Английский лорд

Шумная студенческая вечеринка в общежитии, народ клубится в комнатах, в коридоре, на лестничной площадке. Крик, хохот. Грохочет музыка, свет вырубили, кое-где включены фонарики телефонов, мигает иллюминация. Весело! В толпе смешались и «домашние», и общежитские, все под шафэ, кое-где весьма внушительно. Жарко, душно, маленькая компания вывалилась на балкон, вспыхнули зажигалки, все курят.

– Уплясалась!

– Денис, болван, ставит всё время какой-то отстой! 

– Всё нормально, хоть протряслись.

– Слушайте, а что за парень такой рыженький, в углу у окна сидел?

– Павлик что ли? Из 0423, общежитский.

– Ну и что за фрукт?

– Черт знает, всегда молчит, я его голос ни разу не слышала.

Павлик. Павлик. Павлик, ярко-рыжий, невысокий и ладный. Лицо тонкое, нежная кожа, синие глаза, красивые руки. Никогда не пропускает пары, конспекты аккуратные, чертежи идеальные, но прочитать его почерк почти нереально. Сессии сдает без троек, крепкий хорошист. Молчит, глаза смотрят неизвестно куда. Если отвечает, то скулы розовеют, смущается.

– Интересно, он дурак или ничего?

– Тебе какая разница. Он весь год носит одну и ту же рубашку. Готовится в библиотеке, своего ноута нет.

– Подумаешь, нет! Внешность интригующая.

– Женька, сумасшедшая, обычный мигрант.

Павлик. Он приехал из далёкой жаркой страны. Его азиатская родина, осколок исчезнувшей могучей империи, затерялась в пыли бесконечных степей, раскаленных песков, глинобитных дувалов и скрюченных деревьев урюка. Его забытый Богом поселок, как будто нарисованный охрой, продуваемый ветром в любое время года. Сельская школа, медлительный старик-учитель, который вел все предметы школьной программы для шести десятков русских детей. Бесконечно добрый, любимый учитель, мудрец, знаток математики и физики. Глиняный барак, в котором у мамы две комнатки, готовят во дворе. Никто не знает отца Павлика, спросить о нем он ни разу не осмелился, даже когда уезжал учиться.

Однажды в конце лета в прозрачной темноте южной ночи на забытом полустанке Павлик навсегда простился со своей родиной и своей мамой, тоненькой кроткой женщиной. В темноте ему был виден только её хрупкий силуэт, но он чувствовал её запах, в руках его были шершавые ладони матери. «Прощай, Павлик, сынок, прости… Выбивайся в люди…». Мать не сказала: «Не забудь меня», она понимала, что может быть всякое, и прощалась с ним навсегда. «Если забудет – прощаю всё равно мою кровиночку».


Женька вернулась в душный полумрак вечеринки уже с определенной целью. Женька мастер постановки целей и их достижения. Она быстро отыскала Павлика.

– Стоп! Ты мне нужен. Идем танцевать.

И хотя ревел забойный рок, Женька положила руки на плечи Павлика и стала уверенно и настойчиво двигаться в медленном танце. Женька, записная красавица и авантюристка, отличница и спорщица, что ей было нужно от Павлика? Он рассматривал её лицо во все глаза, предполагая, что это какая-то шутка, и готовясь к неожиданному повороту событий. Он видел в полумраке сияющие смеющиеся глаза, совершенно трезвые и себе на уме. Он видел на просвет остренький носик, уверенно направленный вверх. Кого он ему напоминал?.. Павлик не учел, что у него оказалась такая податливая душа, он ощутил прилив крови к вискам, он почувствовал, как вспотели ладони, он сказал себе «остановись!», но было уже поздно. Он влюбился в остренький носик, гордо вздернутый над окружающей жизнью. Особенно если смотреть на него почти в профиль.

Женька схватила его за руку и притащила в комнату подруг, включила верхний свет. По углам зашевелились, затормошились, кто-то забежал из коридора.

– Всем внимание! Этот парень будет моим мужем! Все слышали?!

Смех, крики, поздравления, что ещё! Просто весело, просто за окном май, просто здорово быть молодым и бессмертным!

– Женька, ты шутишь!

– Ещё чего! Он похож на английского лорда. Я хочу, чтобы мои дети тоже были похожи на него!

А Павлик молчал, он понимал, что все шутки в сторону и он станет мужем той единственной, которая предназначалась именно ему. Судьба свершилась.

Что было дальше? Сессия за четвертый курс, практика, потом, глухим летом, студенческая свадьба, как и полагается, многолюдная, бестолковая и утомительная. И только одна заноза, тупая ноющая боль: мама не отвечала на звонки. Павлик не был дома уже четыре года, кроме матери, у него никого никогда не было, не было других телефонов. Нужно было ехать домой, но денег тоже не было, просить у молодой жены не хватало смелости, и он звонил и звонил, утром, вечером, перед сном. Он гнал предположения. Незаметная боль стала его постоянной спутницей.


Павлик узнавал свою жену, ее резкий требовательный характер, ее упрямство и силу воли, жизнелюбие. Он покорился полностью её желаниям, он не спрашивал, как сложится их семейная жизнь, он просто беззаветно любил. Женька знала, что он абсолютно беден, что его средства – это мизерная стипендия и лаборантская работа на кафедре. Она знала, что его перспективы ничтожны. Но у Женьки в распоряжении был еще один мужчина, так же беспредельно ей преданный. Отец. Большой, непомерно толстый и энергичный, расчетливый и ухватистый бизнесмен, владелец провинциальных кондитерских фабрик, отец, которого как раз не смущал выбор дочери: «Могло быть гораздо хуже». Любимой Жеке тут же купили квартиру, пусть на самом краю города, в депрессивном районе советской застройки, перемежающейся с двухэтажными деревянными домами, с запахом канализации и разбитыми аллейками. Женька энергично и властно обустраивала своё новое гнездо, она всё время говорила, обсуждала, распоряжалась, ей нравилось, что Павлик внимательно слушает её. Она ждала ребенка, вернее двух детей, как определил на приёме врач спустя несколько месяцев. Двух дочерей. Павлик всегда был рядом, вместе в университет, в столовую, домой. Последний курс, диплом! Наверно, это было самое счастливое время, хотя ему всю жизнь казалось, что он счастлив. Капризы жены, перемены в настроении, слёзы и смех, раздражение, разве можно было уехать на далёкую азиатскую родину даже ненадолго! И только в уголке, в самой дальней кладовке его сознания дремала тихая боль.

А Женька наряжала своего английского лорда, придирчиво смотрела на его манеры: действительно похож на английского аристократа, аккуратен, сдержан, подтянут. Отправила получать водительские права. Павлик не спорил и не оценивал ее вкусы, ни о чем не просил, был готов в любую минуту отказаться от того, что ему по сути не принадлежало. Вещи не составляли для него никакой ценности, деньги чужие, хотя пришлось уйти с лаборантской работы. Этим безразличием к деньгам он нравился Женькиному отцу.

Вместе защищали дипломы, в один день, потом Женьку забрали в роддом, отец оплатил лучшего врача, комфортные условия, и хотя ему не очень нравилось, что родятся внучки, а не мальчик, например, но вслух при дочери он об этом говорить не стал, сойдет и так. Павлик томился под окнами больницы целыми днями, Женька поднималась с кровати и смотрела на него в окно каждый час, ей хотелось, чтобы он не уходил, но на родах она не позволила никому присутствовать. Наверно, они были непростые, но девочки родились вполне здоровыми, крепкими и хорошо прибавляли в весе. В записке перед выходом из роддома молодая мать написала: «Девочек зовут Тося и Тася. Таисия и Анастасия». Решение не обсуждалось. И отец, и дед были рады, что мать здорова и по-прежнему всё держит под контролем.


