В засаде

(из цикла рассказов "Под столом")

Не помню точно, сколько лет мне было, наверное, шесть или целых семь. На всё лето мы с бабушкой и братом выезжали на дачу в Покровке, а родители приезжали к нам только на выходные. Бабушка ухаживала за садом и огородом, готовила еду, варила варенье, стирала и ещё много чего делала непонятного, но нужного и важного. Она была вечно занята и не вмешивалась в наши детские игры.

Игры у нас с братом были разные, потому что он старше меня на целых шесть лет, у него была своя «взрослая» компания, и ему играть со мной было не интересно, разве что в шашки на щелбаны. А у меня были свои друзья, и у нас с ними были свои игры.
В те годы в кино и по телевизору фильмов про войну было много и показывали их часто, а не только ко дню Победы. Поэтому у нас с друзьями игра в войну была самым любимым занятием, мы могли играть в неё каждый день, если дождя не было. С помощью считалочки мы сначала делились на команды, а потом тянули спички, чтобы решить, какая команда будет за наших, а какая за «фашистов». Конечно, никому не хотелось быть «фашистами» даже понарошку, но делать нечего, если старший из твоей команды вытянет короткую спичку.

У каждого мальчишки было своё вооружение. Проще всего было обзавестись пистолетами. В деревенском сельпо всегда можно было купить пистолетик из пёстрой голубой с белыми разводами пластмассы, который заряжался синими бумажными пистонами. А ещё иногда по улицам проезжал старьевщик на телеге и обменивал какие-нибудь ненужные родителям старые вещи на пугачи, отлитые из настоящего свинца. Они были больше похожи на настоящий пистолет. Но ведь на войне пистолеты бывают только у командиров. А каждый не может быть командиром, кому-то приходится быть рядовым. Поэтому всем остальным нужны были винтовки или автоматы. В магазинах игрушек никаких автоматов не продавали, нужно было сделать их самому, например, выпилить из какой-нибудь деревяшки. Но как я мог сделать автомат, если родители не разрешали мне трогать пилу или топор? У меня был только маленький и тупой перочинный ножик, которым автомат ни за что было не вырезать, им можно было только в ножички играть.
 
Поэтому я пришёл к своему другу Олегу, который жил на участке напротив, и подлизался к нему, чтобы он уговорил своего дедушку сделать для меня автомат. Дедушка у Олега был уже на пенсии, но никогда не сидел без дела, а всегда что-то строгал, пилил и мастерил из досок. И всё, что он ни делал, выходило у него очень здорово. Хоть бери и неси в музей. Самому Олегу дедушка сделал прекрасный автомат ППШ, почти как настоящий, только детский, то есть, размером поменьше. Он выкрасил его масляной краской: приклад был коричневым, а ствол и диск – чёрными. Свежая краска блестела, и казалось, что автомат сделан из стали.

Когда мы с Олегом пришли попросить его дедушку сделать и мне такой же автомат, тот только усмехнулся, отложил в сторону доску, из которой вырезал фигурный наличник и пошёл рыться в куче досок, сваленных за сараем. Потом он вернулся к своему верстаку с длинной и толстой нестроганой и посеревшей от времени доской.
– Придётся на вашу войнушку целую сороковку извести, – сказал он мне, – но ППШ, из одного куска как у Олега всё равно не получится. Придётся мне для тебя шмайссер сделать.

Сначала я даже расстроился, потому что подумал, что раз у меня будет немецкий автомат, то ребята станут дразнить меня фашистом. Но дедушка Олега сказал, что наши партизаны очень даже любили стрелять из трофейных шмайссеров.
Автомат получился на славу. Даже ещё неокрашенный он выглядел совсем как настоящий.  Конечно, он не мог стрелять даже пистонами, зато с ним можно было сидеть в засаде, а потом выскакивать из неё и, наведя автомат на врагов, громко закричать: «Тра-та-та! Ты убит! Падай, а то играть не буду!». Кто первый закричал «Тра-та-та!» тот и победил.
Правда, часто нам приходилось спорить с чужой командой, каждый считал, что это он «выстрелил» первым.

