Моим родителям. автор Корнева Галина Петровна

-1-
Почему по прошествии времени появляется умение анализировать, давать реальную оценку событиям, поступкам  и своим - в частности? Неужели для этого надо пережить смертельное заболевание, утрату любимых людей, встряску в жизни и не одну. В этом закономерность взросления, когда пристальный взгляд на простые примитивные предметы, ситуации, вдруг открывает какие-то значимые истины. Как горькое лекарство, способное исцелить, но оставить память, рубец и терпимое отношение к тем, с которыми когда-то расходился во взглядах.
Так уж судьба сложилась, что моя мама в 12 лет осталась сиротой вместе с братом и тремя сестрами младше ее. Рано овдовевший, ее отец, красивый приметный и неглупый, искал утешения в любовных приключениях. Надеясь на создание впоследствии семьи и появления у своих осиротевших детей хотя бы понимающей мачехи, отец уходил из дома на сутки, на несколько суток. Оставлял их под присмотром старшей дочери Тани- подростка 12 лет. Оставаясь одна, она не знала, чем накормить детей. Сердобольные   соседи подсказали, что можно заработать, взяв заказ на шитье стеганых ватных одеял. Четверо девочек резали лоскутки старой ненужной одежды, ползали по полу, сшивая, выстилали ватой, простегивали, накрыв другой половиной, собранной из лоскутков. Одеяло готово. За него давали мешок картошки в деревне. Можно было помочь соседям, пропалывая огород, тоже за еду. Однажды, возвращаясь с продуктами из деревни на санях, которые тащила старая лошадка, дети в сумерках разглядели горящие глаза волков, которые бежали за ними, явно стараясь догнать. Лошадь всхрапывала, чувствуя опасную погоню. Стая приближалась, до поселка было еще далеко. Таня паники не допустила, а Тая – младшая сестра, боевая, бесстрашная, при виде хищников приуныла, брат, словно опытный извозчик, изо всей мальчишечьей силы погонял лошаденку. Таня вытащила спички. На санях была солома. Можно спастись, отпугивая серых пучками горящей соломы, которую стали бросать  на дорогу. Волки останавливались перед огнем, когда догорал, бег продолжали. Уже совсем стемнело, погоня прекратилась у самого поселка. Только дома они дали волю чувствам. Ревели и те, кто спасался от погони и те, кто ждал их дома. Ездить в деревню прекратили. Пытались выжить как могли, на месте. К тому времени отец нашел жену, а детям - мачеху. Она пришла в их дом вместе со своим сыном, тоже осиротевшим после смерти отца. Потребовала называть ее мамой. У детей это сразу вызвало отторжение, особенно резко негативно восприняла это требование независимая Тая, несмотря на угрозу остаться голодной.  Только младшенькая Тома, мечтая о матери и не помня родную мать, стала тихо называть мачеху мамой.
-2-
Семья стала большой, каждый рот становился бременем. Голодные тридцатые годы вносили свои коррективы в судьбы людей, тем более сирот. Мачеха, исходя из практических соображений, объявила Таню в 15 лет взрослой и отправила определяться в жизни на все четыре стороны. Семь классов закончила – иди, все в твоих руках, попозже то же самое проделала и со следующей сестрой Таей и братом Колей. Дети разбрелись, кто куда. Таня устроилась на строящийся завод, приехав в большой город. В дом к мачехе, в котором хоть и жил отец, не возвращались. Там не было для них тепла. Там рождались свои совместные дети. Судьба хранила Таню. Она поселилась у дальних родственников. Дядя тоже работал на этом заводе. А вот жена его была не в восторге от такого родства. Племянница жила как постоялица, но по хозяйству делала все. Сиротство здорово закалило, сопротивляемость драматизму была высокой. Стремление тетки поучать, используя жестокие методы, сделала жизнь сироты в ее доме невыносимой. То белье повесила не по цвету, и тут же его скидывала на землю, заставляя все переполаскивать и развешивать вещи заново, соблюдая цветовую гамму. То пол плохо протерла, тут же опрокидывала ведро с водой, заставляя перемывать. В общем, прямо не выгоняла, видно побаивалась мужа, ведь это какая- никакая, а его родня. Дядя не слепой. Видел, что девчонке трудно. Решил пристроить, отдать в надежные руки.
Однажды пригласил вечером в гости парня – в одном цехе работали. Петя сразу приглянулся девушке. Старше ее на семь лет. С жизненным опытом. Его семья, мать и старший брат, приехали в свое время из-под Витебска, а может, и бежали от какой- то смертельной опасности. Отец Петра был расстрелян как казачий офицер, опасность быть репрессированной ощутила и мать, Анна Францевна. Особенно она тревожилась за судьбу сыновей. Взяла нехитрый скарб и вместе с детьми бежала в Сибирь на новые стройки, где требовались рабочие руки и легко при потерянных документах затеряться. Утерянные документы восстановили. Но жили в постоянной тревоге. Успокоилась Анна, когда старший сын, Иван, женился, а младший Петр повзрослел. Получили комнату в бараке.
Петя влюбился в Таню сразу. Небольшого роста, ладно скроенная, с толстой длинной пшеничной косой, большими серыми глазами на белокожем лице. Но для нее главное - можно было уйти из дома, где ее не любили. Гуляли недолго. Петя предложил ей замуж после нескольких свиданий. Поселились в бараке. Таня была счастлива создать свою семью, натосковавшись в сиротстве по добрым семейным отношениям. В комнате навела уют. Соседки хвалили и завидовали. Всегда чисто, для мужа готов ужин (обед в заводской столовой). Вскоре родился сын – любимец и свекрови, и Пети. Все своим чередом. В будни работали, по субботам семейный поход в городскую баню, а в выходные ходили гулять в горсад. Ели мороженое, ходили в кино. Мечтали о счастье в будущей жизни. Вот подрастет сын, вот выучимся, вот получим квартиру, родим еще детей. И действительно родили в начале 1941 года девочку.
А через несколько месяцев началась война. Таня вынуждена была пойти работать на теперь уже военный завод, а с детьми оставалась свекровь. Ушел на фронт старший ее сын, оставив молодую жену и троих детей, а за ним следом и Петя. Свекровь, Анна Францевна, почему-то говорила: «Петя вернется, вот увидишь, а Иван –нет». Наверное, материнское сердце– вещун, видит то, что другим не увидеть. Действительно, Петя вернулся через несколько месяцев, его возвратили из учебки как специалиста (он был газоэлектросварщик) для работы на военном заводе. Иван с войны так и не вернулся. Вскоре заболела девочка, ей было 10 месяцев. Сильнейшая простуда сделала свое дело. Малышка умерла. Таня работала и тосковала. По ночам ей чудился плач ребенка. Она подскакивала, бежала к детской кроватке, долго смотрела на пустое место, брела на свою кровать и до утра плакала. Утром шла на завод. И так было несколько недель, пока бабка –знахарка не дала ей какое- то снадобье. Плача грудного ребенка по ночам больше не слышала.
Раз в месяц получали продовольственные карточки. Однажды весной, вернувшись с работы, карточек дома не нашли. Семье грозила голодная смерть. Свекровь отправилась на поля подсобного хозяйства. Были такие при заводе. Там выращивали картофель, капусту для заводской столовой. Но была весна. И Анна Францевна, перекапывая землю, собирала перемороженные прошлогодние клубни.  Приносила их домой, делала из этой массы тесто и пекла оладьи прямо на плите. Их называли тошнотики. Может это и спасло им жизнь. Хотя у Петра от голода отекали ноги, он не мог далеко ходить, поэтому оставался ночевать на заводе. Позже, будучи уже на пенсии, он, вспоминая очевидно то далекое голодное страшное время, просил: «Дочь, испеки мне тошнотики». Она поправляла: «Тошнотики печь не буду, а то меня затошнит, а вот драников нажарю». Но он неизменно называл оладьи из тертой картошки тошнотиками.
Однажды Таня простудилась. Она работала на металлургическом заводе клепальщицей. Делала заклепки для танков. В цехе была, такая же температура, как и на улице. Работа не прекращалась ни днем, ни ночью. Рабочая смена -12 часов. Хотя она была и в валенках в суровую зиму, но были случаи, когда в сильные морозы ноги примерзали к подошвам. Фурункулы покрыли все тело. Стоять у станка было невыносимо. Прекратила она работу, когда потеряла сознание и очутилась на больничной койке. Анализы показали наличие серьезного заболевания- менингит.  Петя плакал. Его любимой жене грозила инвалидность или хуже того- смерть. Свекровь молилась. Но Таня выжила, правда лишилась своей роскошной пшеничной косы. Ее постригли, когда брали пункцию из позвоночника и проводили болезненные лечебные процедуры.  Вышла из больницы через несколько месяцев лысой, похудевшей, но способной дальше жить, работать, страдать. На завод уже не вернулась. Случайно позвали в детский сад завхозом, затем воспитателем. Образование- 7 классов для того времени, это как незаконченное высшее в наше время. Через год родился сын. Свекровь недолго помогала, сама свалилась от   онкологического заболевания. Таня детей устроила в ясли-сад, где работала. Анна Францевна умирала тяжело, на руках у невестки. В военное время Петю не отпустили даже на похороны матери, и хоронила ее Таня. Петя потом долго на кладбище искал сравнявшийся с землей холмик.
-3-
Наконец-то закончилась война. В бараке в коридоре висел динамик, общий для всех. Его слушали все вместе, стоя в коридоре. И ту страшную весть о начале войны, и сводки совинформбюро, и новости с фронтов об освобождении советских городов. Но самая потрясающая радостная долгожданная весть об окончании войны. Все обнимались в едином порыве, плакали и смеялись одновременно. Война стала испытанием на прочность и очищение для всех. Жили общиной, горевали общиной и радовались тоже вместе. К заводу стали стягивать на переплавку боевую, искореженную во время сражений технику, и советскую, и фашистскую.
