Тетка

 В далеке от шумного, пыльного города чувствуется в селе сила и красота сдешней природы. По дороге вдоль одной стороны тёмная, густая лесополоса, с другой шепчущаяся, наливная пшеница или рожь, сидящая около цветущего луга. Ласточки то и дело носятся над травами, и сделав небольшой крюк взмывают в голубую синь неба. Около дома растёт русская береза—выйдешь вечером в её ясень после домашней работы и сидишь, смотря как скрывается за околицей бордовое солнце, догревая лучами поспевшие нивы. Или когда полуденная жара притуплялась ходили в лог с тётей Катей за травами, мы сушили их на зиму и холодными морозными вечерами пили душистый, лечебный чай.
Тётя Катя жила не одна, она ухаживала за старенькой тёткой Аней, кругленькой, небольшой бабушкой. Я от скуки проходила в комнату бабы Ани и часами мы с ней разговаривали. Или к тёте Кате приходил гость. Звали Витя, не пил, не курил, хозяйство было в порядке и чистоте. С хозяйством помогал и Люде: картошку копать, жуков побрызгать, снег почистить, свозить за покупками в район и т.д.Он был в преклонном возрасте, как и Катя, вдовец. И она давно жила без мужа. Но сходится им было не надо, да и зачем? Во-первых, дети против, и когда они приезжали, он к ней не ходил. Во-вторых, давал знать и возраст, да и дома свои они бросать не собирались. Были по первости разговоры на деревне, но Катя не обращала на них внимания
  Катя с гостем вдвоём, а мы с бабой Аней вдвоём. Часто она с улыбкой пела частушку:
Сидит кошка на окошке
С белыми котятами,
А приходит бригадир:
Иди кошка на работу,
А то хлеба не дадим!
Раньше она работала на фабрике, которая находилась в несколько км от села в райцентре и вспоминая свою жизнь, опускала натруженные, больные руки. Во время войны, переболела тифом, чудом выжила. Муж нашёлся ей хоть и молчаливый, но работящий. Одно горе убивало и грызло бабу Аню—её дети родились нездоровые, умственно отсталые. Всё время чистенькие, вымытые, красивые, трепавшие золотистыми, густым кудрями, но не понимавшими человеческой речи, смеющиеся от какого-нибудь шороха. Баба Аня незаметно постарела, работала после фабрики на колхоз за палочки, и родню, как чёрный вол. Кате во всем помогала: картошку посадить, выкопать 25 соток под лопату, гуси, коровы, индюки, поросята не давали ей покоя ни днем ни ночью. Никто её не звал по-имени, "тётка" или "тё." Ела она борщ "просватанный" т.е прокисший или от селёдки хвост и голову, экономила, давала знать и память войны. Когда Катя взяла её к себе, кормила хорошо и ругала за её фокусы. Она много рассказывала о войне и удовлетворяла моё любопытство:

 "Я закончила первый класс на "отлично!" За сто километров от города жила бабушка в районе. И 21 июня 1941 года мы стали собираться со старшей сестрой Лидой навестить бабушку и рассказать ей о такой радости—об окончании первого класса, показать" пятёрки". У нас уже услыхали сообщение по радио. Около дома на столбе висела такая чёрная тарелка это радио и было. По "тарелке" сообщили, что Киев бомбили и началась война с немцами...
Всё нужное мать собрала в мешок, и пошла до поселка за нами.

  Мы жили у бабушки в доме.Началась бомбёжка.
Мама вырыла небольшую яму в саду, в которой мы прятались от обстрела.
В ней было тесно, сыро и холодно. Была осень, шли холодные дожди.
Однажды начался обстрел, мы спрятались с мамой, а бабушка не захотела.Осталась в доме.Бомба попала в дом.
Бабушку вытащили потом в сад,ей оторвало ногу. И погибли два часовых. Молодые ребята. Только письма домой написали,отправили и погибли, похоронили без гробов и без всякого за огородом. Бабушку похоронили недалеко от разоренной церкви. Хоронили ночью, не разрешали в дневное время хоронить.
  Пришли немцы и заняли наш дом, нас переселили в сарай, а матери разрешили заходить - печь топить, покушать сварить.
Я там бегала возле мамы, мне было девять.
Немцы у нас жили, потому что наш дом был самый лучший, располагался штаб.
Во всех домах была крыша соломой накрыта, а у нас щепа какая-то была...

