В пятницу вечером
Александр Иванович Найдёнов – не брал отпуск, не лежал на пляже и не нежился в тени дачного участка. Сейчас, этот 27-летний трудоголик корпел над испещрёнными машинописным текстом страницами, в своей двухкомнатной городской квартире, перечитывая то, что написал за день.
Александр Иванович был писателем. Издавался он в самиздате, литресе, прозе.ру, перо-принт и на других сайтах, наводнивших необъятный мир интернета. А так же сотенными тиражами в нескольких книжных магазинах. Правда – за свой счёт – в век читающих онлайн, бумажная книга потеряла свою значимость.
Итак, перечитав написанное, он снова принимался стучать по клавиатуре ноутбука – оживляя и развивая сюжет, таящийся в недрах его сознания. Найдёнов любил свою работу, а потому, относился к ней бережно: печатая и «стирая», и снова печатая, уже новое, что ежеминутно выдавала его богатая фантазия. При этом стараясь не ставить ни орфографических, ни грамматических, ни стилистических ошибок – каждый раз перечитывая предложение, перед тем, как начать новое, и если закралась ошибка, тут же исправить её, полагаясь на себя, а не на корректоров, которые, могут так исковеркать твоё детище, что ты не узнаешь не только свой стиль, а и сам сюжет будет далёк от того, который ты изобразил.
Часы, пробившие половину восьмого, отвлекли Александра Ивановича. Он машинально бросил взгляд на циферблат настенных часов, висевших напротив, и сморщил свой тонкий нос, при мысли – как быстро пробе-жало в работе время. А после, потянувшись, подняв кверху руки, и с наслаждением позёвывая, откинулся на спинку кресла: снял очки, потёр воспалённые от напряжения глаза, и, давая им отдохнуть, закрыл, расслаб-
ляясь в кресле.
Неожиданно, его слуха, отдыхающего после монотонных щелчков клавиатуры, коснулась доносившаяся с улицы музыка.
Он подошёл к окну, и глянул во двор – сырой асфальт, после недавно моросившего дождика, прорезала по-лоска заходящего вечернего солнца. Небо было ясное, с плывущими подушками облаков. Какое-то время, он не отрывая глаз, смотрел на них, но продолжающая звучать музыка, отвлекла его внимание, и он перевёл взгляд туда, откуда она доносилась. Он увидел сидевшую на подоконнике второго этажа дома напротив, девушку. Она сидела вытянув одну ногу, а вторую сгибала в колене, на котором, придерживая мобильный теле-фон то и дело двигала тонким пальчиком по его бегающему разноцветными вспышками экрану. При этом покачивая головой в такт музыке, и время от времени переводя взгляд в комнату – видимо там кто-то был, и разговаривал с ней. Он был уверен, что это был не мужчина. Мужчина, держал бы её в объятиях.
Он начал внимательно вглядываться в её черты. Зачем? Она была красивой, словно сошедшей с полотен Ренуара. Он хотел наделить этим образом героиню своего будущего произведения. Медленно, словно дотрагиваясь ладонью до её шелковистой кожи, он начал обводить её взглядом: волнистые розово-фиолетовые волосы, закрывающие правую часть лица, полные губы, чуть вздёрнутый нос, узкий подбородок. Глаза ему не удалось разглядеть. Его воображение нарисовало ему их – волнующе-внимательные, голубые с расширенны-ми зрачками. После, его взгляд перешёл на одежду: чёрные леггинсы маняще обтягивали стройные ножки, а голубая футболка чуть открывала грудь. Ступни скрывал широкий проём подоконника, поэтому он не видел
её обуви, что он так же представил в своём воображении – розовые босоножки – вот, какую обувь «одела» на неё его фантазия.
Ему вдруг захотелось познакомиться с этой милой, приятной девочкой. Да, вот так – зайти в этот дом, подняться на её этаж, позвонить в квартиру и сказать «привет». Подумав, об этом, он незамедлительно приступил к действию.
Одеваясь, он то и дело смотрел на её окно – она то склоняла голову к телефону, то смотрела в глубь комнаты, где явно находился кто-то ещё, а иногда, она бросала быстрый взгляд за окно, и снова останавливала на сверкающем экране телефона.
Когда он вышел из квартиры, спустился с третьего этажа, и вышел на улицу, сразу же посмотрев на её окно, её уже не было на подоконнике. Музыка всё ещё звучала – значит, она дома, – решил он.
Он подошёл к подъезду, и открыв дверь, вошёл.
Дом, куда Найдёнов вошёл – был пятиэтажной гостиницей, состоявшей из двух подъездов. Здесь, не только снимали временное жильё, но так же, жили и постоянно: приватизировав квартиру, и становясь её полноправными владельцами. Некоторые квартиры представляли собой филиалы различных учреждений, а потому, населявшие дом делились на две категории – жильцы и служащие: первые здесь жили, а вторые – работали.
Александр Иванович, вошёл в узкий «предбанник», открыл вторую дверь, и оказался на площадке, пять грязных ступенек которой, вели в коридор, где справа находились – отделение администратора, лифт и лестница, ведущая на этажи, а слева, друг за другом, несколько квартир-филиалов, так называемые «ООО».
– Здравствуйте! – поприветствовал Найдёнов крупную женщину, сидевшую за конторкой администратора, обнесённой стеклянным щитом, с маленьким окошечком внизу.
– Э-э-э, молодой человек, вы куда это? – крикнула женщина, высунув в окошко огромную голову с двумя подбородками, расстреливая враждебным взглядом направляющегося к лестнице Найдёнова.
– Мне на второй этаж, – смутившись, ответил Александр Иванович, останавливаясь на нижней ступеньке.
– Квартира? – гавкнула женщина-администратор.
– Номер я не знаю… От подъезда пятое окно… это какая квартира?
– Я тебе дам, пятое окно, – злобно произнесла женщина, и крикнула, куда-то в сторону: – Ксюша, – а после, снова Найдёнову: – Щас тебе будет пятое окно! Развелось тунеядцев на мою голову…
Найдёнов решил, что строгая женщина, выкрикнув имя «Ксюша», зовёт на подмогу свою напарницу. Но вместо ожидаемой женщины, он увидел спускавшегося по лестнице потрёпанного вида старичка, с пропитой физиономией, на которой, единственно, выделялся красный «нос картошкой». Он был в грязном пиджачке и спортивных штанах, висевшими на нём как на огородном пугале.
– Ну, чо расшумелась, Алевтина Захарна? – прокрякал старичок, мусоля в слюнявом рту папиросу, периодически сплёвывая на пол. – Замуж не терпится? Да я, тётка, по энтой части плоховат стал…
– Морду подотри, жених! – гавкнула Алевтина Захаровна, сухо сплюнув в сторону. – Вона, глянь, ходют всякие, общественный распорядок нарушать…
– А? – старичок повернулся на своих кривых ножках, уставившись на Найдёнова так, словно только сейчас заметил его. – Внучок твой что ли? Хоронить приехал?
– Ты мне брось агитацию эту, идиот нашёлся, – горячилась женщина. – Пятое окно ему понадобилось. Эва, делать мне нечего, как только всяких мазуриков шугать…
– Ты это, окнами приторговываешь, что ли? – оглядывая Найдёнова своими слезящимися глазками лепетал старик, заходясь в кашле, и опять сплёвывая в сторону, на этот раз, вместе с папиросой.
– Всю лестницу захаркал, старая шмакодявка, – ругалась Алевтина Захаровна, с таким смаком, что казалось, будто этим она и живёт. – Обязанности свои выполняй, за которые государство тебе платит, а не казённое имущество засирай, задрипа!
– Я, энто, чёй-то не пойму, в чём суть вопроса то? – брызгая во все стороны, кашлял старик, оглядываясь то на Найдёнова, то на торчавшую из окошка ругающуюся голову – видимо мысленно представляя её драконьей, а Найдёнова – вышедшей на берег русалкой, если судить по его недоуменному взгляду, с вытаращенными глазами.
– Чует моё сердце – без участкового не обойтись! От тебя старая кочерга толку, как от твоего писуна – ни мочи, ни семени! – резюмировала женщина, втискивая морду назад в будку, и хватая телефонную трубку.
– А почему «Ксюша»? – спросил Найдёнов у старичка, чтобы немного разрядить накалившуюся обстановку.
