Глава пятнадцатая. Навязчивая идея..

ЛИХОЛЕТЬЕ. Книга третья.
Глава пятнадцатая. Навязчивая идея.

 По возвращении Олега из армии на всю их большую семью обрушилась лавина непреодолимых несчастий. Не только лишь развод Сергея, а прежде всего, смерть отца, через полтора года мамы.
 Олег глубоко переживал уход своих родителей, искренне сочувствовал среднему своему брату Сергею, понимая, что сейчас ему вдвойне тяжело и сожалел, что не всё так гладко в жизни старшего брата Аркадия, который до сих пор не смог обзавестись своей новой семьёй. 
 Печалился Олег ещё и тому, что не всё ладно стало в семейных отношениях сестры Веры с Вадимом. Вадим всё также продолжал пропадать в своих командировках, всё реже и реже бывать дома в выходные дни.
 Но вот о собственной своей судьбе с Машей Олег совершенно не задумывался. Пока что было в ней всё хорошо и нормально, так что он был вполне доволен своей семейной жизнью, хотя и здесь у него были кое-какие тоже шероховатости. Правда, едва заметные.
 Потому он и не обращал на них внимания, любуясь только лишь своей женой Машей и глядя на подрастающего своего сына Рому, которому в августе 1982 исполнилось три года.
 Прекрасный у них рос малыш, Олегу и Маше на радость, подвижный и бойкий. Однако же, все их общие несчастья в большой их семье его печали. Они нанизывались одно на другое, не давая никому передышки, сказывались на его настроении и самочувствии.
 Так что все они, эти несчастья в их большой семье, не могли пройти мимо каждого из в них и не оставить в каждом следа. В том числе, пройти мимо и самого Олега.
 Он переживал за каждого из них в их большой семье, потому и чувствовал некий дискомфорт в жизни не только глядя на них, но, особенно, после смерти отца и большую ещё печаль после ухода мамы.
 Без Тамары Васильевны их родовое гнездо словно бы осиротело. Во всём было в нём что-то не так да не этак, что сковывало их сердца и убивало радость. Но что это "что-то" Олег пока ещё не успел понять, а только лишь ощущал каким-то своим, едва заметным, внутренним печальным волнением и напряжением.
 Да, он был тогда ещё молод, юн да неопытен, хотя и отслужил свою срочную службу в два года. Ему, казалось, что теперь жизнь вся у него впереди и должна быть обязательно прекрасной и радостной. А тут-то вот и случилась смерть родителей.  Это несчастье отнимало у него слишком много физических и душевных сил, что ему не нравилось.
 Хотя, Олег старался не поддаваться своему этому унынию, пытался всех в большой их семье приободрить, помогать всем во всех их домашних делах по сохранению родового гнезда. Братья и сестра Гончаровы, конечно же, с большим трудом переживали постигшие их большое семью горе - смерть мамы.
 Не стало у них здесь теперь центра притяжения, объединяющего их всех в единую дружную семью. Тамара Васильевна, своей материнской любовью, сплачивала всех её детей вокруг их родового гнезда. И только лишь память о ней, маме, о счастливой их здесь жизни, тянула их всех сюда, в их Крапивенку. Им было здесь хорошо.
 Каждодневно и ежечасно. И не только это одно тянул их сюда. А прежде всего, взаимная их любовь друг к другу, беспокойство за каждого из них. И это их всех здесь объединяло.
 Так уж их воспитали родители. Ноги сами несли сюда и Олега, как и всех его братьев, несли к сестре. Ибо это было теперь самым дорогим местом для них на земле, где всё напоминало им об их юности и родителях.
 Братья старались не только сохранить эту память, сохранить всё как было при родителях, но ещё и приумножать имеющеюся красоту. Сделать всё так на участке, как было при родителях, но только чтобы было всё более красивым и уютным. Доделать то, что они не успели сделать вместе с родителями. О чём они только лишь мечтали.
  Место Семёна Савельевича за обеденным столом теперь занял прочно Аркадий. А в работе и в инициативе впереди был Сергей. Но никто на это не обращал внимания. Жизнь продолжалась, как и при родителях. Олег жил теперь отдельно в городе у своей жены и тёщи. И это не позволяло ему более плотно заниматься работой по дальнейшему благоустройству их родового гнезда.
 Так что основная часть здешних дел ложилась теперь лишь на Сергею и Веру. Но без отца с мамой Сергею с сестрой стало намного сложнее справляться с работами по дому, так как Аркадий старался полностью посвятить себя только творчеству, а у Олега было немало обязанностей в своей семье.