Первое время Женька почти всегда спала. Или лежала с телефоном, или слушала музыку, занималась маникюром. Да мало ли интересных занятий для красавицы! А Павлик стал нянькой, прекрасной, внимательной, терпеливой. Его режим дня абсолютно совпадал с жизнью дочерей. Павлик был на седьмом небе от счастья! Кормить, гулять, купать, укладывать спать – это же чистое счастье!

Женька отправилась в очередной раз к отцу. На электричке, в глушь, как ей казалось, в родной поселок Старопосадский, большой, просторный, раскидистый, на пересечении железных дорог со всех сторон света. Отец был здесь первым человеком, шутка ли, хозяин «градообразующего» предприятия! Производственные площади большие, народу работает много, но все свои, местные, что ценил отец.

Он оказался дома, устроил себе стол, уставленный вкусностями, и наслаждался спокойными минутами. Любимой дочери он как всегда очень обрадовался, она не могла испортить ему никакое удовольствие, в том числе и вкусно поесть и чуток выпить. Женька присоединилась. Они дружно причмокивали, однако отец не утерпел:

– Что муженек, на шее у жены сидит?

– Всё нормально. Тоська и Таська идеально устроены, это главное, – Женька подхватила кусочек копченого мяска.

– Доча, но мужику не годится дома сидеть. Ты что от него хочешь? Чтобы обабился? А кто тебе обеспечит сытую жизнь? Пусть вникает в бизнес, пусть делом занимается, найми няньку, и будет не хуже, чем у Пашки.

– Нет. Я знаю, как нужно, не лезь, куда не просят. Бизнес – это моё дело. Что я тебе, не дочь? У тебя что, ещё кто-то есть? Кому дела передавать будешь?

Отец отлично знал характер ненаглядной Жеки, лишние споры могли только испортить ситуацию, но изменить решение дочери – никогда. Сказать Жеке, что она и года не высидит в поселке, он не захотел.

– Да ладно, я сам справляюсь. Пока мне никого не надо. Сама видишь, всё на личных отношениях. Я пока сам.

– Папа, но без твоих денег я никуда, ты это знай. Тем более Тося и Тася.

– Да понимаю я всё, что говорить. Стараемся, стараемся. Но я же не вечный.

– Поэтому не гони меня. Я смогу, это точно, ты мой характер знаешь. Но!

Отец напрягся. Он хорошо знал это «Но!».

– Я не хочу жить в этой дрянной квартире, в этом убогом городишке!

– Ничего себе убогий! Три университета – это что? Сама ведь туда поехала, я предупреждал, что город хоть и областной, но так себе.

– Была не права. Я хочу в большой город, – Женька мечтательно посмотрела в потолок. – Концерты, клубы, вообще много всего такого! Мне нужна активность, впечатления. Как жить в затхлом городишке, в котором элитный клуб хуже твоего гаража. А квартира?.. разве это квартира? На приличной машине по задворкам – это как?

– Да, мой гараж – это да! Я не живу в большом городе, зато какой у меня гараж и охотничий домик!.. Зачем тебе все эти забегаловки, лучше родного дома не бывает. Переезжайте к нам.

– Нет. Ты что-то не понимаешь. Мне нужен кипеш, тусовки, новые люди, веселье. Я хочу в большой город, в миллионник. Так вся молодость просвистит мимо, и рассмотреть не успею.

– Зачем тогда замуж шла, тебя кто гнал? И сразу дети.

– Ну и что? Нужно всё вовремя делать. Такие парни, как Павлик, на дороге не валяются.

– И получше бывают, чем твой рыжий.

– Чтобы он мне каждый день мозг выносил? Нет, мне нужен Павлик, я это сразу поняла. Всё, эту тему не обсуждаем. Я хочу в большой город. К тому же пора вникать в твой бизнес. Ведь у тебя есть контора в Новосибирске?

Отец тихо ел и прихлёбывал из рюмочки, ему было грустно. Он поднимал свою дочь один, мать умерла очень рано. Всю жизнь дрожал за свою Жеку, но природная жажда денег, неутомимый расчет толкали его на разные авантюры, было порой очень плохо. И вот теперь понятно, что дочь выросла ему под стать, как ни крути.

– Ты что, уже квартиру приглядела?

– Угадал! Твоя доча даром времени не теряет!

– Да-а-а… Жека, но деньги как раз сейчас…

– Папочка, прекрати, я всё знаю. Можно поехать посмотреть хоть завтра.

Опять тяжелые вздохи. Вот и поел вкусняшек.

Для Женьки началась самая приятная пора: покупки, устройство, переезды, пересылки. Жизнь кипела, и главная цель – чтобы всё было люкс! Павлик не видел ее неделями, дети беспечно росли рядом, вот стали резаться зубки, вот уже первые шаги, лепет начинает напоминать человеческую речь. Первое слово «килька». А молодая мамочка? Где-то вдали, в другом городе, что-то устраивает, вьёт новое гнездо. Павлик иногда тосковал, понимал, что жизнь идет не совсем правильно. Он был молчалив от застенчивости, но быть среди людей любил и ценил то дело, которому его научили в университете. Но – Женька сказала, значит, надо. Павлик гнал тоскливые мысли: ещё успею, мои птички пойдут в садик, а я на работу! Хотя смутно он догадывался, что жена будет против. И что тогда?

Главными его собеседницами были его птички, тоже с непростыми характерами, как у матери. Они нередко ссорились, так как им всегда было нужно то, что в руках у другой, но жить друг без друга не могли: куда одна – туда другая. Рассказы Павлика они слушали самозабвенно, скорее всего, они и половины не понимали, но ни отца, ни дочерей это не смущало. Павлик видел в них ум, чуткость, наблюдал в них точную память и радовался их успехам.


И вот большой город. Конечно, ни на какую работу для Павлика Женька была не согласна. Она хотела свободы, она любила принимать спонтанные решения и не думать о том, кто займется детьми. Павлик, это его основное дело. За это она его одевает, кормит, не лезет в его жизнь. Она по-своему любила детей и мужа, она беспокоилась об их самочувствии, она любила красивый чистый дом.

– Привет, как дела? – за полночь, девочки спят, сонный муж смотрит бессмысленно. Но Женьке не нужны его ответы, с порога проходит в детскую, смотрит в темноте на девчонок. Молодцы, растут! Раз муж не пожаловался на здоровье, значит, всё нормально. Быстро в душ, в спальню.

– Ты где? – Павлик покорно ложится рядом, она прижимается к нему, совсем маленькая, такая же хрупкая, как два года назад. Такая же нежная и красивая.
Павлик понимал, что эта удивительная женщина относится к нему как к матери, она обнимает его и ждет ласки, которую так и не получила в детстве.

Женька отлично знала, что ему не нравится такая жизнь, даже больше, он порой страдает очень сильно. Но склонность к насилию в Женьке была несомненно, она ценила в себе это качество и была убеждена, что это поможет ей не просто взять под контроль фабрику отца («Да разве это бизнес!»), но добиться большего. Она хотела большего! Осваивая образ жизни большого города, его темные стороны, его возможности, Женька училась и готовилась, копила силы. К чему? Пока она это не сформулировала даже для себя, но она как бы ждала момент. Она знала, что такой момент должен быть. И его надо ухватить.

Жизнь летела колесом, дни мелькали, как велосипедные спицы. Чем была занята Женька? День начинался с производственной конторы, бухгалтерии, потом в цеха, их в городе два – кондитерский и пекарня. Дальше: «улучшала» внешность под крутые стандарты, встречалась с подругами и нужными людьми. Она вставала рано, иногда улетала в столицы, уезжала к отцу, отсутствовала подолгу. Что думал об этом Павлик? Его спасали любимые дочки, птички, как он их звал. Прогулки, поездки за город, походы в зоопарк, театр, на выставки, занятия в лингвистической школе и в школе искусств – сам Павлик, никогда не имевший таких возможностей, с огромным интересом участвовал в жизни детей. Вместе бурно обсуждали свои впечатления, определялись с художественными вкусами. Павлик учил вместе с Тосей и Тасей английский язык, смотрел английские фильмы, слушал музыку. Его жизнь была полна! И он был по-настоящему счастлив иметь таких верных, лучших друзей в высоком смысле слова.

