Игорь Грабарь. Поэт русской зимы

Начало века, кто-то писал черные квадраты, и прочие Измы, а были и те кто писал яркие, радостные пейзажи.

На той-же выставке Художников 20х годов,где я видел живьем «Косаря» на зеленом поле Казимира Малевича, была ещеодна работа поразившая меня, мощью цвета  и техникой.

      Это был русский импрессионист  Игорь Грабарь.

     Игоря Грабаря, часто называли поэтом Русской зимы!

     А Грабарь (на белорусском  просто Землекоп).

    Так вот картина этого "Землекопа" остановила меня, и я стоял как вкопаный.

    Я замер от восторга и восхищение цветом, увидев его «Мартовский  снег».

     А немного позже встретил и другоц зимний пейзаж «Февральская лазурь»

   Я был просто ослеплен его красками, непонимая как это можно создать.

С изумлением  долго стоял  перед  картиной, просто молча  глядя  на работу.

Картина словно живая, и кажется вдруг, именно сейчас женщина, в яркой юбке  грациозно неся ведра с водой, пройдет мимо меня.

Картина сияла вечерним солнцем и обдавала морозной свежестью от мартовского рыхлого от дневного солнца снега.

 А вечером он так и остался рыхлым но уже замерзшим.

Так и хочется сказать «Мороз и солнце, день чудесный,(и от себя,ты за водой мой друг прелестный».
Снег написан крупными кусками краски,возможно тычком обрезанной кисти, на мастихин не похоже.
А толщина и размер мазков с уходом в перспективу уменьшается.

Глядя на картину, я вспомнил один весенний день из детства, когда я еще ходил в кружок ИЗО Дома пионеров.

   День.
 Площадь Ильича.
 Иду из  булочной.
 
Яркое солнце слепит глаза, вдоль узкой улицы, по которой я иду большие сугробы.
   
Их убирают  машины, загребая  своими  железными  лапами уже мягкий мартовский снег и ссыпая с транспортира в кузова самосвалов.

  Таких  снегоуборочных  машин  нет  уже и  в помине.

Воздух полон Озона, на душе странная  непонятная радость, и веселье, наверное ,  от солнечного  дня  и  веселящего озона.

Солнце  жарит так, что хочется снять пальто , а снег такой яркий и совсем даже  не белый, а скорее  желтый почти как само солнце.

Тени от сугробов ну просто чистый «кобальт синий средний», или даже местами  «ультрамарин».
Придя  домой, я пока впечатление еще живо в памяти, написал улицу и этот снег.

Вот и сейчас передо мной был тот самый снег детства, но только на картине художника Игоря Грабаря.

Он смотрел на меня с картины "Февральская лазурь", восхищая своим цветом, и словно возвращая в то далекое детство.

            А детство когда все ярко и радостно.

К слову сказать, мой этюд оценили,я получил за него премию на Московской выставке юных художников из домов пионеров.

Работу конечно не вернули, а жаль.

Это был мой первый удачный  зимний опус.

За то подарили настоящий с ножками этюдник.

"Мартовский снег" - "ярко импрессионистическую вещь по замыслу и фактуре" - художник тоже писал на пленэре".

Написана с таким увлечением и азартом, что швырял краски на холст, как в исступлении, не слишком раздумывая и взвешивая, стараясь только передать ослепительное впечатление этой жизнерадостной мажорной фанфары".

Грабарь писал работу как оказалось с натуры.

В этих произведениях Грабарю удалось создать еще один, новый (после русских пейзажистов XIX столетия), обобщенный образ русской природы.

Вторя работа Игоря Грабаря  «Февральская лазурь» Белая береза на фоне обалденного цвета неба.

Этюд к картине «Февральская лазурь» Игорь Грабарь писал из специально им для этой цели прорытой траншеи в снегу.
Это не метафора, Грабарь в буквальном смысле забирался в траншею с мольбертом и принимался за работу.

Только так, на его взгляд, получалось отобразить устремленные ввысь березы, по-настоящему бесконечное высокое небо и нужный в данном случае автору низкий горизонт.
«Траншейный» способ здесь он применил впервые, использовал его и после.

В автомонографии «Моя жизнь» Грабарь утверждает, что открытие метода было случайностью: «Я стоял около дивного экземпляра березы, редкостного по ритмическому строению ветвей.

Заглядевшись на нее, я уронил палку и нагнулся,  ее чтобы ее поднять.

Когда я взглянул на верхушку березы снизу, с поверхности снега, я обомлел от открывшегося передо мной зрелища фантастической красоты: какие-то перезвоны и переливания всех цветов радуги, объединенных голубой эмалью неба».

