17. Иван Шмелев

Мало кто знает в наше время имя и творчество писателя Ивана Сергеевича Шмелева. Возможно лишь учителя литературы, да любители русской словесности. А ведь И.С. Шмелев- это крупнейший русский писатель, его произведениями зачитывались современники, он был дважды номинован на Нобелевскую премию по литературе.

Поэт Константин Бальмонт писал что, И.С. Шмелев — «самый русский писатель» и эта «русскость» и приносит ему мировую славу.
Писатель А.И.Куприн: «Шмелев — последний и единственный из русских писателей, у которого еще можно учиться богатству, мощи и свободе русского языка».
Историк русской церкви и общественный деятель А. Карташев говорил о творчестве Шмелева: «Это уже не литература... Это «душа просит». Это утоление голода духовного».
Публицист и философ Ильин: «Так о России не говорил еще никто. Но живая субстанция Руси – всегда была именно такова. Ее прозревали Пушкин и Тютчев. Ее осязал в своих неосуществимых замыслах Достоевский. Ее показывал в своих кратких простонародных рассказах Лев Толстой. Ее проникновенно исповедовал Лесков. Раз или два целомудренно и робко ее коснулся Чехов. Ее знал, как никто, незабвенный Иван Егорович Забелин. О ней всю жизнь нежно и строго мечтал Нестеров. Ее ведал Мусоргский. Из нее пропел свою серафическую всенощную Рахманинов. Ее показали и оправдали наши священномученики и исповедники в неизжитую еще нами революционную эпоху. И ныне ее, как никто доселе, пропел Шмелев».

Шмелеву привелось жить в трагическое переломное время, в годы трех русских революций. Он поддержал Февральскую революцию, но был озадачен неожиданным большевистским переворотом. А развязанную большевиками вслед за тем гражданскую войну и кровавый террор он решительно осудил. Он никогда не изменял своим убеждениям и не стал перекрашиваться в красный цвет. Мало того, обладая огромным писательским талантом, он отобразил трагедию и ужасы гражданской войны в своих произведениях. Потому-то мы, жители страны победившего социализма, и не знали произведений Шмелева. Их просто-напросто у нас не печатали, а имя русского писателя предали полному забвению.

***
Купеческий род Шмелевых происходил из старообрядческого села Гуслицы Богородского уезда Московской губернии. Со временем Шмелевы перешли в официальное православие.

Иван Шмелев родился в Замоскворечье, в семье крупного подрядчика по строительным работам. Отец писателя содержал бани и купальни, гонял по Москве-реке плоты, украшал Москву к праздникам, брал подряды на строительство ледяных горок. Был он человеком и хозяином добрым, известно что работники его любили и заказали у знаменитого Филиппова гигантский крендель с надписью «На День ангела хозяину благому», а потом по московским улицам несли его на липовом щите.

Незадолго до окончания гимназии, Иван написал рассказ «У мельницы». И даже решился послать рукопись в журнал «Русское обозрение». Год спустя, когда он был уже студентом юридического факультета университета, то получил книжку журнала с опубликованным рассказом.

В октябре 1895 года Иван Сергеевич женился на Ольге Охтерлони (1875–1936) – дочери генерала Александра Охтерлони, героя обороны Севастополя. Жена его была глубоко верующей, и после свадьбы молодожены отправились в свадебное путешествие на остров Валаам. Там он услышал от иеромонаха Варнавы Гефсиманского пророческие слова: «Превознесешься своим талантом». После поездки написал путевые очерки «На скалах Валаама», но цензурный комитет заставил его исключить из книги около тридцати страниц. После этого Шмелев почти на десять лет оставил занятия литературой. 6 января 1896 года в их семье родился единственный и горячо любимый сын Сергей.

По окончании университета отслужил год в армии. Затем стал чиновником по особым поручениям Владимирской казенной палаты Министерства внутренних дел. В 1905 году написал рассказ «К солнцу» о раненом журавле, который два года спустя напечатал журнал «Детское чтение». После публикации этого рассказа Иван Шмелев оставляет службу, решив посвятить себя литературе.

В 1909 году Шмелев стал активным членом «Среды» – литературного кружка, куда входили А. Чехов, М. Горький, В. Вересаев, Е. Чириков, А. Серафимович, А. Куприн, Л. Андреев. Один за другим выходят его рассказы и повести, растет и известность Шмелева среди читателей. Наибольшую славу ему приносит в 1911 году повесть «Человек из ресторана» – монолог старого официанта.