 Он не всегда мог вырваться на помощь Сергею и Вере. Зять же, Вадим, появлялся в доме теперь не в каждые свои выходные дни. Вскоре, все обязанности мамы по дому полностью перешли к Вере. Сергей всё больше занимался отцовскими делами по ремонту и дальнейшему благоустройством вокруг дома, во дворе дворе и в подсобных строениях.
  И при жизни мамы большей частью домашние хлопоты: стирка, мытьё, готовка лежали также на Вере. Мама была больна, хотя по силам своих возможностей она старалась выполнять мелкую домашнюю работу.
 Умирая, Тамара Васильевна, сидела на кровати в спальне Веры и положив ей на плечо голову, слабеющим голосом, давала ей на ухо последние свои наказы: 
 - Остаёшься, дочка, теперь ты за меня одна в доме. Ты же женщина, остальные у нас мужики. Они же ведь, знаешь, как дети. За ними уход, да пригляд нужен. Да и ещё на тебе твои дети, мои малые внуки. Привечай всех здесь каждого, особенно, кому будет трудно в жизни. Пусть здесь каждый найдёт себе в тебе опору.
 - Не волнуйся, мама, о чём ты говоришь? Не смей даже так думать об этом!Ты ещё поживёшь с нами. Ты нам всем очень нужна.
  А у самой у Веры на глаза накатывались слёзы. Но она старалась не показать маме своей слабости, хотя чувствовала, что эти есть последние мгновения её жизни. Так что этот материнский наказ для Веры теперь стал не только пророческим, а и самым последним её повелением. Нарушить которое она никак не могла. Перед Богом и людьми.
 Вера и до того всё стирала, мыла, готовила здесь не только на свою семью, но и на маму, Аркадия, да ещё на его сына Юру, когда тот находился у них в Крапивенке. На того же Сергея, когда был он холостым, да и женатым тоже, когда Людмила уезжала надолго в свои Медуны.
 А вот теперь он окончательно перебрался к ним, оставшись без своей семьи. Братья любили свою сестру и старались ей помогать во всех её домашних делах. Конечно же, по мере своих мужских возможностей и способностей. И не только в саду-огороде, но и в доме.
 Таким образом, они старались и стремились все вместе дружно преодолеть их общее горе, потерю своих родителей. И потому их большая семья, казалось, оставалась по-прежнему крепкой и дружной.
 По сути дела, это так и было. Центром её притяжения становилась теперь Вера, вместо мамы. Но ещё крепче скрепляла их память об их родителях.
 Вере было нелегко, но она не роптала. Она тоже любила своих братьев, жалела и желала им счастья, видя неполадки в их жизни. Саму же Веру, в её личной жизни с Вадимом, давно уже огорчало всё растущее между ними напряжение в их отношениях. 
 Но оно пока открыто не проявлялось. Просто Вадим стал слишком уж нервным и вспыльчивым. Его не стало устраивать забота Веры о своих братьях. Это она понимала, но не могла поступать иначе по отношению к своим братьям.
 Потихоньку они ссорились между собой, не показывая это никому, скрывая причины своих натянутых отношений. Открыто выступать против сложившегося положения в их большой семье Вадим пока не решался. Желая, видимо, сохранить свою семью и свои добрые отношения с её братьями.
 Все три брата Гончаровых об этом даже и не догадывались. Считая Вадима своим, почти что братом, за тринадцать лет совместной жизни. Сидели столько лет они вместе за одним столом, пили, ели, вместе трудились над созданием их "родового гнезда".
 Лишь только один Олег, как-то подспудно, изнутри, чувствовал растущее между ними напряжение. Не только внутри семьи Веры, но и в их большой семьи тоже. Но только Олег одного никак не мог понять: отчего же это всё происходит? И своими ощущениями он не торопился с кем-либо в семье поделится, боясь накликать ещё большую беду.
  Он тоже считал Вадима своим старшим братом. Таким он стал для него за все годы совместной их жизни в большой их семье. Ведь когда Вадим вошёл в их дом, то Олегу было всего около десяти лет.
 Вера с Вадимом, возможно, тоже ожидали не столько каких-то позитивных изменений в своих отношениях, но хотя бы нормальных. Им не хотелось. чтобы у них было, как в жизнях Аркадия с Сергеем.
 Они ожидали того, что два старших брата вдруг женятся и обретут свои семьи. Таким образом, покинут их "родовое гнездо". В нём тогда станет свободнее, так что и у них всё изменится в лучшую сторону. Не станет причины для разлада.
 Ждал этого и Олег, жалея свою сестру. Он старался, как мог, облегчить её участь, успокоить её, явно начинал понимать откуда ветер дует. Откуда идёт недовольство Вадима.
