Отель

      – Родион Яковлевич, ты же меня знаешь, я слов на ветер не бросаю – сегодня закончу роман,  и  уже  вечером, он будет лежать у тебя на столе. Сам лично доставлю.
   – Ты мне не слова, ты мне  готовую  рукопись  положи! – говорил  собеседник,  тоном  человека,  уставшего
слушать пустые обещания. – А то, знаю  тебя,  снова  начнёшь  оправдываться: мол  «жена  сварливая,  дети – капризные, где уж тут до работы».
   – С этим улажено. Никто больше не побеспокоит!
   – Ты это что – развёлся что ли?
   – Пока нет! Только нашёл одно тихое местечко. Там и буду работать. Да и дописать-то  осталось  несколько страниц. Так сказать – выдать хэппи-энд.
   – Это что ещё за местечко, ну-ка, поделись.
   – Да снял тут номерок в отеле. Помнишь, тот большой, что недавно открыли.
   – Это тот, что на улице «Власти»?
   – Тот самый.
   – Ты что, одурел? Туда же проституток водят, а не романы пишут.
   – Может, и водят, не спорю. А я, буду спокойно работать.
   – Ха-ха, под страстные всхлипы, стоны и матерщину…
   – Родион Яковлевич, а тебе не всё равно, где я буду писать. Главное – закончить!
   – Ладно, не умничай. Твоя работа, вернее, её завершение, зависит  от  твоего  дальнейшего  будущего  в  литературном мире. Завтра – крайний срок! Не успеешь – больше такой возможности не  представиться.  Не  за-бывай, что Филимонов тоже туда метит. А он, не ты. Он посерьёзнее тебя будет.
   – Учту! Короче, время только теряем на пустую болтовню. Сейчас – восемь тридцать четыре утра. Через  12 часов, в крайнем случае – ночью, я у тебя. С готовой рукописью!
   После этих слов, говоривший отключил свой мобильный, и торопливо опустил  в  карман  рубашки,  плотно застегнув пуговицу. С минуту постоял, прислушиваясь, словно ожидая повторного сигнала. Но телефон  мол-чал. И тогда он пошёл, не торопясь, держа на плече  небольшую  дорожную  сумку,  придерживая   её  правой рукой, и негромко насвистывая.
   Это был писатель – Аркадий Витальевич Быстробаев.  Среднего  роста,  плотного  телосложения  47-летний мужчина – верный муж, и отец двоих детей-подростков – 15-ти, и 17-ти лет. Женился  Быстробаев  поздно – в тридцать лет. Но зато удачно, и уже с кое-каким жизненным опытом. Работа и семья – вот, что стояло на первом месте у этого человека. Этому он отдавал всего себя. По профессии  Аркадий  Витальевич  был  инженер-технолог, работал на местном заводе. А по призванию – писатель. Писать начал  ещё  в  молодости.  Это были короткие рассказы на несколько тетрадных страниц: время не позволяло, поэтому, на большее он не рассчитывал. Надо было получить образование, устроиться, как говорится – «встать на ноги»,  а  потом  жениться.  Что только тридцати годам, ему и удалось. Но и потом, времени заниматься  своим  любимым  писательством,  не было: надо было содержать семью, дать ей всё необходимое. И вот, только три года назад, Аркадий  Витальевич Быстробаев, «получил» наконец-то возможность посвящать своё свободное время  сочинением  повестей, пьес, и даже романов. Дети подросли, денег хватает, быт налажен. Но даже, и в этом случае приходилось забрасывать свои литературные труды. И только последние два месяца, Аркадий Витальевич почти беспрерывно трудился над своим новым романом, который назвал «Стеклянный дом», занимавший всё его свободное  время. Жена знала его пристрастие, а потому, старалась не быть  препятствием  в  увлечении  мужа: лучше  пусть проводит время за ноутбуком, стуча по клавиатуре, нежели с друзьями в баре. А недели две назад,  у  Быстробаева что-то не клеилось, не давало сосредоточиться. Он словно оказался на пороге творческого кризиса, время от времени «посещающего» любого писателя. А конкурс приближался. Надо было успеть.
   Каждые пять лет, в городе, где он жил, проводился, так называемый, конкурс писателей. На котором,  молодые, начинающие авторы (и не молодые, как Быстробаев),  представляли  свои  работы.  Из  многочисленного количества заявок, отбирались десять рукописей, которые, по мнению «жюри» способны были  заинтересовать нынешнего читателя. Таким образом, с авторами заключали договора известные издательства.  В  дальнейшем, победители могли бесплатно издавать свои верши – выбранное ими издательство, не только за свой счёт реализовало их «продукцию», но также выплачивало и гонорар.
   Родион Яковлевич, с которым Быстробаев разговаривал по телефону, уверяя его в  предоставлении  сегодня вечером законченного романа, имея связи в книжном бизнесе, уже знал,  кто  выступит  победителем.  Девять кандидатур были отобраны. Оставался ещё один счастливчик. Родион  Яковлевич  хотел,  чтобы  им  оказался его друг Быстробаев. Он верил в Аркадия Витальевича, его предыдущие работы, периодически выставляемые в интернете, на самиздатовских сайтах, принимались читателями «на  ура».  Но  издавать  их  приходилось  за свой счёт. Даже если бы Быстробаев не победил на конкурсе, его роман всё равно бы опубликовали (утешительный приз), но малым тиражом. И только один. Таким образом, он «оставил бы свой след» в огромном  мире книгоиндустрии. А если бы победил… То тут уж…
   Сейчас, приехав сюда на утренней электричке, и доехав на такси до  улицы  «Представителей  власти»  (или как её ещё называли «улица Власти»), где располагался облюбованным им отель, о котором Аркадий Витальевич узнал из объявления, выложенного в интернете, и где собирался в тишине и уюте, дописать свой  роман, чтобы завтра представить на конкурс, Быстробаев, поговорив по телефону с другом, не торопясь шёл по шоссе, ещё спокойному в этот утренний воскресный час, вдыхая свежий, пока не заполненный выхлопными газа-ми, воздух.
   Перейдя проезжую часть, он вышел в сквер, по обе стороны которого выстроились жилые дома, продовольственные магазины, закусочные, отделы бытовой техники, и многое другое. Идя по выложенной камнем  мостовой, он заглядывал в витрины магазинов, всматривался в лица  иногда  встречающихся  на  пути  прохожих, которые, в отличие от Быстробаева не проявляли к  его  персоне  никакого  интереса.  Он  же  напротив – пребывал в хорошем, приподнятом настроении. Он был рад оказаться в новом месте, ибо из-за  занятости  на  работе, а в свободное время, занимаясь своим писательским ремеслом, мало где бывал.
   Спускаясь по идущей  вниз  мостовой,  Аркадий  Витальевич,  заметил  сидевшего  на  поребрике  старичка, всматривавшегося в витрину винного магазина, находившегося через дорогу.
   – Доброе утро, отец, – весело поприветствовал старичка, Быстробаев. – Как жизнь, как дела?
   – Дела – белы как сажа, а жизнь, такая, даже… – то ли специально, то ли так вышло, стихотворной скороговоркой выдал старичок, оборвав себя на слове, разглядывая подошедшего маленькими,  слезящимися  глазками.
   Быстробаев негромко рассмеялся. Этот встретившийся ему на  пути  добрый  старичок,  как-то  ещё  больше прибавил ему хорошего настроения – будто зарядил положительной энергией.
   – Ты бы, мил человек, уважил старость – позвенел бы монеткой,  да  согрел  слух  старика.  Уж  страсть  как того горького нектара хоцца, а презренным металлом, нонче не распологаю…
   – Ну, отец, ты прямо поэт! – восхищённо произнёс Аркадий Витальевич, и  протянул  сидевшему  на поребрике купюру в тысячу рублей.
   – А-а-а, богатенький сынок нищего Карло, – произнёс старичок, на своём, только ему  понятном  словесном лексиконе, и, приняв хрустящую бумажку, некоторое время вертел её в своих морщинистых руках,  разглядывая.
   Быстробоев не мешал ему. Должно быть, тот давно уже не держал в руках «таких» денег.
   – Чем больше нулей, тем больше зла способны сотворить  они  на  земле! – проговорил  вездесущий  старец, не отрывая взгляда от денежного знака.
   – Скажи мне, отец, где тут находится тот отель, что недавно открылся? О нём ещё хорошую  рекламу  выдали в местной прессе, – спросил Быстробаев
   – А ты спустись по этой тропке до перекрёстка, а там поверни налево – увидишь площадь, на ней и высится, это обиталище человеческого грехопадения! – ответил старичок, кривым, морщинистым пальцем показывая в сторону
   – Спасибо, отец! Всего тебе доброго! – сказал Аркадий Витальевич, и пошёл по указанному пути.
   – Будь стоек, не поддавайся человеческой глупости, и, чародейству! – прокричал  старичок  в  след  Быстробаеву, уже отошедшему на приличное расстояние.
   – Хорошо, отец! Будь здоров! – через плечо ответил Аркадий Витальевич.
   Последнее слово, брошенное старичком, он не понял, даже подумал, что ослышался. Но, серьёзного значения сказанному решил не придавать – уж в очень хорошем настроении он пребывал, и не хотел  омрачать его.
   Найти отель оказалось не трудно. Выйдя на площадь, взору  Быстробаева  предстало  широкое  трёхэтажное здание, фасад которого был выложен плиткой матового цвета. Первый этаж занимало кафе-ресторан, два других, были отданы под номера. Пять мраморных ступенек вели к железной  двери,  расположенной  под  стальным навесом. По бокам стояли каменные изваяния, сделанные в готическом стиле: что-то  вроде  средневековых фигур рыцарей в доспехах, что показалось Аркадию Витальевичу странным и не понятным. Но он тут же забыл об этом, обратив взгляд на стеклянную витрину первого этажа, и  множество  окон  с  широкими  подоконниками, прикрытых занавесками разных цветов и видов. Вывеска, смотревшая  огромными  буквами,  гласила: «Отель. Пристанище уюта и тишины».
   Это понравилось Быстробаеву! Именно этого он и ожидал.
   Открыв дверь, которая, оказалась лёгкой, и не издала ни единого скрипа, Аркадий Витальевич, вошёл  в  огромный, просторный зал, где было тихо, уютно и свежо (вывеска не обманывала).
   Весь пол в зале был выложен блестевшей под ногами плиткой. С левой стороны стояли горшки с  декоративными (а возможно  настоящими)  кустарниками.  Напротив  входной  двери,  в  дальнем  конце  располагался ресторан, двери которого в этот ранний час, были плотно прикрыты. Справа,  находилась  стойка  дежурного-администратора, к которой Аркадий Витальевич и  направился  быстрым  шагом,  придерживая  рукой  висевшую на плече сумку.
   – Доброе утро! Добро пожаловать в наш уголок спокойствия, уюта и незабываемого отдыха. Здесь вы  обретёте лучшие мгновения своей жизни, всё, о чём так долго  мечтали! – перечислял  усердный  администратор – молодой человек, лет тридцати, в белоснежном, хорошо отутюженном  костюме,  и  галстуком-бабочкой.  Его редкие уложенные пробором волосы блестели, словно смазанные мёдом. Да и сам он, прямо лоснился услужливостью и вниманием.
   Так же добродушно поприветствовав молодого дежурного, Аркадий Витальевич, перешёл к делу:
   – Я бы хотел снять у вас комнатку!
   – На какой срок? – спросил администратор.
   – На один день, если можно. До вечера, – ответил Быстробаев, немного смутившись  от  того,  что  на  такой короткий срок собирается использовать предложенный ему комфорт.
   – Отчего же нельзя. У нас всё возможно.
   И молодой человек перечислил стоимость проживания в отеле. Причём,  перечислил  весь  прейскурант  ус-луг, и их стоимость. Отчего  ввёл  Аркадия  Витальевича  в  состояние  лёгкого  недоумения,  как  это  бывает, когда слышишь, или видишь слишком высокую для себя цену на то, чего хотел бы приобрести.
   – А цены у вас кусаются, – сказал Быстробаев, усмехнувшись, и мотнув головой.
   – Так мы будем оформляться, или вы ещё подумаете? – не обращая внимания на слова гостя, спросил дежурный.
