Глава 32. Сибирские впечатления. Безработица

Работать зимой в Иркутске у меня не только не было желания, но и имелась такая возможность. Вскоре после Нового Года я провел ревизию собственных средств и отложив деньги на оплату комнаты до начала июня, получил ещё 11000 рублей на проживание. При должном уровне экономии, можно было пять месяцев существовать только за счёт имеющихся ресурсов и это обеспечивало определенную уверенность в будущем дне. Приятно позволить себе отдохнуть какое-то время, но важно при этом не превратиться из беззаботного в безработного.
Поэтому с приходом весны мне хотелось снова трудоустроиться в Иркутске, чтобы заработать на переезд и пару месяцев жизни в Украине. Проект казался надёжнее стального сейфа, полного аксиомами Евклида, ведь осенью первый же мой звонок по объявлению обернулся устройством в Сабвей. Оставалось только повторить прошлый успех.
Отложив финансовые вопросы до марта, я решил определиться с планами на пару ближайших месяцев. Их было не много: прогуляться по замерзшему Байкалу, попробовать традиционный бурятский чай с солью и жиром, а также выйти на улицу в -40°С и купить мороженое.

Дни, проведенные в уютной постели, тянулись лениво, зато пролетели быстро. А свист зимнего ветра за окном и ледяные разводы на стеклах казались похвалой за решение не покидать комнату. Прогноз погоды ни разу не показал значения ниже -38, так что идея с мороженым осталась нереализованной. Принести этот пункт в жертву обстоятельствам не было большой проблемой, однако неожиданный визит плюсовой температуры в середине февраля заставил меня всерьёз понервничать. Прогулка по байкальскому льду являлась основной целью посещения Иркутска и лишиться уникального опыта из-за неожиданного потепления жутко не хотелось. Подгоняемый страхом возможной потери, я поспешил к Славному морю, пока оно из крупнейшего в мире пресноводного катка не превратилось в крупнейший в мире пресноводный бассейн.
20 февраля пригородная электричка отвезла меня в небольшой поселок, Слюдянку. Всего три часа в пути – и мои зимние кроссовки врезались в хрустящий снег, укрывающий спящего великана. При себе я имел рюкзак с бутылкой воды и парой шоколадных батончиков, а также плеер с аудиокнигой – обычное снаряжение для похода выходного дня.
Метрах в пятидесяти от суши толщу льда вспорола длинная трещина, которая тянулась параллельно береговой линии и отделяла безопасное мелководье от тягучей пучины озера. Казалось, что путь по ту сторону разрыва требовал больше осторожности, потому шаги замедлились, аудио встало на паузу, а наушники отправились в карман. Спустя краткое время в полный рост поднялись опасения, что Байкал начал таять, не дождавшись моего визита. Каждое движение на обеленном снегом плато отдавалось еле слышным плеском воды. Инстинкт самосохранения тут же перестроил изначальный маршрут и развернул меня в сторону посёлка. Беспокойная твердь грозилась рассыпаться калейдоскопом осколков прямо под ногами и я рванул к берегу, мгновенно рассудив, что тонуть приятнее подальше от глубины. Плеск воды отчётливо звучал позади, с жадностью бродячей собаки вгрызаясь в спину и лишь близость набережной смогла унять панику, причиной которой стала неполная бутылка воды в моем рюкзаке.

Осознание нелепости происходящего вместе с беззвучной насмешкой над внезапным испугом вскоре позволили мне продолжить экспедицию. Приехал я в Слюдянку только ради льда, но вся видимая поверхность озера оказалось надёжно укрытой плотным снегом. И чтобы обнаружить искомое, оставалось только уйти подальше от суши, где незатихающие ветры не позволяли белой крошке впиваться в прозрачный панцирь Байкала.
Содержимое собственного рюкзака меня больше не пугало, но тревожное ожидание ледохода незримо кружило поблизости, словно официант, очень рассчитывающий на чаевые. Примерно через час, белое покрывало начало рваться и сквозь него проступило изрезанное длинными шрамами тело ледника, толщина которого составляла несколько метров, если судить по уходящему вниз рисунку трещин. Словно психоаналитику, вызвавшему водопроводчика, мне хотелось заглянуть поглубже. Я стоял на коленях, пытаясь обнаружить дно озера за сеткой сколов и вуалью вмерзших пузырьков воздуха, когда почувствовал первый толчок. Глухой удар разлился вибрацией по ногам и затерялся среди солнечных лучей. Казалось, в седом отдалении лопнуло нечто массивное и это событие как-то связано с моей задержкой на одном месте.
Вся прогулка заняла около трёх часов и глубинный пульс Славного моря не давал забыть о риске уйти под воду до тех пор, пока меня не встретила набережная поселка. Уже сидя на лавочке у края озера я снова почувствовал ударную вибрацию и вскоре догадался, что причина подземных толчков – не взрывающийся лёд, а маневровые работы на близлежащей железной дороге. И только через пару недель меня настигла информация, превратившая состоявшийся поход выходного дня в фарс – Байкал начинает таять в середине мая.