 Но перемен пока никаких в жизни двух старших братьев не наблюдалось. Вера поступить иначе не могла, как только ждать. Оставить всех своих братьев без присмотра и заботы она никак не могла. В том числе, и Олега. Несмотря на то, что он был женат и жил отдельно. Она теперь без их внимания и заботы тоже не могла существовать.
 Не только потому, что был таков наказ матери: не бросать своих братьев в беде и в радости, а ещё и потому, что она тоже любила их всех троих и было ей их очень жаль.
 Как, точно также, ей было жаль своего мужа. Она тоже любила Вадима и не хотела терять. Вера разрывалась между мужем и братьями.
 Вот перед такой неразрешимой дилеммой поставила её жизнь. Ещё заботливей она старалась относиться к Вадиму, пытаясь найти хоть какой-то компромисс в этой сложной для неё ситуации.
 Она надеялась на то, что недовольство Вадима пройдёт, он поутихнет и всё скоро станет на свои места. Всё образуется. И они опять все вместе будут жить дружно, как прежде, в полном согласии.
 Однако, Аркадий, как казалось Олегу, даже и не пытался обзавестись своей новой  семьёй. Или, может быть, это у него не получалось? Или же он не мог забыть свою прежнюю семейную жизнь? Вот этого Олег не знал, а открыто спросить у своего старшего брата стеснялся, боясь его обидеть.
 Аркадий, казалось, совсем отключился от реальной жизни и с головой ушёл в своё творчество. Оно заменяло ему всё: семью и все другие жизненные интересы. Да он, видимо, и потерял всякий интерес к созданию собственной семьи, страдая по своему единственному сыну Юре, которому в то время шёл уже шестнадцатый год.
 А может быть, действительно, никак он не мог забыть свою жену Марину, хотя сразу же выходил из себя, когда кто-то вслух, в его присутствии, называли её имя? Не мог он просто слышать этого имени и терпеть. Такое тоже бывало. И все старались его этим не раздражать.
 Девять лет он живёт уже холостяком в их родительском доме, оставив бывшей жене с сыном свою двухкомнатную квартиру, а ныне особой активности не проявляет в отношении женщин.
 Хотя, они обращают на него внимание. Интересуясь его жизнью. Не раз спрашивали о нём в типографии у Сергея, с явным желанием познакомиться. Но Сергей уклонялся от этаких разговоров, понимая, что Аркадию сегодня с этим просто не подходи.
 Теперь Аркадий постоянно пропадает в своей в художественной школе, в лесах на пленэрах, в мастерской, участвует во всех выставках-вернисажах, где тоже бывает немало хорошеньких женщин, повторно желающих создать семью. Но он на них ноль внимания, хотя и не избегает общения с ними.
 Пока Аркадий усердно занимался творчеством, да искусством, Марина, не мешкая, поменяла бывшую их квартиру в Крутом Яру на Москву, так что Юра теперь всё лето  находится рядом с ним в их родовом гнезде, пока не наступит время идти ему в школу.
 Аркадий мечтает сделать из него художника. А стоит ли Юре повторять его судьбу? Пусть в этом деле у сына и есть какие-то определённые успехи, несмотря на то, что к рисованию он особого интереса не выказывает. Только лишь под давлением своего отца.
 Но ведь всякое может быть. И в нём могут вдруг открыться особые способности, сработать в нём отцовские гены. С возрастом вдруг он сможет проявить неординарные способности и в нём раскроется настоящий художник? В это Аркадий свято верил и повторял без конца слова, вроде бы, Репина: "В моём таланте один процент гения и девяносто девять процентов потения". Принуждая Юру к терпению и труду.
 "Дай Бог",- думалось им всем в большой семье, желая Аркадию и его сыну счастья. Печалило их то, что также ревностно он не относился к своему племяннику Егорке,который явно интересовался рисованием, А Аркадий считал, что он отвлекает Юру от занятий. Было бы неплохо, если бы они вместе рисовали и им было бы заниматься интереснее. Но возражать Аркадию никто не рисковал, понимая в каком он находится ныне душевном расстройстве.
  Сергей в вопросе обретения своей новой семьи тоже пока что особой активности не проявлял. После работы занимался дальнейшем обустройством их "родового гнезда". Ушёл в эту тему с головой, строя всякие дальнейшие планы и прожекты.
 Он стремился этот участок в восемь соток превратить в произведение искусства, подобное усадьбе Поленова на Оке.
 Однажды, ещё будучи в пионерском лагере "Алексин-бор", их первый отряд привезли на катере сюда на экскурсию. И он сделал точно такие же столбики при входе в калитку. В остальном были только прожекты, но в них было не хуже, чем у Поленова.