– Да энто бабы, член им в морду, прозвали так, – выхаркивая из пасти мокроту, пояснил старик. – На самом деле Ксенофонтом Иванычем меня кличут. А эти курвы, чтобы было по короче, дали кликуху «Ксюша», завместо Ксенофонт, значит. Так короче им. Короче… Им тока херы длинные подавай! У меня вона была…
– Алло, Рим Анатольевич? – услышал Найдёнов глухой баритон, лившийся из конторки администратора, который прервал исповедь Ксенофонта Ивановича. – Будь добр, зайди-ка сюда… Да припёрся тут шалопай дворовый… А кто его знает? Гляжу, а он уже наверх настроился…
Пока женщина вызывала на подмогу представителя закона, Ксенофонт Иванович, видимо, чтобы размять-
ся – попрыгал на месте, лязгая своими истоптанными до дыр сандалиями, отбивая ладонями какую-то незамысловатую, одному ему известную мелодию.
– Ты про окна ему скажи, может и он возьмёт, ежели недорого, – напомнил старичок, тяжело дыша от толь-ко что проделанной зарядки.
– Ты, Ксенофонт Иванович, допрыгаесси однажды! – крикнула женщина, опуская трубку. – А ну, кыш в свою берлогу. А вы, гражданин, готовьтесь к следственному эксперименту!
Найдёнов вздрогнул, как бы приходя в себя, поражаясь тому, что до сих пор не ушёл, а продолжает стоять, и наблюдать весь этот цирк, устроенный, злобной администраторшей, и стариком – явно не в своём уме. А может просто, принявшем свою горькую дозу, отчего и пребывает в таком весёлом настроении, смотря на всё – с чувством юмора.
Неожиданно раздавшийся стук двери, отвлек Найдёнова, и заставил обратить внимание на вышедшего из-за угла площадки слева от лестницы, невысокого роста господина с продолговатым овальным лицом, округлым подбородком, тёмными редеющими волосами и склонного к полноте. Его маленькие глазки бегали в разные стороны, мясистый нос ловил запахи, щедро расточаемые немытым телом «Ксюши», а широкие губы раскрывались и закрывались в издаваемом ими периодическом причмокивании.
– Доброе утро, господа! – произнёс подошедший, спутав время суток. – Извините, если заставил вас ждать! Кто ко мне, прошу за мной!
– Вона, этого молодчика бери! Да прижми там хорошенько! – прокричала снова высунувшаяся наружу, как крот из норы, голова администраторши.
– Прошу вас! – взмахнув рукой, пригласил человек, и Найдёнов, вновь поражаясь свои действиям, как примагниченный, последовал за дежурным участковым в его кабинет, находящийся в конце коридора за углом.
Когда участковый распахнул дверь своего кабинета, взору Найдёнова предстала просторная полупустая комната, с большим окном, и лишь в правом углу стояли стол и два кресла; один для хозяина, второй – для посетителей. Стол, помимо телефона вмещал в себя ещё огромное количество вещей, никакого отношения к роду занятий хозяина кабинета не имеющих. Найдёнов так же заметил стоявшую в углу слева, клюшку для гольфа и мячик – что нисколько не удивило его. А посередине, в полу, чёрным глазом зияло круглое отверстие.
Пройдя к столу, участковый занял своё место за столом и, взмахом руки, указывающим на стул, предложил гостю последовать его примеру. И он, всё в том же непонимании происходящего устроился напротив представляющего закон любителя гольфа.
– Итак, я вас вызвал… – произнёс он, и замолчал, подыскивая слова для продолжения диалога. Не найдя таковых, спросил: Вы по какому вопросу будете?
– Понимаете, здесь живёт девушка, и я… – начал Александр Иванович, но был прерван затрезвонившим на столе, сигналом телефона.
– Минуту! – произнёс участковый, и, схватив трубку, выдохнул: – Але…
Какое-то время он слушал, то, что говорили на другом конце. Слушал внимательно и осторожно.
А после, бросив трубку на стол, он выбежал из-за стола; схватил в углу клюшку, установил мячик, и, затаив дыхание в медленном ожидании, произвёл подачу – мячик весело покатился по полу, и, достигнув круглого отверстия, скрылся в нём. Наблюдавший за этим со своего места Найдёнов, поразился точности попадания, при расстоянии – почти в пять шагов, словно мячик был намагничен, и попал в цель при помощи магнита, а не ловкости рук игрока.
Расплываясь в широкой улыбке от удачного броска, выставляя два ряда гнилых зубов, участковый поставил клюшку на место, и, подбежав к столу, вновь прильнул ухом к трубке, ожидавшей ответа.
– Четвёртая лошадь, второй заезд! – крикнул он, и тут же вернул трубку на аппарат.
Найдёнов приподнял брови в удивлении, от того, что только что услышал; слова участкового поставили его в тупик.
– Итак, я ознакомился с вашим отчётом, – между тем, проговорил участковый, словно продолжая прерванный разговор. – Одно, не очень понятно – вы излагаете так: «Губайдуллин нанёс удар Маншикову, и, выпрыгнул из окна…» И, по этому поводу у меня вопрос: Губайдуллин, сперва нанёс удар, а после выпрыгнул в окно, или, сначала выпрыгнул, а после нанёс? Поясните…
Найдёнов не понял шутки, но был уверен, что не ослышался – сидевший напротив него, сказал именно так, как дошло до его слуха.
– Извините, уважаемый… э-э-э… – начал Найдёнов, но прервал себя – забыв имя-отчество собеседника.
– Рим Анатольевич, – подсказал участковый.
– Уважаемый Рим Анатольевич, произошло явное недоразумение, – объяснял Найдёнов. – В этом доме на втором этаже живёт девушка…
– Ваш?
– Что?
– Дедушка?
– Да нет – девушка, – поправил Найдёнов. – Вы ослышались.
– А, вот, то-то я и подумал; вы сказали дедушка, а мне послышалось – девушка! Ну-ну, и что? Ваш дедушка болен?
Вместо ответа Александр Иванович нервно сглотнул. Всё это могло бы показаться шуткой – первоапрельским розыгрышем, но участковый говорил серьёзно, в его голосе не чувствовалось ни сарказма, ни иронии. И на дворе было далеко не первое апреля, а уступающий дорогу предстоящей ночи, вечер четвёртого июля. В Соединённых Штатах отмечали День независимости.
Снова зазвонил телефон, который был спасением для Найдёнова – не знавшего, что сказать дальше, а участковый тем временем ждал, переталкивая пальцем мусор, которым до краёв был завален его стол.
– Але! – крикнул он в трубку, свалив на пол какие-то безделушки, валявшиеся на краю.
– Ну, что он там, раскололся, кумарик этот? – голосом злобной администраторши, прогавкала трубка.
– Ой, кто это? – вздрогнул участковый, приподняв к носу верхнюю губу.
– Ты что, Рим Анатольевич, заработался? Это же я – Алевтина Захаровна, – напомнила администраторша, сбавив октавы голоса, придавая ему иное звучание, отчего участковый вернул поднятую в оскале губу на место, и почмокал, словно пробуя на вкус голос, плавно лившийся из трубки, как мёд в стакан. – Ты про окна у него спроси. Окна он какие-то ищет!
– Это вас! – сказал сбитый с толку участковый, протягивая Найдёнову трубку.
– М-меня? – удивился Александр Иванович, принимая трубку.
– Стекольщик! – пояснил участковый, освобождаясь от трубки.
– Да? – смущённо, как у стола экзаменатора, произнёс Найдёнов.
– Что «да»? Про окна, говорю, у него спроси! Окна он ищет. После доложишь! Всё, отбой!
Трубка замолчала, и Найдёнов с облегчением опустил её на место.
– Дедушка звонил? – поинтересовался участковый поигрывая барахлом на столе. – Здоров? Всё в порядке? Помощь не нужна?
– Спасибо! Он просил зайти к нему, – нашёлся Найдёнов с ответом. – Вы не возражаете, если я сейчас к нему зайду, а после, мы продолжим наш разговор.
– Не смею больше вас задерживать, молодой человек! Ваши пожелания и рекомендации, будут рассмотрены в ближайшее время! – с усердием произнёс участковый, словно вещал с трибуны во время заседания народных депутатов. Он даже встал из-за стола, обеими руками пожимая влажную руку Александра Ивановича, а после, провожая его до двери, и с сердечными пожеланиями «долгих лет жизни, успехов в работе и счастья в личной жизни», выпроводил его в коридор.
