Кубок жизни

        Кубок – сосуд в виде чаши из массивного ценного материала (записано
в русском толковом Словаре). А человек – разве не есть кубок, наполненный
ЖИЗНЬЮ  ( у кого-то – по донышку, у кого-то – доверху, по самые края)?
Почему так: «по донышку» и «доверху»?
        Разными шагами ЧЕЛОВЕКИ совершают свой земной путь, а потому и   
наполнения сосудов разнятся. И если бы только наполняемость…
Вечно живой математик и философ Пифагор, завещая морально-этические
правила, заметил: «Кубок жизни был бы сладок до приторности, если бы не
падали в него горькие слёзы…» 
        В разные времена жизнь человека пролетает, как острокрылая ласточка.      
Настаёт час, когда (хочешь не хочешь) придётся посмотреть в свой личный 
КУБОК ЖИЗНИ.               
                ***               
        Редкое осеннее солнышко, видать, решило обогреть уже слабеющими   
лучами опустевшую деревню. Летом она – дача горожан, а в остальное время – полузабытый уголок тишины. Если там есть какое-никакое для зимы пригодное жилище, в нём оставляют зимовать… стариков.      
        Павел Ильич – из таких «зимовщиков». Отставной полковник, шагнул
за …восемьдесят. Его единственная любимая давно на погосте. «А я ещё не с ней, задерживаюсь несколько…» – часто ловил себя на мысли отставник.
        В годы службы был орлом (первым в среде мужественных, решительных   
людей) способным повести за собой не полк – дивизию. Возможно, и не раз водил (служил-то в «секретах секретных»).         
        Зорьку своей жизни, детство, он запомнил с того момента, когда шёл   
бой, последний, у Полтавки, что на границе Приморья с Китаем. Начало сентября 1945 года.
        «Разгромлены японцы, поставлена точка на второй мировой войне. 
Впереди – долгожданный мир, тот, за который мы сражались. Теперь его никому не позволим нарушить!» – торжественно говорил командующий перед строем солдат. Но вдруг речь прервалась, и только после какой-то тревожной паузы, командир спросил: « Боец, кого вы прячете за  спиной?» 

 – Мальчика, товарищ генерал. Прибился к нам, видно, сирота… – с дрожью   
   в голосе доложил боец, поглаживая мальчика по голове, которую так и
   тянуло из-за спины солдата, чтобы увидеть «большого» командира. 

– Отмыть, переодеть, накормить, приютить… – после длительной паузы не очень
  ровным голосом произнёс генерал.
         
           Так с мальчиком и поступили: накормили, отмыли, переодели, где-то   
раздобыв вполне подошедшие ему штанишки и рубашку. Ночевал в палатке, вместе с дядей Ваней, который на построении докладывал о прибившемся. На следующий день
их вызвали к тому же генералу.
 
 – А ну-ка, герой, докладывай, как звать-величать тебя, кто ты, откуда и как
   оказался на войне. Давай, рассказывай… – тихим голосом начал командир. 

 – Павка я, Холодов, семи лет, скоро восемь… Отец погиб на войне, а мама 
   захворала, уснула и не проснулась больше. Когда война пришла сюда, к   
   нам, захотел проверить, правда ли, что убит мой отец, пошёл узнать у вас. 
   Хочу в школу, а где жить…  Умею читать, считать – сам у себя научился… 
   Командиром буду, чтобы все живые были…   

            Тут генерал резко повернулся лицом к окну, достал из кармана платок   
и как бы невзначай отёр им глаза…

 – Про отца твоего мы обязательно узнаем. В школу пойдёшь и командиром      
   станешь. А пока поживёшь в детском доме. Подрастёшь– определим в 
   Суворовское … –  с расстановкой, насторожённо, произнёс командир.      

– Не хочу в детский…  – у вас хочу… Стану учиться у вас командовать, 
  помогать солдатам, дяде Ване, он хромает…   

– Ладно, решим завтра. А вам, боец Иван Озеров, немедленно – в госпиталь, 
  Это приказ. Малыш остаётся со мной, пока остаётся…– заключил генерал.   

            Ночь генерала Востокова прошла без сна. Фамилия ХОЛОДОВ не 
давала уснуть: вспомнить бы, почему она как-то плавает в памяти, но никак 
не выходит на конкретного человека. Под утро осенило: он сам, командир   
батальона, подписывал документы о награде танкиста Холодова. Всплыло
в памяти отчество: «…Максимович, поскольку сам я... Как же его звали… 
Может, Павка помнит», – мучительно размышлял командир.         
           После ужина генерал спросил у Павки, помнит ли он отца, его имя.    

 – Знаю. Его все называли то Илюша, чернявый, кучерявый, то просто 
   Максимыч. Я в маму – белёсый, синеглазый,– с грустью ответил малый.   