То-то мальчишкам раздолье для их интересов. Позже сыновья Тани вспоминали, что эта техника ждала своей очереди на переплавку несколько лет. А пацаны шмыгали по этому отвалу. Здесь были танки, самолеты, пушки. Мальчишки обследовали все, залезая внутрь. Находили для себя ни с чем несравнимые ценности: патроны, стреляные гильзы, детали от автоматов, попадалось и целое оружие внешне, но не стрелявшее– автоматы, пистолеты. Весь этот реквизит тащили домой, прятали от отцов.
К тому времени Таня была многодетная мать. Уже было три сына и дочь. Пришлось поменять благоустроенную квартиру на дом с огородом, где родилось еще трое сыновей. Она стала главнокомандующим во главе этого мужского коллектива, а Петя, тихий и спокойный- его душой, совестью. Дом маленький, семья большая, нужно еще было пристроить 2 комнаты. Началось бесконечное хождение за разрешением и помощью в организации пристройки. Наконец-то пристройка готова. Она была из бревен, сухая , светлая, из двух комнат- спальни для родителей, в которой помещались две кровати и стол у окна, а у стены с обогревателем от печки стоял сундук с вещами малопригодными, и большой кухни-столовой квадратов на шестнадцать. Кроме печи, которую топили для обогрева дома и для приготовления пищи на кухне между двумя окнами в углу стоял самодельный огромный буфет, выкрашенный в белый цвет, в котором хранилась посуда, а внизу буфета лежали продукты длительного пользования: крупы, лапша, сушеные травы, ягоды. Все в мешочках. Порой трудно было найти нужное на ощупь, приходилось развязывать мешочек, заглядывать, что там. Перед окном стоял маленький обеденный стол, за ним обедали когда семья было в неполном составе- 3-4 человека, а вот в противоположном углу был стол круглый раздвижной на все случаи жизни. Стол чаще всего  был раздвинут, вокруг него были стулья. За этим столом не только обедали, но и стряпали зимой в огромном количестве пельмени, и играли долгими зимними вечерами в покер до 11 часов вечера, а после чего заносили с улицы мороженое сало, резали и с удовольствием ели с чесноком и хлебом, затем пили горячий чай и ложились спать.
Для меня, как единственной девочки, выделили малюсенькую комнатку с кроватью, небольшим столом, полкой для книг, которые сделал Петя. Для общей комнаты им же был сотворен диван, который он обтянул зеленым дермантином, а Таня сшила чехлы для подлокотников и украшала их вышивкой. Меня тоже привлекала к посильной работе по созданию уюта в доме: шитью, вышивке, покраске, побелке и вообще наведению чистоты и порядка в доме. Вообще убранство дома было примерно одинаковым у всех, проживающих в этом районе в то время.  Простая мебель, часто самодельная или под заказ местным умельцам в виде шифоньера, буфета, кухонного стола, дивана. Но все равно обстановка в доме отличалась. У Тани  с Петей при внешней простоте  дом казался гораздо привлекательней  и внутренним убранством, если так можно выразиться при аскетизме быта и ограниченности средств: вышитые скатерти, выбитые подшторники, накидушки,  салфетки с эстетичной  художественной вышивкой, на стульях чехлы с вышивкой, которую мы с мамой   старательно  творили, множество  домотканых всегда чистых дорожек, которые она заказывала из старых вещей, перекрашенных в яркие цвета, делали дом привлекательным А некоторым казалось - богатым. Кровати в доме всегда заправлены идеально, это мог делать любой из нас. Они были нетронутыми до самого вечера, до сна. Разбирали постель аккуратно, сворачивали простенькие покрывала, накидушки с подушек, подзоры складывали на стулья. Долгое время эти вышивки украшали комнаты и создавали уют в комнатах дома.
Кстати, о вышитом белье: часть белья привезла младшая сестра Тани- Тамара. Она тоже была великой рукодельницей. Под стать своей старшей сестре, она умела делать любую работу по дому. По прошествии двадцати пяти лет именно она разыскала всех своих родных сестер, разбросанных по всей стране. Только Николай жил рядом, в одном с ней городе. Тамара уже работала директором школы, Николай- редактором газеты. Таю нашла в Краснодарском крае, Зину в г.Орджоникидзе. Последней нашлась Таня. Она жила в одной с ней области.  Мама получила письмо. Долго плакала от радости и воспоминаний о сиротском детстве. Решила ехать, взяв с собой младшего- двухлетнего Богдана и меня, как няньку. Мы доехали до Прокопьевска. Вдруг по радио объявляют, что Тане нужно вернуться в Сталинск, куда прибывает ее сестра. Мы пересели на электричку и поехали в обратном направлении. Там на перроне вокзала был корреспондент газеты, который пришел специально сделать репортаж и сфотографировать встречу двух сестер, не видевшихся 25 лет.  Помню, как мама плакала и все повторяла: «А узнаю ли ее! Может она так изменилась, что я ее просмотрю, когда она будет выходить из вагона!» Поезд остановился. Люди выходят не спеша из названного в телеграмме вагона. И вдруг Таня бросается навстречу красивой чернявой женщине с криком: «Тома! Томочка!» Они обнимали друг друга и не стыдясь посторонних, собравшихся вокруг них людей, ревели, вытирая слезы друг у друга. Тетя Тамара приезжала к нам частенько в гости, посылала посылки для детей- вещи, сладости. Вообще помогала здорово родителям. Мама была счастлива, что нашлась родственная душа, родной человек, с которым есть, что вспомнить. Потом приезжали в гости издалека и остальные сестры, и брат. Мы любили, когда приезжали родственники, это напоминало нам праздник. Угощения, веселье, разговоры до ночи. Тетя Тамара была мастерица на все руки. Но особенно хорошо готовила, шила, вышивала, вязала. Блюда, приготовленные ей, были необычайно вкусными. Она создавала в доме уютную атмосферу, каждый из членов семьи получал от нее свою дозу внимания и уважения, а мы платили ей любовью. Таня ждала свою Тому, и к ее приезду в доме наводился идеальный порядок. 
Вообще-то каждый год Петя и Таня белили дом снаружи и красили ставни и веранду белой и голубой краской, а железные ворота подновляли зеленью. Эта работа выполнялась накануне Пасхи. Дети белили ограду и подметали метлами территорию в ограде и за оградой. В палисаднике летом всегда цвели цветы. Петя же за домом построил небольшую стайку, в которой был загон для поросенка, сбоку у стены соорудил насест для кур (их было почему-то всегда десять и к ним петух). Как-то из цыпленка вырастили петуха, агрессивного, нападающего на любого проходящего, кроме родителей. Он долбил детей, пугая неожиданностью нападения. Мы жаловались, что петух дерется. Таня советовала детям через хозяйственный двор, где гуляли куры, не ходить. Расставаться с петухом, крупным, красивым, с опереньем всех цветов радуги и защищающим своих подопечных кур, Таня явно не хотела. Но однажды она пошла в стайку проверить наличие яиц в гнезде. Сверху стремительно на нее бросился горластый красавец и стал ее долбить в темечко. Она пришла домой со словами: «Ну если он на хозяйку нападает, делать нечего. Руби ему голову, Петя!». Вечером все ели домашний суп-лапшу с драчливым петухом, которого нам, пострадавшим от него, было немного жаль.  Вскоре курам купили обычного белого петуха, который со своими обязанностями справлялся неплохо, но, главное, к нам был равнодушен, агрессии не проявлял. Рядом со стайкой отец соорудил хозяйственную пристройку для сельхозинвентаря. Вот туда-то и носили мальчишки свои военные трофеи. Время от времени Петя проводил ревизию, выбрасывал опасные ценности и ругал сыновей крепкими мужскими словами. Таня молча одобряла эти воспитательные моменты. Она была сторонницей более сурового воспитания, в котором физическое наказание одобрялось в отношении сыновей. Этот прием использовался только в исключительных случаях относительно мальчишек. Я же была незаменимой помощницей Тани во всех хозяйственных делах. От меня требовалось аккуратное выполнение порученных заданий, замечания были только словесными, требовательными.  Мы с родителями проводили достаточно времени и очень ценили это. Нам нравилось, когда вся семья выходила на большой огород для совместной работы: вскапывание земли под посадку овощей, обработка ягодников копка картофеля, прополка, но особенно любили с утра в августе, когда еще росы не высохли, отправиться с ведрами по грибы. Ходили чаще всего с отцом. На дне ведра у нас лежали съестные припасы: помидоры, хлеб, плавленые сырки и огурцы вместо воды. В августе роса уже была холодной, поэтому на ноги обязательно обували резиновые сапоги, а поверх рубашек какие-нибудь старенькие куртки. Выходили из дома раньше восхода солнца. Шли пешком напрямик через заросли кустов, цветущие и душистые поляны, когда начинался гомон птиц. Мы старались угадать, голоса птиц, пение которых нас привлекало. Петя шел впереди. Вся роса доставалась ему, мы следовали по его следам. Когда подходили к бору, все были мокрыми, а в сапогах хлюпало. Но к этому времени солнце уже поднималось, оно ненавязчиво высушивало нашу одежду, согревало и освещало поляны на которых мы собирали грузди, маслята , шампиньоны и сыроежки для общего веса. Через некоторое время на высохшей траве где-нибудь в тенечке устраивали привал. Доставали свою нехитрую снедь и с удовольствием ее поедали, рассматривая грибы или просто лежали на спине, глядя на вершины сосен, пихт и голубое чистое небо. День прошел не зря. Мы, уставшие ,возвращались домой, где нас ждала с ужином и натопленной баней наша мама. А осенью нужно было в поле выкопать за один день 10 соток картошки. Рано утром с мешками и съестными припасами