И всё же происходили перемены. Что-то не так шло, как надо бы, ведь жена не только поздно возвращалась, если в городе, но и часто пахла вином. Отец ее перестал звонить Павлику, а это тоже какой-то знак. Павлик приказывал себе не думать. Девочки не задавали никаких вопросов, они привыкли к отсутствию матери. А когда видели ее, то в первую очередь требовали подарки. Павлик думал уже не о своей жизни, как она повернется. Он думал о жизни той, которую так любил, за которую так боялся. Рассматривая иногда в темноте спальни ее профиль, он предчувствовал. В лучшем случае, его выставят из семьи, как отслужившую своё вещь. В худшем… А что в худшем? Что-то случится с Женькой? Когда она приезжала, Павлик искал в ее лице какие-то ответы, предчувствия будущего. Но всё было как всегда. Объятия, ласки, нежность, любовь. И снова невнимание, резкость, доходящая до грубости. Равнодушие к дочкам, неумение их выслушать, расспросить о заботах, интересах.

На прогулке пятилетние птички вдруг разом напали на отца.

– Скажи, куда мама все время уезжает? У нее бизнес?

– Да.

– Какой? Как у деды? Она делает конфеты?

– Да! Вместе с дедом.

– А почему мама с нами не живет?

– Как же не живет? Наш дом – это ее дом, у нее нет другого.

– У деды есть дом в Пасаде (девочкам казалось, что именно так называется посёлок). Но мама там тоже не живет, она летает на самолете. Куда?

– В другие города. Ведь когда бизнес, приходится часто уезжать в другие города.

– С мамой скучно. Хорошо, что у нее бизнес. Хорошо, что у тебя нет бизнеса! Мы скоро пойдем в школу, только с тобой. Когда уже в школу?


И вдруг как гром среди ясного неба. Женька:

– Мы переезжаем в Москву! Дети должны учиться в столичной школе, это совсем другой уровень.

Павлик хотел спросить: а я еду в Москву? Но как всегда постеснялся. Пусть пока так, все равно скажет ближе к сроку.

Жена опять уехала надолго, сначала к отцу. Прибыла в середине рабочего дня, сразу отправилась в управление. Женька шла между корпусами, заглянула в кондитерский цех, поболтала с начальником смены Надей, они учились когда-то в одном классе, вдвоем прошлись по цеху. Работники хорошо знали Женьку, кивали приветливо.

Отец, как и всегда, обрадовался дочери, но в последнее время он стал бояться ее поездок в Москву. Могло быть всякое. Если его любимая Жека решит устроить себе столичную жизнь, какова будет цена? Хорошо, если просто деньги, а если потребует войти в управление фабриками? Или контроль над каким-то предприятием?
Кондитерскую фабрику он не отдаст. Это его решение. Пусть тогда пекарни. Но если она намылилась в Москву, то у нее есть какие-то знакомства, и не факт, что тот, кто за этим стоит, не начнет отжимать всё. Вряд ли это будет Павлик.

Жека шумно, как ни в чем не бывало приветствовала отца, обняла, смеясь поцеловала. И он не стал первым спрашивать, почему дочь среди рабочего дня пришла прямо в управление. Он понимал, что его ждет нечто неприятное.

– Поехали домой, поедим?

Жека уселась в машину, хотя тут и идти было три минуты. Но отец всегда держал форс: дорогая сверкающая машина, неторопливо, вдоль улицы, по площади, как полагается.

Дома состоялся разговор.

– Мы переезжаем в Москву.

– Кто это мы?

– Моя семья.

– Пашка еще тебе муж?

– Да, только Павлик. Мы с тобой уже эту тему обсуждали.

– А как в Москве жить будешь?

– Папа, брось, я полагаюсь на тебя, больше мне не на кого. Что же, я ничего не заработала за эти пять лет? Не даром же городскую контору вела. Нашла новых поставщиков, заказы, фирменный магазин сделала. Теперь я хочу в Москву, я буду устраиваться в столице. Если ты хочешь знать, только там можно иметь настоящие деньги. Там бизнес имеет совсем другой уровень.

– А ты не боишься, что сомнут, пустят по миру без штанов? А то и голову открутят. Посмотри вокруг! Сколько предприятий Москва в регионах отжала. Банкротит напрочь, садит в тюрьму и банкротит. А сколько моих знакомых в сырой земле?! Я выдерживаю только потому, что сижу в области, в деревне. И то откупаться приходится на каждом шагу.

– Сейчас уже другое время, нет этой дикости, как раньше.

– Так было, и есть, и всегда будет. Там, где деньги, там и зло. Ради денег на все пойдут, мать родную задушат, детей по миру пустят. Какое такое другое время! Всегда время одинаковое!

– Я все понимаю, именно потому и надо в Москву, пока есть сила. А то ведь другие уведут! Была уже у тебя такая история!

Отец молчал. Права она или нет? Молодая, жизнь знает плохо, но умная, злая, чертовка, энергичная, кому хочешь рога свернет. Можно ли вытянуть?

– Жека, ты серьезно собираешься заниматься бизнесом? Это мужику-то тяжело, а ты лезешь? Ведь всю жизнь на это нужно грохнуть! Всю! Первые десять лет об отпусках не мечтай, работай 24 часа в сутки. А ты губы сделала, грудь пришила, ты хочешь красиво жить. А между прочим, на конфетах большие деньги не сделаешь. Ну, очень большие деньги, я имею в виду. Это не тот бизнес. Просто мне хватает, я добился своего, подошел к допустимой планке. И то страшно бывает по ночам!

– Знаю. Я готова. Тот идиот, кто думает, что я просто кукла. 

– И на кого же ты ставишь в Москве? Кто там тебя ждет?

– Подожди, не так быстро. Сначала мне надо туда перебраться. Я найду, на кого опереться, ты меня знаешь. Отсюда, из Сибири, этого не сделаешь. Лиха беда начало!

– Вот именно – лиха беда.

Однако у отца отлегло немного от сердца. Ладно, пока переедут, то да сё, там видно будет. По крайней мере у него всё остается как прежде, это главное. Опять траты, опять квартира, машины, всё такое. Ладно, выкручусь.

– Как внучки? Хоть бы привезла когда или Пашку попросила привести.

– Договорились. Приедут весной.


Заканчивается лето, веселая пора! Птички вытянулись, загорели, живут одной мечтой – в Москву, в школу! Собраны и упакованы вещи, отправлен объемистый багаж. В квартире хозяйничают чужие люди, одни забирают остатки мебели, другие разгружают свою мебель. Сегодня улетаем, покидаем ставший родным город, его парки и бульвары, просторную набережную. За последнюю неделю обошли все любимые уголки, дети засняли для памяти английскую школу, студию танца, музыкалку.

– Теперь едем к музыкалке, я там хочу пофоткать!

– И я!

– Папа, а тебе не жалко уезжать?

– Жалко. У нас здесь здорово было, правда? Весело, интересно! Как без вас будут жить манулы в зоопарке? А медведь?

– Поехали срочно в зоопарк! Нужно попрощаться с ними! Когда еще…

Девочки притихли, они вдруг поняли, что покидают любимый город навсегда.

– Завтра поедем в зоопарк, сейчас уже поздно. Едем фоткать музыкалку.

Дети молчат, смотрят в открытые окна машины задумчиво, теплый ветер шевелит пушистые волосы. Уже стали почти взрослые, как показалось Павлику, уже могут грустить, учатся терять то, что было дорого.

Павлик снимал улицы, и двор, и дом, смеющихся дочек. У него всё равно прекрасная память, он никогда не забудет любимую скамейку в театральном сквере, шумный перекрёсток проспектов, где ждал девчонок после занятий, сияющие вечерние рекламы торговых и развлекательных центров на центральной площади. Это был его первый большой город, который он полюбил, который стал своим, близким. А где-то на самом дне его памяти волшебный южный посёлок цвета охры, жаркий ветер с запахом полыни, слепящее солнце. Его ма...