Оставшись один в тускло освещённом закутке коридора первого этажа, Найдёнов стоял в нерешительности, не зная как поступить дальше; уйти, из этого населённого сумасшедшими здания, или подняться на второй этаж, куда он и собирался, когда зашёл в это место. Но в том и другом случае, пришлось бы снова пройти мимо «аквариума» администраторши, а с этой склочной женщиной, ему не хотелось встречаться – неизвестно, что бы она на этот раз выдумала, и, кого бы ещё позвала. Какие ещё пациенты населяют этот сумасшедший дом? Именно такое название он дал этому месту. А стало быть, что и та девушка… одна из пациенток. Он вдруг вспомнил её розово-фиолетовые волосы, и блуждавшие по сторонам резкие взгляды, с её причуд-ливыми взмахами головы. Почему она не на улице – в такую-то погоду? Пациенты готовятся к отбою! А тот, на кого она смотрела в глубь комнаты – почему не подходил к окну? Это буйный – в смирительной рубашке, прикованный к кровати…
Эта некстати появившаяся мысль напугала его, и он хотел бежать, как вдруг, услышал шаги и сопровождавшие их голоса: с верхнего этажа спускались двое, и разговаривали. Найдёнов прижался к стене, рядом с кабинетом участкового и принялся ждать тех, кто был всё ближе и ближе.
Их было двое – высокий худой человек с пышной шевелюрой, и маленького роста толстячок. Они уже были на середине лестницы, когда человек с пышной шевелюрой скосив глаза в сторону, заметил Найдёнова.
– О, молодой человек, добрый вечер! Рад! Очень рад, встрече с вами! – произнёс он, обращаясь к Найдёнову, а после, снова к тому, с кем спускался: – Кирилл Вячеславович, до завтра! Всё будет сделано в лучшем виде! Прощайте!
– Надеюсь, надеюсь. На вашу честность и порядочность надеюсь! – произнёс толстячок, и, пожав руку собеседнику, скрылся за углом.
– Вот засранец! Лысая голова, думает умнее всех, – пробормотал высокий вслед ушедшему, и повернулся к Найдёнову, всё ещё стоявшему на своём месте, словно был прикован к нему.
– Молодой человек, вы не уделите мне три-четыре минуты вашего свободного времени? – обратился он к Найдёнову.
– Что вы хотите? – не скрывая раздражения, спросил Александр Иванович.
– Я не задержу вас надолго – только три-четыре минуты вашего свободного времени! – повторил человек.
– Что вы хотите? – вслед за ним, повторил свой вопрос Найдёнов. И подумал – «если он скажет это ещё раз, я дам ему в нос».
– Моя фамилия Велюрин, – представился незнакомец. – Велюрин А. Г.
– Найдёнов, – назвал себя Александр Иванович
– А по батюшке?
– Александр… Александр Иванович
– Дорогой Александр Иванович, если вы очень не торопитесь, я бы хотел… да нет – я бы желал, поговорить с вами об одном важном для меня деле!
– Я вас слушаю!
– Тогда, поднимемся ко мне в квартиру, – предложил Велюрин А. Г. – Здесь недалеко, всего три этажа.
Предложение незнакомца, и обрадовало Александра Ивановича, и в то же время, он снова испытал страх: с одной стороны – ему не придётся объясняться со сварливой администраторшей, а с другой – что приготовил для него там, наверху, этот не в меру вежливый человек. С давних пор, он опасался таких вот вежливых и внимательных людей; неизвестно, какое лицо скрывают они за этой маской добропорядочности и лести.
– Простите, лифтом не пользуюсь, люблю, знаете ли, пройтись, так сказать, пешочком! – говорил Велюрин семеня по ступенькам, всё время, оглядываясь на следовавшего за ним Найдёнова.
– Не беспокойтесь, я тоже не люблю лифты, – успокоил его Александр Иванович
– Прекрасно, прекрасно! Тогда вперед, ещё не долго, всего третий этаж! – обрадовано лепетал Велюрин, прибавив шаг.
И вскоре, Найдёнов вошёл в распахнутую перед ним дверь гостеприимным хозяином. С порога в нос, тут же ударил запах чего-то кислого и раздражающего. Он чуть было не чихнул, но, задержав дыхание, справился с этим желанием.
– Прошу вас, вон туда, в комнату, – пригласил хозяин, открывая дверь в единственную в квартире комнату.
Исследовав коротким взглядом узкую прихожую заваленную вещами, и «прихватив» кусочек грязной кухни (видимо оттуда шёл этот неприятный запах), Найдёнов вошёл в комнату. На его удивление она оказалась большой, но была полностью заставлена всевозможной мебелью и завалена книгами. Книги были повсюду; не только на высоком, от пола до потолка во всю стену стеллаже, но и стопками: на столе, на стульях, на полу, на диване, на шкафу (должно быть и внутри), на антресолях вделанных в потолок, и на огромной тахте, стоявшей в углу слева. Найдёнову показалось, что на ней кто-то спит, накрывшись с головой покрывалом – а возможно и под ним лежали книги.
– Любите читать? – спросил Найдёнов, хотя и так было ясно.
– О, да – чтение является смыслом моей жизни, молодой человек! – подтвердил Велюрин А. Г. – Чаю может быть, желаете?
– Не беспокойтесь, я уже пил. Дома,– поспешил отказаться Найдёнов, желание которого, съесть или выпить что-нибудь в этом доме пропало после того, как он быстрым взглядом оглядел комнату, в которой, генеральная уборка проводилась лет двадцать пять назад, если вообще проводилась. Здесь бы не только яблоко не упало, но даже маленькую бусинку негде было пристроить: всё валялось на своих местах, и ничего лишнего уже не положишь.
– Тогда располагайтесь, – предложил Велюрин А. Г., и добавил: – Где сумеете.
– Может быть, давайте сразу перейдём к вашему делу, – произнёс Найдёнов, топчась возле двери комнаты, время от времени носком ботинка, передвигая лежавшие под ногами книги.
– Моему делу? – удивился хозяин квартиры, и даже перестал перебирать валявшиеся на столе вещи, чем занялся сразу, как только вошёл.
– Вы сказали, что хотите поговорить со мной о каком-то деле, важном для вас, – напомнил Александр Иванович, уже готовясь к новому дурачеству, каковое он наблюдал в кабинете участкового.
– Ах, да, вы об этом, – вспомнил Велюрин, и, отойдя от стола, встал к окну.
Найдёнов ждал, пробегая глазами по грязным – потолку, стенам, полу, мебели, засаленным книгам и горке таящейся под покрывалом.
– Я собираюсь жениться, – сказал хозяин квартиры, с таким видом, будто говорил о смертной казни.
– Поздравляю вас! – сказал Найдёнов, то, что обычно говорят в подобных случаях.
– Вы так считаете? – произнёс Велюрин, резко отвернувшись от окна. В этот момент, его пышная шевелюра зашевелилась, а глаза потеряли свой цвет. Да и сам он стал, какой-то жалкий и тусклый, как освещение на лестничной площадке этого странного дома.
Найдёнов не ответил, продолжая переминаться с ноги на ногу, ожидая дальнейших излияний хозяина.
– Вернее, женюсь не я, – продолжал Велюрин А. Г. – То есть я… но в то же время… Вы, вероятно, обрати-ли внимание на коротышку, что спускался со мной по лестнице. Это отец моего друга, который тоже собирается жениться. Я имею в виду – друг, а не отец.
– Я понял, – сказал Александр Иванович, хотя, на самом деле, ничего не понял.
– Так вот – отец этой… этой, нашей невесты, даёт за неё приличное вознаграждение!
– Приданое, вы хотели сказать, – поправил Найдёнов.
– Да, если вам так угодно. И вот, в связи с этим, папаша моего друга, хочет сам женить его на ней.
– Я так понял – на той женщине, на которой собираетесь жениться вы!
– Вы правильно поняли! – подтвердил жених, подсаживаясь на край стола. – Но, я то, не собираюсь! В том то и дело, что не собираюсь! Вы меня понимаете? Не со-би-ра-юсь! Не хочу! Не желаю! Не буду!.. Сейчас она придёт сюда…
– У вас свидание?
– Да нет, что вы, – отмахнулся Велюрин, словно от пролетевшей перед ним мухи. – Я должен буду уговорить её жениться на моём друге…
– Выйти замуж за вашего друга! – снова поправил Найдёнов.
– Я пообещал его отцу, – с трагической интонацией в голосе произнёс Велюрин. – Вы же понимаете, я не могу подвести его.