мы, четверо детей с отцом, залазили в кузов грузовика и ехали целый час до своего поля за город. Копали с перерывами на обед, перекур и просто отдыхали, чтобы не упасть от усталости на землю. Брат Саня следил, чтобы лишнего не сидели, особенно следил за мной. На что отец ему делал замечания о том, что к девочке нужно относиться бережней. Возвращались ночью на электричке. Я вспоминаю случай, когда мы опоздали на электричку и ночью ехали в товарном вагоне прямо на куче угля до вокзала, всю дорогу я проспала на руках у отца, укрытая его курткой, затем на трамвае -до дома, где нас ждала встревоженная мама с натопленной баней и вкусным ужином. Но меня напрягали дни, когда Таня затеивала стирку. Начинали мы утром, а заканчивали к вечеру, часам к трем-четырем к возвращению Пети с работы. Через весь огород были протянуты две веревки, метров по тридцать, на которых развешивали сначала постельное белье. Оно было настолько белым, что напоминало свежайший белый снег. А делала его Таня из сероватого упаковочного материала, который покупала за копейки на почте, а потом в большом баке на печке в персоли отбеливала, доводя до кипения. Белье подсинивалось и подкрахмаливалось. Достигался эффект абсолютной белизны. После просушки постельного белья вывешивали постиранную одежду пацанов. Заняты ею были все веревки и ограда. После  этого нужно было все погладить, заштопать, если возникала необходимость. Это был каторжный труд. Стиральных машинок еще не было. У нас она появилась раньше всех. Ее выделили маме как многодетной матери вместе с медалью за материнство.  А до стиральной машины она стирала в цинковом корыте, предварительно распарив белье в бачке на печке.  Вспоминается один случай, который произошел во время очередной стирки. В дом заходит мужчина, нам незнакомый, но маме знаком. В это время произошла авария на заводе - в доменном цехе взорвалась печь. Там, где работал отец. Погибло около шестидесяти человек- смена. Как раз одна смена закончила и ушла, а другая приступила к работе. Пете повезло- он закончил работу в той смене, которая ушла. Но мама не знала об этом. Ее Петя был на работе. И тут этот зашедший сообщает: «Петя был на смене и погиб». Таня остолбенела, держа в руках отжатую простынь. И вдруг это пришелец, видя, что все может кончиться плохо, говорит, что он пошутил, что смена Петра как раз закончила к этому времени работу и из цеха вышла.  Таня начала метелить этой отжатой простыней здоровенного мужика, который пытался увернуться от ее ударов, приговаривая: «Ах ты, иуда, какой ты был сволочью, такой и остался. Уходи! Чтобы я тебя в своем доме больше не видела. Иначе, пеняй на себя. Что будет у меня в руках, то будет у тебя в зубах!»
Все это произошло в присутствии детей, которые молча наблюдали за этой сценой. Нам казалось, что она, расправляясь с ним, вымещала    гнев, связанный не только с неуместной шуткой, но и с какими-то давними событиями, памятными только ей и Пете, виновником которых был этот гладкий, довольный собой человек. Потом она рассказала об этом человеке. Во время войны он работал в цехе, неизвестно кем. Но стали замечать, что если он поссорится с кем-нибудь или кто попытается высказаться о нем нелицеприятно, человека уже через несколько дней не видели не только в цехе, но и в семье. С ним старались не общаться, но он совал нос везде. Поэтому тогда в конце пятидесятых, когда произошла авария, можно было открыто назвать его иудой. Крута Таня была на расправу. Не зря женщины, обиженные мужьями, искали защиты у Тани. Петя, если оказывался в этот момент дома, старался сгладить вышедшие наружу чужие семейные склоки, потому что разъяренный муж прибегал для расправы в дом Пети и Тани, где пряталась его жена. Петя спокойно разговаривал с полупьяным дебоширом, убеждая его не устраивать на виду у всех спектакли, которые выглядят позорно в глазах окружающих и, особенно, детей. Он был авторитетным, уважаемым человеком. Его отношение к людям, какого бы социального положения они ни были, было понимающим. К нему обращались с просьбами: сварить печь для бани, подшить валенки, сварить самогонный аппарат, закоптить сало и многое другое, что он делал абсолютно бескорыстно, не требуя вознаграждения. Над ним Таня подтрунивала и говорила: «Простофиля». Он был в противоположность Тане деликатным человеком, а она выражала свое отношение к человеку прямо без обиняков. Он не хотел причинять отказом боль человеку, она же говорила резко правду в глаза, и этим ставила точку в проблеме.
Однажды в 10 классе я где-то на танцах познакомилась с молодым человеком, правда он был старше меня на семь лет.  Он закончил политехнический институт в Ленинграде и был направлен в наш город на завод. С третьего свидания он начал делать попытки познакомиться с моими родителями. Мы допоздна засиделись на крыльце, и я собралась уходить, да и мама вышла меня звать домой, он попросился переночевать, якобы ему добираться до своей тетки, у которой он жил, далеко, на двух видах транспорта. Ему мама постелила на диване в зале. А утром он стал просить родителей выдать дочь замуж за него. Близился к концу учебный год, я готовилась к поступлению в вуз. А тут вдруг такая неприятная неожиданность, тем более повода я ему не давала, хотя он был похож на любимого актера Олега Видова. Он разонравился мне уже на втором свидании. Одна деталь в его внешнем облике, и всю симпатию как рукой сняло – у него были грязные разбитые ботинки, а мои братья такого не позволяли себе, обувь хоть и не дорогая, но всегда ухожена. Родители с детства приучили следить за своими вещами. Петя покряхтывая начал деликатно объяснять, что мне нужно учиться, время для замужества дочери еще не пришло, но новоиспеченный жених настаивал, приводил свои доводы, что учиться можно и заочно. Таня ждала, чем закончится объяснение. Но видя, что оно не заканчивается, резко вступила в разговор: «Парень, мы все против замужества, да и виновница тоже против. Чтобы я тебя больше не видела не только у нас дома, но и около дома, иначе- пеняй на себя!» Когда он ушел, Таня дала категоричную оценку ему «Он прошел огонь, воду и медные трубы. Ему хочется создать семью, потому что он готов к этому, но тебе сейчас семья не нужна». А мальчишки долго дразнили меня, говоря, что видели недалеко от нашего дома того, кто прошел огонь, воду и медные трубы. Я злилась, жалость, которую я испытывала к отверженному, улетучилась. Он приходил к воротам еще не раз, но я напоминала, что мама дома, и он отступал.
 В школе учились по-разному: хорошо, отлично, средне. Я училась ровно, не отлично, но на четверки и пятерки. А вот Саня, который был старше меня на полтора года, приносил в семью проблемы. Он был уличным человеком. Знал все улицы, школы, кинотеатры, заводы, речки, футбольные поля, казалось он знает вся и всех. Когда подросшие старшие братья перестали интересоваться отвалом с военной техникой, Саня продолжал носить трофеи, неизвестно, где добытые. Вообще военная тема в его жизни была ведущей. Он знал биографии полководцев, много знал военных песен, часто пел их со своим закадычным другом Витькой, который учился в музыкальной школе и отлично играл на баяне, под который пел любимые военные песни Саня. Книги читал только про войну, с увлечением в лицах передавая содержание их слушателям, которые у него всегда были. Если вспыхивала эпидемия какой-нибудь детской болезни, то источником ее был Саня. Именно он, имея широкий круг знакомств, обследуя отвалы, помойки и другие злачные места, приносил инфекцию в дом. В коллективных мальчишечьих драках активным участников тоже был он, поэтому у него случались травмы, истории, из которых его надо было выручать. Однажды после своеобразной тусовки в 12 часов ночи подростки стали расходиться по домам и Саня вместе с ними, но трое из них пошли искать приключений - они совершили преступление. Все, кто был с ними, допрашивались, и Саня в том числе, как свидетель.  Таня и Петя были потрясены. Они выяснили дома все обстоятельства в подробностях. Таня ночами молилась. У нее была маленькая икона, неизвестно, как и откуда доставшаяся ей. Она в целях безопасности и сохранности ее установила на счетчик под потолком, прикрытым салфеткой, а ночью, когда все спали, откидывала салфетку и обращалась ко Всевышнему с молитвой о помощи.
-4-
Когда в шестидесятые годы появилась возможность ходить в только что отстроенный Архангельский храм, по большим праздникам она с воодушевлением и радостью ходила на праздничные службы. Особенно счастливой она возвращалась после Пасхальной всенощной. Утром они с Петей накрывали скоромный стол. Все блюда пасхальные делала Таня, а я была при ней. Она все умела готовить: и печь вкуснейшие куличи, хворост и делать творожную пасху, и холодец.  Особую радость у детей вызывало крашение яиц луковой шелухой, которую обдирали с лука, выращенного в огороде, и хранящегося в чулках, подвязанных на специальных крючках на большой кухне. Чем больше шелухи, тем ярче пасхальные яйца. Яиц красили не менее сотни. Во время поста яиц не ели, но собирали и копили к пасхе.  Готовилось все в таком количестве, что  приготовленное и постряпанное  можно было есть  целую неделю. Причем кулич никогда не был черствым даже по прошествии недели, а стружни или по-современному –хворост, всегда был рассыпчатым и хрустящим.  Все  праздничные припасы  складывали в большой железный ларь с закрывающейся сверху крышкой. Он стоял в кладовой, где было темно и сухо. И ходить туда нам было страшновато.
