Подруга

  Зима. Иду по знакомому переулку. Небольшой морозец кусает за щёки. Солнце пробивается сквозь облака, то пригревая, то прячась. Подходя к четвертому от начала дому невольно надвигаются воспоминания. Во дворе, у калитки снег, на окошках узорчатые занавески, на подоконниках фикусы. За домом присматривают, но хозяйки нет.
Дружили мы с ней больше пятнадцати лет, хоть и была большая разница в возрасте. Я молодая девушка, а она старая, одинокая старушка. Звали Лидия Георгиевна. Мне разрешала просто Лида. Это не было не уважением, ей так нравилось. Не любила, когда называла ее "баба", просто Лида. А меня звала "подруженька". Что меня привлекло в ней, не могу сказать, мне просто нравилось её общество, в последние годы жалость, сочувствие к ней. Обращала внимание на ее руки: кривые пальцы, негнувшиеся кисти-следы тяжелой работы дояркой. Запомнились ее глаза. Голубые, почти синие, при разговоре с собеседником, смотрящие, будто в душу. Внешность её была приятна, по молодости отличалась живой деревенской красотой. Родилась, половину жизни прожила в деревне. Вышла замуж не по любви, так уж у неё получилось. В тридцать восемь лет приехала в город, но до конца дней речь у нее осталась деревенской и сама она отличалась живостью, умением расположить к себе, добротой и сочувствием к людям, знаниями в житейском, про таких бабушек говорят: шустренькая. Проработала швеей на фабрике. А там пенсия, внуки. Вот, что она сама рассказывала:
  "Батьки у меня не стало, когда мне было три года, погиб дватцати трех лет заграницей во время войны. Мать замуж потом так и не вышла. Хутор у нас был маленький, пятнадцать дворов. Училась хорошо, ходили в школу за восемь км. Окончили 7 классов, пошла работать в колхоз. Хлопцев(т.е ребят) много было. Любила только одного Мишу, с армии я его ждала, а с института нет. Побоялась, что привезёт с города другую. Он образованный, а я доярка. С мужем познакомилась на вечерке(т.е вечернем гулянье), так всю жизнь прожили. Я его не любила, уважала только, что человек. А Миша вышел за не хорошую девушку. В городе занимал должность директора магазина, но жена приучила к водке. Он умер и жена. Жалко. А гуляли мы хорошо! Песни, танцы под гармошку, сейчас так не гуляют. И где только знакомятся? В деревни у нас деньги были, помогало хозяйство. В тридцать восемь лет купила дом в городе. Шесть лет ездила в деревню каждый выходной, помогала матери. Потом её забрали. А потом и хутора нашего не стало, все разъехались. Как жила в деревне, так и тут живу. Везде чистота, порядок. Знаю, умру всё останется, а только не сплю на огороде, так о нем забочусь! Всё-то у меня и есть. Зимой снег замучил, осенью листья. А кто мне что будет делать? Дед умер. Дети далеко живут, работают. А я всё для них. Я б и огород не держала, да им домашнего хочется. Я бы и кур не держала, а они яички любят. Всё им. Всё." Брюк она не признавала, у Петровны была своя мода:"Братцы милые! Царь Небесный! Конец света скоро. Женщины мужской образ приняли, я сроду брюк не надевала."-отвечала она на вопросы соседок. "Как теперь молодые живут. Я не осуждаю, просто говорю, кошек, собак заводят, а стариков в престарелый дом. Господи! Господи! что делается. Это я по огороду ношенное одеваю. Шкафы забиты. А я дура жалею, умру всё останется. Раньше наряжалась, теперь редко куда хожу. Но в больницу, гости, ещё куда надеваю самое новое." В магазин ходила Акулина Петровна редко, по дружбе просила меня, я с радостью ей помогала. Была она верующая, ходила в деревне на службы, в городе, молитвы знала и в Бога верила. По своей простоте, доброте, всех на переулке жалела, помогала. В работе себя не жалела, а страдала грыжей, бывало скажешь:"Ну, пожалей, себя, разве можно такие доски поднимать(двор от ненужного очищала)?" "Старая, можно".
  Одаривала соседских детей  конфетами, мне, тоже предлагала, кое-когда возьму. Когда откажусь, сильно обижалась. Жалела она, и проходивших мимо пьяниц. Случалось, что они сильно напившись валились зимой на снег, ледяную лавку, долго не могли подняться. Лидия Георгиевна видела это в окошке, выбегала, просила не пить, вызывала скорую, но такие истории были каждой зимой. Вечерами мы с ней гуляли вперёд, назад по улице. Был уже ноябрь, приближалась зима. Мы проходили мимо проданного соседского дома, и я попросила рассказать о хозяйке, которая тут жила. Мне нравилось как подруга рассказывала, речь её б слушал, и слушал, говорила быстро,скороговоркой. И так Лидия рассказала мне горькую судьбу соседки:

