маску Агамемнона, на которую Сайм боялся смотреть в детстве. Так со всей очевидностью и не открылось, кто же всё-таки такой Воскресенье. Сыщики пришли к тому выводу, что это точно не человек. Воскресенье практически никогда не выражал гнева и ярости — напротив, он был всегда приветлив и часто шутил; именно поэтому он казался сыщикам ещё более ужасным. В конце романа выясняется, что Воскресенье был тем самым начальником полиции, который принял на работу всех членов Совета Дней Недели.

...

СТАЛИНГРАДСКАЯ БИТВА

Совершенно неверно, с огромными искажениями исторической правды показаны Литтеллом картины и хронология Сталинградской битвы.
Автор этих строк, для достоверного изображения этого невиданного в истории военного противостояния, завершившегося победой советских войск и сокрушительным ударом по Вермахту, отталкивается, прежде всего, от исследования академика А.М. Самсонова "Сталинградская битва" (Москва, 1982 год), выпущенного к 40-летию бессмертной победы на Волге.
Эта книга есть в коллекции моих книг о Второй мировой войне.

Автор этих строк, для достоверного изображения этого невиданного в истории военного противостояния, завершившегося победой советских войск и сокрушительным ударом по Вермахту, отталкивается, прежде всего, от исследования академика А.М. Самсонова "Сталинградская битва" (Москва, 1982 год), выпущенного к 40-летию бессмертной победы на Волге.
Эта книга есть в коллекции моих книг о Второй мировой войне.
Предоставим слово уважаемому академику Самсонову. Пересказать всю монографию на этих страницах невозможно, поэмоу останавлюсь на узловых, как мне представляется, моментах истины на фоне проводимого мной филологического расследования.
На планете Земля есть города, судьбы которых оставили заметный след в истории. К ним относится и старинный русский город Волгоград (ранее Царицын, Сталинград) , где в XVII и XVIII вв. восставшие низы выступали под антикрепостническими знамёнами Степана Разина и Емельяна Пугачёва. В современную нам эпоху здесь, на русской земле, советские люди дважды с оружием в руках отстаивали завоевания Великого Октября.
...
Битва на Волге началась упорной обороной советских войск на дальних подступах к городу. Постепенно в сражзение вступали всё новые силы и средства, они развёртывались на огромном пространстве, при участии в нём сотен дивизий и и отдельных частей, тысяч самолётов, танков и орудий. Используя своё численное превосходство, враг прорвался к Волге, ожесточённые бои развернулись на территории города, но овладеть им враг не смог. Его наступательный порыв был сломлен. Поздней осенью 1942 г. советские войска, опираясь на поддержку всей страны, перешли в контрнаступление. Крупнейшая ударная группировка вражеских войск была окружена и уничтожена. Гитлеровский вермахт понёс тяжёлое поражение.

Сталинградская битва отличалась грандиозными масштабами и невероятно высоким накалом борьбы. В её ходе советские воины проявили высочайшую стойкость, самопожертвование, боевое мастерство.

Четверть века спустя тех памятных событий в Сталинграде проходило торжественное открытие памятника-ансамбля героям Сталинградской битвы.

...

Даже для людей, одурманенных нацистской пропагандой, колокольный звон общегосударственного траура, официально объявленного Гитлером в феврале 1943 г., прозвучал предвестником поражения. День траура фашистской Германии стал днём надежды для всех антифашистов мира, в том числе и для немецких антифашистов.

Битва на Волге стала достоянием истории.Ей посвящена обширная и всё растущая литература -исторические исследования, мемуары, публикации документов. Восстанавливаются драгоценные для народной памяти картины титанической борьбы, получившей имя великой русской реки и исторического русского города.

Масштабы мирового конфликта продолжали расти. 7 декабря 1941 г. Япония напала на флот США в Пёрл-Харборе и на британские владения в Тихом океане. Англия и США объявили войну Японии, через несколько дней после этого Германия и Италия объявили войну Соединённым Штатам. Вступление США во вторую мировую войну произошло в условиях, когда главные силы фашистской Германии были скованы напояжённой борьбой на Восточном фронте, а Япония продолжала держать миллионную армию у дальневосточных границ СССР.

...
Победа над главным участником фашистского блока - гитлеровской Германией - могла быть завоёвана только на Европейском континенте.

...
В мае 1942 г. министерство юстиции США только за одну неделю выявило не более не менее как162 картельных соглашения между германским концерном "И.Г. Фарбениндустри" и различными американскими предприятиями.
Эти соглашения касались производства химикалий, каучука, магния, цинка, алюминия и многих других видов стратегического сырья.
...

Военная обстановка летом 1942 г. была тем более неблагоприятная для Советского Союза, что на Дальнем Востоке положение оставалось напряжённым. Японские империалисты под влиянием развития военных действий под Москвой не решилось напасть на Советскую страну сенью 1941 г., как они вначале рассчитывали, но своих агрессивных замыслов против СССР не оставляли. Японское правительство, вопреки провозглашённому им нейтралитету, продолжало проводить враждебную СССР политику, задерживая и топя советские суда, увеличивая силы Квантунской армии в Маньчжурии и готовясь к нападению на Советский Союз.
...

Всё это заставляло Советское Верховное Главнокомандование держать значительные силы для охраны южных и дальневосточных границ страны.