Страстная пятница была для всей семьи. Мама ,как могла ,рассказывала о событиях ,связанных со страданием Христа. В субботу прибирали в доме, готовились к встрече Пасхи. Ночью Таня уходила в церковь, но мы уже спали. А утром в воскресенье поднимали с постели детей и садились за стол, накрытый белой скатертью и с выставленными на ней пасхальными блюдами. Таня с восторгом говорила о том, что народу на службе очень много, что трамваи ходили всю ночь, что в храме очень много молодых людей. Мы с умилением смотрели, как христосуются наши родители между собой, а потом с нами. Петя в храм не ходил, но внимательно с любовью выслушивал восторженный рассказ Тани. Я все время думала, что он к вере равнодушен. Но однажды, когда я уже жила самостоятельно, в конце августа он приехал ко мне в гости. На следующий день мы отправились с ним по грибы. Бродили по березовым рощам, дышали чистейшим воздухом, восторгались щебетом птиц, нежарким солнцем. Грибов было немного- попадались только шампиньоны. И вдруг он начал рассказывать об одном эпизоде из своей молодости. Они, молодые, сильные ребята, решили отправиться в тайгу бить шишки. Решено было спуститься на плотах по горной, быстрой реке. Собрали все необходимое и отправились в путь, как и было решено, на плотах, сколоченных самостоятельно. Бурное течение, пороги были опасней, чем сначала они предполагали. Но молодые люди не повернули, путешествие продолжили. Плот швыряло как спичечную коробку. Они поддерживали его на плаву изо всех сил. Но в какой-то момент его откинуло на огромные валуны, и он разлетелся в щепки. Рюкзаки понеслись по течению. Сплавщики барахтались в сильном бурном потоке воды, который несся навстречу огромным скалистым обломкам. Гибель ожидала всех. Петя, понимая что ждать помощи неоткуда, взмолился: «Господи, если Ты есть, спаси меня!».  И вдруг под руками он почувствовал спасительную толстенную корягу. Он схватился за нее, как за последнюю надежду остаться живым. С трудом выбрался на берег, обессиленный, но живой. Помолчав немного, он сказал: «В трудную минуту всегда будет помощь от Всевышнего, ты только попроси его». Понимая, что в жизни всякое может случиться с его дочерью вдали от родительской заботы, он указывал ей путь к спасению. Это действительно была для меня такая невидимая нить, к которой я прибегала не раз, когда мне было тяжело. Дом родителей напоминал школу- детский сад. Особую заботу родители испытывали перед началом учебного года. Нужно было найти средства, чтобы купить и одежду, и учебники. Таня к тому времени не работала, она была домохозяйкой. Но копила деньги к школе. Продавала лишнюю ягоду, помидоры, огурцы на рынке. Все было такого качества, что ни одна хозяйка-огородница не могла тягаться с Таниными продуктами. С рынка никогда ничего не приносила домой, ее овощи и ягоды покупали с желанием. На вырученные деньги она покупала сахар для варенья, дешевый вельвет, ткань для рубашек и нижнего белья. Сама шила школьные курточки, короткие застегивающиеся под коленками бриджи, рубашки, нижнее белье. Швейная машинка-это единственная вещь, оставшаяся как память от свекрови мамы –Анны Францевны. Она никогда не ломалась. Я подросла и тоже на ней стала шить. Машинка до сих пор в рабочем состоянии, хотя ей уже больше семидесяти лет. Во время шитья, сидя за швейной машинкой под ее мерный ненавязчивый стукоток, она вполголоса пела. Мягкий грудной голос звучал завораживающе. Дети, прекратив разговоры, игры и потасовки, слушали ее пение, находясь в   комнатах или на кухне, с особым трепетным чувством, считая, что так, как поет их мама, никто на свете не поет. Это были минуты откровения и небольшого душевного потрясения. Скоро она звала кого-нибудь на примерку. Нам было жаль, что она прерывала пение. Еще какое-то время мы продолжали молчать, находясь под впечатлением пения, которое случалось слышать редко. Но воспроизвести слова и мелодию спетого мы, уже будучи взрослыми, так и не смогли. Мама обладала художественным вкусом. Она ходила с Петей в театр, кино, на концерты. Возвращаясь из театра или кино, они всегда для детей покупали какие-нибудь недорогие сладости в награду за хорошее поведение. Мы с нетерпением ждали их возвращения. Так я помню, что однажды они взяли меня в клуб им. Курако на концерт Вольфа Мессинга. Я долго их просила, они посчитали, что ничего крамольного нет в этом концерте. Но несмотря на то, что мне было лет десять, я была ошеломлена тем, что происходило на сцене и в зале, запомнила это на всю жизнь. Когда они возвращались после спектакля или после просмотра фильма, то обсуждали его долго. Мы уже засыпали, а они все продолжали говорить о героях, игре актеров, разбирая какие-то интересные эпизоды. Многих любимых актеров они знали по другим фильмам. Это было не часто. Может быть, один раз в месяц. Поэтому такие посещения были для них праздником. Петя, когда утром собравшись, уходил на работу, обязательно целовал Таню. Это было привычным для нас. Но семейные заботы перевешивали редкие часы отдыха. Дети и все, что связано с ними, было на первом месте. И если в течение дня мы что-нибудь делали не так, то для нас уже угрожающе было слышать от мамы, что она все расскажет Пете, хотя он никогда не кричал, не выходил из себя, брызгая слюной. Он спокойно, строго  спрашивал, о том, почему не слушал мать. Это уже был позор.
 К школе мне всегда покупали коричневое шерстяное форменное платье, к которому пришивали белый кружевной воротничок, но фартуки, белый и черный, Таня шила сама. Они отличались от фартуков моих одноклассниц. Она украшала их то строчкой, то крылышками, то карманчиками. И я выглядела очень даже неплохо, мне очень нравилось. Одноклассницы, желая купить такие же, спрашивали меня, где я купила такие фартуки. Часто мальчишечья одежда переходила от старших к младшим, если не была сильно заношена. Больше всех от этой передачи поношенной одежды от одного к другому страдал младший-Богдан.  Именно ему доставались вещи его старших братьев. Потом во взрослой жизни он будет покупать себе дорогие и модные вещи, вспоминая об обносках в детстве. 
На обувь и книги тратилось достаточно много денег. Выручало то, что учились с разницей в 1 год, поэтому учебники тоже передавались от старшего к младшему. Таня покупала не только учебники, но и художественную литературу и не только для нас, но и для себя. Это была русская классика- Толстой, Чехов, Достоевский, Лермонтов. Сама любила читать, но времени у нее было очень мало, только иногда летом после обеда час –полтора. По возвращении Пети с работы Таня, накрыв на стол, отчитывалась ему о выполненной работе, о планах на будущее ближайшее и отдаленное. Может, ей легче было бы на работе. То физическое и психическое напряжение, которое она испытывала каждый день, несравнимо ни с одной тяжелейшей профессией на земле. Но она жила семьей, не замечая трудностей, привыкнув к постоянной домашней работе и ответственности. Однажды, когда эпидемия свалила всех детей в постели, пришла вызванная на дом врач и спросила: «Здесь проживает больной Александр такой-то?» Мама ответила «И не только он». Войдя в комнату больных детей, врач спросила: «И все ваши?» Потом уже на выходе из дома восхищалась мамой, поражалась ее терпению, уюту и чистоте, в которой она содержала дом. Летом дети много играли, бегали. Но каждый имел свое задание на день по дому. Огород пололи все, пол в доме мыли все по очереди, большой двор с детской площадкой и деревянным тротуаром убирали по очереди. Работа проверялась мамой. За невыполненную работу вечером после ужина Петя и Таня заводили виновника в свою спальню и там воспитывали. Как? Мы могли только догадываться. В зависимости от тяжести проступка. Если нужно было, чтобы хорошо запомнил воспитательный урок, Таня давала команду: «Петя, всыпь ему!» Для этой цели на косяке двери всегда висел мягкий кожаный старый ремень. Он выполнял две функции: Петя правил об него бритву, которой раз в неделю брился, и осуществлял воспитательные меры по отношению к провинившимся детям. Ремень никто никогда не трогал. Это был инструмент, своеобразное лекарство. Петя, сострадая наказуемому, два раза оттягивал виновного по мягкому месту, согнув его на своем отцовском колене. Обид на родителей никогда не было. Все справедливо. Было ощущение стыда.  Остальные дети, притихшие, сочувственно, молча встречали наказанного. Урок был и им тоже.
Летом в одиннадцать часов вечера Таня выходила на улицу и, не ошибившись ни разу, прокрикивала имена бегающих детей, созывая их домой, чтобы вымыть, накормить и уложить спать. Соседки удивленно спрашивали: «Как ты семь имен без запинки кричишь, ни разу не ошиблась!?» Мыли в ванной первой девочку, потом младших детей, заканчивали старшими.  Позже Петя соорудил свою баню, сам сварил печь, бочки с краниками. Позже всех мыли Саню. Его искали по дому и находили под кроватью, спящего. Он мыться не любил. Теперь я понимаю, что мытье приносило ему страдание: ведь на руках и ногах были цыпки, то есть потрескавшаяся до крови кожа. Он всегда бегал босиком, руки в течение дня не мыл, чем бы ни занимался. Родители извлекали его из-под кровати, мыли, смазывали потрескавшуюся кожу какой-то мазью, кормили, но это было уже без нас, мы все спали. На утро часам к десяти все просыпались, продолжал спать только он. Таня не будила нас. Ее уже к этому времени не было дома. Петя на работу, она тоже на своеобразную работу. Нужно было занять очередь в магазин, чтобы купить лапшу, дешевые косточки для супа, которые стоили очень дешево, если их покупали в киоске у мясокомбината. Для ведерной кастрюли супа надо было купить несколько килограммов на неделю. На столе всегда для детей был готов нехитрый завтрак: в кружках сваренный ячменный кофе, толстые ломти белого хлеба, намазанные сливочным маргарином, посыпанные сахарным песком, а когда наступало время сбора ягод, то на столе стояла трехлитровая банка с каким-нибудь вареньем, бидон молока и неизменно-белый хлеб. После завтрака дети отправлялись в хлебный магазин, но не за хлебом, а только для того, чтобы занять очередь под запись. В одни руки давали по две булки хлеба, а для семьи требовалось не менее 8, поэтому записываться шли почти все, кроме старших. Хлеб привезут вечером, к возвращению отца с работы. Номера очереди записывали химическим карандашом на запястье руки, чтобы подольше сохранились. Это мог быть номер из трехзначной цифры. Вечером, часам к пяти, искали очередь по номерам. Покупали горячий хлеб, несли домой и поедали хрустящие аппетитные еще горячие корочки по дороге домой, за что получали нагоняй.
