Православия сладость, нектар премудрости, отче преподобне, излиял еси в сердца верных яко богатство: житием своим и учением показался еси живая книга Духа, Иустине Богомудре, моли Христа Бога Логоса да ологосит тя почитающих.
Тропарь преподобному Иустину (Поповичу) Челийскому, глас 8
Яко Божественную лествицу обретохом Иустине преподобне, твоя Божественная поучения, к небеси ны возводящия, якоже учил еси, житием вообразил еси. Тем ти зовем: радуйся, православный философе Истины.
Кондак преподобному Иустину (Поповичу) Челийскому, глас 4
Преподобный Иустин Попович – великий православный подвижник и церковный писатель, перу которого принадлежат многочисленные религиозно-философские и богословские произведения, в том числе и трехтомная «Догматика Православной Церкви» – «православная философия Истины», где он всесторонним и глубочайшим образом и в полном согласии со Священным Преданием и Священным Писанием рассмотрел православное учение о Боге как Творец и Промыслителе, христологию и сотериологию, экклесиологию, пневматологию и эсхатологию; он – один из величайших богословов двадцатого века, верный апостольской вере и святоотеческому наследию, он – совесть Сербской Православной Церкви и вселенский светильник Православия, выдающийся догматист и ученый патролог, он – ревнитель православной веры и пламенный молитвенник, неутомимый миссионер и пастырь Церкви, чьи писания стали спасительным маяком и путеводной звездой для всех людей, ищущих Истину, надежным духовным ориентиром, указывающим путь к Богу и спасению всем держащим путь через бурную пучину житейского моря, всем скитающимся и проходящим через бездну философского мудрования и лабиринты философской мысли. За всю историю мира мало кто смог с такой лирической проникновенностью, богословским глубокомыслием и шекспировским драматизмом раскрыть суть и трагизм философской жизни, как это сделал святой Иустин Попович, являвшийся философом, мученически ищущим Истину и обретшим ее в чудесной Личности Иисуса Христа Богочеловека. «Философия – это своеобразное мученичество. Здесь мысль ломается в темных безднах и диких обрывах небытия и всебытия. Поэтому философы одновременно и грустные, и восторженные люди. Какой-то всепобеждающий инстинкт гонит мысль из тайны в тайну. А что не тайна в этом мире и над этим миром?! Философы – часто трагичные люди. Ибо их мысль долго и упорно бежит вслед за космическими тайнами, до тех пор пока, как птица, не упадет перед их последними оплотами. Философы иногда – это отчаянные люди. Ибо мысль заводит их в такие лабиринты, из которых нет ни хода назад, ни движения вперед. Философы, так или иначе, - это мятежные люди. Ибо для них мысль свирепее самых страшных загадок этого мира. Философы иногда – люди саркастические. Ибо мысль не в состоянии найти для них хоть одну каплю меда, что скрывается в криницах многих существ и вещей. И они питают себя горькими листьями жестоких тайн, что так обильно и буйно растут на лугу наших печальных земных реальностей. А тот, кто питает себя горечью, разве не имеете права на сарказм, на сарказм как на временный modus vivendi и cognoscendi – образ жизни и сознания. Я и сам нахожусь с философами в плутающем по бескрайним пустыням караване. И нам не хватает воды, чтобы освежить душу, ибо наша мысль устала, изголодалась и жаждет. А мы ее питаем и поим песком. О, песком соленых, горьких, страшных тайн… Тяжело быть философом. Ибо та находишься в караване, который никак не может выбраться из пустыни. Здесь человеческая мысль в конце концов издыхает в страшных муках от голода и жажды. А человек? Отчаянный печальник подле серого, песчаного кургана своего вождя и путеводителя…». С благоговением почитая преподобного Иустина Поповича как своего учителя и наставника, епископ Амфилохий Радович вспоминал, как на закате земной жизни авва Иустин с трепетом признавался, что был бы тоскующим и несчастным философом, так и не нашедшем Истины, если бы не уверовал во Христа Спасителя: «Осенью, перед его кончиной, мы (о. Афанасий и автор этих строк) разговаривали с ним перед монастырским двором о многих вещах, в том числе и о философии. Он внимательно, по-детски любознательно слушая, встревожено произнес: «Вот, я бы был каким-нибудь взбалмошным философом, вроде слабоумного и тоскливого Ницше, если бы не встретил Господа Христа моего!..». И зарыдал, и из его, как небо, голубых, чистых глаз потекли два потока слез. Таким же трепетным и живым остался он и на своем смертном одре, но уже охваченный «миром, что превосходит разум», и сияя небесным светом…». Во дни своей юности преподобный Иустин Попович увлекался светской мудростью – «философиею по преданию человеческому» (Кол.;2:;8), но вскоре он осознал, что вся мудрость мира сего, насколько бы она не была интеллектуально и диалектически изощренной, ни в силах разрешить вековечных и проклятых вопросов о добре и зле, о смерти и смысле жизни, о назначении человека и теодицее, волновавших Иова и Соломона, Шекспира и Достоевского. По философскому сладу своего мышления преподобный Иустин Попович напоминал ученейших отцов Церкви – особенно святого мученика Иустина Философа, чье имя он принял в монашестве, великих каппадокийцев – святителя Василия Великого и святителя Григория Богослова, равно как и преподобного Максима Исповедника – величайшего православного метафизика, и преподобного Иоанна Дамаскина – поэта, философа и богослова, написавшего «Точное изложение православной веры», являющейся блестящим образцом православной догматики. Как все ученейшие отцы Церкви, преподобный Иустин Попович был высококультурным человеком, имеющим обширную эрудицию, знатоком не только Слова Божиего, но также философии и литературы, но, как и святые былых времен, он ощутил невозможность для человеческой мысли всецело объять и разрешить все вечные вопросы человеческого бытия, но невозможное для человека возможно для всемогущего и всеведущего Бога, для Которого нет ничего невозможного. Всей пламенной душой своей – всем сердцем, разумом и волей – Иустин Попович предался Христу, поняв и на личном опыте убедившись, что именно Христос есть ответ Божий на все вопрошания Иова и Иеремии, Августина Блаженного и святителя Григория Богослова, Шекспира и Достоевского, Гоголя и Кьеркегора, ибо во Христе заключена вся сокровищница премудрости и знания, Он – Ипостасная Премудрость и Сила Божия, Он – единственная Надежда всех отчаявшихся и наш единственный Спаситель, в Нем и через Него дано миру величайшее Божественное Откровение, Он – краеугольный камень бытия Церкви.
Личность преподобного Иустина Поповича многогранна, как сверкающий и драгоценный бриллиант, глубока и величественна как звездное небо, он явил в своем лице редчайший сплав – соединил в себе богослова, философа и поэта; он – богомудрый богослов, глубочайшим образом изучивший и постигший Слово Божие и святоотеческую мудрость, он – один их самых оригинальных философов Сербии и всего славянского мира, потрясенный и ошеломленный трагизмом нашего мира, лежащего во зле, изумленный таинственностью бытия и воспламененный верой и любовью ко Христу, он – поэт по складу души своей, дышавшей молитвой и Божественной Литургией, – всякий раз, когда речь заходила о Боге и философских вопросах, его речь становилась особенно возвышенной и поэтичной, поучительной как ветхозаветные притчи Соломоновы и евангельские притчи Иисуса Христа, лирически проникновенной и задушевной как стихи Псалтыря, взволнованной и трепетной, как речь богословствующего страдальца Иова, подчас загадочной и вдохновенной, как речи пророков Исайи и Иеремии, подчас певучей и трогающей отзывчивое сердце как церковные песнопения, возносящиеся за богослужением в православных храмах. По справедливому замечанию епископа Амфилохия Радовича, сплав богослова, поэта и философа в одной личности – это «редчайший, но и самый благоуханный цветок, что приносит земля. Соединить в себе философа, богослова и поэта – значит осознать глубину бытия и твари, опытно встретиться с Тайной, на которой почивают все существа и вещи и к чьей полноте стремятся; перелить это знание и этот опыт в самое образцовое, самое красивое человеческое слово – поэтическое». «Книга «Философские пропасти» – это неоспоримое доказательство наличия этого тройственного соединения в вулканической и богопламенной душе и христолюбивом сердце отца Иустина Поповича». В самом деле, со дней юности своей, благоухающей как весенний цветок, и до последнего вздоха своего, знаменующего отшествие души из земного мира и бренной храмины нашего нынешнего тела к Богу, преподобный Иустин Попович был богословом, философом и поэтом – он был исполнен поэтического восторга перед чудесами и тайнами Божьего мира и того изумления, которое, по слову Платона и Аристотеля, отличает истинных философов, его пламенная и вулканическая душа испытывала молитвенный трепет всякий раз, когда он уединялся в келье своей или пребывал в храме во время совершения Божественной Литургии, всякий раз, когда он поднимал взор к звездному небу или обращал его к строкам Евангелия, всякий раз, когда он вглядывался в глубокие и грустные глаза человека, задумавшегося о вековечных вопросах – каковым запечатлен Достоевский на одном из портретов. Творческие произведения – это зеркало души их творца, в них изливаются грусти и печали сердца, надежды и чаяния, думы и молитвы, а почти все произведения преподобного Иустина Поповича – это удивительное созвучие и плодотворный синтез богословия и поэзии, философской мысли и художественного повествования, богословской мудрости и библейского лиризма, трогающего сокровенные струны души читателя, настраивающего ее на молитвенный лад, ибо молитва есть средоточие всей духовной жизни христианина. В статье «По страницам богословских трудов архимандрита Иустина Поповича» иеромонах Нектарий Радованович верно отметил, что «в трудах отца Иустина, исполненных богословской глубины и вдохновенной поэзии, запечатлен его внутренний, духовный опыт». Все богословие преподобного Иустина Поповича имеет библейский и экзистенциальный характер – здесь ему особенно близки Паскаль и Кьеркегор, Шекспир и Достоевский, но в то же время, его философствование имеет строго церковный характер, оно – православно по духу, стилю и изложению, опирается на святоотеческие и богослужебные тексты, на духовный опыт величайших и просвещенных Святым Духом подвижников Церкви. Преподобный Иустин Попович жил богословствуя и молясь, непрестанно философствуя и вознося свою мысль к Богомыслию, он занимался вековечными вопросами человеческого духа и бытия, внеся в свое философствование пламенность пророка и искренность мученика, бесстрашие исповедника и грусть философа, вдохновенность поэта и проницательность подвижника, отсюда – вся неизмеримая глубина его философской мысли, ее возвышенность и величие, животрепещущий характер всего, о чем он писал, ибо это – вековечные темы, которые будут актуальны во все времена. Вслед за величайшими корифеями человеческой мысли – за Иовом, Соломоном, апостолом Павлом, Данте, Шекспиром и Достоевским, преподобный Иустин Попович со всей неотразимой силой и остротой дамасского клинка, со всей искренностью своего сердца и бесстрашностью исповедника Православия он ставил вековечные философские вопросы и разрешал их в свете вечной Истины Христовой – он размышлял о жизни, смерти и бессмертии, вскрывал метафизическую сущность всех проблем, связанных с бытием человека и его предназначением, никогда не удовлетворялся поверхностными материалистическими и рационалистическими идеями и теориями, но вникал в невыразимую глубину всех Божественных тайн, окружающих человека. С горечью в сердце святой Иустин Попович сетовал на то, что современный мыслящий человек, все более напоминает шелкопряда, который прячется в свой кокон – в кокон своих поверхностных мыслей и суждений, именуя их «научной картиной мира», изгоняя из своей жизни все метафизическое, мистическое и чудесное, не желая знать Истины и страшась встречи с Богом. Над человеком пылают и грохочут бесчисленные миры, в его сердце идет непрестанная борьба добра и зла, его душа – целый мир, более грандиозный и загадочный, чем вся вселенная, а он зарывается в кору планеты, «как клещ в овечью шерсть», и не хочет видеть ничего, кроме реалий материального мира: «Наши люди, если и занимаются философскими размышлениями, обычно боятся того, что их мысль встретится с Богом. А это происходит от того, что они любят мыслить короткими мыслями и чувствовать узкими ощущениями. Ведь если бы их мысль встретилась с Богом, то должна была бы рухнуть в божественные бескрайности и утонуть в нежданных мирах. Наш же «мыслящий» человек в большинстве случаев похож на шелкопряда, который ревниво скукоживается в свой маленький кокон, чтобы никогда из него не выпорхнуть, а отличие от бабочки, желающей видеть широкие горизонты и бескрайние пространства. Человек коротких, вялых мыслей весь зарылся в кору этой планеты, как клещ в овечью шерсть. И ничего не видит, кроме этой коры. А над ним пылают бесчисленные светила, около ста миллиардов только в Млечном пути, и светила иных бесчисленных миров…. Человеческая мысль? О, тонкая белая нить в бескрайности вселенной, слабая молния в непроглядной тьме бесчисленного, таинственного, неопознанного… Чем лечится мысль от мелочности, от мелкости, от смертности? Богом, Его бескрайностью, Его бездонностью, Его безмерностью. В соприкосновении с Ним мысль обесконечивается, обездонивается, обессмерчивается. И тогда нет смерти для нее ни в одном из существующих миров. Вся бессмертная, вся бескрайняя, вся вечная. Тайны миров больше не пугают. Напротив, они становятся для нее неиссякаемым источником вечных радостей и трогательного возбуждения: лазоревые – лазурных, золотые – золотистых. Неисчислимо много тайн, сладких и волшебных, поднимаются из бесчисленных Божиих миров и восхищенно обнимают ее – неодолимую обольстительницу».
В самой вдохновенной своей книге, названной «Философские пропасти», с экзистенциальным ужасом и молитвенным изумлением, с философской грустью и подвижническими слезами, преподобный Иустин Попович писал о том, что вся человеческая жизнь на земле – это паломничество по безднам, ибо всякий глубокий вопрос, вызревающий в уме человека, уводит его мысль в бездну тайн, будь это проблема свободы или счастья, справедливости или смысла жизни, а сам человек – средоточие мирового трагизма и громоотвод вселенских тайн: «Со всех сторон они собираются вокруг него и наваливаются на него. Каждое явление излучает тайну, а каждая тайна – бесчисленное множество тайн. Нет ни одного создания, которое бы не носило в себе тайну. Тайна рядом с тайной, тайна на тайне – так и образовался мир. Человек заключает в себе некую праисконную центростремительную силу, притягивающую ко всему таинственному. И привлекает к себе все тайны, и они устремляются к нему, окружают его со всех сторон. Каждое чувство человека окружено бесконечными физическими таинствами. Из всякой твари во всякий атом человеческого существа смотрят чудесные тайны. И самая маленькая тайна развивается в тайну вселенскую, в тайну бесконечную. Столкнувшись с одной из них, человек сталкивается разом со всем тем, чему нет конца. Последняя тайна всякого явления и всякой твари обвита бесконечностью. Тайна единой мельчайшей водяной капли настолько огромна, что в ней захлебнется весь человек: и его чувства, и ум, и мысль… Таинственность мира бесконечна, это должен ощущать всякий, кто хоть однажды беспристрастно заглядывал в тайну мира. Но и тайна человеческого существа не меньше и не короче. Если человек обратит взгляд на себя, то он встретит несказанную таинственность… Душа человеческая!.. О тайна из тайн, о чудо из чудес! Сердца всех паломников вечности разбиваются около нее. Люди живут душой, а не знают, что такое душа. Разве это не мука для духа?.. Тело человеческое!.. Это чудовищная мастерская, которая воду претворяется в кровь, воздух в кости, хлеб в мясо, траву в минералы, минералы в жидкость! Невиданная мастерская чудес. Природных, не так ли? Да и что в природе не чудо?! Некий невидимый механизм, некий чудотворный мастер управляет этой необычной мастерской, которую мы называем телом. Он заключен в теле, а мы его не видим. Дела его видим, а его самого нет. Словно он хочет как можно полнее скрыться за своими делами. Тело!.. Бог задал нам бесчисленные загадки, создав его таким, каково оно есть. В его грязь Он обернул Свое божественное золото. И оставил его на этой покрытой копотью звезде… Человек!.. Все творения немеют перед этим самым необычным чудом во всех мирах. Бог как бы собрал чудеса из всех своих миров, слил их воедино, и получился человек. Душою Он связал его с миром духовным, а телом – с миром вещественным и отпустил его в эту жизнь. И человека в равной мере манят и таинства духовного мира, и чары вещественного мира. Человек, как трос, натянут всем своим существом между двумя мирами. Поэтому тайна человеческого существа превращала человеческую мысль о человеке в вопль, в спазм, в стон, в плач и причитание над человеком».
Как и святитель Григорий Богослов, преподобный Иустин Попович провозглашал, что сотворенный по образу и подобию Божиему человек одарен великими дарами свободы и разума, но с экзистенциальной мукой Иова, охватывающей все естество, он возвещал о том, что если человек не обратится к Богу, то останется ущербным существом, а философская мысль не обращенная в молитву и Богомыслие становится величайшей и невыносимой мукой, ибо человек, живущий на земле, поставлен между небом и преисподней, он – венец Божьего творчества, но он же – причина того, что весь видимый мир лежит во зле, а земля омыта слезами и кровью, через грехопадение он низверг мир в поток тления и смерти, а его сердце ощущает боль – не только свою собственную, но и окружающих – он может возвыситься до мировой скорби – как поэты и философы мировой скорби – Байрон, Леопарди и Шопенгауэр, и эта вселенская мука доводит его до проклятия жизни и мизантропии, до отчаяния и горького чувства бессмысленности бытия и безнадежности, если он не обратится к Богу и не воззовет к Нему как Иов и Иеремия, не обретет веру и надежду в Нем, не ощутит любовь Божию. По слову преподобного Иустина Поповича «человеческая мысль, если не приходит к Богу, остается ущербной, несовершенной. Поэтому постепенно сохнет, вянет, до тех пор пока, наконец, совсем не увянет. Что относится к человеческой мысли, то относится и к человеческому ощущению. Если оно не прикасается к Богу, то довольно быстро утрачивается, замирает, пока совсем не умрет. Этот же закон имеет силу и для человека как целого. Если его бытие не завершается Богом, он остается калекой и недоконченным; в нем постепенно умирает все великое и возвышенное, а остается лишь пустяковое и ничтожное». «Не является ли мысль самым интересным и самым загадочным даром человеку? Мы ею ориентируемся, но не знаем, что она в сущности такое. Мы ею проверяем все, а чем можем проверить ее, таинственную, беспокойную, неохватную? Разве она не бросала нас бесчисленное количество раз в трагической безвыходности и не заводила нас в непроходимые пустыни – она, неодолимая обольстительница?.. О мысль, ты для нас невыносимое ярмо и тяжелое бремя. Как же нам твое ярмо может стать благим и твое бремя – легким? И снова грустно спросим тебя: как ты можешь стать для человека радостью и благовестием?.. И для человеческой мысли, и для человеческого ощущения только одно спасение – Богочеловек Иисус. Ибо Он, мудростью и любовью проводя человеческую мысль и человеческое ощущение через пропасти бытия и существования, незаметно претворяет человеческую мысль в Богомыслие и человеческое ощущение – в Богоощущение… А без Богочеловека человеческая мысль ощущает себя на этой планете, как в космическом леднике, где все замерзает от какого-то неизбывного ужаса. Замерзают мысли, замерзают чувства. Без Богочеловека человек катится из безумия в безумие из бунта в бунт». Преподобный Иустин Попович – это та самая «серна в потерянном Рае», в чье сердце «собрана вся тоска из всех миров» и «вселенское чувство скорби», которое раздавило бы его душу отчаянием и горечью неразрешимых проклятых вопросов, сводящих с ума, если бы он не обрел веру во Христа и не возжег бы в своей душе неугасимую лампаду перед Его чудесным Ликом, не подливал бы в нее драгоценное масло – кровь своего мученического сердца, взволнованного тайной Божьих миров и потрясенного радостями и горечью бытия, а также – трагизмом человеческой жизни. В трогательной и грустной исповедальной поэме «Серна в потерянном Рае», преподобный Иустин Попович писал: «Я серна. Во вселенной я – чувство грусти. Давным-давно кто-то изгнал на землю все грустное во всех мирах и из этого отлил мое сердце. И с тех пор я – чувство грусти. Я живу тем, что из всякого существа и твари высасываю печаль. Черной каплей печали капает мне в сердце всякое существо, лишь только я к нему приступаю. Черная роса скорби тоненьким потоком струится по моим венам. И там, в моем сердце, черная роса скорби становится бледной и голубоватой. По моему существу разлита некая магнетическая сила грусти. И все печальное в мире она неуклонно привлекает и складывает в моем сердце. Поэтому я самое грустное существо из всех созданий. У меня есть слезы на всякую боль… Не смейтесь надо мною, о насмешники! У меня даже в голове не укладывается, что в этом горестном мире есть существа, которые смеются. О проклятый, самый проклятый дар – смеяться в мире, в котором кипит скорбь, клокочет боль, в мире, который опустошается смертью! Какой предосудительный дар!.. Я никогда не смеюсь от грусти. Как же мне смеяться, если вы так грубы и суровы, вы – насмешники?! Если вы так злы и безобразны! А безобразны – от зла. Ибо только зло разрушает красоту земных и небесных созданий… Мне вспоминается, как эта земля некогда была раем, а я – райской серной. О, воспоминание, от которого я восхищенно скольжу из радости в радость, из бессмертия в бессмертие, из вечности в вечность!.. А теперь? Мрак опаляет мои очи. На все пути, которыми я хожу, легла густая тьма. Мои мысли капают слезами. А чувства кипят печалями. Все мое существо охватил некий неугасимый пожар грусти. Все во мне горит печалью, но никак не сгорает. И я несчастна уже только потому, что я вечная жертва всесожжения на вселенском жертвеннике скорби. А вселенским жертвенником скорби является земля, серая и хмурая, бледная и сумрачная планета… Мое сердце – это неприступный остров в бескрайнем океане тоски. Непреступный для радости. Да и что такое всякое сердце, если не неприступный остров? Скажите мне, если у вас есть сердце, знаете ли вы, чем все ваши сердца окружены? Мое – только лишь океанскими глубинами и безднами. Оно постоянно утопает в них, никак не выберется из них, никак не выплывет оттуда. Все, к чему оно ни дотягивается, мягко, как вода. Поэтому мои очи и заплаканы от слез, а сердце растревожено от воздыханий. Больно моим зеницам, ибо многие полночи заночевали в них. Вчера вечером солнце зашло в моих очах, а сегодня утором не взошло. Оно утонуло во мраке моей грусти. Что-то страшное и жуткое пронизывает мое существо. Я пугаюсь всего, что вокруг меня и надо мною. О, если бы убежать от страхов этого мира! Но существует ли мир, в котором бы не было страха? Замурованная мукой, одурманенная полынью, пресыщенная желчью, я встревожено бужу свое сердце от опьянения скорбью, а оно от этого пьянеет еще более. Душе своей, перепуганной и загнанной ужасами этого мира, я кричу, чтобы она возвратилась ко мне, а она без оглядки бежит от меня, тоскливой и печальной…». Характерной чертой личности и богословия преподобного Иустина Поповича была молитвенность, а сам он был подлинным человеком евангельской веры и евангельской жизни – истинным подвижником и усердным молитвенником, чей исповеднический и духовно-аскетический подвиг был внутренним сораспятием Иисусу Христу, он сиял как светильник веры, надежды и любви, посреди мира сего, погрязшего в горькой тайне греха, ввергающего неисчислимые вереницы душ человеческих в отчаяние и ужас. На печальном и одухотворенном лице преподобного Иустина Поповича отобразилась печаль по Богу и жажда иной – небесной и святой жизни, а в его грустных очах была тоска по Царству Небесному, но в то же время в них сияла светлая радость о Христе – Победителе Ада и смерти.
Провидческой душой своей преподобный Иустин Попович ощущал не только тоску и боль всех миров, но бесконечную таинственность Божьего мира, прозревая в сердцевине каждой загадки величайшую и самую грандиозную из всех тайн – Самого Бога: «Во вселенной постоянно струятся бесконечные тайны вечности. А когда эти тайны встречаются, то они встречаются в сердце человека. Здесь тайна тайну обнимает, загадка льнет к загадке и космическая жуть пронизывает человека… Все есть тайна, все – загадка, а сердце всякой тайны, всякой загадки есть Бог». Для чуткой души святого Иустина Поповича все в мире Божьем тайна и чудо, но порой грандиозная таинственность мироздания раздавливает человека, если он не обретет веры и не соединит свой мыслящий дух с Божественным Логосом: «Нас, людей, ни спрашивая, вплетают в эту грандиозную тайну существования. Вселенная вокруг нас, словно тело, а мы в ней, словно душа. А все в мире как-то округло-округлено. Округленное же не имеет ни верха, ни низа. И во всем бездонно. Посмотришь ли ты с вершины космической перспективы или с космического дна – с земли, все едино: бездна есть бездна, тянется она снизу вверх или сверху вниз. Человеческое сознание осознает это. Каким образом? Мы не знаем, ибо не знаем, что делает сознание сознанием. Окруженный разнообразными и бесчисленными существами и вещами, человек ощущает себя как чудо среди них. Ощущать – разве это не чудо? Мыслить – разве это не чудо? Желать – разве это не чудо? Не ищи чуда все себя, ибо ты сам – величайшее чудо. Не ищи ничего удивительного вне себя, ибо ты сам – величайшая неожиданность. Существовать – разве не есть это нечто само по себе бесконечно удивляющее и непонятное?.. Проклятие для человека – мысль, которая не желает преобразиться в молитву, закончиться молитвою. Разыгравшись, она не может успокоиться, найти краеугольный камень, обессмертить себя божественною вечностью. Невыразимо кошмарно иметь мысли, которые не претворяются в молитвенное возбуждение и восхищение перед таинственностью миров. Нет ничего чудеснее мыслей, которые, лицезря Божий мир, незаметно сводятся к молитве. При таких мыслях в человеке замирает чувство времени… Причастить мысль божественному Всесмыслу, божественной Логосности – значит преобразить ее в Богомыслие. Так же и ощущение, если оно причастится божественному Всесмыслу, то преобразится в Богоощущение… Рай состоит в постоянном и бессмертном чувстве и осознании Божественной логосности мира. А Ад – в полном отсутствии этого ощущения и этого осознания. Дьявол тем и дьявол, что полностью и навечно отрицает логосность и логичность мира. Для него все бессмысленно, все глупо, поэтому и надлежит все уничтожить. Человек же стоит на полпути меж раем и адом, меж Богом и дьяволом. Всякая мысль и всякое ощущение потихоньку ведут душу или в Рай, или в Ад. Если мысль логосна, то связывает человека с Богом Словом, со Всесмыслом, со Всеценностью, а это и есть Рай. Если же она нелогосна, противологосна, тогда она неминуемо связывает человека с бессмысленным, с обессмысливателем, с дьяволом, а это уже Ад». В наших сердцах разворачивается грандиозная и сокровенная драма нашего бытия – в нашей скоротечной земной жизни каждый из нас делает выбор между Богом и дьяволом, поэтому наш мир и наше сердце – это арена, где постоянно сталкиваются бренное с вечным, смертное – с бессмертным, зло – с добром, дьявольское – с Божьим.
Когда читаешь проникновенные и обжигающие строки преподобного Иустина Поповича, словно написанные кровью его мученического сердца, то ощущаешь, что вслед за Иовом, Шекспиром и Достоевским он вобрал в душу свою все муки и думы, все надежды и скорби человека – весь трагизм и комизм человеческого бытия, ибо для него человек – самое трагическое и загадочное существо во всех мирах и во всех веках. Во всей Европе за все века ее существования, равно как и во всем мире было мало таких религиозных мыслителей и философов, которые так сильно и глубоко сумели бы ощутить величественную драму и страшную трагедию человека и его бытия, вникнуть во все самые мучительные сомнения его духа, прочувствовать все его волнения, тревоги, страхи и ужасы, свидетельствуя, что наш земной мир – это не самый лучший из всех возможных миров, как думал наивный оптимист Лейбниц с его кабинетной и рациональной теодицеей, а самый загадочный из всех миров. Как великолепный православный антрополог, преподобный Иустин Попович утверждал, что человек со всем его добром и злом, со всеми его надеждами и страхами, со всеми падениями и взлетами его духа есть самое удивительное, противоречивое, парадоксальное и загадочное существо, в сокровенных глубинах сердца которого дьявол и Бог борются, как писал Достоевский в романе «Братья Карамазовы». По рассуждения преподобного Иустина Поповича тайна добра и зла – это одна из самых глубочайших тайн не только этики, но и религии, и метафизики, она охватывает все бытие человека в сердце которого непрестанно борются свет и тьма, а он сам, как свободная и самоопределяющаяся личность, совершает самый главный экзистенциальный выбор в своей жизни – быть с Богом или с дьяволом, причем соблазнительная тайна зла сокрыта в грехе и овеяна ледяным и мертвящим дыханием смерти, а несказанно прекрасная тайна добра – в чудесной Личности Иисуса Христа, Который есть Воскресение и Жизнь, без Которого все светлое, прекрасное, возвышенное и святое было бы погребено в могилу и окончательно исчезло бы из нашей драматичной и бренной жизни и нашего падшего мира: «Нет такой вещи в мире, которую человек может объяснить всю без остатка и сказать: вот вещь, в которой не содержится тайна и вокруг которой отсутствует таинственность. Из каждого явления в мире, из каждой вещи во вселенной всегда остается нечто такое, чего человек не может заключить в клетку своего разума. Нет такой ни химической, ни алхимической лаборатории, в которой мир можно было бы настолько перекипятить, что из него испарилась бы вся таинственность. Под этим тяжелым голубым колоколом, называемым небом и покрывающим землю – нет ничего простого, ничего нетаинственного. С какой бы позиции мы ни рассматривали мир, он свивается в знак вопроса. Тайна зла и тайна добра состязаются в этом мире, и причем через посредство человека. Если бы не человеколюбивый Господь, поддерживающий равновесие, мир давно сорвался бы в хаос. Тайна зла искусно соблазнительна, она очаровывает человека до влюбленности в нее, до героического рвения, так что человек с энтузиазмом приносит себя в жертву всесожжения своей великой и страшной любви. Тайна добра смиренна и кротка, она поругана и оплевана на земле, и потому меньше тех, кто влюблен в тайну добра, а больше пристрастившихся к тайне зла. И давно бы тайна добра была погребена в могиле, если бы Господь Иисус Христос не воскрес и не явил в Своей воскресшей Личности всю Свою умилительную благость и несказанную красоту».
Вглядываясь в «мистерию окружающего мира», авва Иустин Попович, вслед за святителем Василием Великим и святителем Григорием Богословом, равно как и вслед за Достоевским, говорил, что сам человек и его личность есть более грандиозная и великая тайна, чем вся вселенная – тайна, одновременно изумляющая и ужасающая, выходящая за пределы материального мира и сокрытая в замысле Творца – «логосности» бытия сотворенного Богом: «Личность – это нечто самое бесконечное на небе и на земле и поэтому самое таинственное. Если Бог хотел загадать загадку, которую нельзя разгадать в рамках человеческого разума, то эта загадка – личность. Каждому человеку ничто так не близко, как его собственная личность, но при всем этом личность незаключима в человеческие понятия, представления, картины, символы. Человек и ближе всего к самому себе, и дальше всего от себя: ближе всего, ибо чувствует себя как нечто самое непосредственное, данное в себе самом; дальше всего, ибо никак не может охватить все бесконечности своей личности. Поиски конечной тайны личности заводят человеческую мысль в безысходные лабиринты, где она блуждает по страшным тайнам вселенной. Тайна, обитающая в самом человеке, превосходит все тайны окружающего его мира. Поэтому люди охотно убегают в мир вещей, копошатся в них, зарываются в них, влюбляются в них, обожают их и боготворят – и всех этих своих идолов называют общим именем: культура, цивилизация. Убегая от своей внутренней тайны, люди прибегают к вещам, смешиваются с ними и даже превращаются в них. В этом их главное падение и отпадение от Бога; в этом и сущность их трагедии испокон веков. Вся истина об этом выражена словами Священного Писания: И скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая (Быт.3:8). И это происходит непрестанно: люди скрываются среди вещей, убегая от Бога в самом себе и в окружающем мире. Но когда человек с ужасом встрепенется, взирая на обожествление вещей, и по-подвижнически заглянет в себя, тогда он найдет в себе такую удивительную, необычную и чудесную тайну, что с радостью разобьет о землю всех своих внешних идолов и решительно пойдет за тайной своей личности как за тем, что стоит больше, чем все вещи мира сего. Такой человек становится мучеником великой и священной тайны. Ради такого мученичества и стоит жить в этом многострадальном мире. Когда человек искренно мучается священной тайной своей личности, ему даются трепетные минуты прозрения. В эти минуты он достигает и касается конечной глубины своей личности, открывает ее главный источник – логосность». По воззрению аввы Иустина Поповича, человек вышеестественен, истоки его бытия – с неба, он – создан по образу и подобию Божиему, «человек на девяносто девять процентов с неба и лишь на один процент от земли», «чем меньше Бога в человеке, тем меньше человека в человеке». С юношеских лет преподобный Иустин Попович мучился вековечными философскими проблемами – прежде всего вопросами о Боге и смысле жизни, о теодицее и бессмертии души, от разрешение которых зависит разрешение всех иных проблем – личных и социальных, ибо если существует Бог и бессмертная душа, то жизнь имеет смысл, а если со смертью уникальная человеческая личность навсегда исчезает на дне могилы – угасает в небытии, и нет никакого Суда Божьего, Его Промысла и правосудия, то жизнь не имеет никакого смысла, она становится невыносимой мукой, разрывающей сердце и приводящей человека к отчаянию и цинизму, к нигилизму и аморализму – отрицанию вечных и непреходящих ценностей, к исступленному бунту и мироотрицанию. Как тончайший диалектик и изощренный аналитик человеческого ума – более изощренный, чем Кант и Ницше, чем Шекспир и Достоевский, преподобный Иустин Попович показывает, что в душе каждого человека решается самый главный вопрос – вопрос о Боге, ибо человек создан по образу и подобию Божиему и в сердце его вложено стремление к Богу – в этом его величие и мука, а без Бога он – неполноценное существо, не способное разрешить проклятые и вековечные вопросы, мучающееся как Иов. Вопрос о Боге, Его бытии, всемогуществе и благости – это не кабинетный и теоретический вопрос, а вопрос жизни и смерти, а глубокую и пламенную веру человек призван выстрадать и закалить в горниле сомнений и жизненных испытаний как все положительные герои Библии, как все положительные герои романов Достоевского, драматургия которых гораздо ближе Библии, чем античной трагедии. Для преподобного Иустина Поповича Достоевский – самый любимый писатель, которого нельзя изучать без муки и без слез, ибо, когда читаешь его трагические романы, то страх и трепет охватывает душу – ужасы жизни и смерти пронзают сердце, как острейшие стрелы, его дьявольская демонология ошеломляет и потрясает, в огнедышащих безднах его дьяволиады сгорает весь «мотыльковый оптимизм», но на страницах его произведений художественно раскрывается херувимская теодицея и звучит пламенное исповедание веры во Христа, а он сам – православный Данте, проводящий нас через весь мрак и всю муку земли и преисподней, ведущий нас к стопам Иисуса Христа: «В этом мире, который почивает на парадоксах, Достоевский не может без Христа. Каждую свою мысль он завершает Им, и всякое свое чувство он проверяет в Нем. Горькая тайна мира только во Христе становится сладостной. Жестокая тайна страдания постепенно перерастает в тихую, умиротворяющую радость лишь тогда, когда вырастает из Христа и освящается Им. Это Достоевский чувствует по-апостольски сильно, и поэтому он исповеднически предан и мученически верен Христу. В Богочеловеке Христе есть что-то несравненно большее, нежели истина, добро и красота. Он является всем этим в абсолютном смысле, и в то же время Он представляет нечто большее, чем все это. Именно в этом и состоит Его неизъяснимое очарование. Все, что есть самого лучшего в душе человека, Христос привлекает к Себе каким-то неодолимым магнетизмом любви. Он дает человеческой душе то, что не могут ей дать ни абсолютная истина, ни абсолютное добро, ни абсолютная красота, взятые в отдельности в их метафизической сущности или в их логической оправданности». Для преподобного Иустина Поповича Достоевский – самый родной и близкий по духу русский писатель, соразделяющий печали и утешающий скобящих, возвращающий надежду отчаявшимся и милосердно сострадающий падшим, призывающий к вере и покаянию, ко Христу Спасителю: «Если вы печальны, то он всеусердно разделит вашу печаль. Если вы в отчаянии, то тут он ваш друг, ваш брат, ваш близнец. И в то же время - утешитель. Если вы атеист, он страдает вместе с вами, мучается вашей мукой, гениально защищая атеизм, подводит вас к взрывоопасному бунту и к безумному отчаянию с тем, чтобы вместе с вами с криком броситься в ноги благородного Иисуса. Если вы преступник, он милостиво принимает вас под кров своей многострадальной души, вашу душу преобразует в свою, вместе с вами болеет вашей болезнью, ставит точный диагноз вашей болезни и излечивает вас надежным лекарством, ибо и сам болеет и искушен в болезнях. Если вас мучают «проклятые вопросы», он вас обнимет как самого родного человека, будет проводить с вами бессонные ночи и тяжелые дни и не покинет вас до тех пор, пока вы не найдете правильное решение. Если вы верующий, он умножит вашу веру до апостольской влюбленности во Христа. Если вы оптимист или пессимист, он вас убедительно будет вести к самому совершенному оптимизму, показывая вам, что чудесная Личность Богочеловека Христа – единственный источник самого совершенного оптимизма, ибо Он – единственное истинное благовестие во всех мирах».
