Александра И снова я живу

Глава  первая.

   Мы с   сестрой Полиной   ездили сегодня в аэропорт,  встречать из Москвы Полинину дочку Светлану, которая  училась там, в Высшей школе экономики.  Рейс был поздний, поэтому я не поехала к ним, а попросила высадить меня на  площади,   недалеко от   дома.    Не спеша я  отправилась домой, но   очарованная красотой ночи, присела на скамеечку сбоку от площади. Вокруг было светло, почти как днём. Однако взглянув  на часы, я обнаружила, что уже глубокая ночь  -  без четверти три.  Это значит, что в наш небольшой и уютный северный городок пришли "белые ночи". Из учебника астрономии   известно, что это явление природы   связано с некоторым наклоном Земли относительно Солнца. А вот в литературе и, в частности, в поэзии время "белых ночей" у большинства россиян ассоциируется с Санкт - Петербургом и ещё с чем-то удивительным и очень романтичным. И всё же  мало кто знает, что  прекрасные белые ночи в Питере длятся недолго, всего лишь пару недель в июне. Зато на моём  родном севере они продолжаются более трёх месяцев,  почти всё лето - с начала мая и до начала августа.

Я родилась и прожила всю свою жизнь в этом городе. Это совсем не мало, осенью мне исполнится шестьдесят три года. Мой отец был родом из Москвы,   он был военным и, однажды после войны судьба занесла его на Север, здесь он встретил свою любовь, женился, и  у него родились мы с Полей.  Здесь же, и слишком рано, закончился папин жизненный путь. Сказались многочисленные ранения на войне. Мама пережила его ненадолго, сильнейший инфаркт унёс маму мгновенно и мы с сестрой рано остались одни.

Ох, ну зачем же я сейчас в печальные воспоминания ударилась. Здесь так хорошо,  что даже домой идти не хочется. Однако скоро утро, хочется-не хочется, а надо идти спать. Дома  меня никто не ждёт, не сложилась моя женская жизнь, да и детей Бог не дал. Была работа, работа и ещё раз работа. Правда, кроме работы, случилось ещё недолгое и совсем не счастливое замужество, да ещё одна долгая, но ни к чему не приведшая связь. Теперь и этот период   жизни заканчивается, через три месяца меня проводят  на пенсию. Ну и ладно, стану гулять, читать книжки, да варежки с носками вязать для своих   подопечных из нашего интерната.

Я снова огляделась,  ночь сегодня была необыкновенно светла и прекрасна, время от времени,  то там, то тут, мелькают парочки. И это понятно, наступила  суббота, и люди гуляют допоздна. Наш  небольшой красивый и чистенький город, весь утопает в зелени хрупких северных берёзок и кустов.  Здесь жить комфортно, уютно и безопасно. Даже в лихие девяностые никаких бандитских разборок у нас не было.  О том, что они лихие и даже бандитские жители города узнавали чаще из прессы и общения с родственниками, проживающими в центральной части нашей необъятной страны.  Всё у нас до сих пор, как в советское время,   чистота и порядок. Однако…, кажется, пора   идти домой,   наконец, мне захотелось спать.
 
 Дело шло к утру и, как обычно перед рассветом, на белую ночь  опустились лёгкие сумерки.  Мой дом  стоял вторым от площади, жила я на первом этаже деревянной двухэтажки в однокомнатной квартире. Дом, как и все дома рядом, утопал в бледной зелени пышных кустов. Как обычно,  я повернула к  дорожке во двор когда,  вдруг,   услышала шорох в кустах соседнего дома.  - "Кошки, - подумалось привычно, - как проснусь - накормлю". Сейчас же мне нестерпимо  захотелось спать, но новый шорох неожиданно насторожил и испугал. Сама того, не ожидая, я   пошла не по дорожке, а рванула к дому прямо через кусты. Благополучно взбежав  на крыльцо,  остановилась, стараясь успокоить дыхание, и бешено стучавшее сердце. Огляделась,  и тихо засмеялась. Чего это мне, вдруг, померещилось. Облокотившись о перила крыльца, опустила взор к земле, и ужас сковал всё тело. Под крыльцом на корточках сидел парень.  Лицо парня было очень худым синевато - белого цвета, как у неживого, глаза в тёмных кругах горели сумасшедшим огнём, а губы были неестественно красными. В одно мгновенье он взмыл надо мной в прыжке и что-то ледяное, но в то же время жгучее полоснуло   по голове надо лбом.