В большом огороде было много малины, виктории, огурцов, помидоров, но не было яблок, не считая ранеток (или как их называли «полукультурки»). Рядом с нашим огородом за высоким дощатым забором был настоящий сад. В щелки мы смотрели на эту райскую красоту. Там не садили грядки, там росли настоящие фруктовые деревья: яблони, груши, сливы. Весной сад цвел, благоухал. Божественная красота была недосягаема для нас. Но великий соблазн наступал в конце лета, когда запах яблок разносился по округе, тем более с нашим огородом рядом. Он манил подростков, несмотря на колючую проволоку поверх ограды и злющего пса, которого, по всей видимости, на ночь отпускали с цепи. Таня и Петя запрещали даже смотреть на это богатство в щелку, тем более жестокое наказание ожидало того, кто посмеет залезть и сорвать плоды. Но мальчишки – подростки вместе с Саней залезли в сад. Одни отвлекали собаку, другие из соседского огорода через выломанную доску нарвали яблок.  И спрятали на чердаке дома Тани и Пети. На следующий день младшие дети обнаружили склад ворованых яблок. Таня сама расследовала обстоятельство, выяснив роль Сани. Он уже успел многих угостить. После порки ремнем под возглас «Не воруй, не воруй!» оставшиеся яблоки Саня с родителями отнес владельцу сада. Зато это возымело свое положительное действие на соседа. Он в полцены продал ведро яблок Тане. Заканчивал Саня школу не дневную, а вечернюю, благо она располагалась недалеко от дома. Рано пошел на работу. И всегда отличался независимым характером, вечно сталкиваясь с проблемами малыми и большими. Таня про него говорила: «Вольный казак». Мы немного ревновали родителей к нему. Нам казалось, что его любят больше, чем нас. На что Таня неизменно отвечала: «Вот пальцы. Укуси. Какой не больно?»
Это только потом, когда Саня умер от инфаркта в 47 лет, выйдя на шахтерскую пенсию, на 7 лет пережив родителей, пришло осознание того, что родители оберегали отчаянного подростка, предчувствуя его раннюю смерть, по-другому и быть не могло. Он стремительно прожил все коллизии, отведенные ему судьбой.
-5-
 Гордостью детей был старший брат – Николай. Действительно, были в нем те качества, которыми не обладал ни один из нас. Он отлично рисовал, т.е. срисовывал, мог нарисовать и шарж на кого-либо, вызывая смех окружающих или откровенную обиду того, кого изображал. Спортивный, хорошо сложен, увлечен по-настоящему только одним – футболом, который был для него жизнью. С детства игра была любимым занятием, хотя футбольного мяча настоящего не было. Он его делал из старых трикотажных чулок, носков, рваных старых и случалось, целых, которые набивали в один, придавая ему круглую форму мяча.  Таня ругала его, но занятия не запрещала. Гоняли такой самодельный мяч на большой поляне с самостоятельно сооруженными воротами. Его страсть, темперамент, скорость во время игры вызывали восторг и у игроков, и у зрителей. Дворовые соревнования выделили его среди других ребят. Его пригласили играть сначала в юношескую, а затем и в городскую футбольную команду. Тогда они числились рабочими завода, получая зарплату, защищали футбольную честь города. Начались постоянные, спортивные сборы, соревнования, отборочные игры. Николай дома появлялся все реже и реже. Он объездил множество крупных городов. Когда возвращался со сборов, привозил всем подарки, да и сам преображался. Одет в модные вещи со вкусом, с прической, которая вызывала восхищение девушек и легкую зависть ребят.  Его ждали. Он был окном в большой недосягаемый, загадочный, интересный мир. Вечером все собирались в большой комнате рассаживались кто где. Начинались рассказы. Телевизоров не было. По радио–новости. А тут живой интереснейший рассказчик. С хорошей речью, чувством юмора, рассказывал обо всем живо, весело. Об играх на сборах, о друзьях, но больше всего ждали пересказа художественных фильмов, которые в крупных европейских городах уже шли в кинотеатрах, до нас дойдут только через полгода- год. Пересказ был в лицах. Когда я смотрю по телевизору театральные передачи и вижу встречу со Львом Дуровым, талантливым и актером, и рассказчиком, то вспоминаю наши семейные вечера вокруг рассказчика Николая. У него явно был дар слова, талант. Позже, закончив карьеру футболиста, он работал и на заводе, и в проектном институте, но неизменно читал. Читал то, что было на слуху в интеллигентской среде. Природный дар и художественный вкус проявлялся и здесь. Он был в курсе не только календарных футбольных игр, но и современной литературы, в том числе и зарубежной.
Его игра в футбол вызывала ожесточенные споры между Петей и Таней. Таня была недовольна славой, популярностью сына. Считала, что мужчина должен иметь надежный кусок хлеба в виде профессии инженера, поэтому требовала от сына продолжения обучения. Футбол считала временным увлечением. Петя смотрел на занятие футболом, тем более слушая отзывы соседей и друзей об играх команды и роли своего сына в ее победах, как на проявление таланта, творчества. Считал, что его занятие сродни актерскому мастерству, которое востребовано зрителями, доставляет удовольствие, вызывая гамму чувств. Петя сам никогда не ходил на футбол, но всегда с интересом выслушивал рассказы о нем сыновей. «Пусть играет и заочно учится» - говорил он Тане. Так и было.
Вообще образование детей для моих родителей стояло на первом месте. Способности у всех были разные. Но самый одаренный относительно учебы был Валерка. Он внешне отличался от всех детей. Блондин с крупными чертами лица. Аккуратный и целеустремленный, отличался упрямством во всем. Оспаривал свою или чью-нибудь точку зрения, приводя доводы веские. Железные. Цитаты из работ классиков писателей политиков и даже философов. Много читал. Увлечен был чтением настолько, что редкую книгу, которую давали ему почитать только на день, он не отрываясь читал весь день и всю ночь. Прочитывал всю до конца, отлично запоминая ее содержание настолько, что мог в подробностях ее пересказать. И потом спал как убитый, его нельзя было разбудить ничем. Таня и воду лила, и за чуб таскала – ничего не помогало, тогда она садила его в кровати и садилась рядом, начиная с ним спокойно разговаривать, постепенно выводя его из сна. Он был романтичным юношей, чему способствовала и прочитанная им литература не только научная, историческая, но и художественная, о любви. Он постоянно ходил в библиотеку. Я увязывалась с ним. Мы долго выбирали интересующие нас книги, читали предисловие, отдельные отрывки и только после этого откладывали ее для записи в формуляр. Библиотека располагала к размышлению, беседе на жизненные темы. С Валеркой было интересно поговорить. Он многое мог объяснить. Любая тема была для него увлекательной. Он в подростковом возрасте мог рассуждать о международной политике, современных исторических процессах. Петя с удовольствием с ним беседовал, выслушивал, делал осторожные замечания. Таня запрещала ему говорить о трагедии прошлых лет семьи.  Она всегда его останавливали при попытке высказаться о справедливости словами: «Петя, не надо, нам учить детей», и он покорно замолкал. Валерка сразу после школы легко сдал экзамены в институт, где успешно учился. Он не был спортсменом, но всегда был в курсе спортивных новостей. Ходил на футбол, хоккей. Однажды родителям сделали замечание, относительно длинных волос их сына-студента, его слишком вызывающе модной одежды, которой его снабжал старший брат Николай. Таня категорично заявила, что с прической что-нибудь сделает, а одежду посчитала уместной, эстетичной, современной. И вот они с Петей приготовились к трудному разговору с сыном, зная его упрямство, независимый нрав. Стричься, как они и предполагали, отказался. Тогда родители, обняв его в кольцо своих родительских рук, выстригли клок волос из его длинного чуба.  Учеба в институте была важнее его   юношеских принципов. Ему пришлось идти в парикмахерскую и подстричься покороче. По возвращении из парикмахерской родители успокоили расстроенного сына, сказав, что стрижка почти ничего не изменила в его облике. Валерка внешностью дорожил-девушки обращали на него внимание. Он получал время от времени, как и полагалось романтическому герою, любовные послания. За что мы его еще больше уважали.