Неожиданно, до слуха Найдёнова донеслось какое-то непонятное шуршание со стороны тахты. Он посмотрел туда, и увидел, как из-под покрывала высунулась сморщенная рука, которая приподняв толстую материю, откинула её назад. И взору Александра Ивановича предстала, лежавшая на тахте потрёпанного вида старуха; она вытянула своё худое тело, и бешеным взглядом принялась оглядывать грязный потолок, показывая полную потерю памяти всем своим морщинистым лицом, на котором тяжёлой печатью отразилась её любовь к горячительным излияниям. Найдёнов подумал, что это, вероятно, жена хозяина квартиры, только «без грима». Но вспомнил – тот ещё только собирался жениться. Вернее, не собирался.
– Ну, старая, чего развалилась, как на собственных похоронах? – крикнул Велюрин, тоже заметивший старуху. Которая к тому же была ещё и глухая, если судить по изменившейся интонации голоса хозяина, обращённого к валявшейся бабке.
– Ой, а-а-а, это хто? – вздрогнув, заохала старуха. – Митюня, ты что ли?
– Твой Митюня, бабка, очередной срок отбывает! – напомнил Велюрин.
– Чаво отмывает? – не поняла старуха.
– Совесть свою нечистую! – с иронией в голосе произнёс хозяин квартиры, потешаясь над старухой, которая лежала уставившись в потолок, так и отвечала; будто разговаривала с ангелами на небесах, а не с человеком в комнате. – Тебе и самой не мешало очиститься – вон всю комнату прокоптила.
– Ой, грешна, грешна батюшка, – запричитала бабка, словно была на исповеди. – Скоря на тот свет итить, а душа… душа грязная, задрипынная нечистивцами, с коими всю свою жисть пришлося валандаца. Очисти батюшка! Отпусти грехи старыя!
– Твои грехи, бабка, в зале суда, ангелы в чёрных мантиях отпускать будут! – пригрозил Велюрин А. Г., не скрывая усмешки, скривившей его тонкие губы.
– Не ври! Не ври, антихрист! – приподнявшись, и вскинув голову на говорившего, зло прохрипела старуха. – Митюня эти кольцы у Зинки Заливаевой взял, и в органы понёс сдавать! Да вот, окаянный, в пивную не вовремя залез – но на добром деле не грех и принять; да Борька, дружок его, свинец ему в голову, сбил парня с толку. А мой, дуринда, как возьмёт лишнего, так хоть верёвки из яво делай – всё отдаст – мать за гроши похоронит, а остальные пропьеть. Борька! Борька, стервец, виною. Слышишь, ты, член задроченный…
– Ладно, старая паскудница; налакалась, проспалась, и иди. А я комнату проветрю, от духа твоего криминально-алкогольного, – проговорил Велюрин, и даже, в подтверждение своих слов, распахнул висевшую на од-ной петле форточку.
Старуха тем временем, кряхтя и охая, скатилась на пол, и поплелась к выходу, шаркая грязными тапками, натыкаясь на стены, и отталкивая разбросанные всюду книги. Не забывая при этом, посылать в разные сторо-ны, свои чёрные проклятия.
– Это ваша мать? – спросил Найдёнов, когда старуха, наконец, покинула комнату, покряхтывая и ругаясь, уже в прихожей.
– Да нет, что вы. Это Зинаида Кондратьевна – наша уборщица, – ответил Велюрин, снова отмахиваясь.
– А, почему она спала у вас? – спрашивал Найдёнов, в надежде, что его вопросы, отвлекут хозяина от мыс-лей о женитьбе. Да и сам Александр Иванович не хотел больше возвращаться к этому нелепому разговору.
– Налижется бабка нектара своего, вот потом квартиры и путает, – пояснил хозяин, и добавил: – А так, ни-чего старуха – своя! Сынок сидит опять – «по краже со взломом».
Зазвонил телефон. Но Велюрин, как будто его не слышал, продолжая сидеть на краю стола сложив руки на груди. И опустив голову, «изучал» ботинки, давно требовавшие чистки.
– Снимите же трубку, – сказал он, не поднимая головы.
Найдёнов поискал взглядом телефон, затерявшийся среди барахла, населявшего стол, а когда нашёл, осторожно перешагивая через книги, снял трубку.
– Алло? – ответил он в трубку, глядя в неподвижную спину хозяина квартиры.
– Александр Иванович, будьте так любезны, поднимитесь ко мне. Квартира 94 – это на четвёртом этаже! – произнёс голос на другом конце линии, и, не дожидаясь ответа, говоривший положил трубку.
В недоумении, Найдёнов вернул трубку назад, и, не зная, что сказать хозяину, остался стоять на месте.
Словно почувствовав состояние гостя, Велюрин обернулся к смотревшему на него Найдёнову, и кивком головы указал на дверь.
И снова, не отдавая отчёта своим действиям, Найдёнов прошёл в прихожую, и вышел в коридор, осторожно прикрывая дверь велюринской квартиры.
Странный звонок ввёл его в заблуждение: что это ещё за человек, пригласивший его в свою квартиру, и, даже назвавший по имени. Ему как будто показался знакомым этот голос. Где-то он его слышал. И не так давно.
Пройдя коридор, Найдёнов вышел на лестничную площадку и пошёл вниз. И тут, вспомнил голос, говорившего с ним по телефону. Это был голос… Велюрина А. Г.
«Чушь, бред, галлюцинация», – подумал он, сбегая по ступенькам.
Но до низу он не дошёл – остановившись на площадке первого этажа. Его остановил голос сварливой администраторши, снова с кем-то спорившей из своего стеклянного аквариума. И опять, он решил отложить встречу с ней до следующего раза. Так, ничего другого ему не оставалось, как подняться на четвёртый этаж: тем более что его там ждали.
Подойдя к квартире с железной дверью под номером 94, он нажал на звонок и прислушался – приложив ухо к холодному металлу.
– Войдите! Открыто! – услышал он раздавшийся из глубины квартиры голос.
Найдёнов повернул ручку и медленно вошёл в квартиру. По планировке и габаритам, она была точно такой, что и этажом ниже. Единственное, что её отличало от велюринской – это не такое количество мебели и грязи; эта квартира была просторна и в меру чиста. Белые створчатые двери вели в комнату, где сидел дожидавшийся его хозяин.
Когда Найдёнов вошёл, он вскочил из-за стола, за которым сидел, вперившись в ноутбук чего-то там «кликая», выбежал в прихожую, распахнув перед ним свои гостеприимные объятия, и проговорил:
– Добро пожаловать, уважаемый Александр Иванович в моё скромное жилище! Рад, очень рад, что вы посетили меня, не побрезговав моим обществом!
Найдёнов не ошибся – это действительно был Велюрин А. Г. Только на этот раз, на нём был костюм, а пышная шевелюра теперь лежала пробором, поблёскивая на ярком свету, лившимся из огромной люстры.
«Брат! Брат-близнец! Только более устроенный в жизни», – решил Найдёнов, рассматривая улыбавшегося во весь рот человека, который всё тряс и тряс его руку в своей, не отпуская, и расточал флюиды радости и удовлетворения от «долгожданной встречи».
– Простите, как ваша фамилия? – спросил Найдёнов, голосом следователя ведущего допрос.
– Ну, зачем же по фамилии! Зовите меня Александр Григорьевич! Или просто, Саша! Да мы с вами, к тому же, тёзки! – распалялся в охватившей его радости, от появления в его квартире Найдёнова, хозяин, и поло-жив руку ему на плечо, жестом пригласил войти в комнату.
– Садитесь, вот сюда, на самое лучшее место! – говорил Александр Григорьевич, помогая Найдёнову занять место на мягком диване, стоявшем напротив стола, где сидел он сам. – Итак, кофе, чай, ликёр, или может же-лаете поужинать?
– Нет-нет, спасибо! – поспешил отказаться Найдёнов, но, не по причине брезгливости, как в квартире «его брата», а просто не хотел долго здесь задерживаться, и потому перешёл сразу к делу. – Давайте обсудим ваш вопрос!
– Мой вопрос? – икнул хозяин, и как подбитый баклан, упал в кресло напротив стола.
– По которому вы меня позвали, – напомнил Найдёнов.
– Я вас позвал? – подняв брови, снова икнул хозяин.
– Нет, я сам материализовался в вашей квартире, в качестве нового жильца! – ответил Найдёнов «входя в роль».
– Чувство юмора! – ценю! – похвалил Александр Григорьевич. – Ладно, вы правы – у меня к вам есть дело! Вернее, просьба.
