Золото рабочих будней

Маринка, подруга моя, работает менеджером на мебельной фабрике. Она и швец, и жнец, и на дуде игрец. Чертежи кухонных гарнитуров, стенок, встроенных шкафов колдует. Консультирует. Оформляет.

Так вот, вчера забежала ко мне после работы, еле живая, рутина придавила. Накормила её, чаем липовым свежим напоила. Заполночь угомонились. Спать уложила.

Под утро, взбудораженная, врывается на кухню и взахлёб рассказывает.

***
 Сон тягучий. И такой реальный, прям мысленно вернулась в рабочую х@ету.  Хочется зажмуриться, поглубже зарыться в одеяло, обойтись без конфирматов, а не получается.

Прикинь, вижу, приглашают доктора. Японец. Смотрит глаза мне, разводит руки и объявляет диагноз на своём заморском:
— Комута Херовата.

Блин, ежу понятно: не кому-то, а мне. Он вздыхает, поправляет ручку в нагрудном кармане. Отходит.

***
Приближается второй. Консилиум, что ли? Теперь китаец трясёт надо мной седой жиденькой именитой бородёнкой, на ломаном русском рассказывает что-то. Туман в голове. Доносится:
— В Уссурийской тайге... барс был глазами мне. Тигр - проводник мягкими лапами по снежному насту. Жень-шень... Лимонник... Из яда чёрной кобры пасту.
Не дай вам бог жить во времена перемен.

Вооот оно! А меня — угораздило. На работе — реорганизация. Добавили ещё одну программу. Оформление почти вручную, на каждого заказчика теперь четыре договора: два им, два нам. И приложения четыре. Итого, пакет документов на 17 страницах - им, чуть меньше - нам.

 Время оформления не пятнадцать минут, как раньше, а около двух часов:  если с согласовпниями и перераскроем чертежей, если "как себе", ну ты помнишь, как мы "любились" на твоей прихожей, каждую фитюльку продумали. Оплата теперь тоже по новому.

Цыганка из угла палаты добавляет:
— Всё вижу. Правду говоришь. Потом перепроверки, спец заказы, отметки в трех местах, что было, что стало, на чем сердце успокоилось, Золотенький ты мой заказчик.

***
В это же время расчёты, консультации, записи на замеры, работа с рекламациями...
Кажется ною.

Профессор Преображенский укоризненно констатирует:
 — Ноешь, милочка. Свежий воздух сделает из вас человека. И послушайте моего доброго совета: перед обедом — обыкновенной русской водки. Помните, голубушка, водка должна быть 40 градусов.

Филипп Филиппович отходит, задумчиво бормочет себе под нос, мечтательно:
— Вот если бы Шариков... тогда бы резать, не дожидаясь перитонита, а так, рассосется.

Верка, соседка по палате, прожженая вульгарная проводницца, видавшая огни и воду, с вызовом спросила:
— Рассосется? Профессор, а с вашего позволения,  кто ж сосать-то будет? — Пыхнула огоньком кочегарки, растопырила влажные навыкат губёхи и разразилась наглым хохотом.

Очки Преображенского запотели и спрятали ошеломленный взгляд профессора. Он пошатнулся. Хватанул воздух бессловесной рыбой и замер.

Тут женщины в палате, профессура, иностранцы. Им наши скабрезности совсем не камильфо. Высокий штиль и всё такое. Прошу прощения.

***
Белые халаты расступились, хромоногий приблизился. Узнала, —Доктор Хаус:
— Все пациенты врут, коллеги. Есть у меня гипотеза, сейчас проверим. Садится на постель. Трость в сторону. Морщится, видно, адская боль в ноге. Всё мается, бедняга и викодин опять не помогает. Достаёт колоду карт. Тасует. И начинает прям на моём одеяле раскладывать:
— Что помните?
— Помню слова заказчиков об оформлении.

Память заглянула в комнату в халате санитарки,  бряцнула ведром на входе, поставила швабру в сторону. И, не обращая внимания на консилиум, прошла к окну и распахнула створки:
— Какая духота.
Хаус продолжал раскидывать карты на двоих.
На распахнутой створке окна стали появляться лица:
— Взопрел совсем, — пожилой заказчик с испариной на лице, — передайте вашим снабженцам, надо тальк в офис привезти. Иначе хана, будут опрелости, не у нас, так у вас.

Другой, глядя, как раскладываю документы,  захохотал:
— Нет, ну вы посмотрите, не шулера ли? Сидим, как в карты играем: себе, себе, тебе, ещё тебе. И деньги забрала все. 

Доктор Хаус спрятал победную улыбку, собрал карты и отошёл, припадая на ногу. А на окне всё менялись лики. Дама, интеллигентной наружности, цедила слова, культурно сдерживая злость:
— Вы специально так делаете, чтобы мы не читали под чем подписываемся?
— Да. Да. Я в советские времена  за границу меньше документов оформлял.
— Я мед комиссию вчера быстрее прошёл. 
— Вы точно мебель  продаёте? Может, вербуете на ту сторону?