          Петровна

"Петровнина калитка...
—Баб Лид,—встретилась соседка-пьяница Нинка, дай двадцать рублей! Георгиевна всё время давала им мелочь, жалела её или её родителя, приползающего на коленях к её окнам,видно сердце её сжималось и она давала, несмотря на упрёки подружек.
—Ну, ти я пойду в хату! Дала б, а нима.
—Дышим свежим свежим воздухом?
—Да, трошки походим, я сижу там, вон там, внучка мне говорит не выходи никуда, не заражай никого, сама заразисься...
—Правильно.
—Сижу дома, на огороде.
—Это что батя послал, мне на работу завтра.
—Ну тут уж у меня нима.
И пошла Нинка слегка покачиваясь, что-то бормоча,что именно мы не слышали.
"Вот это Петровнина, гаража не было, тут и вход хороший, тут и бабка эта жила, там молодые, и невестка такая была, и похоронили без родственников и к себе не взяли.Придёт Петровна, говорит, принесу, гляжу стирает постельное свое, говорю Алла, ну постираешь мне простынь да пододеяльник, а простынь я уже сама,говорит,хоть бы не отбелила, хоть бы не обчернила молчит и стирать как хочет так хочеть, я говорить постою, постою под мышку и назад пойду. Во какая была невестка! Но вот, они её отделили. Она к моей матке ходила, ояе, бывало и на кормлю и всё...
—Петровна, садитеся. Я на работу пойду, а она бывало меня долго нима, картошки наварить  у мене. Давай баба Алёна, давай есть.
Я говорю нате вам картошку там и колбаса у меня, поешьте, я говорю задержусь, иной раз собрание на работе. Ну, и они продали, купили Петровна квартиру и она не видела бела свету, никуда не выходила, никто её не провожал и кричала всё:
—Лида, здравствуй!
—Здравствуй,ой говорю Романова!
—Всё закрыто, ни ключа нима, ничого, я бы с тобой поговорила, я бы походила, хочешь ешь тута, хошь не ешь, принесёт что-то, хлеба, такого что варить и всё.
Вот дочка какая была! И бабка закрыта в хате была, померла. Стояла, стояла эта хата дочка и эту хату продала и квартеру однокомнатную, гроши набрала, и всё. Во какие бывают!
Я не такая, сама себе проклинаю, дурак, нигде не была, не отдохнула нигде. Всё им, всё им. Всё, всё."
  Чувствовала скорую смерть, говорила:"Умру скоро. Приходите на похороны. Хорошо соседке моей Мане. Стала старая-забрали дети. Приглядели. Умерла не одна. А я безродная". Принесла ей Евангелие. Прочитала. Сказала:"Спасибо, прочитала, понравилось." Потом Лидию Георгиевна забрали в больницу. Операция была не тяжёлая. Все мы надеялись, вернётся. Она ведь редко отлучалась. Звонили, утешали её, но она твердила своё:"Помру, приходите на похороны". И умерла. Дальше, как в тумане пышные похороны(деньги у неё были), приехало много родственников, собрались дети. Похоронили, как она хотела, красиво. Без неё теперь улица опустела, будто вымерла.
Не только у нас, в каждом городе есть такие Лидии Георгиевны, трудоголики, хлопотуньи, которые всё детям, любят их, лелеют, дети, бывает, к сожалению, не отвечают взаимностью. А потом, когда они уходят от нас, хотим сказать благодарность, да поздно, всему своё время. Сказано в Писании:"почитай отца и мать твою..."