24 февраля я отправился в кафе, чтобы попробовать настоящую бурятскую кухню. А именно: бухлёр и соленый чай на молоке с жиром.
Для начала – бухлёр. Суп довольно простой – очень много баранины и чуток овощей. В тарелке солировал массивный кусок мяса, рядом с которым терялись в бульоне две половинки картофелины и крупный кусок моркови. Вероятно, в бурятской готовке использовался не нож, а топор, что очень удобно, если сперва нужно развести костер.
А вот традиционный рецепт чая, как оказалось, всё-таки осовременился и жир в составе напитка заменился сливочным маслом. Оставалось только молоко заменить водой, а соль – сахаром. Вкусом чай напоминал игру в шахматы на раздевание – такое можно попробовать, но только один раз.
Стоит отметить, что не все блюда бурятской кухни адресовывались любителям суровой экзотики. В Иркутске были очень популярны позы – пельмени-переростки, приготовленные на пару. Формой традиционная пища напоминала шатер кочевников, за стенами из пресного теста которого пряталась сочная мясная начинка в бульоне. Классический рецепт также предполагал специальное отверстие на самом верху и ровно 33 защипа вокруг него – на вкус эта техника никак не влияла, но помогала бурятам обозначать собственную связь с буддизмом. Было бы у них основной религией христианство – позы делались бы всего с тремя защипами, либо в форме креста.
Город давал приют множеству специализированных закусочных, позных, в одной из которых меня и научили правильно есть это блюдо. Цены на позы указывались за единицу товара, а для того, чтобы перекусить, обычно хватало трёх штук. Есть их следовало руками: сперва надкусить у нижнего края и выпить бульон, а затем приступать начинке. Главная сложность – то самое отверстие с защипами, через которое горячая жидкость стремилась пролиться на руки. К моему огорчению, с этой проблемой остальные посетители кафе не сталкивались и в какой-то момент я всерьез задумался, что будет глупее – снова облиться бульоном или попросить у кассира коктейльную трубочку.
В Иркутске было не так много приятных мест, но в их число точно входили позные, а ещё местный дацан, который прославился не мудростью ламы, а столовой с вкусными чебуреками.

В марте мои импровизированные каникулы закончились и пришло время добывать средства к существованию. Заведения общественного питания предлагали посетителям обширное меню, но меня раз за разом угощали одним и тем же – отказом. Где-то не принимали сотрудников старше 27 лет, где-то за прилавком хотели видеть только женщин, но основной проблемой являлась нелегальность. Не было понятно, каким образом вести диалог с работодателем, чтобы результатом собеседования не стала поездка в отделение полиции. И успешное завершение Маршрута казалось всё сомнительнее с каждым днём, проведенным в безрезультатных попытках трудоустройства.
На территорию безработицы я входил как к себе домой. Больше ничего не удивляло и не вызвало сомнений: ни длительные походы в магазин ради картошки по скидке, ни скромная и нечасто бывающая на столе пища, ни растекшиеся по поверхности дивана будни. Оставалось только экономить деньги и тратить время, а хотелось – наоборот.
К концу апреля главным моим успехом стала тарелка супа, полученная за 8 часов стажировки в столовой. Рабочие места же от меня разбегались, словно морские свинки в контактном зоопарке. Не раз вакансия закрывалась до того, как я успевал добраться на уже назначенное собеседование или даже позвонить по контактному номеру в недавно опубликованном объявлении. Если в каком-то городе приезжему человеку и было тяжелее трудоустроиться, чем в Иркутске, то только в Ватикане.
С приходом мая ситуация усугубилась ещё и тем, что срок аренды комнаты заканчивался через месяц, а средств на его продление – не имелось. Тем самым, вакансии с помесячной оплатой труда утратили актуальность и спасти меня могла только подённая работа. Остатки сбережений составляли чуть больше 2000 рублей и один доллар – этого могло хватить на питание до июня, но нужны были ещё средства, чтобы преодолеть более 5500 км. до Украины, а также на жизнь в новом городе. В обозримом будущем вырисовывался силуэт неразрешимой проблемы и наступил лучший момент, чтобы признать собственную несостоятельность и обратиться за помощью к людям.