Преподобный Иустин Попович – выдающийся религиозный мыслитель и метафизик, утверждающий, что «на самом деле суть самой видимой природы – сверхъестественна; сверхъестественность – это душа естественного, душа природы… Естественное сверхъестественно и сверхъестественное естественно для безгрешного». «Корни любого физического процесса всегда остаются глубоко сокрытыми в метафизической сущности космоса. И сама физика в основе своей метафизична… Человеческое сознание является сознанием, пронизанным чем-то божественным. Оно настолько таинственно и загадочно в своей непосредственной давности, что его никто другой, меньший, чем Бог, не смог бы дать человеку… В самых глубинах своего существа человеческое самосознание есть богосознание. Ибо сознание, в сущности – дар Божий человеку. Человек и не смог бы сознавать самого себя, если бы ему это не было дано от Бога». «Во всем земном есть нечто небесное, во всем естественном есть нечто сверхъестественное. В пшеничном зерне есть частица неба, ибо, вырастая, оно приняло в себя много небесного света, теплоты и синевы. Что-то от звезд есть в каждом растении, во всем животном и минеральном мире, а тем более во всем человеческом. Все в этом земном мире судьбоносно связано с тем, небесным, миром. Неоспорима истина: земля держится небом и существует небом, земля и все, что на ней. Одна и та же сила поддерживает существование и небесного и земного мира, и естественного и сверхъестественного, и видимого и невидимого. Переход естественного в сверхъестественное и сверхъестественного в естественное весьма таинственен и загадочен и не подлежит контролю человеческого исследовательского духа. Через невидимые праэлектроны и фотоны совершается это загадочное переливание светозарных логосных сил Бога Слова в существо человеческое. Так на самом деле нет четких границ между сверхъестественным и естественным, между видимым и невидимым. Во всем земном есть много небесного». Во всех своих размышлениях святой Иустин Попович стремиться вникнуть в метафизическую сущность проблемы, он потрясен страной таинственностью жизни и смерти, как Иов он понимает и чувствует, что «страдание – это атмосфера нашей печальной планеты», как Екклесиаст ужасается и горько скорбит от самой мысли о бессмысленности существования, как Иеремия мученически ищет правду Божию, как Достоевский и Евгений Трубецкой пытается осмыслить трагедию нашего мира и ответить на ключевые вопросы: «Возможно ли оправдание Бога, если существует бессмысленное страдание? Может ли существовать Бог в этом ужасном мире? И если Он есть, возможно ли Его оправдание?». Во всей истории Новозаветной Церкви, среди всех ее подвижников и богословов никто с такой духовной силой, богословской глубиной и лирической проникновенностью не мучился над проблемой теодицеи как преподобный Иустин Попович, равно как никто не изрек столь глубоких прозрений и мыслей, как он – в отличие от Августина Блаженного, Плотина, и Лейбница он не оправдывал существования зла эстетически и телеологически, а открыто возвещал о том, что зло не имеет смысла и не причастно Логосу, оно – отпадение от Бога и противление Богу, ибо грех есть мерзость в очах Господних, а зло есть бессмыслица, беззаконие и безобразие, он скорбел оттого, что мир лежит во зле и люди не желают жить по заповедям Евангелия. Для преподобного Иустина Поповича разрешение всех вековечных и проклятых вопросов дает только Вселенская Истина Православия, только православная теодицея, в центре которой – «пресветлый Лик Христа Богочеловека», Его нравственная недосягаемость и чудесная красота, ибо Христос есть предвечный Бог Слово воплотившийся и вочеловечившийся через Святой Дух и Пресвятую Деву Марию, Он – единственный смысл жизни человека и истории мира, Он – единственное разрешение всех проблем добра и зла, жизни и смерти, Он – нравственный идеал и идеальная проверка нашей совести, Он – единственный Спаситель от безысходного отчаяния и разлагающего душу скепсиса, Он – единственно возможная теодицея и антроподицея – оправдание Бога и оправдание человека: «Богочеловек не только sine qua non, необходимое условие всего существующего, но Он и Логос мира, и логика мира. Он - ось мира, и как только мир сходит с этой оси, он тотчас срывается в диавольский хаос, в невыносимый ужас, в несмысленную бессмыслицу…. Если человек до конца искренен сам с собою, он должен согласиться, что Богочеловек Христос – единственное логически приемлемое оправдание Бога. Во всех отношениях Он представляет совершенную теодицею в мире человеческой мысли, чувств, событий и действительности. Философские теодицеи в конечном виде граничат с чем-то абстрактным и фантастическим. Желая оправдать пред людским сознанием трансцендентного Бога, философские теодицеи начинаются ломаться, крошиться и разрушаться в горных обвалах непреодолимых противоречий. Трансцендентного Бога невозможно оправдать, ибо нет ни логических, ни эмпирических аргументов. И это еще не все. Трансцендентного Бога не надо оправдывать, ибо Он этого не заслуживает. Бог, Который не был в человеке, не имеет права быть Богом измученному человечеству. Только Бог, Который был в человеке, жил человеческой жизнью, вынес все страдания, претерпел все мучения, одолел все смерти, осмыслил мир и человека и при этом не утратил и малейшей частицы из Своих Божественных свойств - только такой Бог может оправдать Себя перед измученным человечеством в том, что Он создал мир и человека в этом мире. Такой Бог и есть только – Христос. Он Своим человечеством оправдал Бога и Своей божественностью оправдал человека. Он прежде всего и более всего – богочеловеческая Личность». Как православный богослов преподобный Иустин Попович по-апостольски вдохновенно и по-исповеднически неустрашимо проповедует, что все рациональные теодицеи – эстетические и логические, телеологически и историософские – не в силах оправдать благость, всемогущество, премудрость и само бытие Бога перед лицом всех человеческих слез и всех мировых страданий, но существует православная теодицея, заключенная в Личности Иисуса Христа, ибо «Христос – единственный, нерушимый фундамент», на котором зиждется Церковь со всеми ее догматами и заповедями, со всей ее литургической жизнью, таинствами и апостольской проповедью. По заветному убеждению и пламенному исповеданию Иустина Поповича, евангельский Лик Христа хранится именно в Православной Церкви, ибо в католичестве истинный Лик Христа Спасителя искажен и извращен, вместе с искажением нравственного и догматического сознания католицизма, а в протестантизме Лик Христа давно потерян. По слову аввы Иустина Поповича, основная Истина Православия – это Сам Христос Богочеловек, Он – Солнце Правды, от Которого исходят лучи – все истины Православия, Он сказал о Себе – «Я есмь Истина», в Нем сокровищница премудрости и ведения, Он разрешил все вековечные вопросы, мучающие и терзающие человеческий дух – вопросы жизни и смерти, добра и зла, истины и лжи, любви и ненависти, Он – Спаситель падших и погибающих, Утешитель скорбящих и отчаявшихся, Защитник страждущих и гонимых, а быть православным – «значит постоянно иметь Богочеловека в душе, Им жить, Им мыслить, Им чувствовать, Им совершать поступки. Другими словами, быть православным – значит быть христоносцем и духоносцем. Человек достигает этого, если в Теле Христовом – Церкви – всецелое свое существо исполнит Богочеловеком Христом без всякого остатка. Поэтому православный человек постоянно распят молитвами между небом и землей, подобно радуге, связующей вершину неба с бездной земли. И тогда как телом он молитвенно ходит по скорбному земному муравейнику, душой пребывает горе, где Христос сидит одесную Бога, ибо жизнь его сокрыта со Христом в Боге (ср.: Кол.3:1–3)». «Богочеловек – ось всех миров: от мира атомов до мира Херувимов. И если какое бы то ни было существо отпадет от этой оси, то увлекается в ужас, в мучения, в страдания. Отпал Люцифер и стал сатаной; отторглись Ангелы и стали бесами; отринулся во многом человек и утратил свой человеческий образ. Отпадет ли от нее какая бы то ни было тварь – она неминуемо низвергается в хаос и скорбь. А если отрекается от Богочеловека целый народ, то история его превращается в шествие по аду и его ужасам. Богочеловек – не только основная истина Православия, но и сила, и всемогущество Православия, ибо только Он спасает человека от смерти, греха и дьявола». В свое время апостол Павел предостерегал: «Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол.2:8). Размышляя о боговдохновенных словах апостола Павла, преподобный Иустин Попович заметил, что пустое обольщение – это философствование по стихиям мира и по преданию человеческому – мирская мудрость и умозрения мудрецов мира сего – от натурфилософов, эпикурейцев, Сократа, Платона и Аристотеля до стоиков и неоплатоников, не имеющих благодати Святого Духа, но существует и философия по Христу – христианская философия, представленная в творениях святых отцов и учителей Вселенской Церкви. По глубокомысленному замечанию епископа Артемия Радославлевича: «У многих современников и знавших отца Иустина сложилось мнение, и некоторые открыто его высказывают, что отец Иустин был и остается совестью Сербской Церкви, а мы бы добавили: и не только Сербской. Ибо отец Иустин возрастал, жил и творил в среде евангельской богочеловеческой действительности, а через то и в среде целокупного апостольско-святоотеческого предания Церкви Христовой Православной. Потому он и принадлежит полноте Вселенско-Кафолической Церкви, как, впрочем, и все святые отцы и вообще святые Божии. Ни один святой не остается замкнут в узкие границы одного народа или какой-либо Поместной Церкви: поскольку он и спасается в Церкви, соборно «со всеми святыми», всем же и принадлежит».
Во всех своих самых ярких и сильных произведениях – в двух книгах о Ф.М. Достоевском и в сборнике религиозно-лирических статей «Философские пропасти», в докторской диссертации «Проблема личности и познания по святому Макарию Египетскому» и в диссертации «Гносеология святого Исаака Сирина» преподобный Иустин Попович глубоким раздумьем и молитвой приступал к волновавшей его всю жизнь «тайне человека». С благоговейным трепетом приступая к тайне человека, преподобный Иустин Попович писал в «Подвижнических и гносеологических главах»: «Во всей твари нет ничего страшнее человека. Ибо он непостижимо простирается в бесконечность. Голова идет кругом у всех творений, имеющих силу мыслить о человеке. Философия о человеке трудна и для ангельских умов, печальна и для сердца Херувимов. Нигде нет конца человеческому бытию. Если же и есть конец, то этот конец – бесконечность. Горьки и ядовиты бесконечности человека. Кто не отравился ими, как только их почувствовал и чувством познал? Если ты с многострадальным Иовом посетил человеческие бесконечности, твое сердце должно было растаять от боли. Если ты их посетил с Шекспиром, то должен был впасть в безумие и опереться своей измученной душой – на чье плечо?..». С молитвенным изумлением перед тайной человека, преподобный Иустин Попович восклицал – «радость – быть человеком!», ибо каждый человек сотворен по образу и подобию Божиему и ради каждого из нас Христос пришел в мир – Бог воплотился и вочеловечился, чтобы мы обожились и приняли в себя благодать Святого Духа, в Нем – исцеление от всех горестей нашего земного бытия и спасение от отчаяние, в Нем – победа над дьяволом и смертью, в Нем – искупление грехов и очищение падших, в Нем вся радость жизнь и ее смысл. Из глубин херувимского сердца Иустина Поповича ко Христу Богочеловеку возносилась пламенная молитва: «Бесконечности мои устремляют меня к Тебе, о, Всебесконечный! Бескрайности мои возносят меня к Тебе, о, Всебескрайний! Безграничности мои воскрыляют меня к Тебе, о, Всебезграничный!». С древнейших времен и до наших дней многие философы и мудрецы размышляли о том, что такое человек и в чем его предназначение, но только Христос Богочеловек открыл нам во всей неизмеримой полноте тайну человека, в Нем – единственная истинная антропология и антроподицея, в Нем – наше спасение и оправдание, Он – идеальный нравственный образец для каждого из нас, Он – истинный Богочеловек, совершенный Бог и совершенный человек в одном Лице – Сын Божий и Сын Человеческий, Он не только освобождает нас от греха и смерти, но открывает нам Божий замысел о человеке – наше высшее призвание уподобиться Иисусу Христу, стяжать Его ум, волю и сердце, «усвоить себя Христу» и «охристовить свою личность и свою жизнь», ибо Христос разрешил величайшую проблему – проблему человека, его бытия и предназначения: «Как прожить эту жизнь – не это ли основная проблема человека? Для того Бог и стал человеком, чтобы научить нас этому. Это самая трудная наука: настолько она трудна и на земле и на небе, что не умел ей научить нас и самый премудрый Серафим, и самый прозорливый Херувим. Что только не входит в ткань того, что мы называем жизнью, человеком! Мириады логосных волокон, частиц, нитей! Жизнь: соединение всего этого и еще многого невидимого, неизвестного, неприметного. И какой нужно иметь ум, чтобы все это соткать, сплести воедино, и какое сердце, чтобы все это прочувствовать, и какую силу – чтобы пережить! Человек, человек – о, самое трагичное существо, засмотревшееся в бездну небытия! Ты переживаешь рай и ад, небытие, Бога и дьявола, смерть и жизнь. Человек, ты – самый большой, самый несчастный мученик, твоим мучениям нет меры!.. В этих твоих мучениях повреждается и гибнет твое сознание, твой разум, мысли становятся безумными, чувства каменеют. Нет существа шире, глубже и ужаснее человека. Поэтому на всех ступенях бытия ему необходим Бог – Бог всего бытия, Богочеловек, Слово. Без Него все человеческое срывается в кромешную тьму, где плач и скрежет зубов. Каждый христианин в Теле Христовом, Церкви – это продолжение Христова воплощения, всецелого Богочеловеческого домостроительства спасения, переживание всецелого Богочеловека: непрестанное добровольно-благодатное обогочеловечение и преображение себя во Христе. И это всегда со всеми святыми, первая среди которых – Пречистая Богоматерь. Отсюда: каждый христианин – это церковь в малом, а через это и Церковь в великом. Поэтому христианин имеет свидетельство в себе: в переживании себя как члена Тела Христова, а тем самым – как вечного, как богочеловечного, как о-троиченного, как «бога по благодати». Итак, для христианина свято все Священное Предание. Все, что испокон веков, исстари в Церкви – существенно и благодатно принадлежит человеку как клеточке вечноживого Богочеловеческого организма, Церкви». Переосмыслив в православном духе идею всеединства русского философа и поэта Владимира Соловьева, преподобный Иустин Попович писал: «Христос – всеединство. Христос – воссоединитель. В Нем, в Богочеловеке, или в Церкви, соединяется Бог и человек, небо и земля, Ангелы и люди, существа и вещи, атомы и вселенная, все, что на небе, и все, что на земле, кроме греха, смерти и дьявола». Христос есть духовная ось и краеугольный камень Церкви, а она – мистическое Тело Христово, собирающее весь мир во Христе, делающее людей и Ангелов братьями, сочетающая верующих, молящихся и любящих с Богом: «Церковь – наисложнейший организм – в нее входит все во всех мирах. Богочеловеком охвачено все – от Бога до атома. Все в Боге, но однако, не все – Бог, ибо в Нем все остается индивидуальным, оригинальным, своим: в существовании и в личности прежде всего. Ибо личность – самая таинственная тайна после Бога». Человек есть существо церковное, он призван к общению с Богом, людьми и Ангелами, к молитвенному единению со всеми созданиями Божьими через любовь, он призван вобрать в свое сердце каждую Божью тварь и увидеть ее драгоценность в очах Господних. По воззрению преподобного Иустина Поповича, первозданный Адам был не замкнутой в себе монадой, но был онтологически связан со всем сущим – он есть микрокосм: «Человек соткан из всех тварей – микрокосмос. Каждая тварь представлена в человеке, оправдывается человеком, проживает с человеком его жизнь – ее жизнь является подобием жизни человека». После грехопадения Адама разрушилась мировая гармония на земле – смерть вошла в жизнь всех земнородных и весь видимый мир стал лежать во зле, утерялось чувство духовного всеединства, основанное на взаимной любви, но через веру, надежду и любовь, через молитву и Божественную Литургию, человек может вновь обрести утраченное чувство единства со всем миром Божьим, которое без сомнения переживал авва Иустин Попович, испытывая «всецелое чувство всеобщего сращивания со всеми тварями, всеобщей взаимосвязи, какое имел Адам до падения. Всякую тварь человек прежде своего падения ощущал как живую, органическую часть своего существа. Мир звезд был целостной, единосущной частью его сознания и самопознания». Вся христианская антропология преподобного Иустина Поповича зиждется на православной христологии и является исповеданием православного теогуманизма: «Каждый человек – христианин по богообразию души. Каждый человек рождается как потенциальный христианин и как действительный Христоносец, ибо в своей богообразной душе он уже сообразен Христу. Гуманизм в своей основе богообразен: богообразие – это сущность, онтология человеческого бытия; в этом богообразии – сущность человека, человеческого, человечного. Человек – весь трансцендентен, весь «вышеестествен», весь – из мира оного. Его естество имеет вышеестественное происхождение: оно – от Троичного Бога. Естественно, что Бог становится человеком, Богочеловеком: единственным истинным, единственным «естественным», единственным совершенным человеком. Ибо Он без греха, без смерти, без лукавства, без демонизма. Только теогуманизм (богочеловечность) – истинный гуманизм. Только Богочеловек – настоящий человек. Без Бога человек – как без головы… Богочеловек – это единственный совершенный Божий образ в нашем человеческом мире. В Нем дан и первый истинный образ совершенного человека. Богообразие – это сущность, сердцевина, вечность и богочеловечность человека на земле и на небе. «Образ Божий» – это на самом деле единственный истинный образ человека. Новый человек – это Богочеловек – Господь с неба (1Кор.15:47)». По заветной мысли святого Иустина Поповича, Христос есть высочайший нравственный идеал и верховная всеценость, Он – наивысшая святыня и единственная верная проверка нашей совести и жизни: «Единственная проверка совести – Дух Святой. Самой по себе человеческой совести недостаточно, ибо она всегда погрешима. Она становится непогрешимой и совершенной, если освятится, просветится, одухотворится, станет одно со Христом, обожится. Совершенная и завершенная совесть – только Духом Святым. По существу, необходимо – отроичение совести: в этом ее божественная, безграничная свобода». С трепещущим от любви сердцем Иустин Попович слагал Иисусу Христу дивную и поэтичную молитву, благоухающую евангельской верой, надеждой и любовью: «Сладчайший Иисусе, разлей и разливай меня по всем Твоим мирам, по всем Твоим небесам и Твоим чудесам, о Боже всех чудес! Я знаю и признаюсь: лампада моя неугасимо горит пред Твоим чудесным Ликом, если только непрестанно доливаю в нее каплю по капле кровь, кровь из моего сердца, взволнованного тайною твоих миров. Единственный, все во мне замени Собою, Незаменимый! Ибо только Тобою и в тебе я чувствую и себя, и миры вокруг меня как благую и радостную Божию весть… Пусть все мои мысли, все мои чувства, все мои стремления сольются вниз по шумному водопаду времени в дивную и волшебную Твою вечность, о Творче времени и Боже вечности!».
Миросозерцание преподобного Иустина Поповича христоцентрично – для него Личность Христа Богочеловека есть Божественная Истина и разрешение всех вековечных философских вопросов и проблем – как личного, так и социального порядка, как метафизических, так и этических, разрешение не только всех проблем нашего времени – нашей драматичной исторической эпохи, но и проблем всей истории, в Нем – спасение человека от греха и смерти, от власти лукавого князя мира сего – дьявола, в Нем – истинная мудрость и истинное совершенство, истинная святость и истинное счастье, без Него наша жизнь и драма всемирной истории лишаются всякого смысла, а Новый Завет превращается в мечтательную философию: «Без Личности Христа учение Христово не имеет ни спасительной силы, ни непреходящей ценности. Оно учение сильно и спасительно настолько, насколько жива ипостась Его Божественной Личности. Евангелия, Послания, весь Новый Завет, вся догматика, вся этика без чудотворной Личности Христа представляют собой или вдохновенно-мечтательную философию, или романтическую поэзию, или утопические мечтания, или злонамеренный обман. И только Личность Христа, чудесная в Своем беспредельном совершенстве, создает вечную ценность и придает животворящую силу всему новозаветному учению. Из этой Личности постоянно изливается некая творческая сила, которая дает людям возможность претворить Божественное новозаветное учение в человеческую жизнь». На своем драматичном личном опыте преподобный Иустин Попович убедился и удостоверился, что мудрость мира сего горше и глубже уводит человека в лабиринт философской мысли, откуда нет выхода, если человек не уверует и не обратится ко Христу Богочеловеку, в Нем – единственная и подлинная непреходящая Мудрость, Он – предвечный Бог Слово, воплотившийся и распятый на Кресте ради нашего спасения, Победивший Ад и смерть, Он – наш Учитель и Судия, а наша философия должна быть православной философией Истины – философией по Христу и философией Святого Духа, исповедниками которой были пророки и апостолы – Иов и Давид, Соломон и Исайя, Павел и Иоанн Богослов, а также святые отцы Церкви, ее подвижники и богословы, мученики и исповедники со времен апостольских и до последних дней мира. По воззрению преподобного Иустина Поповича, «для человеческой мысли, измученной в пустыне этого мира, существует один выход. Да, только один выход! Это Он, Тот, Кто человеческую мысль завершил Богом, Творцом мысли; Тот, Кто человека – это самое трагичное существо – усовершил, завершил и довершил Богом. Это чудесный и чудотворный Богочеловек – Бог человеческой мысли, Логос человеческой мысли, Смысл человеческой мысли. Разве человеческая мысль не есть самое кровожадное чудовище, если не заканчивается, не завершается Логосом мысли, Логикой мысли? Мысли без Логоса, мысли без Смысла, такие человеческие мысли – это великое бессмыслие. Разве вы это не почувствовали? Вы должны были это почувствовать, если серьезно думали о том, что такое мысль. Знаете, тогда от ужаса леденеют кости, а мысль, размышляя о природе мысли, впадает в горячку и бред. Истина, человечески реальная истина в том, что только с Богочеловеком и в Богочеловеке человеческая мысль становится для человека благим ярмом и легким бременем. Богочеловек – единственный, Кто открыл настоящую стезю для человеческой мысли. Стезю, ведущую к бессмертному совершенству и жизни вечной. Так случается, если человеческая мысль с помощью богочеловеческих средств развивается в Богомыслие, а человеческое ощущение – в Богоощущение. А там, на таинственных границах, где совершается переход ощущений в мысли и мыслей в ощущения, там сгущаются тайны. Там разбиваются сердца. Так погибли Ницше и Метерлинк. Миры затуманились над человеком. По ним непрерывно роятся какие-то тайны, какие-то бескрайности. Сориентироваться среди них – это искусство из искусств. Этому искусству обучает только Он, таинственный и непобедимый Иисус». По воззрению преподобного Иустина Поповича, «философия по Христу» есть небесная философия Святого Духа, исповедуемая Православной Церковью, она основана на догматах, заповедях и таинствах, а лучшие ее выразители и исповедники – это святые отцы и учителя Церкви – святитель Иоанн Златоуста, преподобный Макарий Египетский, святитель Афанасий Великий и святитель Григорий Богослова, преподобный Исаак Сирин и преподобный Симеон Новый Богослов. По богомудрому умозаключению святого Иустина Поповича, «современный христианин может быть истинным христианином, только если будет руководим святыми изо дня в день», ибо святые – это ревностные носители и хранители, исповедники и проповедники богооткровенных истин православной веры, а потому – все мы призваны находиться с ними в единомыслии и единоверии, чтобы воспринять их подвижнический опыт и их духовную мудрость, учиться у них молитве и Богомыслию, исполнению заповедей Евангелия и христианской жизни. Для преподобного Иустина Поповича каждый догмат – это вечная и богооткровенная истина, слова Иисуса Христа – глаголы жизни и источники вечной жизни, они имеют освящающую и духовную силу, а жития святых – православная педагогика и Евангелие, претворенное в жизнь, они содержат в себе всю православную этику во всем ее несравненном величии и неизмеримой силе, они воплощают в лице своем и в жизни своей догматические истины веры: «Жития святых являют собой в действительности воплощенную догматику, поскольку в них оживают все вечные и святые догматические истины во всей своей животворной и содержательной силе». По слову преподобного Иустина Поповича, святые «являются людьми, в которых продолжается святая Богочеловеческая жизнь Христа из поколения в поколение вплоть до скончания веков», они составляют мистическое Тело Христа – святую Церковь, неразрывно соединены со Христом и между собой, они – слава Церкви и наши наставники в вере и благочестии. Перу преподобного Иустина Поповича принадлежит не только трехтомная «Догматика» – плод церковно-научного и богословского исследования, но и «Жития святых» в двенадцати томах – одно из лучших произведений в жанре агиографии, где приводится жизнеописание святых и их таинственный путь в Бога, содержатся многочисленные цитаты из богословских творений святых отцов и учителей Православной Церкви. По замечанию иеромонаха Нектария Радовановича: «автор «Житий» понимает слезу аскетов – как аскет, боль мучеников – как мученик за веру, монашеский опыт постижения Божественного – как монах, богословие отцов и учителей Церкви – как современный православный богослов… «Велико значение «Житий» для всего Православия. По Божию устроению, отец Иустин учился в Англии, где соприкоснулся с инославным миром и его образом мышления, а также в России, где познал глубину русской православной духовности, и в Афинах, где полюбил, как он сам говорил, святоотеческую традицию. В Афинах он познакомился с выдающимися греческими богословами своего времени – профессорами Баланом, Диовуниотисом, учился с известным впоследствии профессором догматики, ныне академиком Иоанном Кармирисом. Здесь же он получил возможность изучать византийские рукописи, вошедшие позднее в его Синаксарий. Такое знание многих православных народов и традиций позволило отцу Иустину создать труд, поистине общий для всех православных по масштабам и значению. С течением времени все более будет возрастать роль этого труда отца Иустина в ознакомлении инославия и нехристианских религий с Православием и его духовными ценностями. Этот оригинальный церковно-научный труд является образцом православного Синаксария. Отныне невозможно будет составлять Синаксарий, не зная труда архимандрита Иустина». На протяжении всей своей подвижнической жизни преподобный Иустин Попович руководствовался мудрым правилом святителя Григория Богослова, гласящим, что прежде чем богословствовать человек должен очистить свое сердце от страстей и стяжать благодать Святого Духа, а затем просвещать других людей: «Нужно прежде себя очистить, а затем других учить чистоте; нужно прежде себя умудрить, а затем других учить мудрости; нужно прежде самому стать светом, а затем других просвещать; нужно пре¬жде самому приблизиться к Богу, а затем других приводить к Нему; нужно прежде самому стать святым, а затем других освящать». Преподобный Иустин Попович жил подвижнической жизнью и пребывал в непрестанной молитве – он плакал о грехах своих и за весь мир, возносил к Богу возгласы и воздыхания души своей, был великим подвижником двадцатого века вол всем подобным святым отцам Церкви – подлинным аскетом, молитвенником и богословом Христовым, а его богословие – это не компиляция былой святоотеческой мудрости, а ее творческое восприятие и проникнутость самим духом Евангелия и церковного Предания. По своему характеру богословское мышление преподобного Иустина Поповича строго церковно – догматично, канонично и литургично, он – философ Святого Духа и философствует в Церкви со всеми ее святыми отцами и учителями, но вместе с тем, он – высококультурный и ученейший человек своего времени, блестяще знающий литературу и философию – Данте и Шекспира, Кьеркегора и экзистенциалистов, Достоевского и Метерлинка, русских религиозных философов – славянофилов Хомякова и Киреевского, Владимира Соловьева, о. Павла Флоренского и Бердяева, но к чужой мысли он всегда относился творчески и избирательно, обладая духовной трезвостью и стремясь быть верным Богу и Церкви. В своих «Подвижнических и гносеологических главах» авва Иустин Попович глубокомысленно писал: «Мудрости жизни научает философия Святого Духа, ибо она – мудрость и знание, благодатная мудрость и благодатное знание о природе существ, а средоточие этой мудрости – это знание Божественного и человеческого, видимого и невидимого. Философия Святого Духа – это в то же время моральная творческая сила, умножающая в человеке – через уподобление Богу в подвиге благодатного совершенствования – божественную мудрость о Боге, мире и человеке. Этот этический характер православной философии подчеркивает святой Иоанн Дамаскин: «Философия – это уподобление Богу»; поэтому она – «искусство искусств и наука наук». Как животворящая философия Святого Духа она – единственное искусство, которое из многосоставного и весьма сложного человеческого существа может изваять богообразную и христообразную личность; как наука Духа Святого она – единственная наука, могущая самолюбивое и пораженное смертью творение, именуемое человеком, научить препобеждать смерть и приобретать бессмертие. Поэтому православная философия – это искусство искусств и наука наук». Преподобный Иустин Попович советовал всем христианам проверять свои мысли чтением сочинений святых отцов Церкви, ведь святоотеческое богословие – это искусство всех искусств и наука всех наук, самое духовное искусство и самая экспериментальная наука, многократно проверенная опытом подвижнической жизни.
В Священном Писании сказано пророческими устами премудрого Соломона, что Премудрость Божия – всесильный Творец и Украситель всего сотворенного, «Она – одна, но может все, и, пребывая в самой себе, все обновляет и, переходя из рода в род в святые души, приуготовляет друзей Божиих и пророков; ибо Бог никого не любит, кроме живущего с премудростью» (Прем.7:27–28). Христос есть Ипостасная Премудрость и Сила Божия, Он – совершенная Божественная Любовь и наш Спаситель, воплотившийся и вочеловечившийся предвечный Бог Слово и Единородный Сын Божий, единосущный, совечный и равночестный Отцу и Святому Духу, пришедший в наш мир, чтобы искупить грехи рода человеческого, через Церковь Свою – через пророков и апостолов, учителей и наставников, мучеников и исповедников, пастырей и подвижников, свидетельствующих о Вселенской Истине Православия, переживающих ее в своих сердцах и молитвах, и осуществляющих ее в своей святой жизни и своих богоугодных делах, Он зовет нас в Царство Небесное и призывает избрать единственный спасительный путь – подвижнический путь христианской жизни. В ветхозаветные времена премудрый Господь ниспосылал пророков и праведников, чтобы поучать и наставлять Израиль, во дни пришествия Своего на землю Христос избрал учеников и сделал их апостолами – благовестниками Своими, проповедующими Евангелие и несущими весть о Христе распятом и воскресшем всем народам земли, Он пребывает в Церкви до скончания времен и Святой Дух всегда будет совершать ее таинства и просвещать ее пастырей, воздвигать учителей и наставников из числа монахов и мирян, чтобы они свидетельствовали о едином и истинном Боге, о Христе Спасителе и вечном Царстве Небесном, о путь спасения и нравственном идеале Евангелия. По завещанию и заповеди апостола Павла нам надлежит помнить святых отцов и учителей Церкви – наших наставников в вере и Богопознании, нам надлежит подражать их жизни и усвоить их благочестивые воззрения, укрепиться в их вере, ибо они – верные служители, ученики и друзья Христовы, наследники и продолжатели апостольского дела: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их. Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же» (Евр.13:7–8). Во все века – и вчера и сегодня и в грядущем – Христос Тот же, от вечности и до вечности Он есть неизменный в Своей неизреченной благости и своем неописуемом совершенстве Единородный Сын Божий и наш Спаситель – истинный Бог и истинный человек, Он – вечное Слово Божие и вечная Премудрость Божия, Он – вечная Любовь Божия и вечный Человеколюбец, сотворивший все сущее – небо и землю – из небытия по преизбыточной любви Своего сердца, воплотившийся и взошедший ради нашего спасения на Крест, принявший мученическую смерть на Голгофе и сокрушивший врата адовы, до скончания истории Он будет ниспосылать Церкви и миру наставников и учителей, просвещенным Святым Духом, действующим в Церкви. По слову епископа Афанасия Евтича: «В древние времена истории Христианской Церкви Христос, будучи Главой Своей Святой Церкви, после святых апостолов давал роду человеческому великих и славных отцов и учителей Церкви, во всяком роде и роде, проповедующих Евангелие роду человеческому и путеводствующих его ко спасению. Непоколебимо пребывая в любви Своей, Он, Тот же, по неложному обещанию Своему, совершает это и поныне через наследников святых апостолов и святых отцов: через святых епископов и пастырей, священников и наставников, духовников, подвижников и исповедников Православия, от древних святых отцов до святых Кирилла и Мефодия, святого Фотия, святого Саввы и святого Григория Паламы, до святого Марка Ефесского и святого Тихона Задонского, до святых Василия Острожского и Нектария Эгинского, до новых святых священномучеников, исповедников и подвижников православной веры и жизни. Таким святым учителем и наставником, апостольским отцом и святоотеческим пастырем, христолюбивым подвижником и духоносным исповедником Христовым был в наши дни в святой Православной Церкви верный раб и угодник Божий – отец Иустин. Ибо если кто по апостольской заповеди в наши дни проповедовал слово Божие, жил и почил достойно проповеданного Евангелия спасения, то это поистине был блаженно усопший отец Иустин. Потому и остался он нам образом и примером для подражания: и в слове Евангелия, и в деле евангельской жизни, и в подвиге православной веры во Христа Богочеловека – вчера, сегодня и во веки Того же и Неизменного, и в любом христианском подвиге святой веры и святых добродетелей. Ибо, по премудрому Соломону, свято хранящие святое освятятся (Прем.6:10), – так и этот верный слуга и друг Божий, верно и свято сохраняя и совершая самые великие святыни на земле – веру и жизнь Евангелия Христова – и сам освятился, стал святым и, как таковой, остался от Бога нам данным образцом и примером, для нашего следования ему и подражания». По наставлению преподобного Иустина Поповича к описанию жизни всякого человека, а особенно святых угодников Божиих нужно приступать с молитвой, чтобы Господь дал нам понять их и открыл тайну их личности и жизни: «К любому человеческому существу, к любому Божьему творению приступать прежде всего с молитвой, чтобы молитва Господу опосредствовала наше приступание к каждому существу, к святой тайне каждой иной души, к каждой богоподобной личности, ибо только посредством призываемого в молитве Господа Иисуса Христа можно правильно и безгрешно встретить, узнать и полюбить творение Божие, каждое богоподобное и христоподобное человеческое существо». Преподобный Иустин Попович обращал внимание на то, что каждый христианин в идеале призван омолить всего себя и не дышать без молитвы, богословие немыслимо без молитвенной жизни и аскезы, а созерцание предполагает духовное делание, иначе философствование о Боге превращается в лукавое мудрствование и суемудрие – православное богословие есть не мирская и кабинетная наука, а жизненная наука и высшее искусство духовной жизни, отсюда: «В Православии на первом месте жития святых, а на втором – наука, причем наука жизненная, проверенная опытом, благодатная наука, лишенная всего схоластически-мертвого и по-протестански рационалистического». Преподобный Иустин Попович – великий подвижник и богослов Сербской Православной Церкви и всего православного мира, в нем со всей духовной силой выразил себя религиозно-философский гений сербского народа, он – пламенный молитвенник и богомудрый догматист, которого можно смело поставить в один ряд с преподобным Максимом Исповедником и преподобным Иоанном Дамаскиным, со святым Исааком Сириным и святым Макарием Египетским, ведь живя на земле, он дышал молитвой – вечным небесным дыханием Святого Духа, он жил верой во Христа, надеждой на Промысел Божий и любовью к Богу и ко всем Его созданиям, он – живое свидетельство того, что благодать Святого Духа не оскудела в Церкви, к нему мы взываем с церковной молитвой, прославляя его как пламенного и ревностного исповедника православной философии Истины: «Яко Божественную лествицу обретохом Иустине преподобне, твоя Божественная поучения, к небеси ны возводящия, якоже учил еси, житием вообразил еси. Тем ти зовем: радуйся, православный философе Истины». По справедливому замечанию современного исследователя И.Б. Гаврилова, «богословское наследие преподобного Иустина остается в России мало изученным, при этом оно весьма актуально для современной Церкви и общества», а я бы добавил, что богословское наследие Иустина Поповича будет актуальным и животрепещущим до скончания времен, ведь оно поднимает и разрешает в свете Христовой Истины вековечные и проклятые вопросы, являясь благодатной нивой, на которой сокрыто много сокровищ духовной мудрости.
Преподобный Иустин Попович родился в день Благовещения Пресвятой Богородицы 25 марта по старому стилю 1894 года в старинном сербском городе Вране, расположенном на юге Сербии, в благочестивой православной семье Спиридона и Анастасии – в роду, из которого вышло семь поколений священнослужителей. При крещении святой Иустин Попович в честь праздника Благовещения получил свое имя «Благое» – означающее «благовеститель». Это имя символично и указывает на особый замысел Творца о жизненной миссии преподобного Иустина Поповича – со дня рождения своего в день Благовещения он был призван стать вдохновенным вестником и непревзойденным богословом тайны Боговоплощения Христа Богочеловека и тайны любви Святой Троицы, нося на себе знамение величайшей благой вести, ниспосланной человечеству – благой вести о Боговоплощении Сына Божиего и Его рождении от Святого Духа и Пречистой Девы Марии, о Его пришествии в мир ради нашего спасения, а также – благовещение о тайне Святой и Животворящей Троицы, во имя Которой и в храме Которой был крещен Благое. Впоследствии в проповеди на Благовещение, авва Иустин Попович скажет, что Бог пришел в мир и вочеловечился, чтобы каждый человек мог обрести спасение и достичь обожения, а потому всем нам надлежит прилагать все усилия, чтобы идти по стопам Христа и уподобить Ему: «Бог стал человеком, чтобы человека исполнить Богом и всем Божественным. Так поется в дивном церковном песнопении: Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом, т.е. Господь пришел в этот мир как Истинный Бог и жил в нем тридцать три с половиной года как человек, чтобы показать нам, какой должна быть жизнь человека в этом мире. Ибо Он, не забудем этого, единственный совершенный и безгрешный Человек. Какова Его жизнь, такой должна быть жизнь каждого христианина, каждого Его последователя, т. е. мы должны стараться и прилагать усилия идти Его стопами и жить Его жизнью». С юных лет воспитываясь в атмосфере православного благочестия, Благое любил храм и Божественную Литургию, часто ходил в Пчинский монастырь, благоговейно почитал Бога и Его святых угодников, читал Священное Писание, а с четырнадцати лет и до конца своей жизни он каждый день прочитывал по три главы из Нового Завета. Спустя многие лета в своей проповеди на освящение обновленного храма, преподобный Иустин Попович будет проповедовать о том, что храм – это небо на земле, место богослужений и молитвенного Богообщения, тихая пристать среди бурного моря житейского и скиния Господня, где пребывают Ангелы и святые, хранящие нас своими молитвами: «каждый святой храм – это частица неба на земле. И когда ты в храме, то, смотри, ты уже на небе. Когда земля измучит тебя своим Адом, ты поспеши в храм, войди в него, и вот – вошел ты в Рай. Если люди досадят тебе своим злом, ты прибегни к храму, припади к Богу, и Он примет тебя под Свою благую и всемогущую защиту. И если случится, что на тебя нападут целые легионы бесов, ты беги в храм – стань среди святых Ангелов, ибо храм всегда полон Ангелов, и Ангелы Божии охранят тебя от всех бесов мира сего. И ничто не сможет тебе повредить. Не забывайте, братья: мы, христиане, сильны Богом. Кто тогда может быть сильнее нас? Никто, никто! Никто из людей, никто из бесов! А без Бога – кто мы, люди, в этом мире? Игрушки греха, игрушки зла, игрушки в руках дьявола». Если каждый православный храм – это небо на земле, то монастыри – это сторожевые башни христианской херувимской совести, их наблюдатели – всевидящее Божье око и святые подвижники – святой Василий Великий, святой Иоанн Златоуст и святой Афанасий Великий, их защитники – Ангелы во главе с Архистратигом Михаилом, они – колыбель духовного просвещения и христианской культуры, а сами монахи призваны быть молитвенниками за свой народ и за весь мир, исповедниками святой православной веры и продолжателями дела апостолов, благовестниками, просветителями и учителями своего народа. Приходя в монастырь со своими родителями Благое бывал свидетелем чудесным исцелений, происходящих у мощей святого чудотворца Прохора, а однажды стал очевидцем исцеления своей матери, у которой сильно разболелась нога и врачи не могли излечить ее, но когда перед ракой святого Прохора Пчиньского был отслужен молебен и нога ее была помазана целебным миром, истекающим от святых мощей, то больная чудесным образом исцелилась и стала здоровой. С детских лет и на протяжении всей жизни преподобный Иустин Попович будет смиренным и искренним почитателем святого Прохора Пчиньского, не упуская случая родной край для благоговейного почитания святого – особенно в те дни, когда он стал профессором университета и одновременно был монахом, принадлежавшим к братьям монастыря святого Прохора. Впоследствии преподобный Иустин Попович рассказал один поучительный случай и своей жизни – как-то летом, будучи профессором университета, он направился из Вране в монастырь святого Прохора Пчиньского, а так как нелегкий путь пролегал через горы, то он нанял упряжку волов. По пути в монастырь он встретил старицу, шедшую пешком в обитель, чтобы помолиться у раки святого Прохора. Остановив повозку, преподобный Иустин Попович предложил старице поехать вместе с ним, но она отказалась, сказав, что является нищей и не имеет ничего другого принести святому, кроме паломничества в монастырь пешком через горы. Изумленный ее смиренномудрым ответом и простосердечным благочестием, авва Иустин Попович в сердцах ударил себя по лбу ладонью и сказал себе – «Эх, Иустине, Иустине, стал ты профессором богословия, а набожность этой старицы еще не стяжал», после чего он расплатился с крестьянином за повозку и отпустил его назад, а сам вместе со старицей отправился пешком в монастырь. Во дни скорбей, испытаний и тяжелых раздумий, преподобный Иустин Попович всегда молитвенно обращался к святому Прохору, а в «Молитвенном дневнике» своем писал: «В последнее время душа моя молитвенно рвется ко святому Прохору Пчиньскому: теплеет сердце мое, когда молитвенного его призываю».