 И здесь ему первым помощником, не только в фантазиях, всегда был Егорка. При всех его делах он рядом с Сергеем. Но и без Олега они тоже никак здесь не обходились.
 Несмотря на недовольство жены Маши, которая ещё при жизни Тамары Васильевны, не давала Олегу покоя с приобретением земельного участка под строительство их собственной отдельной дачи. И Олег тоже задумал по собственному проекту построить красивую дачу и облагородить дачный участок.
 Так что теперь пришла пора и старшим братьям помогать младшему. С подачи его тёщи, Раисы Захаровны, работавшей в Управлении тульского участка московской железной дороги, Олег приобретает землю в будущем их дачном садовом товариществе.
 Вернее, приобрела тёща. В районе деревни Сумароково, что довольно далеко на юг от Тулы. Теперь Олег был занят ею. Несмотря на всю свою любовь к Вере и её сыну Егорке, он всё реже и реже появлялся в Крапивенке.
 Также, несмотря на всю свою любовь к жене и сыну, как утверждал Вадим, он тоже всё реже и реже стал появлялся в Крапивенке. Никаких видимых размолвок и ссор между ними никогда не наблюдалось. И сейчас этого тоже не было видно. Но что-то между ними всё-таки происходило, невидимое глазу. В том числе и всем находящимся в "родовом гнезде".
 Вот это "что-то", именно, невидимое, ещё более тревожило саму Веру. Как и Тамару Васильевну, пока она ещё была жива. Она прямо говорила, что Вадиму давно пора бы бросать все свои командировки и находиться после работы дома. И зять обещал над этим подумать.
 Впрочем, об этом ему все твердили в "родовом гнезде" с первых дней его появления ещё в коммунальной старой их квартире. В том числе, ещё и покойный Семён Савельевич. Не раз он это обещал и братьям Веры, устроиться работать на комбинат или же на стройку к Олегу.
 Но всё оставалось по-прежнему. Вадим не менял свою работу и всё реже находился в Крапивенке. Братья тоже считали такую его работу ненормальной для семейной жизни, но перечить ему в том не могли. "Он сам знает, где ему лучше работать и как ему жить с Верой,- говорили они между собой,- в этом ведь ему никто не указ!".
 Тамара Васильевна, в таких случаях, только махала рукой и уходила по своим делам. Вере же Вадим говорил, что ему на его работе хорошо платят, ещё и неплохие всегда имеются командировочные, так что ими пренебрегать, такой хорошо оплачиваемой работой, нельзя. И это было тоже правдой.
 Вера смирялась с его командировками, добросовестно продолжала выполнять свои обязанности перед ним, своими родителями и братьями. А теперь-то отца и мамы уже и нет.
 И некому теперь Вере печалиться, кроме как своим трём братьям. Но разве всё это им расскажешь? Может, только лишь своему младшему брату Олегу? Они с детства с ним были особенно близки. Олег всегда находил для неё утешительное слово, чем-то пытаясь помочь, сделать какой-нибудь подарок. Пусть небольшой, но от души. В доме его всегда ждали.
 И вот сегодня тоже. Но сейчас-то, чем он сможет помочь? Одно лишь у Веры утешение - это надежда, что сама жизнь всё подскажет и всё расставит по своим местам. И потому ей нужно сегодня только лишь хорошее терпение и время.
 И она терпела. Стараясь угодить мужу и братьям. Без Тамары Васильевны всем им в доме стало жить значительно тяжелее. Не к кому было им обратиться за советом и  помощью, за словом утешения.
 Впрочем, когда мама была ещё жива, то Олег, самый младший её сын, был не только для неё, а и для всех них в доме отрадой, радостью и утешением. Никогда он не скулил, не жаловался на судьбу. Всё было у него хорошо да ладно. Глядя на него и всем им становилось жить легче.
 Олег всегда шутил и смеялся. Когда у кого-то из них было плохо на душе, то он умел поднять настроение. И оно у всех обязательно восстанавливалось. Вот за это его все и любили. 
 И он, понимая это, старался тоже, хоть ненадолго, чаще их навещать. Потому Олег и старался всегда быть здесь оптимистически настроенным, казаться всем весёлым в любых жизненных ситуациях и обстоятельствах. Но в нынешних временах у него это не очень-то получалось.
 Но всё равно, без него им было в доме нехорошо. Как солнышко весной, его всегда ждали в их родовом гнезде. Вот и сегодня все они с нетерпением ждали его приезда.
 Вера всё чаще и чаще выглядывала в окно: не тарахтит ли там вдалеке его "Запорожец"? Ещё до армии Олег сагитировал всех своих братьев, сестру и родителей, купить, один на всех не новый, но в хорошем состоянии, автомобиль.