   – Что ж поделаешь, иного выхода у меня нет. Да и человеку обещал – нельзя  подводить, – произнёс  Аркадий Витальевич, слова которого, остались загадкой для молодого сотрудника отеля.
   – Ваше имя, фамилия и отчество, – спросил администратор «дежурным» тоном,  раскрывая  журнал  регистрации.
   Быстробаев назвал свои инициалы, и протянул паспорт, в который молодой человек почему-то не  заглянул. Он так и лежал сиротливо, посреди стойки, как забытая на вокзале вещь.
   – Ваш возраст, место работы, семейное  положение, – спрашивал  дежурный,  внося  полученную  информацию в журнал.
   Регистрация длилась около десяти минут: дежурный писал медленно  и  старательно.  Аркадий  Витальевич сосредоточенно отвечал, и терпеливо ждал, поглядывая на часы, которые показывали десять минут десятого.
   Наконец, с формальностями  было  покончено – Быстробаев  считался  гостем  комфортабельного  (и весьма дорогого) отеля, сроком на 24 часа.
   – Я бы мог попросить комнатку потише? Мне надо заняться кое-какой важной работой.
   – Работой? – переспросил дежурный, вскинув на гостя удивлённые глаза.
   – Я писатель, и хочу сегодня закончить свой роман, – пояснил Аркадий Витальевич.
   – В таком случае, я бы посоветовал вам последний этаж, с номером, в дальнем конце коридора.
   – Благодарю вас!
   – Мальчик проводит вас!
   После этих слов, к Быстробаеву подошёл подросток лет  четырнадцати,  в  голубом  трико  и  белой  куртке, которые сильно облегали его угловатую тоненькую фигурку. Дежурный протянул мальчику ключ от комнаты куда поселили гостя, и он, не говоря ни слова, побежал вверх по лестнице, мягко ступая в своих  розовых  полусапожках, которые были ему явно не по размеру.
   Когда они оказались на третьем этаже, пройдя длинный коридор, по бокам которого располагались  номера, и подошли к комнате, «спрятавшейся» в углу коридора, Быстробаев еле переводил дыхание: так  он  запыхался, пока следовал за мальчишкой, бежавшим почти всю дорогу.
   – Ваш номер, господин, – произнёс мальчик, распахнув дверь, и пропуская гостя в его апартаменты.
   – Ну, что это ещё за «господин». Меня зовут Аркадий Витальевич. Можно – дядя Аркадий.
   – Нам велено называть гостей только «господин» или «госпожа», – возразил мальчик, глядя  куда-то  в  сторону окна, словно готовясь к прыжку.
   – Ну, раз так принято, – сочувственно произнёс Быстробаев,  и  протянул  мальчишке  пятьсот  рублей. – На вот, держи, за услуги.
   – Нет-нет, господин, нам нельзя брать с гостей деньги! Это запрещено! – проговорил мальчик, в  ужасе  глядя на купюру, которую держал Быстробаев.
   – А кто узнает? Бери, и никому не говори, – посоветовал Аркадий Витальевич.
   – Нет-нет, это запрещено! – по-прежнему вторил мальчуган. – Отец выпорет меня, если узнает.
   Теперь, мальчик стоял, опустив голову. Неожиданно, он развернулся, и, заложив обе руки за  спину,  словно прикрывая себя сзади, выбежал из номера. Было заметно, что он стыдится своей, так откровенно облегающей его, одежды.
   Быстробаев с сочувствием посмотрел вслед убежавшему подростку, после  чего,  прикрыв  дверь,  принялся рассматривать своё новое пристанище.
   Комната была большой и просторной, тихой и уютной. Белоснежное пластиковое окно с широким подоконником, скрывала плотная занавеска, напротив стоял дубовый стол с выдвижными  ящиками,  с  обеих  сторон. На нём стояли – стационарный телефон, пепельница, и поднос с  графином,  а  рядом  два  сияющие  чистотой стакана. Слева – высокий стеллаж, с книгами и журналами на любой вкус.  Немного  дальше,  справа – огромная кровать, застеленная мягким  покрывалом  с  незамысловатым  рисунком,  и  две  пышные  подушки,  при виде которых, Быстробаеву тут же захотелось опустить голову в их соблазнительную мягкость. Рядом  с  кроватью стоял небольшой столик. Напротив – две двери, ведущие, одна – в ванную, другая – в  туалет,  а  между ними высилось громадное зеркало в полный человеческий рост. Стены номера были оклеены  светлыми  обоями в мелкий цветочек. А натяжной потолок с рядом лампочек, завораживал своей блестящей белизной.
  Аркадий Витальевич прошёлся взад-вперёд, ступая по мягкому ковру,  снял  с  плеча  сумку,  опустил  её  на стол, и, подойдя к окну, раздвинул занавеску –  в комнату ворвались тёплые лучи летнего солнца.
   Перед тем, как приступить к работе, Аркадий Витальевич решил умыться.  Он  любил  умываться  холодной
водой, что делал даже зимой – это придавало бодрости и свежести, а вместе с тем – улучшало внутреннее  самочувствие, на которое он никогда не жаловался. Подойдя к ванной,  и  уже  обхватив  круглую  ручку  двери своей широкой ладонью, он на мгновение задержал взгляд на зеркале, что висело между  ванной  и  туалетом: на него смотрело крупное лицо с широким лбом, кустистыми  бровями,  над  слегка  сощуренными  от  яркого солнца глазами, большим носом, оспинами на щеках, и глубокими морщинками вокруг рта. Широкий  подбородок, и бычья шея – завершали портрет Аркадия Витальевича. Волос  на  голове  он  имел  немного,  так  как рано начал лысеть. Но это его нисколько не беспокоило: он принимал себя таким, каков он есть.
   В ванну, он так и не вошёл – внезапно зазвонивший телефон, заставил его снова вернуться к столу.
   – Да, – произнёс он в трубку.
   – Доброе утро! – поприветствовали его на другом конце, а дальше, заученной скороговоркой было перечислено всё расписание работы отеля: от времени, когда подавались завтрак, обед и ужин, до развлечений, которые отель предлагал своим гостям. Назвали даже дату, время и сообщили прогноз погоды – всё это, разумеется было объявлено на текущий день.
   Быстробаев поблагодарил за предоставленную информацию, и заказал для себя лёгкий завтрак, который по-обещали через несколько минут доставить в его номер. Обедать он решил в ресторане, что  на  первом  этаже. Это в том случае, если предстоящая работа над завершением романа, не заставит его просидеть за  ноутбуком до самого вечера. На это он и надеялся, так как дал себе зарок: во что бы то ни стало завершить  роман  сегодня же. Не столько ради себя, сколько ради друга, которому обещал, и не хотел подводить.
   Когда он положил трубку, в тишину комнаты внезапно ворвался бой  часов, слегка  оглушивший  его,  слов-но бьющий по мозгам, от глухих ударов, отсчитывающих время. Часы, в виде огромного  медведя,  с  циферблатом в середине, стояли на полке камина, справа от  двери.  Аркадий  Витальевич  пришёл  в  недоумение  от  того, что только сейчас заметил наличие камина в номере. И даже  не  сам  камин  удивил  его,  а  то,  что  вот только сейчас, осматривая обстановку… камина не было.
   «Не было? Глупости! Просто не заметил. Утомился малость», – подумал Быстробаев, и  расстегнув  молнию на сумке, вытащил ноутбук, папку, в которой лежали распечатанные листы с  романом,  блокнот  и  кое-какие канцелярские принадлежности. У него была привычка сначала заносить идею в  блокнот,  а  после,  перепичатывать.
   Разложив всё это на столе, Быстробаев выдвинул мягкое, вращающееся кресло, и сел в  него: решая  в  ожидании завтрака немного поработать.
   Часы на каминной полке показывали – девять часов, тридцать четыре минуты.
   Роман, который писал Быстробаев, назывался «Стеклянный  дом».  В  нём,  молодой  военный – испанец  по имени Рамиро Гальярдо, служивший по контракту, и живущий в небольшом  городке,  где  располагалась  его часть, был уволен из армии, из-за любовной связи с женой своего коллеги, жившего в том же военном  гарнизоне. Эта связь, ознаменовалась большим скандалом, что повлекло бы за собой грязные  последствия,  и  лечь несмываемым пятном на  военнослужащих.  Потому,  военное  руководство  решило  разлучить  любовников. Рамиро Гальярдо приезжает в Италию, и на время поселяется в гостинице, где постояльцы ведут  себя  весьма странно: постоянно друг за другом следят, подсматривают, обсуждая чужую личную жизнь. Что и дало название роману. В итоге, у бывшего лейтенанта завязываются тесные отношения с молодой замужней  женщиной – матерью двоих детей-подростков, которая приехала в Италию в отпуск. Эти отношения, постепенно перерастают в любовь. История повторяется. Главный герой пытается найти выход из  создавшегося  положения: он не хочет разбивать семью, и в то же время, не в силах оставить эту женщину, которую страстно полюбил (она напомнила ему ту, которую он был вынужден покинуть). В конце концов, после тяжёлой, внутренней  борьбы с собой, он решает порвать с ней. Постояльцы, естественно, в курсе их отношений, кое-кто даже советует, как ему поступить. «Сейчас» у него планируется серьёзный разговор с ней, который и должен всё решить.
   Вот эту завершающую часть истории, и собирался дописать  Аркадий Витальевич.
   Включив ноутбук, он открыл папку с файлом романа, при помощи курсора «перелистал» страницы, остановившись на последней записи. После, вытащил из карманов рубашки сигареты, телефон, очки, и разложил всё это на столе. Закурив сигарету и пару раз затянувшись, он надел очки, и глядя  в  экран  ноутбука,  сосредоточил мысли на продолжении (а вернее, на окончании) истории Рамиро Гальярдо.
   Комнатой вновь овладела тишина. Не было  слышно  даже  тиканья  часов.  Хотя  Аркадий  Витальевич  всё равно ничего в этот момент не слышал. Его мыслями полностью завладело вдохновение. Он  раскуривал  застывшую между губ сигарету, держа руки над клавиатурой, и чуть  пошевеливая  пальцами,  словно  «разогревая» перед их предстоящей гонкой; когда воображение рождает мысль,  а  та,  тёплым  ручейком  вливается  в слова, и рождается предложение, летящее строчкой к строчке,  и,  таким  образом,  выстраивается  текст.  Как строящийся дом: начинается с небольшого фундамента, а затем, благодаря упорной работе строителей, шаг за шагом вырастает в огромное здание.  Так  и  писатель, силой  фантазии  и  сопутствующему  ей  вдохновению выстраивает своё детище на бумаге.
   Закрыв глаза, Быстробаев мысленно «прошёлся» по всему сюжету, припоминая  детали: мелкие,  ничего  не значащие описания, и крупные; держащие линию сюжета;  кое-какие  диалоги.  Возможно,  на  них  держится  суть, которая и приведёт к финалу.
   «Он собирается её оставить», – размышлял Аркадий Витальевич, тасуя в голове  общую  суть  из  уже  записанного.
   Пепел от сигареты упал на край стола, но он этого не заметил, живя в придуманном им мире, мысля и  чувствуя, как те, кого создала его фантазия.
   «Он собирается её оставить… Почему?.. Не  хочет  повторения  армейской…  Армейской…  Истории…  Он приглашает её… Но за ними следят жильцы... Из гостиницы… Муж знает… Нет муж  не  знает… Он  догадывается?... Ладно… Она пришла… Они сидят разгова…»
   Они пытаются спрятаться за банальные фразы, но слова тоже  расставляют  силки, – работая  пальцами обеих рук, напечатал Аркадий Витальевич.
   «Ага, банальные фразы… Расставляют силки, – продолжал размышлять Быстробаев. -Где я это взял?  На  каминной полке… там не было часов… и камина не было…»
   Быстробаев резко обернулся туда, где стоял камин: «Да вот он… И часы стоят… Стоят?»
   Машинально, он глянул на время в своём телефоне. Было десять часов, семь минут.  После,  перевёл  взгляд на часы, что стояли на каминной полке. Они по-прежнему показывали – девять часов, тридцать четыре  мину-ты. То время, когда он приступил к работе.
   «Вывеска не обманула: даже часы встали, чтобы обеспечить мне тишину  и  покой», – усмехнувшись,  поду-мал Аркадий Витальевич.
   Неожиданно, в эту тишину ворвался глухой стук в дверь. От неожиданности, он даже вздрогнул.