Не помня себя, я отшатнулась и кинулась на второй этаж, никто   меня не преследовал. Настороженно прислушиваясь, я некоторое время сидела там наверху на ступеньках, ноги тряслись и не держали меня. Спустя некоторое время   на цыпочках спустилась вниз, быстро открыла ключом дверь, заскочила вовнутрь и торопливо закрыла дверь уже изнутри  на ключ, на задвижку, которой никогда не пользовалась прежде, и замерла....  Неожиданно   в голову пришла мысль, а, вдруг, он уже там... в квартире. Ведь у меня первый этаж, хлипкие окна, открытые форточки, которые до сих пор не приходило в голову, уходя закрывать. Хотела снова выскочить из квартиры, но новая мысль  остановила меня -  а вдруг он там, под крыльцом поджидает.   Нет, надо идти, проверить, другого выхода нет. Вооружившись стоящей в коридорчике шваброй, я решительно перешагнула порог.
Любимая квартира, сверкая чистотой и уютом,  встретила хозяйку, как всегда, приветливо и радостно. Комната, в пятнадцать квадратных метров, сияла двумя  окнами, отмытыми до прозрачного блеска.   Крохотная кухня блестела электрическим чайником, белела холодильником и радовала красивыми занавесками на окне и на полках для посуды. Я осторожно заглянула в шифоньер, во встроенный шкаф в прихожей и в туалетную комнату. С облегчением, что не обнаружила никого, умылась,  закрыла все форточки и легла спать.

Однако не тут-то и было, сон не шёл, и разболелась голова. Потрогала больное место на голове и ахнула, там под волосами надулась огромная шишка. Шишка была мягкой и внутри неё как будто переливалась жидкость. От резкой боли в голове застучало, перед глазами всё помутилось и сильно затошнило. " Не иначе, сотрясение...", - мелькнула мысль. Я достала из морозилки пакет со льдом и, замотав его в полотенце, приложила к больному месту.
Устав, забылась в тяжёлом сне на пару часов, но вскоре в ужасе проснулась. Мне приснилось, что мерзкий парень лезет в форточку, извиваясь, как длинный червяк. К счастью, это был всего лишь сон, но больше, как ни старалась, уснуть не смогла. Голова невыносимо болела, лицо отекло, и вокруг глаз появились сине-красные круги. К вечеру я уже не могла подняться даже для того, чтобы вызвать "Скорую",   металась на кровати, периодически впадая в бессознательное состояние, бредила, звала маму. В какой-то миг я была услышана, но пришла не мама....

Это был высокий, красивый молодой человек в смокинге и белой батистовой сорочке с высоким воротником. Вокруг воротника красивым узлом повязан чёрный шёлковый платок. Фрак был явно пошит из сукна высокого качества,   панталоны же были несколько светлее. На фраке выделялись пуговицы, которые, похоже, изготовлены из полудрагоценных камней.  Гость выглядел, точь в точь, как на  картинке из книги о жизни дворян второй половины девятнадцатого века, которую я читала накануне своего неприятного приключения. Но что-то явно не вписывалось в образ беззаботного столичного денди. Ах, да через согнутую в локте левую руку была перекинута белоснежная салфетка, как у официанта в ресторане высшего класса. Джентльмен сдержанно улыбнулся мне, слегка поклонился и встал за изголовьем.
"Но ведь это невозможно, - несмотря на невыносимую боль, подумала я, - там невозможно стоять... там стена". Действительно, подлокотник дивана или проще сказать его боковина, плотно прилегала к стене, и толще листа бумаги там ничего не могло поместиться. Да и вообще, я в принципе не могла никого видеть, так как мои глаза были плотно закрыты, от боли они стали очень чувствительны даже к слабому освещению. Тем не менее, я чётко видела этого странного человека. От мыслительного напряжения голова нестерпимо заболела и я даже застонала. Молодой человек снова слегка улыбнулся, таинственно приложил палец к губам и положил мне  на лоб снятую с руки салфетку. На удивление салфетка оказалась влажной и прохладной. Мне стало очень хорошо, боль исчезла, а потом … исчезло всё. Исчезла я сама, незнакомец и весь окружающий меня мир. Ничего больше не было ....

Глава вторая.

"Ох... всё тело затекло, не чувствую ни рук, ни ног, и  темно-то как....  Впрочем,  темнота   оказалась не совсем плотной, какой-то слабый свет всё же есть. Но разглядеть всё равно ничего не могу.  Странно, что совсем не чувствую головной боли, а ведь совсем недавно боль была просто нестерпимой.  Неужели, я всё - таки  умерла...  Хотя, надеюсь, что нет, я же чувствую, как сильно затекли мои руки и ноги".