 Пусть небольшой и недорогой. И это стало для них ещё одной общей мечтой. Но тогда этого у них, пять лет назад, не случилось? До призыва Олега в армию, осенью 1977 года. "Москвич-401" они тогда так и не купили. Хотя и договорённость с владельцем была и деньги тоже были.
 То ли хозяин передумал им продавать, продал его или же подарил кому-то из своих родственников, то ли вообще решил он его не продавать? Жалко стало, возможно, расставаться.
 Хотя Сергей с Олегом уже начали строить для него гараж. Залили фундамент, начали возводить стены. Когда Олега призвали в армию, то они уже без него возвели стены окончательно и надстроили над ними ещё высокую, в виде трапеции, крышу.
 Где у них получилась неплохая летняя комната. Теперь тот гараж занял под свою домашнюю мастерскую Аркадий. Так что, вернувшись из армии конце августа 1980 года и похоронив отца, Олег сразу же и приступил к выполнению своей заветной мечты.
 Сагитировал опять двух братьев, которых активно стала поддерживать сестра Вера, да и сама мама, Тамара Васильевна, когда ещё была жива, считавшая тоже, что в их большой семье должен быть обязательно у кого-то автомобиль.
 Особенно, в сегодняшней ситуации, когда после потери их отца-кормильца это стало просто насущной необходимостью. Аркадий к этой идеи относился сдержанно, но и не возражал. Все посчитали это его согласием.
 Эта новая идея Олега, ставшая общей, отвлекала их всех, в какой-то степени, от печальных траурных мыслей, после похорон отца, болезни мамы, от плохого настроения и переживаний.
 Появилась у них теперь, такая вот необычная цель-мечта, ставшая общей, стимул к дальнейшему продолжению жизни. Она теперь занимала все их мысли. Аркадий по этому поводу вначале отмалчивался. Особенной радости не проявлял. Его интересовало в то время только лишь одно: развитие своего личного творчества, да ещё единственный сын Юра.
 Но всё-таки, подсознательно, он тоже имел такую подсознательную мечту, в которой он даже себе и не признавался, использовать, вот этакое их будущее приобретение для своих поездок на этюды. Потому, как понял это сейчас Сергей, он особенно-то и не возражал.
 Это мероприятие материально вначале его не касалось. Всё это было пока за Олегом. Инициатива шла от него, с поддержкой Сергея. Причём, Олег так сильно горел своим большим желанием, что только про машину он и говорил.
 Ему не терпелось оказаться быстрее за рулём собственного автомобиля. Наверное, в этом он был совершенно прав. В то время это было очень престижно, особенно, для молодёжи. А он был намного всех их моложе.
 К тому же, эта тяга к моторам в нём жила с детства. Сильнее, чем в братьях. И это было видно всем. "В младшем моём, видно,- с радостью смотрела на него Тамара Васильевна,- есть большая часть отцовской крови, чем в его братьях, а значит, и шофёрской".
 Точно также считал это и сам Сергей: "Кому же, как ни ему, Олегу, быть за рулём? Он же с моторами на "ты" с детства!". Да и вообще, разве это имеет какое-либо значение, коли автомобиль будет у кого-то одного из них, в их большой семье? Использоваться-то он будет для общего блага? Колёса семье нужны.
 "Главное, что теперь у нас будет своя машина!"- так думалось с радостью и Сергею. В тоже время, он был  и сам не прочь сесть за руль. Олег горячо поддерживал и его это желании получить водительские права.
 Но Сергей не спешил. Он понимал, что его права, это дело только лишь далёкого их будущего. Когда у них в семье появится ещё одна машина. У каждого автомобиля должен быть свой хозяин. Только тогда он будет долговечен в работе и ухожен, как должно.
 Так учил их отец. И он был прав. Но водить-то автомобиль теперь должен уметь каждый в семье? Всякие ведь могут быть жизненные обстоятельства! Конечно же, сама жизнь и объективная реальность требовали от них приобретения, именно, сегодня собственного автомобиля.
 Отца не стало. И теперь в большой их семье личный транспорт стал для них просто жизненной необходимостью. Сергей почувствовал это ещё в дни, когда их отец, Семён Савельевич, был ещё крепок и работал. Когда он, только-только, пересел с легкового автомобиля на грузовик.
 В связи со строительством дома требовался, именно, такой транспорт. Но колёса, всё-таки, требовались, именно, сейчас, когда отца не стало, тем более, не казённые, а собственные.