   «Завтрак», – решил он, и, загасив в стеклянной пепельнице окурок, пошёл открывать.
   Когда он открыл дверь, на пороге никого не оказалось. Решив, что ему послышалось,  он  снова  вернулся  к столу, грузно опустившись во вращающееся кресло. Мысль, которую он собирался занести в текст, перед тем как услышал стук в дверь, пропала, потонув в глубинах его  сознания,  которое  сейчас  было  отвлечено  и  не давало сосредоточиться. Он перечитал недавно отпечатанное, пытаясь вспомнить, что собирался к  этому  добавить. Но ничего не шло. В голове было тихо, как в  комнате: мысли  потухли,  оставив  после  себя  тишину, которая давила на слух, как если бы он внезапно оглох.
   «Кофе… Надо выпить кофе», – подумал он, отодвинув ноутбук, и поставив перед собой телефон, снял труб-ку.
   Он услышал мягкий голос дежурной, которая поприветствовав его, спросила: «чего бы он хотел».
   Пока он заказывал кофе, где-то там, в недрах подсознания, выстроились в ряд,  словно  на  параде,  диалоги, которые необходимо было занести на бумагу. Держа в одной руке трубку, другой,  он  схватил  блокнот,  ручку, и уже принялся записывать, не слушая,  что  щебечет  своим  «медовым»  голоском  дежурная.  Но  мысль, словно играя с ним в прятки, опять скрылась. Выругавшись про себя, он положил трубку.  Отложив  блокнот, и отбросив ручку, Аркадий Витальевич снова поставил перед собой  ноутбук.  Предложение,  одиноко  стоявшее на белой поверхности, ждало продолжения. Мысли наплывали одна на другую – беспорядочные, пустые, никак не относящиеся к сюжету. Они как  камни,  давили  мозг,  отчего  у  Быстробаева,  как  ему  показалось, даже онемел лоб. Тогда он закрывал глаза. И в этот миг, слова, выстраивающиеся в  предложения,  пролетали как стая ос. Но стоило открыть глаза – всё пропадало. В голове  вновь  зияла  пустота.  Он,  то  ничего  не  мог  найти, то находя пару фраз, корпел над ними, не в  силах продолжить. Как герой Билли Кристала из   комедии «Сбрось маму с поезда», «застрявший» на одной фразе: «Ночь была…»
  Он перевёл взгляд в нижний, правый угол ноутбука, где  стояло  время.  Было  одиннадцать  часов,  двадцать семь минут. Кофе так и не принесли. Не говоря уже о завтраке. Это не  столько  разозлило  Аркадия  Витальевича, сколько разочаровало его: комфортабельный отель, и персонал на редкость вежливый и  внимательный, и вдруг такая безответственность.
   Он снова снял трубку телефона. И после «медового» приветствия дежурной, сказал:
   – Я заказывал кофе в свой номер. И вот прошло двадцать минут, а его так и не принесли.
   – Вы из какого номера? – спросил голос.
   Быстробаев назвал номер.
   – В этот номер никто ещё не заселился, – после небольшой паузы, ответила дежурная.
   – Как так? Уже два часа, как я его снял, – не веря в услышанное, произнёс Быстробаев.
   – Подождите немного, я свяжусь с администратором, и вам перезвонят.
   После этих слов, трубка замолчала, предоставив слуху Аркадия Витальевича музыкальное сопровождение.
   «Я ещё не сказал про завтрак, который до сих пор жду», – подумал он, возвращая трубку на место.
   Снова прикурив сигарету, он откинулся на  спинку  кресла.  Крутанувшись  в  нём,  он  чуть  не  упал,  когда бросив взгляд в сторону камина, обнаружил, что его… не было.
   «Что за чертовщина?», – сказал он про себя, в недоумении всматриваясь в пустое пространство, где ещё  не-давно высился камин и стояли часы.
  Быстробаев закрыл глаза, мотнул головой. Открыв глаза снова, он по-прежнему увидел,  вместо  «ожидаемо-го» камина, пустое место. Забыв про сигарету, которую держал  во  рту,  Аркадий  Витальевич  развернулся  к столу и снова схватил трубку. Но вдруг замер, держа её в вытянутой руке.
   «Что я скажу? Что камин исчез?», – подумал он, и осторожно опустил трубку обратно, не издав  ни  единого шума, словно в комнате кто-то спал.
   Они сидели напротив друг друга, не решаясь заговорить. Каждый ждал,  что  тишину  нарушит  другой, – пронеслось в голове Аркадия Витальевича, и в ту же секунду, он занёс это в текст.
   Словно «открылся клапан», и из него понеслась огромная струя слов и предложений, которые он жадно выхватывая из головы, вносил в кладовую электронного хранителя.
   Это было отчуждение от чего-то, уже давно знакомого, с кем-то уже бывшего, и,  кем-то  испытанного. Камин стоял, а сейчас его нет! А был ли он? – вот, что в итоге вынесла волна, неожиданно  промелькнувшего  вдохновения.
   И Быстробаев перестал печатать. Резко оторвал пальцы от клавиатуры,  словно  обжёгся  об  неё,  и  закурил новую сигарету. Некоторое время он курил, то и дело, затягиваясь  едким  дымом,  задумчиво  созерцая  одну точку, в стене.
   Его прервал бой часов, которые пробили полдень. В который уже  раз  вздрогнув,  он  перевёл  взгляд  туда, откуда раздался глухой сигнал. Часы в виде медведя с циферблатом в середине, стояли на столике у  кровати. Те самые, что утром высились на «исчезнувшем» камине.
   Быстробаев опять не поверил тому,  что  видел – переутомление,  визуальная  галлюцинация,  явились  тому причиной, а может обыкновенная невнимательность – на эти, мучившие его вопросы, он, как ни  старался,  не мог найти ответ. Как уже не мог сосредоточить себя на той работе, ради  которой  и  прибыл  в  это  странное, словно заколдованное место.
   В следующее мгновение, его сосредоточенное  на  часах  внимание,  привлекло  постукивание,  раздавшееся где-то у него за спиной. Быстробаев обернулся. Это вряд ли стучали в дверь. Звук напоминал мышиный скрежет, перемежающийся с коротким постукиванием: скрежет, стук, скрежет, стук – будто кто-то отбивал азбуку Морзе. Прислушиваясь к этому скрежету, и пытаясь уловить его суть, он машинально  прокручивал  в  голове сюжет романа, который всё ещё надеялся дописать. Но кроме последней фразы, ничего ему в  голову  не  при-ходило. А то, что произошло дальше, окончательно «выветрило» все его мысли,  касающиеся  романа: в  комнату ворвался тяжёлый лязг мотора, подъехавшей к отелю машины, который  сменили  хлопавшие  дверцы,  и обрывки разговоров. Привлечённый уже этим, Быстробаев перевёл взгляд на  окно.  Потом,  встал  с  кресла,  и подошёл к окну. Двор был пуст: ни машин, ни людей не было. Шоссе находилось дальше, и, проезжающие по нему машины, вряд ли потревожили бы его слух.
   – Белиберда», – произнёс Аркадий Витальевич, и, отвернувшись от окна, сел на подоконник.
   Глянув в пепельницу, он ужаснулся: она была до краёв набита окурками.
   «За два с половиной часа, написал несколько строчек, а столько выкурил», – подумал он, и снова вспомнил, что ни завтрака, ни кофе, ему так и не принесли.
   – Безобразие, – опять сказал он вслух.
   «Придётся спуститься самому, а то от них, вряд ли чего  дождёшься», – посетовал  Аркадий  Витальевич,  и, взяв со стола телефон, двумя широкими шагами подошёл к двери.
   Выйдя из номера, плотно прикрыв дверь, он пересёк длинный коридор, спустился на второй этаж, и  неожиданно замер: встав на площадке между первым и вторым этажами, он увидел стоявшего в шаге от стола администратора отеля, молодого человека, двумя руками сжимавшего… автомат, дуло которого было  направлено на находившуюся напротив него группу людей. Со своего места Быстробаев не видел  их,  но  слышал  короткие перешёптывания и глухой плач, то ли женский, то ли детский. Молодой парень,  казалось,  совсем  подросток, стоял, широко расставив ноги, обратив застывший в неподвижности взгляд на  тех,  кому  угрожало  холодное дуло его оружия. Так же, не шевелясь,  Аркадий Витальевич,  смотрел  в  пролёт  лестничного  марша, похолодев от увиденного, и даже забыв о том, зачем спускался.
   Неожиданно, «автоматчик», словно заметив на себе посторонний взгляд, поднял голову. Его холодные, враждебные глаза, встретились с испуганными – Быстробаева. По инерции инстинкта  самосохранения,  Аркадий Витальевич резко подался затылком назад, прячась от взгляда  стоявшего  внизу.  Тот,  как  будто  улыбнулся, увидев Быстробаева. А может, ему это показалось.
   Не теряя понапрасну времени, он повернулся, и бросился наверх – обратно в свой номер, стараясь  не  производить лишнего шума. Раз погони не последовало, значит, его не заметили, решил Аркадий Витальевич. 
   Осторожно открыв дверь своего номера, и юркнув в него, как мышка в норку, он подбежал к столу, схватил трубку телефона, и, поднеся её к уху, услышал:
   – … же сказал, ни о чём не беспокойтесь: сегодня он прибывает!
   – Алло, – крикнул в трубку взволнованный Аркадий Витальевич.
   – Вы считаете, что беспокоиться не о чем? – услышал он уже другой голос, видимо отвечающий первому.
   – Уверяю вас, Рамиро Гальярдо уладит это дело. Он сумеет растрясти это осиное гнездо.
   – Алло, – продолжал кричать в трубку Быстробаев, но говорившие его не слышали, продолжая свой диалог.
   – Ну что ж, надеюсь, что всё так и будет, как вы говорите, – произнёс второй голос.
   Разговор прекратился: трубку снова заполнила неприхотливая мелодия. В отчаянии, он  бросил  её,  и  вытащив из кармана мобильный, уже собрался набрать номер милиции (или, как  сейчас  говорят – полиции),  когда, глянув в сторону, где находилась кровать, он увидел… человека.
   Он сидел на кровати и внимательно наблюдал за Быстробаевым. Его хитрое, сытое личико лоснилось  дово-
льством, а блестевшие на солнце глаза, ловили каждое движение стоявшего за  столом  с  телефоном  в  руках Быстробаева. Казалось, ни одна деталь не способна укрыться от этих всё видящих глаз.
   – Вы… Как вы сюда попали? – спросил Аркадий Витальевич, надеясь, что это не видение, а реальный чело-век, вошедший в его номер в тот момент, когда он находился на лестнице.
   – Разрешите представиться – Осип  Маркелович  Рыжезадов! – проигнорировав  вопрос,  произнёс  незнакомец, таким тоном, словно принадлежал к императорской семье, имея высокий титул.
   – Послушайте, мне кажется, отель захвачен, – произнёс Быстробаев взволнованно. – Я видел молодого  парня, там, внизу. С автоматом. Кажется, это был подросток.
   – Вполне возможно!  Всё  может  быть! – спокойно проговорил  сидевший  на  кровати,  продолжая   своими внимательными глазками изучать покрывшегося испариной собеседника.
   – А? Вы мне не верите? Думаете, я это выдумал?
   – Я верю вам! И, сочувствую! – отозвался человек.
   – Что вы хотите этим сказать? – не понял Аркадий Витальевич.
   – Телевидение, интернет, мобильная связь – вот, самые опасные и страшные враги  нашего  нынешнего  молодого поколения! Телевидение – развращает их умы: посмотрите, что оно показывает! Интернет – открывает им возможность быть в курсе всего, что происходит сейчас в мире. Это даже страшнее телевидения. А  мобильная связь? – можно позвонить в любую точку планеты, и манипулировать, не только людьми, но и мировой системой! Подросток, нахватавшийся по телевидению,  всякой пошлости, приправив это безлимитным  интернетом, как в итоге поступит? А очень просто! Возьмёт в руки автомат, захватит какое-нибудь  здание,  вроде этого отеля, и, станет делать то, чему научило его…
   – Хватит! Замолчите! Пока вы тут занимаетесь демагогией, там могут пострадать люди!
   – Так идите, заберите у него оружие, и, убедите, что так поступать нехорошо. И научите тому,  что  вы  считаете правильным, для него…
   – Вы издеваетесь?