– Я вас слушаю, – сказал Найдёнов, удобнее устраиваясь на диване, чувствуя себя более уверенно и раскованно, нежели в квартире этажом ниже.
– Сейчас сюда придёт молодая женщина, – начал хозяин.
– Ваша будущая жена! – попытался угадать Найдёнов.
– Ну, не совсем так… А, впрочем, да!
– И я должен буду помочь вам, предложить её вашему другу, за приличное вознаграждение, – «угадывал» Александр Иванович, торопя нерешительного хозяина.
– Однако, шутки у вас какие-то, не стандартные, – смутился «близнец», глядя на Найдёнова так, словно пе-ред ним находился умственно отсталый человек.
– Тогда, что же вы хотите?
– Я хочу, чтобы вы оставались здесь, когда она придёт, – ответил Александр Григорьевич, после небольшой заминки.
– Зачем? – не скрывая удивления, спросил Найдёнов.
– Понимаете, это может показаться ребячеством, – говорил хозяин, тщательно подбирая слова, и уже не казался таким балагуром, каким предстал перед гостем в начале. – В её присутствии, я возможно буду чувствовать себя не совсем уверенно… Ну, вы понимаете… Я… я очень робок, с женщинами… Признаться…
– А я буду, как бы, ваша «поддержка», чтобы в моём присутствии вы чувствовали себя увереннее! – понял Найдёнов, и таким образом, избавил хозяина от дальнейших объяснений, которые, с каждым словом, давались ему всё труднее и труднее.
– Ну, вы читаете мои мысли! – вздохнул хозяин. – Там, в кухне, накрыт стол. Я поставил прибор и для вас.
И снова зазвонил телефон. Это была какая-то телефонная эпидемия, заселившаяся в этот дом вместе с жи-
льцами; где бы Найдёнов ни оказался, там обязательно зазвонит телефон.
– Мне ответить? – спросил Александр Иванович и даже приподнялся на диване, готовясь снять трубку.
– Ну что вы, зачем же! Я сам, – сказал Александр Григорьевич, и снял трубку.
С минуту, он слушал. А после, стал вставлять в слова собеседника короткие междометия:
– Я бы… э-э-э…да, вы знаете… сейчас бы… да нет, не лёг… просто… жду одного человека…
И снова молчание, во время которого хозяин внимательно слушал то, что говорили на другом конце линии.
Наконец, положив трубку, он опустил обе ладони на колени, издав при этом глухой щелчок, и произнёс, ни к кому не обращаясь:
– Вот незадача…
– Что-нибудь случилось? Она не придёт? – «забеспокоился» Найдёнов.
– А? – спохватился Александр Григорьевич, оторвавшись от своих мыслей. – Да нет, тут по работе звонили. План у них там горит…
И после небольшой паузы, он снова поднял глаза на сидевшего напротив него гостя, и проговорил:
– Александр Иванович, что если, я сейчас отойду ненадолго, а вы останетесь. И когда Марина придёт, вы её встретите и скажете, что я отошёл по делу… по работе. Ну, и займёте чем-нибудь. Как, вы не против?
Эта просьба не доставила Найдёнову удовольствия, но ему, ничего не оставалось, как уступить этому нескладному по своему мягкому характеру, человеку. Который, и сам бы, оставив все свои дела, поспешил на вы-ручку тому, кто в ней нуждался бы. Почему-то, именно таким, показался ему хозяин этой квартиры. А потому, он и не хотел его подводить.
– Хорошо, я согласен! – ответил Найдёнов.
– О, вы не представляете, что сделаете для меня! – словно ребёнок, получивший сладкое, обрадовался Александр Григорьевич, снова становясь прежним добродушным весельчаком. – Я перед вами в неоплаченном долгу!
– Не преувеличивайте! Идите, и скорее возвращайтесь, – поторопил Найдёнов.
– Я мигом! Там на кухне… поужинайте!
После этих слов, хозяин квартиры выпрыгнул за дверь, и помчался по коридору, унося с собой свои заботы. А Найдёнова оставил томиться в одиночестве, в чужой квартире.
После пребывания здесь весёлого хозяина, с его шутками и остротами, Найдёнов вдруг почувствовал охватившее его одиночество. Почувствовал это всем телом. Словно находился в чужой квартире. Хотя, так оно и было. И вместе с этим, появилось другое чувство: ему представилось, что он прожил здесь долгие годы. И теперь, его душевное состояние, столкнувшись с естественными явлениями жизни; с её трудностями, сомнениями, проблемами – заставляет его видеть все вещи, которые его окружают – чужими, – расставленными чужой рукой.
Не выключая в прихожей свет, оставленный хозяином, он прошёл в кухню, и встал как вкопанный, оглядывая то, чем жило это небольшое пространство однокомнатной квартиры; кухня была не прибранной, никакого накрытого к ужину стола, о котором говорил хозяин, Найдёнов не заметил. На столе, покрытом засаленной скатертью, стояли: заварочный чайник, полупустая сахарница, ваза с чёрствым печеньем, банка с засохшим букетом сирени и батон в целлофановом пакете. В раковине громоздилась башня немытой посуды. На гряз-ной газовой плите стояли: чайник и сковорода с недоеденной яичницей – видимо, оставшейся с утра. Подо-конник вмещал в себя полную окурков пепельницу и стоявшие друг за другом банки, до краёв набитые рисом, гречей, мукой и чёрт знает чем ещё. На батарее висел стоптанный половик. На полу, покрытом стёршимся от времени линолеумом, взгляд Найдёнова лицезрел грязные пятна, и заклеенные скотчем трещины. Стены и потолок давно требовали ремонта.
«Обследовав» кухню, он вошёл в комнату, которая также, утеряв свой былой уют и убранство, являла собой хаос запущенности от нагромождения в ней ненужных вещей, стоявших и лежавших кое-как – везде и всюду;
весь в трещинах давно не белёный потолок, выцветшие обои на стенах, «современный ЖК» «заменил» собой чёрно-белый телевизор времён коммунизма. Так же комнату населяли: покосившийся сервант с книгами и различными бытовыми безделушками; стол заваленный бумагами, широкая тахта с вмятиной посередине, застеленная покрывалом с рисунком «завядших» полевых цветов, две грязные подушки рядом с покосившейся спинкой, продавленное кресло, и несколько стульев с протёртыми сидениями, старого образца пылесос в углу, этажерка с книгами и разной рухлядью, с оторванной ручкой чемодан выглядывавший из под тахты. И всё это стояло на истоптанном пыльном ковре.
Оглядывая комнату, Найдёнов не был поражён «перестановкой и заменой вещей». Он смотрел на эти вещи так, как если бы они были его. Они и были его. Во всяком случае, так говорило ему его сознание. Он словно «увидел себя со стороны» – прожившим в этой квартире долгие годы, вместе с этой мебелью и вещами, которые он приобретал, и вносил в свой быт; старые, поношенные, требовавшие замены – они были е г о. Как и пишущая машинка на столе, с вложенным в каретку исписанным мелким шрифтом листом. Ведь он был писатель, и сейчас «трудился» над очередной историей, «посланной» ему воображением.
Он уже не думал о доме, в который попал случайно, ни о жильцах населявших его, забыл и ту девушку на подоконнике. Сейчас он жил своей обычной жизнью; пришёл с работы, поужинал в одиночестве (потому что семьи так и не завёл), прибавив «к грязной коллекции» в раковине ещё одну тарелку, обещая себе вечером всё это перемыть, он прошёл в комнату скрашивать одиночество – рождая на бумаге «свой тайный мир». Он и одет был по-домашнему: в спортивных штанах, футболке и стёртых тапках без задников.
Пройдя к столу, стоявшему возле окна, он сел на стул, жалобно заскрипевший под ним, и, приподняв лист, что находился в каретке пишущей машинки, принялся внимательно перечитывать текст.
Открывшаяся в прихожей входная дверь, отвлекла его. Он оторвал взгляд от листа, обернулся на открытую дверь комнаты, и увидел вошедшую в квартиру женщину, в длинном плаще на распашку и «строгом» костюме – синем пиджаке и серой юбке, облегавшем её тонкую фигуру.
– А что, свет выключать не надо, мы теперь богатые? – сказала она, сбрасывая с себя плащ и выключая свет. Прихожая тут же потонула во мраке, из которого вышла та, чей приход, вероятно и ожидал хозяин квартиры.
