Гл. 18. Храбрым судьба помогает

                Fortis fortuna adiuvat!*
                _____________________________       

         Как ни странно, пролитые Анной горькие слезы вновь вернули ее к жизни. Тугая пружина, до боли сжимавшая сердце разжалась и, невзирая на несмолкающий грохот канонады, обессилено уткнувшись лицом в мокрую от слез подушку, Анна провалилась в глубокий сон.

     Разбудила ее внезапно наступившая после громких звуков обстрела тишина. Будто кто-то невидимый и могущественный одним поворотом рубильника внезапно выключил все звуки жизни – слух Анны не мог уловить ни единого звука.

     – Странное затишье, – пробормотала  она.

     На мгновение Анне показалось, что все вокруг вымерло навсегда и она осталась совсем одна посреди мертвого ночного безмолвия. Ей стало страшно до оторопи. Однако это внезапно возникшее ощущение прошло так же быстро, как и появилось.

     После короткого, но глубокого сна, Анна чувствовала себя освежённой и даже бодрой. Чувство отчаяния и безнадежности исчезло, и, как показалось ей в первую минуту, без всяких видимых причин сменилось вдруг надеждой. Но причина была  – в памяти ее всплыл недавний разговор с Андреем и его слова: «...Там тяжело. Но Дима жив. Не ранен. О тебе беспокоится. Ты жди его».

     – Жив... Он жив! Жди... А я?! Разнюнилась, сырость развела! Нет уж, хватит!

     Она решительно поднялась и, вытянув вперед руки, дабы ни на что не наткнуться в темноте, осторожно двинулась на кухню. Там вышла на балкон, наощупь отыскала нужные продукты – холодильник давно был отключен из-за постоянных перебоев с электричеством. Вернувшись, задвинула поплотнее шторы – комендантский час, нужно было соблюдать затемнение. Машинально потянулась к выключателю и... вспомнила – блэкаут! Пошарила в темноте по столу, нащупала и включила фонарик.
Однако теперь все эти манипуляции она проделывала не то, чтобы спокойно, а как-то равнодушно, как нечто давно привычное, рутинное. Мысли ее были далеко.

     Несмотря на свою, иногда даже излишнюю эмоциональность, Анна имела то, что часто называют крепким внутренним стержнем – она была сильной и самодостаточной натурой. Иначе в жесткой конкурентной артистической среде выжить было бы проблематично. Во все времена, множество талантов пропадало втуне, не выдерживая конкуренции с гораздо менее одаренными, но обладающими жесткой хваткой собратьями по искусству.
Эта особенность характера Анны – не сгибаться и оставаться собой в любых обстоятельствах, пригодилась ей теперь, как никогда прежде.

     Пока она поглощала свой скромный ужин сидя в прихожей «меж двух стен», где, как советовали знатоки, находиться было безопаснее, снова начался обстрел. 
Уже не обращая на это особого внимания, лишь вздрагивая всем телом, когда что-то взрывалось совсем уж близко, Анна напряженно размышляла.
В голове её лихорадочно метались мысли: «Что делать? Как прожить эту самую «пару-тройку» дней до приезда Бориса? Удастся ли при таких плотных обстрелах им добраться до Центра? И что ждет ее там? Может быть лучше пересидеть весь этот накал здесь, в городе?

    – Да что ж хорошего?! – в сердцах вслух воскликнула она. –  Да куда не кинь – клин! Сидеть и ждать? Чего?! Ну, нет уж! Как это там было у Конфуция... – задумалась она. – Да! Вот! – «Слово должно быть верным, действие должно быть решительным». – Именно! Ре-ши-тель-ным!

     И Анна успокоилась. Внезапно все ее сомнения рассеялись, она даже рассмеялась. У нее появилась твердая уверенность в том, что Борис за ней скоро все же приедет, что доберутся они благополучно. Она принялась размышлять, чем займется в Центре. Что происходит там, ей не было известно. Андрей намеревался отправить туда для реабилитации раненых. Если ему это удалось, то для нее найдется много работы.
Выхаживая в свое время Петра, Анна многому научилась и теперь могла выполнять обязанности медицинской сестры, пусть не в полном объеме, но в самом необходимом – вполне.