   – … И он рассмеётся вам в лицо. Это в лучшем случае. В худшем – выпустит в вас всю обойму!
   Слова незнакомца, заполнившие комнату,  звучали  трезво  и  убедительно.  Но  Быстробаев,  будучи  в  том состоянии, в каком  он  сейчас  пребывал,  не  мог  воспринимать  их  должным  образом.  Ему  казалось,  этот странный человек, неизвестно как проникший в его номер, издевается над ним.  Или,  то  была  «злая  шутка» этой комнаты, вот уже третий час испытывавшая его терпение.
   Зазвонил телефон. Но Аркадий Витальевич, словно не слышал его. У него в ушах стояли слова  незнакомца, и не давала покоя мысль, что он оказался заложником распоясавшихся подростков.  Сколько  их?  Какие  требования они собираются предъявить? Будут ли они выполнены? А если нет? Значит люди,  преданные  право-охранительными органами, которые призваны защищать  их – станут  жертвами  «мальчишек»,  по  уверению незнакомца – насмотревшихся телепередач. А вместе с ними, и  он – Быстробаев.  Нет,  так  не  должно  быть. Надо что-то делать…
   – Вы не ответите на звонок? – услышал он голос незнакомца, выхвативший его из навязчивых мыслей.
   – А? Да-да, конечно, – сказал Аркадий Витальевич, и машинально, как по  принуждению,  снял  трубку,  от-вернувшись к окну.
   – Я слушаю! – произнёс он в трубку.
   – Привет, котик! – послышался слащавый женский голосок.
   – Что? Кто это? – не понял Быстробаев.
   – Котик не узнаёт свою кошечку? – пропел голосок, обиженно.
   – Перестаньте валять дурака. Что вы хотите?
   – Фу, какой ты сегодня бука, котик.
   – Вы… вы служащая отеля? Я недавно заказывал кофе в  номер, – говорил Быстробаев  в  трубку,  и,  вдруг, резко оборвал себя, вспомнив то, что в данный момент было важнее кофе. – Послушайте, внизу я видел  чело-века с автоматом. Позвоните в полицию, мне кажется, отель захвачен…
   – Вау, как это интересно! – с восхищением произнесли на другом конце. – Ты сегодня такой романтик,  сладенький!
   – Вы издеваетесь? Вы слышали, что я сказал?
   – Слышала? Не только слышала, я уже вся на взводе, от твоих фантазий, любимый. И жду тебя…
   – Кто это? – послышался мужской голос, раздавшийся где-то вдалеке.
   – Ой, котик, я перез…
   – Это он звонит? Он… твой любовник? – слышалось уже чётче – видимо говоривший, подходил  к  той,  что разговаривала с Быстробаевым.
   Аркадий Витальевич молчал, но трубку не вешал, ожидая продолжения диалога, который  проходил  между мужчиной и женщиной, на другом конце. Но слов больше не последовало. Вместо них, до  его  слуха  донёсся приглушённый расстоянием… выстрел. Затем – глухой удар упавшей трубки. Быстробаев вздрогнул, и  похолодел. Он так и застыл с трубкой возле уха, не в силах, ни пошевелится, ни что-либо сказать.
   – Я убил её! Я наконец-то пристрелил эту шлюху! Слышишь? – услышал он минуту спустя.
   И, охваченный тяжёлым испугом, он, резким движением руки, положил трубку. Держа руку на телефоне,  и глубоко дыша, повернул голову в сторону кровати. Незнакомца уже не было. Кровать была пуста.  Даже  покрывало не сбилось, словно никто на ней и не сидел. Часов тоже не было. Как по приказу, он  резко  обернулся назад: то, что он надеялся увидеть, и на этот раз обмануло его надежды – справа от входной  двери,  по-прежнему зияла пустота.
   Пленённый этими «неожиданными событиями», сбитый с толку и порядком напуганный, Аркадий Витальевич, медленно опустился в кресло. Положил влажную от нервного потрясения ладонь на пачку сигарет,  стиснув пальцы взял её со стола, переложил в другую руку, открыл, вытащил  сигарету,  ткнул  её  между  губ,  но прикуривать не стал.
   «Исчезнувший камин с часами. Террористы. Странный тип. Убитая  женщина.  Непонятный  разговор  двух неизвестных, – мысленно перечислял Аркадий Витальевич, откинув голову на спинку  кресла,  и  разглядывая потолок. Какие ещё ожидать здесь сюрпризы?»
   Его мысли неожиданно прервал вновь зазвонивший телефон.
   Словно ожидая звонка, Быстробаев выхватил всё ещё торчавшую между  губ  сигарету,  бросил  её  на  стол, вскочил с кресла, и, сняв трубку, выкрикнул традиционное «алло».
   – Аркадий Витальевич Баснобаев? – услышал он мужской голос, говоривший, «ровным», официальным  тоном.
   – Да, это я! Только Быст…
   – С вами говорит прокурор города! – перебив Быстробаева, сказали в трубку.
   – Кто-кто? – Быстробаеву показалось, что он ослышался.
   – Прокурор города!
   – А? И, что вы хотите?
   – Мне надо поговорить с вами! Смогли бы вы сегодня после обеда заехать в прокуратуру?
   – Для чего?
   – Это не телефонный разговор! Приезжайте, и всё узнаете!
   – Это не по поводу захвата?
   – Захвата?
   – Я видел внизу, на первом этаже человека с автоматом. Я думаю это – террорист…
   – Мы в курсе! Так я вас жду.
   Он хотел ещё что-то сказать, но на другом конце повесили трубку.
   «Чушь… Чушь и идиотизм», – думал Аркадий Витальевич, медленно отнимая трубку  от  уха.  Но  не  поло-жил её на место, а так и держал, прислонив к краю стола, «переваривая» только что состоявшийся разговор, и смотрел на игравшее тёплыми лучами солнца, окно.
   – Садитесь! – вдруг услышал он голос, раздавшийся справа от него.
   Быстробаев повернул голову, и увидел то, что ввело его в ещё большее недоумение: часть комнаты, где сто-яла кровать, предстала его взору  в  виде… кабинета: с  белыми  стенами,  зарешеченным  окном,  конторским столом, грязным стулом напротив, и шкафом-картотекой,  расположенном  слева  от  стола.  За  столом  сидел представительный человек серьёзного вида. Вся его сущность говорила сама за себя, о его «великой миссии и положении». По виду ему было где-то за пятьдесят. Угрюмо-холёная внешность, не оставляла сомнений,  что с этим человеком шутить не рекомендуется: лысая голова, с небольшой растительностью на  затылке,  внимательный взгляд маленьких глаз, острый нос, тонкие губы и широкий подбородок – таким увидел  его  Быстро-баев, застывший на своём месте, которое хранило обстановку отеля, вытаращив глаза в сторону «кабинета».
   – Садитесь! – повторил сидевший за столом махнув рукой, не глядя на Быстробаева. Уткнув лицо в  бумаги, беспорядочно лежавшие перед ним, он делал вид, что занят.
   – Мне здесь остаться, или к вам подойти? – спросил Аркадий Витальевич, переминаясь с ноги на ногу, и всё ещё держа трубку возле стола.
   Человек за столом оторвался от своих бумаг, поднял голову, и некоторое время смотрел на того, кто стоял в нескольких шагах от него с «поющей» трубкой в руке.
   – Вы здоровы? – спустя пару минут, спросил прокурор.
   – Во всяком случае, был, до сегодняшнего утра, – таинственно ответил Аркадий Витальевич.
   – Что вы хотите этим сказать? – снова задал вопрос прокурор, постукивая кончиками пальцев  по  крашеной поверхности стола.
   – Вы знаете, в этом отеле творится что-то странное и  непонятное, – проговорил Быстробаев,  радуясь  тому, что с кем-то может поделиться своим «открытием».
   – Я вас слушаю!
   – Так вот: сначала исчез камин. Потом переместились часы, но  и  они  затем  исчезли.  Кофе  мне  так  и  не принесли. Тогда, я решил выпить его внизу, ну, заодно и позавтракать. Спускаюсь по  лестнице,  а  на  первом этаже стоит парень с автоматом. Я бегу назад в свой номер, чтобы вызвать полицию.  Снимаю  трубку,  а  там уже кто-то говорит. Потом вижу, сидит на кровати какой-то человек – я имею в виду,  когда  здесь  была  кровать, а не ваш кабинет. Так вот, этот человек зачитывает мне целую лекцию о том, как телевидение действует на подростков. Отчего они, посмотрев его, хватают автомат и…
   – Я советую вам завязать с анисовой! – перебив Быстробаева, сказал прокурор, на  которого  слова  Аркадия Витальевича не произвели никакого впечатления. Он решил, что его собеседник – пьян, а  его,  уже  начинающая развиваться «белая горячка», и выдаёт такие нелепые видения.
   – Да что вы такое говорите, – возмутился Быстробаев. – Я порядочный человек: у меня жена, двое  детей!  Я даже в праздники стараюсь не выпивать. К тому же, сейчас дописываю роман…
   – Этот? – спросил прокурор, взяв со стола несколько листов, и на вытянутой руке, показал  их  собеседнику, всё ещё стоявшему на своей половине, возле стола.
   – Это что? – спросил Аркадий Витальевич, щурясь на листы в руках прокурора.
   – Ваш роман «Блестящий дом».
   – Стеклянный, – поправил Быстробаев.
   – Совершенно верно – «стеклянный», – ответил прокурор, сверяясь с названием, что стояло на одном из листов, разложенных на столе.
   – Но, позвольте… откуда он у вас? – совсем растерявшись, спросил Быстробаев,  и  даже  сделал  несколько шагов в сторону собеседника.
   – Да положите вы трубку! – проговорил прокурор, указывая кивком головы на застывшую в руках  Аркадия Витальевича «поющую» телефонную трубку.
   – А, да, конечно, – пролепетал он, и вернул трубку на место, где ей и следовало быть.
   После, он повернулся к собеседнику, и уже собирался спросить – как его рукопись  попала  к  нему,  но  тот, опередил его, первым нарушив молчание:
   – Вам знакома гражданка Будзинникова, Лариса Николаевна?
   – Нет. Первый раз слышу это имя, – ответил Быстробаев, сбитый с толку, и уже забыл,  какой  вопрос  хотел задать прокурору, словно он был стёрт из его памяти, этим неожиданно прозвучавшим вопросом.
   – Сегодня утром, она была найдена  мёртвой  в  своей  квартире, – проговорил прокурор  своим  будничным тоном.
   – Кто?
   – Будзинникова.
   – Убита?
   – Я этого не говорил, – напомнил прокурор.
   – Да. Я понял… Её убил  муж, – выйдя  из  задумчивого  состояния,  произнёс  Быстробаев,  и  даже  поднял вверх палец, как бы подтверждая свои слова.
   – Муж?
   – Ну, может не муж – любовник. Она звонила сюда, перед тем…
   – Перед чем?
   – Ну, до того…
   – До чего?
   – … как он в неё выстрелил.
   – Вы это видели?
   – Я слышал… по телефону…
   – Зачем она вам звонила?
   – Да, понимаете, какая-то белиберда здесь происходит… Сначала…
   – Про камин я уже слышал… Переходите к телефонному звонку! Итак, она позвонила вам… Кстати, в котором часу это было?
   – Да не помню я… Часы…
   – Переместились – это я понял! Рассказывайте по существу: что она говорила, когда позвонила вам?
   – Что она говорила… – задумчиво повторил Быстробаев.
   – Да вы садитесь, – предложил прокурор, уже более миролюбиво.
   – Да-да, конечно, – пролепетал Быстробаев, садясь в кресло «на своей половине комнаты».
   – Итак, что она говорила? – допытывался прокурор.
   – Да чушь всякую несла…
   – Конкретнее, пожалуйста!
   – Да и говорили мы немного. Когда я снял трубку, она сказала «Здравствуй, котик».
   – Котик?
   – Котик…
   – Что последовало за этим?
   – Я рассказал ей про террориста.
   – Который, как вам показалось – захватил отель…
   – Да.
   – Как она отреагировала?
   – Она мне не поверила. Назвала меня романтиком, и, пригласила встретиться.
   – Где именно?
   – Вернее, она сказала: «Ты такой романтик, сладенький. Я жду тебя…» Да, именно так.