– Добрый вечер! – поднявшись со стула, поприветствовал Найдёнов вошедшую в комнату женщину. – Александр Гаври… Григорьевич, отошёл… по работе вызвали. Он просил меня встретить вас…
Женщину как будто не удивило присутствие в квартире постороннего; она смотрела на него так, как смотрит жена на своего мужа, с которым прожила много лет. А то, как она отреагировала на его объяснение, заставило Найдёнова поверить в то, во что он верить не хотел.
– Ну и шуточки у тебя, Саша, – сказала она, с усталым раздражением в голосе. – Опять засел бумагу марать своими глупостями. Ковёр бы пропылесосил.
Развернувшись, обдав его запахом лаванды, она прошла в кухню, оставив его стоять с открытым ртом, как выброшенную на берег рыбу.
– Опять посуду не вымыл, ведь обещал же, – донеслось с кухни. – И хлеба не купил. Хлеба-то почему не ку-пил?
Непривычный к такого рода «событиям», Найдёнов не знал, что ответить. И стоило ли отвечать? Ведь посуда от этого не вымоется, и хлеб не купит сам себя, не придёт и не ляжет в хлебницу. Мысленно, он бегал по обрывкам памяти, пытаясь припомнить, что «в таких случаях говорили» его женатые друзья и коллеги, чтобы дать ворчавшей на кухне женщине «правильный ответ». Но ничего путного в голову не лезло, кроме, чаще всего употребляемых ими грубых эпитетов, которыми они нарекали своих суженых. С этим «явится к своей жене», Найдёнов не смел.
С глупой физиономией, так некстати посетившей его лицо, и прочно застрявшей на нём, он подошёл к кухне, и встав в дверях, некоторое время наблюдал, за открывавшей и снова закрывавшей дверцы шкафчиков, женщиной. Так, постояв с минуту, он заговорил:
– Марина… Вы ведь Марина? Александр Гав… Григорьевич… он вы…
– Спустись на землю, писака! Марина… Я тебе не фифа из твоих «окошек напротив». Ты уже совсем из ума выжил. Сашку забрал из садика? – говорила женщина, не прерывая своего занятия.
– Сашку? Из са…
– Ты что, дурак! Ты ребёнка своего… – оборвав себя на полуслове, она злобной фурией выскочила из кухни, припечатав растерявшегося Найдёнова к матовой двери, и бросилась в комнату.
Как на поле боя, это известие сразило Найдёнова. С мыслью, «что у него ещё, оказывается и сын», он откинулся затылком на холодное стекло двери, закрыл глаза, и вытянувшись во весь рост, принялся ожидать свое-го «смертного приговора».
– Алло, мама, – услышал он утопающий в слезах голос женщины. – Сашка у тебя?.. Слава Богу! Да я на со-вещании задержалась… Ещё утром велела своему балбесу забрать ребёнка – знала, что задержусь… да нет, трезвый… сидит выстукивает… да знаю я… Ой, мама, лучше бы пил… а что отец… ладно, не начинай. Пусть Сашка у тебя переночует, а завтра я заберу. Всё, пока.
Найдёнов так и стоял, прижав своё уставшее от напряжения тело к двери, и чувствуя себя сорванной с дерева сухой веткой, брошенной в лужу. «Лужей» был, струящийся по телу холодный пот – результат нервного напряжения. То, что он увидел и услышал в течение этих прошедших пяти минут – загнало его в тот прикованный цепью капкан, из которого нет возможности выбраться. Он подумал о себе, как о потерявшем память. И вот, постепенно, она возвращается, открывая двери в его повседневную жизнь, в которые, он боится войти.
Женщина так и не вышла из комнаты. На какое-то мгновение, его это обрадовало – вероятно, это было видение… А если нет? Что она там так долго делает?
Оторвавшись от двери, он медленно подошёл к комнате и заглянул. Женщина стояла возле стола спиной к нему, держа в руках вытащенный из каретки листок, и пробегая глазами по тексту, тщетно пытаясь понять то, что изложил автор.
– Сумасшедший ты, Саша, – резюмировала она прочитанное. – Пишешь о какой-то любви. А какая любовь то? Что это за словечко такое придумали? Лю-бо-вь…
С листком в руках, она повернулась к Найдёнову, выглядывавшему из прихожей, и смутившемуся от направленного на него взгляда потускневших глаз, в которых он заметил блеск слёз.
– Да, Саша, мне 34 года, а я до сих пор не знаю, что это такое – любовь… Твоя любовь! Из чего она состоит? Из сидения двоих в кафе, за столиком под навесом, где-нибудь в Амбассанадорресе? Какие названия-то… где только понахватался этого… Мечтатель… романтик… иллюзионист… Почему, скажи мне – почему ты никогда не говорил этих слов мне? Почему, ты отдавал их тем мужчинам, и девушкам, которых нафантазировал в своих сказках? А не мне… почему, не мне?
Она разжала пальцы, и лист полетел на пол, найдя пристанище на грязном ковре. И тут же, её глаза наполнились слезами, орошая её усталое, терявшее свою свежесть лицо.
Глядя на неё сейчас, он вспомнил, что когда-то, она была красавицей. Тонкий стройный стан, так и остался, как прежде, но лицо, волосы, глаза, улыбка – безжалостное время, всё поглотило… украло… сорвало и «отдало» другой. А может, это не время тому виной, а он… Он – безжалостной рукой украл её красоту и отдал её героиням своих литературных фантазий. Он – не сказавший тех слов, которые она так ждала от него. Красоту, молодость, счастье, желание быть нужной, любимой, необходимой ему – всё это, он отдал им – персонажам своей богатой фантазии.
– Марина… то есть Оль… Ольга? – произнёс Найдёнов, пытаясь «вспомнить» имя той, к которой сейчас медленно подходил; шаг за шагом – от двери до стола, где она стояла, их разделяло пять коротких шагов. – Я хочу… я хотел…
– Не подходи! – крикнула она сквозь душившие её слёзы, вытянув вперёд руку, словно щитом защищаясь от него. – Я прошу тебя, не подходи… уйди… скройся…
Найдёнов замер, как от удара, нанесённого ему словами молящей в истерике женщины. Женщины – которую он когда-то «придумал себе», но не смог «воплотить её в реальность». Она являлась плодом его юношеского воображения – мечтой, фантазией, иллюзией его романтической сущности.
– Мари… Ол… я завтра куплю хлеба… – с холодной испариной на лице пролепетал Найдёнов, внезапно ощутив глухую тяжесть жаркого прикосновения на своей щеке – от пощёчины, что она влепила ему, вложив в неё всю свою боль и отчаяние.
После, выбежав из комнаты, натыкаясь в темноте на стоявший в прихожей холодильник, схватила плащ и скрылась за дверью, ведущей в коридор.
Некоторое время, он стоял, поглаживая щёку тыльной стороной ладони. А после, поднял с пола лист, сел за стол, и, пробежавшись глазами по тексту, остановился на середине страницы, прочитав следующее:
«… Он положил ладонь ей на затылок, ощущая кожей мягкость её шелковистых волос. А после, прильнув к ней, коснулся губами её губ; она приоткрыла рот, и в то же мгновение, их языки встретились, кружась в танце влажного поцелуя; он сосал и пил, её мягкую слюну, отдавая ей свою. Они наслаждались поцелуем, как освежающим в летний зной напитком. Его язык медленно соприкасался с её, скользя по ряду белоснежных зу-
бов – исследуя её ротик. То же делала и она, освежая его своим дыханием, и принимая его – порывистое и горячее, от возбуждения. «Юля, Юлька, Юлёнок, – шептал он, не отпуская её. Юшка – да, так всю жизнь, буду звать тебя, лишь я…»
– Найдёнов, она права – ты действительно сумасшедший, раз сочиняешь такие глупости, – сказал он самому себе, отбросив лист в сторону.
– Вот поэтому, я и не тороплюсь жениться! – услышал он раздавшийся сзади голос.
Резко обернувшись, он увидел, стоявшего на пороге комнаты Велюрина А. Г. – того самого, с третьего этажа. Его появление здесь нисколько не удивило Найдёнова. Он уже ничему не удивлялся, отдавая себя во власть иллюзий. Он так и остался сидеть на месте, наблюдая, как Велюрин подошёл к серванту, открыл дверцу, взял бутылку, налил в бокал темноватую жидкость, и, вернув бутылку на место, с бокалом в руке, устроился на диване, стоявшем сбоку от двери.
