Окно в Париж

Почему российский орел двуглав? Нередко дают объяснение, что одной головой он повернут на запад, другой на восток.  По оси не географически-пространственной, а культурной. Но мир есть пространство и время. Почему не по временной оси?  Почему не так: одной стороной наш орел смотрит в будущее, а другой в прошлое?

Некоторые политики и философы утверждают, что в настоящий момент культурный, Запад и Восток – это два противоположных не географических, а временных, духовных полюса.  И цитируют известную строчку Киплинга, что Запад есть Запад, Восток есть Восток.  Сразу нужно уточнить, что на географическом востоке есть такие страны, что голове российского орла, обращенной на восток, остается только клюв разевать в изумлении. Политологи имеют в виду другой Восток. Тот Восток, где чувства верующих формируют повестку дня, и эта повестка дня не касается женщин, так как они не имеют гражданских прав.

Уточним какое историческое время ассоциируется у читателя со словами Восток и Запад.    Запад никак, при самом большом желании, при самых изощренных пропагандистских подтасовках не получится привязать к прошлому.  Самый яркий представитель Запада – США. За столетие с небольшим США радикально изменились. Покончили с рабством, покончили с расовой сегрегацией, признали права меньшинств. Восток же – это территория традиций побивания камнями.
 
 История говорит, что бывало время, когда Восток даже опережал Запад. Но эти времена давно прошли. Много столетий как Запад как минимум технически, технологически опережает традиционалистский Восток.  Правда в странах побивания камнями, утверждают, что они нравственно выше развратного Запада, где разрешено то, что на Востоке запрещено. Что строжайший религиозный контроль над обществом – это если, не прорыв в будущее, так прорыв в рай.

 Но кажется, не нужно человеку быть ярым сторонником Запада, чтобы понять, что и по плодам промышленности, и плодам науки, и по тому, что касается духовной жизни человека: написанным книгам, песням, поставленным спектаклям, - Запад ушел далеко вперед. Этот разрыв наблюдался уже не одно столетие. А в настоящее время он все сильнее.  Между ними пропасть.

Так что же делать бедному российскому орлу? Он завис над пропастью? Две его головы тянут одна в стабильное и спокойное прошлое, другая -  в неспокойное и плохо предсказуемое будущее.  Чтобы сравнить и взвесить нужна третья голова. Умеющая думать. прибиться к какой-то из сторон, или, зависнув над пропастью, кружить между историческим прошлым и историческим будущим?

Можно представить, что страна - это здание, окна одной стены которого направлены на восток, а окна противоположной – на запад.  И внутри комнат этого здания тот дух, откуда сильнее поток ветра.
 
 Вспомним пушкинские строки: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет».  Это какой же именно дух Пушкин имел в виду? В чем особенность русского духа? Пушкин по этому поводу изъяснялся все больше сказками, которые ложь, да нам намек. Ну посмотрим, каков намек в поэме «Руслан и Людмила», пропитанной русским фольклором. Обратим внимание на имена гостей на свадебном пиру Руслана и Людмилы.   

Один – Рогдай, воитель смелый,
Мечом раздвинувший пределы
Богатых киевских полей;
Другой – Фарлаф, крикун надменный,
В пирах никем не побежденный,
Но воин скромный средь мечей;
Последний, полный страстной думы,
Младой хазарский хан Ратмир:
Все трое бледны и угрюмы,
И пир веселый им не в пир.
 
Когда я был маленьким, думал, что Пушкин понапридумывал имена повычурней, дабы поддать духа старины. Русского духа? Русский дух с такими странными именами?  Став постарше, узнал, что имя Рогдай Пушкин не придумал.  Существовал такой воин по имени Рогдай. Вот строки из Интернета: Рагдай (ум. 1000) — древнерусский богатырь. Единственное упоминание о нём находится в Никоновской летописи под 6508 (1000) лета: «Преставися Рагдай Удалой, яко наезжаше сей на триста воин» (Преставился Рагдай Удалой, бившийся против 300 воинов).
,
Подозреваю, что Пушкин, писавший для читателя знающего, образованного, давать имена с бухты-барахты поостерегся бы. Но вслушайтесь в имена. Они звучат как восточные. И хазарский хан среди отвергнутых женихов прямо указывает на контакты с востоком. Да и имя Руслан не русское, а кавказское. Россия, так уж получилось, очень долго пребывала в ареоле влияния востока.