Теперь вперёд, в Москву, лучший город мира, как говорит Женька. Она их будет встречать и знакомить с новым домом, сама выбирала, устраивала, даже возила отца смотреть и оценивать. Значит, Павлик пока нужен, пока они вместе. Пока так.


Москва появлялась постепенно, навстречу двигались поселки и проселки, промзоны, пустыри и гаражи, новостройки. На вокзале взяли такси, и теперь город обступил их со всех сторон. Девчонки притихли, хотя в самолете не умолкали. Город оглушил. Было ясно, что он огромен, наполнен машинами и людьми. Широкие проспекты, площади, величественные здания, таких не было в родном городе. Потом новые кварталы, сверкающие высотки. Повернули под арку, въехали в просторный двор. Пока доставали чемоданы, Женька выбежала из подъезда. Поднялись на пятнадцатый этаж в зеркальном лифте, бесшумном и просторном. Девочки потрясенно смотрели вокруг. На лестничной клетке только одна дверь – вход в их новое жилище. У двери незнакомая женщина с подобранным лицом. Смотрит одновременно уклончиво и пристально.

– Здравствуйте!

– Это Людмила, будет заниматься хозяйством, имеет хорошие рекомендации. Это мой муж, Павел. Это дочери, Тося и Тася. Людмила приходит утром и уходит после обеда, у нее свои ключи.

Раньше в квартире тоже была «хозяйка», как звал ее Павлик. Марья Васильевна. Она была постарше, попроще.

Квартира большая, с широкими комнатами, окнами в пол, с продуманным интерьером, в приглушенных серо-голубых тонах. Очень дорого. Павлик старался не думать о том, во сколько обошлась эта покупка отцу. Еще один «дом». Надолго? Детских комнат уже было две, у каждой птички своё гнездышко. Это же полный восторг! Разобрались кому какая с огромной скоростью, стараясь не упустить своих интересов. Однако комнаты были абсолютно одинаковые, и даже балкон был общий, застеклённый, просторный, с широким видом сразу на несколько улиц!

У Павлика комнаты не было, да и зачем, как будто он хозяин всего дома. Как будто. Он стесненно молчал, но Женька заглядывала в его глаза, ей очень хотелось, чтобы он обрадовался, похвалил!

– Здесь здорово! Ты умничка! Столько хлопот! Как тебе все это удалось!

– Я всё могу! – Женька осталась довольна. Но она понимала, что встанет сложный вопрос о том, как же Павлику жить дальше, им двоим как жить дальше. С девочками-то всё понятно, но Павлик…

– Давай поговорим потом. Вечером. Сейчас у меня встреча. Людмила вас покормит, можете пойти по окрестностям. Вот ключи: двор, домофон, квартира. Познакомься с консьержкой, она внизу в подъезде, мы мимо проходили. Не скучайте, целую, пока.

Женька стремительно направилась к выходу, она прекрасно ориентировалась в квартире. Где-то хлопнула дверь, Павел отправился к своим птичкам.

– Как вы тут?

Между детскими комнатами оказалась внутренняя дверь, распахнутая настежь. Девочки раскрыли все шкафы и комоды, разбирали чемоданы, переговариваясь между собой.

Вечером в столовой. Женька начала без предисловий, быстро и с нажимом.

– Я нашла неплохое место для начала бизнеса, ходила на прием в администрацию региональную вместе с отцом, посмотрели, где по области есть возможность для складов и производственных помещений, плюс люди нужны. Прикидки сделали, хотя деньги адские. Поездили с отцом, посмотрели, у него кое-какие связи все-таки тоже есть. В общем, остановились на Липецкой области. Уже есть договор и предоплата, персонал почти укомплектован, есть первые поставки от отца. Так что начала потихоньку.

Павлик молча смотрел на жену, он видел, как она изменилась. Да, «повзрослела», но даже не это. Что-то жесткое и неумолимое стало проявляться в ее чертах. Неуловимое неумолимое.

– Что ты молчишь? Ради этого все начала, ради этого. Я каждый день там, по крайней мере, пока. Люди новые, нужно смотреть, а ты как хотел. Какое твое место? Если понадобишься, то будешь сидеть в Липецке и смотреть что и как. Нет пока своих людей, и когда они появятся, неизвестно.

– Девчонки? Они на тебе. Поэтому ты и будешь сейчас здесь. Школа, уроки – пока ты. Я машину тебе покажу, она на тебя зарегистрирована. Но в Москве трудно водить, имей в виду. Тут есть места, куда лучше вообще без нужды не соваться. Школа английская, закрытая, так что довозишь утром до места, сдаешь и дальше свободен. Забираешь вечером. Школа очень дорогая, но проверенная. Через неделю день открытых дверей, поедете вместе знакомиться.

– Женя, я никогда не буду торговать, понимаешь? Никогда не буду торговать. Я никогда не буду управлять людьми. Никогда. Не могу и не хочу.

Павлик сидел, опустив голову. Смотреть на Женьку не было смысла, он понимал свое нулевое место в ее «деле». Кому нужна его никчемная любовь, кроме него…

Женька:

– Ты думаешь, что я тебя не люблю? Скажи прямо!

– Да.

– А ты сам-то любишь?

– С тобой я только поэтому.

Павлику хотелось увидеть ее глаза. Полгода разлуки, он по ночам старался представить, что она делает там, в Москве, какие люди ее окружают? Она рисковая, часто ходит по грани. Как к этому относился ее отец, Павлик не мог понять. И главный вопрос Женьки: ты любишь? Он сам её ни разу об этом не спросил. Её прямота, да, она бы сразу ответила. Но… Страшно терять. Это будет катастрофа. А Женька для него – кто? Нет у Павлика матери, родины, крыши над головой, нет любимой, единственной. Единственной! И нет детей? Внезапно возникло то далекое чувство полной оторванности, пустоты и легкости, когда тронулся поезд, и родной силуэт потерялся в темноте южной ночи, растаял, и лишь наполненный запахами степи теплый ветер охватил его лицо, грудь. Он не осознавал тогда, но уже чувствовал, что это навсегда. Осколок, просто осколок исчезнувшей в прошлом империи. Нет матери, родины, семьи. И телефонные звонки, и редкие поздравительные телеграммы давно в прошлом… ветер и пустота одиночества навсегда. Но сейчас он слышит возню девчонок, видит жену, разве он один?

Женька встряхнулась, был момент, когда ей показалось, что она ошиблась в Павлике, он как все. Но знала Женька и то, какова цена его слов. Если все же сказал «никогда», значит, это так. Голова ее стала как-то тяжелеть. Значит, все ее цели, потраченные силы – только её цели и силы. Она одна, одна будет биться за Москву, за деньги, без которых не могла представить свою жизнь. Слава Богу, есть отец, который никогда не подведет! Да, она знала, что Павлику деньги не нужны, она как раз это ценила выше всего в нем. Но Павлику-то она очень нужна! «Какие же мы разные…» Тоска вкралась в ее маленькое жестокое сердце:

– Павлик, родной, ты же меня знаешь. Да, я очень плохая мать и жена. Да, да, да. Это так. Ты мне очень нужен. Очень нужен. Ты девочкам нужен. Я ненавижу такие разговоры. Давай не будем больше об этом говорить.

– Дай мне слово. Дай слово, что ты мне первому скажешь, сразу скажешь, когда я должен буду уйти.

– Сразу скажу.