В 1912 году собрание рассказов Шмелева составило восемь томов. Во время Первой мировой войны на фронт отправился его единственный сын Сергей. Февральскую революцию Шмелев принял, она показалась ему выходом из тупика, в которой попала Россия. Он даже в качестве корреспондента журнала «Русские ведомости» отправился в Сибирь с эшелоном за освобожденными Временным правительством политическими заключенными. Но жестокие события в связи с октябрьским переворотом 1917 года вызвали его полное неприятие и протест.

***
В 1918 году Шмелев с семьей переезжает под Алушту. В Крыму писатель купил на горе небольшую дачку, «глинобитный домик в 2 комнаты», с видом на море. Там им была написана повесть «Неупиваемая Чаша». В Крыму в это время находился сын писателя, Сергей, офицер Белой армии. Сергей Шмелев воевал в Первой мировой и был отравлен газами, после чего болел. По состоянию здоровья 25-летний Сергей в боях с Красной Армией участия не принимал.

Эти годы, проведенные в Крыму, стали самыми трагичными в жизни семьи Шмелевых.
После эвакуации армии Врангеля в 1920 году, Крым заняли большевики. Офицер Добровольческой армии Сергей Шмелев отказался уехать с врангелевцами на чужбину и остался в Крыму. 12 ноября 1920 года Реввоенсоветом Южного фронта была объявлена амнистия сдавшимся военнослужащим Русской армии барона Врангеля, а 17 ноября 1920 года обнародован приказ Крымского ревкома за № 4 (43) об обязательной регистрации в 3-дневный срок всех офицеров, чиновников военного времени, солдат, работников в учреждениях добрармии.

Русские офицеры обещаниям властей поверили, но на самом деле это была ловушка и низкая ложь. Все понятия честности и благородства- это было не про большевиков. Люди на пунктах регистрации арестовывались и помещались в тюрьмы или же в наспех сооруженные концлагеря. В них "чуждые элементы" содержались от нескольких недель до двух месяцев, после чего в большинстве своем расстреливались. Таким же образом и Сергей Шмелев при регистрации в ноябре 1920 года был задержан, а в январе 1921 года без суда и следствия расстрелян.

Известно, что сразу же после захвата большевиками Крыма начался чудовищный большевистский террор, и «всероссийское бедствие» захлестнуло некогда процветающий полуостров. Руководителями Крымской ЧК были Бела Кун и Роза Землячка. С ноября 1920 года по ноябрь 1921 года в Крыму со средневековым зверством физически уничтожались так называемые «классовые враги» - представители высшего дворянства, эсеры, меньшевики, кадеты, интеллигенция, духовенство, офицеры и др., по разным причинам оставшиеся на полуострове после эвакуации армии П.Н. Врангеля.

Иван Сергеевич долго не знал о расстреле, искал пропавшего сына, ходил по кабинетам чиновников, посылал запросы, писал Луначарскому и молил о помощи: «Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить… У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу – помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чем».

Лишь в 1923 году Иван Сергеевич узнал, что его единственный сын был расстрелян. Узнав об этом отец просил найти и выдать тело сына: «Я хочу знать, где останки моего сына, чтобы предать их земле. Это мое право. Помогите».

Однако родителям даже не указали места захоронения. Впрочем, о каком захоронении может идти речь, если красные палачи либо заполняли целые овраги расстрелянными из пулемёта людскими телами, либо топили пленников целыми баржами. Репрессии осатаневших от безнаказанности победителей обрушились не только на «социально чуждых, опасных для мировой революции элементов», но и представителей, казалось, родного пролетариата. В Севастополе около 500 портовых рабочих было казнено за то, что они обеспечивали погрузку на врангелевские корабли во время эвакуации Русской армии.

Певица-сопрано Евфалия Ивановна Хатаева, проживавшая с декабря 1920 года в Симферополе в своем дневнике за январь 1921 года записала: «…Крым залит кровью.. Господи, какой ужас! Ведь не писать об этом надо в ненужном дневнике, а надо кричать, негодовать, бить в набат. А мы почти спокойно об этом говорим. Привыкли, что ли, к крови, к смерти, болезни, страданию…"

Живший в эти страшные годы в Крыму поэт и художник Максимилиан Волошин написал 24 апреля 1921 года своему другу Константину Кандаурову: «Пять месяцев мы захлебываемся в крови. Я все время борюсь с террором за жизнь отдельных людей. Несколько десятков удалось вырвать, но это капли в Океане. Мне нет дела до Гражданской войны, программы и т.п., но я не хочу, чтобы проливалась бессмысленно кровь. Несколько цифр – вполне точных: за первую зиму (1920 года) было расстреляно 96 тыс. - на 800 тыс. всего населения.."