Истроия свидетельствует, что только Петр Первый стал настойчиво прорубать окно в Европу и насаждать европейские привычки не от случая к случаю, не как интересное заимствование, а как систему. С тем, чтобы потом создать такое жен свое.  До него Россия точно девушка меж двумя женихами, колебалась, кочевряжилась, не зная кого предпочесть. Женихи были разительно непохожи друг на друга. И оба подозревались в тайных намерениях ничего хорошего не дать, а только прикарманить.

А Россия была не лыком шита, чувствовала, что, став сильной державой, способна и покочевряжиться. По крайней мере, кулак ее становился все тяжелее и тяжелее. В военном смысле Россия окрепла. Отзвук этого образа мыслей остался спустя столетия. Неважно что у нас нет западных технических чудес, «зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей». И «кроме мордобития никаких чудес». Основной повесткой развития страны была задача «мечом раздвигать пределы». 
 
Но на остальное сил не хватало. В культурном смысле, в культуре быта Россия отставала. А наличие силы в сочетании с недостатком культуры порождает желание не только земли, но и культуру взять силой. Ход рассуждений прост: если мы захватим еще земли, проливов и ископаемых, «все флаги в гости будут к нам». И тогда академики заморские приползут к нам на поклон. Купим их с потрохами.
 
Россия уже не была капризной невестой, а требовательной матроной. Она желала числиться великой культурной державой. Однако культура – вещь тонкая. С потрохами не продается.  Сколько было примеров, что государство, претендующее на гегемонию, действуя штыками, действовало, как слон в посудной лавке, приобретало в результате только рабов, которые не создают культурного слоя. Или скорее всего, создают своеобразный культурный слой. Состоящий из лживых од и панегириков в честь славных вождей, богатырей, героев, побед.

 Кроме этого под претензии на культурную гегемонию нужно было подвести фундамент. Здание нельзя сделать высоким без фундамента. А что мы имели?  Стены страны уже возвели. Нужно рыть до древнего культурного слоя, и закладывать фундамент под уже существующие стены.  Искать –  вряд ли что найдешь. Просто свалить под стену камней и сказать, что вот они – свидетельства древности. Мы - родина слонов.

Каждый, изучавший русскую литературу помнит: «Твой щит на вратах Цареграда».  И гордится славой и древностью, не заморачиваясь, что Царьград (Константинополь) появился при императоре Константине, когда тысячелетняя история Рима была на излете. А помимо Рима существовали другие цивилизации постарше: Греция, Египет, Ближний Восток, Междуречье, Персия, Индия, Китай и т.д.   Вокруг Московии, ищущей свою старину, страны, которые твои претензии на ее культурную гегемонию могут не признавать.  Традиционно претендующие на гегемонию державы или династии ссылались на древность. Например, Вергилий написал «Энеиду» по заданию Октавиана, чтобы привязать Рим к более древней Трое.   На древность Русь сослаться не могла.
Она была относительно молодой державой. Она не могла сослаться на преемственность, как например Византия. Перед Русью были два центра притяжения, западный и восточный. Оба опирались на давние традиции и древние культуры, очень разные. Запад опирался на греческо-римскую цивилизацию, римское право, университетскую традицию, старые республики с их принципом участия граждан в жизни общества, покрытые пылью веков, но не забытые мысли о том, что человек есть мера всех вещей. Восток в лице нескольких своих крупных цивилизаций: персидской, китайской и индийской, никакого подобия римского права не имел, право личности, как участника жизни общества, отрицал. Он имел свой путь развития.