Я попыталась подняться или хотя бы повернуться на бок, но у меня ничего  не получилось. Зато с лица сполз целый ворох каких-то тряпок, и я смогла разглядеть окружающую действительность. Тряпки оказались не какими-то, они были сплошь  из отличного шёлка, бархата и батиста. В этом  я  хорошо разбиралась, так как любила шить, и  говорят, получалось у меня очень даже неплохо. Странно ... но  ворох этих прекрасных тканей был, будто   пришит к моей одежде. Я перевела взгляд немного в сторону, пригляделась и от неожиданности чуть не закричала -  передо мною  качались чьи-то задранные кверху стройные ножки. Они были  одеты  в пышные белые панталоны с оборочкой и завязаны  бантиком  ниже колена, а из-под панталон выглядывали то ли светлые колготки, то ли  чулки. Вся эта красота завершалась странными ботиночками с шёлковыми бантиками вместо застёжек.  Обувь явно  была сделана эксклюзивно на заказ   из какого-то незнакомого мне материала напоминающего вязаный  коврик. У меня самой в прихожей лежал такой,  лично мною связаный.

При виде этих прекрасных ножек мне стало сильно не по себе, а ... где же их хозяйка? Я сделала попытку подняться  и ноги зашевелились  вместе со мной, а потом согнулись в коленях. Так это же я хотела свои ноги согнуть, чтобы подняться.   Невероятно,  выходит, что это мои ноги! То есть как мои? я их такими никогда не знала. А впрочем, почему никогда, знала, конечно,  я их такими, но только лет сорок-пятьдесят назад. Одновременно  из-под вороха  тканей появились  руки.  Они тоже были юными и нежными.

Мысли, толкаясь,  мчались в голове: то ли я сошла с ума, то ли надо мной кто-то посмеялся, обрядив во всё это, пока я была без сознания. Но об этом я подумаю позже, как любила говорить Маргарет Митчелл - любимая мною героиня из "Унесённых ветром".  Сейчас в первую очередь  мне   надо разобраться,  куда же меня саму-то занесло. Оглядевшись,  я  поняла, что нахожусь в   большой коробке, обшитой внутри красивым шёлком. Коробка была похожа на небольшой домик. Такие сейчас продают в детских магазинах для детишек, примерно два метра на полтора.  Похоже,  этот домик упал, и почему-то  в нём оказалась я. К счастью,  благодаря его мягкой обивке,   при падении я, кажется, не повредилась. Упал он,  как-то на бок значит, где-то должна быть дверь.  Действительно, дверь нашлась почти внизу, но вылезть через неё было невозможно. Однако на противоположной стороне обнаружилось  ещё и окно,  и я смело полезла в него. Но не тут-то было, я в нём застряла из-за вороха  прекрасных тканей, который оказался не просто ворохом, а моими многочисленными пышными юбками. Во всяком случае, на первый взгляд, их было  целых три.

- Барышня! Александра Григорьевна! Матушка ты моя дорогая! Жива? Всё цело? Не волнуйся, сейчас вынем тебя, - раздался мужской приятный голос, обращённый явно ко мне. А ведь меня, действительно, звали Александрой Григорьевной, но отчего, вдруг, я барышней-то стала.  И это в моём – то преклонном возрасте ... невероятно. Тут же я вспомнила свои новые, отнюдь не старческие ножки.
- Прошка! Басурман ты эдакий, а ну, иди сюда, подсоби барышню вынуть, - ко мне шёл мужчина лет сорока, с аккуратно подстриженной  бородкой одетый  опрятно, но непривычно -  в длинный сюртук с обшлагами и в брюки, больше похожими на шаровары, заправленные в мягкие сапоги.
Сильные мужские руки   очень аккуратно вынули меня и поставили на землю.  Мы стояли на какой-то явно деревенской дороге,   с обеих сторон, которой простирались поля. За полями, зеленеющими травой, виднелся лес. Коробка, из которой меня вынули, оказалось ни много - ни мало очень даже симпатичной небольшой дорожной каретой, которая лежала на боку. Рядом с каретой нервно перебирала ногами четвёрка запряжённых лошадей. Около них, держа за уздцы одного из коней, стоял юный паренёк. На нём тоже были  брюки,   похожие на шаровары, заправленные в мягкие сапоги и двубортная тужурка с металлическими пуговицами, а на голове - что-то типа фуражки с околышем, кажется, называется картуз. Оба были одеты под старину, как одевались, судя по фильмам, примерно в середине девятнадцатого века.

- Барышня, Александра Григорьевна, душа моя, как ты? Цела ли? Лица на тебе нет, - старший мужчина ласково и внимательно оглядывал меня. 
А я не знала, что и сказать, где я, что со мной, и кто эти люди ... .

- Голова болит и кружится, - прохрипела я, ошеломлённо оглядываясь, - мне бы водички попить.

- Прохор, воды, быстро! Да принеси скамеечку.  Давай, живей, - по-военному скомандовал мужчина, да и выправка у него была, как у военного.
Парень вынул из сундука, притороченного сзади к карете,   пёстрый  домотканый коврик, расстелил его неподалёку на полянке, поставив на него скамейку обшитую синим бархатом. Вскоре я сидела на мягкой скамейке, с глиняной кружкой в руке. Вода была недостаточно прохладной,  но вкусной. 
 