   – Итак, вы приняли её приглашение…
   – Да не принимал я… Нас прервал голос. Он раздался откуда-то издалека.
   – Что говорил голос?
   – «Кто это?» Она испугалась и…
   – И?
   – И потом, я услышал звук выстрела. А, да, перед этим он, то  есть  голос,  спросил: «Кто  это,  твой  любовник?». И прозвучал выстрел.
   – Через какой промежуток времени, после слов «кто это, твой любовник?», прозвучал выстрел?
   – Да почти сразу…
   – И она не крикнула в трубку, что её хотят убить? Ведь она должна была видеть оружие, в руках убийцы!
   – Да нет, ничего подобного она не сказала.
   – Но логичнее было бы сделать так!
   – Может, она испугалась? Или не придала этому значения…
   – Или вы всё выдумываете!
   – Выдумываю? Но зачем мне это?
   – Чтобы выгородить себя, и свалить вину на другого!
   – Да меня и близко не было в том доме! Я был только по телефону…
   – Тогда, как вы объясните наличие вашего романа, в квартире убитой?
   – Вот этого, я и не понимаю.
   Наступила тишина. Прерываемая только тиканьем часов, висевших на стене, в той  половине  комнаты,  где находился прокурор.
   – А-а-а-а-а, я понял, – прервал молчание Аркадий Витальевич. – Это всё шутки отеля.  Вот  сейчас  я  отвернусь… а когда повернусь – вас не будет. Вы исчезнете!
   И Быстробаев, крутанувшись в кресле, повернулся спиной к прокурору. Когда, с полуулыбкой на  губах,  он снова повернулся в сторону «кабинета», видение не исчезло: прокурор  по-прежнему  сидел  на  своём  месте. Всё с тем же серьёзным выражением, застывшем  на его чисто выбритом лице. Было заметно, что  он  не  оценил шутки собеседника, и был им крайне недоволен. Это выглядело так, словно Аркадий  Витальевич  смеётся, потешается над представителем закона, вместо того, чтобы «чистосердечно признаться в содеянном, и тем самым облегчить свою участь» – как гласит уголовный кодекс.
   Видя, что «его номер не прошёл», Быстробаев смутился, и его  полуулыбка  тут  же  исчезла  с  губ.  Вместо прокурора.
   – Вы закончили? – спросил сидевший за столом.
   – А?
   – Свои шутки…
   – Я не понимаю… не понимаю, что здесь происходит, – сетовал Быстробаев, вопросительно глядя на прокурора, в надежде, что может он объяснит весь тот абсурд, невольным свидетелем которого он стал.
   – Я тоже не понимаю – вашего поведения! – произнёс прокурор, чеканя  каждое  слово  своим  «дежурным» голосом. – Итак, вернёмся к нашим овцам.
   – Баранам, – машинально поправил Быстробаев.
   – Что?
   – Говорят: «вернёмся к нашим баранам…»
   – Вы снова шутите?
   – Я приехал в этот отель, чтобы в тишине и покое дописать свой роман, который уже  почти  две  недели  не двигается с места, – решая сменить тему, проговорил Аркадий Витальевич
   – Этот роман? – спросил прокурор, кивая на листки.
   – Да.
   – Вы дописали его, – сказал прокурор утвердительно.
   – Нет. Сегодня утром, приехав сюда, я пытался это сделать. Но, в результате творящегося  здесь  абсурда,  я вынужден отвлекаться: принимая у себя в номере, то странных посетителей,  появляющихся  из  ниоткуда,  то отвечая на дурацкие звонки, то…
   – Но ваш роман, под названием «Стеклянный дом», дописан!
   – Дописан… Дописан?
   – Вот взгляните, – открыв ящик стола, прокурор извлёк  внушительных  размеров  папку,  и  положил  её  на середину стола, поверх разбросанных листов.
   – Что это? – спросил Быстробаев, указывая кивком головы на папку.
   – Ваш роман!
   – Мой…
   Аркадий Витальевич не договорил. Он вскочил с кресла, и, как ужаленный подбежал к столу, где сидел  его собеседник. Открыв папку, он принялся то медленно, то быстро перелистывать страницы, вчитываясь в  текст – узнавая свой стиль и своих героев. Перевернув последнюю страницу, он увидел стоявшее в середине  текста слово «конец», а ниже, значилась дата окончания.
   – Ничего не понимаю, – произнёс Быстробаев, приподняв плечи и разводя руки.
   – Рукопись датирована вчерашним числом, – сказал прокурор,  постучав  пальцами  по  дате. – Значит,  свой роман вы закончили вчера!
   – Вчера… – вырвалось у Быстробаева само собой.
   – С какой целью, вы приехали в этот город, с законченной рукописью, и поселились в этом отеле минувшей ночью?
   – Ночью… – эхом вырвалось у Аркадия Витальевича.
   – Утром, проникнув в квартиру гражданки Будзинниковой эЛ. эН., вы – убили её. Спрятали папку с рукописью в её комнате – в ящике для белья, а потом снова вернулись в отель! – констатировал прокурор,  наблюдая за реакцией, стоявшего перед ним.
   – В отель… – лепетал Быстробаев, как периодически включающийся, а затем выключающийся, мотор.
   – Ваш сообщник Лоханкин, во всём сознался, на допросе! – вставил в свою речь заключительный фрагмент, прокурор, и замолчал, продолжая наблюдать за покрывшимся испариной, Быстробаевым.
   – Сообщник? – придя в себя, переспросил Аркадий Витальевич.
   – Он здесь! Я устрою вам очную ставку, если вы и дальше будете продолжать юродствовать.
   – С кем? С Поганкиным?
   – Лоханкин, зайдите! – крикнул прокурор в сторону двери.
   В дверь, где ещё утром – между  ванной  и  туалетом,  висело  зеркало,  вошёл  невысокого  роста  парень,  в котором Быстробаев узнал… террориста. Он нисколько не сомневался, что именно на него смотрел  в  пролёт между этажами.
   – Вызывали? – спросил вошедший, держа скрещённые ладони в области паха.
   – Лоханкин, повторите всё, что вы показывали во время допроса!
   – Ну, что я могу сказать – дядя завалился, – пролепетал парень, криво усмехнувшись.
   – Лоханкин, соберитесь! Отвечайте по существу, и без этих ваших выкрутасов. Тут вам не  кабак,  а  серьёзное учреждение. Учтите, от этого зависит ваша дальнейшая судьба!
   – Так я и говорю, гражданин начальник…
   – Господин прокурор! – поправил его сидевший за столом.
   – Ну, да, граж… господин прокурор…
   – Вам знаком этот человек? – спросил прокурор, показывая на стоявшего возле стола, Быстробаева.
   – Ну дак…
   – Так знаете, или нет?
   – Знаю, – тоном приговорённого, выдохнул парень.
   – Как, и при каких обстоятельствах, вы с ним познакомились? Отвечайте только по существу!
   – Ну, этот тузик… то есть, я хочу сказать граж… господин… давно трётся вокруг моей «маруси».
   – Вы хотите сказать Ларисы? Гражданки Будзинниковой Ларисы Николаевны?
   – Ну, может кому она и «лариса колаевна», кому «бузинкина», а у нас, цацки зовутся просто, «маруся».  Так вот, эта мар… то есть, Лариска, давно у него на крючке… любовники они, значит.  Вчера  звонит  мне – говорит – еду роман писать. Это пароль у него такой! А на самом деле, значит, товар,  то  есть,  дурь,  ну,  наркота прибывает. А место парковки у них тут, в отеле.
   – Что вы имеете в виду под словами «место парковки»?
   – Ну, место, где они хранят товар. Хозяин находит клиента, а дядечка…
   – Баснобаев?
   – Ага. А он ведёт дела с теми, кто доставляет…
   – Посредниками?
   – Ну, вы же у нас догадливый, – похвалил Лоханкин. – Так вот, приехал он ночью, «с  романом». Хозяин  до усёру  рад – барыш  намечается – суетится  по  поводу  покупателя.  А  старина  Басибаев,  шасть  к  мару…  к
граж… фу, ты, к Лариске. К Лариске, удовлетворять кис… всё-все, молчу! Чёй-то они  не  поделили,  и  он  её замочил. Видимо она ему сболтнула про этого… который должен был  сегодня  приехать… как  его… ну,  фамилия ещё такая, жопастая…
   – Следователь прокуратуры – Роман Германович Рыжезадов? – напомнил прокурор.
   – Во-во, Рыжезадов! Точно! Только имечко было другое…что-то как Озим…
   – Хорошо, давайте дальше!
   – Так вот, Лариска, видимо прознала, про этого следока, жопастого; что он нашу шайку-байку накрыл, и по-бабьи запаниковала. Наверное, думала расколоться, чтобы киску свою спасти. Ну, и грозилась  этим  дядечке. И он взял, и кокнул мою «марусю». А Рыжезадов уже близко. Дядечка звонит мне – оцепляй браток, отель, да бери всех в заложники – нас накрыли.
   – Вы утверждаете, что находящийся в этом кабинете господин Баснобаев, просил  вас  захватить  отель,  так как узнал, что следователь Рыжезадов напал на след тех, кто под видом персонала отеля, распространял здесь наркотики?
   – Утверждаю! – как под присягой, ответил Лоханкин.
   – Что вы на это скажете, господин Баснобаев? – спросил прокурор, глядя в упор на Аркадия Витальевича.
   – А что тут можно сказать: занятную историю сочинил этот  юный  циник, – произнёс  Быстробаев,  выговаривая каждое слово медленно и задумчиво.
   Он как бы тянул время, ожидая, что ещё мгновение, и ведение исчезнет. А  вместе  с  ним,  и  эти  двое,  уже порядком надоевшие ему. Он даже пару раз закрыл глаза; отвернулся, и снова повернулся – но видение не исчезало – двое по-прежнему находились в «кабинете». При этом, один пристально всматривался  в  него,  ожи-дая признания, а другой – с ухмылкой переминался с ноги на ногу.
   – Перестаньте валять дурака, Баснобаев! Вы подтверждаете слова Лоханкина?
   – Не Баснобаев, а – Быстробаев. Быст-ро-баев! – с раздражением поправил Аркадий Витальевич.
   – К делу это никакого отношения не имеет! – уточнил прокурор.
   – Для вас может и не имеет, – огрызнулся «обвиняемый», и, чтобы не начинать спор сменил  тему,  сказав: – Вот, только один нюанс: если, как вы утверждаете, я убил эту женщину, как её там? Будзинникова? – зачем  я спрятал в её квартире свою рукопись? Такую-то против себя улику!
   – Это легко объяснить! Роман – это ваше алиби, которое вы заготовили в случае ареста!
   – Но тогда зачем я его спрятал?
   – Вероятно, чтобы не изъяли при аресте! – выдал свою версию прокурор, и добавил: – А после,  отбыв  срок заключения, вы бы его забрали! Я так предполагаю!
   И в этот момент, в дверь постучали. Но Быстробаев не слышал. Он продолжал  обдумывать  ответы  своего, так называемого оправдания. Хотя и не понимал, в чём именно, он  оправдывает  себя.  Всё  это  казалось  высосанным из пальца – бредом сумасшедшего. Но, тем не менее, продолжал «тасовать» мысли, как делал,  когда сочинял свои литературные произведения.
   Стук в дверь повторился.
   – Тот диалог, между двумя неизвестными, что я слышал по телефону, касался приезда Рыжезадова? Это он собирался «растрясти осиное гнездо?» Вероятно, под этими словами имелись в виду служащие отеля, распространяющие наркотики? – говорил Аркадий Витальевич как бы самому себе: как если бы он был  один  и  раз-говаривал сам с собой.
   Между тем в дверь настойчиво продолжали стучать.
   – Может быть, вы откроете дверь! – произнесли в один  голос  прокурор  и  Лоханкин,  одновременно  кивая  в сторону двери.
   Наконец, и вышедший из своих раздумий Быстробаев, услышал стук. Он обрадовал, и, в то же  время   огорчил его. Обрадовал, потому что наконец-то избавиться  от  этих  двоих.  А  огорчил  от  того,  что  понял – это  очередной «сюрприз щедрого отеля». Но, всё же, к двери подошёл и резко распахнул её.