Павлик уже немного освоился на улицах города, выучил маршрут к английской школе. Он был классным водителем, осторожным и быстрым, с природной мгновенной реакцией и хладнокровием («Если придется подрабатывать, могу отлично таксовать!»). И вот вместе со своими красавицами высадились на парковке. У каждой в руках букет цветов, лица сияют радостью и любопытством. В большом актовом зале музыка, суета, знакомство с руководителем класса («тьютором!»), вокруг такие же нарядные мальчики и девочки. Уже живо переговариваются между собой. Начинается торжественная часть, выступления представителей школы, концертные номера. Детей пригласили на сцену и вручили ученические билеты и подарки. Потом прошли все вместе по коридорам школы, посмотрели классы, столовую, игровые рекреации, зимний сад с фонтанами, библиотеку, английский клуб. Спортивный комплекс оставили на потом. Теперь у Павлика были контакты директора и тьютора, электронный ключ в родительскую зону, расписание занятий и меню столовой на следующую неделю. После выходных – школа, уроки, классная жизнь!

Когда сели в машину, Тося и Тася не умолкая перебирали свои впечатления, им все ужасно понравилось! Они мечтают учиться! Они хотят со всеми дружить! Они знают наизусть расписание на понедельник, что нужно принести на уроки. Нет, папа, как жаль, что ты уже взрослый! Ты бы понял, что такое пойти в школу, такую прекрасную школу!

И опять поехали в любимое место – Московский зоопарк. Пока еще много неизвестных зверей, павильонов, все сразу не пересмотришь. Потом кафе и домой, уморились за день, уснули почти мгновенно. Утром за завтраком разговаривали с матерью:

– Наша тьютор почти молодая. Виктория Николаевна.

– Это как – почти?

– Ты, мамочка, моложе. И ты красивая.

– Она с нами иногда говорила по-английски. А мы с Таськой понимали ее слова и отвечали тоже на английском! А были дети, которые не знают английского!

– Вот видите, значит, не зря занимались три года в английской школе. Теперь можете показать себя с лучшей стороны.

– И папа Виктории Николаевне сказал по-английски, что мы учились раньше в английской школе.

– А что, папа тоже говорит по-английски?!

– Мама, ты что! Он лучше нас разговаривает! У него произношение правильное.

– Так Виктория Николаевна сказала.

– Павлик, что я узнаю;! Английский лорд! Даром времени не терял. Это ты, конечно, правильно сделал, детей учить – надо самому знать. Я тоже хочу заняться английским.


Но безжалостная жизнь всё поворачивает по-своему. Да, отец был прав, с утра и до вечера работа, работа, работа, поездки, встречи, отчетность, административные органы… Сняла квартиру в Липецке, тяжело ездить в Москву, теперь туда только на выходные и то не всегда. Когда приезжала домой, видела счастливые лица детей, видела Павлика, погруженного в семейные хлопоты, хотелось порой убить его, разнести к черту его физиономию. Все-таки как несправедлива судьба. Но! Но! То самое «Но!», которое пугало отца. Недавно он спросил по телефону: «Ну как, еще не наелась? Держишься? Если что, скажи, я помогу всё свернуть». Женька пока не готова была сдаваться. Теперь липецкая фабрика – её собственность, отец помогает. Она «пробила» Москву, выдерживая удары от конкурентов, порой решаясь на снижение прибыли. Она имела собственные отделы в торговых центрах, продукция нравилась покупателям. Был азарт, было желание победить. Да!

Но – главное впереди. «Английский лорд!» Прошло три года московской жизни, и вот Женька  оказалась в кругу серьезных людей, хотя что значит «оказалась»? Её не интересовали богатые мальчики, «золотая молодежь». Она искала пути и пробиралась долго и осторожно к тем, кто держит в руках реальные финансы: смогла завести светские знакомства, появлялась на дорогих вечеринках, концертах, причем часто с Павликом. Да, он хорош, действительно, английский лорд! Ярко рыжий, с синими глазами, ровной кожей, безукоризненная фигура, легкая походка, манеры. Женщины смотрят на него пристально, без стеснения.

Однако настоящее сближение произошло на французском курорте, куда Женька летела как всегда без семьи, вместе с новой знакомой, именно с этой целью. Женька никогда не отдыхала вместе с мужем и дочерями, выбирала для себя самые престижные локации и топовое время. С другой стороны, она не скрывала при знакомстве, что замужем и имеет детей. Все же не любила врать по мелочам. Её расчет был верным: богатые мужики гораздо меньше опасаются замужних и обеспеченных «девушек» и легко идут с ними на близкий контакт. У них ведь тоже семьи. И Женька по-прежнему боролась за свою внешность, не желала стареть и превращаться в типичную «business woman».

Откуда брались силы? Что она хотела себе доказать? Была цель. Да, на конфетах и печенье не заработаешь настоящих миллионов. Жизнь одна, есть небольшой шанс, и надо действовать. Главное, самой не свалиться, не поддаться вину и наркотикам, которыми так любит баловаться «элита». И хотя семья оказалась где-то очень далеко, Женьку это не смущало. Павлик сделает для дочек всё как надо, семья есть, и семья в порядке. Если бы что-то пошло не так, например, любовница, девочки сразу бы сказали. Тося и Тася ровно так же, как мать, внимательно и ревниво сторожили своего отца, боясь его потерять. Потому что мать была для них очень далека, а отец был самой главной ценностью.


– Мы переезжаем в Лондон, – Женька заявила это прямо с порога квартиры. Глаза её сияли! – Всё, теперь осталось доказать, что мы английские аристократы!

За окном ранняя весна, хмурое небо, холодно и сыро. Лондон! Павлик смотрит на жену, с которой не виделся две недели, подхватывает пальто, ставит тапочки, снимает обувь. Он ожидал подобных слов с самого из приезда в Москву: «Опять началось». Теперь ему не полагалось обнимать и целовать её при встрече. Их близость случалась очень редко, но, странное дело, Женька была в эти моменты так же нежна и горяча, как много лет назад! Павлик не строил иллюзий, он жил здесь и сейчас. Будущего пока нет, «когда придет время, буду разбираться». Главное – Тося и Тася. И Женька.

– Почему ты не спрашиваешь меня, едешь ли ты в Лондон вместе с нами?

– Я еду?

– Над этим я пока думаю. Скорее всего, да. Английский лорд! Пока девочкам ты необходим. Да, десять лет, уже большие, но первое время будут учиться дома, нужно организовать режим дня, люди вокруг посторонние, надо присматриваться. А там сам решишь, оставаться или нет.

– А как же твой бизнес?

– Не твоего ума дело. Откуда деньги на Англию, как ты думаешь? Фабрика работает четко, есть хороший управляющий, плюс отец посылает своего человека в Липецк. Жить будем пока на эти деньги.

Значит, конец их совместной жизни виден. Опять зашевелились все страхи и боли, но девочки, правда, уже большие, умные, отлично учатся. Его гордость! Первые, лучшие в классе. И взрослые не по годам, понимают больше, чем надо бы. Но этого Павлик изменить не мог. Живущая в другом мире мать, редко бывающая дома, не знающая их жизни, интересов, поглощенная собой. Теперь, когда она появлялась в доме, девочки не бежали ей навстречу. Они замирали в своих комнатах, чутко улавливая голос и интонации матери.

– Где девочки? Тося, Тася!

Они появились в дверях, всматриваясь в мать.

– Что как неродные? Мы переезжаем. Англия! Лондон. Тот город, в котором я всегда мечтала жить! Учебный год закончите в Москве. А летом!..

– Мам, а ты там была?

– Конечно! Пока квартиру будем снимать, потом что-то прикупим. Там у меня друзья, они помогут.

– А папа едет?

– Спросите у него сами.

Девочки молчали. Они понимали, что при маме спрашивать отца не надо. К тому же расставаться со школой совсем не хотелось.

– Мама, а ты, может быть, сама туда поедешь жить? А мы здесь тебя будем ждать?

– То есть как это? – голос матери не предвещал ничего хорошего.

– Девчонки, давайте обедать. Мама с дороги, она устала, проголодалась.

Павлик решительно пошел на кухню. Разборка откладывалась на другое время. Пусть обе стороны немного подумают.


Время летит, дни бегут. Глухая ночь, 4 часа утра. Звонок телефона – Женькин отец. Павлик срывается с кровати, убегает в дальнюю ванную, открывает воду, чтобы заглушить звук разговора. Если звонит отец, это что-то сверхсерьезное.

