Кошмар оккупации

 Глава из книги "Земля родная, земля казачья".Очерки о станицах, хуторах, селах и поселках Калининского района Краснодарского края (начиная с 1793 года по 2014-й).Краснодар 2014.
Эти повествования составлены по воспоминаниям старожилов  районного центра, хорошо запомнивших период оккупации. Когда через станицу  прошли части Красной армии, поповичевцам стало ясно: с часу на час придет ненавистный немец. Взрослые запретили детям выходить на улицу, да те и сами без особой надобности там не появлялись. И вот 7 августа, около  полудня, со стороны станицы Степной,  образовалось  облако пыли. Станичники подумали, что  движется техника. Но оказалось, что это румынский конный полк. Шумные, суетливые, вороватые и трусливые  чернявые кавалеристы быстро начали прибирать к рукам все, что приглянется. Но храбрились только перед слабыми. Перед теми, кто давал хотя бы бурный словесный отпор, пасовали.
Через некоторое время их сменила немецкая тыловая часть. В станице вражеские части долго не задерживались. За  период оккупации их перебывало немало, и начальство каждой вносило в  оккупационный режим какие-либо свои поправки. Первым делом фашисты обзавелись помощниками: создали местную жандармерию, назначили старосту.  Пытаясь заполучить благосклонность населения,  старались  играть роль спасителей от "красного террора". Позаботились о восстановлении службы в православном храме. Попытались организовать занятия в школах. А  для молодежи разрешили в кинотеатре им. Горького самодеятельным артистам подготовить спектакль. Один показ состоялся. Странно было людям смотреть Чеховский «Вишневый сад», когда  шла жестокая битва за Родину, а ненавистные оккупанты топтали святую кубанскую землю. Местный театр просуществовал недолго. С приходом новых фашистских подразделений  кинотеатр превратили в конюшню.
В первые  дни своего «царствования» враги расстреляли всех станичных собак. Теперь  даже днем на улицах было не шумно, а с наступлением темноты на них опускалось   не только покрывало ночи, но и гнетущая, тревожная тишина.  Как не пытались станичники спрятать от наглых глаз новых «хозяев» свое добро, не удавалось.  Лиходеи забирали и пускали под нож кормилиц-коров, даже стельных, взрослых свиней и малых поросят, а сбор яиц, откручивание голов петухам и курам были каждодневным, привычным делом.  Для проживания немцы выбирали себе жилища в зависимости от  должностей и  званий. Кто рангом повыше, обустраивались в больших, добротных, бывших казачьих хатах. Офицеры занимали главную комнату. Солдаты обитали в кухне, на ночь настилали на пол солому или сено. Хозяевам же, вместе с малыми детьми, приходилось ютиться в пристройках, кладовых и сараях. Было холодно, голодно и страшно. 
Комендатуру и подразделение СС фашисты разместили в самом большом здании, где совсем недавно были райком партии и райисполком (ныне это школа-интернат). Часть комнат на первом этаже оборудовали под тюрьму, заложив окна кирпичом, поставив на другие решетки. Военнопленных  красноармейцев содержали в подвале магазина на углу  улиц Почтовой (ныне Фадеева) и Советской (бывший хлебный магазин). Люди старались обходить его стороной, но стоны были слышны далеко. При отступлении фашисты вывели  пленных, чтобы погнать перед своей колонной. Бедолаги были не только голодными, но и полураздетыми, а на дворе стояла февральская  промозглость. Сердобольные жители, кто смелее, пытались передать пленным еду и кое-что из одежды, обуви. Конвоиры отгоняли станичников, ругались, а пленных били и даже расстреливали (рассказали Ефим Григорьевич Рыбальченко и Агафья Прокофьевна Золотченко).
Валентина Никитична Свиридова, в девичестве Иванова, (умерла зимой 2010 года), в 1943 году была совсем девчонкой, только окончила четвертый класс. Ее отец, Никита Васильевич Иванов, был председателем колхоза «Штейнгард» на хуторе Греки. В предвоенные годы его назначили председателем райпотребсоюза. Эту же должность он занял, когда вернулся  после войны. Что Ивановы – семья ушедшего на фронт коммуниста, знали все, в том числе и полицаи. Один из них пригрозил матери, чтобы не сопротивлялась, отдала, все, что ему приглянулось, иначе он донесет немцам и  - не поздоровится не только ей, но и детям. Старшая дочь находилась в то время на дальней колхозной бригаде вместе с другими старшеклассниками, а Валентина с братом – при матери. Нагрянувшие неожиданно оккупанты забрали  все,  что было ценного в доме: патефон, велосипед. Избили мать батогами.  Вскоре появились и первые постояльцы. Вели они себя как хозяева. В большом саду у дома поставили технику и лошадей. Сначала хозяйку с детьми вообще выгнали на улицу. Потом пришел начальник – офицер и сжалился, разрешил им обитать в сенцах, маленькой комнатушке, примыкавшей к кухне. Но чтобы те не попадались новым жильцам на глаза.
Офицер разместился в зале, его приближенные в другой комнате. Денщиком у офицера был расторопный и в меру сердобольный румын. Он нередко  украдкой подкармливал сестру и брата, понимал, какой пытке подвергаются голодные дети, вдыхая запахи еды, которую он готовит. Когда произошла очередная замена фашистских военных частей, у главного постояльца Ивановых вместо денщика был наш военнопленный. Он тоже тайком совал детям то кусок хлеба, то еще что-нибудь. Но главное, он посоветовал девочке не верить в россказни захватчиков.  Сказал, что Москву  враги не взяли, и доказал это, включив радиоприемник, когда немцев не было дома. Восхищенная девочка на всю жизнь запомнила, как сквозь шум помех донесся голос Сталина, выступавшего на параде, посвященном очередной годовщине Великой Октябрьской революции. Его характерный акцент невозможно было не узнать! И пусть прозвучала лишь одна фраза, она стоила многочасовых речей! Она подтверждала, что Москва держится, что Красная армия бьет врага. Тут же Валя побежала с радостной вестью по соседям, соблюдая, как ее учил пленный, конспирацию. 