 Теперь у них совсем колёс не стало! Даже грузовика. Автомобиля в жизни их большой семьи был всегда "не роскошью, а средством передвижения". Как говорил незабвенный Остап Бендер. И не только для престижа он был нужен, а как насущная необходимость для облегчение всей их жизни.
 Стало слишком остро ощущаться отсутствие колёс во всех её проявлениях, в каждодневной будничной действительности. Прежде всего, это сказалось в значительной потере ими личного времени и во всё возрастающих физических нагрузках на каждого из членов их семьи.
 Жизнь в доме значительно у них замедлилась, появилось даже какое-то чувство дискомфорта. Как будто бы они лишились чего-то очень важного, нужного, главного и необходимого.
 После смерти отца это чувство ещё более усугубилось. Теперь у них всё стало привозиться и перевозиться "на своём собственном горбу". Или же на ручных садовых тележках.
 Это было очень даже не комфортным, даже как-то унизительным. К тому же, отнимало у них уйму времени, требовало применения значительных больших физических нагрузок, сил и здоровья. Городской транспорт работал ныне с большими перебоями и перенапряжением, совершенно не по графику.
 Влезать в автобус, подчас, не удавалось, даже и без всякой поклажи. Это всех крепко доставало. Автомобиль был им нужен ещё для того, чтобы перевозить по осени с их небольшого огородика-клина, под названием "разливка", доставшегося им в наследство от родителей, урожай картофеля. К себе в Крапивенку.
 Огородик, хоть и небольшой, был для них настоящей выручалочкой, как любила говорить мама. Он давал ежегодно неплохой урожай, с полутора мешка весной они брали по осени с него до дести мешков белого и рассыпчатого картофеля.
 Так что они никак не могли от него нарадоваться и отказаться. К тому же, они и привыкли к нему. Это была значительная часть их жизни. Памятью детства. Этот клинышек-огородик не требовал к себе особого внимания и ухода, давал хорошие урожаи без всяких удобрений.
 Земля на "разливке" была лёгкая, как пух. Поддавалась лопате без особых усилий.  Молодые Гончаровы справлялись с ним легко и играючи по весне и по осени. Урожай всегда их радовал, как и запах костра и печённой картошки. Ботву они обязательно собирали и сжигали.
 Летом тот огородик отнимал у них не более двух-трёх дней. Окучивали они его все дружно тяпками, рукоятки которых были отполированные их руками до блеска.
 Самым сложным была для них теперь транспортировка урожая. Зато закрома в подвале дома, как и прежде, были всегда у них наполнены до верха картофелем.
 Отец эту особенность огородика объяснял по-мужицки просто: близостью шлакового карьера. То есть, свойством пылающего огнём и пылящего минералами остывавшего доменного шлака.
 Своеобразного пепла, от которого земля становится хорошо удобренной, необычайно лёгкой и пушистой. Так это было или не так, но с отцом никто никогда не спорил и в эту загадку никто не углублялся. Тем более, что при нём под осень он на своём грузовике привозил навоз. Они, пока он был жив, теперь не в сарае на старой квартире, а здесь в Крапивенке, не прекращали водить свиней и держали кур.   
 Картина же слива шлака, из больших железнодорожных ковшей в карьер, всех их всегда завораживала. Казалась, им она не только ритуальной, а как бы апофеозом окончания всех их крестьянских работ по уборке урожая.
 Оторваться от этой завораживающей картины они долго не могли, жар остывающего металла добивал до их огородика. Так что в вечерней прохладе его тепло было им о приятно, как и жар от костра, где пеклась картошка.
 Одним словом, терять этот свой клинышек им было очень жаль. И они им дорожили. Это была значительная часть их детской жизни, мечты и памяти об их родителях. Расставаться ни с первым, ни с вторым, ни с третьем, они никак не могли.
 И вот, наконец-то, у них, кажется, первая часть их очередной мечты-идеи должна была исполниться. У них появится скоро "Запорожец", чему они все, в их большой семье, были чрезвычайно рады.
 Его Олег присмотрел где-то неподалеку от места своего нового жительства. В гараже у одного из его счастливых владельцев-знакомцев. Это был "Запорожец-965" первого выпуска, прозванного в народе "горбатым".
 Все их знакомые хвалили его за красоту и выносливость, он напоминал братьям, внешним своим видом, зарубежные образцы. Тем более, что стоил он недорого, всего лишь полторы тысячи рублей.
 Олег стал бывать у этого своего знакомца-владельца почти каждый вечер. Стал договариваться о цене. Брал иногда с собой на эти переговоры и на осмотр машины Сергея. Однако же, как они ни старались сбить цену, менее чем за полторы тысячи рублей хозяин его никак не хотел уступать.