Эти события в истории получили название «красного террора в Крыму». В коллективном труде французских историков «Чёрная книга коммунизма» красный террор в Крыму с ноября 1920 по ноябрь 1921 годов названы «самыми массовыми убийствами за всё время гражданской войны» в России. По сей день общее число жертв неизвестно. Современники событий говорили об огромном количестве жертв – до 120 тысяч.  Даже согласно советским данным, которые приводятся в книге «Гражданская война в России: энциклопедия катастрофы» только в крупнейших городах Крыма в период красного террора 1920-1921 годов было физически уничтожено около 56 000 человек.

Но несомненно одно: ужас от произвола и осознание собственной беспомощности проникли в сердце каждого, кто находился в то время на полуострове.

Шмелев писал позднее о происходившем в Крыму:
«Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать – с человечьих боен.. 
Два мира, разделенные пропастью: сытый, лоснящийся от приобретенного неправедным путем, и рядом другой: скованных страхом, впавших в оцепенение от голода — мир одиноких стариков, детей, матерей, добывающих крохи для сирот… С одной стороны — демонстрация силы, оргии и ночные расправы, с другой — добро, прорывающееся через отчаяние и чувство, что навсегда оставил Господь; мир, в котором и на пороге смерти делятся последним с ребенком, птицей..
Нет, после потоков крови будущее не станет «светлым». Из ада не вырастет «рай»".

Иван Шмелёв – подобно несчетному множеству прекраснодушных российских интеллигентов, веровавших в прогресс и исповедовавших идею богочеловеческого всеединства, – оказывается бессилен ответить на простой вопрос: «Как мог великий человеческий путь свалиться в каменный век?»

Шмелёвым пришлось пережить смертоносный голод 1921 г., который в курортном крае переносился ничуть не легче, нежели в других краях России. Недоумение. Опустошение. Отчаяние. Поняв, что больше ничего нельзя узнать о смерти сына, Шмелевы ищут возможности выехать из Крыма в Москву:
«Мне нужно отойти подальше от России, чтобы увидеть ее все лицо, а не ямины, не оспины, не пятна, не царапины, не гримасы на ее прекрасном лице. Я верю, что лицо ее все же прекрасно. Я должен вспомнить его. Как влюбленный в отлучке вдруг вспоминает непонятно-прекрасное что-то, чего и не примечал в постоянном общении. Надо отойти».

По приглашению Бунина в 1922 году Шмелевы выехали сначала в Берлин, затем в Париж. Из-за всего пережитого Шмелев очень сильно изменился, он похудел и постарел до неузнаваемости. По воспоминаниям знавших его, он "из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился — в согнутого, седого старика. Его голос стал глухим и тихим. От созерцания на лице появились глубокие морщины, грустные серые глаза потухли и глубоко запали".

Он говорил: «Я все потерял. Все. Я Бога потерял и какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога. С большой ли, с малой буквы — бог (Бог) — он нужен писателю, необходимо нужен. Мироощущение на той или иной религиозной основе — условие, без чего нет творчества».

***
Лето 1923 Шмелевы провели у И.Бунина в Грассе, где писатель дописывал эпопею «Солнце мертвых», самую, по словам А. Амфитеатрова, «страшную книгу, написанную на русском языке», — о большевистском терроре и голоде в Крыму.

«Бога у меня нет: синее небо пусто», - пишет в этой книге Шмелев. По отзывам читателей - «Солнце мертвых», это одна из самых страшных книг, когда-либо написанных на русском языке, хирургическая в своей беспощадности хроника русской революции или русского Армагеддона, созданная Шмелевым. Томас Манн, главный поклонник Шмелева в Европе, отрецензировал «Солнце мертвых» в шести словах: «Прочтите это, если у вас хватит смелости». Эта повесть была переведена на тринадцать языков и сделала автора знаменитым в Европе.

После выхода этого честного, разоблачающего преступления большевиков романа,  пути назад были закрыты. Советская власть такого не прощала. «Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Все – чужое. Души-то родной нет, а вежливости много…» – писал Шмелев о своей жизни на чужбине.