   На пороге стояла девушка в униформе служащей отеля. В руках она держала поднос, на котором уютно разместились: чашка с дымящимся кофе стоявшая на блюдце, десертная ложечка, сахарница и ваза  со  свежевыпеченной сдобой.
   – Добрый день! Ваш кофе! – произнесла девушка и не дожидаясь приглашения  войти,  впорхнула  в  номер, обдав Быстробаева запахом одеколона, отчего у него приятно защипало в носу.
   – О, спасибо, спасибо! Давно жду, – произнёс Аркадий Витальевич,  прикрывая  дверь,  краем  глаза  косясь  в сторону кровати.
   Комната снова приобрела свой прежний вид: на месте «кабинета» опять стояла кровать.
   А тем временем, служащая отеля выставила на стол всё, что принесла на подносе.
   – Приятного аппетита! – пожелала она гостю, и утопая каблучками в мягком ковре, пошла к двери.
   – Задержитесь, пожалуйста, на пару минут, – остановил её Быстробаев, стоявший посреди комнаты с  видом человека, только что проснувшегося, и ещё не пришедшего в себя после сна.
   – Да, конечно, – ответила девушка, остановившись.
   – Посмотрите вон туда, – попросил Аркадий Витальевич, показывая в сторону кровати. – Что вы  там  видите?
   – Кровать, – ответила служащая, не проявляя никаких эмоций, будто ответ на этот странный вопрос, входил в её непосредственные обязанности.
   – Так, правильно! – удовлетворённо произнёс Быстробаев тоном учителя, экзаменующего  ученика. – А  что ещё?
   – Столик, – послушно отвечала девушка.
   – Часы видите?
   – Да нет, нету часов. А, вам, наверное, нужны часы! Я попрошу у…
   – Нет-нет, не беспокойтесь. Теперь, посмотрите сюда. Что здесь вы видите?
   Девушка повернулась к двери, куда показывал Быстробаев, и, пожав плечами, перечислила:
   – Стенка, оклеенная обоями, ниже плинтус…
   – Камин… камин вы видите? – взволнованно произнёс Аркадий Витальевич.
   – В отеле нет каминов, – сказала девушка, и по её внезапно  изменившемуся  лицу,  стало  заметно,  что  эти
странные вопросы, начинают наводить её на мысль о нездоровом душевном состоянии гостя.
   – Прекрасно! – снова удовлетворённо произнёс Быстробаев, потирая руки.
   – С вами всё в порядке? – спросила девушка, побледнев, и сделала шаг к двери.
   – О, вы, наверное, думаете, что я сошёл с ума, – заметив испуг в глазах собеседницы, произнёс  Быстробаев. – Я вас прекрасно понимаю! Я и сам подумал бы то же самое о человеке,  обратись  он  ко  мне  с  подобными вопросами. Понимаете, всё дело в том, что сегодня с самого утра здесь творятся удивительные чудеса…
   – Чудеса? – повторила служащая, приподняв тонкие брови.
   – Как бы вам это объяснить? – Быстробаев старался говорить спокойно, даже по-отечески улыбнулся  молодой служащей. – Я заселился сюда, в надежде дописать свой роман. И только сяду, как меня сразу  же,  что-то начинает отвлекать. То часы пере… Кстати, как там внизу? Всё в порядке?
   – А что должно быть не в порядке?
   – Ну, мало ли… Подростки не шалят?
   Девушка не ответила. Видимо пыталась сообразить, что имеет в виду этот странный человек.
   – Ну да ладно, спасибо вам за кофе, и всего хорошего! – проговорил Быстробаев, открывая перед  девушкой дверь.
   – Вы уверены, что с вами всё в порядке? – спросила она, чисто  из  человеческой  солидарности.  Хотя  была бы рада, немедленно покинуть этот номер.
   – Да, всё отлично! Не волнуйтесь! – успокоил гость, и, когда она проскользнула за порог, и торопливо  пошла по коридору, закрыл дверь.
   – Да, Рамиро Гальярдо, и впрямь можно подумать, что ты сошёл с ума, – произнёс Быстробаев, и застыл на месте. – Что-что? Как это я себя назвал? Да уж, докатились, Аркадий Витальевич – уже называете себя именем героя своего романа…
   «Кофе… Надо выпить кофе, и взбодриться», – уже про себя подумал он, и подошёл к столу, где  аккуратной рукой служащей отеля, были расставлены приборы с тем, что так необходимо было ему сейчас.
   Протянув руку к чашке, Аркадий Витальевич, вновь пришёл в  недоумение – чашка была  пуста. Кофейника на столе не было – кофе доставили в чашке, хотя, по идее, следовало принести в кофейнике. «Забыли налить? Да нет, я же видел пар в чашке», – размышлял он, и вдруг поймал себя на  мысли,  что  это  его  нисколько  не удивляет, потому что, это было одно из чудес отеля – как он охарактеризовал эти явления. Взяв чашку в руки, он принялся рассматривать её: понюхал, поскрёб пальцем дно. А потом, вытянув руку, держа её  над  ковром, медленно наклонил край чашки, и увидел, как по ковру расплывается тёмное пятно. Но и это уже не удивляло его, даже показалось забавным. Он только посетовал, что не догадался сделать глоток, из пустой на вид  чашки, «вылив» её содержимое на пол, и в результате – испачкал ковёр.
   Быстробаев вернул чашку на стол и сел в кресло. Его внимание тут же привлекли лежавшие в вазе  булочки, щедро присыпанные ванилью. Он взял одну. Она оказалась такой крепкой, словно внутри  находился  камень. Тогда Аркадий Витальевич, поднёс её ко рту и лизнул покрывавшую «каменную  булочку»,  ваниль.  Горький вкус, заставил его сплюнуть на пол – он сделал это машинально. Дёсны и язык онемели.
   – Героин!? – произнёс он, и бросил сдобу на стол.
   Поцокав онемевшим языком, он облокотился о спинку кресла и закрыл глаза. Сосчитал до десяти, медленно поворачиваясь в кресле, то влево, то вправо. Когда он снова посмотрел в чашку, она по-прежнему была пуста.
Повернувшись в кресле, глянул на испачканный ковёр – пятно было на месте. Неожиданно  раздавшийся  гул часов, отвлёк его. Повернув голову в сторону кровати, откуда доносился звук,  он  увидел  часы.  Теперь,  они стояли на кровати. Циферблат показывал – четыре часа. Открыв, и тут же закрыв рот, он медленно повернулся к столу: посмотрел в нижнюю панель ноутбука. Там указывалось то же время, что и на часах – 16:01.
   – Мда-а-а-а, чудеса! Весёлый ты однако, отель. Предвестник тишины и покоя, – произнёс Аркадий Витальевич, и хотел вытащить сигарету, как вдруг, какая-то неведомая сила, остановила его: не  известно,  что  пришлось бы ждать на этот раз. Он решил не злоупотреблять щедрыми шутками отеля, и «приберечь» их.
   Он так и сидел, откинув голову на спинку кресла, время  от  времени  поворачиваясь  в  нём,  стараясь  ни  к чему не прикасаться, и ни на чём не заострять внимания. От голода, в животе противно урчало. Но  позвонить и заказать обед, он не решался, так же, не мог заставить себя спуститься вниз,  боясь  очередных  выкрутасов. Если «шутки» невинные – ладно. А если, какие-нибудь, связанные, или с убийством, или  с  «очередным  захватом». Ведь неизвестно, как его мозг сможет адаптироваться в той или иной ситуации. И не повлечёт ли  это и впрямь – сумасшествия. И может быть, уже сегодня к вечеру, он окажется пациентом психиатрической клиники.
   Теперь, комнату наполнили появляющиеся неизвестно откуда голоса, чередующиеся с музыкой.  Быстробаев прислушался: и голоса, и музыка, звучали не с улицы, и не из соседних номеров – они находились здесь,  в его номере. Хотя, ни магнитофона, ни посторонних, не было. Он  обвёл  взглядом  разрываемое  шумом   пространство, совершая в кресле круговые движения. Неожиданно  заглушив  голоса,  зазвучала  только  музыка. Она чуть ли не разрывала слух застывшего в кресле. Он уже слышал её внутри себя, отчего в висках  застучало, а голову пронзила режущая боль. Ему показалось, что он поднялся в кресле и парит в воздухе, как во  время левитации. Тогда он закрыл глаза, заткнул ладонями уши и снова сосчитал  до  десяти,  пытаясь  вытащить своё сознание из тяжёлых глубин того, что происходило внутри комнаты, в которой он находился как  заложник.
   Всё стихло также внезапно, как появилось. Аркадий Витальевич открыл глаза, вернул руки в прежнее положение – опустив их на подлокотники кресла, и услышал до боли знакомые щелчки, как если бы кто-то стучал пальцами по кнопкам клавиатуры. Он посмотрел на экран ноутбука, и  увидел… печатающийся  текст.  Предложения лились – строка за строкой. Причём, когда строка начиналась ниже – верхняя стиралась. Он пытался вчитываться в текст, но не успевал. Строчки методично исчезали, и появлялись новые. Из того, что ему мель-ком удавалось уловить, он заключил, что это был его роман. Более того – «писалось» его продолжение.
   – Молодец, молодец, Аркашка, здорово работаешь! – услышал он голос, раздавшийся внутри  ноутбука. – В таком темпе, к вечеру точно закончишь.
   Вслед за голосом, появилось и лицо, заполнившее собой весь экран. Это был его друг Родион Яковлевич, с которым Быстробаев разговаривал утром по телефону, перед тем, как заселиться в отель.
   – Филимонову не видать приза,  как  своих  ушей! – заливалось  лицо  смеющимся  баритоном. – Твой,  твой приз, Аркашка, твой!.. Вот жалко только, что эту бабёнку ты не вовремя убил. Как бы тебе до презентации  не загреметь…
   После этих слов, говоривший дико рассмеялся, и лицо исчезло. Его заменило миниатюрное  личико  девушки, что недавно приносила кофе в номер.
   – Вы уверены, что с вами всё в порядке? – спросила она, надув губки. – Подкиньте  дров  в  камин,  а  то  вы совсем окоченели. Вон какой бледненький… и кофе уже остыл.
   Когда лицо девушки исчезло, и на его месте снова появилась страница с недописанным романом, Быстробаев опять услышал голоса, состоящие из обрывков разговоров,  не  имеющие  никакого  смысла.  Будто  выхваченные случайно, они лились на него со всех сторон. Он не мог определить, откуда они раздавались,  да  и  не пытался этого сделать: только слушал, откинувшись на спинку кресла.
   «… Но ваш роман дописан… вот, взгляните…»
   «… Я убил её… я наконец-то пристрелил эту шлюху…»
   «… А-а-а, богатенький сынок нищего Карло… чем больше нулей, тем больше зла они способны  совершить на земле…»
   «… Ты не узнал свою кошечку?.. Я уже вся на взводе от твоих фантазий любимый…»
   «… Подросток, насмотревшийся по телевидению всякой пошлости, как в итоге поступит?..»
   «… Уверяю вас, Рамиро Гальярдо уладит это дело… он сумеет растрясти эти осиное гнездо…»
   «… Может кому она и лариса колаевна, а у нас цацки зовутся просто «маруся»…»
   «… В этот номер никто ещё не заселился…»
   «… Ты что сдурел, туда же проституток водят…»
   – А-а-а-а-а… – издал дикий вопль Аркадий Витальевич, прижав ладони к ушам, и тряся головой,  отъехал  в кресле на середину комнаты.
   Когда он медленно опустил руки на подлокотники, голоса прекратились. Через минуту,  их  сменила  лёгкая мелодия, зазвучавшая в его телефоне – это был входящий вызов. Аркадий Витальевич вскинул  голову,  и,  не вставая с кресла, отталкиваясь ногами от пола «подъехал» к столу, и медленно, двумя пальцами взял телефон, так, словно он был заминирован. На экране стояло написанное крупными буквами  имя: Родик,  ниже – номер телефона звонившего.
   – Ал-ло… – медленно произнёс Быстробаев, ожидая очередного подвоха.
   Но на этот раз, того, чего боялся Аркадий Витальевич, не последовало: это был «настоящий» Родион  Яковлевич, проговоривший:
   – Аркадий, извини, что отрываю. Хочу узнать, как у тебя продвигается работа.  Марина  звонила: спрашивала, когда тебя сегодня ждать. Сама тебе позвонить не решилась, знает – когда ты работаешь, к тебе  лучше  не лезть, ха-ха… а я вот, рискнул… Алло, ты чего молчишь?