– Ты проживаешь своё беззаботное детство и достигаешь того возраста, который в психологии определяется как – половое созревание, – смакуя из бокала, проговорил Велюрин А. Г., глядя задумчиво, куда-то в сторону; говорил он, словно обращаясь к самому себе, не к Найдёнову, который так же сидел отдавшись своим мыслям. – Это то, с чем ты идёшь по дороге своей жизни – продолжал Велюрин. Оно определяет и строит твою жизнь. Ты влюбляешься. В жизни человека это называется – самым прекрасным из чувств; ничего нет более приятного, захватывающего; это заставляет тебя совершать невероятные поступки, которые до сих пор, тебе были неведомы. И ты счастлив! Ты по-настоящему счастлив, каким никогда себя ещё не чувствовал, даже в детстве, которое, ты так же пронесёшь с собой до конца своей жизни – уже в своей памяти. Но сейчас – ты влюблён. Она – объект твоих мыслей, чувств, олицетворение всей жизни! Ты живёшь Ею, дышишь в унисон Её дыханию. Ни одна девушка, в твоём представлении, не способна сравниться с Ней. Так же как,
ничто не способно остановить тебя, на пути к Ней. Никакая сила не способна заставить тебя думать иначе, когда ты грезишь о Ней! Вы меня понимаете? Вы счастливы… если не понимаете меня! Всё это надо пережить… Итак, ты влюбился – в самую прекрасную девушку во вселенной! Да-да, я не преувеличиваю – мы дума-ем именно так. Но, каждый мужчина представляет «объект» своей любви (назовём это так), по-своему; кто-то влюбляется в красоту (это бывает чаще всего); кто-то в её жизнерадостность, умение никогда не унывать, заражая этим и окружающих; другого, завораживает её общительность, умение везде и всюду быть «в своей тарелке». Я вижу, вы усмехаетесь, молодой человек. Напрасно. Поверьте, всё это так. Не всякий способен это заметить. Красота, коммуникабельность, ум – вот те альфа и омега, которые мы вносим в свою жизнь. Не спорю, есть много других «причин», «явлений», «открытий», – называйте, как хотите. Но мы ошибаемся, думая, если «она слушает ту же музыку, что и я, то у нас ней общие интересы, и она предназначена мне судьбой». Но интересы меняются, и завтра, она полюбит другую музыку, а вы, всё ещё будете любить прежнюю… Нет… нет… не слушайте меня… только сумасшедший может так думать… только в голову безумца, могут залезть такие мысли… Лучше не думайте. Не задумывайтесь, ни о чём. Женитесь! Заведите кучу детей! Постройте огромный дом! И живите в нём счастливой семьёй.
Велюрин неожиданно замолчал. Пнул недопитый стакан, который вылетел из его рук, во время его послед-них слов, и подавшись вперёд поставил локти на колени, спрятав лицо в своих широких ладонях. Краем глаза, Найдёнов заметил, как его плечи подрагивали.
«Этот человек плачет! Этот сильный по виду человек, плачет как ребёнок, – подумал Найдёнов. Из-за «неудавшейся» любви? Выходит, не только женщины страдают из-за любви… А что за галиматью он сейчас нёс про взаимную любовь?»
– Хорошо, допустим – ты влюбился – она прекрасней всех! Ну, а что дальше? – спросил Найдёнов, обратив глаза на собеседника: желая знать «правду».
Медленно оторвав ладони от лица, Велюрин А. Г. уставился задумчивым взглядом, куда-то в стону, игнорируя присутствие в комнате другого человека. Так и говорил, глядя мимо Найдёнова.
– Потом, ты захочешь связать с ней свою жизнь. А как это сделать, не женившись… В отличие от нас, людей, Бог создал Адама и Еву – свободными. И, не вкуси они запретного плода, познав истину, возможно, человечество до сих пор было бы свободным. Свободным, от того, что несёт в себе жизнь, что портит наши друг с другом отношения – дружбу, привязанность, совместную жизнь, любовь… Мы познаём истину, и от этого страдаем. Человек, наделённый умом, рано разочаровывается в жизни – от чего стареет и умирает. Не в буквальном смысле. Знание отравляет мозг, неся телу разрушение. Почему эгоисты живут дольше и выглядят лучше? – они «не знают», что рядом с ними, тоже люди, которые так же чувствуют, так же желают…
– Вы опять отвлеклись, – сказал Найдёнов. – Так что же там с любовью?
– Не иронизируйте, молодой человек – произнёс Велюрин, добавив, с усмешкой на губах: – Марина, или Ольга? Ольга или Марина? Кто была эта женщина, что так поспешно выбежала отсюда?
– Я её не знаю, – ответил Найдёнов, опуская голову.
– А ведь не так давно, вы любили её! Она была для вас «самой лучшей в мире». Ей, вы посвящали свои романтические грёзы, мысли, стихи, а позднее – прозу о любви, которой увлеклись «из-за неё». «Из-за неё» вы страдали, когда грезили ею. Но для вас это было «приятное страдание». Вы были счастливы! Испытывая это чувство. А потом… женились…
– Я не был женат, – стоял на своём Найдёнов.
– … И вскоре, это чувство прошло, – продолжал Велюрин А. Г., не слыша реплики собеседника. – Испытание чувств, которое посылает нам жизнь для проверки, выветрило из вашего сердца грёзы, пылавшие в нём. Вы не смогли пройти этого испытания. Не сумели бороться, чтобы победить! Мелкие недомолвки, споры, непонимание элементарных вещей, трудности социального мышления, скука, образующая пустоты, рутина ненужных переживаний и ни к чему не приводящих занятий – всё это, в итоге, выросло в огромный ком, который подмял под себя вашу любовь к «самой лучшей в мире».
– Говорю вам – я не был женат! – повторил Найдёнов, и даже сжал кулаки, испытывая непонятную вражду к сидевшему на диване человеку. Словно своими словами, он вскрыл рану, которая долгое время, не может затянуться в его сердце.
– Но до сих пор, грезите ею, наяву, – настойчиво продолжал Велюрин. – Всматриваетесь в лица проходящих мимо девушек, пытаясь найти её черты – но ни одна не похожа на неё… Вслушиваетесь в стук каблучков на асфальте – но это не её шаги… Как и голоса, которые вы слышите в толпе, не ласкают вашего слуха – среди них нет того голоса, от которого ваше сердце бьётся сильнее, а по телу пробегают мурашки…
Велюрин снова замолчал. Молчал долго, с продолжением. Глядел в пол, причмокивая губами, будто пробуя на вкус то, что только что сказал, и перебирал в голове то, что ещё собирался сказать. Но, не говорил.
Найдёнов не ждал продолжения. Он даже был бы рад, если бы собеседник, ничего не найдя в своей голове, продолжил молчание. Эта «исповедь» острой стрелой проникла в его сердце. Он опять испытал то, что испытывает человек, к которому возвращается память: обрывки воспоминаний, блуждающие по потёмкам сознания, находят друг друга, сплетаются, а после, склеиваются в одно целое; и ты снова начинаешь «видеть» свою жизнь, с её прошедшим и настоящим, не тронутую будущим. Потому что его ещё не было. Так, неудо-влетворённый своим прошлым и настоящим, ты хочешь построить своё будущее – иначе… Получится ли у тебя…
– Я могу уйти? – спросил Найдёнов, понимая, что продолжения не будет.
Не поднимая головы, сидевший на диване, кивнул.
Найдёнов встал, и медленно двинулся к выходу, не заметив, что комната снова стала такой, какой её оста-вил «вышедший по работе» Александр Григорьевич. Метаморфоза произошла и в его внешнем виде – он был одет в то же, в чём вышел из дома.
«А для чего я вообще сюда пришёл?», – подумал он, идя к выходу. Ах, да, девушка».
Он вышел из квартиры, дошёл до двери в конце коридора, и, ступив на лестничную площадку, стал медлен-но спускаться вниз. Находясь на площадке второго этажа, он услышал шаги, и остановился; по лестнице поднималась девушка, та, которую он видел сидевшей на подоконнике. Сейчас, на ней было короткое голубое платье и розовые босоножки.
– Привет! – улыбнулась она Найдёнову, отошедшему в сторону.
– Здравствуй! – ответил он, внезапно почувствовав холодок в груди.
– Чего такой печальный? – спросила девушка, останавливаясь на нижней ступеньке, напротив Найдёнова,
вставшего на площадке.
– Не знаю… что-то вдруг стало грустно, – ответил он.
– А ты забей на всё! – посоветовала девушка, взмахнув тоненькой ручкой.