В смутное и зараженное маловерием время семья, в которой воспитывался Иустин Попович, который в будущем станет совестью Сербской Церкви, была светильником веры, а его отец – Спиридон, по свидетельству многих людей, лично знавших его, отличался глубокой верой, добротой сердца, рассудительностью и благочестием, равно как и его набожная жена – Анастасия. По воспоминаниям преподобного Иустина Поповича, он научился основным истинам православного евангельского благочестия – посту и молитве – от своей глубоко верующей матери, которая вместе со всеми набожными жительницами Вране каждый год в Великий Пост держала строгое «тримирие» – строжайший пост без какой-либо пищи и воды в течение первых трех дней поста. С ранних лет и через всю свою подвижническую жизнь святой Иустин Попович верно соблюдал «тримирие» и намного увеличил постнический подвиг, а избрав иноческую жизнь и просвещаясь святоотеческой литературой, он говорил, что молитва – это дыхание души и небесный воздух, очищающий и освящающий ее, она – содержание жизни Ангелов на небе и всех святых подвижников на земле, сердце всех добродетелей и регент в хоре добродетелей, выражение нашей любви к Богу и ближним, лествица, ведущая на небо и первое условие здравия души и ее верности Богу, ибо без молитвы грех разъедает душу. Если молитва есть дыхание жизни для души, то пост – укрощение плоти и обуздание страстей, незаменимое духовное оружие в борьбе с демонами и соблазнами – без поста и молитвы не может быть христианской жизни: «Почему сегодня так много зла в мире? Потому что люди сложили с себя самое надежное оружие, всепобедное оружие, во всех бранях побеждающее всякое зло, всякий грех, всякого демона. А это оружие и есть молитва. Молитва и пост. Оно – самое надежное, ибо оно – Божие оружие; все им побеждается, ибо сие есть оружие Христово, оружие Единого Истинного Бога на небе и на земле. А Он? – Он вручил это оружие нам, христианам; оно хранится в Церкви и вручается в Церкви. Божественные уста Спасителя открыли всем жителям земли истину, величайшую истину о том, что молитвой и постом изгоняется из людей всякая нечистота, всякий грех, всякое зло, всякий демон. Когда люди отвергают это Христово оружие, они легко становятся пленниками всякого зла, всякого греха и, увы! – становятся пленниками любого беса. Почему сегодняшняя Европа впала в такую бездну зла, из которой нет выхода? Потому что она отвергла Христа, отвергла Его Святое Евангелие, сбросила с себя Его всепобедное оружие – молитву и пост. Отказалась от всего этого и пытается без Христа решать свои проблемы. И не только без Христа, но и наперекор Христу. А кто ратует против Христа Бога, тот товарищ бесам… Душа умирает без молитвы и поста. Душу, которая насыщает себя, но не защищает молитвой и постом, легко побеждает всякий грех, всякое зло. А когда сойдутся вместе многие грехи и многие виды лукавства, то они в согласии насылают на нас, сербов, все смерти и хотят погубить нашу душу, отнять у нас Бога, умертвить нашу совесть, превратить наш Рай в Ад. О, братья мои, евангельская это истина: как только человек отвергает молитву и пост, он оставляет врата своей души настежь открытыми для всякого зла, всякого греха, всякой смерти. Что относится к отдельному человеку, относится и ко всему народу в целом». Задаваясь религиозно-философским вопросом – «для чего существуют храмы?», преподобный Иустин Попович говорил, что храмы нужны для молитв и богослужений, для верности истине Христовой и нашей духовной жизни, ибо «мы молитвой поверяем себя Богу – и Он научает нас Своей вечной Божественной правде, Своей вечной Божественной истине, Своему вечному Божественному благу. И так мы облекаемся во всеоружие Христово: Его Божественной правдой мы препобеждаем всякую земную неправду; Его Божественной истиной мы ограждаем себя от всякой земной лжи; Его Божественным благом попираем всякое земное зло. И чем больше человек молится Богу, тем больше чувствует он себя сильнейшим всякого зла, всякого греха, всякого демона. А это происходит оттого, что через молитву человек все более возрастает во всяком Божием благе, во всякой Божией истине и правде. И во всякой духовной радости. И этой радости, этого блаженства никто не может отнять у него ни на небе, ни на земле». Если вера есть путеводная звезда, ведущая нас в Царство Небесное, а пост – укротитель плоти и торжество духа над страстями, то молитва – руководит и возвращает все добродетели, преображая их в бессмертную и всеобъемлющую добродетель – любовь ко Христу, она охватывает все естество человека и всю его душу, каждую мысль, каждое чувство и каждое намерение направляя ко Христу и сочетая со Христом. Размышляя о философии по Христу, авва Иустин Попович напишет, что оно отвечает на все основные философские вопросы в полном согласии с Евангелием, апостольскими посланиями и святоотеческими творениями – отвечает так, как ответил бы Сам Иисус Христос, а в ее основе лежит опыт веры и духовного единения с Богом – опыт молитвы как таинства Богообщения, а затем – и уподобления Богу, ибо от молитвы – любовь воспламеняет сердце, через молитву обретается духовно-опытное знание Бога – истинное Боговедение, стяжается «ум Христов» (1 Кор.2:16), разрешающий все вековечные и проклятые вопросы, но чтобы обрести его надо омолить всего себя – омолить весь ум, все сердце, всю волю, всю душу, сделав молитву каждодневным и непрестанным подвигом своей жизни.
После смерти своей благочестивой и набожной матери Анастасии святой Иустин Попович испытал то, что на полях своего толкования на святое Евангелие от апостола Иоанна назовет «физическим ощущением бессмертия», оставив проникновенную запись: «Я сам пережил это чувство возле мертвой матери. Она, любезная мне, уснула в Господе в день святого Гавриила Лесновского (15/28 января 1945 года), в воскресенье, в 22 ч. 30 мин. Погребена на следующий день в 16 часов. По ее лицу была разлита бесконечно умилительная благость и доброта. Расставаясь с ее иссохшим от постов телом, душа оставила на ее лице свою бессмертную благость и красоту. Поистине лишь бессмертная благость и бессмертная красота могут быть так умилительны. И то, и другое преисполнено бессмертной добротой. И все это постоянно усиливало мое молитвенное состояние. Просто некое физическое ощущение бессмертия разливалось от этого по моему существу. И я сам действительно возле мертвой матери пережил самое очевидное доказательство ее бессмертия – физическое (опытное) доказательство. Это парадоксально, но по-евангельски истинно: «Зерно пшеничное, если не умрет – останется одно, а умрет – принесет много плода». На смертном лице – такое очевидное бессмертие! Бессмертие души, бессмертие всего существа моей милой матери... И я плакал от скорби и умиления, и до сих пор те чувства обладают всем моим существом. Ее чудесное лицо было таким естественным физическим переходом в ее бессмертие. А что же я? С тех пор я всегда думаю о ней с молитвой: каждое чувство, каждая мысль о ней незаметно претворяются в умиленную молитву... Мои мысли источают слезы и преисполняются молитвами. Какое блаженство – быть человеком с ощущением, с опытным ощущением бессмертия. Это последний дар, который моя матушка, моя бессмертная дарительница оставила мне на земле... По возбужденной душе проносится сладкое дамаскиновское веяние вечной истины: «Образ есмь неизреченный Твоея славы...». Искры воскресных сил преизобильно источаются из благого и милого лица моей уснувшей матушки, чтобы в день Конечного Суда радостно слиться в свет воскресения, и тогда в вечном слиянии заблистает она – послушница Божия Анастасия-Воскресение...». В одной из своих проповедей преподобный Иустин Попович скажет о том, что каждая благочестивая мать-христианка – это самоотверженная мученица и молитвенница, нет ничего более ответственного и тяжелого в нашем земном мире, чем материнское служение, она – истинная воспитательница, чей жизненный подвиг изумляет Ангелов небесных, она молится за своих детей и переживает за них всем сердцем, научает и воодушевляет их к жизни по Евангелию, чтобы их души не были ввергнуты в преисподнюю, где вечный плач и скрежет зубов. Каждая мысль преподобного Иустина Поповича о его покойной матери претворялась в умиленную молитву и душа его не ведала горечи скорби и разлуки, ибо обрело свидетельство бессмертия личности. В своей великолепной книге «Философские пропасти» преподобный Иустин Попович, следуя святому Исааку Сирину, напишет, что истинное бессмертие – это жизнь в Боге и ощущение Бога: «Ощущать Господа Христа в себе есть то же, что и ощущать себя бессмертным. Ведь ощущение бессмертия происходит из ощущения Бога, потому что Бог есть источник бессмертия и вечной жизни. «Что такое бессмертная жизнь?» – спрашивает великий христианский философ, святой Исаак Сирин и отвечает: «Ощущение Бога». Ощущать Бога – значит ощущать себя бессмертным. Бог и бессмертие души – два коррелирующих факта. Один невозможен без другого. Ощущать Бога в себе постоянно, во всякой мысли, во всяком ощущении, во всяком поступке – это и есть бессмертие. Приобрести такое ощущение Бога и означает обеспечить себе бессмертие и жизнь вечную. Следовательно, только из веры в Бога, из ощущения Бога происходит и ощущение личного бессмертия человека. Богочеловеческий прогресс и состоит в том, чтобы в людях развивать и усовершенствовать это ощущение личного бессмертия человека, до максимума развивая в них ощущение Бога. Человек Христовой веры живет ощущением и сознанием того, что всякий человек – это бессмертное и вечное существо, поэтому человек не может быть предметом чьей-либо эксплуатации и тирании. Ощущение бессмертия происходит от ощущения Бога, а ощущение Бога не терпит греха, а изгоняет его из человека, так как грех производит в человеке смерть. От метафизики, безусловно, зависит и этика: если ощущение Бога живет в человеке, то с ним живет и ощущение бессмертия, которое жестоко борется со всем, что умерщвляет человека: грехом, всяким грехом и всяким злом». В своих письмах преподобный Иустин Попович писал о том, что без чудесной Личности Иисуса Христа вся наша жизнь превращается в хаос, сердце наполняется отчаянием и ужасом, а смерть представляется неодолимой, но со Христом и во Христе не страшно жить и умирать, ибо Он есть Воскресение и Жизнь, Сам Победитель Ада и смерти, источник неизреченной радости и вечного блаженства. По воззрению святого Иустина Поповича, печаль по усопшим и плач естественна для нас, ибо Бог не сотворил смерти, она вошла в мир через грехопадение Адама и противоестественна, это ощущает наше сердце, если оно обладает нравственной чуткостью. Смерть – «последний враг», никто из людей и Ангелов не мог бы спасти нас от смерти – никто, кроме Самого всемогущего Бога, Он воплотился и вочеловечился ради всех нас – Христос пришел в мир, был распят на Кресте, умер и воскрес, Он сокрушил смерть и преисподнюю, открыл нам путь в Царство Небесное, а потому христиане не столько скорбят о своих усопших, сколько надеются на милость Божию и молятся за усопших – наша скорбь переходит в молитвенную печаль и радость – печаль временного расставания и радость вечной жизни. На протяжении всей своей земной жизни авва Иутин Попович был вдохновенным свидетелем и пламенным выразителем неколебимой церковной веры в победу Иисуса Христа над смертью, дьяволом и преисподней. «Верою в Воскресшего и наш плач преображается в святой плач, и наши слезы – в святые слезы, и наши воздыхания – в святые воздыхания. «Дар слез» преподается лишь мужественным и боголюбивым подвижникам. Они плачут, с надеждой плачут и над собой, и над каждой тварью, живо ощущая присутствие греха в нашем человеческом мире. Но они не боятся греха, всегда побеждая его Безгрешным; не боятся смерти, всегда побеждая ее Бессмертным; не боятся дьявола, всегда побеждая его Богом. Христос воскресе! Какую только радость не принес Он человеку? Какую только смерть не попрал? Какого только демона не победил? Поэтому подобает скорбящей человеческой душе предать себя, особенно когда смерть нападает со всех сторон, Единому Утешителю, благовествующему: Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога, и в Меня веруйте (Ин.14:1). И через краткое время человеческое сердце исполняется чувством и сознанием своего личного бессмертия и вечности в Богочеловеке и с Богочеловеком – и вместе с апостолом Божественной любви уверенно, радостно и восхищенно возглашает; Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь (1Ин.3:14). Поэтому для нас, христиан, нет смерти, но везде и всюду бесконечная и вечная жизнь». Характерной чертой личности преподобного Иустина Поповича является ее изначальная цельность и всецелая преданность Богу, и как заметил епископ Афанасий Евтич: «с отроческих лет и до восьмидесятипятилетнего старца он был истинным и настоящим, целостным и неповторимым богоподобным человеком, и потому – человеком веры и любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем… Весь его жизненный путь лучше всего заключают в себе и выражают слова любимого им святого апостола, не менее любимого, чем его незаменимый святой апостол Павел, – святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова: Ибо это есть любовь к Богу, – благовествует святой Воанергес («сын грома», как иногда подписывался и сам отец Иустин), – чтобы мы соблюдали заповеди Его; и заповеди его нетяжки, Ибо всякий, рожденный от Бога, побеждает мир; и сия есть победа, победившая мир, вера наша. Кто побеждает мир, как не тот, кто верует, что Иисус есть Сын Божий? Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию, и Дух свидетельствует о Нем, потому что Дух есть истина (1Ин.5:3–6). В этих святых словах, в заключенном и вмещаемом в них смысле содержится вся тайна жизненного пути отца Иустина Поповича, вся тайна его истинно человеческой и потому христоподобной и богоподобной личности. Любовью Божией и соблюдением Его заповедей он сохранил веру Христову до конца и потому победил мир и засвидетельствован Духом Истины».
В статье «Прогресс в мельнице смерти» преподобный Иустин Попович образно сравнит нашу планету с островом, окруженным бездной смерти и назовет человека самым трагичным и несчастным существом, ибо он имеет разум и осознает свою смертность и весь трагизм своего существования: «Существует некий космический заговор против нашей планеты, ибо нигде во вселенной не умирают, только на земле. Остров смерти, единственный остров смерти, на котором все умирает, - это наша туманная планета. И над ней, и около нее, и под ней кружатся бесконечные миллиарды звезд, на которых нет смерти, на которых не умирают. Нашу же планету со всех сторон окружает бездна смерти. Где тот путь, что начинается на земле и не срывается в бездну смерти? Где то существо, которое может избежать смерти на земле? Все умирают, все умирает на этом жутком острове смерти. Нет тяжелее судьбы, чем судьба земная, нет трагедии, более приводящей в отчаяние, чем трагедия человека. Для чего дается жизнь человеку, когда он отовсюду окружен смертью? Ловушки смерти раскинуты повсюду, во мрак облечена стезя человеческая. Как огромный, как огромный мерзкий паук, смерть сплетает густые сети вокруг нашей покрыто сажей звезды и в них ловит людей, как беспомощных мух. Со всех сторон людоедские страхи гонят человека, а он и не знает куда бежать, ибо смерть затворила его отовсюду. Для чего дается человеку сознание, когда оно всюду и во всем натыкается на смерть? Для чего даны человеку ощущения? Для того ли, чтобы почувствовать, что могила ему отец, а черви – братья? Сознание – горький и страшный дар человеку, но гораздо более горький и гораздо более страшный дар – ощущение. А чувства? Для чего они даны человеку? Для того разве, чтобы быть ему щупальцами, с помощью которых можно на каждом шагу истории рода людского нащупать смерть? Пошлите мысль свою на этот остров смерти, чтобы она вам нашла смысл человеческого существования, и она к вам возвратится опечаленная и грустная, вся осыпанная ледяным пеплом смерти. Пошлите свое ощущение, и оно к вам вернется израненное и избитое в непроходимых ущельях смерти; прочувствуйте до конца любое существо в истории, и ваше чувство в качестве предела его, его окончания, несомненно, нащупает смерть». Вся история мира – это летопись эпидемии смерти, унесшей бесчисленное множество жизней, ибо со времен грехопадения Адама смерть вошла в наши мир – люди, животные, птицы и растения – все мы больны вирусом смерти, одолеть его не в силах медицина и наука, искусство и философия, ибо все мы – смертны, а смерть – заклятый и самый безжалостный враг жизни, вселяющий ужас в сердца всех живущих, она – верховное зло, насмехающееся над культурой и прогрессом, обессмысливающее наше существование с его трагизмом и комизмом, со всеми достижениями науки и техники, со всей цивилизацией и историей. Для человека невозможно победить смерть, но невозможное человеку возможно Богу и смерть была побеждена – проблема смерти была разрешена Иисусом Христом Богочеловеком – разрешена не теоретически, абстрактно и априорно, а историческим фактом Его воскресения из мертвых. Если бы Христос не воскрес и не победил смерть, то наша жизнь не имела бы никакого смысла, равно как и прорицания пророков и проповедь апостолов, подвиги всех православных подвижников и молитвы всех православных молитвенников. В своем пасхальном послании, возвышающемся до пламенных проповедей святителя Иоанна Златоуста, святой Иустин Попович писал о том, что Воскресение Христово – это основа всей апостольской проповеди Церкви и ее литургической жизни, всех ее таинств и всей нашей веры, всего подвига мучеников и исповедников и всей христианской жизни, а каждый настоящий христианин – свидетель Воскресения Христова: «Христос воскресе! Воистину воскресе! Свидетель сему – ты, свидетель – я, свидетель – каждый христианин, начиная от святых апостолов и вплоть до Страшного Суда. Ибо только сила Воскресшего Богочеловека Господа Иисуса Христа могла дать, и подает, и всегда будет подавать каждому христианину, от первого до последнего, силу победить все смертное – и самую смерть, все греховное – и самый грех, все дьявольское – и самого дьявола. Ибо только Воскресением Своим Господь всепобедительно явил и засвидетельствовал то, что Его жизнь – Вечная жизнь, Его истина – Вечная Истина, Его любовь – воистину Вечная Любовь, Его благо – Вечное Благо, Его радость – Вечная Радость и что все это Он, по Своему беспримерному человеколюбию, дарует каждому христианину во все времена. При этом нет такого события, не только в Святом Евангелии, но и в истории рода человеческого, которое было бы так убедительно, так неодолимо, так неопровержимо засвидетельствовано, как Воскресение Христово. Несомненно, во всей своей исторической действительности, исторической мощи и всемогуществе христианство основано на факте Воскресения Христова, а это значит – на присноживой Личности Богочеловека Христа. Об этом свидетельствует вся многовековая и непрестанно чудотворящая история христианства. Ибо если есть такое событие, к которому можно свести все события из жизни Господа Иисуса Христа, святых апостолов и вообще всецелого христианства, то это событие – Воскресение Христово. Точно также если есть такая истина, к которой можно свести все евангельские истины, то эта истина – Воскресение Христово. И еще: если есть такая реальность, к которой можно свести все новозаветные реальности, то эта реальность – Воскресение Христово. И наконец, если есть такое евангельское чудо, к которому можно свести все новозаветные чудеса, то это чудо – Воскресение Христово. Только в свете Воскресения Христова становятся чудесно ясными и Образ Богочеловека Христа, и Его дело спасения людей. Только в Воскресении Христовом обретают полное объяснение все чудеса Христовы, все Его истины, все Его слова, все новозаветные события. До Своего Воскресения Господь Иисус Христос учил о вечной жизни, а в Воскресении показал, что Он – воистину вечная жизнь. До Своего Воскресения Он учил о воскресении мертвых, а Воскресением явил, что Он – поистине воскресение мертвых. До Своего Воскресения Он учил, что вера в Него переводит из смерти в жизнь, а Воскресением Своим явил, что победил смерть и плененным смертью людям уготовал переход из смерти в бессмертие. Да, да, да: Господь Иисус Христос Воскресением Своим явил и засвидетельствовал, что Он – Единый Истинный Бог, Единый Истинный Богочеловек во всей вселенной. Без Воскресения Богочеловека нельзя было бы объяснить ни апостольства апостолов, ни мученичества мучеников, ни исповедничества исповедников, ни святительства святителей, ни подвижничества подвижников, ни чудотворения чудотворцев, ни веры верующих, ни любви любящих, ни надежды надеющихся, ни поста постников, ни молитвы молитвенников, ни кротости кротких, ни милости милостивых, ни вообще какого-либо христианского подвига. Если бы Господь не воскрес и как Таковой не исполнил Своих учеников всеживотворящей силой и чудотворной премудростью, кто бы их, бежавших от страха и оставивших своего Учителя, собрал и дал им смелость, силу и мудрость так неустрашимо, с такой силой и рассудительностью проповедовать и исповедовать Воскресшего Господа и с такой радостью идти на смерть за Него? И если бы Воскресший Спаситель не исполнил их Божественной силы и премудрости, как бы они тогда зажгли мир неугасимым огнем новозаветной веры, они – люди простые, некнижные, неученые, бедные? Если вера христианская не есть вера в Воскресшего и поэтому вечно-живого и животворящего Господа Иисуса Христа, кто бы воодушевил мучеников на подвиг мученичества, исповедников на подвиг исповедничества, подвижников на подвиг подвижничества, бессребреников на подвиг бессребреничества, постников на подвиг постничества и вообще любого христианина на любой евангельский подвиг? Все это истинно и для меня, и для тебя, и для каждого человека, ибо Чудесный и Всесладчайший Господь Иисус Христос, Воскресший Богочеловек – это единственное Существо под небом, Которым человек на земле может победить и смерть, и грех, и дьявола, и стать блаженным и бессмертным в Вечном Царстве Любви Христовой. Поэтому еще и еще бесчисленное множество раз – Христос воскресе!».
По замечанию епископа Афанасия Етича, с малых лет Иустин Попович отличался темпераментностью и живостью духа – чертами, которые сохранились в его личности до смертного часа, у него было чуткое сердце, он умел сердиться, но в то же время с легким сердцем прощал обидчиков и примирялся с ними: «Благое был живым и темпераментным мальчиком. Подвижным и активным он был не только в детстве, но и остался таким до конца своей жизни. В детстве, как рассказывают его школьные друзья, он бегал быстро, словно заяц, обгоняя своих приятелей. Будучи преподавателем семинарии, он шел по коридорам, словно не касаясь земли, и в класс влетал стремительно, как будто на крыльях. Монахом он тысячами клал земные поклоны без передышки и усталости. И будучи уже в пожилых летах, вплоть до последних лет перед смертью, оставался живым и бодрым, быстрым в движениях и при земных поклонах, даже в то время, когда постился целыми днями и слабел от многодневного непринятия пищи. Живость его духа, какая-то постоянная внутренняя молодость отражалась в его поведении на протяжении всей жизни. Такой юркий и темпераментный, Благое в отрочестве, как и все дети на свете, иногда проказничал, но всегда с простодушием и незлобием. Умел он сердиться, изредка случалось и поссориться, но ссоры были короткими. Он всегда быстро первым преодолевал самого себя и просил прощения у товарища, если даже и не был виноват». Всем сердцем желая постичь тайны Божественного Откровения, Благое сдал сложнейшие экзамены и поступил в духовную семинарию Саввы в Белграде, где его учителем и наставником был святитель Николай Сербский, который был в те дни иеромонахом и доктором философии и богословия. Живя и учась в духовной семинарии святого Саввы, Благое был отличником на всех курсах, он обладал глубокими знаниями в области мировой литературы и рассудительностью, блистал красноречием в духовно-литературных братствах, духовно возрастал и укреплялся в православной вере и благочестии, приобретал богословские знания и общался с семинаристами старшими по возрасту и более опытными в духовной жизни, постоянно и усердно молился за них, как в уединенной молитве, так и на Божественной Литургии. По своему нраву Благое был добрым и жизнерадостным юношей, но в уже в те дни – в возрасте четырнадцати лет – он начал каждодневно читать святое Евангелие и по три главы из Нового Завета, искал смысл жизни и глубоко задумался о том, как обрести жизнь вечную, в очах его появилась в грусть, а в душе, жаждущей Бога,– тоска по неземному, настолько поразившая его друзей и приятелей, что один из них написал стихотворение, посвященное ему, в котором призывал Благое оставить печали и радоваться жизни. В пламенной и томимой духовной жаждой познания Божественной Истины и смысла жизни душе Благое – будущего преподобного Иустина Поповича – было неудержимое устремление к горнему и неугасимая любовь ко Христу. С молитвенным трепетом он читал Священное Писание и вникал в смысл боговдохновенных стихов, проверяя свои суждения святоотеческой мудростью, его душа томилась жаждой слушания Слова Божиего и рвалась ко Христу – к чтению Евангелия, к молитве, к богослужению. Вся подвижническая жизнь преподобного Иустина Поповича и его богословское творчество свидетельствует о том, что для него слова Христа – это глаголы жизни, он на личном опыте познал действенную силу Слова Божиего, которое «острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные» (Евр.4:12). На протяжении всей жизни – от самых малых лет до последнего вздоха – преподобный Иустин Попович непоколебимо верил, что Священное Писание есть собрание священных и богодохновенных книг, написанных пророками и апостолами по наитию Святого Духа, в них – содержится глубочайшая и высочайшая премудрость Божия. Одаренный редким и незаурядным умом философа и нравственной чуткостью сердца христианского подвижника, святой Иустин Попович был исполнен соломоновой жажды мудрости – всего помышления его ума и сердца были устремлены к Богу, он жил и дышал Евангелием, выносил свою жизнь на евангельский суд истины и премудрости Святого Духа, действующего в Православной Церкви, усердно и трепетно изучал Священное Писание и Священное Предание. По воззрению аввы Иустина Поповича все православное богословие зиждется на двух незыблемых столпах – на Священном Писании и Священном Предании: «так как Троичный Господь изустно и письменно преподав Откровение, вручил его Своей Церкви на хранение, изъяснение и проповедование, то Божественное Откровение – источник святых догматов в своих двух формах – Священном Писании и Священно Предании». Иисус Христос обещал ниспослать ученикам Своим Утешителя после Своего Вознесения – Духа Истины и Откровения, животворящего Церковь и совершающего все ее таинства и все чудеса Божии, ибо Церковь есть непрекращающаяся Пятидесятница, она есть хранительница Божественного Откровения, запечатленного в Священном Писании и Священном Предании. По разъяснению святителя Василия Великого: «Из догматов и проповедей, соблюденных в Церкви, иные имеем в учении, изложенном в Писании, а другие, дошедшие до нас от апостольского предания, прияли мы в тайне. Но те и другие имеют одинаковую силу для благочестия». В церковном сознании Священное Писание – это книги, написанные пророками и апостолами по вдохновению Святого Духа, а Священное Предание – это ключ к православному пониманию Слова Божиего, оно – неисследимая тайна, объемлющая догматы и каноны Церкви, ее таинства и богослужения, иконографии и гимнографию, оно – золотая цепь истины, идущая от Бога и Его пророков и апостолов, воспринятая святыми отцами Церкви и свидетельствующая о преемстве и тождественно веры и жизни Церкви и со всеми ее тайнами. На вопрос – «что представляет собой Священное Предание?», преподобный Иустин Попович отвечал: «Все, чего Богочеловек Христос Сам и чрез Святого Духа заповедал нам держаться и в согласии с чем жить; все, что передал Церкви святой, в коей пребывает присно Сам со Святым Духом Своим... Все, что передано апостолами от Христа Спасителя и Святого Духа, составляет воистину предание, Священное Предание... Одним словом, Божественное и богочеловеческое предание есть преподание сквозь века и поколения Самого Господа Иисуса Христа вкупе со всеми божественными истинами и заповедями, всеми добродетелями и благодатью Его как живого Бога и Спасителя – в Церкви и как Церковь. Поистине и есть Церковь Христова как Богочеловеческое тело Его не что иное, как живое и длящееся во веки веков Священное Предание, вечно живой Богочеловек Христос и все, что Он имеет в Себе и несет с Собой».«Личность Богочеловека Господа Иисуса Христа, преображенная в Церковь и в молитвенное, богослужебное безбрежное море благодати, вся присутствует в Евхаристии и вся в Церкви – вот Предание». Выдающийся православный богослов Георгий Флоровский, пояснял, что была, есть и будет Церковь хранительницей Божественного Откровения, она – «столп и утверждение Истины» (1Тим.;3:;15), а благодаря Священному Преданию и преемства веры из века в век, из поколения в поколения, мы веруем в то же, во что веровали и апостолы – наша Церковь есть Церковь апостольская, Церковь мучеников и исповедников, но она же есть Церковь святых отцов и учителей, а «Предание есть свидетельство Святого Духа, Его непрерывного откровения и возвещения благой вести ... Для того чтобы принять и понять предание, мы должны жить в лоне Церкви, должны сознавать благодатное присутствие в ней Господа; мы должны ощущать в ней дуновение Духа Святого... Традиция есть не только принцип ограждающий, консервативный; она, прежде всего, принцип возрастания и возрождения... Предание – это постоянное пребывание Духа, а не только запоминание слов». Отвечая на вопрос – «Почему наша Церковь – апостольская и святоотеческая Церковь?», преподобный Иустин Попович писал: «Потому что святые отцы полностью отождествили себя со святыми апостолами. А святые апостолы? – Христоносцы. Ничего не знают и не имеют, кроме Господа распятого и воскресшего. Он весь в них, весь с ними: И се, Я с вами во все дни до скончания века... Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Церковь через апостолов – продолжение воскресшего Господа Иисуса Христа: Тело Христово, а апостолы – первые в этом Теле; и они – воскресшее тело Церкви, и отцы с ними и через них: прежде всего, апостольские ученики. Одно Тело ¬ одна Глава, а это значит: одна жизнь, одно бессмертие, одна вечность. Храни преданное тебе (1Тим.6:20), поэтому Предание – все и вся; и оно есть всецелое Откровение». По справедливому замечанию епископа Артемия Радославлевича, «отец Иустин жил Преданием и в Предании и потому по преданию святоотечески и жил, и мыслил, и говорил, и писал. Коль скоро одним из главных признаков истины является неизменность, ибо она всегда и везде тождественна себе, подобно неизменяемому, равному Самому Себе Богу, так и в отце Иустине есть одна черта, которую нечасто встретишь и среди некоторых великих святых отцов. Она состоит в том, что отец Иустин от младости своей, с первых своих написанных и опубликованных строк и до последней своей записанной мысли, всегда в продолжение всей своей жизни плодовитого писателя и мыслителя оставался верен самому себе, или, лучше сказать, истине, которой преданно и в согласии с преданием служил, о которой мыслил и писал. И стиль, и язык, и неустрашимость, когда дело касается истины и предания Православной Церкви, оставались неизменными на протяжении всей его жизни. В этом смысле он перед кончиной поистине не имел нужды ни в чем раскаиваться и ни от чего отрекаться в своих делах и помыслах, в отличие от многих, часто и великих умов». Для того, чтобы быть православным богословом нужно философствовать в полном согласии с Божественной Истиной, запечатленной в Священном Писании и Священном Предании, нужно во всем следовать Христу и Его апостолам, святым отца и учителям Церкви, жить литургической жизнью Церкви и участвовать в ее таинствах, очищать свое сердце от страстей покаянным плачем, исповедовать догматы Православия, судить жизнью свою Евангелием и хранить в сердце своем апостольское и святоотеческое Предание, проникнуться благодатным веянием Святого Духа и духовно преобразиться – уподобиться Самому Иисусу Христу.
Тайна сердца аввы Иустина Поповича заключалась в пламенной любви к Богу и Его святой Церкви – он любил Священное Писание и Священное Предание, особенно Евангелие, восхищался личностью и писаниями апостола Павла и святителя Иоанна Златоуста. По сладу своей боголюбивой и пытливой души преподобный Иустин Попович был подобен великим и ученейшим отцам Православной Церкви – особенно святому мученику Иустину Философу, святителю Григорию Богослову, преподобному Максиму Исповеднику и святому Иоанну Дамаскину, которые были высококультурными людьми и превосходно изучили всю античную литературу и философию, но познав тщету и суетность мирской мудрость, не способной разрешить вековечные философские вопросы и дойти до познания Божественной Истины и смысла жизни, они всецело посвятили себя Христу и, наученные Святым Духом, начали ревностно проповедовать, богомудро изъяснять и богословски истолковывать для всех народов Слово Божие, провозглашать, что Евангелие – скрижаль премудрости и правды, единственно спасительной для всех людей, разрешающей все философские вопросы и указывающей путь спасения, ведущий в Царство Небесное. Шествуя путем святых отцов Церкви и взирая на них как на высочайший образец жизни и философствования, святой Иустин Попович усердно изучал мирскую мудрость и философию по стихиям мира сего и преданиями человеческим, со временем став глубоким философом, чутким и отзывчивым на все вековечные муки и проблемы человеческого духа и жизни, но в то же время, он был христианским и православным философом Святого Духа, верным Христу любителем истинной и непреходящей мудрости, заключенной в святом Евангелии. Обладая возвышенной душой, искренне любящей Бога и жаждущей познания Истины и вечной жизни со Христом, печалящейся от разлуки с Богом и устремленной к горнему, преподобный Иустин Попович видел в христианстве единственный спасительный путь – путь Самого Иисуса Христа Богочеловека, путь Самой Абсолютной Истины и Самой Вечной Жизни, ведущий нас к познанию Истины и вводящий нас в жизнь вечную. В сердце святого Иустина Поповича горела пламенная любовь ко Христу Человеколюбцу и единственному Спасителю мира, она сияла как неугасимый светильник на протяжении всей его земной жизни и не угасла со смертью, она была самой сокровенной и величайшей тайной его личности и отразилась на всех его произведениях – на каждой странице его книг, заметок, писем, статей и дневниковых записей веет несравненная и вечная любовь ко Христу, она была для него наставницей в благочестии и вдохновительницей на все аскетические подвиги и ночные бдения, на все молитвенные воздыхания и воззвания, на все богословское творчество и самоотверженное пастырское служение.