А ещё мы играли в партизан. Эта игра нам нравилась больше, потому что в ней мы все были «нашими», а врагами были взрослые, проходившие или проезжавшие мимо нас на велосипедах и даже не подозревающие, что они – «фашисты», и что сейчас их «обстреляет» наш партизанский отряд. Когда они проходили мимо, мы выскакивали из кустов, кричали «Тра-та-та!» и довольные убегали. И нас совсем не расстраивало, что враги нас нисколько не пугались, а, наоборот, улыбались тому, как мы играем.
Однажды, я взял свой автомат и пошёл поиграть с друзьями, но не нашел себе компании. Близнецы Акопяны ушли за грибами, Наташке мама велела собирать малину, а у Олега вдруг подскочила температура, и дедушка сказал ему сидеть дома. Пришлось мне идти в самое начало линии за Яшкой. Конечно, он был ещё маленький, всего четыре годика, и мы, большие, обычно не принимали таких малышей в наши игры. Но делать было нечего. Я решил, что пусть он будет сыном полка. А что? Были же пионеры-герои.
 
Яшка на своём участке играл в куче песка.
– Яшка, будешь играть в партизан? – спросил я у него.
– Буду! – обрадовался он, – только нужно у бабули попросить разрешения.
Он побежал к своей бабушке, возившейся с какими-то кустами на другом конце участка.
– Баба Катя, можно я с Борей пойду в войну играть? – спросил Яшка.
– Играйте, только с нашей улицы никуда не уходите и кур у Федотовых не пугайте, – ответила баба Катя.
Яшка забежал в дом, взял там свою игрушечную винтовку и алюминиевый кортик.

– Я буду командир партизанского отряда, – сказал я, – а ты будешь просто партизан. Будешь ходить за мной и слушать мои команды.
Я, гордый и довольный, что на этот раз не пришлось спорить с Олегом, кто из нас будет командиром, повёл единственного «бойца» своего отряда к густым зарослям орешника, росшим в начале нашей линии.

– Здесь мы устроим засаду. А когда поедет какой-нибудь самосвал с торфом или песком, мы с тобой его обстреляем. Это будет как будто вражеский танк. Только нужно как следует замаскироваться, чтобы водитель нас раньше времени не заметил, а то он нам уши надерёт, за то, что под колёса лезем.
Яшка присел на корточки за густым кустом и очень хорошо замаскировался, так, что видна осталась видна только его белая панамка.
 
– Сними панамку! – приказал я.
– Мне бабуля не велела снимать панамку на солнцепёке, – сказал Яшка.
– Бабуля в кустах тебя не увидит. А когда пойдёшь обедать, снова наденешь свою панамку. Разве бывают партизаны в панамках? Где ты таких видел?
Яшка оказался примерным бойцом. Он снял панамку и повесил её на какой-то сучок.
Несколько минут мы молча ждали, пока кто-нибудь проедет мимо, но как назло никого не было. Яшка устал сидеть на корточках, и я разрешил ему присесть на пенёк. Всё-таки, я командир и должен заботиться о своих бойцах.

Наконец, послышался звук приближающейся машины. Я выглянул из-за куста и увидел, что по дороге едет чёрный «Опель Адмирал».
Вот так удача! Это же была настоящая немецкая машина, на таких в кино ездили фашистские офицеры и генералы!
– Сейчас мы её подвзорвём, – сказал я Яшке шепотом.
Я отложил свой шмайссер и поднял с земли какую-то короткую сучковатую палку.
 – Это как будто связка гранат, – объяснил я малышу, – я подорву её, а ты стреляй по машине из своей винтовки.

Машина ехала очень медленно, потому что все соседи в нашем товариществе договорились не гонять, ведь на дороге могли играть или кататься на великах маленькие дети. Когда машина поравнялась с нами, я выскочил из-за кустов и швырнул в неё свою «гранату». Деревяшка угодила по заднему крылу.
 
Услышав стук, водитель, дядя Тарас Сиренко, остановил машину, прихрамывая, вышел из неё и с удивлением уставился на вмятину в заднем крыле и на лежащую рядом палку. Похоже, он не мог понять, с какого дерева она могла свалиться на его машину.

Я догадался, что нужно как можно скорее замаскироваться в кустах, а потом потихоньку отходить в лес. Но Яшка был ещё необстрелянным партизаном, он не понял, что мы переходим в отступление. Он, наоборот, бросился в атаку, выскочил из кустов и как закричит:
– Урааа!

Лицо дяди Тараса, когда он увидел Яшку, стало красным, но он не бросился на малыша, а только строго спросил:
– Ты зачем это в машину палками кидаешься?

Тут до Яшки дошло, что игра кончилась, причём, явно не в его пользу. Он захныкал:
– Это не я, дяденька! Мы не нарочно!
– А кто же тогда? – спросил дядя Тарас и посмотрел по сторонам.
Но Яшка оказался стойким, как партизан. Он меня не выдал, а только заплакал.
Дядя Тарас подошёл к нему, взял его за руку и сказал:
– Тогда пошли к твоим родителям. Пусть узнают, в какие опасные игры ты тут играешь.