– Павел, извини, нужно поговорить. Женька уже сказала про Лондон?

– Да.

– Ты едешь с ними?

– Она пока не решила. Мне там делать нечего. Девочек хочет отдать в закрытую школу, они будут приходить домой только на праздники и каникулы.

– А как они относятся к этому?

– Пока плохо.

– У девчонок характер тоже дай Боже, ты это имей в виду. Если заартачатся, матери не уступят.

– Надеюсь, что решим всё по-мирному. Девчонкам все-таки интересно, что в Лондоне. А там и привыкнут, многие же русские дети учатся. Язык они знают неплохо.

– Слушай, Павел. У меня к тебе личная, огромная просьба! Ты знаешь Женьку, она не уступит. Кто ее в Лондон манит, это всё очень мутно, она правду не говорит. Мне не денег жалко, ну их к черту. Разве я их мало терял? У меня Женька одна! И девочки одни! Поезжай, присмотри за ситуацией!

– А если Женька будет против?

– Просись! Уговаривай! А если погибнет?! За деньги все что хочешь могут сделать. Какие у нее там права в этой Англии! Пропадет, никто и искать не станет.

Пауза. 

– Что ты молчишь? Ты же знаешь, она по грани часто ходит! Я тебя как отец прошу.

– Я понимаю. Я попробую. Попробую…

– Павел, какой бы ты ни был, но ты же мужик! Муж, отец. Я знаю, ты Женьку любишь. Ну послужи ты ей еще… не бросай их.


Просторная квартира в фешенебельном пригороде Лондона, конечно, это не особняк, но Женька уверена, что будет скоро и особняк. В доме четыре многоуровневых квартиры, у каждой – свой вход и площадка для автомобилей, газоны, дорожки. Но московская квартира как будто была побольше. У девочек детская комната на двоих, но отдельно комната для занятий и библиотека. А вот спальни для взрослых две. У Павлика – на этаже вместе с девочками. У Женьки – этажом ниже, вход в её комнаты только один, и он может быть закрыт на ключ. Но в её апартаменты все равно никто из семьи без приглашения не ходит. В том числе и Павлик. Нельзя. В свои комнаты Женька может пройти через запасной вход с обратной стороны дома: ей нужна свобода.

Опять новый автомобиль, знакомство с окрестностями, поездки в город и за город. Вначале Тося и Тася ездили в школу на полдня, готовили уроки дома, и Павлик как всегда помогал им. Через месяц стали оставаться на полный день и даже иногда ночевали в кампусе. В целом девочки настороженно отнеслись к новым знакомым и учителям, не было сердечности и тепла, как им казалось.

– Ну пойми, папа, тьюторша улыбается только ртом. И что?

– Но ведь в классе много русских девочек. Они какие?

– Хочешь честно?

– Одна корона на голове, а сверху вторую натягивают.

– Давайте, я вам тоже подарю короны.

– Не короны, а дурацкие колпаки. Их английский – лакейский. Лакейское произношение. Ты знаешь, какое. А обычные задачки решить не могут, домашку не делают.

– Просто у вас в Москве была программа по математике другая, более продвинутая. А тут больше внимания на литературу и историю.

– Не смеши. Спросили, где появился первый человек на Земле. Одна говорит: в Китае. А я читала – в Африке. И учительница не поправила!

– Ладно, не умничайте, а то с вами будут ссориться. Зачем?

– А я и не сказала ничего, я про себя подумала.

– Правильно! Пока еще рано выводы делать, может, есть девчонки и подходящие.

– Папа, там самое главное – кто твои родители.

– И что вы ответили?

– Бизнес по продуктам питания в России. Мама так научила, сказала – так отвечать.

– Ну, вот видите, значит, вы-то не хуже.

– Но причем здесь это?! Кому это надо? Я их и спрашивать не хочу, кто их родители. Мне – плевать!

– Что за выражения.

– Они тоже на русском выражаются как сапожники. Скучные!

– Но учиться-то будем? Или как? В Москву что ли засобирались?

– Да-а, жалко, что уехали…

– Ладно, папочка, я буду учиться, буду стараться. Я задачки по математике и с тобой порешаю, правда? Ты не думай, только поищи где-нибудь книжки на русском, чтоб почитать. А в Москву поедем на Новый Год?

– И я тоже! И мне тоже!

– Договорились. В Москву на Новый Год.


Да, девчонкам было нелегко, они возвращались из школы уставшие и раздраженные. Нужно было привыкать. Павлик старался держать беседу, нашел русские книжки про животных, занимательную физику (ему самому тоже было интересно), головоломки, детские рассказы. Пытался говорить с дочками на английском, но они категорически отказались: «с меня хватит»! В воскресенье девочки не хотели никуда ехать, вставали поздно, капризничали, но книжки читали запоем. А Павлик ждал, томился, целыми днями не возвращался в квартиру. Женьку они с девочками видели редко, только в столовой. Сначала Павлик думал, что если её автомобиль стоит на парковке, то она дома, однако это оказалось не так. Возможно, что она уезжала на такси или кто-то увозил-привозил её. Она могла и не ночевать в квартире, по крайней мере, однажды он постучался в ее дверь поздно вечером, так как раскашлялась Таська и он хотел ее оставить утром дома. Дверь никто не открыл, а по телефону Женька ответила не сразу, а потом сказала, что не в Лондоне. «Поступай, как знаешь».

Павлик не имел право спрашивать жену ни о чем, понятно, что он здесь нужен только до времени, теперь ему регулярно звонил Женькин отец, задавал всякие вопросы, пытаясь уловить, что же на самом деле происходит. Да, девочки в школе, очень дорогая, там много русских детей. Да, Женька живет вместе с ними, но часто отсутствует. Отец ждал беды, это так. Павлик тоже ждал беды, но его беда – это билет в Россию без всяких объяснений. Этот финал ему казался самым реальным.

Долгими неделями, когда девочек не было дома, Павлик бешено тосковал, Лондон казался бессмысленным городом. Он колесил по улицам целыми днями и возвращался только в темноте («тоже могу стать здесь таксистом»). Чувство оторванности и бесприютности уже было не таким легким, как когда-то. Нет, было тяжело. Особенно когда он внезапно сделал страшное открытие. Пробегая по лестнице поздно вечером, он столкнулся с неизвестным человеком. Нет, это была не прислуга и не случайный гость. Крупный, холеный, одетый в безукоризненный костюм, в галстуке, он повернулся на звук шагов всем корпусом, держа правую руку в кармане брюк. Он посмотрел Павлику в глаза высокомерно-холодно, почти с презрением, с уверенностью хозяина. Человек молчал. Павлик замедлил шаги, остановился и тоже смотрел во все глаза на незнакомца, пытаясь понять, что происходит. Дверь в Женькину половину открылась, и в проем выглянула ее горничная Эльза.

– Это к госпоже.

Павлик стал медленно подниматься наверх: «глаза убийцы». Вот, значит, так. Именно так и должно было быть. Он долго не мог уснуть, и, когда в столовой поднялась какая-то возня, он быстро спустился туда. Женька стояла пошатываясь у стола, вцепившись в рукав горничной.

– Дура-а, веди! Веди, я сказала!

Эльза пыталась отодрать Женькины руки от стола, Женька теряла равновесие и валилась на горничную. Павлик бросился помогать, не понимая состояние жены: «пьяная?» Она повисла на нем, лицо придвинулось очень близко, и Павлик впервые за долгое время смог рассмотреть его. Неровность кожи, красноватые белки глаз, но по-прежнему тонкий стан, хрупкость. Павлик легко поднял ее и понес в комнаты, но Женька неистово закричала, срываясь на визг:

– А-а-а-а!! Не ходи, не смей! Эльза, ты где, сволочь!