В семинарские годы Иустин Попович не только углубленно изучал Слово Божие, святоотеческую литературу и философию, но и живо интересовался мировой литературой и всеми ее глубочайшими вопросами – читал классическую литературу – древнегреческую и современную европейскую, читал «Божественную Комедию» Данте и пьесы Шекспира, но более всего проникся романами Достоевского, которого воспринял как самого великого славянского писателя, православного реалиста и выдающегося религиозного мыслителя России, мученически бьющегося над всеми вековечными вопросами о добре и зле, о Боге и мироустройстве, пытающегося разрешить все проблемы человеческого бытия, полные трагизма в нашем падшем мире, лежащем во зле. «В новые времена вечные проблемы человеческого духа ни у кого не нашли такого широкого, глубокого и всестороннего толкования, как у Достоевского. Через него говорили все муки человеческого существа, все его боли, все его надежды. Мало таких, кто как он переболел бы проблемами человеческого существа во всем их трагизме. Человек в бесконечной сложности своей натуры – самое трагичное существо во всех мирах, где вращается человеческая мысль и человеческие чувствования. В Европе не было ни такого мыслителя, ни такого философа, ни такого поэта, которые так сильно и всесторонне, как Достоевский, ощутили бы величественную драму и страшную трагедию европейского человека и всех его завоеваний. Ему до тонкостей знакомы не только Евангелие, но и апокалипсис европейского человека. Апокалипсис со всеми его безднами, страхами и ужасами. Если на нашей планете есть что-то страшнее самого страшного, то это, без сомнения, апокалипсис европейца. Достоевский его поэтически предчувствовал и пророчески предсказал, а мы в него уже вошли. Очевидно, что этот апокалипсис наступил, т.к. все приобретения людей Европы потихоньку уже обволакиваются апокалиптическими страхами и невиданными ужасами. Достоевский не всегда современен, но всегда вечен. Он всегда вечен, когда говорит о человеке, когда мучается проблемой человека, ибо он страстно погружается в человеческие бездны и жадно ищет все то, что в человеке бессмертно и вечно. Он вечен и тогда, когда размышляет о твари, о всякой твари, ибо спускается в глубины пракорней человеческих, корней, которыми всякая тварь укореняется в таинственных глубинах вечности. Вечен он и тогда, когда лихорадочно мучается проблемой страдания, ибо не удовлетворяется поверхностным, относительным, человеческим решением ее, но стремится к абсолютному, вечному и божественному. Вечен он тогда, когда мятежной своей душой переживает историю рода людского, когда пробивается через ее хаос, когда переживает ее ужасную трагедию, ибо отбрасывает проходящий, временный, антропоцентрический смысл истории и усваивает бессмертный, вечный и богочеловеческий. Нет такой муки человеческого духа, которой бы он не мучился. Он живет и проживает жизнь человека во всех ее измерениях, а поэтому с рыданием бросается к ногам Богочеловека. Для него Богочеловек – смысл и цель человека, смысл и цель истории. Его Всечеловек это не что иное, как исторический Богочеловек – Иисус Назарянин. Человек – настоящий человек тогда, когда он искренне и без страха ставит перед собой проблемы. Ни одна проблема не будет по-настоящему поставлена и решена, если она не будет поставлена без страха и притом поставлена на такую опасную грань, что от нее как в горячке лихорадит человеческий ум, и душу, и сердце. Таким образом, проблемы ставят только корифеи человеческой мысли: Иов, Соломон, апостол Павел, Шекспир, Достоевский. Но для таких людей окончательное решение какой-либо проблемы зависит единственно от Абсолютного Смысла и Божественного Провидения человеческой истории».Впоследствии преподобный Иустин Попович написал две книг, посвященные творчеству Ф.М. Достоевского «Философия и религия Ф. М. Достоевского» и «Достоевский о Европе и славянстве», где назвал русского писателя своим учителем и мучителем, который столкнулся с самыми животрепещущими, загадочными и мучительными вопросами добра и зла, жизни и смерти, со всем трагизмом человеческого бытия – со всеми муками и слезами, ужасами страданиями человеческого сердца, он мученически пережил драму существования и дошел до отчаяния, но устоял в вере, прошедшей через горнило всех сомнений, и нашел спасение и надежду во Христе: «Начиная с моих пятнадцати лет Достоевский – мой учитель. Признаюсь – и мой мучитель. Уже тогда он увлек меня и покорил своей проблематикой. Я понял, что его проблемы - это вечные проблемы человеческого духа. И если человек называется человеком, то он должен ими заниматься. А Достоевский весь в этих проблемах, и поэтому во всех своих изысканиях он – настоящий человек. Его превосходство в том, что в вечные проблемы человеческого духа он внес вдохновение пророка, пламень апостола, искренность мученика, грусть философа, прозорливость поэта». Для преподобного Иустина Поповича Достоевский – великий знаток бездн сатанинских и бесстрашный мятежник всего рода человеческого против Бога и мира, он – царь ужасов и самый отчаянный из отчаянных, но на своем горьком опыте он познал, что только одно может спасти нас от сатанинского ужаса – пресветлый и чудесный Лик Христа Богочеловека, к которому устремилась душа Достоевского, он – своеобразный православный пророк и апостол, он – мученик, возвестивший, что весь мир лежит во зле, кровью своего сердца описавший все ужасы и всю скорбь человеческого бытия и мышления, но воззвавший ко Христу и нашедший в Нем смысл жизни и истинное счастье, он подвижнически, мученически и трогательно любил Иисуса Христа и не мог без Него жить, он пророчески раскрыл трагедию Европы, причины которой заключены в том, что в католичестве и протестантизме «извращен и утрачен Лик Богочеловека Христа», он выразил в своем художественном творчестве всю душу России с ее верой, идеалами и соблазнами, но самое главное, что как пророк, апостол, мученик, поэт и философ, он проповедовал одну Вселенскую Истину – Христа Богочеловека: «С какой бы стороны мы ни приближались к Достоевскому, во всем вселенная его бескрайня, горизонты его бесконечны. Многосторонность его гения поразительна. Кажется, что Верховное Существо взяло идеи из всех миров и посеяло их в одной человеческой душе, и так появился Достоевский. В полной своей личности он – и пророк, и мученик, и апостол, и поэт, и философ. Он принадлежит всем мирам и всем людям, ибо он как всечеловек необъятен и неисчерпаем… Своим всечеловеческим сопереживанием и любовью он родной всем людям. Ничто человеческое ему не чуждо, и каждый человек ему дорог. Если это преступник, то он найдет в нем понимание, если это страждущий, то в нем найдет отдохновение, если это мученик, то в нем он отыщет заступника, если это отчаявшийся, то в нем он утешится, если это бедняк, то он примет его в свои объятия, если неверующий, то он будет ему благим наставником, если верующий, то в нем он обрящет чудесную апологию веры. Но всечеловеку Достоевскому и все Божие не чуждо, тем паче не чуждо, если это Божие дано и явлено в Личности Богочеловека Христа. Ибо в своем беспредельном веровании во Христа он познал всю Его тайну и в своей бескрайней любви к Нему соделал все Его Божественные добродетели своими. А поэтому человеку, всякому человеку, и самому плохому, и самому хорошему, Достоевский может дать все, что ему необходимо для нравственного самосовершенствования, вплоть до богочеловеческого совершенства. Путь, который прошел Достоевский за время своей земной жизни, можно считать самым длинным, редко выпадающим на долю человеческого существа на этой планете. Диапазон его мыслей, чувств, намерений и стремлений настолько велик, что может быть свойственен только всечеловеку. Действительно, все, что может человек в жизни пережить, Достоевский пережил в невиданном масштабе, притом невероятно остро и значимо. На поле брани его сердца и ума долго сражались дьявол с Богом, пока наконец окончательно не победил Он – чудесный Бог и Господь – Богочеловек Христос. Все остальное, человеческое и дьявольское, навсегда пало. И только одно осталось непобежденным в этой борьбе: он - всечеловек, и его неизменный идеал – Богочеловек. Достоевский – пророк, ибо он всечеловек. Всю свою жизнь он пророчествовал о Богочеловеке и о преображении человека с помощью Богочеловека. Как пророк и ясновидец, он всечеловеческое зло и человеческое добро свел к их праистокам: зло – к дьяволу, добро – к Богу, ибо отличительное свойство пророка - с высот вечности смотреть на мир и на человека в мире, размышлять умом Божиим о мире, возвещать домостроительство Божие в мире, быть соработником Бога на земле. Одаренный пророческим вдохновением и ясновидением Достоевский споспешествовал человеку на всех путях его: он во всех делах земных видел существование двух вечных движущих сил: силу от Бога и силу от дьявола... Достоевский – мученик, ибо он всечеловек. Нет такой муки человеческого духа, которой бы он искренне не мучился. Редко кто так мучился тайной человека и мира и тайной Бога и дьявола, как мучился Достоевский. В этом отношении разве что Иов и Соломон могут с ним сравниться. Разве не мученик он, когда совесть его так сильно страдала над человеческим злом и добром, над человеческими преступлением и наказанием? Воистину, он – мученик, ибо мучился он возвышающим его страданием, чтобы и нам осветить дорогу на наших мрачных путях жизни. Мученик он, тысячу раз мученик, ибо душу свою разрывал и полагал, защищая Христа как самую высшую ценность во всех мирах. Из-за этого он был презираем, его высмеивали. Настоящий мученик он, ибо как своей собственной мукой мучился он и преступлением преступника, и отчаянием отчаявшегося, и страданием страждущего, и безверием безбожника. Более того, он мучился страданиями детей как никто до и после него. И это все – одного ради: научить нас через страдания становиться лучше, стать настоящими людьми. Достоевский – апостол, ибо он – всечеловек. В новейшее время никто так, как он, не свидетельствовал о Богочеловеке Христе. В течение веков не было человека, который с такой силой исповедовал, что Богочеловек есть все и вся для человека во всех мирах. Трагедия человека окончательна и безнадежна, если его не возродит и не преобразит Богочеловек. Достоевский – апостол в своей безграничной вере во Христа, в своем евангельском сострадании к людям, в своей всечеловечской любви ко всей твари Божьей. Разве не апостол тот, кто, ведомый Божественным вдохновением, опаленный Божественным пламенем, просвещенный Божественным светом, вдохновлял, опалял и просвещал людские сердца Христовым светом? Да, да, без сомнения, он – апостол, ибо все ценности неба и земли он сводил ко Христу и изводил из Христа. Притом настолько, что предпочитал Христа истине, если бы ему даже с математической точностью доказали, что истина вне Христа! Он – апостол, ибо как-то незаметно, чудотворным образом вселяет чудесного Христа в наши души, делает Его современным нам, близким, родным. И мы в блаженной радости сердца нашего, в умилении и восторге плачем подле Него, радуемся, что Он вспомнил о нас, что пришел к нам, что прикоснулся к сердцам нашим, что Он здесь, среди нас, благой и кроткий, милостивый и сострадающий. Он - тихий и нежный, и в то же время бесконечно возвышенный и возвышающий нас Иисус... Достоевский – поэт, ибо он всечеловек. Трагедию человеческого существа он воспел как никто другой… И тут, на недосягаемых высотах людской трагедии, боли, возвышающих человека, сродни ему только Иов и Соломон. Не поэт ли тот, кто по своей человеческой отзывчивости так потрясающе сильно прочувствовал и воспел драму людских миров? Ощутил и воспел сильнее самого Шекспира; более сильно и более надрывно. Без сомнения, Достоевский – поэт, притом всечеловеческий поэт, ибо никто в нашем человеческом мире так проникновенно не рассказал о страдании человека, о его тоске, о его отчаянии и о его радости, вере, любви, но, прежде всего и более всего, он сказал о значимости Бога для человека и дьявола для человека. Воистину он – поэт, ибо никто до него так отчетливо не распознал чудовищную и ужасающую апологию дьявола и никто так не воспел гимна Богу и Богочеловеку, как он, так удивительно величаво. Достоевский – философ, ибо он всечеловек. Самые абстрактные метафизические проблемы он свел к проблемам реальным, жизненным, приблизил их, сделал их человеческими. И он показал, что эти проблемы присущи каждому из нас, каждый из нас их так или иначе, решает, решает постоянно, каждый день. Достоевский научил нас тому, что каждый из нас философ уже в силу того, что мы – люди. Разве не философ Достоевский, когда самые тяжелые, «проклятые проблемы» человеческого сознания он решает по-новому, как никто до него не решал? Не философ ли он, если своей мыслью сумел охватить и Божественные, и человеческие, и демонические миры, распознать их суть и смысл. Без сомнения, это даровитый философ, ибо он создал демонологию и теодицею, которым нет равных в философии рода людского. Более того, он философ пророческого духа, мученического опыта и поэтической одаренности».
Надо сказать, что изучая художественное творчество Достоевского, как и всю русскую философию от славянофилов до о. Павла Флоренского и Бердяева, преподобный Иустин Попович оставался оригинальным философом и самобытным богословом, верным Христу и Его святой Церкви, он сам был проникновенным поэтом и непревзойденным христианским мыслителем, самоотверженным мучеником и бесстрашным исповедником, вдохновенным пророком и апостолом двадцатого века, а его книги о Достоевском, по справедливой оценке богослова Льва Зандера, «являются не только глубоким анализом религиозного творчества Достоевского, но и прекрасным введением в православное миросозерцание», «пламенную проповедь Православия и призыв к Церкви и вере», призыв к православному подвигу веры. Современный сербский исследователь Богдан Лубардич в своей книге «Иустин Челийский и Россия: пути решения русской философии и теологии» замечает, что на преподобного Иустина Поповича оказали влияние различные русские богословы, религиозные философы и писатели – художественной творчество Ф.М. Достоевского с его прозрениями и идеями, концепция «неопатристического синтеза» протоиерея Георгия Флоровского, философия любви о. Павла Флоренского, идея Богочеловечества В.С. Соловьева, личность и богословие митрополита Антония Храповицкого, но будучи оригинальный и самобытным мыслителем, Иустин Попович творчески переосмыслил их идеи и сумел избежать «моралистического монизма» митрополита Антония, софиологии В.С. Соловьева, П. Флоренского и С.Н. Булгакова с ее пантеистическими и гностическими элементами, оставаясь ортодоксальным и глубоко церковным богословом. Всем пламенным сердцем своим тоскующий по Богу, всей боголюбивой душой своей рвущийся на небеса и стремящийся ко Христу, авва Иустин Попович в своей духовной жизни и богословских рассуждениях всегда руководствовался святыми отцами Церкви – в своих письмах он признавался, что старается постоянно проверять свои мысли и сочинения Евангелием и святоотеческой мудростью. Видя в святых отцах Церкви величайших учителей и преемников пророков и апостолов, он читал не только Священное Писание, но и жития святых – в описании их жизни во Христе и подвигов он находил высокий образец христианского жития, в их жизненном опыте – глубочайшую мудрость, в их речах – нравственное наставление, в их писаниях – богословие высочайшей пробы, проверенное подвижнической жизнью, а в личности каждого святого – неизъяснимую тайну святости и вседрагоценный и присноживой образ Христа, отпечатлевшийся в душах, словах и деяниях величайших подвижников и богословов Церкви – святителя Иоанна Златоуста и преподобного Макария Египетского, святителя Василия Великого и преподобного Исаака Сирина, святого Афанасия Великого и преподобного Симеона Нового Богослова: «В каждом святом Господь Иисус Христос – все и вся и в его душе, и в его совести, и в его сердце, и в его жизни, и в его трудах. Это и есть психология и онтология святости вообще и каждого святого в отдельности. Отсюда и сегодняшний христианин может быть настоящим христианином лишь тогда, если будет руководим святыми изо дня в день». С особым благоговейным почитание относился Иустин Попович к святому Иоанну Златоусту, которого любил и почитал с отроческих дней, к которому постоянно взывал в молитвах своих, проникнутых трогательным и нежным, как райский цветок, чувством любви и благодарности. В дневниковых записях преподобного Истина Поповича есть следующие строки: «Чувство какой-то милостивой близости святого Златоуста ко мне всегрешному. Вырывается душа моя к нему молитвой: о-молитви меня твоею молитвенностью, удостой меня подвизаться твоими подвигами. Тишина неба проходит мою душу и радость меня объемлет, ибо я имею святого Златоуста». «Любезный отче Златоусте, всякий помысел о тебе – праздник для меня, и радость для меня, и рай, и восхищение, и помощь, и исцеление, и воскресение... Святый Златоуст – вечная заря моей души и всей Православной Церкви. Он – самый любезный посредник; он – самый речистый, богоданный язык земли к небу, которым земля сказует небу свои воздыхания, свои болезни, свои надежды, свои молитвы». Как и святитель Савва Сербский, с юных лет почитавший святого Иоанна Златоуста больше всего после Христа и Пресвятой Богородицы, и воздвигший в честь него храм, преподобный Иустин Попович благоговейно чтил святителя Иоанна Златоуста и пережил его таинственное явление во сне, оставив исповедальную запись в личном Малом Требнике: «Накануне святого пророка Иеремии, 1/14 мая 1955 года, в полночь в Лесковце видел во сне: святый Златоуст в дивном золотом архиерейском облачении, с роскошным золотым Евангелием в руках идет ко мне; я ему поспешил навстречу, пал к его ногам и целовал его ноги и края одежды; он возлагает мне архиерейский орарь на голову, кладет поверх него Святое Евангелие и читает. Когда он окончил чтение, я его с радостью спросил, что он читал. Он мне ответил: «Из моего Евхологиона». Умиление, радость несказанная в душе. С таким настроением проснулся. И долго мною владело радостное восхищение и несказанное умиление». Один из духовных чад преподобного Иустина Поповича рассказывал, что осенью 1966 года имел во сне таинственное видение, связанное со святителем Иоанном Златоустом: Иустин Попович молился в своей келье и клал поклоны, а Иоанн Златоуст благословлял его и говорил: «Вот мой угодник». По воззрению преподобного Иустина Поповича, вся суть и все своеобразие православного богословия заключается в нашем единомыслие со Христом, Его пророками, апостолами и святыми отцами Церкви, Сам Христос Богочеловек есть краеугольный камень их Богомыслия, а Святой Дух – их Наставник, поэтому «мы не перестаем подчеркивать, что в Церкви лучше всех мыслят святые отцы, ибо они мыслят Духом Святым». Святые отцы Церкви есть великие подвижники, столпы благочестия и светильники веры, продолжавшие дело пророков и апостолов, они – аскеты и молитвенники, преданные всей душой Иисусу Христу, жившие подвижнической жизнью и стяжавшие просвещение от Святого Духа, житием своим следовавшие Самой Истине – Сыну Божиему, и в писаниях своих запечатлевшие свою пламенную веру, они – ревностные исповедники Православия и хранители догматов, лучшие толкователи Слова Божиего и наставники в духовной жизни, а их творения исполнены Божественной премудрость, поэтому их жития и писания составляют драгоценнейшую часть Священного Предания – нашего церковного наследия, ведь они углубились в Слово Божие всем сердцем и умом, всей волей и жизнью своей, они жили по заповедям Евангелия и имели просветленную мысль, возносящуюся на крылья благодати до постижения сокровенных Божественных тайн, они жили и дышали молитвой, их мысль воспаряла к орлиным высотам Богомыслия и Боговедения, а точность их догматических формулировок, отшлифовывалась святостью их жизни, синергией их аскетического подвига и благодати Святого Духа. По замечанию иеромонаха Макария Симонопетрского: «Еще во время учебы святой Иустин вел напряженную духовную жизнь. После смерти преподобного был обнаружен его личный дневник, который он вел в эти годы. В нем святой Иустин отметил, что совершал каждый день от 500 до 1000 поклонов и произносил от 1000 до 2000 раз Иисусову молитву. Во время Великого Поста он увеличивал это молитвенное правило так, чтобы к Великой Пятнице довести число поклонов до 3200, а Иисусову молитву – до 1800». Все богословские произведения преподобного Иустина Поповича и особенно его «Догматика Православной Церкви» неопровержимо свидетельствовали о его пламенной вере во Христа Богочеловека и усердной молитве, горячей любви к святым отцам и смиренномудрии как отличительной черте всех истинных православных богословов, а потому изучая святоотеческую мудрость мы воцерковляем свой ум и свою мысль, свое миросозерцание и свою жизнь – всю нашу личность во всей полноте ее бытия: «Православие – это православие святостью. Святость – это жизнь в Духе Святом и Духом Святым. Нет Православия вне святости, вне стяжания Духа Святого. В мире человеческой вещественности святость – это мерило Православия. Православно только то, что от духоносных святых угодников Божиих, от святых отцов Церкви. Православное богословие – это единственное евангельское богословие, ибо оно от Духа Святого, ибо оно от духоносных апостолов и святых отцов – Святым Духом богословие... Да, истинное, евангельское богословие бывает только Духом Святым, приобретается только Им и создается только Им. Поэтому для нас православные духоносные отцы Церкви – единственные истинные богословы, единственные хранители тайны богословия, единственные учители вечной истины о Трисолнечном Боге. Они – наши вожди, они – Православия наставники, они – трубы Духа Святого, они – тайники Святой Троицы, они – очи Христовы. По всему этому они – и мерило и критерий всего православного, всего евангельского. То, что не от них, что не в их духе, то неправославно. Только то, что можно проверить их духом, согласовать с их учением, только то – православное, евангельское, вечное. Следовательно, изучение святых отцов – это первое дело православного богослова. Здесь мысль крещается в живой воде и вся истекает в жизнь вечную. Душа омолаживается, чувства становятся бессмертными, мысль окрыляется и, подобно орлу, парит по чистым высотам. И возрастает в Божественной бесконечности, побуждаемая своим богоустремленным богоподобием».
В предисловии к первому тому своей «Догматики» преподобный Иустин Попович писал: «Движимый из небытия ко Всебытию, человек, одетый в чудесные формы вещества и духа, путешествует через чудные таинства Божии. Чем дальше от небытия и ближе ко Всебытию, тем все больше он алчет бессмертия и безгрешности, все больше жаждет недостижимого и вечного. Но к небытию тиранически тянет, грех и смерть жадно скрадывают душу. Вся мудрость жизни – одолеть небытие в себе и возле себя и всему погрузиться во Всебытие. Этой мудрости и учит Дух Святой, ибо Он есть мудрость и знание – благодатная мудрость и благодатное знание о природе сущего; а зеница этой мудрости – знание Божественного и человеческого, невидимого и видимого. Богомыслие о Духе Святом есть в то же самое время нравственная творческая сила, которая через уподобление Богу путем подвижнического, благодатного совершенствования умножает в человеке Божественное ведение о Боге и мире. Оживотворение Духом Святым есть единственное искусство, которое из пестрого и очень сложного человеческого существа может изваять богоподобную, по образу Христову, личность. Богопознание во Святом Духе составляет, таким образом, те истины о Боге, мире и человеке, которые Православная Церковь именует догматами веры. Поэтому догматика есть наука о вечных истинах Божиих, которые открыты людям, чтобы они воплощали их в своей жизни и через это достигали вечной цели своего существования, своего мучительною путешествия от небытия ко Всебытию». В понимании преподобного Иустина Поповича, догмат – это не отвлеченная формула, а истина Откровения и духовного опыта, за каждой догматической формулировкой стоит не только человеческий интеллект, но и таинственное действие Святого Духа, наполняющего Церковь, поэтому догматы – это вечные и сверхразумные истины, глаголы жизни, они не изобретены человеком, а открыты Богом, они усваиваются не одним умом, а верой, аскетическими подвигами, постом и молитвой, церковной жизнью. Христос есть воплотившаяся Божественная Истина, а Его святые подвижники – исповедники и проповедники Слова Божиего, поэтому каждый православный догматист призван следовать за Христом и Его святыми, учиться у них духовной и подвижнической жизни, посту и молитве, благочестию и Богомыслию, всем сердцем, всем умом и всей душой своей молитвенно погрузиться в соборное, апостольское и святоотеческое сознание Церкви. В своем догматическом богословии преподобный Иустин Попович держался руководящего правила святого Иоанна Дамаскина, гласящего: «Я не буду говорить ничего своего, а изложу вкратце то, что сказали Божии мудрые люди». Догматы – это богооткровенные и вечные истины веры, хранимые и проповедуемые Церковью, их источник – Божественное Откровение, запечатленное в Священном Писании и Священном Предании: «Священное Писание – источник святых догматов только в том смысле, форме и содержании, в которых его от Господа Иисуса Христа и святых апостолов восприняла, хранит и изъясняет единая Святая Соборная Апостольская Православная Церковь. Как Богочеловеческое, Христово Тело, оживотворяемое Духом Святым, только она имеет Божественную силу и власть святой ревностью хранить и оберегать все Богооткровенное содержание и смысл Священного Писания. Ибо хранить Священное Божие Писание в его Божественной полноте и чистоте и непогрешимо изъяснять его Божественные истины может только Христова Церковь, Духом Святым живущая, мыслящая, движущаяся и существующая. Святой Ипполит благовествует евангельскую истину, свидетельствуя, что только «дух Церкви» может быть и действительно есть руководитель в соблюдении и истолковании Священного Писания. В изъяснении Священного Писания как источника Божественных догматов руководителем и мерилом не может быть никто из людей и ничто человеческое: никто из людей, ибо все сотворены, все ограниченны, все заражены грехом, а истины Священного Писания – все вечны, все безграничны, все святы; и ничто человеческое, ибо все человеческое относительно, мелко, греховно, а все истины Священного Писания – абсолютны, бесконечны, безгрешны. Некоторые таким мерилом считают человеческий разум и руководствуются им в истолковании Священного Писания. Но ограниченный человеческий разум не в состоянии верно объяснить безграничные Божии истины; относительный, он не способен достойно понять абсолютные истины Откровения; помраченный грехом – не может проникнуть в вечный смысл Христовых истин. Руководство разума в этом деле ввергает человека в хаос и анархию и, в конце концов, приводит к тому, что «священных писаний» становится столько же, сколько людей на свете. Как раз это и имело место у протестантских рационалистов: провозгласив человеческий разум мерилом и наставником в изъяснении Священного Писания, они в конечном счете пришли к тому, что «священных писаний» у них стало столько же, сколько их самих. Сумятица и безначалие, порождаемые рационалистическим препарированием Священного Писания, неминуемо оканчиваются нигилизмом. Истолковывая Священное Писание всяк по своему разумению, протестантские аналитики создали бесчисленные версии «священных писаний», среди которых истинного Священного Писания на самом деле и нет. И неудивительно: ведь в этом – неминуемый конец всех ересей, всегда зарождавшихся и возникающих на почве рационалистического толкования вечных, Божественных истин Священного Писания… Некоторые полагают, что руководством в изъяснении Священного Писания может быть только само Священное Писание. Но и это мнение чревато пагубными последствиями, ведь Священное Писание – это не живое существо, способное, выслушивая наши вопросы и недоумения, давать на них ответы. Оно – лишь безгласное слово, немая буква. Брать его в качестве наставника в истолковании его самого – это, на самом деле, значит косвенно полагаться на руководство своего собственного разума, сообразуясь с которым, человек по своему усмотрению связывает, сочленяет одни места Священного Писания с другими и тем самым дает им объяснение. Но и при таком руководящем принципе толкований Священного Писания окажется столько, сколько и экзегетов. Этот метод контекстуального изъяснения Священного Писания может быть весьма полезным, но не в его рационалистической подаче, а под водительством Церкви – непогрешимого вождя через все глубины и высоты вечных, Божественных истин Священного Писания. Без благодатного руководства Церкви человеку при изъяснении неисчерпаемых истин Святого Божия Откровения ничего не стоит уклониться в душепагубные заблуждения. Это можно наблюдать во всех еретиках: самих себя выбирая проводниками по сокровенным тайнам Божественных истин Священного Писания и низвергаясь в бездну собственных грез, они погибают в своих растленных умозаключениях. Мало цитировать Священное Писание – подобает ссылаться на него через Церковь и Церковью…Наконец, есть и такие, кто руководящим принципом в истолковании Священного Писания считает озарение Святым Духом. Но подобный принцип при изъяснении Священного Писания открывает широкий доступ разного рода домыслам и прихотям, так как всякий по собственному произволению может, провозгласив то или иное свое настроение озарением Святого Духа, настаивать на принятии именно своего истолкования Священного Писания. Это, собственно, и происходит в протестантских сектах, руководствующихся этим методом в подходе к Священному Писанию. Впрочем, по обыкновению противореча друг другу, сектанты тем самым свидетельствуют, что за истинный смысл Священного Писания они выдают лишь свои произвольные его толкования. Есть, правда, евангельское средство, с помощью которого подобные «экзегеты» Священного Писания могли бы подтверждать точность и правильность своих тезисов. Это – истинные чудеса. Но так как этого у них нет, то вся их «экзегеза» навсегда останется доморощенным плодом их фантазий и капризов. Кроме того, за этим методом скрывается сатанинская гордость, опустошающая души подобных «толковников» Священного Писания: упоенные ею, они самоуверенно и самовольно почитают свои разные эмоциональные состояния за «озарение Святым Духом». Но ведь известно, что Дух Святой в изобилии подается лишь истинно смиренным и святым людям, и причем Церковью и в Церкви. Для верного изъяснения Священного Писания необходимо благодатное просвещение Духом Святым, но оно, как показывает пример святых отцов, подается Церковью за многие евангельские подвиги». «Священное Предание, как и Священное Писание, – это источник святых, Божественных догматов, так как и оно – живое Божие слово, только изустно переданное апостолам и соблюдаемое в Церкви. Поскольку Священное Писание – это записанное Священное Предание, постольку Священное Предание – это устное Священное Писание. Происхождение того и другого – Божественное, ибо то и другое – это Откровение одного и Того же Троичного Божества. К тому же Священное Предание старше Священного Писания. Как в Ветхом, так и в Новом Завете Священное Предание предшествует Священным Книгам. Более двадцати лет у Церкви не было записанного Нового Завета, одно только Священное Предание было мерилом веры и всего в целости домостроительства спасения». Для преподобного Иустина Поповича очевидно, что Священное Писание и Священное Предание хранится и толкуется Церковью, она с серафической ревностью хранит все догматические истины Откровения, она – единственная хранительница и истолковательница Слова Божиего, руководимая Святым Духом, поэтому апостол Павел и называет ее столпом и утверждением Истины. Для того, чтобы быть православным христианином человек призван усвоить себе догматическое сознание Церкви – воцерковиться и найти себя в Церкви и служении Богу, жить Христом, Который есть единственный Путеводитель к спасению и Царству Небесному, а Церковь – мистическое Тело Христово, она – не от мира сего, каждый христианин – ее член, он – ветвь, а она – лоза, ее главная миссия – наше спасение и обожение, наше соединение с Богом и причастие вечной Божественной Жизни через таинство Евхаристии, освобождение от власти греха, смерти и дьявола, обращение от тьмы к Свету и Истине, осуществление высочайшей заповеди Христовой – «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф.;5:48).
Как ревностный хранитель Православия преподобный Иустин Попович восставал против всех реформ в духе времени, сознавая их губительность для Православной Церкви, он призвал остерегаться модернизма и экуменизма, храня святоотеческое Предание и помня апостольское предостережение: «Не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся обновле¬нием ума вашего, во eже искушати вам, что eсть воля Божия, благая, и угодная, и совершенная» (Рим.;12:;2). Горько сетовал преподобный Иустин Попович на то, что дух нашего времени, содержащий и объемлющий весь трагизм и весь комизм нашей современной жизни, связывает личность и механизирует ее жизнь, превращает человека «в винтик в жуткой системе машин» и «в клавишу расстроенного пианино», проникнут арианством и детерминизмом, отнимающим у человека веру в Божественность Иисуса Христа и личную свободу, отвергает вечные критерии различия добра и зла, замуровывает его во временном и преходящем – в посюстороннем, в том, что досягаемо для чувств и рационального мышления, а все иное – стремится изгнать его сознания и жизни, превращая человека в жалкое и ущербное существо, лишенное нравственной высоты и религиозной глубины духовной жизни. С херувимской зоркостью преподобный Иустин Попович разоблачал дух нашего времени как вульгарное арианство, метафизический и этический релятивизм, ограниченный рационализм и светский гуманизм, в котором человек объявляется мерой всех вещей и отвергается Богочеловечество Иисуса Христа: «Арианство еще не обрело своей могилы; ныне оно современнее и распространеннее, чем когда-либо. Словно душа, разлито оно по телу сегодняшней Европы. Разгребите ее культуру – на дне ее таится арианство: ведь все сведено к человеку – все, включая и Богочеловека Христа. На закваске арианства поднялась и пропиталась ею и философия Европы, и наука, и цивилизация, и отчасти религия. Повсюду и систематически Господь Иисус Христос низводится к человеку. Богочеловека постоянно развоплощают, непрестанно совершая дело Ария. Кантовская «религия в границах чистого разума» есть не что иное, как новое издание арианства. Обратите мерило Канта ко Христу – как вы думаете, что получится? – Получится Христос-человек, Христос-мудрец, но никогда не Христос-Богочеловек. Приложите критерий Бергсона ко Господу Христу – и у вас едва ли выйдет нечто большее, чем обычный человек. Так и первый критерий, и второй, да и все критерии всех философий по человеку сводят Богочеловека Христа к человеку. Европейская наука не отстает от философии в своем арианском отношении ко Христу. Во многих своих поборниках протестантизм превзошел в арианстве и самого Ария. Разного рода Социны и Шлейермахеры – это мощные соперники Ария в развоплощении воплощенного Бога. Папизм своей этикой во многом обязан Арию; чувствует ли он, какая метафизика стоит за этой страшной этикой? – Все это вкупе сумело заразить арианством широкие европейские массы. Кому не известно вульгарное арианство нашей интеллигенции; кому только многие наши интеллигенты не заявляли со всей серьезностью: Христос – это великий человек, мудрый человек, величайший философ, но ни в коем случае не Бог. Откуда сегодня столько арианства? – Оттуда, что человек стал мерилом всех вещей, всех существ видимых и невидимых. Измеряя собою все, человек по-европейски смело отвергает и отбрасывает все то, что шире, выше и бесконечнее человека. Узкое мерило сужает Богочеловека до человека. Обруч греха стягивает горделивый разум человека, так что тот не видит и не признает никакой реальности, большей, чем сам он. Над-умный подвиг веры в Богочеловека Христа разрывает этот обруч и отверзает разум к бесконечным реальностям. Первый Вселенский Собор раз и навсегда определил роль разума в изъяснении Личности Богочеловека Христа: его роль – послушническая. В христианстве вера ведет, разум водим; познание – это плод веры, действующей через любовь в надежде. Современный европейский релятивизм – весь под эгидой арианства. Метафизический релятивизм породил релятивизм этический. Нет ничего абсолютного ни над миром, ни над человеком, ни в мире, ни в человеке, ни вокруг мира, ни вокруг человека. Но от этого современного релятивизма, как и от релятивизма древнего, арианского, спасает только вера в Богочеловечество Господа Иисуса Христа, в Его единосущие с Богом Отцом, спасает чудотворящее слово. Испытай свою веру, проверь ее; критерий – единственный: Символ Веры. Если твоя вера в какой бы то ни было части не подходит под Символ Веры – то ты еретик. Если отвергаешь ты его – то ты не Христов, ты Антихристов, ты Иудин, ведь Церковь именует Ария вторым Иудой». В смутный и драматичный двадцатый век с его пролитыми реками крови и океанами слез, залившими землю, со всеми его тоталитарными идеологиями и исступленным богоборчеством, святой Иустин Попович призывал хранить православную веру и говорил, что «молитвою и благочестием охраняется Святое Предание от всякого человеческого демонизма и диавольского гуманизма, и в нем весь Господь Иисус Христос, Который и есть вечное Священное Предание Церкви». Ревностно исповедуя Православие, преподобный Иустин Попович говорил, что в истории человеческого рода произошло три главных падения: грехопадение Адамово, ввергнувшее весь материальный мир в поток тления и смерти; Иудино падение – предательство Мессии, продажа Иисуса Христа за тридцать серебряников; папское падение – кощунственное желание римских понтификов заменить собой Христа Богочеловека. Богословски изобличая нелепость католического догмата о непогрешимости папы римского, преподобный Иустин Попович писал: «Мал человек, слишком мал, будь он и папой, чтобы можно было оставить Богочеловека и прийти к человеку... Папопоклонство – человекопоклонство – вызывает грустную улыбку в жалостливой душе православной, и она «денно и нощно» молится Иисусу Сладчайшему, да направит всех человекопоклонников путем богочеловеческой истины в жизнь богочеловеческую». Со всей пламенностью своего сердца преподобный Иустин Попович бескомпромиссно отстаивал Вселенскую Истину Православия и обрушивался на ересь экуменизма, говоря, что бессмысленно рассуждать об объединении «церквей», ибо Церковь одна – единая, святая, соборная, апостольская и православная Церковь, а войти в Церковь можно только через покаяние и исповедание Православия. «Экуменизм есть имя для всех видов псевдохристианства, для всех псевдоцерквей Западной Европы. Они же суть не что иное, как ересь на ереси. Для всех для них общее название – всеересь. Почему? Потому что на протяжении истории разные ереси отрицали или извращали отдельные свойства Богочеловека Христа, а эти европейские ереси отвергают всего Богочеловека и на Его место ставят еврочеловека. Тут нет существенного различия между папизмом, протестантизмом, экуменизмом и другими сектами, имя коим легион». «Православие как единственный носитель и хранитель совершенного и пресветлого образа Богочеловека Христа осуществляется исключительно богочеловеческо-православными средствами – подвигами, а не средствами, заимствованными от римо-католицизма и протестантизма, ибо там христианство проникнуто духом гордого европейца, а не смиренного Богочеловека». Преподобный Иустин Попович четко различал грешника и грех, грешник – достоин любви и сострадания, а грех – ненависти и осуждения, он верил, что Христос принес Себя в жертву ради нашего спасения – спасения всех людей, но невозможно спастись вне истинной Церкви. По отношению ко всем еретикам авва Иутсин Попович был верен правде Божией – осуждал их еретические заблуждения, и любви Божией – милосердно относился к еретикам и желал, чтобы они покаялись и пришли к познанию Истины. Святой Иустин Попович мог бы сказать боговдохновенными словами преподобного Максима Исповедника: «Я не желаю, чтобы еретики мучались, и не радуюсь их злу – Боже, сохрани! – но сугубо радуюсь их обращению. Ибо что верным может быть милей, нежели видеть рассеянных чад Божиих, собранных воедино. Я не потерял рассудок, чтобы советовать ценить немилосердие выше человеколюбия. Напротив, я советую со вниманием и усердием творить добро всем людям и всем верным быть всем для нуждающихся. Но при этом я говорю: нельзя помогать еретикам в утверждении их безумных верований, здесь нужно быть резким и непримиримым. Ибо я не называю любовью, но человеконенавистничеством и отпадением от Божественной любви то, когда кто-либо утверждает еретиков в их заблуждении на неминуемую погибель этих людей». Размышляя о еретиках и выражая святоотеческое воззрение, преподобынй Иустин Попович писал: «Вот учение Православной Богочеловеческой Церкви Христовой, по святым апостолам, по святым отцам, согласно святым Соборам, о еретиках: ереси – не Церковь и не могут быть ею. Потому у еретиков не может быть святых таинств, во всяком случае святой Евхаристии – этого таинства над таинствами, ибо святая Евхаристия есть все и вся в Церкви: и Сам Богочеловек Иисус Христос, и сама Церковь как Его Тело, и вообще все Богочеловеческое. Intercommunio – общение с еретиками в святых таинствах, особенно в святой евхаристии – это самое бесстыдное предательство Господа Иисуса Христа, предательство Иудино, а также предательство всецелой Церкви Христовой, Церкви Богочеловеческой, Церкви апостольской, Церкви святоотеческой, Церкви Священного Предания, единой Церкви». Для преподобного Иустина Поповича Христос есть Истина, а источник святости – благодать Святого Духа, действующего в Церкви – мистическом Теле Христовом, вне Церкви нет и не может быть истинных догматов и таинств, вне Церкви нет спасения, а потому единственный путь спасения – исповедовать догматы Церкви, сформулированные ее святыми отцами и учителями на семи Вселенских Соборах, жить по заповедям Евангелия и участвовать в церковным таинствах, бороться со страстями, очищать свое сердце покаянием и просвещать ум Словом Божиим, через церковную жизнь становясь живым храмом Святого Духа.
