Rip current. Кольцо Саладина, ч3, 57

- Ты прости меня, пожалуйста. Я дурак. Правда, ужасно всё получилось. Я виноват. Вы меня ждали, а я свои вопросы решал…
- Ну, ты их решил?
- Да.
- А почему к телефону вечером не подошёл?
- А ты звонила?
Мы сидели, обнявшись, на самой дальней, самой укромной скамеечке за сценой и тихо шептались, как два заговорщика.
- Ну, конечно, звонила. Ещё как звонила. Поминутно. Мы с Таткой телефон обрывали весь вечер до ночи.
- О, господи… Меня ж не было, я не дома ночевал.
- Как? Ты всё-таки поссорился? Ушёл из дома? Опять? А где ты был? Где ты ночевал?
- Где может ночевать князь? Разумеется, во дворце, где же ещё?
- Смеёшься, морда, а я чуть с ума не сошла. Пропал человек, никто ничего не знает…
Я вспыхнула пережитым, замолчала. Он обнял меня крепче, тихо смеясь.
- Ну, здесь я ночевал, здесь, во Дворце. Мне нашли тут комнатёнку на время. Потом в общагу уйду к ребятам.
Я молчала, не зная – радоваться или расстраиваться. С одной стороны – что-то, видно, плохое случилось у него, раз он всё так резко порвал. С другой… значит, он теперь не с Вероникой в одном доме?
- Значит, у тебя сейчас своё какое-то жильё? - всё ещё не веря, пробормотала я.
- Какое-то, да. В высшей степени какое-то. И не совсем моё. Точнее, совсем не моё. Но да, я теперь свободная личность в смысле крыши над головой.
- А я могу к тебе прийти? – робко спросила я. – В гости?
- Можешь даже переночевать. Представь себе, постель вполне широкая. Я отлично выспался сегодня. Лучше, чем дома на раскладушке. Дурак, надо было раньше уходить. В общем, перебирайся ко мне.
- Ты шутишь? Разве так можно? – я смотрела на князя во все глаза.
Он засмеялся.
- А почему нет? Только не сегодня. Обещал вечером помочь Веронике напоследок. И вещи надо собрать, чтобы перевезти сюда. Так что сегодня нет. Завтра.
- Завтра я не могу, - с сожалением сказала я. – Наверное. Завтра мне на киностудию. Это допоздна. Я бы пришла, но Татка будет со мной, я не могу её бросить. Она моя группа поддержки на съёмках.
- Я понимаю. Ничего страшного. Съёмка - так смешно. Ты стала актрисой…
- Ещё не стала. Пока только пробы. Но мне и самой смешно. Я тебе потом всё расскажу. Но когда же мы встретимся теперь?
- В субботу. Сможешь уйти пораньше? Тебе будет сюрприз. Подарок от Норы.
- Сюрприз от Норы? А что это?
- Увидишь.
- Скажи! Я буду мучиться! – оскорблённо воскликнула я.
- Мучайся, - сказал князь, чмокая меня в нос. - А сейчас прости. Я должен идти. Перерыв кончается.
- Должен… какое слово противное…
- Ужасно противное. Но оно мужчинское. Мужчина должен. И не всегда может выбирать. Меня уже ждут на сцене.
- А мы как? Мы с Таткой боимся. И у нас нет костюмов.
- Не надо бояться. И костюмов никаких не надо, вы же начинающие. Я договорюсь с Марнаузом, он с вами часик позанимается. Достаточно для впечатлений.
- Марнауз – это кто такой?
- Виктор Оттович, наш второй хореограф. Его выписали из Латвии.
- Это такой строгий, да? А ещё кто-нибудь есть? Попроще? А то этот Марнауз очень официальный. Мы видели. Там у вас ещё мальчик есть, красивый такой…
- Мальчик…
Князь нахмурился, встал, не выпуская моих рук из своих.
- Я посмотрю, кто там посвободнее. В общем, идите на малую сцену, вас там найдут. У меня ещё есть две начинающие девочки, Алёна и Валя, будете с ними. А я потом за тобой забегу, покажу, как найти мою берлогу.
Он быстро наклонился, щекоча длинными волосами, тёплые губы снова коснулись моего лица, я вздохнула, закрывая глаза – меня, как всегда, словно накрыло волной.
Руки наши расцепились – и… опять я одна… Даже под одной крышей мы не вместе, даже в одном доме. Только какие-то несколько минут рядом, несколько счастливых минут, наполненных, как сама жизнь. И вот – последний летучий поцелуй – и всё, и я лишь смотрю в его спину, весёлую, прямую и гордую.
Не сбавляя шага, он полуобернулся и махнул мне, а я только тихо вздохнула. Он ушёл – и солнце зашло. Наверное, так нельзя. Наверное, солнце должно быть всегда со мной.
Татка говорила: ты растворилась в своём князе. Милка говорила: подумаешь, какой-то мальчик с побережья. Девочки говорили: нельзя быть кошкой.
Нельзя быть кошкой…
- Ты такая красивая обнажённая... как кошка...
- Как кошка? Разве это хорошо?
- Это потрясающе. Кошки - самые грациозные животные.
- Значит, если женщина похожа на кошку - это хорошо?
- Это потрясающе...
- А мужчина?
- Мужчине нужно быть собакой. Лежать у ног женщины верным псом.
Никогда ты не лежал у моих ног. Ни верным псом, ни кем-то ещё. Это я за тобой бегала. Это я готова была выпрыгнуть к тебе из самолёта. Это я ехала к тебе долгим поездом, умирая от волнения и любви. Это я догоняла тебя по лестнице, сходя с ума от мысли, что ты исчезнешь. А однажды, в самую первую встречу, я сказала в сердцах: Чтоб ты пропал! И ты... пропал. А я потом изводилась два дня, ища тебя. А ещё однажды, уже в Москве, я не побежала за тобой, проявила дурацкое самолюбие. И потеряла тебя на две недели. Которые еле пережила. Потому что ты уехал и увез с собой моё сердце.
Нельзя быть кошкой... А кем надо быть? Как тебя любить?