 Никакой древней цивилизации на территории, занятой славянскими племенами не просматривалось. Свой алфавит обрели поздно, книгопечатание – вообще по историческим меркам недавно, незадолго до Петра Первого.  Рукописные книги писались вплоть до конца девятнадцатого века.  Единственный предмет гордости: Россия от Византийской империи приняла христианство. И могла заявить себя ее наследницей.  Но и на это нужны были основания. Многие христианские страны, страны Запада, а также православные страны Кавказа, Армения и Грузия, и христиане Ближнего Востока христианство приняли вовсе не из рук Византии. Они шли своим путем.  Так что гордиться тогдашняя Русь, а потом Россия могла только тем, что Византия оставалась в то время могучей империей. И получается, что даже в заимствовании веры Русь больше полагались не на то, что взяла веру от древнего источника, а получила от сильного государства и присоединением к православию приобрела сильного военного и более культурного союзника.

Византия на момент принятия Россией христианства, была осколком Римской империи. Авторитет древности неоспоримый. Однако древняя римская империя была языческой державой.  Так что претендовать на авторитет центра зарождения христианства не могла. Кроме того, еще с древних времен регион Византии очень много почерпнул от Ближнего Востока. А Ближний Восток - это не западный уклад жизни. Да, не Китай, не Персия. Но и не Запад. Византия оказалась такой страной, в которой христианство наложено на традиции стран Ближнего Востока. И как следствие, Россия, много перенимая у Византии, еще больше отдалялась от Запада. Хотя была и не Востоком. Посередине. 

Когда русские княжества были данниками Орды было не до древности. Но вот стали независимы. Стали предъявлять претензии. Потребовалась древность.  Занялись обоснованием древности.

  Православная Византия погибла под натиском турок.  И православные Московия и Псковская конфедерация остались единственными независимыми православными государствами.  Перед Московией возник шанс стать преемницей Византии.   Но чтобы взять на себя лидерство в православном мире нужна не только армия, и величина страны.  Страны Ближнего Востока, Кавказа могли претендовать на больший авторитет в вопросах веры. Христианство, а с ним и христианская культура, там появилось гораздо раньше. Итак, ни древностью христианства, ни культуры Россия к моменту падения Византии похвастаться не могла. Не могла, но взяла. Просто назвала себя третьим Римом. Скорее для внутреннего потребления. Чтобы жители Московии понимали ее величие, и что она наследница величия. Хотя конечно, первый Рим никуда в то время не делся. Сидел там папа Римский. Но этот статус третьего Рима родился в противостоянии католической Речи Посполитой. Россия, претендуя на роль лидера православия, взяла лозунгом неприязнь к католическому Западу, как к своего рода еретикам.  Но католики хоть были христианами. С востока напирали мусульмане.

В начале шестнадцатого века в царствование Ивана Третьего в московском государстве стали создавать официальную освещенную властью историческую мифологию.  С задачей обосновать, что единственно возможное государство на Руси - это государство под властью Москвы. Эту идею о величии Московской Руси как третьего Рима, которую в 1523 вывел старец псковского (заметьте, не московского) Елиазаровского монастыря Фиолофей в послании к царю Ивану Третьему. «Два Рима пали по грехам своим, третий же стоит, а четвертому не бывать».
 
Эти слова являлись не просто обоснованием наследственности, но показателем противостояния между Востоком и Западом. В то время половина русских проживала на территории Речи Посполитой. Московия предъявляла претензии на управление всеми русскими. Параллельно в эти же годы в результате территориальных захватов население Московии пополнилось жителями Азии. То есть Московия в те годы была уже на немалый процент нерусской. И проблема, кто главнее в Московии Восток или Запад, была актуальна.

 В 1674 году вышел в свет «Синопсис» составленный на переработанной «Ипатьевской летописи». В нем происхождение славян выводилось из глубокой древности, от времен скифов и сарматов. Конечно, никаких исторических. Археологических, лингвистических доказательств этому не было. Тем лучше. особенно для внутреннего потребления. Кто оспорит? Синопсис оказался очень востребованной книгой и переиздавался тридцать раз. 