  Вот тогда-то срочно и потребовались деньги. А в наличии у них их не оказалось. Олег приехал в Крапивенку советоваться с Сергеем: что делать? Но и у того тоже тогда такой большой суммы не было.
 Вот тогда они и решили пройтись по своим друзьям-товарищам, по родным и знакомым, да и насобирать нужную сумму в долг, чтобы не упустить понравившийся им автомобиль. Вернее, понравившемуся Олегу, он им просто бредил. Да и цена им обоим показалась приемлемой.
 Первым откликнулся на просьбу Сергея из Ивановской области его бывший одноклассник-дружок Виктор Кагутин, ставший к тому времени старшим лейтенантом. Братьям он, казался, довольно обеспеченным человеком. Несмотря на то, что он не так давно женился. И имел семейные расходы.Жена его пока не работала.
 Кагутин тут же приехал в Крутой Яр, всего на несколько часов, вручил Сергею сто рублей и сам побежал проведать маму. К слову сказать, он часто её навещая, не забывая заходить и к Сергею. И сейчас Витя тоже был рад встрече с братьями, пожелал им удачи от всей души. Но он спешил к маме и долго у них не задержался. Тем более что они в это время строили сарай.
 Названная сумма была вскоре собрана и Олег, имевший уже водительские права, пригнал "Запорожец" к ним прямо в Крапивенку. Под окна их родительского дома. Теперь, подъезжая к их родовому гнезду, Олег всегда весело сигналил, возвещая о своём прибытии.
 И всё, кто был дома, с радостью всегда бросались к окнам, лишь только издалека заслышав звук его мотора. И этот звук был им приятнее всякой музыки. Он мог бы сейчас не сигналить. Но сигналить ему нравилось.
 Ещё приятнее им всем было видеть счастливое его лицо, когда он лихо въезжал в ворота и продолжал сигналить. Этого им никогда не забыть. На своём "Запорожце", голубоватого цвета, он объездил все окрестности Крутого Яра и Тулы.
 Теперь язык у них никак не поворачивался назвать автомобиль "горбатым". Скорее "коньком-горбунком". Настолько он был ухожен и вычищен, салон преображён и комфортабелен, что был просто похож на красивую игрушку.
 На работе у Олега, да и вообще в семейной жизни, по его словам, было всё тоже нормально и прекрасно. И казалось, покупка автомобиля принесло ему новое счастье. Впрочем, и они все были этим тоже очень счастливы.
 "Запорожец" казался им всем настоящим красавцем. В первые дни они никак не могли на него налюбоваться. Пригнал его Олег в Крапиновку поздней осенью 1981 года, в самом начале ноября и поставил во дворе дома под открытым небом.
 Мыли они его и обихаживали так тщательно и аккуратно, как-будто бы красную девицу. Это были счастливейшие мгновения в их жизни. Олег, получивший недавно водительские права, катал их всех по всему Крутому Яру. И это им тоже очень нравилось.
 Но не только братьев и сестру катал Олег вокруг дома. Но ещё и свою слабеющую, уже плохо чувствующую, маму. Он желал скрасить её уходящую жизнь, последние её дни.
 Однажды он даже прокатил её по Туле, чем была она чрезвычайно растрогана. У него разрывалось сердце от жалости, когда он спросил у неё:
 - Ну, как мама? Автомобиль, просто, зверь!
 - Мне понравилось,- тихо улыбнулась Тамара Васильевна,- мне приятно. Я давно не была в Туле. Здесь теперь столько всего нового...
 И замолчала, вглядываясь в дома и улицы, в шагающих по тротуарам людей. Она смотрела, словно бы прощаясь, на Кремлёвский сад, где в молодые годы они гуляли вместе с Семёном Савельевичем, на кинотеатр "Спартак", куда они ходили в кино, на речку Тулицу, что в Баташёвском саду, где они отдыхали и купались.
 Но более всего её удивил прямой, как стрела, Красноармейский проспект, где жил раньше её младший брат Сергей. Глядя в окно маленького этого автомобиля, Тамара Васильевна, радовалась ещё более тому, что так счастлив её Олег, а вместе с ним и все её дети. И они, действительно, были очень счастливы.
 Сергей, средний её сын, под осень-зиму 1981 года сколотил во дворе их дома, из попавших ему под руку досок, навес для "Запорожеца". Накрыл тот навес брезентом, что остался от отцовского грузовика.
 Таким образом, он укрыл машину со всех сторон от осенних дождей и будущих снегов-метелей. Его забота была приятна Олегу, проживавшего в Туле. Сергей постоянно проветривал в сухую погоду этот импровизированный "гараж", счищал листья с крыши-брезента, что опадали с высоких кустов сирени, черёмухи, с берёзы и клёна, стоящих прямо перед окнами их домом.