- Ничка! Ну ты что сидишь-то! Забилась опять, как моль, я тебя еле нашла! Бегом скорей, мы тебя ждём! Там ещё девочки пришли в начинающий класс. Такие же лохушки, как мы, ничего не умеют… Пошли-пошли-пошли…
Я встала и послушно побрела за Таткой. Очень чётко понимая, что не хочется мне никаких танцев.
Ничего мне не хочется без тебя…
               
               
                *  *  *

В пятницу я вновь сидела, робея, перед режиссёрским креслом и не знала, куда девать руки.
«Всё замечательно у вас получилось. Вы у нас звезда. Этуаль» - успокаивал меня в прошлый раз лохматый второй режиссёр Владимир, провожая нас по территории к выходу.
Отчество его мы так и не выучили, и Татка уже звала его запросто по имени, а я стеснялась. Я вообще тут стеснялась. И сейчас стеснённо сидела на стуле, и то откидывалась на спинку, то, боясь, что это выглядит развязно, выпрямлялась по-школьному, то спохватывалась, что это слишком наигранно-скромно, и опять откидывалась.
Главный режиссёр был сегодня не таким страшным, как в прошлый раз. Но свою манеру разговаривать с одним человеком, глядя в этот момент на другого, он не оставил, и это тоже постоянно сбивало меня с толку. Вообще, у меня было чувство, что я попала в чужой мир, с которым у меня нет ничего общего. В таком вот раздрызге я пребывала после пробы, и Татка уже не раз допытывалась, что это такое со мной.
- Чего ты так переживаешь? – недоумевала она. – Это что – мечта твоей жизни? Ты им навязывалась? Это они в тебе заинтересованы. Ну скажут, тебе: не нужна, вали отсюда, ну и слава богу, наплевать на это кино, пойдёшь к своему князю.
Всё было так, Татка была права, но противненькое волнение всё-таки заставляло меня теребить сумочку, и я с огромным трудом преодолевала желание открыть её и начать в ней копаться, как делала всегда, когда чувствовала себя не в своей тарелке.
Второй режиссёр Володя, очевидно чувствовал моё настроение, кружил вокруг, смешил, балагурил, но это мало помогало. Несмотря на его славную непринуждённость, он для меня был всё-таки слишком взрослым. Лишь с фотографом Гариком мне было легко, наверное, потому, что он был таким же молодым, как и мы, а возможно потому, что в моей жизни уже был человек с фотоаппаратом, Юра - и это меня ободряло.