Из Интернета: «В семнадцатом  веке «Синопсис» был самым распространённым историческим сочинением в России. В «Синопсисе» говорится о единстве Великой и Малой Руси, о единой государственной традиции в Древнерусском государстве, об общей династии Рюриковичей и о едином русском, «православно-российском», народе».  (словно сегодня писали)

В последний раз он издавался в 1836 году. Но одновременно, чтобы подчеркнуть славянскую древность и значимость, в стране с большой долей азиатского населения, помнящего свои корни, нужно было всячески приуменьшать, а то и просто обходить полным молчанием, культуру тех народов, которые попали в состав Московии в результате завоеваний.



И кого же предпочесть в друзья?  С друзьями напряженка.  А сильно ли Европа или Азия хотели Россию иметь в друзьях?  В это время ее южные границы постоянно теребила Турция. отношения с пограничной на западе Речью Посполитой были враждебными.

Пока шло время колебаний, Европа, где еще в давние времена славно потрудились «римляне и греки, сочинившие тома для библиотеки», давно обогнала Азию в промышленном производстве, расширяла колонии в Америке и в той же Азии. В то время, как Петр гостил в Голландии, эта маленькая страна имела уже колонии в районе далеких Антильских островов.  И Петр сделал ставку на Европу.
 
Процесс европеизации оказался болезненным для России. Поборники российской старины европейцев не жаловали, величали антихристами, чурались их чуждых католических новшеств.

И все же никуда от европейских новшеств не денешься.  А в Европе появлялись все более новые машины, приборы, технологии. Технические и социальные новшества: машины, механизмы, приборы, станки, средства передвижения, методы обучения, методы управления - является не только предметом сугубо материальным, но и несет дух создавшей его культуры.  Сравним, к примеру, китайскую медицину и европейскую. Разный метод, потому что разный подход, разный дух. С книгопечатанием, журналами, регулярным почтовым сообщением, госпиталями и аптеками, железной дорогой, нецерковными школами, микроскопами, телескопами, и даже фраками и панталонами входит дух другой страны.  Помните у Пушкина: «Он из Германии туманной, привез учености плоды, вольнолюбивые мечты. Дух пылкий и довольно странный.» «Германский дух» Ленского русские помещики находили странным. Но дух Франции уже проник в Россию. Татьяна Ларина писала Онегину по-французски, так как «по-русски плохо знала». Вот такой парадокс.  Не нужно приходить с пушками. Приходи с книгами. И еще вот с чем: 
 

Всё, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
 И по Балтическим волнам
 За лес и сало возит нам,
Всё, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, —
Всё украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.

  Так описывает кабинет Онегина Пушкин. Подражание Западу? Споры о подражании западу шли с незапамятных времен. Спорили в девятнадцатом веке между собой западники и славянофилы. Чаадаева за приверженность Западу объявили сумасшедшим. «Россия «приняла христианство от безнадежно устаревшей Византии, которую уже презирали в то время другие народы», - писал Чаадаев - «И это не только раскололо христианство. Это не дало нам возможности идти рука об руку с другими цивилизованными народами. Пребываем мы между Западом и Востоком, не усвоив до конца обычаев ни того, ни другого. Мы – между. Мы в одиночестве».



 Но одиночество давит. Франция становится сильной державой. И, заметьте, не столько завоеваниями, сколько общественной жизнью. В ней много писателей, поэтов, знаменитый университет. Франции в России подражают.   Часто это подражание принимает характер карикатуры. Вот как пишет об этом Грибоедов.

Французик из Бордо, надсаживая грудь,
Собрал вокруг себя род веча
И сказывал, как снаряжался в путь
В Россию, к варварам, со страхом и слезами;
Приехал – и нашёл, что ласкам нет конца;
Ни звука русского, ни русского лица
Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;
Своя провинция. Посмотришь, вечерком
Он чувствует себя здесь маленьким царьком;
Такой же толк у дам, такие же наряды…
Он рад, но мы не рады.