           И опять у генерала ночь без сна. Вспомнились похороны с воинскими   
почестями Героя-танкиста, капитана Холодова Ильи Максимовича, молодого, чернявого, кучерявого… В Польше это было. «…то был отец Павки-сиротки. Без сомнений. Никаких Павке детдомов – оставляю его у себя»,– заключил генерал, не успевший до войны создать свою семью и потерявший в Белоруссии родных (их, как
и тысячи других, сожгли заживо полицаи-украинцы в 1943 году).      
                ***
            Приютить чужого ребёнка, согреть его душу, поставить на ноги и
благословить в добрый путь – дано не всякому воспитателю. Тут нужен талант, а природа сим сокровищем одаряет, очевидно, лишь избранных. Он, Востоков Авдей Максимович, из таких, избранных (Авдей с др.-евр. – служитель бога Яхве).            
            Мирные дни службы Востокова начались на Урале. Павка пошёл в 
школу, учился охотно, с азартом, будто боялся что-то опять потерять… 
И однажды, вернувшись из школы, испугался: в доме накрывала на стол какая-то женщина, как показалось ему, не очень красивая, чужая. Тут же мелькнула мысль:
« И нового папу тоже потерял…»   
            В этот момент пришёл на обед отец (Павка уже привык называть его
папой). И негромко сказал: « Моем руки, сын, – и за стол. - А потом добавил: 
эта женщина будет всегда жить с нами. Знакомьтесь. Дружите».   
            Женщина галантно подала Павке руку и мягким голосом произнесла: 
«Елена Глебовна я, просто Елена. если угодно, доктор, буду беречь ваше здоровье. Прошу за стол».
          
           Обед – как обед. Павка блюд не выбирал – ел, что дадут, чему учила 
когда-то мама (помнит). Все трое ели молча, но Павка заметил какие-то странные улыбки на лицах взрослых и для себя заключил: « Загадочные они, взрослые. Разгадаю их, когда вырасту, мне уже девять».
           Семья сложилась дружная. Большая заслуга в этом Елены, доктора-   
хирурга. Всю войну служившая в прифронтовых госпиталях, она, казалось, 
напитана человеческими страданиями, а потому, наверное, старалась помочь   
по мере сил каждому, кто к ней обращался. Павку приняла и оберегала как 
родного, мягко называя его Павлушей.   
          Павлуша – Павлик – Павел … После Суворовского учился ещё и ещё…   
Овладел несколькими языками, даже их диалектами, что послужило, без сомнений,
его успехам в секретной службе. Страны, континенты. Пока не… Впрочем, со всеми задачами он справлялся. Только вот задача «семья» всё откладывалась. Но окончательно вернувшись домой, вскоре, неожиданно … женился. Удачно: любовь да покой внесла Вера в жизнь Павла.             
               
                ***               
          Жизнь– линия зигзагообразная: последний зигзаг – отставка. Следом
потрясения: их единственный сын Семён Холодов, молодой врач, погиб в аварии, оставив на родителей невестку Татьяну с её дочкой Евой (Семёну неродной); за сыном последовала Вера, скоропостижно…
          И старость…Хорошо, если она в среде орлов. Павел Ильич оказался –   
среди галок, птиц неглупых, но хватких, злонамеренных. Вестимо, галкам 
орлов не постичь: среда галок-«скандалисток»– общество незавидное.
         Невестка – ещё галка та… из семьи-вольницы, не отягощенной даже
птичьей моралью.
         «Как же так: ни учиться, ни трудиться не хотят, а всё иметь и сразу…» – 
мучительно размышлял Ильич.
         Она рьяно входила во вкус «абсолютной хозяйки» в доме, ежедневно
ссорясь с дочкой-подростком: крики, нецензурщина. Похоже, что-то уже
делили… А Ильич молчал, поскольку молчание – самый надёжный друг: не изменит,
не подведёт (считал он).
         Однажды невестка «случайно» проронила: «Неплохо бы вам, Павел 
Ильич, и зимой дышать дачным воздухом». Он, по-семейному человек
бесконфликтный, всё понял и окончательно решил: теперь его место под 
солнцем в деревне. 
          Поселился в некогда им же построенном скромном домике, где без
физической нагрузки – никак: утром сходить на пруд за водой, протопить
печку, чтоб обогрела да блюдо – другое приготовила. В остальное время 
приводил в порядок свой дневник за годы службы. До сих пор дневник был   
только в памяти. Теперь его надо было положить на бумагу. Страница за   
страницей – первый том, второй, начало третьего… Мучала мысль: кому
оставить записи – некому… Решение пришло как-то само собой – отдать,
пока жив, в свой «особый отдел», там определятся с изданием. 
          Павел Ильич спешил: одинок, до «скорой» далеко. Часто заглядывал
в свой «кубок жизни» с потерями, опасностями, радостями, печалями и (по 
Пифагору) каплями слёз. Порой ему казалось, сосуд заполнен по самые края
тем, что не всякий человек и преодолеет, вынесет – исполнит под чеканное   
«Служу…!!!» « Но кому-то нужно исполненное всей твоей жизнью?» – порой   
спрашивал себя «зимовщик». И сам себе отвечал: « Нужно. Уверен. Коллеги
оценят. И время покажет».       09.07.2023 г.


Рецензии