- Лучше бы Наташа, - сказал кому-то главный режиссёр, в своей манере, глядя на меня.
Я почти испуганно покосилась на Татку. Она тоже будет пробоваться?
- Наташа старше героини, - непонятно возразил Владимир, и у меня отлегло от сердца: значит, реплика адресована не мне.
- Наташа – профессионал, - возразил Главный, и тут я, наконец, догадалась, что речь идёт о какой-то актрисе. Которая лучше меня и старше. Но почему-то её нет, видимо, отказалась от такой дурацкой роли.
- Ничего страшного, - успокоил Второй, - она у нас тоже будет профессионалом.
- Ладно, - Главный хлопнул ладонью по локотнику кресла. – Работаем. Сейчас вас немножко переоденут, - тут он неожиданно попал: реплика адресовалась мне и смотрел он тоже на меня. - Идите на костюм.
- А мне не нужно читать сценарий? – осмелилась спросить я.
- Сценарий, - глубоко задумался Главный и даже подпёр лоб ладонью озадаченно, словно я спросила что-то сверхсложное. – Почему ж не прочитать сценарий, - наконец, решил он великодушно. - Как только вас утвердят на роль, почитаете и сценарий. А пока поработаем с диалогами на камеру.

Меня отвели за ширму. Здесь была стойка, как в магазине готовой одежды, только в магазинах длинные, а здесь стояла совсем коротенькая. На ней, повешенные на плечики, висели отглаженные женские платья и блузки.
- Это у нас Ниночка? – приветливо спросила меня пожилая женщина, и я не сразу сообразила, что это спрашивают обо мне. Женщина сидела возле складного столика и спокойно пила чай. На столе рядом с маленьким чайничком стояла пластиковая корзинка с баранками. Я сразу узнала и чайник, и баранки – в прошлый раз мы с этим всем чаёвничали с Володей.
- Здравствуйте, - сказала я застенчиво. – Да. Я пробуюсь на Нину.
- Вот такую кофточку вам надо надеть. Зеркало здесь. Вам помочь?
Слава богу, что я пришла не в платье, а в юбке. Я торопливо накинула блузку, посмотрелась. Никогда я не любила белые кофточки. Я вообще недолюбливала блузки, мне нравилось надевать всё через голову, а белые блузки я считала носят от недостатка фантазии. Эта же блузочка было вообще верхом скромности. Воротничок школьный, пуговички… Примчалась Татка, чувствующая себя в павильонах, как рыба в воде.
- Гений асексуальности, - прыснула она, увидев меня и расстегнула мне вторую пуговицу под воротничком. – Вот так ещё ладно, - она осмотрела моё отражение критическим взором. – Ещё бы завязать на животе.
Явилась молчаливая Туся, накрыла меня пеньюаром. Опять мне закрутили волосы в гладкий монашеский узелок. Татка умчалась докладывать Владимиру о моей гениальной асексуальности, прибежала через минуту с листочками.
- Диалоги тебе. Ты пока сиди, а я почитаю.
Она зачастила: Входит Прохоров. Нина: Здравствуйте. Прохоров: почему на «Вы». Нина (опуская глаза в формуляры) я на работе. Прохоров: я тоже на работе. Слушай, Прохоров – это твой бойфренд или соперник бойфренда?
- Не знаю, сказала я.
- По фамилии почему-то. А, это, наверное, председатель колхоза. Или бригадир. Как думаешь?
Я понятия не имела. С каждой минутой мне всё меньше нравилась эта история, куда меня занесло судьбой.
Но главный остался доволен, увидев меня в асексуальном образе. Пуговицы велел застегнуть наглухо, в меня нацелились камерой. Мне опять велели здороваться с разными людьми.
- Хорошо, - сказал Главный хмуро. - Мне сказали, вы стихи хотели читать.
Я хотела возразить, но он не слушал.
- Читайте. Что будете читать?
- Цветаеву, - сказала я почти сердито, но главный и ухом не повёл
- Замечательно. Вы в деревенском клубе на празднике читаете Цветаеву. В зале человек, которого вы любите и который вас предал. Читайте.
- Вчера ещё в глаза глядел, а нынче всё косится в сторону, - начала я, представляя в зале Вадима, - Вчера ещё до птиц сидел. Все жаворонки нынче – вороны…
- Хорошо! Отлично! А теперь скажите это мне, это я вас предал.
Если честно, у меня к главному набралось много претензий за это время, и я с радостью выложила их в стихах. Главному опять всё понравилось.
- А теперь читайте дальше так, словно стараетесь меня в чём-то убедить.
«Быть потактичнее, - подумала я. – Сейчас ему выложу всё, что чувствую, и пусть меня выгоняет, и замечательно!"
- Я глупая, а ты умён! Живой, а я остолбенелая! - сказала я мстительно, в упор глядя главному в лицо почти с ненавистью.
- Отлично! - сказал Главный.