– А? – не понял он, продолжая стоять, переминаясь с ноги на ногу.
– Не думай ни о чём! Люди слишком много думают – от этого им становится грустно! – пояснила девушка, и пошла дальше, оставляя после себя мягкий запах лаванды.
– Постой, – крикнул он, вслед уходящей девушке. – Как тебя зовут?
– Юлька… Юля – ответила она, обернувшись.
– Юшка – так всю жизнь, буду звать тебя, лишь я! – продекламировал Найдёнов.
– Х-х-х, мило. А ты забавный, – произнесла девушка, вновь обнажая свои белые зубки.
Говоря с ней, он вглядывался в её внешность; она казалась нежной и милой, парящей и свободной, не задерживаясь долго на чём-либо конкретном, всё время находя что-то новое. Вот и сейчас, её взгляд блуждал не по нему, а где-то мимо, в стороне. Её большущие выразительные глаза, курносый носик, тоненькие губки, округлый подбородок – на кукольном личике – завораживали и манили. Розово-фиолетовые волосы, мягкие кончики которых едва касались тоненьких плеч – жаждали прикосновения. Ему захотелось обнять её, зарыться носом в эти мягкие волосы и шептать… шептать на ушко слова… те слова, которые требовали, чтобы их произнесли. Громом, пронзили бы воздух, и, дошли до слуха того, к кому они были направлены.
Он мечтал… жаждал… остаться с ней… до конца своих дней… только рядом с ней… вдали от всего, что его окружало до сих пор… не о чём не думая… забить на всё… чтобы никогда не было грустно… не вкушать от плода познания… и не быть изгнанными любовью… из её рая…
– Пойдёшь со мной? – вдруг спросила девушка, вновь одаривая его блеском своих глаз.
– Куда? – спросил он, хотя, точно знал: куда бы она не позвала, он всюду будет следовать за ней.
– Туда, наверх – сказала она, указав пальчиком в потолок.
– А что там?
– Там здорово. Свобода и простор – как в детских снах! – ответила девушка, протягивая Найдёнову свою тоненькую ручку.
Вложив свою ладонь в её, он последовал за ней, легко взбегавшей по ступенькам. Он почувствовал себя странником, которого проводник выводит на дорогу, с которой он сбился, в пути.
Держась за руки; она впереди, он – за ней, они поднялись на самый последний этаж. Там Найдёнов увидел лестницу ведущую на крышу.
– Полезай! Не бойся! – сказала девушка, и, прыгнув на нижнюю ступеньку, начала проворно подниматься. Задрав голову, он наблюдал, как она, достигнув последней ступеньки, уже приподняла крышку и, откинув её, впустила вечернюю прохладу лёгкого ветерка, закружившего по узкому пространству лестничной площадки.
– Ну же, лезь! – поторопила она его.
Ступив на железные ступеньки, и обхватив края лестницы, Найдёнов последовал за ней, уже достигшей крыши.
– Ну же, смелее, трусишка, – потешалась девушка над Найдёновым, который влез по грудь, но задержался, обдуваемый вечерней прохладой.
Она протянула руку, помогая ему подняться. Ступив на мягкий «паркет» крыши, он почувствовал себя так, словно прикоснулся к чему-то, до этого ему неведомому; по телу пробежала слабость, и чуть задрожали коле-ни.
– Это с непривычки, – сказала девушка, будто почувствовав состояние своего спутника. – Пройдёт.
Немного освоившись на открывшемся перед ним пространстве, он поднял голову, вглядываясь в небесную даль; было сумрачно – приближалась ночь. Здесь на верху, оказалось намного прохладнее, но зато так легко дышалось. Глубоко вдохнув – набрав полные лёгкие воздуха, он медленно выдохнул – страх отступил, даря лёгкость и свободу.
– Вечером здесь спокойнее, чем днём, – сказала она, стоя посреди крыши раскинув руки, приподняв голову и закрыв глаза.
Найдёнов наблюдал, как она втягивает свежий воздух, слегка пританцовывая на месте. При этом свежий ветерок время от времени задирал её лёгкое платьице, открывая его взору белые трусики.
– Ты часто здесь бываешь?
– Да, почти каждый день. Здесь я чувствую себя легко и свободно. Тебе бы тоже не мешало расслабиться!
– А друзья у тебя есть?
– Дурачок, конечно есть! – ответила девушка, поворачиваясь в его сторону, и, заметив куда направлен его взгляд, рассмеялась, поправляя платье: – Куда это ты там смотришь?
Найдёнов смутился и отошёл в сторону.
– Я видел тебя – ты сидела на подоконнике, – сказал он чуть погодя, заполняя этими словами, вдруг насту-
пившую тишину.
– Ты подглядывал за мной? – хихикнула девушка, продолжая кружиться на месте, вдыхая свежий аромат вечерней прохлады.
– Ты с кем-то разговаривала. Это был твой молодой человек? – «рискнул» задать Найдёнов тот вопрос, который с самого начала не давал ему покоя.
– Ага, – улыбнулась девушка.
От этого «ага», у него «ёкнуло сердце». И он снова почувствовал, сковавшую его тяжесть.
– Какой он – расскажи, – попросил Найдёнов, смирившись с этим «известием», как смиряются с потерей
чего-то дорогого, что отнимает у нас жизнь.
– У него четыре пушистые лапки, смешная мордочка и длинный хвост! – смеясь, перечислила девушка, потешаясь над Найдёновым. – А зовут его – Барсик.
И вдруг, подойдя к нему ближе, она спросила: таким серьёзным голосом, словно это не она, только что поддразнивала этого немного не собранного молодого человека:
– Ты чего такой серьёзный? – много проблем?
– Да есть, немного, – ответил он, уже не чувствуя себя скованным; ни с ней, ни здесь, на крыше пятиэтажного здания.
Он вновь испытал лёгкость и свободу. Сейчас, ему казалось, что он находится на танцплощадке, а она – его девушка, и они кружатся вдвоём в вихре танца, который «заказала» для них – их молодость.
– Это всё от того, что ты много думаешь! – сказала она, положив руку ему на плечо; её лёгкое прикосновение согрело его. – Расслабься, и, представь себя свободным, как птица, парящая в небесах! Ты летал когда-нибудь во сне?
– Иногда.
– Если тебе сниться, что ты падаешь с какой-нибудь высоты, это означает – решение проблем, – сказала она, беря его за руку. – Идём…
Осторожно сжав её тоненькую ладонь, он последовал за ней.
Держась за руки, они подошли к краю крыши.
– Не бойся! – произнесла она, подставляя лицо прохладе.
– Я не боюсь – с тобой! – ответил он, оглядывая открывшуюся перед ним небесную даль.
– Ты только зажмурься, иначе быстро проснёшься, и тогда, сон может не сбыться, – предупредила она.
– Хорошо, я зажмурюсь, – пообещал он.
– Готов?
– Да! Раз, дв…
– Не надо, – остановила она его. – Просто следуй за мной!
Оба, как по команде, обхватив ладони друг друга, они одновременно, шагнули в пустое пространство.
Продолжали держаться за руки, и тогда, когда летели вниз. Он чувствовал холодок в груди, а свободный полёт, слепил ему глаза. Он ничего не видел, только чувствовал её горячее прикосновение.
Но, внезапно, перестал ощущать его… И тогда он закричал…
Этот крик разбудил его – он вскрикнул во сне – от этого и проснулся.
Открыв глаза, он увидел погасший экран ноутбука: подавшись вперёд, щёлкнул пальцем по клавиатуре, и экран вновь загорелся, открыв текст, который он писал, до того, как расслабился в кресле, и уснул.
В комнате было сумрачно и свежо, как на крыше в его сне. Он вспомнил девушку: как держал её за руку, и вместе, они пронзали пустое пространство вечерней тьмы. Вспомнив это, он подошёл к окну, и посмотрел на окно второго этажа, соседнего дома. В нём горел свет. Но её не было. Он разглядел с правой стороны широкого подоконника, ближе к откосу, серого кота – он тоненьким язычком облизывал лапку и усердно тёр ею свою пушистую мордочку.
А после, он перевёл взгляд на крышу, ненадолго задержав его на темноте ночного неба.
«Если во сне падаешь – наяву, это означает решение проблем», – сказал он самому себе, и вновь вернулся к столу.
Выключил ноутбук. Прошёл в прихожую.
И через три минуты, был уже на улице.
1 июля, 2023 г.
Свидетельство о публикации №223071400910