Как я ждал Вову

Когда же всё это началось?

Я рисовал. И было лето. Хрущовка справа, хрущовка слева. И я в хрущовке на третьем этаже, во втором подъезде. И пустырь между хзрущовками. И дальше - пустыри. Слегка деревца. И там другие хрущовки, вдали. Но какие-то по-добрее - потому что четырёхэтажные.
Я бывал в одной из них. Шёл-гулял по улице, то ли по дворам, и Вова Веслогузов. А точную фамилию его я не помню. Мне семь и ему семь. И мы первоклассники. Но мы знакомы по детскому саду, из одной мы группы. Но уже школьники. Вот он и позвал меня к себе домой. У него дома бабушка. Как я теперь понимаю, мне не обрадовавшаяся. Но мне тоже дают суп. Там несколько очень больших макаронин и несколько картошек. Я послушно ем незнакомый мне суп.
Квартира у них тоже двухкомнтная. Тоже тесная. Или даже тесней нашей.

Вову бабушка засаживает за уроки. Почему я там нахожусь? Почему не иду домой? Вова сказал, что поедим и пойдём на улицу. На улицу - это значит что-то интересное.
Но бабушка говорит Вове: мол, сначала сделай уроки. Стол в центре комнаты, за которым мы ели, теперь письменный - Вова медленно открывает тетрадь. Уроки он делает так: сначала в черновиковой тетради. Потом тот же пример - в чистовиковой. Что в той, что в этой, Вова пишет одинаково аккуратно. И вот сижу, жду, когда он дважды одно и то же - одни и те же примеры сделает.
И он, и я хорошо знаем, как эти примеры решать. Я вижу, как он складывает, уже зная ответ. И я знаю, какая цифра получится.
Иногда Вова чуть глянет на меня. Я молча жду. Я ещё не умею ужасаться своему положению. Вот, мол, попал - сижу теперь и жду, бесконечности и медленности этого Вовиного процесса удивляюсь: мне кажется, что делаю уроки эти гораздо быстрее.
Кстати, а сделал ли я в тот день свои уроки?
Бабушка Вовина сказала Вове про меня: - Он-то уроки уже сделал, а ты пока не сделаешь, на улицу не пойдёшь.
А я вовсе не сделал уроки и мне стыдно. Я буду делать уроки поздно вечером. А сейчас день и я совсем недавно пришёл из школы. И вот почему-то решил "погулять". Но попал. И теперь почему-то сижу, жду Вову.

Может быть, я потом встал и сказал, что пойду домой?
Нет, так нельзя. А чего сидел тогда всё это время? И я сижу.
Нет, я всё же встаю. И говорю, что пойду домой. Вова молчит. А мне зачем-то нужно, чтоб он что-то сказал. Вова медленно выводит перьевой ручкой. Макает её в чернильницу. У Вова есть перочистка. Это... как бы её описать? Кружочки ткани какой-то шерстяной пачечкой в средине чем-то прошиты и сверху-снизу кружочки не шерстяные, а кожаные - типа обложки. Надо обтирать перо о эти ворсовые кусочки, когда на пере окажется волосок. А то волосок будет гадко-неприятно тянуться за пером, размазывая чернила по бумаге.
- Я пойду домой, - говорю я, чувствуя свою вину. Почему мне стыдно? Потому что Вова сейчас сделает уроки и я типа обещал ему пойти с ним на улицу. Ему хочется пойти со мной на улицу? А как он жил до меня? Не встретил бы меня если, что тогда? И Вова почему-то стал у нас с ним каким-то главным. Вот ведь сижу, стесняюсь уйти, хотя мне здесь и сразу не хотелось. И суп этот я ел из вежливости. Там плавали коричневые лавровые листы и чёрные сморщенные чуть шарики перца. И ещё хлеб, такой шершавый и кисловатый. Коричневый и такой строгий, неприветливый хлеб. Надо было есть тот суп с тем хлебом. и я ел.
Когда Вова засел за уроки, я уже тогда уйти захотел. Уроки? Это же несколько часов! Он сделает арифметику, а потом будет русский. Но не могу же я уйти сразу после супа. Получится, что я только за этим и приходил - у них суп поесть.
У нас-то дома суп бывал на первое, а потом должно было быть какое-то второе, а потом и третье какое-то. Вовина бабушка со строгим лицом дала только суп. И Вова послушно ел, потом послушно и не спеша стал делать уроки.

- Иди. - сказал мне Вова, выводя медленно цифры, точно вписывая их в разлинованные тетрадные квадратики. Ура, он меня отпустил. Я видел, как Вовина бабушка сидит на кухне, вытянув руку вдоль кухонного стола и смотря перед собой. - До свиданья, - она мне ответила распевно и я услышал себе укор или даже выговор - мол, чего приходил? Больше, мол, не приходи.

От этих четырёхэтажек, но тоже хрущовок, наш дом выглядел каким-то незнакомым. Я зашагал к нему по утоптаной земле пустырей.

Нашёл это место на яндекс-карте. Деревца да, стали с дома размером, но видно, как состарились. И пустыри эти травкой такой симпатично зелёной теперь покрыты. Ну, и сузилось между домами, мне казалась та тоска куда безмернее.