-6-
 Увлечение футболом появилось и у Сергея –предпоследнего брата. В детстве он рос, общаясь больше с младшим братом. Вынужден быть хитрым, способным отразить обидные шутки, приколы старших братьев. был не прочь устроить какие–нибудь козни для них и с удовольствием понаблюдать за реакцией старших братьев. Иногда он подшучивал и надо мной. Зная, что с вечерних прогулок я возвращалась не через дверь, а через окно, которое оставляла незакрытым, чтобы не будить спящих родителей, он закрыл окно, заставив меня стучать в дверь. Мама пошла открывать, а он подал ей в руки веник, для расправы надо мной, потому что я пришла не в одиннадцать часов, а в двенадцать. Для порядка она меня поругала. С Сергеем я разбиралась утром, но все как всегда закончилось смехом, шутками. Он рос самым слабым из детей. Худенький, постоянно поносивший, вызывал тревогу у Тани. Именно для него она посадила в огороде бобы и отправляла его есть их прямо с грядки. Он долго не выговаривал много согласных звуков. Речь его была мало понятной, смешной, но Таня понимала все, вплоть до «утиный самоет етит», что значит «реактивный самолет летит».
Именно его захотел забрать на воспитание дед, восстановив отношения со старшей дочерью после долгого отчуждения, думая хоть как–то облегчить ее нелегкую жизнь. А Таня вроде бы и согласилась, послушав доводы отца. Он убеждал, что внук ни в чем нуждаться не будет, что он даст ему хорошее образование, вырастит его человеком настоящим. И вот в день отъезда она собрала нехитрые детские вещи, одела его потеплее (была зима), закутав сверху старой шалью и завязав узлом за спиной. Дед сказал детям, которые, стоя кружком вокруг него, с какой-то непонятной им грустью молча наблюдали за этим действом, чтобы они прощались с братом. Таня вдруг неожиданно бросилась к сыну и стала его раздевать, приговаривая, что это ее кровинка, что ей больно расставаться с ним, что где шесть человек, там и семь можно прокормить. Мы облегченно вздохнули. Ничего не изменилось в худшую сторону. Мы снова вместе, готовы играть, драться, расти сообща. Потом уже мы спрашивали Таню, почему дед выбрал именно его для воспитания и хорошей сытой жизни. Она ответила нам на этот вопрос, когда мы стали уже взрослыми. Дед, после долгого перерыва в общении с дочерью, впервые, приехав в гости в ее семью, рассматривая детей, увидел, что именно Сергей был похож на него. Он в нем, как в зеркале увидел, свое отражение: тот же прищур глаз, скрытность, настороженность по отношению к малознакомым людям, что в нем осталось до самой старости. Таня никогда не отправляла Сергея в гости к деду. Может быть боялась, что дед прикормит мальчика, а потом - подростка и соблазнит на более сытую жизнь, отвернув от остальных детей и родителей. Сергей остался несколько отчужденным и в дальнейшем, опасаясь подвоха от жизни, не всегда доверяя людям.
-7-
Главное не ждать добра, а давать добро, тогда оно возвращается сторицей. Таня своим отношением к людям не раз доказывали эту истину. Она не боялась, что ее обманут, обворуют. Открытость привлекала в ее дом тех, кому нужна помощь. Они получали ее, и были благодарны хозяевам дома. Таня не боялась невозврата денег, давая в долг, столько, сколько у нее было и к тому же малознакомым людям. Она пускала переночевать, она могла накормить нищего. Детям было строго- настрого запрещено смеяться над убогими, хотя был один такой экземпляр, который вызывал у детей особый интерес, любопытство и улыбку. Поскольку дом Пети и Тани располагался на углу улицы у междугородней трассы, то захаживали в дом интересные человеческие экземпляры. Особо частым гостем была странная женщина со сдвинутым сознанием. Внешне она напоминала даму, сошедшую из журнала мод начала 20 века. Строгие платья с кружевными воротничками, туфли, всегда подходившие к нарядам на высоком каблуке с бантиками, но больше всего вызывали интерес шляпка с вуалью и маленькая дамская сумочка, которая висела на руке. Так уже никто не одевался. Она говорила о каких-то своих полуреальных проблемах, прежде чем попросить денег в долг. Мы, дети, не знали, зачем она носит сумочку, шляпу с вуалью, эти странные платья. Занимала то три рубля, то пять рублей, обещая возвратить. И она возвращала. Петя всегда удивлялся, где она их берет- ведь она не работает, несмотря на то, что еще не старая. Ее наряд не менялся десятилетиями. Внуки Тани и Пети прозвали ее «старуха Шапокляк» по имени персонажа только что вышедшего мультфильма.
Таня нужна была многим соседкам, друзьям. К ней приходили еще и просто так. Она была не только интересным собеседником, но и своеобразным психологом. Соседки приходили с какой-нибудь бедой. Плакали, рассказывали, сокрушаясь, отчаиваясь. Просили Таню поворожить на бобах. Она раскидывала бобы. Подробно описывала все неурядицы, заканчивая, тем, что все будет хорошо- что и требовалось. Женщины уходили успокоенные. По дороге постоянно шли люди. Последняя трамвайная остановка была метров за двести от дома Тани, а район продолжался еще около 2-х километров. Заходили и просили попить, указать ту или иную улицу. Во дворе всегда дети. Песочница, качели, которые сделал Петя для своих детей, привлекали и соседскую ребятню. Особой любовью пользовался младший из братьев - Богдан. Его любили все- и братья, и сестра, и соседские дети, и незнакомые люди. За что? Он обладал ангельским шармом. Непорочность была во всем его облике: большие глаза, пухлые губки, искренний и бесхитростный в своем детском поведении. Детям не хватало сладостей. Их покупали только с отцовской получки, и тогда находчивый Саня выставлял Богдана у ворот до тех пор, пока мимо проходящие старушки и женщины со словами «Какой славный малыш» не угощали его конфетами, пряниками или еще каким-либо лакомством, которое тут же делилось между игравшими во дворе детьми. Богдан безропотно получал небольшую часть угощения, которое доставалось ему от проходивших мимо старушек и женщин. Он был участником всех детских забав. Катание с гор на санках доставляло особую радость и восторг всех детей, особенно в мороз. Домой возвращались к приходу Пети с работы, стуча обледеневшими валенками, от мороза плохо подчиняющимся языком просили Таню расстегнуть пуговицы на пальто, потому что пальцы от мороза плохо гнулись.  Санки, изготовленные Петей из нержавейки, были самыми скоростными. Мы обгоняли всех. Но случались и казусы. Часто на большой скорости эти санки на легкой кочке или ямке подбрасывало, скидывая наездников, которые кубарем скатывались с горы. Вставали и начинали озираться кругом в поисках своего скоростного транспорта. Играли в хоккей на валенках самодельными клюшками, устраивали кучу-малу. Во время одной такой забавы Богдан оказался в самом низу кучи. Когда игра закончилась, он один остался лежать посреди небольшого переулка. Дети пытались поднять его, но он кричал от боли так, что страшно было прикоснуться. Тогда побежали к Тане, сказали, что Богдан лежит,  не встает с дороги. Таня, накинув первую попавшую под руки одежду и, спешно сунув ноги в валенки, побежала к этому злополучному перекрестку улицы и переулка, где и нашла свое чадо, плачущим от боли. Меня там не было, мне было страшно- а вдруг он умер. Но его положили на эти скоростные санки и привезли домой, откуда его забрала скорая помощь в первую городскую больницу. Диагноз: сложный перелом бедра. Богдан провалялся в больнице около полугода и еще год ходил на костылях. Но в учебе не отстал. Учительница начальных классов постоянно ходила обучать его дома. Таня была благодарна ей, о чем до конца жизни вспоминала. Добро умела ценить и отзываться на него.
Рождение Богдана имеет свою историю. Он последний сын в семье. Таня рожала его тяжело, вызвали в роддом профессора спасать и дитя, и роженицу. Родился мальчик весом пять килограммов шестьсот грамм – богатырь. На него сразу одели ползунки. Смотреть на это чудо сбежался весь роддом. Профессор предложил назвать его своим именем –Богдан, что родители и сделали. А что совсем неплохо звучит «Богдан Петрович». Жаль только, что врачом Богдан Петрович не стал. Он унаследовал профессию своего отца. Закончив монтажный техникум, стал газоэлектросварщиком, как отец. Мог работать сантехником, мог строителем, поваром, а впоследствии народными подручными средствами и лечить от понятных ему недугов. Богдан рос крупным: широкий в кости, выше среднего роста, казался мощным, внушительным с крепко   посаженной на широких плечах головой, да и внешность его была приметной. Большие голубые глаза под прямыми темными бровями, довольно-таки крупный рот, но самое примечательное-голос. Бас, принадлежащий мужчине уравновешенному, с характером, перешел по наследству и его сыновьям. Но мало кто знает, что за этим устрашающим голосом стоит легко ранимый человек, которого время от времени нужно поддержать, пожалеть. Родители умерли, когда ему было двадцать семь лет.  Он уже сам имел  двух маленьких сыновей. Но еще нуждался в родительской опеке и любви. Женился он на девушке, которая чем-то отдаленно напоминала Таню. Небольшого роста, красавица с курчавыми пепельными волосами. Таня ее обожала. Да и Петя выбор одобрил, поэтому именно они значительное время жили с ними, пока Богдан не получил на работе служебную квартиру.
Богдан подробно вспоминает свое детство в мельчайших деталях. Когда его не брали старшие братья на рыбалку, отправляясь на Кондому напрямик, через гору и поля с удочками и червями. Он бежал за ними, плакал, размазывая по щекам слезы. Тут же Таня вмешивалась в ситуацию, отдавала распоряжение «Взять его с собой и следить за ним, рыбачить только на мелководье». 
