однажды в глухой тайге

            Вестимо, лесным людям не новость зыбкая тягостность сумеречного лукавства тайги.  Даже лесные пташки разом умолкают, шальной ветерок тотчас роняет их щебет в листву. Наверное, лишь волки в чащобе с хрустом вытягиваются на всю мохнатую длину, наполняя ядреной кровью спинные сосуды в предвкушении ночной охоты. Тайгу острым клыком метит их час.

       Трудяга конь под тобой, и верный твой спутник, охотничья лайка, что трусцой бежит впереди на положенные двадцать шагов, изрядно под уставшие за бездорожно долгий день, кто как может, торопят тебя, скорей добраться до места ночевки и отдыха. Чудаки они, коль думают, что их хозяин в «понарошку» не спешит до тепла… Чудаки они, одним словом. Однако, надобно признать, попутчики табунщика правы. Впрочем, они правы всегда. 

        Лишь холодная луна сутуло тянет через сопки и кустарники свой молочный неживой просвет. Тут уж не оплошай, не теряй эту крайнюю отрывисто белеющую нить.

         Ночное светило колыхающими тенями укрывает хрупкие тундровые тальники, серебристым неводом укутывает молодой ягель. Заботливая хозяйка ночи, однакось. Лишь клубится серпантином сизый дымок из ноздрей запыхавшегося коня. Петр Никодимович, известное дело, шибко спешит. Он безмолвно ворчит, подгоняя коня. Нынче что - то припозднились. Вдобавок день на «пустышку». Так и не нашел старший коневод отбившихся от табуна лошадей. Их следы, петлявшие по косогору, растворились в дымчатой траве. Темнеет, скорей найти убежище, где переждать холодную ночь.

       Он знает, что не далеко отсюда, за тем синеющим распадком, стоит – горбится, зияя точечными глазками - окошками, глубоко ушедшая в землю давно брошенная людьми охотничья заимка. Надобно найти эту избушку, как никак защитит от шального ветра и полуночной стужи. Еще, по умолчанию, там наверняка железная печка - буржуйка, значит, будет тепло. Вестимо, по неписаному таежному закону, он найдет когда – то кем – то оставленную охапку сухих дровишек. Да и выбора нет, другой заимки нет на десятки верст вокруг.

        Вот только одна досада… Недобрая об этой ветхой избушке стелется людская молва по ягелю – траве. Не хорошее это место, гиблое. Не зря люди обходят заимку стороной, не прячутся в ней в слякотную ночь…

          Там, говорят шепотом люди, издавна обитает злой дух. Злой дух  в обличии человека! Еще говорят, что энтот дух весь в белом одеянии. Худущий, аж его кости насквозь тела матово просвечиваются! Трепещут от дуновения человеческого дыхания длинные смоляные волосы на голом черепе… Да,  сказывают, это, должно, дух молодой девушки, заблудившей и сгнившей в здешней тайге в давние годы.

       Бедная, однажды под осень ушла искать отбившегося от колхозного стада теленка. Либо молодая телятница отвечала головой и совестью за сохранность вверенной государством коллективной живности. Ушла и пропала. Не вернулась. Говорят, что искали девушку, по вековому таежному обычаю, тридцать дней и тридцать ночей. После решили, что она сгинула в тайге. Помянули добрым словом, забили жертвенный бычок. После, даже она найдется вдруг живая, то она уже не живой человек! А нечисть, вселившаяся в теле девушки. Люди длинным посохом выгонят ее вон с урочища.

        С тех самых печальных пор тихо шепчутся люди – дух той девушки путнику, забредшему случайно в избушку на ночлег, покоя не дает. Приходит дух девушки ночью во сне иль, в наяву, никто точно сие не скажет. Дух невидимо витает над спящим, ветром шепчет непонятное, руками – спрутами с скрипучей лавки тянет за ноги вниз, на холодный земляной пол. Вдруг рассердившись, схватит напуганного донельзя человека за шиворот и вон за порог избушки. Иной раз наперво играючи зло пошутит, в кружку с чаем с потолка упадут мерзлые куски навоза. Либо запросто перевернет колченогий стол…  Потому охотники - путники, летом ли, в зимний холод ли, разбивают палатку на некотором отдалении от избушки, здесь даже собаки не лают, нервно скулят. 