- Барин, Андрей Афанасьевич,- приблизился паренёк, -  здесь деревня близко,  в паре вёрст всего. Пока барышня отдыхает, может, я сбегаю, мужиков на подмогу кликну, нам карету не поднять вдвоём. Рессора лопнула, как-то починить надо.

- Да, Проша, беги, верно  придумал, не поднять нам одним. Да пошустрей, стемнеет уж скоро. К ночи бы до имения успеть, - озабоченно глянул на солнце старший из мужчин.

Паренёк шустро побежал куда-то, а мужчина подошёл ко мне, присел рядом на расстеленный коврик и озабоченно меня оглядел. Мне стало неловко, я не знала, как быть, что думать обо всём этом. То ли я лежу в бреду и мне всё это мерещится, то ли я каким-то образом переместилась в этот незнакомый мне мир, совсем не похожий на мой прежний. Чему я, кстати, совсем бы не удивилась. Я   жила одиноко и почти всё свободное время наводила в доме порядок или читала книжки. А чего там можно было наводить, если я всегда была очень аккуратной. Была у меня любимая собачка Лизонька, помесь дворняжки с болонкой, прожили мы с ней в любви и дружбе почти восемнадцать лет, но и она два года назад меня покинула. Потому чтение стало для меня главной забавой.  Любимые классические произведения были мною читаны не менее трёх раз, детективы и новомодные мелодрамы не привлекли, и тогда увлеклась я фантастическими книжками про попаданцев. Любила читать я чаще про тех, кто попадал  в советское время, в годы моего детства или в царскую Россию. И почему-то не видела в этом ничего невозможного.  Но всё же... неужели это и впрямь случилось со мной... И как же мне теперь быть?  Одно дело книжки читать, другое самой там оказаться.

- Сашенька, друг мой, ну как ты? Я тебя не узнаю, ты на себя не похожа, - вновь заговорил некий Андрей Афанасьевич, как  его недавно назвал наш кучер.

- Сударь... голова болит нестерпимо, я ничего не понимаю... кто я, где я, куда и откуда еду - грустно произнесла я и сама почувствовала, как увлажнились мои глаза. Мне и в самом деле стало очень грустно. Я не решилась назвать его по имени-отчеству, но он был явно не из простых слуг. А может отец? Но нет, этот господин был ласков, но почтителен и недавно называл меня барышней, хотя в отсутствие Прошки перешёл на ты.

- Девочка моя, ты меня пугаешь! Разве ты не узнаёшь меня? Возможно ль это? Я почти семнадцать лет, почти с рожденья при тебе. Да ты с отцом столь  не была, сколь со мной. Позволь, я осмотрю твою голову, - он заботливо развязал ленты моей шляпы, положил её мне на колени и стал раздвигать волосы, время от времени охая и вздыхая. Да, точно, это не отец. Но, видно, и не чужой, ведь в те времена девушка, а   судя по нежным ручкам и ножкам, я попала в юное тело,  не могла путешествовать с чужим человеком.

- Ах, какая большая шишка и отчего-то мягкая, отёк видно, - озабоченно бормотал Андрей Афанасьевич, - лекаря надо срочно, как бы беды не случилось. И льда нет, чтоб положить, - он убежал к карете и вскоре вернулся с подушечкой и большой шалью.

- Ложись, Сашенька и старайся голову не беспокоить, не думай о плохом. Так бывает, что при сильном ударе, память теряется. При падении, ты видно об скрин головой ударилась, а ведь он железом окован.  Даст Бог, пройдёт время, вспомнишь всё. Да и я с тобой неотступно теперь буду, уже нет у меня других забот, кроме тебя. А там и наши на подводах со скарбом  и прислугой доберутся, там и  Анисья с ними, она-то уж тебя, всяко, вылечит. Да... дела....  Страшно и стыдно мне представить, как батюшка  твой, Григорий Тимофеевич,  сейчас на меня с небес смотрит, не уберёг его кровиночку, наследницу его. Негодный управляющий я оказался, - сокрушался мужчина, укладывая меня на подушечку и укрывая шалью.

"Так... кое-что проясняется. Андрей Афанасьевич, очевидно, есть управляющий моего имения. Батюшку Григорием Тимофеевичем кличут,  и он помер, а вот когда - это мне неизвестно. Сейчас, похоже, мы переезжаем на другое место жительства, поскольку слуги на подводах с добром моим едут, а вот куда и откуда, тоже пока непонятно. Похоже, что  наследницей у отца была я одна и поскольку имение есть, значит, я - дворянка. Интересно, какой у меня титул, но я явно не из обедневших дворян, судя по богатой карете, - с этими мыслями я заснула, последнее, что  я подумала, - мне почти семнадцать лет...".

Продолжение следует...