На рыбалке больше всех везло Сане. Он был настолько удачлив, что это отмечали вообще посторонние люди, рыбачившие недалеко от него. Когда у всех рыба не клевала, у него клевала всегда. Он без улова никогда не возвращался. В бидоне всегда плескалось штук двадцать пескариков, окуньков –ровно столько, чтобы сварить уху. Таня любила рыбу. А когда был отличный клев, то рыбы был полный бидон- этого хватало и на жареху. Однажды на рыбалке произошел с Саней случай, который вызвал гнев и мамы, и Николая. Саня одел на рыбалку спортивный костюм Николая для форсу. Такие костюмы были только у спортсменов в профессиональных командах- футболистов и хоккеистов. Сам по себе факт не страшен- ну подумаешь одел, запачкал- можно отстирать. Но случилось хуже. Пока Саня рыбачил, стоя по пояс в воде, увлекшись клевом, раздетый по пояс , не заметил как дорогой фирменный спортивный костюм умыкнули на берегу. Домой он пришел в одних трусах. Попало ему и от Тани, и от Николая.
 По всему огороду вместе с картошкой садили и горох для детского удовольствия. Дети ходили по картошке, рвали его и складывали за пазуху, а потом пристроившись на крышке погреба или лавочке ели сладкие горошины. Богдан цеплялся за подол сестры и тоже шел рвать горох, боясь затеряться среди высокой ботвы картошки, а она не возражала, помогая ему собирать зеленые наполненные стручки. У детей свои забавы, но была одна опасная. В доме, неизвестно откуда, появилась воздушка –ружье, стрелявшее дробью. Дети, пока не было родителей дома, стреляли по самодельной мишени, которую рисовали на белом листе бумаги и закрепляли на стене дома, совершая определенное количество выстрелов, потом подводили итоги, выявляя чемпиона. Стреляла и сестра. Участвовал в этом чемпионате и Богдан, хотя силенок оттянуть ствол не хватало. И в один момент ствол ружья вырвался из его рук и ударил по глазу сидевшую напротив на корточках сестру. Поднялся крик, плач. Срочно вызвали скорую. К счастью, все обошлось. Мушкой ружья немного было задето веко, которое через несколько дней заросло. Но Богдан был так напуган случившимся, что бежал в ближайшее болото и спрятался в высокой траве среди кочек. Когда страх прошел, и все стали понемногу успокаиваться, сестра попросила позвать Богдана, но нигде его не было. Она подсказала Тане, что он спрятался в укромном месте на болоте. Петя и Таня отправились на его поиски. Привели домой. Сестра успокоила перепуганного брата, сказав, что врачи сделали примочку, ничего страшного.  После того случая с воздушкой Пете здорово досталось от Тани, за то, что он проглядел и не отнес  эту опасную игрушку, которой и стекло разбили и чуть глаз у любимицы Пети не выбили. А ведь эта игрушка была принесена тайно Саней.
-8-
Был и еще один брат – чудак. Он был объектом для детских шуток. Больше всего на свете он любил экскаваторы и трамваи. Стройки, которые велись в нашем районе, сопровождались наличием такой грозной техники, как бульдозеры и экскаваторы, за работой которых он мог наблюдать часами. Там – то и проводил свободное время маленький чудак. Он приносил машинисту попить, рвал на грядке для него огурцы и неизменно сидел на куче глины, наблюдая за работой экскаватора. В затеях братьев участвовал мало. Но если дети собирались по ягоды, (а собирали клубнику, черемуху, боярку ведрами) он с удовольствием шел с бидоном на промысел. Как-то в августе мы отправились огромной детской ватагой за черемухой. Она к этому времени поспела, была крупной, сладкой.  Но идти нужно было около семи километров, если не больше, чтобы перейти Кондому на перекате, самом мелком месте в течении реки. На противоположном берегу были сплошные черемуховые заросли. Невысокие кусты, сплошь усыпанные черными, спелыми и такими сладкими ягодами манили к себе детвору. Мы, собирая ягоду, вошли в азарт. Хотелось набрать полное ведро. Мы знали, что из этой ягоды мама сделает варенье, перекрутив его на мясорубке три раза. Потом зимой она будет печь для нас вкуснейшие пироги с черемухой и сметаной по бабушкиному рецепту. Солнце уже клонилось к горизонту, а мы все собирали. Вместе с соседскими ребятами нас было человек десять. А нужно было еще перейти речку. С полными ведрами мы шли медленно. Уже стало темнеть, когда мы прошли только половину пути. Тут на горизонте мы разглядели наших родителей, шедших на поиски своих детей. Нас не ругали, но пожурили, что мы слишком задержались. А приятно видеть воочию родительскую заботу и любовь! Мы гордились своими родителями.
Когда Толик- чудак пошел в школу, то на уроках рисования изображал одно и тоже – экскаватор. Похоже, точно, но учительницу рисунок почему-то не устраивал - она ставила двойку. Когда Таня пролистала альбом, то увидела на каждом листе экскаватор. Воспитательные беседы и контроль возымели действие. Рисунки в альбоме стали по теме, без экскаватора. Но чудак учительницу разлюбил, упрекал ее в том, что запретила рисовать экскаватор.
Трамвайный путь, проходивший мимо дома Тани и Пети обновили новенькие яркие вагоны, что вызвало восторг у всех детей, особенно у маленького чудака. Он считал проходившие мимо громыхающие по рельсам яркие вагоны. Знал их по номерам и высчитал промежутки времени их движения. Дети часто доводили его тем, что, предсказывая ему будущую семейную жизнь, подробно указывали ему на его будущих детей, которых должно быть не меньше десяти-двенадцати человек, от чего он тут же заводился, бегал за предсказателем, обзывал его, бросал в него камнями. Картины собственной многодетной семьи он не мог вынести. Но вот он вырос, получил профессию. Странно было видеть высокого чернявого молодого человека с красивыми голубыми глазами, отслужившего армию, занятого домашними делами. Став уже взрослым, больше всех следил за порядком в доме родителей. Любил гладить белье, мыть посуду и вообще не выносил хаоса в домашнем хозяйстве. Именно он купил отличный утюг, который по прошествии сорока лет продолжает служить. Впоследствии по иронии судьбы у него, не в пример остальным братьям, в семье родилось трое детей. И профессию приобрел вполне схожую с его детскими увлечениями– машинист паровоза. Был счастлив в своем выборе. С удовольствием ходил на работу, и в мельчайших подробностях рассказывал о своей любимой технике, о людях, с которыми работал. Для него интересно было все. Окружающая жизнь была для него как читаемая им увлекательная книга.
-9-
 Я была центром притяжения этого пацанячьего коллектива, под присмотром родителей с их любовью, была воспитана в строгости со стороны матери. Отец садил меня на колени и ласково называл Ладочкой, неизменно говорил: «Как ты похожа на мою мать!» По всей вероятности Таня боялась, что дочь среди мальчишек усвоит их привычки и мужские наклонности и пыталась оградить меня от мальчишечьих забав. Но я все-таки играла в чику, в зоску, гоняла на велосипеде, стреляла из воздушки, играла в теннис и даже немного -в футбол.
Таня запрещала мне ходить на футбол, считая неприличным быть девочке среди кричащих, иногда бранящихся мужчин и молодых людей. Объясняла это одним: неприлично смотреть на молодых мужчин в трусах. Петя никогда по дому в присутствии дочери не ходил в трусах, он был всегда одет, причем Таня строго следила за его опрятным внешним видом. Отец был образец для всех детей во всем. Нецензурно при детях, особенно при дочери, не выражался. Но в напряженных ситуациях крепкого слова не чуждался, хотя это было нехарактерно для него. Он закончил где-то под Витебском церковно-приходскую школу. Учительница была для него идеалом красоты, ума, женственности. Когда подрастала дочь, он мечтал, чтобы она была похожа на этот идеальный образ из его детства. Петя радовался дочери – она внешне сильно напоминала ему его многострадальную мать, не потерявшую человечности, цельности, сохранившую то, что является наиболее ценимой чертой в народе – верность мужу и детям даже в период вдовства. Как погиб ее муж, а наш дед, мы не знаем, нам не рассказывали родители, им запретила бабушка, опасаясь за своих детей и внуков. Но мы можем только догадываться о том, что он был участником гражданской войны на стороне белых. Известно только, что он имел свой хутор, большой кирпичный дом с садом. Конфискация имущества Советской властью заставила его взять в руки оружие. Вообще мой отец критически относился к власти, хотя Таня сглаживала его неприятие. Петя в шестидесятые годы купил отличное радио. Он слушал голос Америки. Почему? Считал, что больше правды он услышит о нашей жизни оттуда, чем из наших источников информации.
Все его интересы были сосредоточены в семье.  Они мечтали о дочери. Таня надеялась на помощницу, а Петя свои нежные чувства способен был подарить еще и девочке с косичками, бантиками, менее защищенной, чем сыновья.  Я, долгожданная, родилась после третьего сына в теплую золотую осень, чем и принесла в дом счастье. Родители мечтали еще и о сестренке для меня. Таня рожала – рожала, но рождались друг за другом сыновья. И так трое сыновей старших, дочка и трое младших.
Дочка была как центр весов, на которых взвешивали атмосферу справедливости, добра, счастья. Однажды старший брат, будучи уже самостоятельно живущим сказал тоже уже взрослой сестре: «Ты хочешь всех помирить, исключить конфликты и противоречия, но у тебя ничего не получится, в жизни отношений без конфликтов не бывает- мы все разные, непохожие». Но все время я стояла за мир в семье, за мир между братьями и между их детьми. Да, мы разные, но есть одна формула, способная все устроить по- человечески, а не по-иному- уважение и любовь друг к другу. А нами часто движет самость, обида, ощущение обделенности, гордыня. Реальные проблемы жизни заставляют нас делать слишком быстрые выводы, зовут наши чувства, эмоции.  Мы думаем, что только мы и правы, и никто не способен изменить наш взгляд на происходящее или на прошедшее. Может быть, тяжелые жизненные ситуации в конце жизни дадут возможность пересмотреть наше поведение и сделают нас более мягкими и снисходительными к слабостям близких и не очень близких людей. Даже это будет большим шагом вверх, а не вниз.