Внешне красивый и изящный, отличаясь благородством натуры и возвышенностью души, в юношеские годы Иустин Попович был завидным женихом и привлек внимание одной красивой и богатой девушки, которая хотела вступить с ним в брак, равно как и родители его помышляли о женитьбе своего сына после окончания семинарии, но в сердце юноши пылала любовь к Богу и жажда подвижнической жизни – он хотел избрать монашеский путь, подобно святым подвижникам Церкви. Жизненный выбор Иустина Поповича окончательно определила трагическая смерть его брата Стоядина, возвращавшегося из Белграда, где он изучал право, во Вране на поезде 1 июня 1912 года – он высунулся наружу, когда проезжал село, расположенное близ Вране, где находилось фамильное имение Поповичей, и выпал из окна, ударился головой о железный мост и разбился насмерть. После смерти своего брата восемнадцатилетний Иустин Попович – в миру Благое – особенно остро ощутил хрупкость и скоротечность земной жизни, укрепился в желании избрать монашескую жизнь, оно стало уже не тайной, скрытой в его сердце, а открытым исповеданием – он твердо решил и рассказал близким о том, что станет монахом и посвятит всю свою жизнь Иисусу Христу. Когда разразилась Первая мировая война, то Благое с его сверстниками был мобилизован в армию – как окончившие духовную семинарию они были определены в медицинскую роту при военном госпитале. Во время службы в армии из военного лагеря он написал трогательное и исповедальное письмо родным, в котором сообщил о том, что твердо решил избрать монашескую жизнь и посвятить себя Богу, прося у родителей благословения на постриг, а родители в ответ послали к нему сестру и зятя, чтобы на время отговорить его от принятия монашества. В те дни во внешнем поведении Благое произошла резкая перемена – он пережил внутренний переворот в душе своей, стал уединенным, аскетичным и проникнутым тихой молитвенностью, оставившей неизгладимый след на его личности. Трагедия мировой войны с ее ужасами, испытаниями и печалями, охватившая сербский народ, не миновала и юношу Благое – ухаживая за ранеными и больными в госпитале, он разделял страдания и скорби своего народа, а в конце 1914 года и сам заболел страшной и грозящей смертью болезнью – тифом, свирепствующим в изможденной сербской армии и многострадальном сербском народе. Ужасы эпидемии тифа сумел с потрясающей силой и шекспировским драматизмом описать сербский писатель Добрица Чосич в историческом романе «Время смерти». По неизреченной милости Божьей и человеколюбию Всемогущего Благое пережил эпидемию и исцелился от опасной и смертоносной болезни, а с 8 января 1915 года вновь начал служить санитаром в Нише, где находился вплоть до отхода сербской армии к Косову и перехода через Албанию. По своему нраву Иустин Попович был добродушным человеком с милующим сердцем, близким по духу преподобному Исааку Сирину и старцу Силуану Афонскому, он с любовью относился к каждому Божьему творению – к птицам и зверям, к цветам, пчелам и муравьям, тем более – к людям, а война с ее ужасами и страстями, взвинченными страстями и злобой казалась ему всеобщей эпидемией ненависти, захлестнувшей всю Европу и весь мир. Спустя много лет преподобный Иустин Попович напишет в одном из своих пасхальных поздравлений о том, что все люди – вечные братья, ненависть – смерть души, а любовь и милосердие – ее воскресение и жизнь: «Ненависть – смерть и могила души; сребролюбие – смерть и могила души; гордость – смерть и могила души; злоба, пересуды, клевета, гнев, похоть, леность, уныние, вообще всякий грех, всякая страсть – это смерть и могила души. Через все наши нераскаянные грехи и непобежденные страсти – тлеет наша душа, умирает наша совесть, грубеет наш ум. Христос воскресе! – Для того воскрес, чтобы и мы Его воскресной благодатью, Его воскресной силой воскресили себя из всех смертей наших, из всех наших гробов. И мы это можем, если того возжелаем. Все зависит от меня, от тебя, от нашего личного усилия, от нашей веры и ревности. Восстань, спящий – во грехе, в каком бы то ни было грехе; в страстях, в каких бы то ни было страстях; восстань, ибо грехи усыпили твою душу сном смерти, ибо страсти умертвили твою душу! Восстань и воскресни из мертвых – покаянием! Пробуди себя от смерти – верой, пробуди – молитвой, пробуди – милостыней, пробуди – постом! И – осветит тебя Христос! Несомненно, осветит тебя, если только приступишь к Нему с покаянием, с молитвой, с надеждой, с воздыханиями и слезами! Знай, нет такого греха, нет такой страсти, нет такой смерти, которых не могли бы победить и я, и ты, и все мы: победить силой Воскресшего Господа Иисуса Христа, Единого Победителя всех смертей во всей вселенной…. Святые братья и святые собратья, вера наша – вера вечной радости, ибо она через победу над каждой смертью приводит нас в объятия Воскресшего Господа Иисуса Христа. Имейте эту веру, насаждайте и возращайте ее сначала в себе, затем и в своих ближних. Любовь наша – любовь вечной радости, ибо она божественная, святая, вечная, ибо нас верой, молитвой, постом, милостыней, смирением, незлобием, истиной, правдой, надеждой, терпением – приводит в вечное царство любви Христовой, где люди и Ангелы как братья живут в объятиях вечной радости. Молитва наша наполнена вечной радостью, и пост наш преисполнен вечной радости, и милосердие наше, и истина наша, и правда наша, и страдание наше, – все это преисполнено вечной радостью, ибо все это приводит нас в объятия воистину Единого Человеколюбца: чудесного и чудотворящего Господа нашего Иисуса Христа, чтобы мы с Ним вечно царствовали на небе, если Он предварительно воцарится в душах наших на земле через Святые Таинства и святые добродетели». В одной из своих самой проникновенных статей, овеянной духом Нового Завета, авва Иустин Попович будет писать о том, что, не желая жить по заповедям Христа Спасителя, люди дошли до взаимного истребления, они попрали даже ветхозаветную заповедь – «не убий», начертанную десницей Господней на священных скрижалях Моисеевых, не понимая, что весь мир утопает в слезах и крови по причине нашей греховности, мы все – грешники, а наше спасение возможно только через покаяние и нравственное исправление жизни, через следование Христу как Спасителю и Судье, через принятие евангельской веры и морали – осознания и принятия того, что нужно по образу Иисуса Христа не убивать грешника за грех, а спасать его от греха: «Убить человека значит отнять у него время, данное ему от Бога для того, чтобы он своей земной, временной жизнью стяжал вечную жизнь. Это еще значит: посягнуть на бесценное Божие творение в видимом мире. В конечном счете это означает: посягнуть на Самого Бога, ибо все, что имеет человек – и тело, и душу, – дано ему от Бога. В самом деле, человек – не свой, не принадлежит себе: вы не свои, а Христовы, Божии, и душа, и тело даны вам, чтобы быть живым храмом Живого Бога, чтобы Бог обитал и действовал в них и через них и, таким образом, сделал их способными к принятию Божественного совершенства (см.: 1Кор.6:19–20,;3:23,;4:7). Отсюда ясна и решительна заповедь Христа Бога: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный (Мф.5:48). А отсюда и эта, еще более решительная заповедь: Не делайтесь рабами человеков (1Кор.7:23), ибо вы – Божии. Добровольно служите Богу – это верховная свобода человека: свобода от греха, от смерти, от дьявола. Только тогда и только так человек – истинный человек, полноценный человек, богоподобный человек, и этим он истинно свободен: свободен бессмертной, вечной, святой свободой. Эту свободу от греха, свободу от смерти, свободу от дьявола, может дать и действительно подает только Господь Иисус Христос, единственное человеческое Существо в человеческом мире, по Божеству Своему сильнейшее всякого греха, всякой смерти, всякого беса и самого дьявола; а это значит – и сильнейшее всякого зла (см.: Ин.8:31–47). Отсюда императивная заповедь: Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, у не подвергайтесь опять игу рабства (Гал.5:1). Итак, убить человека – это грех всех грехов, нет ничего безумнее этого. И еще нечто: каждое убийство есть в то же время и самоубийство, ибо убивающий самим актом убийства совершает самоубийство: убивает в себе душу. Грешник и грех. Самый горячий вопрос для человеческой совести во все времена: убивать ли грешника за грех? Этот вопрос испокон веков решали и основатели человеческих религий, и философы, и ученые, и древние писатели, и мудрецы, и простые люди, – и своими бесчисленными ответами еще более запутали его. Единственный, кто дал Божественно совершенный и по-человечески реальный ответ на этот роковой вопрос – это Богочеловек, Господь Иисус Христос. Этот Его ответ, несомненно, означает самый решительный и промыслительный поворот в истории земли и всего человечества. Этот ответ гласит: не убивать грешника за грех, а спасать грешника от греха; не отождествлять грешника со грехом, а различать грешника и грех; любить грешника – ненавидеть грех; осуждать грех – миловать грешника». По заветному воззрению преподобного Иустина Поповича, нравственное исправление и духовное преображение грешника в святого праведника возможно только в Церкви через веру во Христа Богочеловека, соблюдение заповедей и участие в таинствах – через покаяние, которое является лекарством против всякого греха и «вторым крещением» в купели своих покаянных слез, очищение и оправданием в очах Господних. Во всех мирах и во всех веках Церковь есть единственная лечебница для грешников, ее цель – излечить грешника от греха и привести его к святости и спасению. По мысли преподобного Иустина Поповича трагедия двух мировых войн, разразившихся в двадцатом веке и беспощадно унесшая миллионы человеческих жизней, заключается в том, что Европа и весь мир утонули в языческом и антиевангельском образе жизни, мысли и деятельности, а страшная вина за то, что европейские народы, почитающие себя христианскими, дошли до всемирной распри, лежит на католичестве и протестантизме: «Папизм в наивысшей мере – особенно в нравственном плане, ибо прежде того и в догматическом плане – отпал от Христа и восстал против Христа. В Средние века он ввел и узаконил антиевангельский принцип и практику – убивать грешника за грех: сжигать еретиков за ересь, чародеев за их чародейство, мыслителей за известные новые идеи – ad majorem Dei gloriam…». Произошло «возвращение европейского римо-католического и протестантского мира к языческим мерилам и понятиям: убивать грешника за грех, уничтожать преступника за преступление… По всей Европе дымятся, курятся и пламенеют огнем языческие жертвенники, растлевая своими отравляющими испарениями человеческие души и опьяняя их совесть. И происходит на наших глазах невиданное избиение душ человеческих, которое своей бунтующей диалектикой неизбежно выливается и в уничтожение их тел. Совсем логично и нормально, что кровожадное язычество опустошает Европу и влечет ее из одной агонии в другую, которым, кто знает, будет ли конец. Из-за подобной языческой антропологии человек в Европе перестал быть наивысшей земной значимостью, верховным божественным величием, которым он является и вечно остается для Господа Иисуса Христа и Его Православной Церкви. В философии, науке, искусстве, литературе, культуре, религии, этике, цивилизации, окунувшихся в язычество и проникнувшихся его духом, человек становится и остается лишь средством для разнообразных целей. Только для Богочеловека Иисуса Христа и Его Православной Церкви человек представляет собой верховную божественную значимость и ценность в земном мире, и ему должно служить все и вся».
На протяжении всей своей жизни преподобный Иустин Попович будет проповедовать о том, что вся сущность христианства заключена в двух заповедях – любви к Богу и ближнему, в них – дивное и святое благовестие Нового Завета, в них – весь дух и вся небоотверзающая истина Евангелия, которую изрек Сам Христос Спаситель, когда некий законник некий приступил к Нему и, искушая Его, спросил, говоря: Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф.22:35–40). Первая заповедь Евангелия – это Боголюбие, любовь к Богу, имя Которого – Любовь, а вторая заповедь, ей подобная – это человеколюбие, любовь к человеку, сотворенному по образу и подобию Божиему, а смысл христианской жизни заключен в том, чтобы уподобиться Иисусу Христу и исполнить заповеди Его, освободиться от власти лукавого князя мира сего – дьявола, восходить в Царство Небесное по лестнице добродетелей и научиться любить евангельской любовью, источник которой – Сам Христос: «Только христолюбие – сущность и источник истинной любви. Если человек не любит Господа Христа, то не может любить никого... – Это дивное и страшное благовестие. Дивное, ибо человека возносит на небо, в вечность. Страшное, ибо если его не соблюдаем, то любим бога ненависти – дьявола. Бог – это любовь, дьявол – это ненависть. Вот тогда в чьих ты объятиях. Тогда – ужасно быть человеком, ибо он себя преображает в дьявола. Сегодня Европа гудит от так называемой «любви к человеку»... И что же мы видим? Что натворили без Христа, без Христовой любви: резня, войны, столкновения, уничтожения. Что представляет собой сегодняшняя Европа без Христа? Ведь дьявол, бог ненависти, не дает, чтобы люди, восставшие против Христа, возлюбили друг друга. Клевещут таковые и на себя, и на человека, ибо не любят человека. Некий человек пришел к одному подвижнику и попросил его прочитать нечто из Священного Писания. Тот прочел ему именно эти две заповеди. Когда человек услышал их, то сказал подвижнику: «Когда это исполню, приду к тебе опять», – и ушел от него. Прошел год – его нет; прошло два, три года, десять, пятнадцать лет, и только тогда вновь пришел тот человек и сказал: «Вот я, святый отче». – «Где ты был до сих пор?» – спрашивает его подвижник. «Пробовал исполнить те две заповеди, и вот – пятнадцать лет упражняюсь и, по молитвам твоим, нечто, нечто исполнил». Вот что значит Евангелие Господа Христа, когда человек хочет его исполнить. Он силен его исполнить только тогда, когда всем сердцем идет за Господом Христом. Как мы идем за Господом Христом? – Прежде всего верою. Да вселится Христос верою... в сердца ваши – говорит святой апостол Павел (Еф.3:17). И Он вселяется через каждую святую добродетель... Мы первые вселяем любовью – этой святой добродетелью – душу свою в Него, в Его добро, и тогда Он вселяется в нас. Кто такие святые? Святые те, кто исполнил эти две заповеди: любви к Богу и к человеку; эти две добродетели – христолюбие и человеколюбие. Все они стяжали эти две добродетели. Они их имели в себе, и ничто им больше не требовалось. Наука Евангелия Христова: нет любви к человеку без любви к Богу. Только любовь к Богу дает силы любить и человека, любить его и во грехе его, но ненавидеть грех. Это и есть наука Евангелия, и христианин есть тот, кто исполняет эти две заповеди. В сих двух заповедях заключено все Евангелие. Спросим себя, насколько мы соблюли эти две заповеди Господа Иисуса Христа. Где сердце наше? Спроси себя, соблюл ли ты эти заповеди сегодня? И если нет, то скажи себе: значит, сегодня я не был христианином. Господи, дай мне силы быть христианином завтра, чтобы всей силой любить Тебя, Господа Бога моего, и брата моего. Служа Господу, любя Господа Иисуса Христа, человек не может не любить людей. Не люби грех человека, но люби самого человека, молись за него, чтобы грех его был изглажен и сам он спасен от греха. Это истинная любовь. Нет другой любви. Человек – это образ Божий: Бог есть любовь, и человек есть любовь. Ты – христианин, если содержишь эти две истины и живешь по ним. Скажи себе: я – образ Божий, Бог любит, и я должен любить. – Это Евангелие Господа Иисуса Христа и для Ангелов, и для людей, и для неба, и для земли – единственная Благая весть во всей вселенной». Размышляя над тем, как можно от чистого сердца возлюбить ближнего, преподобный Иустин Попович говорил: «Как луна не может светить без солнца, так и человек не может любить без Бога. Из Бога, Который есть любовь, струится и источается наша настоящая, святая и истинная любовь к ближнему. Люди, все люди суть наши ближние – опять-таки Богом, ибо Он сотворил нас по образу Своему, поэтому в глубине существа все мы одинаковы и всякий из нас есть близкий и ближний другому». Во время страшной и ожесточенной трагедии мировой войны, видя ужасающие картины кровопролития, принимая в сердце свое и разделяя страдания и слезы сербского народа, юноша Благое не озлобился душой и не пал духом, но всем сердцем возжелал противостоять всей адской злобе и суете мира сего, избрать монашеский путь и молиться за весь мир – за многострадальный сербский народ и все народы земли, чтобы они познали любовь Божию и научились евангельской науке – соблюдению заповедей Христовых. С трогательной и пламенной любовью Иустин Попович написал покаянные строки, испытывая сострадание ко всем Божьим созданиям, которых ввергло в страдание и смерть грехопадение Адама: «Простите мне все, чем в жизни согрешил я против неба и земли, против каждой птички и каждой травинки, ибо Ад каждого греха моего страшен и ужасен для каждой Божией твари. А каждая тварь безгрешна, ибо в сущности своей причастна Слову (логосна). Поэтому всякая тварь воздыхает и скорбит с нами и из-за нас; скорбит и скорбью своей обличает нас как убийц, совершивших и совершающих непрестанно избиение безгрешных Божьих тварей, введших в земной мир трех ненасытных мучителей: грех, смерть и дьявола, а с ними и за ними – Ад». Вся религиозность святого Иустина Поповича святосаввская – он был устремлен душой своей к Богу и Царству Небесному, но в то же время всем сердцем своим любил свою земное отечество – Сербию, был пламенным патриотом и молился за свой народ, прочувствовал все волнения и изгибы, чаяния и думы сербской души, почитал ее религиозные святыни и идеалы, страдал ее страданиями и скорбями, являясь восприемником и хранителем ее культуры и веры. По рассказу митрополита Афанасия Евтича: «В то время, когда война велась с переменным успехом, сербское правительство, и особенно митрополит Белградский Димитрий, будущий первый сербский патриарх в восстановленной Патриархии, имели намерение сохранить молодых богословов от гибели и послать их из Ниша в Россию для обучения в духовных академиях, чтобы по окончании войны они принесли больше пользы своему народу. Это намерение, впрочем, в то время осуществить не удалось, потому что вскоре началось всеобщее отступление сербской армии к славному и горестному Косову и далее через скалистую и непроходимую Албанию до Скадара и острова Корфу. И Благое Попович с группой своих школьных друзей и санитаров прошел тернистый путь от Печи до Скадара... Путь, унесший жизни около ста тысяч сербских солдат. После таких мучений и страданий на всесербской албанской голгофе Благое и его спутники прибыли в город Скадар накануне праздника святителя Николая в 1915 году. После отдыха и частичной поправки христолюбивый Благое обратился к митрополиту Сербскому Димитрию, который вместе с сербским правительством и армией также покинул Сербию, с просьбой разрешить по крайней мере теперь принять постриг. «Ибо, – говорил он, – Вы меня сейчас можете свободно благословить на постриг: ведь моих родителей здесь нет. Кто знает, увидимся ли мы еще живыми. Им будет лишь отрадно слышать о том, что я жив, а о том, монах ли я или нет, они и не спросят». По его неотступности митрополит дал свое благословение, а архимандрит Вениамин, будущий владыка Браничевский, постриг в монахи Благое и его друга Милана Джорджевича (впоследствии епископа Далматинского Иринея) накануне праздника святого Василия Великого 31 декабря/1 января 1915/1916 года, в православном храме в Скадаре».
Приняв монашеский постриг в честь святого Иустина Философа, который засвидетельствовал свою любовь ко Христу как философским творчеством, так и мученичеством, преподобный Иустин Попович сам стал величайшим богословом и религиозным философом Сербии, а в основе всего своего богословия он положил принцип смиренномудрия, вслед за святителем Иоанном Златоустом убежденным, что «основа нашей христианской философии есть смиренномудрие, ибо без него истина слепа». До последних дней жизни взволнованный небо-земными вопросами, святой Иустин Попович живо интересовался философией – в том числе философией экзистенциализма – как религиозного, воплощенного в лице Кьеркегора, так и атеистического, выраженного в произведениях Камю. В одном из своих писем от 1966 года, авва Иустин Попович писал: «Среди авторов меня больше всех заинтересовал Кьеркегор. Это тот «ницше», который поднялся на одинокий ледник покаяния и свою человекопоклонническую, европейскую мысль крестил, частично крестил, в чистых водах евангельского смирения. Только жаль, что свою мысль он не до конца крестил Христом. Если бы он был нашим современником, я решился бы направить ему письмо лишь с одним предложением, а именно – со словами святого философа Иоанна Златоуста: «Истина слепа без смиренномудрия». Болен был Кьеркегор, трагически болен эпидемической европейской болезнью – гордоумием… Человек, настоящий человек? – Он всегда окружен небоземными вопросами, но никогда лишь только земными и никогда лишь только небесными. А все небоземные вопросы, последовательно доведенные до конца, всегда приводят к Богочеловеку. А затем? – Только после этого перед нами возникает наш общий вопрос, святой вопрос, наша общая тайна, святая тайна – тайна богочеловечества человека. Этот вопрос мы совместно решаем, имея перед собой на земле чудесный Образ исторического Богочеловека Христа. А на небе мы будем решать его мысленно, и слова мыслей наших будут подобны солнцу, всей вселенной. Вселенная? – Только одно слово в небоземной азбуке Богочеловека и в Нем – совершенного и завершенного человека...». В одно из своих писем, размышляя о том, что такое человек и упрекая экзистенциалистов – Камю, Сартра и Хайдеггера, а вместе с ними и Ницше в том, они не воззвали к Богу с молитвой и не стяжали смиренномудрия – основы всей истинной философии, преподобный Иустин Попович писал: «Что есть человек перед Богом? – Человек начинает быть самим собой только молитвой. Молитва – это признак того, что в человеке зачался истинный человек: человек бессмертный и вечный. Когда это случилось с крайне анархичным и сатанински христоборческим Савлом, Господь является святому апостолу Анании и говорит ему: Встань и пойди на улицу, так называемую прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится (Деян.9:11). – Если бы Камю шире и глубже постиг трагедию человека без Богочеловека, то нашел бы в себе смирение возопить молитвою к Богу, хотя бы и неведомому. Святой Златоуст словесно выразил свой и всех святых богомудрых мужей опыт, когда произнес это благовестие: «Смиренномудрие – это основа нашей философии», нашей христианской философии, философии по Христу Богочеловеку, вопреки всем философиям «по человеку». Конечно, это значит: каждую мысль свою нужно довести до Бога, совершить и устроить Богом. Это ее естественный рост и возрастание в совершенство. Каждое уклонение мысли от Бога или против Бога неминуемо уводит ее в безысходность, в отчаяние, в сатанинский солипсизм. Человек, каждый человек, будь то Камю или Ницше, Сартр или Хайдеггер, если он не связывает свою мысль с Богом, – беспомощно задыхается в своем ядовитом солипсизме (самозамкнутости). Наподобие сатаны. Ибо что есть сатана? – Мысль, дух, полностью отринувший, отделивший себя от Бога. А чем мысль связывается с Богом? Смирением. А язык смирения – молитва. И мысль мученически возопиет: Господи, заверши меня Тобою! Устрой меня Тобою! Без Тебя я – мертвец, постоянно умирающий и никак не могущий умереть. – Смиренномудрие, что это? – Ум мой, ум человеческий всегда незакончен, несовершен без Бога, Который есть Вечный Ум. Это в действительности святая тайна праздника Сошествия Святого Духа: дух человеческий нужно совершить и достроить Духом Святым, чтобы он освятился, просветился, обожился Духом Святым. Эта святая тайна непрестанно совершается в Церкви Христовой, поэтому Церковь – это поистине непрестанный Духов День. Эту святую истину благовествует нам и первое блаженство, первая святая евангельская добродетель – смирение. Вопреки первородному и всеобъемлющему греху – гордости. От святого Духова Дня в Церкви Христовой каждая богоподобная душа – это купина несгораемая: постоянно горит и пламенеет к Богу и Богом – в ней и над ней всегда пламенный язык…». Для того, чтобы познать Божественную Истину и обрести Божественную Премудрость, человек должен весь освятиться и преобразиться благодать Святого Духа, стать Его живым храмом и неопалимой купиной, украситься евангельскими добродетелями и прежде всего – смирением, воззвать к Богу с молитвой, ибо без молитвы невозможно подлинное Богопознание, она – основа и венец всякого Богомыслия и душа богословия, поэтому богословствующий ум, соединяясь с верующим сердцем неизменно восходят к молитве, а она ведет к молитвенному созерцанию и Боговедению. Как пламенный исповедник Православия, преподобный Иустин Попович был убежден, что «неизмеримое и неистощимое наше богатство – это православная вера наша. Ею все небеса – наши, все Божьи миры – наши, а что драгоценнее всего: Сам Всесладчайший Господь Иисус Христос – наш, а с Ним наши все вечные блаженства и все вечные радости… С тех пор как Господь Иисус Христос на земле – нет пропасти между землей и небом, между Богом и человеком; соединено Божие с человеческим, небесное с земным, вечное с временным. Богочеловеческое Тело Христово – Церковь – и есть небоземной чертог, в котором живут вечной Богочеловеческой жизнью через правую, истинную, апостольскую, Богочеловеческую, святоотеческую православную веру в Господа Иисуса Христа. Нет мертвых в Церкви Христовой, все живые, причем – бессмертно живые; еще на земле бессмертны благодатью, а по преселении из этого в тот мир еще совершеннее, еще сильнее, еще неодолимее, еще бессмертнее бессмертны. Здесь, в Церкви, Ангелы живут среди людей, здесь радость встречается с Истиной, здесь время объемлется Вечностью, здесь вера сочетается с Бессмертием. И человек среди всех этих святынь причащается бессмертию и вечности, живя Святыми Христовыми Таинствами и святыми Христовыми добродетелями; кормчий у всех бессмертнее самого бессмертия – святая Православная апостольская и святоотеческая вера. Обогатиться ею в этом мире – это самое большое и нерасточимое богатство человеческого существа на небе и на земле».
Как и святой Иустин Мученик авва Иустин Попович был убежден, что «истинный христианин – это истинный философ», а каждая мысль должна быть испытана молитвой и Евангелием, ибо христианская философия – это молитвенная и евангельская философия. На своем личном духовном опыте познав, что молитва усиливает любовь к Богу и есть устремление души ввысь – к горнему, преподобный Иустин Попович, вслед за святым Саввой Сербским говорил: «Молитва к Богу для меня всегда была самым великим блаженством на свете». «Молитва – дыхание души; ею вдыхается небесный воздух, небесное благо, все божественное, бессмертное и вечное. Она – первое условие здравия души; без нее проказа души разъедает душевную ткань, и она тлеет, пока совсем не растлит себя в лукавстве, во грехе. Все освящается молитвой: всецелое человеческое существо, ибо молитва низводит и вселяет все остальные святые добродетели, которые благодатью своей освящают всего человека. Молитва освящает и весь окружающий человека мир: молитвенное отношение к миру. О Боге лучше всего мыслить молитвой: и наиболее глубоко, и наиболее совершенно». Вслед за царем Соломоном – величайшим из мудрецов и философов древнего Израиля, святой Иустин Попович верил, что начало премудрость – страх Божий: «В Премудрость Божию входят стопами молитвы. Всякая тварь – Господня: как я войду в Господне без страха, чтобы не осквернить, не унизить Господа, чтобы не лишить Его творение премудрости и смысла? С молитвенного страха начинается премудрость. Страшно мне, Господи, когда глаз мой вглядывается в лист розы, ибо лист живет Тобой и в Тебе. Страх премудрости, трепет премудрости ¬ тайны Божии окружают меня, – ибо Ты еси Владыка премудрости; Ты еси Господин, Господи, а я нищий, которому жутко входить с истлевшей душой, одетому в лохмотья, в сокровищницы Твоей премудрости. Отсутствие страха пред Богом ¬ отсутствие мудрости, безумие и глупость; дьявол – лишение страха пред Богом ¬ воплощение глупости, лжи и безумия. Без страха перед вещами и явлениями пишут сегодня писатели, и потому нет в них мудрости». В писаниях святых отцов Церкви монашество именуется мученичеством и подвижничеством, ибо в основе монашества – жертвенное принесение всего себя Богу для совершенного соединения с Ним, подвиг жертвенной и самозабвенной любви ко Христу. По убеждению святого Иустина Поповича, «у истинных богомольцев все сводится к личному подвижничеству, особенно к молитве и посту. И в этом, как раз в этом, они – именно Христовы и именно православные, ибо, по заповеди Господа Иисуса Христа, они воплощают Евангелие в этих двух подвигах: в молитве и посте – и убеждены, что всякую нечистоту, всякий скверный помысел, всякое нечистое похотение, всякого нечистого духа можно изгнать из человека только молитвою и постом (Мф.17:21). Богомольческое движение свидетельствует о том, что наш народ сердцем знает Христа и Православие, сердцем знает, что православного человека делает православным. Возрождение это – подвижническое, и потому оно православное, ибо Православие не признает никакого другого возрождения, кроме подвижнического. Официальные представители нашей Церкви должны с подвижническим воодушевлением поддержать это подвижническое движение, направить его в русло подвижничества святоотеческого, чтобы не совратилось оно в пучины ересей и расколов. Подвижники – это единственные миссионеры Православия; подвижничество – единственная миссионерская школа Православия. Православие – это подвиг и жизнь, поэтому и проповедуется оно только жизнью и подвигом. Воспламенить подвижничество личное и соборное – это должно быть внутренней миссией нашей Церкви в нашем народе. Приходы нужно соделать центрами подвижничества, но сделать это может только пастырь-подвижник. Необходимо усилить молитву и пост, украситься церковным благолепием, ибо оно – главное средство Православия, благодатно действующее на каждого человека, особенно на славянина, и возрождающее его. В связи с этим нужно основать православные братства при каждом приходе, которые бы христолюбием и братолюбием смиренно служили Христу и всем людям, служили кротко, смиренно, жертвуя собой до самозабвения. И служение срастворить с молитвой. Это главное, это необходимо. Но все это предполагает, что наши священники и монахи и сами станут подвижниками, и об этом Господу Богу помолимся». Монах Иустин Попович был истинным подвижником и мучеником Христовым – всю свою жизнь он свидетельствовал о Богочеловечестве Иисуса Христа и был верным свидетелем Его, он был истинным философом – любителем истинной Премудрости Божьей – Христа Богочеловека, а вся его жизненная философия была философией по Христу – философией Святого Духа, бесконечно превосходящей любую философию «по преданию человеческому и по стихиям мира» (Кол.2:8), и эта христианская философия изливаясь из его ума, просвещенного Святым Духом, и сердца, очищенного слезами покаяния, они изливалась в пламенную молитву и славословие, в созерцание и Боговидение. Для преподобного Иустина Поповича монашество есть отречение от всех сует и соблазнов мира сего во имя единения с Богом и ради молитвы за весь мир. Вся суть монашества заключена в соблюдении заповедей о любви к Богу и ближним, оно – высшее служение Богу и человечеству, преображение жизни в жизнь во Христе, подвиг послушания, поста и молитвы. Авва Иустин Попович часто говорил: «Тяжело каждой моей мысли, которая не выливается, не преобразуется в молитву». «Что такое молитва к Богу? – Выражение нашей любви к Богу, т. е. боголюбие, первая заповедь. Что такое наша молитва к святым? – Выражение нашей любви, язык нашей любви к ним, наше смирение перед ними, наша вера в них и наша надежда. Другими словами, вторая заповедь, т. е. человеколюбие: любовь к святому, вечному, небесному человеку; евангельское человеколюбие: любовь к обоженному человеку, о-Бого-ображенному, сочетавшемуся со Христом и преображенному во Христе. Это отверзает дверь и всем прочим святым добродетелям и Таинствам и воспламеняет нашу любовь к ним. Бог есть любовь; как стяжем мы эту любовь, как войдем в нее, если прежде всего не молитвой, ибо она связывает и соединяет нас с Богом ¬ Любовью. От этой Любви и все на земле и на Небе дышит любовью». В своих богословских произведениях, статьях, письмах и дневниковых записях преподобный Иустин Попович настаивал, что каждый монах, а в идеале и каждый христианин, призван непрестанно молиться – исполнять заповедь апостола Павла и непрерывно понуждать себя к молению – воззванию к Богу, каждое свободное мгновение своей жизни превратить в молитвенное воздыхание, в молитвенным возглас, в молитвенный плач, в молитвенную песнь, чтобы вооружиться «всеоружием Божьим» и побеждать во всех духовных бранях демонов и страсти, гнездящиеся в темных глубинах наших сердец, омолить всего себя – каждое намерение, каждую мысль и каждое чувство, не дышать без молитвы, но дышать молитвой, ибо она есть дыхание жизни для нашей души, превратить все дни жизни в святые четки и творить Иисусову молитву, жить молитвой, ибо она – крылья нашего духа, возносящие нас к Богу. «В этом земном мире многие вещи приковывают наши сердца к земле – к временному и смертному. Но чтобы земля и ее временные сласти не умертвили нас соблазнительными искушениями, необходимо постоянно пробуждать себя от духовного сна. Как? Прежде всего – молитвой. Ибо искренняя молитва, исходящая от чистого сердца, имеет всепобедную воскрешающую силу, которой воскресают наши умершие души из всех духовных смертей. Как только встанешь всем существом на молитву, сразу ощутишь, как твоя душа, подобно молнии, возлетает с земли на небо, в сонмы святых Ангелов и Архангелов и бесчисленных Божиих святых. И каждый из нас тогда всем сердцем почувствует то истинное слово святого апостола Павла, что наше жительство на небесах, во Христе Иисусе – Чудесном Господе и Спасителе нашем. А когда мы нашу молитву усилим постом, любовью, благостью, послушанием, о! – тогда она воистину становится всемощной и всепобеждающей во всех наших сражениях со всеми искушениями сего мира: настолько всемощной и всепобеждающей, что ее пламенем и огнем пожигаются все бесы, с какой бы стороны в искушениях они на нас ни нападали. Только да пребудем с помощью Божией твердо и неустанно в предстоянии и молитве! Тогда наше спасение будет уготовано благодатью Божией, по неизменной Божией милости, а не по каким-то нашим заслугам, ибо как человеческие существа мы всегда слабы, немощны и поползновенны». Молитва – это алмазный стержень и сердцевина всей духовной жизни, а каждый настоящий христианин – молитвенник, ибо только молящийся знает Бога и живет по Его воле, пламенно исповедует веру во Христа словом и делом, очищает сердце покаянием и духовно преображается, наполняясь животворящей благодатью Святого Духа. Быть христианином – значит жить святой жизнью и не грешить, уподобиться Иисусу Христу всей жизнью своей и быть во всем Христовым – и душой, и мыслью, и сердцем, и волей, и деяниями, и речами, а это – невозможно без веры и молитвы, без аскетического подвига нашей воли и стяжания благодати Святого Духа.