***
Память захлопнула окно. Ручку открутила и предусмотрительно положила в карман.
— Что помните? -  Голова профессора Доуэля еле открывала рот.
— Что помню, то хочу забыть.
— Имя помните?
— Нет.
— Кто вы?
Задумалась...
— Я золотоискатель. Точно! У Джека Лондона об этом было. Давно. А я вчера искала.
— И как, намыли золотишко? 
— Не без этого. Малёх намыла.
— Покажи.
— Знаешь, - говорю панибратски, - оно особенное.
— Тем более.
— Во время подписания договоров намыла. С одной пожилой парой, которые терпеливо вынесли два часа в офисе, мы шутили. Я протрясала через "ситечко" их заказ. Предлагала воду им. Жара. Они многозначительно отказывались. 45 лет вместе, а игры продолжаются, про то, кто в семье главный. Спектакль.
— Дорогой, раз ты так, я могу уйти.
— Не надо, я пошутил.
— Тогда - я на воздух.
Дед стал куражиться, перья расправлять. В финале он спросил моё отчество. Раскланялись. Расстались в улыбках, пожеланиях здоровья. Только что не обнялись. Хотя, и так с некоторыми бывало.

А вечером пришла молодая пара. Он - перфекционист. Она — благодушная кареокая нежность. Улыбчивая, в кудряшках. Спокойная и тихая, словно в преддверии беременности, в самом начале чуда.

Шутили. Охали. Вздыхали. Ржали. Вместе.

Носила воду им, как себе, часто. Пили, не чокаясь. Веселились, местами истерично. И оформлялись. Так же долго. По новой "золотой" системе — когда терпение куётся.
 
За эти два часа можно посмотреть фильм, доехать до Наташиной Юрги, сходить в парк. За эти два часа можно породниться.
Да мало ли чего...

А они оформляют кухню. Новую. Терпеливо. С юмором. С доверием.
Дом своей мечты. Для классной жизни. Кулачки зажимаю на удачу.

— Золото доверия, а ещё? — Доктор выжидательно молчит. — Какое золото добыла
— ещё я час с работы пешочком шла в гости. Взбодрилась. С подругой пообщалась.
—... — хлопает глазами, только хрипы в трубках.
— Есть ещё один золотой слиток. Смотри: я — жива осталась после всего этого. Ещё — я говорю. И я тебя вижу!
— Меня видишь? — переспросил профессор, голосовая трубка Доуэля осторожно заклокотала заливистым мелким
Золото рабочих будней

Маринка, подруга моя, работает менеджером на мебельной фабрике. Она и швец, и жнец, и на дуде игрец. Чертежи кухонных гарнитуров, стенок, встроенных шкафов колдует. Консультирует. Оформляет.

Так вот, вчера забежала ко мне после работы, еле живая, рутина придавила. Накормила её, чаем липовым свежим напоила. Заполночь угомонились. Спать уложила.

Под утро, взбудораженная, врывается на кухню и взахлёб рассказывает.

***
 Сон тягучий. И такой реальный, прям мысленно вернулась в рабочую х@ету.  Хочется зажмуриться, поглубже зарыться в одеяло, обойтись без конфирматов, а не получается.

Прикинь, вижу, приглашают доктора. Японец. Смотрит глаза мне, разводит руки и объявляет диагноз на своём заморском:
— Комута Херовата.

Блин, ежу понятно: не кому-то, а мне. Он вздыхает, поправляет ручку в нагрудном кармане. Отходит.

***
Приближается второй. Консилиум, что ли? Теперь китаец трясёт надо мной седой жиденькой именитой бородёнкой, на ломаном русском рассказывает что-то. Туман в голове. Доносится:
— В Уссурийской тайге... барс был глазами мне. Тигр - проводник мягкими лапами по снежному насту. Жень-шень... Лимонник... Из яда чёрной кобры пасту.
Не дай вам бог жить во времена перемен.

Вооот оно! А меня — угораздило. На работе — реорганизация. Добавили ещё одну программу. Оформление почти вручную, на каждого заказчика теперь четыре договора: два им, два нам. И приложения четыре. Итого, пакет документов на 17 страницах - им, чуть меньше - нам.

 Время оформления не пятнадцать минут, как раньше, а около двух часов:  если с согласовпниями и перераскроем чертежей, если "как себе", ну ты помнишь, как мы "любились" на твоей прихожей, каждую фитюльку продумали. Оплата теперь тоже по новому.

Цыганка из угла палаты добавляет:
— Всё вижу. Правду говоришь. Потом перепроверки, спец заказы, отметки в трех местах, что было, что стало, на чем сердце успокоилось, Золотенький ты мой заказчик.

***
В это же время расчёты, консультации, записи на замеры, работа с рекламациями...
Кажется ною.

Профессор Преображенский укоризненно констатирует:
 — Ноешь, милочка. Свежий воздух сделает из вас человека. И послушайте моего доброго совета: перед обедом — обыкновенной русской водки. Помните, голубушка, водка должна быть 40 градусов.

Филипп Филиппович отходит, задумчиво бормочет себе под нос, мечтательно:
— Вот если бы Шариков... тогда бы резать, не дожидаясь перитонита, а так, рассосется.