   – Родион… это… вы… ты?.. – сжимая телефон вспотевшей от волнения  ладонью, и, озираясь по  сторонам, произнёс Быстробаев.
   – Я! А то кто же! – ответил Родион Яковлевич, рассмеявшись.
   Весёлый говор друга, вывел Быстробаева из его мрачного состояния, и  вернул  в  реальность: он  «ожил»  и повеселел.
   – Фу, Родион, прямо как камень свалился, с этого… с души! – выдохнул Аркадий Витальевич, расслабляясь в кресле.
   – Ты в порядке? – спросили на другом конце, с волнением в голосе.
   – Родион Яковлевич, прости, друг, но, кажется, я тебя подвёл…
   – Ты это о чём? – спросил тот, и тут же обо всём догадался.  – Ты что, не пишешь?
   – Да понимаешь, с самого утра, здесь твориться чёрт знает что, – пытался оправдаться Быстробаев, стараясь не выкладывать всё сразу – одним махом, а слегка «подготовить» друга.
   – Что там у тебя ещё стряслось?
   – Да сам не знаю, – произнёс Аркадий Витальевич, продолжая оглядывать комнату. – Чушь какая-то.  Абсурд! Рассказать – не поверишь!
   – Та-а-к, ясно! С бабой загулял? Эх, ведь должен был догадаться! Еще подумал – какого чёрта тебя  понесло в этот бордель, дома, что ли, не дописать? Роман – это предлог, как я понимаю!
   – Да причём тут это, – миролюбиво произнёс  Аркадий  Витальевич,  стараясь  держать  себя  в  руках,  хотя слова друга сильно задели его. – Что ты болтаешь, как тебе в голову такое пришло?
   – А что я должен думать? Ты мне скажи – роман заканчиваешь?
   – «Роман, роман», только и заладил одно…
   – А что тогда ты там делаешь? Уже семь часов…
   – Как семь?
   – Ну, не семь – двадцать пять минут, седьмого… Ну, что же, значит Филимонова можно поздравить…
   Аркадий  Витальевич молчал. Он только слушал сетования друга, снова впадая  в  своё  прежнее  состояние. Мозг его опять «переключился» на то, что происходило рядом  с  ним.  Хотя  сейчас  всё  было  спокойно.  Он слушал, и в то же время, не слышал голоса своего друга, лившегося из влажного от холодного прикосновения его ладони, тела телефона. Сбитый с толку мистическими событиями, и несправедливо оклеветанный другом, он потерял контроль над своими действиями. Его мозг, как выходящий из строя механизм,  работал  теперь  в холостую, постепенно утрачивая свою «естественную силу». Вымысел начал граничить с реальностью,  которая постепенно терялась в воображении Быстробаева, заменяя собой те образы и явления, державшие его нервную систему в постоянном напряжении, вот уже почти десять часов подряд.
   – Я убил Будзинникову… – не отдавая отчёта тому, что говорит, произнёс Быстробаев,  всматриваясь  в  эк-ран ноутбука ничего не выражающим взглядом.
   – Как?.. Что?.. что ты мелешь? Ты в своём уме? – опешил Роман  Яковлевич. – Да  ты  пьян!  Ты  к  тому  же ещё и напился! Короче: завязывай со своими проститутками, и возвращайся домой!  Марине  сам  всё  расскажешь…
   – Вы готовы повторить свои слова под присягой? – услышал он раздавшийся за спиной голос.
   Быстробаев резко развернулся в кресле, и увидел стоявшего перед ним Лоханкина.  Теперь  это  был  совсем другой человек, не тот, которого он видел «в кабинете прокурора» – надменного и развязного. Сейчас  он  вы-глядел стройным и подтянутым. Более того, на нём была одета форма цвета хаки,  аккуратно  заправленная,  с висевшими на поясе: кобурой, резиновой дубинкой  и  блестевшими  на  солнце  наручниками.  А  чёрные,  до блеска начищенные ботинки, просто завораживали своим видом, внушая к  тому,  на  ком  они  были  одеты – уважение и трепет. На голове красовался берет морского пехотинца. Он стоял, широко расставив  ноги,  и  заложив руки за спину.
   – Да, готов! Повторяю – это я убил Будзинникову! – прокричал Аркадий  Витальевич, и, бросив телефон  на стол, вытянул обе руки вперёд, расставив ладони и сомкнув запястья. – Арестуйте… арестуйте  же  меня,  Лоханкин…
   Тот, к кому были обращены эти слова, продолжал стоять, не выражая лицом ни единой эмоции.
   – Ну, что же вы медлите? – торопил Быстробаев из кресла, продолжая держать руки вытянутыми.
   Глядя на него, несколько минут своим каменным взглядом, Лоханкин, наконец, заговорил.
   – Мы провели расследование, – уже другим тоном, не похожим на свой прежний,  проговорил  он. – В  ходе которого был разоблачён настоящий убийца гражданки Будзинниковой эЛ. эН. Им оказался её муж,  который в нашем городе занимал должность прокурора.
   – Прокурора? – рассмеялся Аркадий  Витальевич, опуская руки. – А вы уверены? А если «покопать» получше, так может, выяснится, что это сделал Рыжезадов! Или вы, Лоханкин…
   – Прокурор заподозрил её в измене, и в пылу ревности убил её, – не обращая внимания  на  слова,  потешавшегося над ним Быстробаева, продолжал неутомимый Лоханкин. Говорил он тоном Эркюля  Пуаро,  который в конце повествования описывает детали своего расследования, и называет  убийцу. – В  ходе  следствия,  так же выяснилось, что у Будзинниковой всё-таки была любовная связь…
   – Не с вами ли, Лоханкин? – снова усмехнулся Быстробаев.
   – Её любовником оказался следователь Рыжезадов, цель которого была – разоблачить тайный наркокартель, что пустил свои корни в этом отеле. Какое-то время, Будзинникова работала здесь официанткой при  ресторане; и, став любовницей директора отеля, узнала о его деятельности.
   – Он получал героин, и находил покупателя… – проговорил Быстробаев, продолжая усмехаться.
   – Так точно! – подтвердил Лоханкин, и продолжил: – Директор посвятил её во  все  свои  дела,  до  мельчайших деталей; выложил всё, чем занимаются в отеле он, и его служащие. Даже предлагал стать его  женой.  Но Будзинникова, как кошка, была влюблена в Рыжезадова. Она мечтала, чтобы он разоблачил эту банду,  благо-даря чему, пошёл бы на повышение. Просто спала и видела, как её любовник, из простого следователя, возносится до дивизионного комиссара. Более того, эта страстная «наполеонка», мечтала «выдвинуть» его в парламент и сделать… президентом. Можете себе представить?
   – Как нечего делать! – усмехнулся Быстробаев. Этот пустой разговор ему уже порядком давил на нервы.
   – Рыжезадов… и вдруг, президент – возмущался Лоханкин. – Да он героин от  кокаина  отличить  не  способен.
   – Зато вы оказались весьма способным! – глумился Аркадий  Витальевич, вертясь в кресле, и бессмысленно болтая ногами, скребя ими по ковру. – Вон и костюмчик сменили. За что вас  так  повысили?  Кого  подставили?
   – Я получил повышение за чистосердечное признание! – твёрдо отпарировал Лоханкин.
   – В чём же вы признались?
   – Меня спросили – знаю ли я гражданку Безымянникову…
   – Будзинникову! – поправил Быстробаев.
   – Прокурор… прокурор её замочил, – прокричал стоявший навытяжку перед Быстробаевым, вновь «приобретая» черты прежнего Лоханкина. – Вчера ночью, он проник в вашу квартиру, выкрал ваш роман, дописал  его и спрятал в квартире моей «маруси», готовясь её замочить, а вину свалить на вас! А я в это время, кувыркался с ней, в их спаленке. Ну и, стал, как они выражаются – свидетелем. Он, падла, чтобы я не  выдал  его,  обещал назначить меня своим заместителем. Это меня-то – Гришку Лоханкина – в менты… Ну, падла…
   Лоханкин не договорил: дверь номера  внезапно  распахнулась,  и  в  помещение  вошёл  представительного вида господин (это был следователь Рыжезадов, которого Аркадий  Витальевич, сразу же узнал), в сопровождении двоих громил в военной форме и автоматами наперевес, вставших по обе стороны двери.
   – Так-так, Лоханкин Григорий Юрьевич, – произнёс Рыжезадов с милой улыбкой,  украсившей  его  хитрую мордочку. – Он же – Велюров Марк Анатольевич, он же – Наполеон I, он же – Гай Юлий Цезарь, он же – Маруся Чечёткина… Опять насмотрелся телевидения, насиделся в интернете и наговорился  по  телефону…  Ну, всё, больше этот номер не пройдёт: теперь, загремишь у меня на полную катушку – будешь лес валить, а не  в психиатрическом диспансере, ваньку валять! Взять его!
   Двое громил, одним широким шагом, подлетели к Лоханкину, схватили его с обеих сторон за руки,  заломи- ли их назад, и, наклонив его почти до пола, вывели из номера.
   – Эх, мама-родная, словчили менты твоего сынушку, не видать ему  теперь  ярка-солнышка,  не  приласкает его теперь и красна-девица… – доносилась до слуха Аркадия Витальевича эта грустная песня, которую с надрывом выкрикивал Лоханкин в коридоре.
   – А вам, должно быть стыдно – взрослый человек, а слушаете бредни малолетнего  преступника! – пожурил Рыжезадов Быстробаева, и вышел из номера, осторожно прикрыв за собой дверь.
   Быстробаев снова остался один на один со своими мыслями. Он опять повернулся к столу; пробежал  глаза-ми по экрану ноутбука, показывающий текст его незаконченного романа. С утра, он не внёс ни  одной  строч-ки, в этот «с нетерпением ожидающий продолжения» текст. А уже было 19:14 – это время показывала нижняя строка, куда он теперь ткнул, словно вилы в пахнущее свежестью сено, свои уставшие от постоянного  напряжения глаза. Затем, вытащил из пачки сигарету, прикурил. Сделав несколько затяжек, раздавил  её  в  пепельнице – вкус показался горьким, и появилось лёгкое головокружение – натощак курилось не так, как после  хорошего обеда, за чашечкой ароматного кофе. Он снова откинулся на спинку кресла, держа одну руку  на  под-локотнике, а пальцами другой, постукивал по деревянной поверхности стола. В помещении, где он находился словно заложник, ничего больше не происходило. Комната словно отдыхала, «набираясь  сил»  перед  «вечер-ним выступлением», когда собиралась показать себя во всём великолепии своего абсурда.
   И тут, ему в голову пришла одна логичная по своей простоте мысль; он ещё удивился,  почему  не  подумал об этом раньше.
   – А ведь прав Рыжезадов, – принялся он развивать свою мысль вслух. – Я, взрослый человек,  позволяю  из-деваться над собой чему-то, чего даже объяснить толком не можешь. А ведь так просто со всем  этим  покончить: собрать вещи, и покинуть это место – раз и навсегда! И всё! И делов… А роман можно закончить и дома. Пусть не сегодня… Конкурс? Он и через пять лет будет конкурс! – времени полно…
   Поднявшись с кресла, он поискал глазами свою сумку, которую обнаружил на полу возле  стола; поднял  её, поставил на стол, выключил ноутбук, и, быстрыми, торопливыми движениями сложил свои вещи в  гостеприимно распахнутое нутро сумки; кроме очков, сигарет и телефона, которые рассовал по карманам рубашки.
   После этого Аркадий Витальевич Быстробаев, повесил сумку на плечо, и, не теряя понапрасну времени, по-дошёл к двери. Распахнув её, он едва не врезался лбом в… каменную стену, выложенную из красного  кирпича.
   В отчаянии Аркадий Витальевич издал вопль, вырвавшийся из его пересохшего от волнения горла,  и  снова захлопнул дверь. Постояв минуту, он снова открыл её: стена так и не исчезла.
   – Чушь… бред… абсурд… ну не может этого быть! – говорил Быстробаев, пытаясь успокоиться.