 А вот карикатурный герой Пушкина граф Нулин нахваливает Париж.

«Святую Русь бранит, дивится,
Как можно жить в ее снегах,
Жалеет о Париже страх.»

Но разве в это время в России не было ничего значимого? Было. Но важно ли это было для остального мира?  Сначала определимся со словом остальной мир. Конечно, это западный мир. Восточный мир был замкнут, сориентирован сам на себя. Из всемирно значимых русских ученых назовем Ломоносова.  Правда образование он получил в Германии, в Марбурге. Всемирно значимых? Признаны ли его достижения так как признаны достижения тех ученых, чьими именами обозначены, например, физические единицы системы СИ.  Был  в России потом великий Менделеев. Но в США периодическая система не имеет имени. А американские студенты назовут в связи с этим Уильяма Одлинга.

Отдельно нужно сказать о золотом веке русской поэзии. Правда, писали русские поэты и писатели для внутреннего русского читателя, даже точнее, для российской культурной части населения. Но каким ни было произведение, оно всегда отражает позицию автора.  Если он обходит проблему, этим тоже заявляет свою позицию. В произведениях русских писателей проблема взаимоотношений России и заграницы часто не затрагивалась.  Как говорят критики, их произведения были глубоко национальны по своему духу. А поэтому не воспринимались за границей. Там не так уж хорошо знают даже о Пушкине. 

 Сравним. Пьесы Шекспира ставят до сих пор по всему миру. Широко известны такие классики литературы как Гете, Гейне, Бальзак, Мопассан, Дюма, Гюго, Голсуорси и другие. И в России они известны широко. А вот в обратную сторону совсем не так. русских писателей знают плохо.  До сих пор исполняются во многих театрах западной цивилизации оперы Верди, Бизе, Гуно. Бах, Бетховен, Шопен, Вивальди. А в обратную сторону? Разве что Чайковский. Почему так? Возможны два ответа. Первый ответ таков, что Россия качеством произведений культуры уступала заграничным. Может быть, в произведениях Шекспира, Сервантеса, Гете был больше упор на душевное устройство   человека?  А произведения, которые раскрывают душу человека, более долговечны.  Второй ответ таков – Россия, не бывшая законодателем моды в литературе, охотнее переводила с европейских языков, чем Европа с русского.


После революции Бордо, как и Париж, оказался на иной, отрезанной от России. планете. Окно в Европу захлопнулось. Закрылся от советских граждан мир загнивающего капитализма, непримиримых классовых врагов. Страна не горевала, пела «отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног».  «У советских собственная гордость. На буржуев смотрим свысока» Объявила себя новым миром. Приоткрылось окно в Азию. (до Африки в те годы было далеко) Азия же представляла собой сплошные колониальные народы, где по мыслям большевиков, было много угнетенных, попутчиков пролетариата. А у освободившихся пролетариев интернациональный долг - помочь угнетенным на их пути к свободе.  И в самой России хватало восточного народа. «Любой второй в Туркмении, аятолла и даже Хомейни».

  Но долго держать закрытым окно в западный мир было невозможно.  Для предстоящих боев с классовым врагом требовалась передовая армия, то есть передовая промышленность.  Азия и Африка не помогут. Пришлось принимать техническую помощь Запада. 

 А в Европе тем временем менялась политическая картина.  С объединением регионов, говорящих на одном языке, стали популярны теории, что стержнем, основой государства является нация. Наиболее категорично эта теория отразилась в немецком нацизме и итальянском фашизме. Во время войны с фашизмом вспомнили и в СССР о нации. Не об интернациональном сообществе строителей коммунизма, а о великой нации. Не грузинской, не татарской… Русской.  Вспомнили о старых победах, о легендарных полководцах, бивших западных захватчиков, о скрепах. СССР до поры до времени формально был страной интернационализма. Но итоги войны: заслуга в Победе за всем народом, но кардинальная заслуга за русской нацией.  Старшего брата.  Что уж говорить о бывших союзниках, которые подло тянули с открытием второго фронта. И это в то время как вся армия ездила на американских машинах, и страна ела американскую тушенку.  Возникновение противостояния СССР и Запада было налицо.   