«Праздник лазоревого неба, жемчужных берез, коралловых веток и сапфировых теней на сиреневом снегу», – так сам художник описал то, что ему хотелось передать в своей «Февральской лазури».

Взгляд «из траншеи» позволяет увеличить пространство картины ввысь и раскрыть множество тонов неба, от совсем светлого внизу до кобальтового в верхней части картины.
Грабарь написал «Февральскую лазурь» на натуре за две недели.

Работал он практически без перерыва и сам считал эту свою картину важнейшим этапом.
«Я чувствовал, что удалось создать самое значительное произведение из всех до сих пор мной написанных, наиболее свое, не заимствованное, новое по концепции и по выполнению».
 И это всё о ней, о «Февральской лазури».

Наделенный тонким чувством цвета, Грабарь тщательно прослеживает богатейшую гамму взаимопроникающих рефлексов.

Все изображенное на его холстах как бы соткано из многочисленных оттенков, создающих ощущение обилия света, солнца, воздуха.

Художник пишет фактурно, раздельными мазками, которые в своей совокупности дают живую игру форм, а также цветных теней и света.

И картины обретает своеобразную светоносность.

Свежестью, радостью, бодростью, летним благоуханием веет от его цветочных натюрмортов и пейзажей.
зима с ее искрящимся снегом, кружевным инеем, отблесками солнца и белизной вдохновляла его, как никакие иные виды.

«Праздник лазоревого неба, жемчужных берез, коралловых веток.

И совершено точно и понятно, что Русская Зима с ее искрящимся снегом, кружевным инеем, отблесками солнца и белизной вдохновляла его, как никакие иные виды.

За мощь цвета обилие воздуха, Игорь Грабарь один из моих любимых художников, после К.Коровина и Борисова- Мусатова.

И это не все, что сделал И.Грабарь для России.

Игорь Грабарь —именно в дореволюционные годы и несколько лет после он возглавлял Третьяковскую галерею.

Фамилия появлялась в заголовках газет, некоторые ставили совсем уж острый вопрос: «Третьяков или Грабарь?»

Это случилось в 1913 году.

Московская городская дума избирает Игоря Грабаря попечителем Третьяковской галереи. 
Век спустя  становится  очевидно, что это была новая глава не только в жизни художника, но и во всем музейном деле России.

С момента смерти Павла Третьякова прошло уже 15 лет.

За полгода до смерти, 9 мая 1898 года, он изменил свое завещание в части, касающейся пополнения галереи: «Находя неполезным и нежелательным для дела, чтобы художественная галерея пополнялась художественными предметами после моей смерти.

Так как собрание и так очень велико и еще может увеличиться, почему для обозрения может сделаться утомительным, да и характер собрания может измениться.
 То я по сему соображению, назначение в пункте Р, в городскую думу сто
двадцать пять тысяч рублей для приобретения на проценты художественных предметов вместо того определяю на ремонт и содержание галереи, совместно с суммою выше сего назначенную».

Однако предложение возглавить Третьяковку Игорь Грабарь принимает с одним условием, только если позволят сделать новую развеску.

Грабарь хотел перестроить всю экспозицию по европейскому принципу, показать эволюцию русского искусства, превратить частную галерею в музей европейского уровня.
Ожидаемо это вызвало массу протестов, газеты пестрели заголовками вроде «Захватное самодержавие в Третьяковской галерее!» и «Третьяковская галерея в опасности!».
Но нападки и критику он переносит стоически.

  Со свойственной ему энергичностью Грабарь приступает к преобразованию музея, который, как он считал, должен окончательно поменять свою суть и из частной коллекции превратиться в крупнейший российский музей отечественного искусства.

Цель и суть своих преобразований он объяснял так: «В наше время музей должен быть не только хранилищем, но и научным институтом, задача которого — широкая разработка собранного в его стенах художественного материала.

Самое размещение художественных произведений должно быть сделано с таким расчетом, чтобы достигалась ясность и логическая связь всего собрания.

Так чтобы раскрывалась в строгой последовательности эволюция искусства и чтобы при этом посетитель с наименьшей затратой времени и энергии мог получить наиболее ясное и точное представление о содержимом данного музея».

Теперь картины каждого художника должны находиться в одном зале, все художественные произведения
Впервые началось составление полного научного описания всего собрания, его «оцифровка» и каталогизация: все работы вынимают из рам, обмеряют, описывают, фотографируют.
Эта работа позволила уточнить авторов многих произведений, местами изменив датировку и атрибуцию.

Изменение экспозиции и научное изучение собрания нашли отражение в новом каталоге, изданном в 1917 году под редакцией директора Третьяковской галереи.