   Глядя изумлённым, не верящим тому, что видит, взглядом, он приложил ладонь к кирпичной кладке, почувствовав её обжигающий холод, отчего, всё его тело пронзила дрожь. Медленно сжав ладонь в  кулак,  он  постучал костяшками пальцев по кирпичам, будто надеясь, что от этого стена исчезнет, или  развалится,  даровав долгожданную свободу. Но этого не произошло; тяжёлая западня,  мрачным  взглядом  смотрела  на  него,  не двигаясь с места. Тогда, он принялся бить по стене носком ботинка, с каждым разом, всё усиливая и усиливая удары. Но добился этим только того, что почувствовал режущую боль в пальцах, которая,  постепенно,  охватывая ступню, как гадюка, «ползла» выше, к колену. И он закончил эти бессмысленные действия.
   Встав к двери боком, он обежал отсутствующим взглядом комнату; в поисках чего-нибудь  тяжёлого,  наме-
реваясь разбить кирпичную кладку. Но как назло, ничего подходящего не обнаружил. Часов  в  виде  медведя, тоже не было. Единственное, что было  тяжёлое  в  комнате – это  дубовый  стол  и  двуспальная  кровать.  Но Быстробаев не был чемпионом по реслингу, а потому, одолеть эти вещи ему вряд ли удалось бы.  Не  оставалось ничего другого, как вызвать администратора отеля.
   Аркадий Витальевич, вытащил из кармана рубашки телефон, включил его, но вспомнил, что номера  дежурного не знает. Убрав телефон, и нервным движением плеча, сбросив сумку, которая  как  груда  тряпья  плюхнулась на пол, он подбежал к столу. Схватив трубку телефона, снова  услышал  предупредительный  женский голос:
   – Уважаемый абонент! Ваш лимит на исходящие  вызовы  истёк!  Пожалуйста,  пополните  баланс!  Сделать это, вы можете любым, удобным для вас  способом: воспользовавшись  банковской  картой  Visa,  Mastercard, American Express; с помощью SMS-сообщения; онлайн; через терминалы самообслуживания; почтовым переводом; попросить  помощь  зала; ответить  на  вопрос,  касающийся  мобильной  связи; или  позвонить  другу. Если, из всех перечисленных способов, ни один  вам  не  подходит,  нажмите  цифры  10018765745327909870, или дождитесь ответа оператора, который уже спешит, и, обязательно вам поможет…
   Всё то время, пока трубка заливалась приятным женским баритоном, Аркадий  Витальевич,  потухшим  взглядом смотрел в окно, и слушал; слушал и слушал, это, словно заезженная пластинка, повторяющееся  и  повторяющееся сообщение. Уже через пять минут, он мог бы повторить его наизусть, ни разу не сбившись.
   Наконец, вдоволь насытившись этим «форменным идиотизмом», он бросил  «говорящую»  трубку  на  стол, подошёл к двери, с силой захлопнул её, и чувствуя нарастающую боль в ступне, вышел на середину комнаты, остановившись около кровати. Его внутреннее состояние находилось в таком напряжении,  что  мозг,  уже  не контролировал своих действий, и был полностью подчинён тому, что «вложили»  в  него  события  последних двенадцати часов, которые он провёл в этом номере. А если добавить к этому, что за всё это время, у  него  не было ни крошки во рту, то дальнейшее не нуждается в объяснении.
   Запрыгнув на кровать, и выкрикивая – «хэх, и «киййяя»,  он  принялся  упражняться  в  приёмах  восточных единоборств; руками, ногами, туловищем, он выдавал приёмы – карате, дзюдо, айкидо,  ушу,  самбо,  а в  заключение, выдал свой собственный приём, только что придуманный. Соскочив с кровати,  и  уже  на  полу,  он станцевал «с воображаемыми партнёршами»: бразильскую сальсу, итальянскую тарантеллу, испанскую  хоту, приправив это вальсом, и ещё чем-то, понятным только ему, и даже насвистел 12-ю симфонию Моцарта.
   Порядком запыхавшись, он прыгнул в кресло, и некоторое время глубоко дышал,  высунув  язык,  и  вращая глазами безумца – вправо-влево, вверх-вниз. Потом, резко замерев, и спрятав язык обратно в рот, он  сидел,  к чему-то пристально прислушиваясь, при этом его взгляд постоянно перемещался, ни на чём не задерживаясь.
   – А-а-а, сеньора де Лосанхелес,  проходите,  проходите – давно  ждём! – вонзив бешеный  взгляд  в  сторону двери, произнёс Быстробаев воображаемому собеседнику. – Что? А, вот, нет, роман не дописал… да чёрт  его знает… а впрочем, как вы верно заметили… о, да, Рамиро Гальярдо,  действительно  очень  хорош…а  кстати, на презентации, меня даже предлагали наградить орденом  почётного  легиона  французской  республики  как кавалера первой степени екатерининского Владимира… нет-нет, ленту наперевес  я  отказался  надевать…  да потому что, наклоняться неудобно…да-да, знаю, Будзинникову убил прокурор… он  выкрал  камин,  дописал его и убил… а, нет – Родион,  Рыжезадов,  Лоханкин – персонажи  другой  пьесы… директор?  директор,  да – наш  человек… да не стучите вы туда – там стена… туда тем более не надо… Цезарь,  Цезарь  там – подписывает петицию, играет в домино и поглаживает Корнелию Ценилла, и,  заметьте – делает  это  одновременно… на самом деле кофе в чашке был… и сухарик присыпанный героином вместо медведя в  часах  нищего  Карло богатенькой Маруси…иду-иду… наш выход, девочки…
   Быстробаев резко вскочил с кресла, которое отъехав, ударилось о книжный стеллаж, и он рухнул. Сам он,  с силой дёрнув за ручку окна, и сломав её, распахнул раму и прыгнул на подоконник. Подражая Фреду Астеру, Аркадий Витальевич, принялся отбивать  чечётку.  Каким  бы  непревзойдённым  партнёром  был  бы  он  для Джинджер Роджерс, окажись она там.
   Высунув голову на улицу, опираясь локтями о створки, и продолжая выстукивать чечётку, Быстробаев, гримасничал, выкрикивая нечленораздельные фразы, чередуя их имитацией голосов  животных,  птиц,  и  даже… рептилий. Вскоре, площадка перед отелем, несмотря на вечерний час, начала заполняться людьми,  среди  которых, были не только гости отеля – на беснующегося «в белой горячке» останавливались поглазеть и  случайные прохожие; кто-то посмеивался, другие; дразня,  копировали  его  телодвижения,  и  повторяли  выкрики. Но, находились и такие, кто смотрел на него с сочувствием и пониманием – человек деградировал в результате нашей общей действительности, в которой мы пребываем, и не каждый способен вынести э т о  физически, а тем более морально.
   А спустя несколько минут, к  отелю  подъехала  машина  «скорой  помощи»,  вызванная  служащими  отеля. «Зрители» расступились, давая дорогу двум санитарам, которые, не обращая внимания на шум,  доносящийся с третьего этажа, словно давно уже к этому привыкшие, вошли в здание.
   Через минуту, они уже были в номере Аркадия  Витальевича; сняли  его  с  подоконника,  и  упирающегося, вывели из номера, поддерживая за руки с обеих сторон. Спускаясь по лестнице, и заглядывая в лица сопровождающих его, Быстробаев во всё горло орал ту песню,  которую  перед  этим  «исполнял»  Лоханкин,  так  же, выводимый из здания отеля. Только, в отличие от него, Аркадий Витальевич находился в более «комфортном положении».
   Петь он продолжал и на улице, среди перешёптывающихся друг с другом случайных свидетелей, провожавших его, кто весёлым, кто – недоумевающим взглядом. Пел и тогда, когда поддерживаемого  санитарами,  его поглотила железная пасть скорого медицинского обслуживания.

   Осип Маркелович Хохлов – тот самый старичок, повстречавшийся Быстробаеву минувшим утром, сидел  на том же самом поребрике, покуривая сигарету, которую только что «стрельнул» у прохожего, и,  размышлял  о своих не далеко идущих планах.
   С наслаждением  затягиваясь  дорогой  сигаретой,  Осип  Маркелович  размышлял  о завидном  финансовом положении угостившего его. И тут же вспомнил того добродушного весельчака, что утром  искал  отель.  Как он его в шутку назвал – богатенький сынок нищего Карло. Его  щедрое  «пожертвование»  здорово  выручило старика; он сытно пообедал, отдал долг надоедливому ханыге, с которым частенько  посещал  злачные  места, и даже ещё немного осталось на «лекарство», вспомнив про которое, откинул полу своего замызганного пид-жачишка, вытащил пробку из находившейся в кармане бутылки, и, не вынимая  её,  сделал  глоток.  По  горлу приятно пролилась туманящая голову, и «отключающая» вредные мысли, обжигающая влага.
   Докуривая сигарету, Осип Маркелович разглядывал иногда появлявшихся на шоссе прохожих, в этот вечерний час их стало значительно меньше, нежели днём, когда суетящиеся туда-сюда, с озабоченными гримасами на лице, они отвлекали его, не давая сосредоточиться на своих мыслях; за что старик был им несказанно  благодарен. Последнее время Хвостов много думал: о семье, которую не смог  сохранить; о  взрослых  детях,  разъехавшихся кто куда, и, забывших старика; о так быстро тлеющей жизни, как зажжённый фитиль,  мчащейся вперёд, и о возможно, уже скорой смерти. А потому, чтобы отвлечься от  этих  навязчивых,  не  дававших  покоя мыслей, он и проводил почти всё своё время, бродя по улице – в окружении чужих, случайных  людей.  А так же, в злачных местах, топя свою тоску в вине. Или просто сидел на поребрике, наблюдая  суету  большого города. Скоро начнёт смеркаться – середина июля – белые ночи прошли. Ночное  одиночество – было  самым страшным для Осипа Маркеловича Хвостова. Больше всего, он боялся ночей, и, как ребёнок  радовался  утру, которое несло с собой наступление нового дня.
   Мысли старика, внезапно отвлёк глухой шум мотора машины «скорой помощи», мчавшейся по шоссе в сторону отеля.
   «Слава Богу, пока не за мной», – подумал Хвостов, провожая  медицинский  «рафик»  поникшим  взглядом. Когда машина скрылась за поворотом, старик вновь приложился к торчавшему во  внутреннем  кармане  пиджака сосуду, с уже наполовину выпитым «спасительным бальзамом». А после,  откинув  в  сторону  выкурен-ный до самого фильтра окурок, почмокав губами и смачно отрыгнув, Осип Маркелович  понаблюдал  за  вин-ным магазином, что находился через дорогу, куда ещё заходили  последние  перед  закрытием  покупатели  (в основном это были местные любители горячительных напитков), и, решив, что на  сегодня  впечатлений  достаточно, принялся поднимать своё старое, изношенное годами нелёгкой жизни, тело.
   Подняться с поребрика, оказалось не просто: ноги от долгого  сидения  затекли; спина  онемела.  С  минуту, кряхтя и похрустывая старыми костями, ему,  наконец,  удалось  разогнуться; шевеля  онемевшими  ногами  и поглаживая поясницу, он уже собрался переходить проезжую часть, но, был  вынужден  задержаться; пропуская выехавшую из-за поворота, всю ту же машину «скорой помощи», теперь возвращавшуюся назад. Проехав мимо старика, машина обдала его горючим выхлопом, и оглушила лившимися изнутри гортанными  выкрика-ми бессвязных обрывков непонятных фраз.
   Хвостов узнал этот голос: ещё утром, он был весёлым и жизнерадостным; вспомнил и того, кому он  принадлежал; вспомнил доброту и щедрость этого человека; его струящийся блеск в глазах, словно он  «вынашивал в себе» какую-то идею, желая немедленно воплотить её в жизнь.
   – Я же говорил тебе – будь  стоек,  не  позволяй  человеческой  глупости  взять  над  собой  верх! – произнёс Осип Маркелович, вновь провожая поникшим взглядом машину, в этот раз ехавшую уже медленнее,  так  как  миссия была выполнена.
   Чуть прихрамывая, Осип Маркелович Хвостов, пересекал затихшее в вечернем покое шоссе.  Был  двадцать один час, тридцать четыре минуты – ровно 12 часов назад, Аркадий Витальевич Быстробаев, заручившись тишиной и покоем уютной комнаты, сел завершать свой незаконченный роман.

                13 июня, 2023 г.