В 1924 году Иван Шмелев выступил с речью на вечере «Миссия русской эмиграции». Он говорил о русской душе, самое главное свойство которой, по мнению писателя, — страстность. Писатель все больше писал публицистические статьи. Тексты Шмелева печатались в газетах «Россия и славяне», «Русская газета», «Возрождение» и журнале «Русский колокол».

Со временем жизнь Шмелевых во Франции кое-как налаживалась. В их дом пришел родственник, маленький мальчик, Ив Кутырин-Жантийом, ставший для Шмелевых вторым сыном. Его родители развелись, ребенок остался с матерью и вскоре был крещен по православному обряду с именем Ивистион. Крестным отцом Ивушки, как его ласково называли, стал Иван Сергеевич Шмелев. Маленький полуфранцуз вошел в семью русского писателя.

«Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Сережи…… О Сереже мы часто вспоминали, каждый вечер о нем молились». «Он (Шмелев) воспитывал меня как русского ребенка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крестного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России, это для меня он написал Лето Господне. И его первый рассказ начинался словами: Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество…»
Это строки из книги Ива Жантийом-Кутырина «Мой дядя Ваня», выпущенной в издательстве Сретенского монастыря в 2001 году. В книге он вспоминал: «Я воспитывался в духе: «за Родину, за веру». Большевики, убившие Царя, были виновниками всех мук и страданий».

Помимо маленького крестника, самым близким человеком для Шмелева всегда оставалась его жена Ольга Александровна Шмелева. «Тетя Оля была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка… Она никогда не жаловалась… Ее доброта и самоотверженность были известны всем».

У Шмелева была тяжелая язва желудка. Его бесплатно лечил русский доктор Сергей Михеич Серов «человек редкой души, великолепный специалист». Писатель долго не мог решиться на операцию. Иван Сергеевич считал, что только заступничество преп. Серафима Саровского помогло ему выздороветь, поскольку писатель увидел во сне свои рентгеновские снимки с надписью «Св. Серафим» и вскоре после этого видения врачами было установлено, что язва зарубцевалась и даже принято решение об отмене операции. Серафим Саровский стал любимым святым Ивана Сергеевича и он отдавал все свои силы и талант тому, чтобы «оповестить» людей об истинности веры православной.

Несмотря на все тяготы эмигрантская жизнь Шмелевых в Париже по-прежнему напоминала жизнь старой России с годовым циклом православных праздников, с многими постами, обрядами, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни.
С болью узнавал Иван Сергеевич о разрушениях московских святынь, о переименовании московских улиц и площадей. Но тем ярче и бережней он стремился сохранить в своих произведениях память о Родине, которую помнил и любил больше всего на свете.

С 1933 года Шмелев работал над автобиографической книгой «Лето господне" с очерками о дореволюционной Москве и купеческой жизни. Над этим романом Иван Сергеевич трудился на протяжении четырнадцати лет. Позднее было написано «Богомолье». Эти произведения сразу затмили, заставили забыть всё, что писал автор раньше, — и хорошее, и неудачное. Название «Лето Господне» было взято из книги пророка Исайи (61:2).

Ведь «Лето Господне» — не просто грандиозное бытописание Москвы конца 70-х годов XIX века, но один из важнейших русских религиозных текстов XX века. Это история обретения не только мальчиком Ваней, а пожилым уже Иваном Сергеевичем того Бога, которого он утратил в степях Крыма в 1921 году.
 
Автобиографический роман «Лето Господне» описывает жизнь патриархальной купеческой семьи глазами маленького мальчика Вани. В основе композиции церковный богослужебный год и народный календарь, начиная с Великого поста. Описываются не только церковные службы, молитвы, паломничества, но и народные обычаи, семейный быт. Книга состоит из трех частей: «Праздники», «Радости», «Скорби». Отдельные главы носят названия «Великий пост», «Пасха», «Яблочный Спас», «Рождество», «Святки» и так далее. К роману примыкает повесть «Богомолье», где те же герои: Ваня, его воспитатель Горкин – отправляются в паломничество в Троице-Сергиеву лавру.

После выхода в свет «Лета Господня» Анри Труайя сказал о Шмелёве: «Он хотел быть только национальным писателем, а стал писателем мировым». Как известно, на смертном одре это замечательное произведение читали Бальмонт, Немирович-Данченко и даже митрополит Антоний (Храповицкий).