Женька выкручивалась из его рук с невиданной силой, она уцепилась за дверь в свои комнаты, продолжая неистово орать. Эльза перехватила хозяйку, с силой втолкнула внутрь и захлопнула дверь перед Павликом.

Он просидел на диване до утра без сна, прислушиваясь к тишине. Не было ни звука, но беда стояла рядом, этого невозможно было не понять. А вот что делать? «Что это за состояние? Можно ли её вывезти обратно в Москву?.. Позвать сюда отца, выслать ему приглашение, пусть приезжает?..» У него пока нет никаких официальных документов, нет вида на жительство. Пусть едет как турист! Чем быстрее, тем лучше! Справиться с Женькой может только он.

Утром в кухню, где он завтракал, зашла Эльза и сказала, что госпожа хочет с ним поговорить. Пусть он не уезжает пока из дома, она его скоро позовет. Ждать пришлось полдня. Наконец, Женька появилась в дверях столовой.

– Привет.

Она твердо прошла к столу, села:

– Эльза, приготовь кофе!

Павлик внимательно следил за ее движениями.

– Что уставился? Я в порядке. Имей в виду – отцу ни слова. Иначе ты вылетишь из Англии сегодня же вечером. Развод оформлю сама. Девочки остаются со мной.

Павлик молчал. Что случилось с его Женькой? Зашла Эльза, поставила кофейный прибор только для Женьки. Она глотнула несколько раз из чашки, встала и вышла из комнаты. Взгляд её скользнул по лицу Павлика, бритвенный взгляд.

В детской Павлик бросился в кресло. Нужно как-то за нее побороться. А вдруг это что-то случайное. Любовник – это понятно. Но наркотики, алкоголь? Она всегда была в этом смысле аккуратна, по крайней мере ему так казалось. То, что в Москве в закрытых тусовках балуются наркотиками, это было известно. В этом кругу бытовало мнение, что это всё ерунда, не надо использовать тяжелые вещества, всегда можно «почиститься». Как давно Женька влипла в это дело? Зачем? Павлик автоматически просматривал сайты, выискивая варианты лечения. Он на самом деле никогда не интересовался этой стороной жизни, хотя в студенчестве ребята курили всякую дрянь. Но его это минуло. Нет денег, нет желания. Как сложилась судьба втянувшихся, он не знал. Можно ли избавиться от зависимости? Вроде, да.

Надо подождать, просто бросить все и уехать нельзя – так он посчитал. С другой стороны, Женька, без сомнения, в нем не нуждается, он живет здесь просто по ее милости. Скоро, очень скоро всё закончится. А в России его никто не ждет.


Приближались Рождественские каникулы, были куплены авиабилеты,  для Павлика в один конец. Девочкам он об этом не сказал. Они же горели нетерпением, собирали свои чемоданчики, все свободное время проводили в подарочных лавках, выбирая подарки. Павлику знать о том, что они покупают, не полагалось, хотя обсуждали варианты, советовались и ездили по магазинам вместе. План поездки был уже на сто раз расписан: сначала Москва, подружки, любимые места. Может быть, даже в школу заедем? Потом к деду и в свой родной город.

– А с мамой будем встречать Новый Год?

– Тогда придется раньше вернуться…

– Всё равно её не будет дома.

– Ладно, посмотрим, что мама скажет.


И опять ночной кошмар. Женька зашла в библиотеку, было сразу понятно, что она не в порядке. Павлик встал. Жена пыталась смотреть на него, но взгляд ее падал вниз, она села на стул. Пауза затягивалась.

– Женя, поехали с нами в Москву.

Она молчала, услышала или нет?

– Я тебя ненавижу. Ты виноват. Ты.

Опять молчание. Её лицо, всегда светившееся уверенностью и знанием всего наперед. Её энергия, которая проявлялась даже в неподвижных позах. Всё исчезло сейчас. Носик, смотревший задорно вверх? Его как будто нет уже. Сердце Павлика страшно сжалось! А если она умрет? Он бросился к ней, пытаясь обнять, но снова страшный крик, полной грудью:

– Не-е-ет!! Отвали-и-и!!

Она рванулась в коридор, на лестницу:

– Эльза-а!! Эльза дура-а-а!!

Снова возня, шум, хлопнула дверь. Снова бессонная ночь и бесконечный вопрос: как быть? Как быть? Как её вырвать отсюда? Почему я такой урод?! Ничего не могу, ничего… Девочки, птички мои, что же делать?..

Утром ничего не произошло. Павлик в столовой тянул время, слушал звуки квартиры. Но на кухне молчаливая кухарка Джилл гремела посудой, чем-то стучала, тихо играла музыка по радио. Завтра пятница, последний день учебы. Вернее утром праздничный концерт, потом обед. Приглашены родители. Сегодня девочки ночуют дома, наряжаются, репетируют свои выступления.

Когда ехали из школы:

– Интересно, мама пойдет на праздник?

– Надо бы ее спросить.

Вечером к ужину пришла Женька, резкая, взвинченная. Девочки притихли, молча ковыряли в тарелках.

– Ну что, завтра последний день? Потом в Москву?

– Да. Мам, а ты поедешь завтра на праздник в школу?

– У вас праздник? А почему так поздно об этом сообщили? Я подумаю.

Женька старалась поддеть вилкой какие-то овощи, руки мелко дрожали. Девочки старались не смотреть, опустив глаза. Мать резко бросила вилку:

– Эльза!

– Эльза!! Ты где-е-е!!! – опять этот душераздирающий крик из глубины груди. Павлик резко встал. Девчонки сорвались с места и бросились на лестницу в детскую.

Эльза как всегда с бесстрастным лицом вбежала в столовую.

– Принеси! Принеси немедленно!! А-а-а-а!!!

Она стала бить руками по столу, вцепилась в скатерть и рванула её на себя. С грохотом посуда разлетелась по комнате. Павлик стал хватать ее за руки, пытаясь как-то удержать.

Эльза уже вернулась со шприцем в руках. Она была очень бледна, но не теряла самообладания, в отличие от Павлика. В какой-то немыслимой борьбе им удалось зафиксировать плечо, и шприц вошел на полную длину иглы в руку.

Они еще удерживали ее несколько времени, потом Павлик понес её тело к двери. Эльза замешкалась и не успела перехватить его. В комнатах, которые видны были от входа, кто-то был. Павлик не сразу это понял, но кто-то шарахнулся за угол и затаился. Павлик видел в отражении зеркала огромную высокую постель, которая была расправлена и смята. На  белых простынях лежали какие-то вещи. Эльза с удивительной ловкостью и силой перехватила Женькино безвольное тело и стала выталкивать Павлика плечом за дверь.

– Quickly, quickiy hell yeah!!

Павлик передал жену горничной и вышел на лестницу. Он быстро направился к девочкам. Что они? Как поняли все происходящее? Когда он вбежал в детскую, Тося и Тася просились к нему.

– Никуда не ходи! Сиди здесь! Папочка, пусть она сама!

– Вы что! А если она умрет?! Нужен врач!

– Не надо, папа! Пусть сама!

Они сели втроем на диван. Девочки крепко держали его за руки.

– Мы думали, что ты знаешь…

– Она к нам такая уже приходила...

– Это не значит, что не нужен врач!

Дверь в комнату открылась. За ней стоял знакомый тип, но в комнату он не входил.

– Прошу вас, Павел, выйдите для разговора.

Павлик встал, но девочки держали его очень крепко.

– Папа, не надо. Пусть он уйдет. Никуда не ходи.

Павлик вышел и закрыл за собой дверь.

– Вы, надеюсь, понимаете, что никаких звонков по поводу случившегося делать не надо.
 
Какое мерзкое, холеное лицо, а ведь у него в глазах нет и намека на дурман.

– Я еще раз повторяю: если не хотите неприятностей, успокойтесь. Всё нормализуется.