И после этого как бы ни говорили в СССР о интернационализме, о   братском союзе равноправных народов, шли речи о величии русского народа, как старшего брата, о заслугах, превосходстве именно русского народа над остальными. И значит, об уникальности и заслугах русского (а не узбекского или армянского, и уж конечно не крымско-татарского, ингушского, чеченского и еврейского). Запись национальность в паспортах стала играть многое. Советские люди понятия не имели, что в паспортах многих других многонациональных государств такой записи нет. А как тогда отличать, кто главный в стране.  Поведение населения - это лакмусовая бумажка. Если в семье родители разных национальностей, и один из родителей русский, как вы думаете кем по национальности запишут детей?

Стали раздаваться доклады с центральных трибун об уникальности исторического пути именно русских, недопустимости подражания западу, о преступности космополитизма, о том, что влияния извне только мешают. «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст». А раз поминаются теории об уникальности народа, появляются и попытки заявить о древности культуры.

Но железный занавес не без лазеек. Процесс заимствования предметов обихода (шмоток), слов, мыслей шел непрерывно.  В совсем недавнее время дух Америки и Европы проникал с джинсами и кока-колой, рокн-роллом, жвачкой и макдональдсом, мобильниками и даже такими мелочами быта, как безопасные бритвы, памперсы, женские прокладки и презервативы из латекса.   


 Россия постоянно пыталась догнать и перегнать. И презервативами, лекарствами и прокладками не получалось. Получалось с   ракетами, автоматами Калашникова, танками. И не добившись желанного, оставалось хаять и клеймить.  Мы делали ракеты» и держали войска в странах народной демократии Восточной Европы. Заигрывали со странами освобождающейся Азии. Помогали Китаю. Помогали в войне Северной Корее в ее войне. Помогали Северному Вьетнаму. Помогали арабским странам в их противостоянии сионизму. Помогали странам Африки, помогали Кубе, помогали Никарагуа, помогали, наконец, Венесуэле, ставшей на путь социализма. И всюду старались внедрить свои идеи. Но не получали ожидаемого результата. «Россия извелась, пока давала грядущим поколениям людей урок монументального провала насильственно внедряемых идей» писал И. Губерман. Получали Венгрию 1956 года, Чехословакию 1968 года, Польшу времен профсоюза «Солидарность». И как писал Пушкин «давал три бала ежегодно и промотался наконец». СССР промотался.
 
И потянуло в Париж. Вспомнили, что русские как-то входили в Париж. Вспомнили, что там на каждом углу бистро. А это произошло от русского слова «быстро». Вспомнили, что в Париже есть мост Александра Третьего.  Что туда к Марине Влади летал Высоцкий.   

Три часа лету, но нас там не ждут. И тут, - пусть это фантастика, - появляется фильм «Окно в Париж».  Отклик на социальный заказ. Для тех, кто не застал дух девяностых, приведу строки из Интернета об этом фильме.

«Двухсерийный комедийный фильм-фантасмагория режиссёра Юрия Мамина. Картина заняла 8-е место в списке 100 главных русских фильмов. в прокат фильм вышел в России в марте 1994 года.

Россия, 1992 год. Преподаватель музыки Николай Чижов поселяется в петербургской коммуналке, где живёт рабочий с фабрики музыкальных инструментов Горохов с семьёй. Предыдущая хозяйка комнаты бесследно исчезла, и фильм начинается с того, что взламывают дверь в опустевшую комнату. Во время вечеринки по случаю новоселья Чижов и его гости обнаруживают в комнате таинственно пропавшей старухи-соседки заставленное шкафом окно. Окно ведёт на крышу, с которой исследователи спускаются на улицу, будучи в полной уверенности, что это улица родного Петербурга Как выясняется на следующий день, это непростое окно: раз в несколько десятков лет оно открывается в Париж на небольшое время.»