В романе «Няня из Москвы» описан большевистский переворот, увиденный глазами верующей простой женщины. Последние годы писатель работал над романом «Пути небесные» о послушнице Страстного монастыря Дарье Королёвой и инженере-атеисте Викторе Вейденгаммере, который в старости отказался от своих убеждений и ушёл затворником в Оптину пустынь. Это произведение Шмелёв закончить не успел.

Его называли «певцом сияющей православной души». Над рабочим столом Ивана Сергеевича в Париже висела икона-триптих - Иоанн Богослов, равноапостольная княгиня Ольга и Сергий Радонежский. Это же имена членов семьи Шмелевых.

22 июля 1936 года в результате сердечного приступа, скоропостижно скончалась жена Ивана Шмелёва – Ольга Александровна. Чтобы хоть как-то отвлечь писателя от мрачных мыслей, друзья организовали ему поездку в Латвию и Эстонию. Он побывал и в Псковско-Печорском монастыре, который находился тогда на территории Эстонии, постоял у советской границы. Дотянувшись рукой через проволоку ограждения, он сорвал несколько цветов. Цветов с его любимой Родины!

***
Вторую мировую войну Шмелев провел в оккупации в Париже. Сначала он воспринял эту войну как освободительную и надеялся: она остановит большевиков. Однако вскоре понял, что ошибся.

Многие критики говорят, что Иван Сергеевич едва ли не приветствовал Гитлера. Но увы — не он один считал, что Гитлер — это единственный человек в Европе, кто рискнул напасть — не на Россию, о нет, но на СССР, на коммунистов, на тех самых кровавых убийц, которые захватили в противоестественный плен и уже столько времени насилуют его Родину, Россию. Тот, кто обнажил бы против них свой меч, совершил бы, по мнению Шмелева, божье дело, а значит сейчас с Гитлером — Бог. Для Шмелёва же гитлеровцы - это Рыцарь, который поднял меч на Дьявола (большевиков). Но смерть русских солдат, как быть с нею? Шмелев наконец решил для себя так: «Это бой с бесовской силой… и не виноват перед Богом и совестью идущий, если бесы прикрываются родной нам кровью».

Шмелев был не одинок в своей ненависти к большевизму, доходящей до благословения фашистов. Так же думали и Мережковский, и Георгий Иванов, и множество других. Ильин был выслан из России в 1922 году. Ильин писал, что если какие-то эксцессы в отношении немецких евреев и происходят, то в этом ничего нет особенного. «Мы от большевиков тоже терпели. Мы белые, русские (белогвардейцы), итальянские фашисты, германские национал-социалисты – люди одних убеждений... Белое движение в России, итальянский фашизм и германский национализм одно и то же, Гитлер оказал Европе огромную услугу, остановив большевизм..»

Шмелев мечтал проникнуть в лагеря для остарбайтеров (рабочая сила, вывезенная немцами из УССР, БССР, РСФСР), чтобы поддержать и просветить русских людей, ослепленных идеями большевизма. Он хотел читать им «Богомолье», но в лагеря его не пустили. Здесь надо признаться, что многие "угнанные" на работу в Германию, на самом деле выезжали добровольно, особенно в первые годы войны. У населения в памяти оставались раскулачивание в 1929-30 гг., репрессии и голод, отсутствие нормального заработка.

Раз за разом Шмелев рассказывал всем ту же историю о прежней России, изобильной и святой, и надеялся, что таким образом откроет какие-то заповедные двери, объяснит людям, какую добрую и чудесную страну они освобождают от злого чародейства большевиков. Он сотрудничал с газетами и журналами, поддерживающими фашистов в оккупированном Париже. Он участвовал в благодарственном молебне за освобождение Крыма от большевиков. Зная правду о "кровавом красном терроре в Крыму" и о расстреле чекистами сына Сергея, можно его понять.

Критично к большевистской "деспотии" относились и другие писатели, даже советские. Корней Чуковский в 1943 г по поводу открытия второго фронта говорил следующее: «Скоро нужно ждать еще каких-нибудь решений в угоду нашим хозяевам (союзникам), наша судьба в их руках. Я рад, что начинается новая разумная эпоха. Они нас научат культуре...». А вот что он говорил в 1944-м году: «...Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать».