Мерзавец развернулся и пошел вниз, спокойно открыл дверь в Женькины комнаты. Павлик зашел в детскую. «Что же мы имеем на данный момент?» Странный вопрос, который любил задавать детям его старый школьный учитель. После него всегда следовали умозаключения, приводившие к ясности предлагаемые условия задачи. Что же мы имеем на данный момент? Паспорт только российский. Но есть справка о проживании и британские права на вождение автомобиля. У девочек тоже нет пока гражданства. Про Женьку ничего не известно. У него есть какие-то деньги на банковских картах. Есть авиабилеты на понедельник, для девочек включая обратный, для него в один конец. А Женька? Как же Женька?! Как же ехать без нее?!

– Папа, спи у нас на диване. Я боюсь.

– А вдруг этот бандит придет ночью? А вдруг он захочет нас украсть?

– Успокойтесь. Правда, давайте подождем до утра. То есть ложитесь тихонько спать, то да сё. Завтра рано вставать в школу.

– Я не хочу ни в какую школу.

– А как же выступление? Мы девчонок подведем.

Кое-как улеглись, решили, что в школу нужно ехать. Можно на обед не оставаться. Да почему не оставаться, раз уж будем на празднике? Ладно, пора спать.

Павлик тихо вышел из комнаты и спустился к дверям жены. Ушел ли мерзавец? Может быть, выйдет Эльза. Остается ли она на ночь в доме? Всё было тихо. Он вспомнил, как много лет назад, в другой жизни, сидел под окнами роддома и сторожил покой своей жены, сидел часами и днями.

Павлик сел у стены и стал ждать. Постепенно стало ясно, что за дверью не спали. Он попробовал тихо открыть её, но дверь не поддалась. Сколько прошло времени, он не понимал. Телефон остался у девочек, на лестнице темно, только на первом этаже горел ночной свет. Наверно, Павлик задремал, он очнулся от глухого непонятного звука, быстро встал и прижался к двери. Там – как будто кричали, то громче, то тише. Опять тишина. В двери щелкнул замок, Павлик отпрянул в сторону. Да мерзавец просто прописался в квартире.

Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза. Видимо, тот что-то прикидывал. Дверь в комнаты оставалась открытой.

– Я даю тебе ночь, чтобы выехать из страны. Ночь. Забирай своих девок и проваливай. Если будешь качать права, кишки выпущу. А девок по миру пущу.

– Что с Женей?

– Всё. Нормально.

Павлик резко бросился в открытую дверь, он двигался очень стремительно, надеясь, что в комнатах никого посторонних нет. В зеркале ему показалось, что… Он рванул к кровати и увидел, что она залита кровью. Но никого на ней не было, только смятые простыни. Страшный удар обрушился на его голову, он полетел кувырком, его волоком вышвырнули на лестницу и закрыли дверь.

Придя в себя, он спустился вниз, долго всматривался в темноту двора: никого не было, никакого движения не было, машины стояли на прежнем месте. «Может быть, с запасного входа?» Павлик попытался неслышно открыть дверь, но замок заскрежетал. «Ладно, увидеть задний двор можно и из столовой». Он поднялся наверх, прошел к окнам, но по-прежнему никакого особого движения не заметил.

Павлик вошел в библиотеку и стал собирать документы, вещи. Хорошо, что девчонки уже давно уложились. Рейс на Москву в 11.00 по местному, надо успеть.

– Вставайте, пора! Собираемся.

– Папа, почему тут твой чемодан.

– Уезжаем.

– Что с тобой? Ты ударился?
 
– Да. Мы едем в аэропорт. Позавтракаем там, согласны?

Девчонки медленно умывались и одевались. Они ни о чем не спрашивали. В том числе и о матери. Что-то случилось непоправимое? Или так будет лучше исправить исправимое? Лицо отца непроницаемо страшное, он внутренне торопится, стараясь не выдать себя.

Теперь с чемоданами на лестницу. Из окна: автомобиль на месте, но рядом кто-то стоит. Павлик решительно рванул дверь в Женькины комнаты, и она открылась.

Девочки замерли на лестничной клетке. Павлик решительно шел навстречу бандиту.

– Что с Женькой? Я хочу ее увидеть!

– Пошел вон, ублюдок.

Он как-то шевелил рукой, отводя ее за спину.

– Папа!!

Павлик повернулся и вышел из комнаты. Они спустились на стоянку, в автомобиле на месте водителя сидел некто.

– Грузите свои чемоданы, я вас отвезу.

Девочки сели на заднее сидение, Павлик впереди. Все молчали. «Как девчонки всё чувствуют! Надеюсь, что едем в аэропорт». Машина ехала по темным еще улицам, потом по трассе.

В аэровокзале Павлик поменял билеты, потом позавтракали в кафе. Он выслал деду последнее фото английского дома и несколько строк, взял телефоны у девочек, подошел к сточному люку и бросил туда телефоны вместе со своим. Девочки промолчали, хотя у Таси закапали слезы из глаз.

– Перестань, ты что, не понимаешь?

Уже в самолете Тося спросила:

– Мы еще вернемся туда? – она побоялась назвать страну и город.

– Не скоро.

Девочки не выдержали:

– А мама?

– Посмотрим.
 
Как хорошо, что он сказал именно так! Он увидел на их лицах свет надежды, свет веры, что мама будет с ними, что всё наладится. Верил ли Павлик сам в то, что Женька жива, что можно уничтожить убийц? Сейчас нужно спасти детей, нужно затеряться, ведь мерзавец-то местный, московский. Хоть бы в Москве никто не встретил. Убрать свидетеля преступления – это по классике.


Сразу по прилете отправились на вокзал, сели на поезд и помчались в неведомые края, в далекую азиатскую страну. Стук колес, бескрайние снежные просторы, постепенно сменяющиеся сизыми степями. Полустанки и вокзалы. Они ехали в отдельном купе несколько дней, было время что-то обдумать. Павлик старался не выходить без нужды из поезда, он всё еще боялся преследования. И вот, наконец, его маленький полустанок, удивительно, как он его хорошо запомнил! Они стояли посреди пустой платформы, ледяной ветер пронизывал легкие куртки, а перед ними тянулась дорога, куда-то в сторону, туда, где был отчий дом.

В поселке устроились в маленькой гостинице. Это, пожалуй, единственное новшество! Низенькие глинобитные дома, дувалы, редкие деревья. Господи, ничего не меняется, как будто не было этих лет! Павлик накормил детей и отправился искать. Какие следы могли остаться за эти годы? Родной дом был на прежнем месте, но в комнатах жили незнакомые люди. Никто из них не знал тоненькую хрупкую мать. Павлик побежал привычным путем в больницу, удивляясь, что даже бугры и арыки всё те же. Мама работала медсестрой, но это было давно.

– Умерла уже давно Евгения. Мы ее похоронили, вроде и тебе должны были сообщить, не знаю, не помню. Иди на русское кладбище, там спроси, могилка-то еще есть.

Павлик медленно пошел по дороге, вышел за дворы поселка, поплелся по степи, уходя всё дальше и дальше. Вот на холме появились голые карагачи, остатки глиняной ограды. Павлик никого не встретил по пути. Он переходил постепенно по рядам кладбища. Сначала очень старые могилы, потом поновее, ориентировался по датам смерти, полагая, что хоронили людей последовательно. И вот нашел. Да, Евгения Васильевна. Женька, как звали её соседи и знакомые. Ей было 42. Как мало! Когда он женился, ее уже не было. А его Женьке 32… Тут и покатились слезы из глаз его. Павлик сидел у могильного холмика. Раньше ему казалось, что он не выдержит известия о смерти мамы, а теперь он потерял и жену. Павлик разговаривал с ними мысленно, рассказывал то, что с ним случилось. «Мама, ты хотела, чтобы я выбился в люди. Я выбьюсь, мама. У меня есть две дочки, Тося и Тася. Женька, они будут счастливыми. Я постараюсь».

Они пробыли в поселке несколько дней, пора было возвращаться. Телефонов не было, но Павлик надеялся, что Женькин отец понял «ситуацию». Тяжелая встреча должна была состояться. Это надо было сделать.