 И дальше начинаются приключения. Но развитие реальной жизни показало, что происходит, когда настоящий не киношный россиянин попадает в Париж (или Берлин, или Лондон) со своими привычками. 
 
Вы скажете: гора родила мышь, долгая тягомотина про отношения России с Западом свелась к фильму.  Фильм – дело проходящее. А я о непреходящем, неизменном.  С момента съемок фильма, то есть от падения последнего генсека до наших дней страна пережила историю с любовью, надеждой, разочарованием и ненавистью. Только в ускоренном воспроизведении.  При генсеках власти Запад не любили. Хотя понимали, что без него никуда. При Горбачеве стали относиться лояльно и даже стали ему улыбочки дарить. При Ельцине надеялись, что заграница нам поможет. А потом оказалось, что помощь не та, какой ждали.  Нас учили жить, но мало помогали материально.  Ножки Буша – не антрекот. А мы таких не любим. Вместо любви Запад получил презрение, каким полна душа обманутой женщины. И вот снова железный занавес.

И окна в Париж забиты. И тем более, никто к нам не приезжает из Парижа. Разве, Депардье.

А россиян туда свалило немало.  И как им в Париже?  А зачем они Парижу?  Высоцкий пел когда-то: «мы с тобой в Париже нужны как в бане пассатижи». Тогда в Париж из СССР не выпускали. А сейчас, когда из России пока выпускают, Европа впускает разборчиво. И все же сейчас в Европе россиян куда больше, чем во времена Высоцкого.  (я не об украинцах. Те беженцы. А беженцам права качать в приютившей их стране не по статусу. Другое дело россияне. Они не от войны сбежали. Каждый шел своим путем). 

Из России приехали очень разные люди. Ну и как им живется? Слышал, что очень богатые россияне купили замки.  Они, наверное, живут в своих дворцах. Поэтому мне с ними по одним тротуарам не ходить. Зато можно столкнуться с простыми. Русская речь слышна. Я уж не говорю о Нью-Йорке или Майами. Или Израиле. Русских слышно в различных тихих городах Европы.  Иногда на витрине магазина написано: «говорим по-русски».  Когда мимо проходят люди, говорящие по-русски, не столь необычно.  Но все же необычно, когда в Германии видишь припаркованной машину с георгиевской ленточкой. Или даже в Израиле машину на которой наклейка на заднем стекле: «Спасибо деду за Победу». Вот таких я видел. Их немного, но они бросаются в глаза.  Владельцы этих авто обычно высокомерны, не скрывают пренебрежения к местным обычаям, к Западу. И горды этим.

Ну так как они себя чувствовали, когда в России потирали руки в предвкушении, что Европа без газа замерзнет, околеет. Может быть радовались? Достоевский писал в дневниках:

 «Европа не верит ни благородству России, ни ее бескорыстию. ….. не хочет верить…  И вот каждый раз, эта неизвестность, это недоумение Европы насчет России усиливается до болезни…: «Кто же и что же это, наконец, такое…? Кто они, эти русские? Азияты, татары? ... Кончают тем, что разрешают на свой аршин, по-прежнему, по-всегдашнему: «Захват, дескать, означает завоевание, бесчестность, коварство, будущее истребление цивилизации, объединившаяся орда монгольская, татары!»

Короче, Европа. Виновата, что не верит благородству России. Не способны в Европе понять нашего благородства. Куда им, примитивным и меркантильным.  Только и ждут от нас: будет «захват – завоевание, бесчестность, коварство, будущее истребление цивилизации». А мы ведь совсем не такие. Мы хорошие. Европейцы судят о нас не только по своим продажным СМИ.   Видят своими глазами, как иной россиянин, освоившись на Западе, утверждает, что Россия во время Второй Мировой воевала с Гитлером один на один, празднует день Победы как победу над НАТО и пишет на стекле автомобиля «Можем повторить», и цитируют Николая первого «Россия предназначена быть грозою света». И при этом и хотят открытого окна в Париж.