Вскоре после монашеского пострига инок Иустин Попович в числе талантливых сербских богословов из Скадара направился на академическое обучение в Россию и обучался в Петербуржской Духовной Академии, где он глубоко ознакомился с творчеством Достоевского и русских религиозных философов, с русским православным богословием и святыми России, проникся глубокой любовью к русским сытым – Сергию Радонежскому, Серафиму Саровскому и Иоанну Кронштадтскому, с великим почтением относился к митрополиту Антонию Храповицкому и патриарху Тихону, он узнал душу русского народа, ее веру и идеалы – познал ее Ад и ее Рай, о чем он впоследствии писал в своей великолепной книге «Философские пропасти»: «Человек – это единственное существо во всех мирах, разрывающееся между раем и адом. Проследите за человеком на всех его путях, и вы увидите, что все его пути ведут или в Рай, или в Ад. В человеке нет ничего, что не завершалось бы или Раем, или Адом. Диапазон человеческих мыслей, человеческих чувств, человеческих настроений шире и ангельского и дьявольского. Шире дьявольского, ибо человек может пасть ниже дьявола; шире ангельского, ибо человек может достигнуть Бога. А это значит, что человеческое зло и добро беспредельны, вечны, ведь добро ведет человека в вечное царство добра, в Рай, а зло – в вечное царство зла, в Ад… Русская душа имеет свой Рай и свой Ад. Нет нигде более страшного Ада и более дивного Рая, чем в душе русской. Ни один человек не падает так глубоко, до крайнего зла, как русский человек; но в то же время и ни один человек не взмывает так высоко, до вершин, превышающих все вершины, как русский человек. История свидетельствует: русская душа мечется между чернейшим адом и самым светлым раем. Мне кажется, что русская душа из всех душ на земле имеет самый жуткий Ад и самый чарующий Рай. В драме русской души принимают участие не только все ангелы небесные, но и все бесы Ада. Русская душа – это самое драматичное поприще, на котором беспощадно сражаются Ангелы и демоны. За русскую душу ревниво борются миры, борются вечности, борются сам Бог и сам сатана. Что то есть то, что составляет и представляет собою Рай русской души? Рай русской души представляют и им являются богоносцы и христоносцы земли русской, русские святые, от святого князя Владимира и до патриарха Тихона Исповедника. Огромен, чудесен, беспределен Рай русской души, ибо огромна, чудесна и беспредельна святость славных святителей земли русской. Всякий святой – это не что иное, как возвращенный Рай. А это значит, что душа отнята у греха, смерти и диавола и соединена с Богом, Его светом и вечностью. Где же Рай русской души? Вот же он, в святых Сергии Радонежском и Митрофане Воронежском, в святых Филиппе Московском и Владимире Киевском, в святых Серафиме Саровском и Иоанне Кронштадтском, во всяком подвижнике, во всяком мученике, во всяком исповеднике, во всяком праведнике земли русской. Дивен Бог во святых русских. Смотри, сколь дивен в отце Иоанне Кронштадтском! Настолько дивен, что святой отец Иоанн стал святителем земли русской. В новое время русская душа обрела в лице преподобного отца Иоанна Кронштадтского свой совершеннейший Рай. Несомненно, он стал Раем для измученной души русской. Каким образом? Тем, что своими евангельскими подвигами он вселил в себя Господа Христа, а с Ним и весь Рай, и все райское очарование. Очевидно, что всякая евангельская истина понемногу возрождает Рай в душе человеческой, а когда они соберутся все вместе, тогда возникает весь рай со всеми своими вечными совершенствами. Где же еще евангельские добродетели настолько живы, настолько деятельны и настолько бессмертны, как в христоносцах? Поэтому они суть Рай Христов на земле. И все-таки что такое Рай? Не что иное, как осуществленное Евангелие, прожитое Евангелие. Более того, Рай – это пережитый человеком Господь Христос в полноте Его богочеловеческой личности. Согласно апостольскому опыту, живу же не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал. 2:20). А Христос живет в человеке через Свои богочеловеческие добродетели. Эти добродетели постепенно проникают в душу и постепенно вытесняют из нее грех, зло, смерть и дьявола и утверждают добро, любовь, истину, бессмертие и Бога». Для преподобного Иустина Поповича было очевидно, что для того, чтобы понять народ нужно узнать не только его историю и современную жизнь, но и его веру и душу – его святыни, а величайшая святыня русского народа – это Православие, а высшая цель христианской жизни заключена в стяжание Святого Духа, о чем возвестил святой Серафим Саровский, которого авва Иустин созерцал в таинственном видении ночью в сентябре 1936 года, когда святой Серафим Саровский в священнических одеждах подошел к авве Иустину, а он простер руки свои к святому, затем – Серафим Саровский исчез, а на душе Иустина было радостно от того, что он увидел святого, и грустно от того, что он исчез. Характерной чертой аввы Иустина Поповича была та «всемирная отзывчивость», о которой говорил Достоевский в своей знаменитой Пушкинской речи, на что обратил внимание епископ Афанасий Евтич: «Всю свою подвижническую жизнь он одинаково молился за всех православных, особенно же за братьев-греков и русских, нисколько не умаляя этим любви к своему сербскому народу. Бог дал ему познать лицом к лицу и православную Россию, и православную Грецию, как мы это увидим в дальнейшем, и он всегда любовью смирялся перед Православием Византии и Святой Руси и точно так же любил свою православную святую Сербию». Бурные события, разворачивающиеся в России стали причиной того, что Иустин Попович в июне 1916 года выехал в Англию, где смог обучаться на теологическом факультете в Оксфорде, изучить много научной, богословской и философской литературы, а также написать докторскую диссертацию на тему «Философия и религия Ф.М. Достоевского», которая не была принята к защите, ведь как православный подвижник и богослов он подверг беспощадной критике европейскую культуру с ее скептицизмом и атеизмом, гуманизмом и рационализмом, проникшими во все сферы жизни Европы – в ее науку и образование, в ее философию и культуру, но равным образом он критиковал и языческий Восток с его философией мира сего и пантеистической мистикой, с его отвержением Иисуса Христа и тайны Богочеловечества. Как замечает иеромонах Макарий Симонопетрский: «поскольку научные руководители Иустина Поповича настаивали на внесении в текст диссертации «Философия и религия Ф.М. Достоевского» изменений, которые были для него неприемлемы как противоречащие истине, он отказался от защиты диссертации и покинул Англию, не получив степени». В своей религиозно-философской антропологии преподобный Иустин Попович был учеником апостола Павла и апостола Иоанна Богослова, учеником святых отцов Церкви, познавшими как горький опыт Богооставленности и трагизм падшего человека, зараженного вирусом греха и смерти, так и благодатный опыт Богообщения и духовного преображения, освобождения от дьявольского ига греха и смерти через искупительную жертву Иисуса Христа и благодать Святого Духа, через новую жизнь во Христе, а в критике западного гуманизма и антропоцентризма, католичества и протестантизма он нашел себе верного союзника и гениального сподвижника в лице Достоевского, романы которого он штудировал с семинарской скамьи, почитая великого русского писателя как апостола православного реализма: «Всю свою жизнь Достоевский пророчествовал о Богочеловеке и о преображении человека с помощью Богочеловека. Как пророк и прозорливец, он свел человеческое зло и человеческое добро к их праисточникам: зло – к дьяволу, добро – к Богу. Ибо главное отличие пророка – видение мира и человека в мире с точки зрения вечности, размышление о мире мыслью Божией, возвещение Божиего промысла о мире, делание Божиего дела в мире. Православный реализм – это не что иное, как богочеловеческий реализм, то есть благодатное и органичное соединение Божиего и человеческого, небесного и земного. Всякое чувство от сильнейшего до слабейшего, всякая мысль от величайшей до мельчайшей должна ологоситься, обогочеловечиться подобно Богочеловеку и таким образом обессмертиться. Это происходит с человеком, воцерковившимся и оцерковившимся, когда он станет живой клеточкой в богочеловеческом организме Христовом – Церкви. Богочеловеческие силы Христовы в организме Церкви работают непрестанно и все человеческое преисполняют божественной вечностью и жизненностью. Вот и примеры тому: старец Зосима, Алеша, князь Мышкин, Макар и другие созидатели православного богочеловеческого реализма. В новое время Достоевский – это прозорливейший пророк и самый красноречивый апостол Образа Христова. Образ Христов – это единственный Свет против всякой тьмы, в которую может впасть род людской, единственный выход из всякой смерти, единственное утешение во всех муках, единственный указатель пути из всякого заблуждения… В мире наших трагичных земных относительностей Достоевский – это боговдохновенный пророк и апостол абсолютной Красоты. «Прекрасное есть идеал, - говорит он, - а идеал – ни наш, ни цивилизованной Европы еще далеко не выработался. Но на свете есть одно только положительно прекрасное лицо – Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уже, конечно, есть бесконечное чудо. (Все Евангелие Иоанна в этом смысле; он все чудо находит в одном воплощении, в одном проявлении прекрасного)». «Красота спасет мир», - пророчествовал Достоевский. Несомненно, абсолютная Красота, которая есть Христос, воплощенный Бог Слово… Пламенный пророческий идеализм Достоевский своим апостольством претворил в православный реализм. То, что Достоевский провидел как пророк, он осуществлял как апостол. Многие из его пророчеств осуществляются на наших глазах. Существуют психологические и онтологические предпосылки к тому, что и все остальные его пророчества сбудутся. Ведь все они проникнуты евангельским духом. А и небо, и земля не прейдут до тех пор, пока не исполнится сказанное в Евангелии и прореченное на его основании. Как духовные потомки пророка православного реализма, мы, славяне, пророческий род. Наша миссия – всею своею душою, всем своим сердцем, всею своею мыслью, всею своею силою исполнять Евангелие Христово. Если мы будем так трудиться, то исполним завет нашего славянского пророка Достоевского и явимся достойными».
Во дни своего обучения в Оксфорде святой Иустин Попович жил подвижнической жизнью, о чем свидетельствует случай, описанный епископом Афанасием Евтичем: «Один молодой англиканский монах, познакомившись с юным и необычным для всех монахом Иустином, полюбил его и сблизился с ним. Наблюдая непосредственно за его подвижнической жизнью и особенно за его непрестанными молитвами и обильными слезами – подвигами, характеризовавшими жизнь отца Иустина до конца его пребывания на земле, – он однажды, искренне признался этому православному подвижнику среди Запада: «Я только сейчас понял, что у вас покаяние и вера – это нечто иное, нежели как понимаем это мы на Западе и как нас об этом учили. Сейчас я вижу, что мы на Западе не знаем, что такое покаяние». Англиканский монах был прав. В монахе Иустине он видел то, что на Западе видят редко или уже не видят с давних пор: живую веру и покаяние как основание евангельской жизни, прежде всего другого и во всем другом. Ибо в этом, как говорят святые отцы, заключено Святое Евангелие, этим очищается и возрождается человек, и в нем зачинается новая жизнь в Духе Святом. Отец Иустин принял Христово Евангелие со всей серьезностью и последовательностью: как свой личный подвиг, как подвиг, исходящий прежде всего от себя самого, ибо в противном случае все остается теорией и наукой на бумаге». В начале лета 1919 года авва Иустин Попович вернулся из Англии на родину, где впервые после долгих лет войны смог увидеться со своими родными. В этой время лицо его было проникнуто печальной задумчивостью, а очи – тоской по Богу, в сердце его непрестанно совершался покаянный плач и молитва за мир, он был пламенным любителем молитвы и слез, а его аскетические подвиги становились все более усердными и суровыми, все более самоотверженными и духовно перерождающими его душу в душу великого подвижника и исповедника Христова, в душу истинного богослова и молитвенника. Душа преподобного Иустина Поповича искала подвижнической и аскетической жизни – он мечтал об Афоне, а в скором времени отправился в Афины и находился там с конца сентября 1919 года до 31 мая 1921 года, обучаясь на богословском факультете Афинского университета и написав докторскую диссертацию по теме «Проблема личности и знания по святому Макарию Египетскому» которую успешно защитил в 1926 году в Афинах, а впоследствии издал в журнале «Богословие, правда и жизнь». В своем богословском произведении, посвященном преподобному Макарию Египетскому, святой Иустин Попович писал о проблеме личности и познания как основной проблеме философии всех времен, ибо цель философии – обретение Истины: «Проблема познания все более настойчиво и неодолимо заявляет о себе как о главной проблеме философии и науки. Происхождение сознания и прочих способностей познания заключено в мучительную тайну. Любознательные паломники истины в смиренном или в мятежном состоянии духа обходят вокруг нее, тогда как жуткие водопады тайн низвергаются на них со всех краев неба, а бездны чудес грохочут под их ногами в беспокойной утробе земли, всегда чреватой неслыханными загадками и неожиданностями. В этом мире за один день паломника истины встретит и настигнет намного больше тайн, чем его легкие способны вдохнуть частиц воздуха за тысячу дней. И каждая из этих тайн пристально всматривается в око его души, смотрит на него своим страшным, своим огромным глазом без зрачка. Лишенный покоя паломник истины уходит в себя и в себе самом ищет объяснение этих тайн, но вместо объяснения он находит там истину о том, что и сам он – несказанная тайна, что и самая природа его познания по своей таинственности и загадочности превосходит все таинственное и загадочное в мире сем. Как только паломник истины войдет в себя, в свои внутренние бездны, для него тут же становится ясно, что самое главное и самое нужное – это, прежде всего, познать самого себя, природу своего духа, природу своего познания. Посему это стало главной проблемой не только для приверженцев гносеологического идеализма и критицизма, но для поборников гносеологического материализма и догматизма. Тайна познания все более и более сводится к тайне организации человеческой личности и ее способностей познания. Все более проявляется чувство, и – хотим ли мы того или нет – приходится признавать, что в таинственную сущность человеческой личности, как в собирающую линзу, стекаются лучи всех физических и метафизических мистерий. Тайна познания разрастается в бесконечно сложную тайну личности. Происхождение, границы и критерии познания исчезают в неисследимой мистерии чудно изваянной личности человека. И проблема личности становится центральной гносеологической проблемой. Но когда речь идет о проблеме личности, тогда, в силу самой логики этой проблемы, внимание человека должно остановиться на самой интересной и самой притягательной личности, шествовавшей когда-либо по нашей планете, – на Личности Богочеловека Христа. Своей непреодолимой притягательностью она, подобно магниту, привлекает к себе всех искренних мучеников мысли и неутомимых паломников истины; к ней таинственно стекаются все проблемы человеческого духа, к ней так или иначе склоняются и человеческая личность, и человеческое познание. Что значит и что может значить Личность Богочеловека Христа для человеческой личности и человеческого познания, мы попытаемся показать через изложение учения Макария Святого и Великого, этого богомудрого паломника Истины… Учение преподобного Макария Египетского приводит нас к выводу о том, что тайна человеческой личности и познания невозможна и необъяснима вне Святой Троицы. Возможность, объем, границы и собственный критерий своего познания богообразная личность находит лишь в срастворении (соединении) с Триипостасной Истиной. От своего загадочного начала до не менее загадочного апокалиптического завершения богообразная природа личности тяготеет к Божественной Троице. Разобщенная (разрушенная) грехом, ввергнутая в адские ужасы сатанинского солипсизма, богообразная (боголикая) сущность личности изливается в судорожных рыданиях в своем устремлении к Богу. Духосветлый, христоносный Макарий Великий, этот чудесный духовидец человеческой природы, находит, что человеческая личность и на всех ступенях греховности (поражения грехом) в основе своей – теоцентрична, Христо-центрична и что свой вечный, богоданный смысл и полноту она обретает лишь в благодатно-таинственном срастворении (¬соединении) с Богочеловеком Христом. Но содержание, форма и путь к этому соединению со Христом носят исключительно чисто благодатно-богочеловеческий характер, и нельзя подсовывать святому Макарию пантеистическое понятие ;;;;;; ;; ; ;;;; стоиков. Мы видели, что «красис» (соединение) человеческой личности со Христом совершается в Духе Святом, которого не имеют не только стоики, но и величайшие нехристианские философы: Платон, Аристотель и Сократ. Для Богочеловеческого «красиса» абсолютно необходима историческая Личность Богочеловека Христа и благодатное содействие Бога Духа Святого и Бога Отца». С апостольским вдохновением преподобный Иустин Попович раскрыл саму суть новозаветной, апостольской и святоотеческой гносеологии, являющейся характерной чертой христианской философии – жизненной, духовно-опытной, молитвенной и подвижнической философии, исповедуемой святыми отцами Церкви, стяжавшими благодать Святого Духа: «Вся новозаветная гносеология ограждена Лицом Богочеловека; в ней все – лично и опытно; ни малейшее познание невозможно без личного участия в жизни Личности Богочеловека, без обогочеловечения. Богочеловеческая жизнь создает Богочеловеческую философию; жизнь предшествует философии; философия – это естественное излияние жизни; богочеловеческую, христианскую философию создают личности обогочеловеченные, христоносные, опытно переживающие Христа как сущность своей жизни и познания. Философы Божии – те, чей внутренний человек – т. е. весь ум, и душа, и сердце – исполнен Христом, имеют в себе Христа и наставляются Им. Философы Божии – это единственные истинно мудрые. Их философия – жизненная, опытная, благодатно-деятельная, а не повествовательная, не безблагодатная греческая философия, ибо «греческие философы учат словам», проповедуют слова; их философия – это философия слова, лишенная опыта и благодати, небогодухновенная. Философы Божии «созидаются Божественным ведением и Божией благодатью». Они «умудряются благодатью в разумении чего-либо, в неизреченной мудрости и в ведении неиспытуемого Духа, чего невозможно изглаголать языком и устами». Благодатная, христианская жизнь создает благодатную, христианскую философию. Поэтому святой – это единственный истинный философ, ибо «пребывающий в совершенном свете не желает зла, не мыслит зла – «рогоза». В душах святых неизгладимо отпечатан «боголикий образ (лик) Духа», поэтому каждая их мысль, каждое чувство и вся их философия – боговидна, боголика. «Божественный и небесный Дух обитает в уме» богообразных святых, и все их умное творчество носит на себе образ (лик) Духа Святого. Без обитания Духа Святого в человеческом уме каждый акт познания и все человеческое познание вообще сводится к грехообразному феноменализму, облеченному в «ризы кожаные». «Мудрые века сего – Аристотель, или Платон, или Сократ – при основательном своем ведении уподоблялись большим городам, но опустошены были врагами (т. е. бесами), потому что не было в них Божия Духа». Новозаветный путь познания имеет глубоко личный характер; это опытный Богочеловеческий процесс органического срастания человека с Богочеловеком Христом. Бесконечная тайна этого пути заключается в Святом Таинстве Причащения. В этом Таинстве Объект веры и познания срастворяется с психофизическим организмом субъекта; в нем тайна познания переживается как Святое Таинство и Объект познания становится жизнью, становится телом и кровью субъекта». Для преподобного Иустина Поповича познание Истины есть путь духовного преображения и единения с Богом, опыт обожения, предполагающий религиозную веру и глубокую духовную жизнь, соблюдение заповедей, участие в таинствах Церкви и молитву, чтобы каждое мгновение жизни жить Богом: «Каждое мгновение моей жизни – Божие. Зачем же тогда бояться кого бы то ни было и чего бы то ни было, кроме Бога? Святой Златоуст: «Послушай Бога в заповедях, чтобы Он услышал тебя в молитвах». Для чего мне дано тело? Чтобы оно было храмом Господу. А душа? Чтобы была священнослужителем, молитвенницей в этом храме. А глаза? – Светильники. Человек, гонящийся за ветром, что поймает? – Свое падение. Сердце да горит пред Богом, как пожар; чтобы в огне своей ревности и любви к Богу расплавиться и очиститься». В своей диссертации, посвященной учению о личности и познании святого Макария Египетского преподобный Иустин Попович раскрыл его антропологию – учение о первозданном состоянии человека до грехопадения, затем – о его состоянии после грехопадения, когда человек отпал от Бога и попал под тираническое иго греха, смерти и дьявола, утратив благодать Святого Духа и высочайшую мудрость, а в завершении – о состоянии обожения, когда через искупительную жертву Иисуса Христа и личную веру, действующую любовью, через синергию человеческой свободы и Божественной благодати человек соединяется с Богом и обретает спасение и познание Божественной Истины, восходя на вершину Богопознания.
Описывая жизнь преподобного Иустина Поповича, епископ Афанасий Евтич с горечью отметит, что «когда все было сделано и сданы необходимые для защиты диссертации экзамены по догматике и сравнительному богословию, Святейший Сербский Синод неожиданно отказал ему в дальнейшей выплате стипендии, а она была необходима для печатания работы, и иеродиакон Иустин должен был немедленно возвратиться на родину, вновь не доведя работу до конца. Дело защиты докторской диссертации он закончит позже (с января по июнь 1926 года) по той же теме, также в Афинах, у профессора Диовуниотиса, однако и здесь его будут ждать искушения: работу ему придется наскоро написать вновь, ибо человеческая злоба и зависть украли у него в Сремских Карловцах готовую работу со стола, чтобы этим помешать его дальнейшему богословскому возрастанию и совершенству, а потомство лишить его таких богомудрых и душеполезных книг». Пребывая в православной Греции, авва Иустин Попович непосредственно узнал вековое благочестие и церковную веру греческого народа, проникся дивными византийскими богослужениями и усердно читал жития святых, вспоминая о том, как от одной набожной греческой старушки он научился благочестию более, чем от обучения в университетах: «Она знала наизусть почти все жития святых, и я, как монах, горел стыдом и дивился ее благочестию». В мае 1920 года монах Иустин Попович был рукоположен в иеродиакона и всецело сосредоточился умом и сердцем на святой Божественной Литургии, полагая, что Божественная Литургия – это сердце всех молитв и богослужений, она – духовная ось всей христианской жизни и основа Церкви, она собирает всех верных Христу вокруг Евхаристической Чаши и в единой соборной молитве, возносящейся от лица всех за каждого и от лица каждого за всех, она дает нам пережить то, что описано в Евангелии – стать свидетелями и участниками земной жизни Иисуса Христа – Его рождения в Вифлееме и Нагорной проповеди, рассказанных Им притч и совершенных чудес, Тайной Вечери, Голгофы и Воскресения, она дает нам очиститься от греховной скверны и обрести прощение Божье в таинстве покаяния, соединиться с Богом в молитве и таинстве Евхаристии, жить Иисусом Христом. Со всей мощь и силой своего пастырского слова святой Иустин Попович будет проповедовать о том, что Христос есть высочайшая святыня и величайшая сверхценность для каждого истинного христианина: «В мире сем, и вообще на небе и на земле, для христианина существует лишь одна верховная ценность, верховная всеценность – Господь Иисус Христос, Богочеловек. И не только для христианина, но и для каждого человека, который духовно пробудился и увидел весь ужас человеческого бытия и его жизни в этом мире. Все земные ценности, учитываемые серьезно и беспристрастно, имеют в себе столько весомости и нетленной ценности, сколько имеют в себе Господа Христа. Без Него они – вообще не ценности. Только Господь Христос как Богочеловек дарует человеку Себя – Единого Истинного Бога неба и земли – и Собою и в Себе исполняет его всеми божественными совершенствами, каких не видел человеческий глаз, не слышало человеческое ухо и какие не приходили человеку на сердце (см.: 1Кор.2:9). Кроме того, Господь Иисус Христос дарует человеку и все Божественные силы, с помощью которых человек претворяет все это в свою жизнь, в свою совесть, в свое бессмертие, в свою вечность, прилагая со своей стороны труд и ревность в святых добродетелях. Ибо быть христианином – значит непрестанно переживать Господа Христа через Святые Таинства и святые добродетели (см.: Флп.3:9–15). Мы тогда христиане, когда наши сердца и наши мысли держим и храним в Господе Иисусе Христе, когда они постоянно в Нем (см.: Флп.4:7); тогда они превыше всякой смерти, ибо Всеблагий Господь наполняет их Своей всеспасительной, все-обожающей благодатью, дарующей им бессмертие. Сердца наши в Господе Иисусе! Это значит: все они исполнены Его любовью, Его истиной, Его правдой, Его вечностью. Все они – пребывают горе, на небе! Всегда обращенные к небу, особенно на святой литургии, когда их благодатная евхаристическая сила окрылит в молитвенном возгласе священнослужителя: «Горе имеем сердца»; горе – во Христе, и они всегда у нас будут наполнены райской сладостью, любовью, радостью, вечностью, Божественным миром, превосходящим всякое разумение (см.: Флп.4:7). – Мысли наши в Господе Иисусе! Это значит: каждая из них Им насыщается, Им живет, Им входит в бессмертие и вечность, Им блаженствует, Им умствует, Им возводится к Богомыслию, Им мыслит и пребывает в Богомыслии. Поэтому такие мысли недосягаемы и для самых крылатых призраков отчаяния и сомнения, для любой смерти, для любого демона». Размышляя о призвании священнослужителя, преподобный Иустин Попович будет писать о том, что иерей Господень призван украсить свою душу евангельскими добродетелями и красотой Святого Духа, чтобы сиять на богослужении как яркая звезда, он призван сам духовно просветиться и преобразиться, чтобы просвещать своим словом и преображать своими молитвами и наставлениями свою паству, он должен обрести страх Божий и гореть огнем веры, чтобы зажигать окружающих и совершать Божественную Литургию: «святая Литургия – это искусство превыше всех искусств, дабы удостоился он стать инициатором небесного искусства на сей помраченной планете; надлежит ему сначала пожаром веры возжечь самого себя, дабы мог он и других зажигать верой. Ведь льдом нельзя зажечь ничего, а тем паче – веру. Святой жизнью приобретается святое знание, святой опыт предваряет познание святых истин, познанию Христа предшествует жизнь во Христе». «Самое великое чудо на земле – святая Литургия; ее священнодействует, чино-совершает православный священник; Бог снова воплощается; причастники принимают в себя всецелого Бога. А священник, что он здесь дает от себя? – Чистую душу: душу, очищенную от грехов и страстей, святые подвиги евангельских добродетелей; веры, молитвы, поста, любви, милосердия... Поэтому священнику никогда не достаточно ни веры, ни молитвы, ни поста, ни милости, ни Истины, ни Правды, ни Любви, ни Жизни. Разумеется, во всем этом его ведет и путеводит вера; она – сердце каждой евангельской добродетели». «История Православной Церкви нас учит, что Литургия всегда была центром и сердцевиной каждой поистине православной души. Загляните в души православных святых подвижников, и вы увидите, что они сотканы из литургических чувств. Переживание литургических Таин как сущности своей личности – это единственный путь созидания из обычных людей – бого-людей, из несвятых – святых. Кто не понимает Литургии, тот не может понимать Православия. Это говорю не я, а глубокомысленный апостол Православия – Хомяков. Не могу представить, чтобы в эти дни (Светлое Христово Воскресение и Светлая седмица) не было богослужения – пасхальной утрени, вечерни, святой Литургии. Богослужения всей этой седмицы – это нечто самое прекрасное. Просто чувствую себя непрестанно на богослужении всю эту неделю. Я в каком-то восхищении, воодушевлении, радости... Это две антитезы, если сравнить Светлую седмицу с первой седмицей Великого поста». Если мы раскроем «Молитвенный дневник» святого Иустина Поповича – трогательное исповедальное произведение, где раскрывается все величие его личности и его удивительные духовные дарования и добродетели, его молитвенные размышления и духовные переживая, аскетические подвиги и слезные моления за всех и за вся, особенно за всех страждущих и заблудших, за всех людей, за цветы и растения, за птиц животных, за всю поднебесную тварь Божию, то увидим, что вся его иноческая, а затем и пастырская жизнь была овеяна и проникнута молитвой – в каждодневных молитвах он взывал к Богу, затворяясь в своей келье или в кабинете он молился за весь мир и за все народы земли, проливал потоки покаянных слез и возносил хвалу Богу и благодарения за Его милости, уподобляясь величайшим православным подвижникам – святому Исааку Сирину и святому Симеону Новому Богослову. «Почти никогда я не сходил в себя, чтобы не оплакать себя, чтобы не разлиться слезами и рыданиями... Через ужасы зараженной грехом жизни в мире только молитвой и слезами человек может пробиваться к Сладчайшему Образу Христову... Исполни, Господи, сердце мое Собой, но прежде очисти его от всего мирского и от всех пожеланий вообще». В «Молитвенном дневнике» изложена ежедневная исповедь преподобного Иустина Поповича и его исследование собственных помыслов и собственного сердца, испытание и проверка своей совести, сердечное сострадание ко всем несчастным и обездоленным, а во всех его размышлениях ощущается не только необычайная глубина богословской мысли и редкое философское чутье, глубокая мудрость, роднящая его с Иовом и Соломоном, но и херувимская зоркость, бдительность и проницательность, здесь же он излил все печали по Богу и скорби от того горестного факта, что наш мир лежит во зле, излил все думы и муки своего сердца, все томление духа, которое он возносит к небесам. На личном опыте познав великую силу молитвы, авва Иустин Попович говорил: «Нет искушения или греха который не сгорит в молитвенном пожаре нашей души; нет страсти, которая не окончит тем же; нет демона, который не испепелится в пламени нашей непрестанной и слезной молитвенности». Во время своего пребывания в Афинах преподобный Иустин Попович жил самой напряженной молитвенной подвижнической жизнью – он применял к самому себе прочитанное у святых отцов Церкви – особенно у святого Макария Египетского и святого Исаака Сирина, всеми силами души своей он стремился к самоотверженному соблюдению заповедей Евангелия, в пламенных молитвах и покаянных слезах, в аскетических подвигах и мученичестве духа и совести с каждым днем все более преображаясь в истинного подвижника Христова и через духовную борьбу со страстями восходя к благодатному состоянию, выраженному в исповедальном молении: «Из мрачной пещеры тела своего взираю на Тебя, Господи, и всматриваюсь – и никак не увижу. А знаю, предчувствую и знаю, что Ты единственный Зодчий, Господи, могущий построить вечный дом моей души. А строители суть: молитва, слезы, пост, любовь, смирение, кротость, терпение, надежда, сострадание... Тогда все человеческое приходит в движение, в возбуждение, в приятный трепет, в созидающий страх. Как на солнце и внутри его – все в бушующем хаосе и шторме: постоянные извержения, огненные фонтаны, раскаленные вихри, многокилометровые протуберанцы. И такое клокочущее солнце изливает в наш земной мир тихий, мирный и животворный свет, не знающий ни бури, ни грозы. Подобны этому и Христовы люди, особенно святые: они в пламенном молитвенном восхищении любви и веры переплавляют самих себя и из бурных переживаний своих, связующих землю с небом, источают тихие и спокойные лучи, благой свет и нежное тепло которых смиряет строптивые сердца человеческие и укрощает их одичавшие души... Человек! Небо – это покров земной. Посмотри, насколько тебе дано расти в высоту! И настолько же – спуститься в глубину! Это чтобы высота вершины не входила в несоответствие с глубиной корня». В пламенных молитвах преподобного Иустина Поповича не только изливались его покаянные слезы и изрекалось в пронзительных речах искание прощения Божьего, но и выражалась величайшая и самая сокровенная тайна его сердца – излияние любви к Богу и тоска во Богу, невыносимая горечь от разлуки с Ним и желание вечно пребывать с Ним, стать причастником Его вечной жизни. Как справедливо и рассудительно умозаключает епископ Афанасий Евтич: «своими подвигами и добродетелями отец Иустин привлекал к себе множество людей, хотя некоторые и чуждались его. Этим последним казалось, что он непомерно увеличивает свои духовные подвиги и требования: они в своей духовной косности не имели ни воли, ни ревности следовать за ним в подвижничестве. Так и на нем повторялась та общеизвестная истина, которая подтверждалась в истории со всеми Божьими людьми, т. е. что «многи скорби праведнику» в мире сем, ибо его святая жизнь по Богу тягостна и отвратительна для людей мира сего. Но психологию людей, не принимающих и гонящих праведников, давно провидел и описал Премудрый Соломон следующими словами: Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам и противится делам нашим, укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания; объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа; он пред нами – обличение помыслов наших. Тяжело нам и смотреть на него; ибо жизнь его не похожа на жизнь других, и отличны пути его (Прем.2:12–15). Судьба почти всех святых и ревностных людей Божиих в этом мире такова, как это показано на примере святого Златоуста, что они людей вокруг себя или пробуждают, или раздражают; во всяком случае – не оставляют равнодушными. В этом смысле они еще во время земной жизни – суд миру сему».
Вернувшись на родину из Афин накануне праздника Святой Троицы в 1921 году, святой Иустин Попович посетил родителе во Вране, а затем направился в патриарху Димитрию в Белград, благословившему его преподавать в Свято-Саввской духовной семинарии, перемещенной в Карловицы. Высоко почитая святого Савву – первого просветителя сербского народа и основателя Сербской Православной Церкви и задаваясь вопросом – «что значит быть по-святосаввски православным?», преподобный Иустин Попович писал: «Это значит, непрестанно бороться со страстями и грехами в себе и в мире вокруг себя. Бороться против сребролюбия бедностью, против сладострастия бороться постом и молитвою, против гнева бороться кротостью, против гордости бороться смирением, против смерти бороться бессмертием, против дьявола бороться Христом Богом!.. Если мыслишь мысль чистую и святую, знай, ты созидаешь православную культуру. Всякое твое святое ощущение, всякое святое желание, всякое святое слово, всякое святое дело – это зодчий православной культуры. Святой Савва у нас – величайший зодчий богочеловеческой, православной культуры, так как он на Святой Горе двадцать лет перерождал свою душу устремленными ко Христу подвигами и выстроил из себя величайшую, самую светлую, самую волшебную, самую бессмертную, самую незаменимую личность в истории нашего народа. Он проложил душе нашей путь из смерти в бессмертие, из времени в вечность, из человека в богочеловечность и повел ее путем православной богочеловеческой культуры». С октября 1921 года авва Иустин Попович начал преподавать в духовной семинарии Священное Писание, а затем догматику и патрологию, проявив себя как вдохновенный учитель и ученейший толкователь Слова Божиего, предваряющий каждую свою лекцию по Новому Завету молитвенным обращением к Богу: «Господи Сладчайший, святым евангелистом и апостолом Твоим, исполни благовестия меня, всегрешного, и научи меня, что и как нужно говорить». Для преподобного Иустина Поповича Евангелие – это высочайшая философия Святого Духа, а написанное Святым Духом можно постичь только жизнью в Святом Духе и благодатью Святого Духе, святость есть мерило Истины в Православии, отсюда – все православное богословие духоносно и опирается на святых отцов Церкви как толкователей Библии, ибо они – громозвучные трубы Святого Духа и наследники апостолов, а их мысль устремлялась к Богу, как орел устремляется в небесную высь. В духовной семинарии преподобный Иустин Попович был не только учителем догматического и святоотеческого богословия, но и воспитателем душ – по великой любви к святым отцам Церкви и огненному православному духу своему он выступал против рационалистического метода обучения, характерного для протестантизма и католической схоластики, и добился введения в обучение курса жития святых, подчеркивая, что богословие должно быть связано с подвижническом, вера – с аскезой, Богомыслие – с жизнью, а о Богочеловечестве Иисуса Христа и совершенном Им деле спасения нам надлежит свидетельствовать не только речами и богословскими произведениями, но и самой жизнью своей – жизнью по евангельским заповедям. Во дни своей преподавательской деятельности преподобный Иустин Попович был не только богословом и профессором кафедры, но пламенным проповедником Слова Божиего, свидетелем о Христе, воспламеняющим своими вдохновенными и поэтичными речам любовь к Богу в сердцах учащихся, молитвенником за всех учеников своих. В его «Молитвенном дневнике» есть две краткие заметки о его горячей любви к ученикам и молитве за них: «Два ученика ночью покинули школу, оставив мне трогательное письмо; служа утреню, я много плакал о них. Как тяжело вести через жизнь других, а еще тяжелее – себя». « В келье молился за выпускников: да ведет и наставляет их Господь через всю жизнь; плач и слезы многие и скорбь, что растают перед ними». Впоследствии ученики преподобного Иустина Поповича вспоминали о том, что главным его воспитательным методом было святое Евангелие, а целью – была евангельская жизнь и евангельское совершенство, достигаемое через веру и аскезу, пост и молитву, смирение и борьбу со страстями, участие в таинствах Церкви и богослужениях – стать совершенным, как совершен Отец наш Небесный. С благодарностью ученики Иустина Поповича говорили о своем наставнике: «человеческий лик нашего воспитателя, отца Иустина, и путь, которым он нас вводил в тайны Евангелия, были тем, что нас захватило и привязало к нему. Самое драгоценное, чему он нас научил, – это любить Христа. Любовь ко Христу, по-юношески чистая и вдохновенная, была тем, что нас связывало с нашим воспитателем, который быстро стал нашим духовным отцом. Все мы его называли отцом Иустином». Размышляя о смысле и целях православного воспитания, преподобный Иустин Попович писал: «Обучение воспитанников жизни по Евангелию – это цель воспитания в православной семинарии. Только это и ничто другое. Кто навяжет иную цель, тот христоборец. Досточудный Господь Иисус и пришел в этот мир ужаса и смерти, чтобы быть всем во всем. Приходящие без Него, минуя Его, против Него – воры и разбойники. Сознание о Нем как о Единственном и незаменимом Боге и Господе присутствует в каждой истинно православной душе. Если нечто в воспитании не ведет к Нему, то, несомненно, уводит к антихристу. Православное воспитание стремится к тому, чтобы Евангелие Спасителя охватило каждую человеческую душу, все ее бескрайности и бесконечности, и таким образом преобразило бы человека в существо вечное и богочеловеческое. Значит, православное воспитание – это всесторонний личный подвиг. Оно не может быть навязано ни силой, ни механически. От начала до конца оно – добровольное, личное дело человека как обладателя и носителя своей собственной души. Поэтому необходимо непрестанное духовное усилие, личный подвиг. Воспитание в духе Евангелия – это не что иное, как евангельское сослужение воспитателя и воспитанника во всем, что Христово. В этом есть и радость, и скорбь: радость, ибо человек причащается единой истинной радости – Евангелию; скорбь – ибо тяжело одолеть душу и добровольно ее подчинить Божественным евангельским законам... Начало евангельского самовоспитания человека – это беспощадное самоосуждение. И причем самоосуждение евангельское, что опять-таки значит – непрестанно и беспощадно подчинять Евангелию каждую свою мысль, каждое свое желание, каждое свое чувство, каждый свой поступок. Все это богомудро выражено в следующих святоотеческих словах: «Самоосуждение – начало спасения»... Судьбу всего евангельского в мире Господь Иисус Христос выразил Своей чудесной, пророческой притчей о сеятеле и семени. Эта притча... осуществилась и в воспитательной работе в нашей семинарии. Добрая земля принесла евангельскому семени шестидесятикратный, сторичный плод, а было и терние, которое много евангельских семян заглушило, и камень, который к семени относился равнодушно. Но эта последняя является особым основанием, усиливающим наши молитвы и молитвенные чаяния: да умножит чудесный Небесный Сеятель добрую землю в душах наших воспитанников».
Накануне праздника Усекновения главы святого Иоанна Предтечи в 1922 году авва Иустин Попович узнал, что патриарх хочет рукоположить его в иеромонаха. По глубокому смирению Иустин Попович хотел остаться иеродиаконом и попросил патриарха оставить его в этом чине. Ночью преподобный Иустин Попович усердно молился Христу, Пресвятой Богородице и святителю Иоанну Златоусту, моля их просветить его и научить как поступить – принять ли ему сан иеромонаха или остаться иеродиаконом. На следующий день в воскресенье епископ Николай Сербский читал свою лекцию в Карловацкой духовной семинарии и так увлек своей речью студентов, что он сам, семинаристы и с ними и Иустин Попович опоздали к вечерне, а когда они вошли в храм, то увидели, что сам патриарх взял епитрахиль, надел ее на себя и начал служить вечерню. По воспоминанию Иустина Поповича, это настолько потрясло его, что он испытал перелом в своей душе и принял решение стать иеромонахом. На следующий день, в праздник Усекновения главы Иоанна Крестителя его рукоположили, и он стал одним из самых самоотверженных пастырей и совестью Сербской Православной Церкви. Размышляя о высоте иерейского служения и высшей цели христианской жизни – облечься во Христа, авва Иустин Попович писал: «Священнослужитель ежедневно переживает всю тайну мироздания, выраженную в святой Литургии, – переживает ее через свою священнослужительскую деятельность. Здесь все от Ангела до червя, от Адама до Страшного Суда; и грехопадение, и Голгофа, и Вифлеем, и Воскресение, и Вознесение, и обожение, и спасение, словом – Церковь, ее Богочеловеческая жизнь. Все от Бога до последнего человека, Страшный Суд; Рай и Ад. Нет никого более близкого, чем священнослужитель, к человеку, к миру, к Богу, к птице, к травинке, к муравью, к соловью – ко всей твари, где бы она ни была, видимой и невидимой; во всем и через все это ведет его Господь Иисус Христос Духом Святым, ибо все Им и для Него создано, и все в Нем, и Он во всем, а через Него и Им – и священник, и каждый христианин. Поэтому мы, христиане, и облекаемся во Христа – облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа (Рим.13:14); поэтому постоянно и воображаемся во образ Христов, доколе не изобразится в нас Христос (Гал.4:19). Усвоение Христу, преображение во Христе – вот наш непрестанный подвиг, который мы осуществляем через Святые Таинства и святые добродетели. О, как широк и глубок каждый христианин, он шире и глубже чего бы то ни было: он вмещает в себя небо и землю, он словно разливает себя по всему сущему. Воистину всецелый и совершенный Человек, заключающий в Себе всю тварь, – Богочеловек, Господь Иисус Христос». Промыслительно и символично, что преподобный Иустин Попович был рукоположен в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, которого он с благоговением молитвенно почитал как первого христианского мученика за евангельскую веру и бесстрашного исповедника Богочеловечества Иисуса Христа, как Ангела во плоти, живущего на земле небесной жизнь, как обличителя нечестивых, призывающего к покаянию, как последнего пророка Ветхого Завета и предтечу апостолов и евангелистов Нового Завета: «Смотри, безумные люди убивают величайшего между праведниками. Он мешает им? Да, мешает развратному царю Ироду и распутной Иродиаде. Правда Божия и Истина Божия мешают беззаконникам, мешают убогим грешникам, мешают всем, одурманенным разными страстями. Смотри, разве и сегодня христоборцы не кричат: «Распни, распни его!» Разве и сегодня христоборцы не требуют главы Иисуса из Назарета? Его главы требуют, а тем более главы Иоанна Крестителя. Что это? Неужели этот мир превратился в сумасшедший дом? Люди не хотят Бога, не хотят наибольшего Праведника в этом мире. Кого вы хотите? Кого желаете? Кем вы замените Христа? Кем замените святого Иоанна Крестителя? Собою?! О, моль! О, букашки смертные! Да, люди, когда обезумеют от гордости, когда от самолюбия лишатся рассудка, тогда им Бог не нужен, тогда не нужна им правда Божия. Они себя провозглашают богами. Они свое мелкое, лживое подобие истины выставляют истиной великой и спасительной. Они свои мелкие, земные, тленные подобия правды провозглашают самой великой правдой; Христова, мол, Правда не нужна нам, Божией Правды мы не хотим. Да, люди, ослепленные умом, ослепленные душой, не видят и не хотят видеть того, что в этом мире человек, истинный человек, не может прожить без Бога. Почему? Потому что мир сей полон иродов, полон фарисеев. Ироды требуют главы Иоанна Крестителя, ироды требуют главы всех праведников земли, а фарисеи, лживые книжники, лживые мудрецы мира сего, требуют смерти Богочеловека Христа. Почему Спаситель так возвеличил святого великого Иоанна Крестителя, как никого из людей? Почему? Потому, братия, что святой Предтеча в себе, в лице своем, вместил все добродетели неба: все добродетели всех пророков, всех апостолов, всех мучеников, всех Ангелов небесных, всех исповедников. Смотри, сегодня мы прославляем предание на смерть, усекновение первого апостола среди святых апостолов, ибо Предтеча Господень первым был послан от Бога, чтобы видеть и возвестить миру Спасителя мира. Намного раньше апостола Петра, раньше апостола Нафанаила, раньше кого бы то ни было, он засвидетельствовал и открыл миру Бога воплотившегося, Господа Иисуса Христа. Первый апостол, узревший Духа Святого, сходившего с неба на Господа Иисуса, когда крестил Его во Иордане, объявляет Его Сыном Божиим и Спасителем мира. Он – и первый Евангелист среди Евангелистов. Он первым явил миру и указал на Носителя всех благих вестей для рода человеческого – на Господа Иисуса Христа».