 Чаще всего человек ясно ощущает свое одиночество, даже в кругу родных ему людей, любящих его, ценящих его. В молодости мы мало думаем о родителях. Только в зрелом возрасте начинаем замечать морщины на родных лицах, седину и их болезни. А в старости одиночество согревается воспоминанием о прожитом, и теми добрыми делами, на которые способен для родных людей. Это здорово греет!
Итак, я- одна девочка среди разных парней, не похожих ни по внешности, ни по характеру, ни по энергетике, ни по мировоззрению. Привыкла к такой естественной среде обитания. Духовная связь постепенно устанавливалась с немногословным отцом и его спокойными все понимающими глазами. Именно он был надежным моим щитом. Таня научила жизнестойкости: работать, когда уже все сели ужинать, выполнять самую кропотливое задание, терпеть, когда больно, обидно, стирать, варить супы, печь блины, белить, красить и делать еще многое другое. Будучи студенткой, я работала в пионерских лагерях, стройотрядах.
Впрочем, четыре студента в семье- многовато. Летом все студенты пытались снять с родителей тяжесть своего материального содержания- работали. Кто где: в пионерском лагере, в студенческим стройотряде, на заводе. Да и Таня, видя, что ее опека больше не нужна почти взрослым детям, но денежная поддержка студентам необходима, пошла на работу. Устроилась в союзпечать киоскером. Постепенно она почувствовала вкус к этой работе: киоск располагался в центре города, народу было много, она продавала газеты и журналы, книги и открытки. Сама успевала просмотреть периодическую печать да и книги художественные ей доставляло удовольствие читать хотя бы фрагментами, понравившуюся книгу брала домой для основательного чтения. У нее сложилась постоянная клиентура. Она изучила вкусы покупателей, принимала заявки на толстые художественно-публицистические журналы и другие издания. Киоск начинал работу с восьми часов, но она открывала его в семь часов тридцать минут. Мыла, расставляла книги, журналы, раскладывала газеты. У нее была самая большая выручка среди киоскеров Союзпечати. Она получала постоянно премии и благодарности от руководства. Ее фотографию разместили на доске Почета. Ей было интересно работать, отношение людей к ней ее вдохновляло.
Петя, тоже выйдя на пенсию по горячему стажу с завода недолго дома сидел. Его позвали работать сварщиком в дорожно-строительное управление. Он стал там востребованным человеком. Работа находилась в двух остановках от дома- удобно добираться. Там у него появились друзья. Он добирался на работу чаще всего с товарищем, который утром останавливался около дома на мотоцикле с коляской и сигналил, вызывая Петю. Работали на производстве разные люди: и старые, и молодые,  добросовестные и не очень. Но больше всего Петю возмущало то, что молодые ребята спивались, плевали на себя. Пьяное забытье устраивало их. Он говорил об этом, как о страшной картине нашей жизни.
-10-
Постепенно один за другим уходили дети Пети и Тани из родительского дома, устраивая свою судьбу. Наведывались в гости по выходным или по праздникам семьями. Сыновья старались вести упорядоченную семейную жизнь. В случае каких-то неурядиц невестки искали поддержку у свекра и свекрови, которые их выслушивали и старались понять. Накрывался стол  с простыми привычными блюдами, которые казались особенно вкусными на родительском столе: щи, сваренные в ведерной кастрюле,  пироги с луком и яйцами или с капустой горой  лежащие в тазу, овощи и варенье. За столом велась неспешная беседа на семейные темы. Иногда выпивали рюмочку-другую водки или вина. Это общение все ценили. К вечеру расходились по домам.
Я закончила пединститут, отправилась работать по направлению в маленький город, недалеко от областного центра. Можно было остаться работать в родном городе, похлопочи Таня, которая имела из-за гипертонии вторую группу инвалидности и нуждалась в постоянном уходе. Но дочь отказалась от ходатайства, ведь отец был рядом с Таней, надежней ничего не придумаешь.
Я хотела ехать и работать по направлению, тем более там открывалась новая школа. Считала, что откроется больше перспектив для личностного развития, самостоятельности и вообще подальше от родительской опеки, которая в 22 года тяготила, несмотря на уговоры Пети и Тани, хотелось жить вопреки родительским советам. Некоторое время после развода я с сыном жила у родителей. Отец был давно на пенсии. Ему было далеко за шестьдесят. Он любил ходить на рынок, в магазин за продуктами. Петю очень любил большой сибирский кот. Он ждал из магазина отца. Когда тот возвращался, оживленно спрыгивал с табуретки в коридоре и начинал ходить вокруг мяукая, с вожделением поглядывая на сумку, в которой действительно для кота был подарок- свежая рыба. Когда после обеда отец ложился на диван, слушая новости, кот укладывался рядом с ним и казался огромной лохматой шкурой, которая была неопределенного цвета: не то коричневого, не то черного, но выцветшего от времени, за что получил кличку -Овчина. После смерти Пети он сидел не отходя от гроба, после того как гроб вынесли из дома, кот ушел и больше не вернулся.
Иногда я просила отца забрать моего сына из детского сада. Это было довольно далеко. Он никогда не отказывался, понимая, что у меня нет времени- я на работе. Однажды он сокрушался, что просмотрел, как внук обулся в разные сапоги. На следующий день он вновь отправился за ним в садик, где разыскал его сапоги. И потом вспоминал об этом, как о каком-то своем проступке.
Внука он любил. Но общался с ним как с равным, что приводило к издержкам в воспитании. Но в то же время он от него требовал беспрекословного подчинения, а я воспитывала его методом убеждения. Объясняла, почему надо делать так, а не иначе. Физическое наказание отсутствовало. Только иногда за особую провинность ставила в угол. Петя был потрясен тем, что его попытка поучить внука ремешком потерпела фиаско. Внук так вертелся под его рукой, что не было никакой возможности оттянуть его по мягкому месту. Его методы воспитания не сработали. Домострой ушел в прошлое и стал экзотикой. А зря. Какое-то рациональное зерно мы потеряли.
Петя продолжал брать участок земли в поле на своей прежней работе для посадки картофеля, хотя на огороде для собственных нужд овощей и ягод на питание хватало, но были семьи сыновей, их как-то хотелось родителям поддержать. Они садили помидоры, огурцы в таком количестве, что все дети ели выращенное и брали домой для заготовок консервов. В огороде все росло так обильно, в таком количестве, что любой, кто приходил к ним в гости, уходил с авоськой, наполненной крупнейшими, сладкими малиновыми помидорами и хрустящими пупырчатыми огурцами. Петя с Таней садили огород сообща, выполняя разные виды работ на большом огороде. Он делал парник, она садила на грядках овощи, он ремонтировал ограду, она подвязывала стебли помидоров, он чистил погреб, она белила деревья. Она неизменно, закладывая семена в почву, приговаривала: «Родись на мать, на отца, на прохожего молодца». И все росло, как на дрожжах.
Однажды после копки картофеля Пете стало худо, срочно вызвали скорую, она приехала быстро, его отвезли в кардиологию в состоянии клинической смерти- врачи констатировали глубокий разрыв задней сердечной мышцы. Электрошоком его возвратили к жизни. Он пролежал четыре недели в больнице. Когда он выписался, Таня не позволяла носить ему тяжести, запрещала детям его расстраивать. Но все-таки тайно купила ему на смерть новый костюм, туфли, белье.  Оказывается, врачи предупредили ее, что он проживет не больше года. Он прожил один год и четыре месяца, выполнял всякую домашнюю работу: иногда даже готовил, чего никогда не делал, давая Тане отдых от кастрюль, затем звал ее к накрытому столу. Ремонтировал обувь. Перед смертью подшил один валенок, а второй отложил на потом, когда станет себя получше чувствовать, но так и не подшил оставшийся валенок.
Смерть всегда не вовремя.  Умер 14 января 1982 года. Таня, видя его лежащим без сознания, пыталась до приезда скорой делать ему искусственное дыхание, умоляя «Петя, не умирай, Петя, не умирай». Но он умер, вытянувшись на своем диване, где любил отдыхать с своим котом после обеда. Рядом жутковато поблескивали елочные игрушки. Елку собирались разобрать на следующий день. Мы с Сергеем трясущимися руками срывали игрушки с веток, складывая в коробку, которую никогда больше не доставали. Для Тани это был удар, хотя ее и предупреждали об этом год назад в больнице. Она не отходила от гроба, вслух проговаривая все, что им пришлось вместе пережить. Петя лежал в гробу, продолжая оставаться красивым и, казалось, молча внимал полурассказу, полупричитанию своей Тани.
После похорон она замкнулась, потеряла интерес к жизни. Сидела на кухне у окна и подолгу смотрела на дорогу, проходящие мимо трамваи, людей, безучастно слушала женщин, которые приходили ее поддержать. Жизнь для нее закончилась со смертью Пети. Она впала в забытье, свалилась в постель в один день и не вставала до самой смерти.  Пролежала тоже один год и четыре месяца. Болезнь превратила ее из цветущей красивой женщины в маленькую сухонькую старушку, которую мои братья брали на руки. чтобы перенести из кровати в кресло, где она молча наблюдала за нами. Дети ухаживали за ней по очереди. Стирали, мыли ее, готовили ей. Каждый по неделе брал отгул. Только я все школьные каникулы проводила с Таней. По утрам, когда ее сознание прояснялось, и она понимала свое положение, произносила только одну фразу, как бы извиняясь: «Когда же я вас перестану мучить!».
Она умерла 21 декабря 1984 года. Похоронили родителей рядом в одной оградке.