****

В 1942 году в деревне стали собирать девушек и ребят в Германию на работу.
Некоторые сопротивлялись — их расстреливали.
И тогда молодежь организовалась, чтобы уйти в лес. Центр отряда находился в Брасово, там лесная местность. Партизанский отряд имени Тимошенко.
И наша Лида тоже пошла вместе с ними.
Был налет на лес, на партизан.
Во время этого налета Лида погибла.
Несколько дней не могли её тело с поля забрать, так как обстрелы были.
А потом Лиду на телеге привезли.
Голову только не нашли.
Я очень любила свою старшую сестру. Ей было 18.
Помню, как мама тогда заснула от переживаний, её по щекам били, но никто разбудить не мог.
Спала дней десять. Водички ей наливали в рот понемногу, а я рядом сидела.
Женщины плакали: «Что ж ты спишь и спишь, девочка рядом сидит, пожалей ее, с кем она будет?»
И она крепилась-крепилась, проснулась и выжила.
А одну женщину-партизанку, она учительницей была, повесили. Долго не снимали, кричали: «Вот смотрите, что будет с вами, кто не будет подчиняться!»
У немца одного, что жил в нашем доме, была баночка с маслом. Я смотрела всё на эту баночку.У нас в деревне ни у кого и не было такой! Мне так хотелось её!
Я подумала, как съедят немцы масло, выкинут эту банку, я её себе заберу. И будет у меня красивая игрушка. Коробочка была малинового цвета.
Я дождалась, пока немцы ушли, и пошла глядеть, пустая банка эта с маслом или нет.
Гляжу — банка стала пустая, я матери не сказала, что я хочу сделать.
Фрицы пошли в бой, а один остался с конями. Кони у них были толстые-толстые.
Он увидел, что я зашла в их комнату. Нам не разрешали туда ходить, где немцы.
Как завизжал: "Партизанен!", автомат схватил — и в меня стрелять.
Я закричала, тётка закричала, все закричали, а он стрелять.
Мать прибежала, бросились с тёткой на колени, мама сапоги его целовала, только не бей.
Она - по-русски, а кто его знает, понимает он или не понимает.
Но он почувствовал, что женщины просят, чтоб не убивали, и отпустил меня. Долго эта рана не заживала...
  Однажды собрали всю деревню и повели расстреливать.
Партизанское же село у нас было.
А в деревне по пять детей в семьях было, по восемь. Много людей. Женщины, дети и старики.
Всех нас погнали, подпалили конюшни, амбары; телят, коров, скотину погнали из деревни. Коровы разбежались по лесу.
Направили на нас автоматы, привели на колхозное поле. И старых, и малых — всех до одного.
А мой двоюродный брат Павел, ему было пять лет, он как увидел, что сейчас что-то с нами будут делать, испугался, и пошёл убегать в поле.
Фрицы - на него автоматы!
Мы все закричали: «Павел! Павел!»
А у офицера тоже был Пауль — может, сын, я не знаю. Тогда подошел офицер к солдатам и автоматы вниз опустил...
Поставили всех на колени.
Уже все поцеловались и попрощались, и вышел один мужчина, инвалид хромой был, Николай Иванович, небольшого роста такого, сказал всем женщинам белые платки достать, а немцам стал говорить: «Простите нас, мы больше так не будем! Не стреляйте нас, мы за немецкую армию!» Понравилось это немцам, они тоже русский знали.
Женщины запричитали, что угодно говорили, лишь бы только не стреляли. Никто не хотел умирать, все плакали, кричали.
Тогда офицер дал приказ прекратить стрельбу. Сказал: «Этот Николай Иванович у вас будет староста. Идите домой, печки топить».
А никто не идёт, не поднимается.
Думают: сейчас пойдём первые — и нас застрелят.
Немцы смеются: никто не идет на волю, все стоят там.
Тогда Николай Иванович тоже сказал: «Женщины, идите по домам, немцы говорят!»
И все как ринулись! Живые остались...
  Потом немцев прогнали...
А потом, когда забирали всех полицаев, Николая Ивановича тоже посадили. Все люди стали заступаться, потому что он спас всех, но никто их не послушал..."

            
Когда бабушка Аня умерла, комната её опустела, в доме стало скучно, но пока мы живы, жива и память.