 Теперь им предстояло построить для него настоящий гараж. Но это они отложили на весну 1982 года. Тем более, что Сергей предварительно купил на комбинате 600 штук шлакоблочного кирпича, что вполне им хватило бы на строительство большого гаража, с расчётом на две машины. Размером 10м на 10м. Такой они залили бетонный  фундамент с чёрным шлаком. Со шлакового карьера их металлургического комбината.
 И место на их приусадебном участке тоже было выбрано хорошее. В конце их сада. С выездом прямо на "Аллейку". В строительстве гаража приняли участия все братья включая даже Жорик, шурин Олега Вадим был, как всегда, в командировках.
 Только вот Жорик, с какой-то даже неохотой, очень небрежно клал стены. Он вначале заявил, что в этом деле он большой мастак. Олег в это время перевёлся работать из мастеров в каменщики, работая по договору за квартиру. И к несчастью повредил в то время на работе ногу. Так что не мог тогда заняться кладкой и был у них кем-то, вроде прораба.
 Братья Сергей и Аркадий были у Жорика, чем-то вроде подсобных рабочих, готовили раствор, подавали шлакоблоки и прочее. Сложил шурин стены очень неровно, ворота поставили несколько косовато. Сосед по усадьбе успел с ним познакомиться и угостил выпивкой. Но, тем не менее, они были рады и этому. Провели свет, Олег привёз толстые деревянные балки, доски двадцатку, бывшие в употреблении, но это не имело значения, рубероид и они накрыли гараж. Он получился довольно неплохой.
 Олег заказал, сваренный из толстого листового металла, верстак, приобрёл массивные настоящие слесарные тиски, Сергей на комбинате приобрёл слесарный инструмент, по стенам они сделали стеллажи для всего необходимого при обслуживании "конька-горбунька".
 Кстати, Олег купил ещё раствор, гаражные ворота и лёгкие ворота для выезда из садового участка. Большую железную печку-буржуйку. Пол к гараже они засыпали вначале чёрным шлаком, сверху белым гранулированным шлаком, что привёз Сергей из комбината. Покрыли это всё бетоном. Сверху настелили досками сороковкой. Получился прекрасный пол.      
 В это лето Олег всё чаще и чаще стал ездить, в свои выходные дни, отдыхать с женой Машей, сыном Ромой, братом жены Жорой, её мамой, Раисой Захаровной, на реку Оку в район Поленово.
 И это им тоже нравилось. Почему бы им и не ездить, коли есть у них теперь автомобиль? Там ведь всё есть для хорошего и полноценного отдыха: сосновый бор, свежий воздух, мелководье, да ещё и песчаный пляж. В детстве Олег, к сожалению, так и не научился плавать и потому на мелководье ему было очень хорошо.
 Гончаровы тоже искренне радовались за них: значит, у них всё хорошо и Олегу вправду повезло в семейной жизни. Успокоился за него и Сергей. К тому же, Олег задумал ещё и строительство своей дачи, о чём он без умолку говорил, рисуя картину прекрасного своего будущего отдыха на природе.
 Приглашал неустанно своих братьев и сестру в несуществующий пока что дачный участок. А те не мешали ему фантазировать, радуясь за него и понимая, как это всё сделать ему будет непросто.
 В родовом их гнезде было не хуже, чем в фантазиях Олега о его будущей даче. Скорее всего это была его проекция их усадьбы на будущую дачу, существующую пока в его воображении.
 Дача была, как представлял себе это Сергей, уменьшенная копия их "родового гнезда". Ведь оно-то и было для них всех, всё равно, в том числе, и для Олега, лучшим местом на земле.
 Однако же, оптимизму и весёлости, с которыми пытался всех их заразить Олег, не всегда удавалось подавить в его глазах глубинную какую-то грусть и озабоченность предстоящими для них всех неприятными проблемами.
 Они-то, эти проблемы, сами собой не могли рассосаться и исчезнуть в никуда. И потому, естественно, они всей их, в том числе и Олега, никак не могли не тревожить. Как бы ни прятал Олег свою обеспокоенность и тревогу за внешней своей весёлостью. 
 Это был тяжелейший период жизни всей их большой семьи. Уход отца, неизлечимая  болезнь мамы, таявшей прямо на глазах у всех, а потом и её смерть, не могли никак не печалить каждого из них.
 Внутри у каждого из них, днём и ночью, таилась и не утихала, давящая многотонная тяжесть понимания безвозвратности случившегося. Ничего нельзя было изменить. Мама пережила отца всего лишь на два года.
 А Бочаров.
2025.