Верка, соседка по палате, прожженая вульгарная проводницца, видавшая огни и воду, с вызовом спросила:
— Рассосется? Профессор, а с вашего позволения,  кто ж сосать-то будет? — Пыхнула огоньком кочегарки, растопырила влажные навыкат губёхи и разразилась наглым хохотом.

Очки Преображенского запотели и спрятали ошеломленный взгляд профессора. Он пошатнулся. Хватанул воздух бессловесной рыбой и замер.

Тут женщины в палате, профессура, иностранцы. Им наши скабрезности совсем не камильфо. Высокий штиль, и всё такое. Прошу прощения.

***
Белые халаты расступились, хромоногий приблизился. Узнала, — Доктор Хаус:
— Все пациенты врут, коллеги. Есть у меня гипотеза, сейчас проверим.

Садится на постель. Трость — в сторону. Морщится, видно, адская боль в ноге. Всё мается, бедняга, и викодин опять не помогает. Достаёт колоду карт. Тасует. И начинает на моём одеяле раскладывать:
— Что помните?
— Помню слова заказчиков об оформлении.

Память заглянула в комнату в халате санитарки,  бряцнула ведром на входе, поставила швабру в сторону. И, не обращая внимания на консилиум, прошла к окну, распахнула створки:
— Какая духота.
Хаус продолжал кидать карты на двоих.
В отблеске распахнутой створки окна мелькали лица:
— Взопрел совсем, — пожилой заказчик с испариной на лице вздыхал и  вытирал пот салфеткой, — передайте вашим снабженцам, надо тальк в офис привезти. Иначе — хана, будут опрелости, не у нас, так у вас.

Другой, глядя, как раскладываю документы,  захохотал:
— Нет, ну вы посмотрите, не шулера ли? Сидим, как в карты играем: себе, себе, тебе, ещё тебе. И деньги забрала все. 

Доктор Хаус спрятал победную улыбку, собрал карты и отошёл, припадая на ногу.

На окне всё менялись лики. Дама, интеллигентной наружности, цедила слова, культурно сдерживая злость:
— Вы специально так делаете, чтобы мы не читали под чем подписываемся?
— Да. Да. Я в советские времена  за границу меньше документов оформлял.
— Я мед комиссию вчера быстрее прошёл. 
— Вы точно мебель  продаёте? Может, вербуете на ту сторону?

***
Память захлопнула окно. Ручку открутила и предусмотрительно положила в карман.
— Что помните? -  Голова профессора Доуэля еле открывала рот.
— Что помню, то хочу забыть.
— Имя помните?
— Нет.
— Кто вы?
Задумалась...
— Я золотоискатель. Точно! У Джека Лондона об этом было. Давно. А я вчера искала.
— И как, намыли золотишко? 
— Не без этого. Малёх намыла.
— Покажи.
— Знаешь, - говорю панибратски, - оно особенное.
— Тем более.
— Во время подписания договоров намыла. С одной пожилой парой. Терпеливо вынесли полтора часа в офисе. Как?

Мы шутили. Я протрясала через "ситечко" их заказ. Предлагала воду им. Жара. Они многозначительно отказывались.

45 лет вместе, а игры продолжаются, про то, кто в семье главный. Спектакль.
— Дорогой, раз ты так, я могу уйти.
— Не надо. Куда я без тебя? Ты шея.
— Тогда — я на воздух.
Дед стал куражиться, перья расправлять. В финале спросил моё отчество. Раскланялись. Расстались в улыбках, пожеланиях здоровья. Только что не обнялись. Хотя, и так с некоторыми бывало.

А вечером пришла молодая пара. Он - перфекционист. Дотошный до каждой детали. С ним вместе всё пересчитали заново. Она — благодушная кареокая нежность. Улыбчивая, в кудряшках. Спокойная и тихая, словно в преддверии беременности, в самом начале чуда.

Шутили. Охали. Вздыхали. Ржали. Вместе.

Носила воду им, как себе, часто. Пили, не чокаясь. Веселились, местами истерично. И оформлялись. Так же долго. По новой "золотой" системе — когда терпение куётся.
 
За эти два часа можно посмотреть фильм, доехать до Наташиной Юрги, сходить в парк. За эти два часа можно породниться.
Да мало ли чего...

А они оформляют кухню. Новую. Терпеливо. С юмором. С доверием.
Дом своей мечты. Для классной жизни. Кулачки зажимаю им на удачу.

— Золото доверия, а ещё? — Доктор выжидательно молчит, —  добыла?
— Ещё я час с работы пешочком шла в гости. Взбодрилась. С подругой пообщалась.
—... — хлопает глазами, только хрипы в трубках.
— Есть один золотой слиток! Смотри: я — жива осталась, после такого дня. Ещё — я говорю. И я тебя вижу!
— Меня видишь? — переспросил профессор, голосовая трубка Доуэля осторожно заклокотала заливистым мелким смехом. Видно он опасался, как бы голова не укатилась. — Тогда я за тебя спокоен.

Приснится же такое.
Кому-то — сон.
Кому — реальность.

12.07.2023