Благословенные узы дружбы связывали преподобного Иустина Поповича со многими пастырями и подвижниками Русской Православной Церкви, нашедшим убежище в Сербии, – он часто навещал митрополита Антоний Храповицкого, которому исповедовался и о котором написал великолепную статью, с ним он бедовал на богословские и духовные темы, желая почерпнуть его глубокую мудрость и подвижнический опыт, а также он посещал архиепископа Анастасия Кишиневского, чьей пламенной и воистину ангельской молитвой всегда восхищался. С благоговейным почтением относился авва Иустин Попович к святителю Николаю Сербскому, а когда вышел его религиозно-лирический шедевр – «Молитвы на озере», то Иустин с молитвенным воодушевлением и благодарением Богу откликнулся на эту проникновенную книгу и закончил свой отклик, опубликованный в журнале «Христианская жизнь», молитвой: «Господи Человеколюбие, омолитви меня молитвенностью преосвященного отца Николая». В своем «Молитвенном дневнике», преподобный Иустин Попович запишет трогательные строки: «Когда писал отклик на «Молитвы на озере», плакал, сам свидетельствуя о себе, как я заключен в чувства и слячен узами; чувствовал радость, что нам Многомилостивый Господь даровал преосвященного Николая, предорогого... А когда получил его Акафист, рыдал от ощущения своей всегрешности и немолитвенности». Когда святитель Николай Сербский, которого называли «преосвященным охридским пустынником и апостолом своего времени», прочел отклик иеромонаха Иустина Поповича, то составил дивный акафист Иисусу – Победителю смерти, посвятив его Иустину и скромно подписавшись именем «монах Николай». Двух величайших богословов Сербской Православной Церкви двадцатого столетия связывала трогательная и одухотворенная взаимная любовь и достойное изумления смирение друг перед другом. Как усердный молитвенник с милующим сердцем, преподобный Иустин Попович принимал в свою душу скорби и печали всех близких, воспринимая их как свои собственные, он плакал с плачущими и утешал скорбящих, молитвенно взывал за них к Богу и плакал за них втайне, поведав об этом в исповедальных строках: «В этом горестном и печальном мире дар слез – это самый трогательный и самый удивительный дар. Плакать над скорбной тайной мира дано лишь избранным. И через своих избранных проплакала вся тварь, проплакала через срастворенные с молитвой, скорбные очи святых печальников рода человеческого». Преподобный Иустин Попович – молитвенник за весь мир и печальник за весь многострадальный род человеческий, он не только умел видеть в людях образ Божий и находить в каждом человеке уникальную и небывалую личность, но с молитвенной печалью проливал слезы за каждого, сострадал всем подобно святому Исааку Сирину и старцу Силуану Афонскому. Во дни своего пастырского служения святой Иустин Попович нес на себе крест многих иерейских забот – он преподавал в духовной семинарии, сотрудничал с журналами и газетами – «Христианская мысль», «Христианское дело», «Перекресток», «Светосавле», «Богословие», «Православие», «Пастырский голос», «Вестник», «Отчизна», «Идеи», издавал журнал «Христианская жизнь», посвященный церковной жизни и христианской культуре, публиковались богословские статьи по самой разнообразной и широкой тематике, а также переводы святоотеческих трудов, которые в основном готовил сам авва Иустин Попович. Церковно-просветительные труды отнимали так много сил и времени, что иеромонах Иустин Попович с горечью признавался в «Молитвенном дневнике»: «Из-за ужасной перегруженности «Христианской жизнью» мои молитвы сведены к половине. Чувство самоосуждения меня разъедает: не для моей души эта работа. Тоскую по одиночеству и молитве». В периодическом издании «Христианская жизнь», была опубликована его сенсационная в то время статья, где он выступал против национализации Церкви – ереси этнофилетизма и писал о ее вселенском характере: «Внутренняя миссия нашей Церкви». В ней святой Иустин писал: «Миссия Церкви, божественно-человеческого организма, – органично и лично соединить всех верных с Личностью Христа… Непростительная хула на Христа и Святого Духа – делать из нее национальный институт… Цель ее наднациональная, вселенская, всечеловеческая – соединить всех людей во Христе». По созерцательной натуре своей, преподобный Иустин Попович скорбел душой и грустил оттого, что каждодневная загруженность делами отнимает драгоценное время жизни, он имел сильное желание оставить мир и уйти в монастырь – поселиться на Афоне и жить в тишине, посвящая дни и ночи молитве. К сожалению, авве Иустину Поповичу не довелось съездить на Святую Гору Афон, но он всегда поддерживал связь с этим сияющем светильником Православия и был необычайно близок по духу всем истинным святогорцам. В своем «Молитвенном дневнике» он оставил горькие признания, плакал и укорял себя за то, что «пренебрег» монашескими подвигами, а накануне праздника святого Иоанна Златоуста в 1922 году, которого он всем сердцем любил и которому непрестанно молился всю жизнь, он в молитвенном плаче записал: «Разве я монах? Все мои подвиги опущены... Надо все это оставить и уйти в пустыню, на Афон (¬на Святую Гору) и отдаться молитве и посту... Когда же я наконец весь пойду за Сладчайшим Господом через подвижническую жизнь в монастыре?». В конце 1922 года, преподобный Иустин Попович по смирению своему и в покаянном плаче взывал к святителю Василию Великому и умолял его со слезами молиться за его душу и оживотворить ее – воскресить к посту и молитве: «Святый отче Василие Великий, воскреси моего мертвеца в новом году». По свидетельству епископа Афанасия Евтича: «В ту же ночь, на исходе 1922 года и в преддверии нового года, он совершает около двух тысяч поклонов и молитв и смиренно заканчивает собирание духовных плодов прошедшего года евангельским словом: «Как обычно – терплю», – которое не меньше, чем его молитвы и слезы, раскрывает его подвиг. Сколь же необходима и благотворна святая добродетель христоподобного терпения на Богочеловеческом пути духовной жизни и спасения православного человека, знают лишь те, кто опытно пережил эти истинные слова Спасителя во Святом Евангелии: Терпением вашим спасайте души ваши (Лк.21:19), а также благовестие апостола о том, что Бог наш называется и есть не только Бог любви, но и Бог терпения и утешения (Рим.15:5). И воистину в подвиге евангельского терпения ради Бога и ради Христовой Церкви обязанностей пастыря, которые он свято исполнял и поэтому остался на общественном служении, отец Иустин победоносно выстоял и восприял награду от Бога. Поистине терпением он спас свою душу. Оставаясь в мире на апостольском служении, он старался свою работу и каждодневные хлопоты исполнить и освятить умно-сердечной Иисусовой молитвой. Он, очевидно, желал отдаться этой молитве еще более, и это пламенное желание влекло его в монастырь и тишину пустыни. То, что эта молитва еще в то время срослась с его сердцем, видно из его «Молитвенного дневника», где во многих местах, например, в течение 1923 года, он отмечал, что ежедневно творил по пятьсот, тысяче и две тысячи Иисусовых молитв. Это видно и из того, что он ревностно читал труды святых подвижников, подвизавшихся в пустыне, а также сочинения святителя Игнатия Брянчанинова о важности святой молитвы, гласящей: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного! – которой с незапамятных времен духовно питались бесчисленные боголюбивые души».
Преподобный Иустин Попович преподавал в Карловацкой духовной семинарии до 1927 года, а в марте – сдал экзамен на звание профессора и написал необычайно глубокомысленную диссертацию на богословскую и духовно-аскетическую тему – «Гносеология святого Исаака Сирина», где сумел емко и лаконично описать все тайны православного подвижничества на пути к духовному возрождению и спасению, на пути к познанию Божественной Истины и преображению из растленного грехом падшего существа до одухотворенной и христоликой личности. По воззрению святого Иустина Поповича, в релятивистской европейской философии восторжествовал наивный реализм – я бы сказал натуралистический сенсуализм, сводящий человека к веществу и органам чувств, и вульгарный рационализм, считающий ограниченный разум человека источником истины и верховным мерилом всего – всех ценностей и идей, самой жизни, в то время как для всех святых православных подвижников и философов Святого Духа, к числу которых относится и преподобный Исаак Сирин, высочайшая и абсолютная Истина есть Сам Христос Богочеловек, а путь познания Истины есть путь нравственного очищения и возрождения, исцеления ума, воли и сердца – наших органов познания от язвы греха, растлившей человека, соединение с Богом через веру и аскезу, молитву и евхаристическое причастие Святых Тайн Христовых, через стяжание ума Христова и благодати Святого Духа: «В гносеологии святого Исаака Сирина царствует убеждение – о том, что проблема познания является в своей основе проблемой религиозно-этической. От своего зачатия до своей безграничной благодатной полноты познание зависит от религиозно-этического содержания и качества человеческой, личности. Прежде всего – от религиозно-этической преображенности и развития человеческих органов познания. Ясно одно: на всех своих ступенях познание зависит от религиозно-нравственного состояния человека. Чем совершеннее человек в религиозно-нравственном отношении, тем совершеннее и его познание. Человек таким и сотворен: в нем познание и мораль находятся всегда в прямом соответствии. Несомненно, через добродетели человека познание приумножается, через пороки – умаляется. Познание походит на ткань, которую добродетели выделывают на ткацком станке человеческой души. А этот ткацкий станок души простирается на весь видимый и невидимый мир. Добродетели – не только творческие силы познания, но и принцип познания. Упражняясь в добродетелях и претворяя их в составные элементы своего существа, человек возводится от одного ведения к другому. Можно было бы сказать, что добродетели – это чувства познания. Переходя от одной к другой, человек восходит от познания к познанию. От начальной добродетели – веры, и до заключительной – всеобъемлющей любви, простирается единый непрерывный путь: подвижничество. На этом долгом пути человек созидает себя, перерабатывает, преображает себя с помощью благодатных подвигов. Таким образом он исцеляет свое существо от недугов греха и неведения, восстанавливает целостность своей личности, устрояет целостность своего духа. Человек, исцеленный и восстановленный с помощью религиозно-нравственных сил, особенно выражает целостность своей личности через целостное познание. По евангельскому, православному пониманию святого Исаака Сирина, познание – это действие-подвиг всецелой человеческой личности, а не одной ее части, будь то разум, воля, тело или органы чувств. В каждом акте познания: в каждой мысли, в каждом чувстве, в каждом хотении – участвует весь человек всем своим существом. Исцеленные благодатными подвигами, органы познания производят целостное, здравое познание, здравое учение (1Тим.1:10,;4:6; Тит.1:9). На всех ступенях развития это познание благодатно, ибо оно – плод синергичного творчества добровольных человеческих подвигов и благодатной силы Божией. В этом участвует весь человек и Бог. Поэтому святой Исаак непрестанно говорит о собранности души, ума, мыслей – собранности, достигаемой упражнением в Богочеловеческих евангельских добродетелях. Однако эти добродетели отличаются от добродетелей всех прочих религий и философско-этических систем не только по содержанию, но и по методу. Евангельские добродетели имеют свое специфическое Богочеловеческое содержание и в нем – свой особенный Богочеловеческий путь их достижения. Своей беспримерно совершенной Богочеловеческой Личностью и своей беспримерно совершенной Богочеловеческой жизнью Господь Иисус Христос открыл нам и засвидетельствовал, что Богочеловеческий путь жизни – это единственный естественный и единственный нормальный путь жизни, а тем самым – и путь познания. Усвояя Богочеловеческую веру в качестве отправного положения всей жизни, человек тем самым приемлет ее и в качестве метода познания. Относящееся к вере касается и прочих Богочеловеческих добродетелей: любви, надежды, молитвы, поста, кротости, смирения и т. д. Ибо каждая из этих добродетелей становится в Христовом человеке живой творческой силой и жизни, и познания… Личность Богочеловека Христа представляет Собой и действительно есть совершенное, идеальное осуществление Богочеловеческого монизма: естественен переход от Бога к человеку, от сверхъестественного к естественному, от бессмертной жизни – к жизни человеческой. Такой переход естественен и для познания, если по мосту веры, любви и надежды шествовать от человека к Богу, от естественного к сверхъестественному, от смертного к бессмертному, от временного к вечному; на этом пути открывается органическое единство этой жизни и жизни оной, мира сего и мира потустороннего, природы и над-природного… Чем более упражняется человек в Богочеловеческих подвигах – добродетелях, тем более он познает Бога; чем более познает Бога, тем более подвизается. Богочеловеческий путь эмпиричен, практичен: Кто хочет творить волю Божию, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно (Ин.7:17). Это значит, опытным переживанием Христовой истины познается ее истинность и абсолютная незаменимость. Этот путь (метод) – эмпиричен, экспериментален, прагматичен. Познание истины дается не любопытному человеческому уму, а уму, упражняющемуся в богочеловеческих подвигах. Познание – это плод на древе богочеловеческих добродетелей, которое есть древо жизни. Познание – плод подвижничества. Ибо истинная христианская философия, православная философия – это Богочеловеческое подвижничество ума и всей личности человека. В ней всегда действует изумительное слово Спасителя: Кто имеет, тому дано будет; а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь (Лк.8:18). Рассматриваемый в свете гносеологии святого Исаака Сирина, наивный реализм является трагически и пагубно наивным и не может дать реального познания мира, так как действует с помощью больных и извращенных органов познания. Между тем, Богочеловеческий реализм дает реальное познание мира и истины о мире, так как его орудия познания очищены, исцелены, обновлены и проникают в самую суть бытия и твари. Рационализм считает разум непогрешимым органом познания. Поэтому в отношении ко всей совокупной человеческой личности рационализм является как бы анархическим отступником, как бы своевольным отщепенцем, который, оторвавшись от целого, не имеет ни полноты жизни, ни целесообразной деятельности. Он не в состоянии прийти к познанию Истины, так как в своей эгоцентричной отчужденности весь разбит, рассеян, покрыт трещинами. Истина же открывается уму очищенному, освященному, преображенному в Богочеловеческих подвигах… В Личности Богочеловека Христа трансцендентная Божественная Истина стала имманентной человеку, объективно имманентной – стала для него вечно живой исторической реальностью. Для того чтобы человек сделал ее своей собственной, субъективно имманентной, необходимо, чтобы он в подвиге Богочеловеческих добродетелей соделал Господа Иисуса Христа душой своей души, сердцем своего сердца, жизнью своей жизни». Для святого Иустина Поповича «богословие – это не диалектика и не умелое цитирование текстов Священного Писания, а живое и деятельное врастание в великую тайну Христа и Церкви».
В своих «Подвижнических и гносеологических главах», напоминающих «Слова подвижнические» святого Исаака Сирина, преподобный Иустин Попович наиболее полным образом изложит основы православной гносеологии – укажет на то, что только ум, просвещенный Богом и сердце, очищенное от страстей, а также воля, устремленная к исполнению заповедей Евангелия, могут дать человеку познание Истины, тем самым он разрешит антиномию веры и знания – вера выше разума, она – основа наших знаний о Боге и метафизических реалиях духовного мира, вера расширяет границы познания до бесконечного и непостижимого – до Самого Бога, а ведение Бога проистекает из заложенного в нас религиозного чувства и религиозной интуиции. С херувимской зоркостью ясно и четко видя ключевую разницу между мирской мудростью – наукой и философией по стихиям мира сего и преданиям человеческим и христианской философий Истины – философией Святого Духа, в основе которой лежит Божественное Откровение и православная вера, преподобный Иустин Попович писал, что мудрости жизни научает только Святой Дух, проницающий все глубины Божии, а «тайна Истины – не в вещественном, не в идеях, не в символах, а в Личности, в Личности Богочеловека Господа Иисуса Христа: Я есмь Истина (Ин.14:6), Истина совершенная, никогда не умаляющаяся, никогда не изменяющаяся, всегда одна и Та же в Своей совершенной полноте, всегда одна и Та же: вчера, сегодня и во веки Та же (см.: Евр.13:8). Все прочие истины источаются из Нее, как лучи из солнца, поэтому они бессмертны и вечны. Все догматы составляют, по существу, одну-единственную Истину: Богочеловека Господа Христа. Все они ведут к Нему, ибо исходят из Него; все они приводят к Нему, подобно тому как каждый солнечный луч приводит к солнцу. Святые догматы – это вечные и спасительные Божественные истины: по животворящей силе Троичного Божества, от Которого они и проистекают; и в них – вся сила новой жизни по Христу, вся сила благодатной евангельской морали. Они поистине – глаголы вечной жизни. В силу того самого, что они – слова Христовы, которые суть дух и жизнь (Ин.6:63,;68). Новая жизнь во Христе вся соткана из догматических истин святого Откровения Святой и Животворящей Троицы. Вечные догматические истины являются предметом веры; а вера – это подвиг, объемлющий всю человеческую личность, а тем самым – и разум человека. Вера – тем вера, что вечные догматические истины Евангелия она претворяет в жизнь человека. Все евангельские добродетели во главе с верой – это небесный хлеб вечной жизни, питаясь которым, человек вводит себя в бесконечность, освящается, становится бессмертным, причащается благодати, совершенствует себя до конечных пределов своего богоподобия. Благодатная жизнь человека в Церкви неминуемо становится источником познания вечных догматических истин». Как православный богослов преподобный Иутсин Попович провозглашает, что никакие самые логически безупречные и интеллектуально изощренные доказательства бытия Божиего не вдохнут в душу человека животворящий пламень веры, а верующему в Бога не нужны никакие доказательства, ибо вера опирается на Божественное Откровение: «Так называемые логические доказательства бытия Бога: космологическое, телеологическое, онтологическо-психологическое, историческое, моральное и многие другие, сформировавшиеся с течением времени в религиозно-философском рационализме, – не могут в догматике Православной Церкви иметь ценности действительных доказательств, так как они основаны на принципах относительного, ограниченного, зараженного грехом разума и чувственных восприятий человека; истина же о бытии Бога не является для Церкви и Откровения логическим предположением, требующим доказательства посредством логических силлогизмов; напротив, она – истина, открытая Богом и потому несомненная. Как Божественная реальность и данность эта Истина не зависит от доказательств и логических обоснований разума. Логические доказательства насколько открывают Бога, настолько Его и сокрывают». Преподобный Иустин Попович – вдохновенный исповедник православной философии любви, вслед да преподобным Иоанном Лествичником, он возвещал, что любовь – выше молитвы и всех добродетелей, через борьбу со страстями и покаяние, через веру и надежду, пост и молитву, смирение и участие в таинствах человек стяжает любовь и постигает Бога, имя Которому – Любовь, а без любви и реального соединения с Богом невозможно познать Истину, любовь – очиститель и исправитель человека, она – вечная жизнь Ангелов и святых, совокупность всех совершенств и вся сущность христианской философии жизни, Сам Бог философствует и владычествует над миром любовью, она – величайшая творческая сила и единственная причина сотворения мира, она – неизъяснимая тайна и высочайший смысл жизни, она – единственный путь, ведущий к познанию Истины и она же – сама Истина во всем ее неотразимом величии и во всей ее неизмеримой полноте: «Лишь один путь ведет к познанию Вечной Истины – это любовь. Приобретая любовь, которая есть сущность Божия, человек реально соединяется с Богом и таким образом приходит к совершенному познанию Вечной Истины. Любовь исполняет человека Богом. По мере исполнения себя Богом человек и познает Бога. Исполняясь Богом, человек просвещается, освящается, обожается и так становится способным к истинному познанию Бога. Путем усвоения и опытного переживания первой и большей заповеди – любви – человек становится причастником Божеского естества. Божественная сила любви вводит всецелого человека в процесс обожения: у него обожается сердце, душа, ум и воля; «и все человеческое живет Богом, чувствует Богом, мыслит Богом, хочет Богом. При этом тайны Божества открывает ему Дух Святой, Божьего никто не знает, кроме Духа Божия (1Кор.2:11). А Дух Святой – это «Дух любви» и «Дух премудрости и разума», то есть Дух истинного ведения и Богочеловеческого познания. Богочеловек соделал любовь сущностью и путем к познанию Бога и человека. Любовь – это не только чувство, но и сущность духа, души и воли. Она – главная творческая сила, которой новозаветная личность устрояет себя. Тайна изумительной Личности Христовой заключена в любви; в любви – и тайна новозаветной гносеологии. Богочеловеческая любовь – это новый путь познания. Ее категорический императив гласит: «Люби, чтобы познать». Истинное знание во всем зависит от любви: оно начинается в любви, растет любовью, достигает совершенства с помощью любви. «Я люблю» значит – «я знаю»… Вся философия познания содержится в философии любви. Если человек любит той любовью, которая подобна любви Христовой, то он – истинный философ, ибо знает тайну жизни и мира. «Бог есть Любовь»; и человек любовью становится человеком. Когда христообразная личность обратит свою душу к твари, то вся проникается состраданием и молитвой, любит всю тварь, любит ее состраданием и молитвой. Христообразная личность и восприемлет всю тварь не прямо, не собою, а через посредство Христа. Она приступает к твари Христом; смотрит Его оком, чувствует Его сердцем, мерит Его мерою». «Невидимый Бог через любовь становится воплощенным, видимым. Любовь переносит любящего в любимого, воплощает одного в другом. Их жизнь становится одной, их души – одной, их сердца – одним. Они чувствуют себя одним, хотя есть и остаются двумя раздельными личностями».
Как православный подвижник и ревнитель веры и благочестия, преподобный Иустин Попович прилагал все свои пастырские силы для духовного просвещения сербского народа, а как ученейший богослов, имеющий опыт подвижнической жизни и являющийся превосходным знатоком святоотеческих писаний, он затрагивал в своих статьях самые животрепещущие вопросы церковной жизни и развенчивал атеизм и защищал веру в Богочеловечество Иисуса Христа, блестяще полемизировал с критиком апостола Павла – неким Николаевичем, выступал с критикой протестантизма и особенно католичества, храня апостольскую верность Православию: «И наши православные пророки отчасти знают и отчасти пророчествуют. Знают они вашу тайну и чудные пророчества изрекают. Слышали ли вы их? Если нет, то прислушайтесь к ним. Мал человек, слишком мал, будь он и папа, чтобы мы могли оставить Богочеловека и прийти к человеку. Мы слишком углубили и обнажили третье дьявольское искушение, чтобы нас могли им соблазнить. Папо-поклонство – человекопоклонство – вызывает горькую усмешку в сострадательной православной душе, и она денно и нощно молится Сладчайшему Господу, чтобы всех человекопоклонников повел Он по пути Богочеловеческой истины в Богочеловеческую жизнь... Легче верблюду пройти сквозь игольные уши, чем римо-католику войти в таинственное царство Православной Церкви. За всеми их риторическими и схоластическими рассуждениями о человеке в конце концов человек для них – это механизм, который можно запустить в работу и привести в движение, если только заведет его главный механик из Рима». «Легко быть римо-католиком, еще легче быть протестантом, но тяжело, очень тяжело быть православным. Ибо быть православным – значит быть в непрестанном подвиге от человека к Богочеловеку, быть в непрестанном устроении себя богочеловеческими подвигами». За годы своего существования журнал «Христианская жизнь» снискал как благодарность многих православных читателей, так и критику тех, для которых все Христово – «камень преткновения», а сам авва Иустин Попович, обладая духовным мужеством и будучи самоотверженным православном подвижником, никогда не отступал от служении Христу и Его святой Церкви, был милосерден ко всем людям, но бескомпромиссен в борьбе за догматы Православия, призывал всех читателей согласовывать свои мысли с Богомыслием святых отцов и учителей, наученных и просвещенных Святым Духом Божиим, хранить верность апостольскому и святоотеческому Преданию и не впадать в западный реформизм, но помнить о наставлении апостола Павла: «Не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим.12:2)». Вся просветительская и миссионерская деятельность преподобного Иутсина Поповича была самоотверженной борьбой за Истину и непоколебимым стоянием в Истине, с колоссальной богословской эрудицией и святоотеческой глубиной мысли он раскрывал все темы, которых касался, с серафической ревностью был верен Православию и огненными речами своими поражал всех отступающих от правды Божьей, а потому нет ничего удивительного в том, что иные известные архиереи, чье самолюбие было задето статьями иеромонаха Иустина, пытались вывести его на суд Священного Синода. Благодаря заступничеству патриарха Сербской Православной Церкви Димитрия и его уверения архипастырям в том, что все написанное Иустином Поповичем – евангельская и святоотеческая истина, иеромонах Иустин избежал церковного суда, но получил от патриарха отеческое наставление: «Знаешь, сынко, ты хороший монах и все хорошо, только писать тебе надо поменьше, потому что перо у тебя острое и некоторые люди на это обижаются». Как и все Божьи люди, с ветхозаветных и апостольских времен и вплоть до наших дней проходившие через искушения и скорби, преподобный Иустин Попович на своем горьком жизненном опыте познал, что «правда в этом мире ступает ногами страданий». С апостольским вдохновением и пророческой силой слова свидетельствуя о вечной истине Евангелия и ревностно защищая Православие, он своими пламенными речами уязвлял самолюбие многих людей – в том числе иереев и архиереев, не имеющих его мудрости, веры и благочестия, и нет ничего удивительного в том, что уже летом 1927 года, где иеромонах Иустин был формально «перемещен», а реально сослан и изгнан в Призрен, где он не мог более заниматься журналом «Христианская жизнь», но это не ввергло его в уныние и печаль, а еще более воспламенило его дух ревностью о Божественной Истине: «Я должен защищать путь, по которому иду: не потому, что это мой путь, а потому, что это путь Христов, Он его открыл, Он его проложил, Он его обезопасил. Это первый и единственный путь из смердящей бездны земли к вершинам благоухающего неба. Первый и единственный – другого нет. Все остальные пути сворачиваются в кольцо безысходных ужасов. Его путь – это Его бескрайняя и бесконечная Богочеловеческая Личность. Как только человек вступает на него, он вступает в вечную Истину и в вечную Жизнь, ибо Путь, Истина и Жизнь единосущны в Господе Иисусе Христе... Жалка человеческая душа и прежде смерти, и после смерти, если чудотворящий Господь не выведет ее на Свой Богочеловеческий путь. Этот путь Христов сохраняется в Православной Церкви Духом Святым через святых отцов... Если я – Иона на корабле Сербской Церкви, то бросьте меня в море, только пусть утихнет буря, только пусть спасется корабль. А меня, может быть, какой-нибудь гостеприимный кит примет в свою утробу и, когда нужно, выбросит на берег... Всякое страдание благо ради незаменимого Господа. Чем больше страданий ополчаются против веры моей, тем глубже она зарывается в мое сердце. Для христианина страдания – это очищение, весна для души, освежение, омоложение... В борьбе за Православие я святоотеческим путем прямо следовал православной Истине Христовой и никогда не угождал людям, ибо если бы я еще и людям угождал, то не был бы и самым последним рабом Христовым. Я непрестанно убеждаюсь, что лишь усвоением святоотеческого сознания и подвижнического понимания Православия может ожить наше замершее, наше парализованное чувство церковности... И пока в нашем разуме кипит мир и грехи наши живут в нас, христолюбивая православная душа тоскует по соборной со всеми святыми жизни в Господе Христе, по соборным со всеми святыми трудам и подвигам в нашей многострадальной Церкви, тоскует и молитвенно вопиет: Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию со всеми святыми помянувше, сами себя, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим. Тебе, Господи!». Всю жизнь преподобный Иустин Попович приуготовлял себя к исповедничеству и мученичеству ради Иисуса Христа, но он смиренно следовал трезвому и мудрому правилу мученичества, рассудительного святителя Григория Богослова: «Правило мученичества состоит в следующем: да не спешим сами, по своей воле, на страдания, щадя сим и самих мучителей, и слабейших в вере; однако, когда нас поведут на страдания, да не бежим от них и да не отрекаемся. Ибо если то первое показывает дерзость, это второе являет малодушие». За свою верность Христу и нравственным идеалам Евангелия святой Иустин Попович много претерпел скорбей и страданий, но, подобно святителю Иоанну Златоусту, он радовался страданиям за веру и славил Бога, не страшась ни клеветы, ни гонений, ни смерти.
По решению Священного Архиерейского Синода Сербской Православной Церкви в декабре 1930 года иеромонах Иустин Попович был направлен в прикарпатские области в Чехословакии, где он проявил себя как неутомимый миссионер и продолжатель дела святых апостолов, помогающий организовывать православные приходы и возвращать униатов в лоно Православной Церкви. По словам епископа Афанасия Евтича: «Миссионерская деятельность отца Иустина заключалась в служении и проповедании, в поучении и духовном руководстве, в организации церковно-приходской и монашеской жизни, регулярных богослужений и в других делах православного благодатного и канонического порядка. С помощью всего этого нужно было укрепить народ Божий, укоренить его в благодатных глубинах Святого Православия, насадить его, как масличные деревья и виноградные лозы, в духовном раю Единой Святой Соборно-Кафолической и Апостольской Церкви Христовой. Другими словами, необходимо было устроить и приуготовить самостоятельную Православную Поместную Церковь в Чехословакии. В этом тяжком, но богоугодном деле иеромонах, а затем протосингел Иустин (ибо ему митрополит Иосиф от Священного Синода дал это отличие и выразил благодарность) оказывал сыновнее послушание и всеусердно помогал владыке Иосифу, так что даже этот владыка впоследствии с искренним благодарением сообщал Священному Синоду и Патриарху о том, что никогда в жизни никто его так не слушался и никто ему так не служил, как отец Иустин. За апостольский самоотверженный труд в Чехословакии митрополит Иосиф предложил Архиерейскому Собору Сербской Церкви рукоположить отца Иустина во епископа Мукачевского на возобновленную кафедру. Об этом между отцом Иустином и владыкой Иосифом велась долгая переписка, но в конце концов отец Иустин все-таки не согласился принять епископский сан и кафедру». В письме к преосвященному владыке Иосифу, написанному 2 сентября 1931 года в Мукачеве, авва Иустин Попович изложил причины своего отказа принять архиерейский сан и возглавить Мукачевскую епископскую кафедру: «Испрашиваю у Вашего Преосвященства извинения и прощения за то, что так поступаю. Я пишу это под неодолимую диктовку моей совести. Под вопросом путь, которым душу свою веду через этот мир к миру оному... Ваше Преосвященство неоднократно доводило до моего сведения, а особенно в эти дни перед поездкой на Священный Архиерейский Собор, что должно мне остаться епископом в Прикарпатской Руси. Я от этого отказывался и отказываюсь сейчас. И этот мой отказ является не результатом минутного настроения, а плодом долгих размышлений, и что самое главное – плодом моего постоянного и неизменного чувства, что я не гожусь быть епископом... Я долго и серьезно наблюдал за собой из Евангелия, просматривал себя через Евангелие, судил себя Евангелием и пришел к неизменному выводу и непоколебимому решению: я ни в коем случае не могу и не смею принять епископский сан, ибо у меня нет для этого основных евангельских качеств. Если бы я, будучи таковым, принял этот сан, то сознательно и потому непростительно подвел бы себя под осуждение притчи Спасителя о человеке, который необдуманно начал строить башню, но не мог ее закончить, так как не сел перед этим и не исчислил всего, что это ему будет стоить и имеет ли он силы и средства для ее завершения. Я отлично знаю себя: мне очень тяжело и свою собственную душу удерживать в границах Христова добра, а тем более сотни тысяч чужих душ. И отвечать за них перед Богом! Измеряя себя евангельским мерилом, судя себя страшным судом Евангелия, я повсюду нахожу в себе отчаянные недостатки и пагубные изъяны и поэтому я всем сердцем, всей душой, всем существом принял неизменное решение: ни за что не принимать епископского сана... И еще к тому же: Мукачевская епархия такова, что в ней едва с великим трудом может освоиться человек с огромным епископским опытом, а куда уж мне – неопытному, неискусному, неумелому. Здесь все в хаотичном движении, еще ничто не вылилось ни в определенные законные (канонические) нормы, ни в религиозно-церковные навыки и обычаи... Поэтому сюда нужен искусный, проверенный епископ, располагающий большим благодатный опытом и закаленным деловым умением. Без этого здесь все может потерпеть крах и пропасть». В письмах и беседах митрополит Иосиф всячески убеждал Иустина Поповича принять епископский сан – «не упускайте из виду и того, что светильник не ставится под спуд», но смиренный иеромонах возражал доводами из Священного Писания, и владыка, «наполовину в шутку, а наполовину всерьез» как-то сказал ему: «Вся беда в том, что ты так превосходно знаешь Священное Писание!».
После возвращения на родину, с 1932 года авва Иустин Попович преподавал в Битольской духовной семинарии, а спустя два года – стал доцентом теологического факультета в Белграде. Вкладывая всю любовь своего сердца и отдавая все свои силы преподавательской деятельности – преподавая Священное Писание и догматику в Битольской духовной семинарии, святой Иустин Попович был не только профессором богословия, но истинным богословом – подвижником и молитвенником, стремящимся не только дать своим ученикам знания, но и вдохновить их на искание Царства Небесного и правды его, задуматься над смысложизненным вопросом – «что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» (Мк.;10:17), уподобиться в верности Богу пророкам Ветхого Завета и апостолам Нового Завета, жить подвижнической жизнью и с усердием и вниманием молиться непрестанно. В жизни и в преподавании святой Иустин Попович руководствовался словами святителя Григория Богослова: «Надобно прежде самому очиститься, потом уже очищать; умудриться, потом умудрять; стать светом, потом просвещать; приблизиться к Богу, потом приводить к Нему других; освятиться, потом освящать». Пламенной и непреклонно веруя в истинность Евангелия и с херувимской ревностью исповедуя Православие, преподобный Иустин Попович говорил, что вся Церковь и ее традиция – это живое Евангелие, наша вера и наши молитвы, церковные богослужения догматы, святые таинства и заповеди – все проистекает из Евангелия и основано на Евангелие, а нам надлежит осуществить написанное там в своей жизни, чтобы обрести спасение и унаследовать Царство Небесное. В это время преподобный Иустин Попович трудился над своей «Догматикой» – великолепным изложением православной философии Истины с опорой на Священное Писание и творения святых отцов Церкви, всесторонним и глубочайшим образом рассмотрев все грани догматического богословия – от учения о Боге в Самом Себе и Святой Троице, о сотворении мира и Промысле до христологии и экклесиологии, пневматологии и эсхатологии. Хотя преподобный Иустин Попович был давно известен в мире как православный богослов и знаток святоотеческой литературы, но именно за его «Догматику» он стал доцентом, а затем и профессором теологического факультета в Белграде – надо сказать, что избрание это прошло не без трудностей, свидетельствующих как о величии его личности, так и о малодушии, злобе и низости его недоброжелателей и завистников. К наставническому и монашескому подвигу преподобный Иустин Попович прилагал все свои силы и всегда взывал с молитвой к Богу, а читая богословские лекции, он оставался пламенным проповедником, а его лекционные проповеди вошли в книгу «Свято-Саввская вера», о которой святитель Николай Сербский отозвался следующим образом: «По нашему мнению, это последнее сочинение д-ра Иустина – «Святосавле как философия жизни» – превосходит все прочее, что сей великий духовник написал доселе… Важно и то, что эти лекции были адресованы сербской образованной молодежи, студентам и выпускникам школ... Подобно тому как Готлиб Фихте, в пору страдания (пусть и легкого) и унижения немецкого народа при Наполеоне, своими знаменитыми «Речами к немецкой нации» защищал и воодушевлял свой народ, так и д-р Иустин своими выступлениями – единственными в подобном роде за все время Второй мировой войны – возбуждал дух и национальную гордость сербской молодежи, как наследницы и носительницы самой светлой и возвышенной философии жизни в целом свете». Во время своей преподавательской деятельности в Белграде, святой Иустин Попович 16 января 1935 года прочел свою вступительную лекцию «О сущности православной аксиологии и критериологии» – великолепное исповедание православной веры во Христа Богочеловека и Его святую Православную Церковь: «Господь Иисус Христос как Богочеловеческая Личность – это наивысшая ценность и непогрешимое мерило; как таковая Личность Он в то же время является и наивысшим критерием всех настоящих ценностей... Ибо нет Бога вне Богочеловека, нет и человека вне Богочеловека... Все свое учение и деяния Господь Иисус Христос сводит к Своей Богочеловеческой Личности и объясняет ею. Поэтому и Апостольская, Православная Церковь Христова все в христианстве сводит к Животворящей Личности Богочеловека: и учение, и истину, и правду, и добро, и жизнь. Образ Богочеловека Христа – это ее высшая значимость и самая большая, ни с чем не сравнимая ценность. Ибо христианство – это христианство Богочеловеком; в этом его исключительное значение, и сущность, и сила. Господь Иисус Христос Себя Самого, Свою Богочеловеческую Личность оставил как Церковь; отсюда Церковь – Церковь лишь Богочеловеком и в Богочеловеке. Богочеловек – сущность, и цель, и смысл, и всеценность Церкви; Он – и ее душа, и ее сердце, и ее жизнь; Он – это сама Церковь в своей Богочеловеческой полноте, ибо Церковь есть не что иное, как Богочеловек Христос, живущий во веки веков». Как светильник апостольской веры и хранитель святоотеческой мудрости, святой Иустин Попович призывал всех православных христиан хранить непоколебимую верность Христу и Православной Церкви, критиковал европейский гуманизм и атеизм, а также римо-католичество и протестантизм, в которых «основание христианства перенесено с вечного Богочеловека на тленного человека» и произведена «болезненная и скорбная» корректировка Богочеловека, Его дела спасения и Его учения. Только Апостольская Православная Церковь сохранила истинный Образ и Личность Богочеловека Христа. «Поэтому не может быть христианина без веры в Богочеловека Христа и Его Богочеловеческое Тело – Церковь, которой Он оставил всю Свою досточудную Личность».