         Скажите, кто не знает на бескрайних просторах тайги имя бригадира коневодческой бригады Петра Никодимовича? Всяк знает. Человек он бывалый. Большой труженик. Удачливый охотник. Само собой, статусный - депутат наслега. В сухом остатке, он человек, по партейному уставу обязанный не верить в всякую потустороннюю темную силу, разным там страшилкам. К тому же, Петр Никодимович владеет недюжинной силой. Длинный маут, со свистом пуночки взлетая от его твердых рук, тотчас пригвоздит в прыжке скачущего дикого жеребца. 

            Табунщик уверенно заходит в избушку. Постепенно глаза привыкают к темноте. Скоро язычками пламени оживляется печь – буржуйка. С хрустом куражится ледниковая вода в чайнике.  Ждет своего череда большой кус жирной сохатины. Наперво, гость, по вековому обычаю, опускается на колени перед очагом. Он кормит священный очаг кусками лепешки и маслом. Его нехитрое, от сердца, угощение должно раздобрить невидимых здешних обитателей. Успокоит их. Они, сытые, дадут человеку спокойно спать… Скоро усталый человек ложится на скрипучую лежанку.
 
     Глаза слипаются, тело расслабляется. …вдруг, бесшумно распахивается тяжелая дверь, обитая пестрой кожей двугодовалого теленка. Охотник враз чувствует, будто шершавое дуновение куражится по его лицу. Открывает глаза и видит, что в клубах холодного тумана проявляется нечеткое очертание человеческого облика… Сгорбленный, длинные костлявые руки тянутся к нему, стелятся седые волосы. Только вот… Там, где у человека глаза, у ночного гостя – зияющие пустоты. Он безмолвен, но откуда – то из близкого далека, в распаленный мозг ошеломленного увиденным человека острым колом входит неживой голос: - Ыч-чуу… Хоо-лодно! Добрый путник, помоги… Мне холодно… Я устала… По белу свету… Скитаться между небом и землей… Помоги… Обрести покой… Найди меня и похорони… -  Петр Никодимович не знает, что ответить, страх сковывает его, он молчит…

     - Человек, рано утром… Иди на запад… Там… Под корявым сухостоем овраг… Там… Собери меня… Не оставляй ничего… Все собери… Потом передай прах земле… похорони по - человечески… Березовый крест не забудь… Теперь спи, но помни, что я сказала, я буду ждать тебя -  пелена тотчас улетучивается, лишь запах сырого воздуха все еще щекочет ноздри человека.

        Коневод рано утром встает, наспех пьет чай. Он помнит эти странные слова из полуночного воздуха. Как в такое поверить… Умом понимает, коли так, он обязан исполнить последнюю просьбу мертвой девушки. По совести и по обычаю. Берет лопату, топор и мешок. На всякий случай, оставляет собаку сторожить у избушки. Ноги человека, будто ведомые невидимой притягивающей силой, сами уходят на запад.

      Верно, скоро коневод натыкается на корявый сухостой. Наклонившись, видит под ним разбросанные в густой траве останки человека. Тут же валяется череп со следами клыков хищных зверей. Пожелтевшие, с россыпью черных точек, хрупкие человеческие кости он бережно собирает в холщевый мешок. Внимательно осматривается вокруг, все ли кости собрал… Острым охотничьим ножом снимает дерн, чистит от корневищ кустарников и долбит замершую землю. В вырытую могилку осторожно опускает человеческие останки, укрывает чистой белой тканью… Венчает маленький холмик, как девушка ночью просила, березовым крестом.

         … Петр Никодимович не спеша достает кисет, огниво. Грузно садится на лохматый пень.  И почувствовал, как рождается в его душе неведомое досель тепло от простой мысли, что есть, оказывается, на этой срединной земле нечто, не подвластное разуму и времени… Которое привело его сюда и через него помогло этой мученице вернуться туда, откуда она когда – то пришла в этот жестокий мир. Получается, не зря эти лошади давеча потерялись, коли так, они найдутся.  Поверил душой человек, что существует неведомая великая жалостливая сила в природе! Может, она и есть сама природа?

      Высоко – высоко на небе вдруг рождается малюсенькое белое пятнышко.  На глазах человека оно вырастает в маленькое пушистое облачко, безмолвно превращаясь в белого игривого олененка. И кружится хороводом над тайгой.
       
        Петр Никодимович долго стоял над могилой. Он беззвучно просил у всевышнего - пусть отныне осиротевшая душа бедной девушки упокоится на вечные времена. Пусть она наконец свидится там, в верхнем мире, с дорогими ей людьми. Пусть родная земля ей пухом.