Однако в 1943 году все стало уже совсем не так, как в начале войны. Кто-то из знакомых Шмелева попал в концентрационные лагеря. Голод пришел вплотную, работать было негде, получать посылки от друзей — затруднительно, Париж стали бомбить. Постепенно менялось отношение писателя и к Гитлеру. Тот из сияющего рыцаря, который должен победить дракона, постепенно стал пошлым и гадким Смердяковым. Но победил его не большевик — а русский народ. Новая его мысль была такая: ненавистный СССР украл победу у России. Этой мысли придерживался не один Шмелев — многие эмигранты предпочитали думать так. Изменил свое мнение и Ильин, в 1945 г. он написал: «Да как могут русские положительно относится к нацистам?..»

А жить Ивану Сергеевичу Шмелеву становилось все сложнее: хоть как-то существовать он мог лишь с помощью своих друзей, правдами и неправдами выбивающих для него продуктовые посылки, приносящих дрова, снабжающих деньгами. Кроме того, от плохого питания и переживаний снова открылась язва, требовалась операция. Война кончилась.

В эмигрантском сообществе нарастали просоветские настроения — СССР был уже потому герой, что победил фашизм. Что происходит там на самом деле — никто толком не знал и не мог знать, внешняя сторона была отполированной, Симонов и Эренбург убеждали эмигрантов, что все идет превосходно. Непримиримых оставалось не так и много. Шмелев оставался непримирим, он не мог предать память о сыне.

А в 1944 и в 1946 году его обвинили в коллаборационизме. Шмелеву приходилось оправдываться за свою работу в пронемецкой газете «Парижский вестник». Он страдал, чувствовал себя затравленным зверем, хватался то за одно, то за другое имя — думая, что именно эти люди мучают и порочат его. Кроме того, большинство друзей, кто мог бы за него вступиться, умерли, Ильин безукоризненно поддерживал его и словом, и делом, но Ильин был далеко… Но ведь по отзывам современников, Шмелев был человеком исключительной душевной чистоты, не способным ни на какой дурной поступок. Ему были присущи глубокое благородство натуры, доброта и сердечность.

И возраст давал о себе знать, 73 года — и полностью подорванный организм. Он в гневе покидает Париж, отправляясь в Швейцарию, потом, передумав, возвращается обратно… В Швейцарии он принимает участие в благотворительных чтениях в пользу больных детей, близко знакомится с волонтерами. Он томится, желает уехать из Европы, например в Америку или Канаду. Но визу ему не дают как подозреваемому в коллаборационизме. Припоминают ему все тот же проклятый «Парижский листок» и Крымский молебен — его оправдания не принимаются.

В последний год жизни болезнь приковала его к постели. В ноябре 1949 года ему сделали операцию. Она была успешной. Вернулось желание работать, появились новые планы. Он хочет приняться за третью книгу «Путей небесных»

В июне 1950 года Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-От в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: «…человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».

Иван Сергеевич Шмелев завещал: «Да, я сам хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, и моих никого не будет в живых, продайте мои штаны, мои книжки, а вывезите меня в Москву».

Мечта православного писателя, коренного москвича Ивана Шмелева осуществилась:
спустя полвека после смерти Ивана Шмелёва его тело было переправлено в Россию и перезахоронено. 30 мая 2000 года его прах обрел покой в родной Москве, на кладбище Донского монастыря рядом с могилой отца.

Перед погребением останков Ивана Шмелева и его жены Ольги Александровны Патриарх Московский и всея Руси Алексий II отслужил панихиду.

В 2001 году в России было опубликовано полное собрание сочинений И.С.Шмелева.

Список литературы:

1. Брегеда Л. Иван Шмелев – радости и печали. возвращение на родину спустя полвека… Правмир, 24 июня, 2008.
2. Зайцев, И. С. Шмелёв. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2003.
3. Коренной москвич старой веры. Ко дню памяти Ивана Сергеевича Шмелева. Православие.ру, 24 июня 2010 г.
4. Кутырина Ю. А. Иван Сергеевич Шмелёв. Париж: РНТ, 1960.
5. Любомудров, А. М. Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б. К.
Руднева Е. Г. Заметки о поэтике И. С. Шмелёва. — М., 2002.
6. Солнцева Н. М. Иван Шмелёв: Жизнь и творчество: Жизнеописание. М.: Эллис Лак, 2007.
7. Сорокина О. Н. Московиана: Жизнь и творчество Ивана Шмелёва. — М., 2000.
8. Суровова Л. Живая старина Ивана Шмелёва. — М., 2006.
9. Шмелев И.С. Собр. соч.: В 5 т. — М.: Русская книга, 1999-2001.