     Обдумывая это, она поймала себя на том, что фоном к ее мыслям в ушах все время звучит музыка. Но она совсем не мешает ей, как это бывает, когда в голове поселяется назойливый, так называемый «музыкальный червь»*. «Червь», не дающий покоя, сводящий с ума, как сводила с ума великого композитора Шумана постоянно и назойливо звучавшая в его голове одна-единственная нота «ля». Она и была тем самым пресловутым «музыкальным червем».

     Звуки, сопровождавшие размышления Анны, были чем то совсем иным. Это была музыка созданная Дмитрием, музыка, которую она никогда не слышала наяву, а лишь прочла в нотах написанных им. Музыка – то щемяще грустная, то трагическая, то светлая, до краев наполненная любовью все звучала и звучала. Словно надежная броня, она оберегала душу Анны от этой, другой - мертвящей, жестокой и враждебной музыки войны, наполняя ее сердце надеждой и верой.

     А пока что, город, в котором жизнь ее крошечной точкой затерялась меж войны и разрухи, замер в напряженном ожидании.

     Школы и ВУЗы пытались работать удаленно. Рядом с консерваторией упала ракета, осколки ее пробили крышу, от взрывной волны вылетели стекла. От холода и летевшего в пробоины снега, замерзали и теряли свой голос рояли...
Об этом поведал Анне однокурсник Игнат, с трудом пробившийся недавно к ней по телефону.
    
     – Да, рояли пострадали, но к счастью, не все. Работа над оркестровкой идет, скоро мы начнем репетировать, а там и концерт, – оптимистично заверил он ее.

     – Да где же теперь репетировать?
 
     – В подземной парковке, предварительно мы уже договорились. Правда,  репетировать сможет только оркестр. Рояль-то туда не потащишь. А концерт... Ничего! Придумаем что-нибудь! К тому же, помнишь притчу? Может случиться одно из двух – возьмет да и помрет падишах, или же ишак подохнет! – расхохотался Игнат. – Все будет нормально, подруга! Ты только не дрейфи! Держись! Ну, пока! Слава...
    
     Анна тогда поспешно нажала отбой, не дав ему закончить пафосную фразу.

     – Слава! – злобно пробормотала она, а почему не Вася! От нашего Васи-сантехника пользы куда больше! Война, а он трудится, как пчелка. И не пьет больше, людям помогает! Вот ему – слава!
Надеюсь, шалопай Игнат не обиделся, ему ведь еще «Концерт» играть. Может напрасно я так резко разговор оборвала... Ну, подыграла бы... – вздохнула она с некоторым раскаянием. – Что поделать, он тоже подхватил этот «вирус», а ведь дожил уже до седых волос! Хорошо, что в фанатизм не ударился. Хотя, что я о нем нынешнем знаю...

     Ни расстраиваться, ни думать об этом она больше не стала. Однокурсник ее, человек хотя и весьма легкомысленный, но совсем даже неплохой, а музыкант и вовсе незаурядный. Если бы не его характер, мог бы стать даже выдающимся.
То, что именно он будет играть концерт написанный Дмитрием, Анну очень радовало, за талант она готова была простить Игнату очень многое.

     Мысли о Дмитрии, о предстоящей поездке, музыка, ни на мгновение не перестававшая наполнять звуками ее душу, не дали Анне скатиться в бездну страха и отчаяния. Теперь она смело смотрела в будущее и была уверена, что найдет в себе силы пережить и эти три дня до отъезда, и, быть может, очень и очень долгие дни в ожидании Дмитрия.

   Я дождусь! – как молитву шептала она, вслушиваясь в звуки вновь начавшейся канонады, безуспешно пытавшейся заглушить светлую мелодию звучавшую в ее душе. – Ты вернешься, – твердила она, мысленно обращаясь к Дмитрию, – и мы вместе будем слушать музыку, написанную тобой. А потом ты сядешь к роялю и будешь играть, как играл когда-то. Давно... До войны.
__________________
Продолжение http://proza.ru/2023/07/18/699
Fortis fortuna adiuvat! – Храбрым судьба помогает. По мнению латинского писателя Клавдиана, основная мысль этой поговорки принадлежит ещё греческому поэту Симониду (V век до н. э.).
* Музыкальный червь, ( "ушной червь", от англ. - earworm), "мозговой червь" (от англ. - brainworm), "заевшая пластинка") – навязчивая мелодия, непроизвольное повторение музыкальных образов, или отрывков текста.