Настала моя очередь выручать товарища. Всё-таки, это я был командиром, мне и отвечать. Я вышел из кустов:
– Дядя Тарас, отпустите Яшку. Это я эту палку бросил, а он ещё маленький, ему так далеко не бросить.
– А ты зачем это палками по машинам кидаешься?
– Мы в войну играли. А у вас как раз машина немецкая.
– Вот именно, что немецкая, трофейная. Я её из Берлина привёз в сорок шестом, – дядя Тарас отпустил Яшкину руку и взял мою, – ну, пойдём, вояка.

– А куда? – спросил я, пытаясь притвориться маленьким и совсем глупым.
– Как куда? К твоим родителям.
– А родителей нет дома. Они только в субботу приезжают после работы.
– А кто же с тобой сидит? – спросил дядя Тарас.
– Со мной бабушка, только она не сидит, у неё дел много.
– Ну, пошли к бабушке.
 
Дядя Тарас вернулся к своей машине:
– Люся, садись за руль, небось помнишь, какие педали нажимать. А я пока с этими вояками разберусь.
Я хотел было убежать, я быстро бегаю, хромому дядьке меня не догнать. Но не мог же я бросить своего молодого бойца Яшку.
Дядя Тарас подобрал ту самую палку, взял меня за руку и повёл к нашему дому. Оказалось, он знал, где я живу. Яшка со своей винтовочкой семенил за нами, совсем как Пятачок за Винни-Пухом.
 
Мы пришли к нашему участку.
– Михайловна, ты дома? – громко спросил дядя Тарас.
– Дома, – ответила бабушка, – здравствуй, Тарас Богданович.
– Здравствуй, Михайловна. Вот, привёл вашего партизана. Он меня за фашиста принял, хотел машину мою трофейную подорвать вот этой гранатой.
– Ой! – сказала бабушка и спросила: – разбил что-нибудь?
– Помял заднее крыло, рихтовать нужно. Хорошо, в лобовое стекло не попал, а то пришлось бы вам нас с Люсей из кювета доставать. Да и стекло на «Опель» не так-то просто найти.

– Как же ты так, Боря? – удивилась бабушка, – я ведь тебя всегда хвалила за примерное поведение, ставила в пример старшему брату, а тут…
А тут и старший брат вышел из беседки, наверное, ему интересно стало.
– Мы в партизан играли. Вот я гранату и кинул в фашистскую машину, – промямлил я.
– Ты соображаешь? Разве можно палками швыряться? – спросила бабушка.
– Можно, конечно, – сказал брат, – например, в городки.
– Городки это другое, там по деревяшкам кидают, хотя это тоже опасно. А в машины разве можно кидать?

– Я не нарочно. Просто палка у меня вырвалась, – стал оправдываться я.
– И тебе не стыдно?.. Тарас Богданович на фронте с настоящими фашистами сражался в одном полку с твоим дедушкой Ваней. У него даже орден есть, а ты его как фашиста…
– Бабуля, я больше никогда так не буду! – сказал я. Мне и в самом деле было очень стыдно.

– Проси у Тараса Богдановича прощения, – потребовала бабушка, – а в субботу приедут родители, я скажу отцу, что б тебе всыпал как следует.
– Простите меня, дядя Тарас, я не хотел. Я больше никогда так не буду.
– Ладно, прощаю. У тебя ведь была возможность спрятаться или сбежать, но ты друга не бросил. Только больше в такие игры не играй! Вырастешь, пойдёшь в армию, там и будешь гранаты кидать, – сказал дядя Тарас.

Он помолчал, почесал свою щеку, на которой багровел длинный шрам от фашистского осколка, и сказал бабушке:
– Вы, Михайловна, сильно его не наказывайте, мы же не фашисты какие-нибудь, детей мучить.
Дядя Тарас повернулся и ушёл, прихрамывая.
Яшка обрадовался, что всё обошлось, и убежал к себе, а я сел на лавочку и стал грустить…
 
Как же так получилось? Я же хотел быть за наших, а оказалось, наоборот, только испортил хорошему дяде машину и вообще… А дядя-то, оказывается, герой, воевал против фашистов, совсем как мой дедушка Ваня.
Хорошо, что он меня простил. Он ведь взрослый и умный, понимает, что я не хотел ничего плохого сделать. Я ведь тоже за наших!