Рассчитывая на публикацию в городских интернет-сообществах, я составил текст о том, что ищу подработку, что приехал из Донецка и из документов имею только украинский паспорт, что знаком с профессиями кассира, промоутера, реализатора, а также подсобного рабочего и готов трудиться за 1000 рублей в день. О работе на стройке упоминать не стал, потому как два месяца жёсткой экономии на питании не прошли бесследно и строитель из меня был как доска из носка.
Напечатали мое обращение только в одном месте, причем администраторы выложили текст анонимно и поудаляли из текста все упоминания Украины. Благодаря чему я стал не беженцем без документов, а просто каким-то приезжим человеком с паспортом, который по умолчанию считается российским.
Чем беднее живут люди, тем сильнее их возмущает чужое стремление к достатку и тем больше враждебности вызывают просьбы о помощи. На Сахалине нуждаться в поддержке было легко, ведь незнакомцы сами шли навстречу и предлагали услуги. Однако в Иркутске законы гостеприимства и взаимовыручки работали иначе. Лишь три человека под моим объявлением оставили комментарии по делу. Пожилая дачница готова была отдать килограмм картошки, которая почти испортилась в погребе ее загородного дома. Двадцатилетний парень предложил поучаствовать в явно мошеннической схеме. А еще написал мужик, который вспомнил, что 18 лет назад в какой-то деревне была подработка на производстве армированного бетона. Остальные же участники обсуждения начали высмеивать неудачливого автора и осуждать его предположительный алкоголизм. Нашелся мужчина, который заявил, что косарь за работу – это слишком много и общество его поддержало. Ну а в качестве завершающего штриха, одна женщина обратила внимание на грамотность моего текста, после чего горожане начали доказывать, что это результат редактуры администратора сообщества и обычный безработный так писать не может. Жители Иркутска не только не оказали помощи, но ещё и попытались лишить меня последнего – орфографии.

В мае поиск вакансий на местных сайтах стал больше напоминать ежедневный ритуал, а не осмысленное действие, от которого ожидается результат. Предчувствуя приближение непростого времени, я пытался максимально растянуть имеющиеся средства и всё менее охотно расставался с деньгами в магазинах.
Ещё в Екатеринбурге, при заключении моего договора с судьбой, наградой за пройденный Маршрут было счастье, которым представлялась девушка, что меня полюбит. Только голодные дни иркутской весны оказались слишком жадными, чтобы ограничиться властью над желудком и вторглись на территории разума. После чего любовь оказалась не такой желанной, как финансовая независимость и собственное жильё. Вероятно, причиной этой подмены понятий стали не только месяцы недоедания, но и год нелегального пребывания в России с постоянным страхом депортации, а также несколько лет жизни вблизи социального дна. Однако разбираться в собственной мотивации желания не было, я хотел чего-то большего, а именно – миллион.

В любом случае, прежде чем получить заслуженную награду, следовало сначала оставить последний город Маршрута и добраться до Украины. Путешествие виделось не самым приятным, но в заветренный салат жизненных трудностей добавили свежего майонеза добродетели два человека: парень из Красноярска, а также девушка из Харькова. Они уже долгое время следили в интернете за моими успехами и предложили погостить день-два в этих городах. Тяжело переоценить возможность ночёвки не в палатке, особенно при автостопе по Сибири.
Также я решил заранее облегчить себе жизнь после пересечения государственной границы и связался с украинским консульством. Там сообщили, что могут помочь с дорогой на родину, но только тем, кто находится в России легально, а ещё дали контакты киевской волонтерской службы, которая занимается помощью беженцам из Донбасса. План действий вырисовывался довольно отчётливо: покинуть Иркутск, заехать в Красноярск и Харьков, добраться до Киева, обратиться к волонтёрам, а потом просто ждать, пока судьба не решит, что пора награждать меня миллионом.

2 июня последние дорожные приготовления были завершены. В рюкзаке умещалось все мое имущество, а также скромный запас продуктов – пара литров воды, 600 грамм сухарей и два куска дешёвой халвы из продуктового дискаунтера. На что-то более серьезное нельзя было рассчитывать с имеющимся бюджетом. Личные финансы составляли всего 600 рублей, один доллар и немного мелочи. Учитывая обстоятельства, я решил во время грядущего автостопа принимать любую помощь со стороны водителей, хотя раньше всегда отказывался от денег.
Киев возвышался грозящей целью примерно в 6000 км. от меня.