Как вдохновенный и бесстрашный исповедник апостольской веры во Христа Богочеловека, преподобный Иустин Попович защищал Вселенскую Истину Православия с университетской кафедры и с церковного амвона, в печатных изданиях и пред сильными мира сего. Когда воинствующий атеист Драголюб Дамьянович опубликовал в Белграде книгу «Жизнь Иисуса Назарянина», то авва Иустин Попович в журнале «Христианская мысль» разоблачил ее как поистине «разбойничью книгу» об Иисусе Христе, показав ее антинаучный, памфлетический и антихристианский характер, а обвиненный Дамьяновичем, он с апостольской неустрашимостью защищал Богочеловечество Иисуса Христа и Его чудесную Личность на суде, начав свою апологию исповедническими словами: «Господа, хотя г-н Дамьянович отрицает Господа Христа и Его Святое Евангелие, тем не менее сегодня вновь перед всеми нами сбывается Христово пророчество: Будут отдавать вас в судилища... и поведут вас к правителям и царям за Меня, для свидетельства перед ними и язычниками (Мф.10:17–18). Так вот, Евангелие Христово непрестанно сбывается и являет свою истинность... Что касается меня, я на земле не боюсь никакого осуждения, кроме Христова. Если мне нужно пострадать ради Господа Христа, я готов на это с радостью». Суд закончился во славу Христа – торжеством правды и победой Его священнослужителя, посрамлением безбожника и развенчанием его клеветнических наветов на Христа Богочеловека. По свидетельству епископа Афанасия Евтича: «Отец Иустин публично и неустрашимо исповедовал Богочеловека Господа Христа и в других собраниях, как, например, в лекциях в Коларчевом народном университете (где в 1939 году прочитал блестящую лекцию о Воскресении Богочеловека Христа) или в обществе сербских интеллигентов, с которыми общался и дружил. Обладая проницательным умом, будучи незаурядно образованным и культурным человеком, он пользовался авторитетом в среде истинной интеллигенции нашего народа, но главным и самым важным, что они в нем ощущали, была его духовность, ибо духовное вытесняло в нем все мирское и благодатное господствовало над интеллектуальным. Он был и одним из основателей Сербского философского общества (основано 22 октября 1938 года по инициативе философа Бранислава Петрониевича), участвовал в различных культурных, литературных и научных собраниях (особенно дружил с Б. Нушичем), но везде проповедовал не себя, а Христа, свидетельствовал о Нем, а не о себе или о каком-либо ином человеке. По поводу поведения известной части нашей интеллигенции он еще в 1926 году выпустил статью под заглавием «Наша интеллигенция и наша Церковь», где уделил внимание той части интеллигенции, которая не замечает богочеловеческих размеров человека и тем самым его сужает, сокращает и унижает; и наоборот, в этой статье он приветствует ту часть интеллигенции, которая пробуждается к человеку более широкому, более глубокому и высокому, к человеку менее смертному, а более бессмертному во Христе Богочеловеке. Другими словами, отец Иустин всегда был открыт и исполнен любви к каждому человеческому существу, а тем более к искренно ищущей и жаждущей истины интеллигенции, особенно к студенческой молодежи. Студенты активно посещали и охотно слушали его лекции, читали его книги и статьи; и сейчас труды отца Иустина читаются не только как литературные или богословские произведения, по прежде всего как хлеб насущный и как сладостная духовная пища. Студенты и интеллигенция особо интересовались, да и поныне интересуются, его книгой о Достоевском (которую он перед самой войной переработал и переиздал, посвятив ее новым исповедникам Православия: Святейшим Патриархам Варнаве Сербскому и Тихону Российскому, что свидетельствует о его постоянной близости и открытости общечеловеческим проблемам)». В драматичный и страшный век всеобщего апостасийного безумия, преподобный Иустин Попович не укрывался от жизненных бурь в тихой келье, но был стойким и бесстрашным исповедником Православия и стражем свободы духу, он – одни из величайших сербских тружеников на ниве иерейского служения, он угождал только Богу, а не людям, за что испортились его отношения с некоторыми высокопоставленными церковными и государственными лицами, но он не страшился их угроз, а остро переживая трагизм своего времени и сознавая свою личную ответственность перед Вседержителем, положил жизнью свою на алтарь православной веры. Переживая за сербский народ и прилагая все усилия для духовного просвещения, святой Иустин Попович писал своему другу в письме от 2 апреля 1938 года: «Что касается меня, я здесь (в Белграде) чувствую себя, как Иона во чреве кита. Нисколько нет воздуха вечности; легкие души готовы иссохнуть. Чьи-то руки сметают раскаленные угли на молодую Христову поросль в запущенном и оставленном винограднике Господнем. Святой Савва, взирая на землю, потрясает своим плачем небеса. А мы плачем еще больше и сильнее, ибо живем на земле. Никогда не было так нужно вооружиться всеоружием Божиим, как сейчас. А превыше всего должно вооружиться молитвой, которую нам Сладчайший Господь преизрядно и преизобильно даровал!.. И надобно мне, чтобы мои ближние бодрствовали вокруг души моей в своих молитвах и подвигах». Накануне начала Второй мировой войны авва Иустин Попович увидел в таинственном видении распятого Иисуса Христа в терновом венце, возвестившего, что сербский народ и весь мир ожидают страшные испытания и потрясения. После установления в 1945 году коммунистической власти, преподобный Иустин Попович был изгнан из университета, а затем арестован и заключен в тюрьму в Белграде и едва избежал смертного приговора с формулировкой «враг народа». Не имея возможности проповедовать и преподавать, преподобный Иустин Попович находил пристанище в различных монастырях, а с 1948 по 1979 год – до самой смерти своей находился в монастыре Архангела Михаила в Челие, близ Валево, где он посвятил всего себя посту и молитве, чтению Слова Божиего и Богомыслию, горячей молитве за многострадальный сербский народ и за весь мир, проливая обильные слезы и моля Господа простить и помиловать заблудших, просветить их и привести к познанию Истины и спасению. Преподобный Иустин Попович оставил после себя драгоценное эпистолярное наследие – в своих письмах он затрагивает весь спектр вопросов духовной жизни и широчайший диапазон богословских тем, а все его суждения отличаются глубокомыслием – взять хотя бы его письмо о святом иконописном Евангелии Византии, где он кратно, но емко изложил свои мысли об иконописи. Преподобный Иустин Попович писал, что неописуемый и предвечный Бог Слово вошел в историю и дал описать Себя, восприняв на Себя наше человеческое естество, «Неприступный Свет» сошел к людям и стал зрим через «завесу Своего тела», а святое искусство иконописи выражает в красках Божественное Откровение и благовествует о Христе Спасителе, оно – апостольский подвиг и подвижничество, а сам иконописец должен быть православным христианином, молитвенником и подвижником, он призван превратить свою душу в око, всецело устремленное ко Христу Богочеловеку, жить по правде Евангелия, денно и нощно просвещаться Словом Божием и освящаться молитвой, стать живым и нерукотворным храмом Божиим и кистью своей вести людей в Царство Небесное. С апостольской бескомпромиссностью Иустин Попович заявлял: «Если человек не являет собой бессмертную, вечную и богочеловеческую икону Божию, тогда все богословие и вся антропология – бессмысленный фарс и трагикомедия». Для преподобного Иустина Поповича, человек, сотворенный по образу и подобию Божиему есть живая икона Творца, он пребывает в помраченном состоянии после грехопадения Адамова, но через искупительную жертву Иисуса Христа и благодать Святого Духа он возрождает лик Божий в себе и достигает высшего состояния – обожения, которое стало возможным для нас через Христа и Его святую Церковь, через новую жизнь – святую и духовную жизнь во Христе.
Какого бы богословского и философского вопроса не касался в своих проповедях, статьях, беседах, дневниковых записях и книгах преподобный Иустин Попович, все его пространные размышления и самые краткие замечания всегда поражают глубиной философской мысли и херувимской зоркостью его прозрений, ясностью и чистотой догматического сознания и апостольским вдохновением – они дышат невероятной силой веры и убеждением в истинности Евангелия, они проникнуты святоотеческим духом и возносятся на высоту святоотеческой мысли – он конгениален святителю Григорию Богослову и преподобному Максиму Исповеднику, он верен евангельскому, апостольскому и святоотеческому воззрению во всех сферах богословия – в области христологии и ангелологии, онтологии и космологии, антропологии и экклесиологии, этики и сотериологии, эсхатологии и историософии. В произведениях преподобного Иустина Поповича содержится целое богословие истории – православная историософия высочайшей пробы, которая по справедливой характеристике современного русского исследователя И.Б. Гаврилова, отличается теоцентричностью, христоцентричностью и экклезиоцентричностью, а идейно-смысловым стержнем ее является чудесная Личность Христа Богочеловека и Его мистическое Тело – Церковь. Для преподобного Иустина Поповича вся мировая история есть не хаотическое сцепление случайных событий и не жестко детерминированный процесс, а Богочеловеческая драма – история имеет провиденциальный смысл, ибо всемогущий Господь, создавший небо и землю, с любовью промышляет о каждом создании Своем и о всей вселенной, Он – Вседержитель и Кормчий, ведущий историю к ее апокалиптической и эсхатологической цели – к концу времен, поэтически и пророчески описанному в Апокалипсисе, к всеобщему воскресению мертвых и Страшному Суду, когда Христос будет судить всех живых и мертвых, злые – низвергнутся в муку вечную и геенну огненную, уготованную для дьявола и аггелов его, а добры унаследуют Царство Небесное, где Бог будет всем во всем и не будет ни смерти, ни скорбей, ни времени, ибо настанет непреходящая жизнь будущего века. С позиции библейского миросозерцания история есть линейный и необратимый процесс, она имеет начало и имеет конец – свое эсхатологическое завершение, она – книга, которая пишется не только Богом Творцом, но и каждым человеком, который является субъектом истории. По рассуждению преподобного Иустина Поповича, история есть бытие, протекающее во времени, если бы не трагедия грехопадения Адама, то она стала бы дивной увертюрой, предваряющей грандиозную и величественную симфонию вечности, но после грехопадения весь наш мир лежит во зле, а сердца людей стали ареной духовной борьбы между дьяволом и Богом, сам же человек как свободная и самоопределяющаяся личность есть существо историческое – он существует в истории и во времени совершает самые главный свой жизненный выбор, определяющий его вечность, ибо на Страшном Суде Господь изречет Свой окончательный вердикт о каждом создании Своем – о каждом из нас, память нашего сердца раскроется как свиток и все сокровенной обнажится, вся наша жизнь – внешняя и внутренняя предстанет на Суд Божественной Правды и Божественной Любви, и Бог изречет Свой непогрешимый приговор и изречет неопровержимую истину о всех нас. Размышляя о смысле истории, преподобный Иустин Попович особенно акцентирует свое внимание на трагизме нашего бытия и задается вопросом – в чем смысл всемирной исторической драмы со всем ее научно-техническим прогрессом, цивилизациями и культурой, в чем смысл жизни каждого человека и всей земной Божьей твари, если со дня Адамова грехопадения в мире властвуют грех, тление и смерть, если всем мы умрем и обратимся в горсть жалкого праха? «Чего ради создавать историю, участвовать в ней, продираться сквозь нее? История рода человеческого – не что иное, как немилосердная, тираническая диктатура смерти: не есть ли это насмешка над всяким прогрессом?». Если смерть – последнее слово, а грех – норма бытия, то история и наша жизнь не имеют никакого смысла, но если смерть будет побеждена, а грехи мира – искуплены, то история обретает смысл – она обретает свой смысл во Христе Богочеловеке, Он есть Смысл всего сущего – Божественный Логос, а это означает, что без пришествия Иисуса Христа в мир, Его искупительной жертвы и победы над смертью и Адом – воскресения из мертвых, история и наша жизнь не имели бы никакого смысла и прогресс был бы невозможен. Для преподобного Иустина Поповича, Христос Богочеловек – это смыслообразущая ось всех миров и веков, Он – стержень и смысл истории, Он – высочайший образец и нравственный идеал для всех нас – для каждого человека, вся ветхозаветная история была устремлена ко Христу – о Нем пророчествовали пророки, а вся новозаветная история идет от Христа – о Нем благовествуют апостолы – и направлена ко Христу – ко дню Его славного второго пришествия, отсюда – Христос в центре всей истории и всех векторов ее движения. Вся история христоцентрична, а живущий в земной мире человек призван совершить экзистенциальный выбор – принять Христа или отвергнуть Его, поэтому «каждый из нас – либо христолюбец, либо христоборец». Богословски осмысливая миросозерцание Достоевского и его художественное творчество, святой Иустин Попович замечает, что в центре всех его раздумий, мучений и исканий стоит Христос – Он есть цель всех личных, народных и всемирных исканий, но вместе с тем от Христа могут отпадать не только отдельные люди – антигерои Достоевского, доходящие до богоборческого бунта и нигилизма, до атеизма и аморализма, но и целые сообщества и народы – так возникают ереси и расколы, попытки построить атеистическую цивилизацию, а самая страшная драма – это историческая драма, описанная в Апокалипсисе, когда от Христа отпадет почти все человечество – это будет триумф зла на земле во дни царствования Антихриста, выдающего себя за Мессию, это будет воздвижение нового Вавилона, провозглашенного как «царство Божие на земле», но обреченное на крушение, ибо всякое отпадение от Христа как от оси всего мира и всей истории неизбежным образом ведет нас к хаосу, страданиям и смерти – к жуткому «шествию по Аду и его ужасам». Христос есть воплотившийся и вочеловечившийся Божественный Логос, Он – высочайший Смысл, вошедший в историю, соединивший время и вечность, если бы Его не было, то не было бы никакого смысла в истории со всем бушующим хаосом ее событий, в Нем время обретает свой исконный «Логос»: «Вечность, соединенная со временем, впервые вся предстала перед человеческим сознанием в личности Богочеловека. Бог – владелец и носитель вечности, человек – представитель времени, Богочеловек – высший, полнейший, совершеннейший синтез вечности и времени. Время обретает свой настоящий смысл в соединении с вечностью в богочеловеческой жизни Господа Иисуса. Освященное Богочеловеком, время показывает свои логосные свойства, ибо и оно произошло через Слово. Время в своей сущности логосно, поэтому оно и есть введение в Логосную вечность через богочеловечность. Воплощенный Бог Слово убедительно показал, что время есть подготовка к вечности. Кто входит во время, тот тем самым входи в преддверие вечности. Таков закон нашего существования. Находящийся во времени, человек есть существо, подготавливаемое к вечности. Без Бога Слова страшна, бессмысленна и мучительна земная временная жизнь, а тем более вечность. Вечность без Бога Слова – это и есть ад. А земная жизнь без Бога Слова есть введение и подготовка к аду. Ведь Ад – это не что иное, как жизнь без Слова, без Смысла, без Логики. Только в Аду нет ни слова, ни логики, ни смысла. Человеческий Ад начинается еще на земле, если человек не живет Словом и Христом. Но и Рай для человека начинается еще здесь, на земле, если человек живет Божественным Словом – Богочеловеком Христом. Воплощенный Бог Слово – это и смысл, и логика, и Рай для человеческого существа. А все, что противологосно и нелогосно, тем самым бессмысленно и нелогично. Это и есть то, что приводит человека в адское состояние, которое и претворяет жизнь человека в Ад». Как христианский персоналист и исповедник православного теогуманизма, преподобный Иустин Попович смог глубочайшим образом осмыслить роль личности в истории – колоссально значение личностей пророков Моисея, Давида, Исайи в Ветхом Завете, в Новом Завете – значение Личности Иисуса Христа, Пресвятой Богородицы и Его апостолов, а в истории Церкви – личностей ее святых отцов и учителей, мучеников и исповедников, подвижников и богословов. Величайшая Личность во всех веках и во всех мирах – Сам Христос Богочеловек, а каждое событие Его жизни – рождение в Вифлееме, крещение в Иорданских водах, преображении на горе Фавор, Тайная Вечерь, крестная смерть на Голгофе, сошествие во Ад, Воскресение и Вознесение – имеет сотериологический характер. Высшая цель каждого христианина – пребывать в Церкви и стать христоликой личностью, одухотворить жизнь свою и достичь обожения через синергию – содействие Божественной благодати и человеческой свободы, соединиться со Святой Троицей, ибо движущей силой духовного и нравственного прогресса является устремление ко Христу, совершаемое в Церкви через веры и молитву, через таинства и Божественную Литургию, через пост и соблюдение заповедей, через борьбу со страстями и возрастание «в меру полного возраста Христова» (Еф.4:13). По заветному убеждению преподобного Иустина Поповича, только в Церкви можно спастись и уподобиться Иисусу Христу, только в Церкви можно научиться жить, чувствовать и мыслить Богом, только в Церкви возможно жить полноценной духовной жизнью и достичь святости, только в Церкви возможны истинное православное творчество и истинная православная культура, первая и самая главная заповедь которой – ищите Царствие Божие и правду Его, в вне Церкви нет ни верных духовно-нравственных ориентиров, ни освящающей благодати Святого Духа, ни истинных таинств и истинной соборности – единства на основе веры, надежды и любви, нет вне Церкви и истинного духовного просвещения. Вся церковная философия – это философия Святого Духа по Христу, а апостольская проповедь Церкви – просвещении душ, более того – истинное просвещение есть сияние святости, поэтому величайший Просветитель есть Сам Христа, Он есть Свет, в Котором нет никакой тьмы, а святые – свет миру, они – носители Святого Духа и просветители рода человеческого, соль земли и совесть человечества, в их христоподражательной жизни блистают евангельские добродетели и открывается высшая логика человеческого бытия. Для преподобного Иустина Поповича, величайший просветитель сербского народа – святой Савва, а истинные просветители русского народа – преподобный Сергий Радонежский и преподобный Серафим Саровский, святой праведный Иоанн Кронштадтский и все святые земли Русской. Трагический разрыв между Церковью и школой – это следствие гуманистической идеи «просвещения без святости», восторжествовавшей в Европе, но истинное просвещение должно охватывать всего человека – его ум, волю и сердце, направлять его душу к Богу и возвышать его нрав, оно должно сопутствовать на путях всей его жизни, оно призвано вести не только в храмах и духовных семинариях и академиях, но и в школах, и в университетах, научая всех людей христианскому образу мысли и христианскому образу жизни. В возвышенном и православном понимании преподобного Иустина Поповича, Церковь есть Царство Небесное на земле, она – возвращенный Рай, хранительница и провозвестница Божественного Откровения, столп и утверждение Истины, она – корабль спасения, плывущий по бурным водам реки истории, держащий курс к тихой гавани горнего Иерусалима, она составляет самую великую и святую Божью тайну во всех мирах, она – все-тайна, все-святыня, все-ценность, она соединяет небо и землю, делает людей и Ангелов братьями, она возвращает «логос» времени и делает историю осмысленной и разумной, ее таинства – животворящее лекарство от греха, ее Вселенские Соборы – возвестители истины, она – мистическое Тело Христово, в Церкви мы приобщаемся Христу через веру, молитву и таинства, она – мост из времени в вечность, своеобразная «кузница времени», перековывающая временное, смертное и падшее в вечное, бессмертное и святое, ее тайна – тайна новой жизнь во Христе, она удерживает мир от пришествия и воцарения Антихриста, противостоит князю мира сего – дьяволу, просвещает народы земли, а потому «и человек, и общество, и народ, и государство должны врастать в Церковь как в свой вечный идеал», должно происходить воцерковление нашей жизни и нашего сознания, а правилом нашего бытия должно быть следование за Христом Спасителем и всеми Его святыми подвижниками.
До последних дней жизни своей преподобный Иустин Попович оставался совестью Сербской Православной Церкви, вслед за апостолом Петром, говорил, что нужно «повиноваться больше Богу, нежели человекам», провозглашал, что власть от Бога и властителям надлежит покоряться, пока они следуют воле Бога Вседержителя, но когда властители злоупотребляют властью и идут против Бога и Евангелия, то с ними надлежит бороться святыми евангельскими средствами. С необычайной проникновенностью и горечью в сердце описывая мученическое положение Сербской Православной Церкви во дни коммунистического ига, преподобный Иустин Попович писал: «это гонение на Церковь, какого еще не было со времен святых апостолов и доныне. По существу, это – непрестанная пятнадцатилетняя война против Сербской Православной Церкви, ведущаяся всеми средствами во всех сферах жизни как открыто и всенародно, так и тайно и вероломно. Цель этой войны – антихристианская, антихристова: уничтожение Церкви. Это очевидно и для слепых, если только они будут беспристрастными. Полностью истребить христианство было целью гонения Диоклетиана, самого свирепого и самого организованного гонения в первые века христианства. Это же самое является и целью христоборческого коммунизма у нас. В каждом коммунисте таится по одному Диоклетиану, а иногда и по Нерону. Невидимый, но словно вездесущий Диоклетиан – здесь, возле тебя, близ тебя, он прикровен, он затаился. Отсюда у нас – рабство страху, а перед безбожниками как раз и стоит задача: страхом превращать людей в безвольных рабов; да, увы! – в таких безвольных рабов, которые даже не имеют права и не смеют знать Бога или же служить Богу. Сколько мудрости и человеколюбия в Уставе Объединенных Наций, требующем для людей «свободы от страха». Из страха перед гонителями Христа многие у нас и крещаются, и венчаются, и причащаются, и отмечают «крестную славу» тайно, да и во всех прочих таинствах своей веры участвуют тайком, как во времена Декия и Диоклетиана. Многие тайно уходят в далекие церкви, как некогда в катакомбы. Да, да, наш XX век – это катакомбное для нас время, время атомной культуры и первобытной этики!.. Вся страна превращена в страшный диоклетиановский амфитеатр, в котором безжалостно гонят, преследуют, мучают и убивают души за православную веру. Православным людям запрещают креститься, венчаться, причащаться, ходить в церковь, – разве это не избиение душ? Сербу запрещают торжествовать в день святого покровителя рода, «крестной славы», – разве это не диоклетиановское место истязаний для сербских душ? Запрещают литии, не дают восстанавливать храмы – разве это не избиение душ?.. Ни один служащий Церкви не имеет права свободно выражать свои религиозные чувства и убеждения. И поэтому его служение – постоянно в опасности. Что это? Диоклетиан с того света уступает первенство в гонении на христиан сегодняшним безбожникам-коммунистам. Вот еще пример: как только осужденный переступит порог места заключения, он автоматически утрачивает все свои христианские права, словно он перестал быть человеческим существом: не имеет он права поститься, нельзя его ни исповедать, ни причастить, а в случае его смерти – отпеть. Что это такое, что, что, что – если не беспримерная ликвидация сербских душ? Для православного серба под диктатурой коммунистического безбожия все дни превращены в Великую Пятницу: ибо совершается постоянное хуление Христа, надругательство над Ним, постоянное осмеяние, оплевывание, распятие Спасителя. Это осознанно и запланировано делает каждый христоборец и христоубийца. А за ними семенят известные христопродавцы и христоубийцы в рясах: иуды. И содействуют им! В чем? – В оплевании Христа, в истязаниях Христа, в распятии Христа, в убийстве, в возложении терновых, бесчисленного множества терновых венцов на предивную Божественную Главу, драгоценнейшую всех миров и всех вселенных вкупе; да, всех, всех, всех миров – и видимых, и невидимых! Раскаленная вавилонская печь – вот что такое безбожный коммунистический режим для Сербской Православной Церкви. В этой новой вавилонской печи не сгорят лишь люди крепкой веры, веры свято-саввской. Денно и нощно ходим мы посреди огня. И то, что мы еще живы, – это дело милости Божией и силы Божией. А вокруг нас в бурном вихре носится узаконенная в безбожном просвещении самая гнусная ложь земного мира: «Христос – это миф», «Христос не существовал», «Христос – это обман». В этом заключается вся программа «просвещения». И значит, нужно это признать и этому содействовать – и в то же время считать себя христианином? Нет! Вот, мы открыто свидетельствуем и во всеуслышание заявляем: это – самая низкая, самая подлая, самая бесстыдная и самая отвратительная хула, которую только могли изречь человеческие уста против самого совершенного, самого досточудного и самого человеколюбивого Существа (Сына) Человеческого под небом, Которое ходило по этой прокаженной планете, именуемой землей. И мы всем сердцем, всей душой, всем умом, всей своей силой стоим вместе с Ним, за Него и последуем Ему ценой всех смертей, каким только могут подвергнуть нас все богоборцы и христоборцы мира сего, а не только те, что родом с нашей земли… Все сербские сердца в земной и Небесной Сербии заныли от боли и ужаса – и страшны эти их непрестанные терзания; и все сербские лица от стыда и срама покраснели – и постоянно заливает их краска, когда из сербской земли выпущена – и постоянно выпускается – космическая ложь о том, что Сербская Православная Церковь в коммунистической Югославии свободна и что ее отношения с государством хороши и прекрасны, даже более чем прекрасны, оптимальны, лучше и быть не могут. Эту космическую ложь распространили и по земному, и по небесному миру коммунисты и их лакеи; и все громогласнее и бесстыднее навязывают они беспрестанно эту ложь и Востоку, и Западу, и Северу, и Югу, и земле, и небу – как будто весь Иуда вселился в них… В самом буквальном смысле Сербская Православная Церковь загнана в страшные катакомбы... За всю тысячелетнюю историю Сербской Православной Церкви никогда не было более трудного положения, нежели сегодня; как будто некий больной находится на смертном одре, испуская хрипы последней агонии. Нужно его немедленно, как можно скорее лечить. Есть и лекарь, врачующий любой недуг, и есть и средство от всякого недуга. Это – богочеловеческий путь святых апостолов и святых отцов, а вслед за ними и вместе с ними – и святых сербских угодников Божиих, во главе со святым Саввой. Без этого всеврачующего лекарства все прочие средства являются не более чем бесполезными пластырями. Ибо лакейское служение богоборческой, христоборческой диктатуре – разрушительнице Церкви, диктатуре преступной утопии – коммунизма, неизбежно ведет к смерти, и причем к смерти вечной, из которой нет воскресения».
С пламенной любовью и неугасимой верой исповедуя Иисуса Христа как истинного Богочеловека и единственного Спасителя мира, преподобный Иустин Попович до последнего вздоха хранил верность Православной Церкви, его огненные речи поражали всех врагов Православия, его подвижническая жизнь была высоким образцом подлинного христианского жития, а его ясный лик даже в самые горькие и тяжелые минуты скорбей и испытаний сиял небесной радостью о Христе и Его победен над смертью и Адом. По важному замечанию иеромонаха Макария Симонопетрского: «Если в своих трудах святой и осуждал решительно, словно ветхозаветный пророк, инославные воззрения, то в жизни он очень сопереживал людям и со слезами сострадал человеческому несчастью. Однажды, когда святой смог покинуть монастырь, машина, на которой он ехал, остановилась, и перед ним появился калека; увидев его, преподобный Иустин разрыдался. Замечали даже, что, идя в храм, он всегда внимательно смотрел, чтобы не раздавить муравьев. Богослов, которого уважала и побаивалась вся Церковь, нежно любил детей и во время возвышенных бесед с учениками смеялся и играл с их младенцами». Накануне своей смерти, авва Иустин Попович с радостью узнал о публикации его «Житий святых» и последнего тома «Догматики», посвященного экклезиологии; он был плодовитым церковным писателем, написавшим 40 томом, охватывающих все вопросы церковной жизни – к числу его творений принадлежат трехтомная «Догматика Православной Церкви, или православная философия Истины» и «Жития святых» в двенадцати томах, богословские исследования «Проблема личности и сознания по святому Макарию Египетскому», книги «Философия и религия Ф.М. Достоевского», «Начальное богословие», «Достоевский в Европе и славянстве», «Святосаввие как философия жизни», «Человек и Богочеловек», «Православная Церковь и экуменизм», толкования на Священное Писание (Евангелие от Матфея и Иоанна, послания апостола Павла и Иоанна Богослова) и переводы богослужебных текстов на сербский язык, ныне используемые Сербской Православной Церковью, среди его книг отдельно стоит упомянуть «Философские пропасти» – сборник религиозно-философских очерков, соединяющих в себе черты церковной проповеди, философской притчи и богословского исследования, проникнутого библейским лиризмом. Преподобный Иустин Попович – выдающийся богослов и пламенный проповедник, самоотверженный священнослужитель и выразитель религиозно-философского гения сербского народа, он – превосходный православный писатель и поэт, в каждом произведении которого чувствуется горячая любовь ко Христу, с особой силой выразившаяся в его комментариях и толкованиях к книгам Нового Завета. Жизненный путь архимандрита Иустина Поповича закончился в день Благовещения Пресвятой Богородицы в 1979 году, а перед тем, как покинуть наш мир и отойти бессмертной душой своей к Господу, он прошептал: «Единственный подлинный человек есть Богочеловек Иисус Христос!». Три дня спустя клирики разных национальностей совершили его торжественное погребение, явив истину, что во Христе нет ни иудея, ни эллина, ни скифа, но все – христиане, а один из учеников преподобного Иустина Поповича сказал: «Единство Православия, которое отец Иустин во время земной жизни живо чувствовал и о котором верой, любовью, молитвой и богословием свидетельствовал, благодатно проявилось здесь, на его погребении – в единстве общей веры и любви, в единстве соборных молитв и песнопений. Погребальные песнопения, заупокойные ектении, возгласы и молитвы, а прежде всего слово Евангелия, были слышны на его погребении на многих языках православных. Челийские сестры пели на сербском, сербское и русское священство – на церковно-славянском, а братья из Греции – на греческом... Собор народа Божьего в этот святой день вокруг храма святых Архангелов и священного тела старца Иустина вдыхал благоухание неповторимости и неуничтожимой вечности и слезно встречал прощальные слова собравшегося духовенства. По окончании отпевания ковчег с телом троекратно был обнесен вокруг монастырской церкви, а затем тело, по изначальной заповеди Господней, предано праху земному – опущено в землю на южной стороне от алтаря Челийской церкви. После последних надгробных песнопений и молитв, когда смиренные могильщики – в основном окрестные крестьяне и богомольцы, эти дивные и простые наши люди, которые так горячо любили отца Иустина и которых и он так по-братски и по-отечески любил – начали закапывать этот бесценный ковчег, над могилой на многих языках разнеслось смиренное и радостное: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». И пока челийская земля покрывала эту новооткровенную сокровищницу мудрости, откуда-то донесся неожиданный, но ясный глас поэта: «Он ступал, ведомый правдой и любовию Твоею хранимый, Христе! Вечная тебе память, христианский новый евангелисте!..». Поскольку тогда были великопостные дни, по Уставу не положено было каждый день служить заупокойные литургии (сорок святых Литургий было отслужено непрестанно только со дня Святой Пасхи), но зато гробница отца Иустина стала составной частью святого Челийского храма, так как на ней начали совершаться регулярные каждения и молитвы, поминовения и парастасы, воспеваться песнопения и тропари, – совсем как в древней Христовой Церкви на гробницах святых мучеников и исповедников. Ибо каждый Христов верный, почивший в общении с Церковью, а тем более угодник Христов, никогда не уходит и не выходит из Церкви, но остается в ней как в вечноживом небо-земном Теле Христовом». В своей речи на погребение преподобного Иустина Поповича архимандрит Марк возвышенного назвал его столпом Православия, завещавшим всем христианам хранить святое Православие «от всех дьявольских нападений, со всех сторон обрушивающихся на нашу святую Церковь в наше время».
На сорокодневное поминовение преподобного Иустина Поповича, игумен Святогорского монастыря Георгий сказал: «Мы смиренно пришли из Святой Горы Афонской, из вертограда Пресвятой Девы Богородицы, из Святой Горы святого Саввы и святого Симеона Хиландарских и многих других святых из разных племен и народов, чтобы преклонить колени на могиле отца Иустина и возблагодарить его, ибо в наши тяжкие времена он возродил проповедь святых апостолов и святых отцов Церкви. Он всем нам напомнил, что: только Богочеловек Господь Иисус Христос – Единый Спаситель наш и нет другого упования для человека вне Богочеловека Христа; что спасение обретается только в Теле Богочеловека Христа, в Церкви Его, а Тело это – Святая Православная Церковь; что единство Церквей может произойти лишь тогда, когда прочие христиане, иных конфессий, не исповедующие истинную веру Христову, возвратятся к истинному Богочеловеку Христу. Мы благодарны отцу Иустину за то, что он победил дух мира сего и дух времени. Он являет собой великий дар Божий, могучее утверждение против духа обмирщения, грозящего охватить богословие и нашу жизнь. В нашей совести и чувстве отец Иустин – это отец Вселенской Православной Церкви. Мы пришли сюда, чтобы принять его молитвы, чтобы испросить у него благословения и молитв за Святую Гору, за отцов монастыря Григориат, из которого мы пришли, и за всех православных, дабы благодатию Божиею смогли мы пребыть верными до смерти Богу своему, вере в Богочеловека Христа и Святой Кафолической Православной Церкви. Лишь со временем сможем мы понять, что проповедь отца Иустина – это истинное и естественное продолжение проповеди святых отцов и одного последнего из них – святого отца Григория Паламы, архиепископа Солунского». По слову архимандрита Гавриила, святой Иустин Попович – зоркий кормчий православных богословов и ревностный поборник церковных канонов, он – могучий дуб Православия, проросший на сербской земле, он – духовный воевода Церкви, воинствующей на земле с князем мира сего и его аггелами, он – достойный учитель веры и благочестия. Со времени погребения могила аввы Иустина Поповича стала местом паломничества православных христиан, приходящих из многих стран, чтобы молитвенно почтить усопшего пастыря Церкви, вошедшего в сонм святых и с плачем молящегося за всех нас с надзвездных высот горнего Иерусалима.
Личность преподобного Иустина Поповича глубока и величественна как звездное небо, многогранна как сверкающий бриллиант, и с какой бы стороны мы не приступали к ее необъятной тайне, везде мы обнаружим поразительные черты подлинной духовной гениальности, ибо он в полной мере пророк и апостол, мученик и исповедник, поэт и философ. Как философ он вместе с Иовом и Соломоном, Иеремией и Достоевским, Шекспиром и Кьеркегором мучился над вековечными и проклятыми вопросами о добре и зле, пытался разрешить самые сложные и глубокие метафизические проблемы и скитался по лабиринту философской мысли в поисках Истины, обретя ее в чудесной Личности Христа Богочеловеке, в Нем он нашел несравненную православную теодицею и православную антроподицею. Как поэт и молитвенник он ощущал таинственность Божьего мира и видел Его чудеса, изумлялся красоте и ужасался тому горестному факту, что мир лежит во зле, он проникновенно говорил о страданиях человека, о его тоске и отчаянии, о надежде, вере и любви, а на страницах своих произведений он сильнее и глубже Шекспира, Данте и Достоевского с потрясающий мощью прочувствовал и раскрыл драму человеческого бытия, находя спасение от ужаса и отчаяния в православной вере и слагая пламенные и дивные молитвы Богу. Как пророк он прозрел драматичный ход истории и с апокалиптической зоркостью и грозной силой пророческого слова предсказал все катастрофические последствия богоотступничества; с херувимской зоркостью он увидел все добро и зло в сердцах людей, возопил о том, что праисток зла – падший Херувим, дьявол со всей его злобой и ненавистью, гордыней, завистью и отчаянием, а праисток добра – Бог, сотворивший небо и землю и промышляющий о каждом из нас, хранящий вселенную и являющийся нашим Спасителем и Судией. Как мученик преподобный Иустин Попович мучился всеми горькими тайнами жизни и смерти, скорбел от разлуки с Богом и от того, что землю омывают слезы и кровь, он мучился возвышающим душу страданием, как мучились Иов и Соломон, Данте и Достоевский, он принял в свое сердце тоску и скорбь всех миров и веков, он плакал и молился за весь мир, как молились святой Исаак Сирин и старец Силуан Афонский, а как исповедник – он бесстрашно проповедовал о Христе Спасителе и был благовестником в жестокий и трагический двадцатый век. Преподобный Иустин Попович – истинный апостол двадцатого века, для него Христос Богочеловек – это Все, высочайшая Сверхценность и Святыня, в Нем – спасение и оправдание человека в очах Божиих, Христос – Победитель смерти и Ада, разрешивший все вопросы человеческого бытия, Он – Сын Бога Живого и высочайший нравственный идеал, Он – воплощенная Божественная Любовь и наш Искупитель, принесший Себя в жертву на Голгофе и воскресший из мертвых, Он – Истина, Путь и Жизнь. Вдохновляемый любовью к Богу и евангельским состраданием ко всем Божьим созданиям – животным, птицам, растениям и людям, преподобный Иустин Попович всю жизнь благовествовал о Христе Спасителе, он просвещал людей светом Истины Христовой и огненными речами своими возжигал в них веру и любовь ко Христу, восхищение перед Его чудотворным и неизъяснимо прекрасным Ликом. Преподобный Иустин Попович все измерял Евангелием и жил по Евангелию, всю жизнь он богословствовал и молился, он – вдохновенный апостол с философским складом мысли и поэтической натурой, подвижническим опытом и херувимским сердцем, бьющимся с непрестанным молением за всех и за вся.
Святой Иустин Попович - апостол двадцатого века
© Copyright: Руслан Игнашкин, 2023
Свидетельство о публикации №223071100382
Свидетельство о публикации №223071100382
Рецензии