Оккупанты часто сгоняли население станицы в парк к «горке» (так люди называли развалины взорванного большевиками Покровского храма), чтобы  что-то сообщить. Но однажды без разъяснений полицаи стали хватать всех, кто попадался им на улице. Арестованных, среди которых было много детей, гнали к бывшему клубу. Он находился напротив того места, где сейчас стоит четырехэтажный жилой дом с аптекой. Там собралась огромная толпа. Людям приказали выстроиться в очередь. Все волновались, спрашивали  впереди стоящих, зачем их собрали.  Между тем, во дворе, рядом с хатой-клубом стояла какая-то странная автомашина с будкой. Людей заводили в хату, а через некоторое время сажали в будку машины. В толпе шептались, что согнали всех для забора крови, но для чего машина?  Стало понятно:  что-то неладно.  Сомнений не могло быть – это же душегубка на колесах! Потому  никто из нее не выходит. Началась паника.  Тем, кто находился подальше, удалось сбежать без проблем, среди них была и Валя Иванова (Свиридова), а стоявшие во дворе оказались под дулами автоматов…
Клавдии Антоновне Дементьевой (в девичестве Бойко, уже ушедшей в мир иной) в то время было десять лет. Семья жила недалеко от станичного рынка. Первыми у них в доме поселились румыны, служившие в какой-то хозяйственной части и работавшие на лошадях-тяжеловозах. Лошадей и телеги тогда разместили в станичном парке, и он быстро потерял свой привлекательный вид. Осенью на постой пришли два офицера-немца: Отто и Вернер. На счастье они оказались незлобными, хозяев не обижали. Мать мыла постояльцам котелки, чистила обувь. За это они отдавали остатки своего обеда. Почти всегда это был гороховый суп. 
Зимой через станицу усилилось движение неприятельских войск. Жители не успевали понять, что за часть обустраивается, как на смену ей приходила другая. С северной стороны, там, где фашисты ожидали наступления наших войск, они построили несколько дотов, прорыли окопы. Но эти  оборонительные объекты им не понадобились. Уходить врагам пришлось без боя, спешно. Перед тем,  как оставить Поповичевскую, они совсем озверели. Сожгли несколько   хат и здание бывшего райкома партии, но старинная крепкая постройка устояла. Предали враги огню также здания партийного кабинета, райпотребсоюза, некоторые школьные.  Разрушили телефонную и телеграфную связь.  За шесть месяцев оккупации был  нанесен огромный ущерб: в 86, 5 миллиона рублей.
В бессильной злобе враги разоряли и жгли все, что попадалось на глаза: заборы, декоративные и фруктовые деревья, памятники и иные украшения в парке. За последние несколько дней они сожгли колхозные животноводческие фермы, конюшни, амбары, постройки на полеводческих станах, зернохранилища, клубы, школы, больницу. В начале февраля в четвертом корпусе молочно-товарной фермы колхоза «Вторая пятилетка» фашисты расстреляли 17-ти летнего Ивана Ивановича Солоденко, Алексея Андреевича Шпику, что был на год моложе и 18-ти летнего Зигмана Хайна. Парней заподозрили в пособничестве партизанам. Издевались над ними, выкрутили руки. А. Шпику и З. Хайна похоронили во дворе дома Терентия Андреевича Шпики, что проживал на улице Выгонной № 189. И. Солоденко - на кладбище, у реки Понуры, что в южной стороне станицы.
Многие старшеклассники большую часть оккупации провели в дальних колхозных бригадах, куда летом их отправили на уборку урожая. Далеко в степь фашисты почти не заглядывали.  Лишь время от времени по полевым грунтовкам проезжали конные или мотоциклетные отряды. Для острастки солдаты палили по камышам.  Юноши и девушки оказались, как на острове, в атмосфере неведения. Зима в тот год  на Кубани выдалась необыкновенно снежная, с невиданно лютыми морозами. Лишь когда оставаться  в степи больше было невозможно, по одному, тайно молодые поповичковцы вернулись в свои семьи. Но враги уже готовились к походу, и до пришельцев им не было дела. Так счастливый случай помог молодежи станицы избежать беды. Юноши и девушки остались живы, их не угнали в Германию, как это сделали во многих окрестных населенных пунктах.
Перед уходом из станицы фашисты отобрали у людей домашний скот, немногим удалось спрятать корову или телку. Стадо погнали к гребле, что на реке Понуре. Но тут налетели наши самолеты, открыли огонь. Скот разбежался и, к великой радости многих станичников их кормилицы вскоре вернулись домой.
Фашисты  в спешке бросили свою неисправную технику.  Все документы и имущество, которое не в состоянии были забрать с собой, сожгли. Двинулись в путь вечером 12 февраля. Шли по нынешней улице Крестьянской в сторону гребли, по дороге на Джумайловку. Шли они хмурые, нестройными колоннами. Спасаясь от холода, солдаты натянули на себя все, что попало под руку. Пеших обгоняли машины с  высшим  офицерством. А те, что  чином ниже - тряслись в кибитках, запряженных  уставшими лошадьми. В некоторых кибитках находились женщины, очевидно, подруги офицеров. Вид у них был тоже довольно жалкий.