Красные пятна, или Белиберда средь бела дня

   Возле обшарпанного фасада провинциальной гостиницы, стоял невысокого роста мужичок, в сером  костюме, пыльных ботинках и с видом брезгливости на вытянутой физиономии среднего достатка. Задрав голову  и придерживая рукой шляпу, он осматривал окна, словно надеялся  кого-то  там  увидеть.  Но  никого  не  было. Тогда он перевёл взгляд на выведенное кривыми буквами слово «Гостиница». Перечитав его слева направо  и наоборот, он опустил голову, переложил чёрный «дипломат» в другую руку и министерским  шагом  вошёл  в двери здания. Которое, встретило  его  негостеприимной  духотой  и  пошлостью,  расточаемой  стоявшим  на своём посту администратором, листавшим какой-то пошлый журнал.
   – Здравствуйте, – произнёс новоприбывший, слегка приподняв шляпу.
   – Привет, – ответил администратор, продолжая копошится взглядом в журнале.
   – Я бы хотел снять комнатку.
   – Мест нет! – сказал любитель глянцевых  журналов свою привычную, входившую в его служебные обязанности фразу.
   – Как же так? Что же всё переполнено? – посетовал гость, и даже оглянулся вокруг, в поисках тех, кто занял все места. Но, кроме себя и стоявшего напротив, он никого больше не увидел.
   – Что вы хотели? – снова спросил администратор.
   – Я бы хотел снять номерок, – повторил человек у стойки.
   – Ваши фамилия, имя, отчество? – отчеканил служащий, продолжая чиркать глазами по глянцевым  картинкам.
   – Чушкин Филимон Андреевич! – ответил гость, произнося свои инициалы так, словно  выговаривал  имена высокопоставленных титулованных особ дворянского рода.
   – Распишитесь здесь и поставьте свою подпись! – проговорил администратор, чавкая словами как жевательной резинкой, при этом до сих пор не глянув на того, с кем разговаривал.
   – Где?
   – На третьем этаже…
   – Расписаться-то где?
   – Ваши апартаменты высшего меблированного качества на третьем этаже, рядом с покоями… Синди  Кроуфорд ничего тут вышла… Мяу-няу, малышка горячая… А вы-то кто будете?
   – Ну уж  конечно  не  сильдикроунорд! – поразился  Чушкин  такой  экстравагантной  безответственности. – Мне номер нужен. С апартамен… тьфу ты, с комнатой…
   Наконец-то администратор гостиницы заметил новоприбывшего и приступил к своим обязанностям.
   – Вам с ванной?
   – А у вас и ванна есть? – усмехнулся Чушкин.
   – Нет.
   – Так что же голову морочите. Значит, моя фамилия…
   – Тсс, обойдёмся без фамилий, – прошептал дежурный. – Здесь кругом жуки.
   – Какой масти?
   – Верно-верно – страстиии… особенно по вечерам, когда Елизавета  Фёдоровна  вытряхивает  ковёр  Автандила Михайловича, перед дверьми Родиона Викторовича…
   – Елизавета Фёдоровна? – напрягая слух, прошамкал Чушкин.
   – Не та, о ком вы, возможно, возмечтали. Наша постоятельница…
   – Постоялица, вы хотели сказать! – поправил Чушкин.
   – Милейший, вы ещё долго намерены крякать? Мне работать надо. А вам что надо?
   – Номер без ванны, чистый и чтобы…
   – Чтобы?
   – Чтобы Елизавета Фёдоровна без ковров перед дверями Автандила Викторовича Родиона Михайловича!  И по вечерам.
   – Ваш номер на третьем этаже! – объявил дежурный, тоном спортивного комментатора.
   – Это я уже слышал, – произнёс Чушкин и направился к лестнице.
   – Лифт не работает! – предупредил его предупредительный дежурный.
   – А у вас что, ещё и лифт есть? – оставив ногу на первой ступеньке, спросил Чушкин, стоя вполоборота.
   – Нет.
   Чушкин, наконец-то скрылся на площадке первого этажа грязной лестницы,  отчего  дежурный  с  глубоким облегчением вздохнул, даже к журналу не прикоснулся взглядом – так он был рад избавиться от этого  «назойливого жука» (как он его охарактеризовал, своим намётанным на заграничных красавицах, взглядом).
   «То-то ещё будут с ним хлопоты», – подумал дежурный.
   И тут, он словно сон, пришедший в руку, скатился по ступенькам назад.
   Администратор наблюдал это так, словно это был не человек, выпавший на пол, а мешок  с  мусором,  упавший из ведра бабы Пани (кстати, проживающей в этой гостинице).
   – Какой к чёрту третий этаж, их здесь всего два! – прокричал Чушкин, выставив руки с  прочно  сжатыми  в них кулаками.
   – А вам сколько надо? – произнёс дежурный, и обратив взор на страницы  журнала,  проговорил: –  Видишь Синди, пока ты там перед фотографами позируешь в купальничке, выставляя своё сладенькое тельце, мне тут приходиться возиться со всякой пьяной шушерой… Вы, товарищ, зачем тут валяетесь? Никак уже приняли?
   – Мне нужна комната с ванной… э-э-э, ванна без комнаты… тьфу, блин,  номер  с  лифтом…  сидикронуфорд в комнату…
   – Э, любезный, с этой киской надо на французской Ривьере отдыхать, а не в нашем  клоповном  общежитии пользовать! – предупредил стоявший за стойкой. – А номер ваш наверху, вот  вам  ключ.  Ориентируйтесь  по номеру, обозначенному на ключе. А теперь, в путь, мой милый. И не отчаивайтесь. Всё возможно, что  невозможно.
   С этим напутствием, дежурный снял с гвоздика ключ и бросил его Чушкину, угодив точно в лоб.  Тот  тряхнул головой, издал бычий рык, взял ключ, и согнув  своё  не  очень  упитанное  тело  в  почтенном  реверансе, вернулся на лестницу. Крепко обхватив перила, он медленно пошёл наверх,  всё  время  оглядываясь  и  качая головой, как китайский керамический болванчик.
   – Лапочка, если этот засранец выкатиться ещё раз, я женюсь на тебе! – жалобно фыркнув, признался дежурный администратор гостиницы улыбавшейся с фотоснимка (но не для него) пылкой  красотке,  с  сексуальной родинкой над губой, которая довела его до того, что он, готов был уже исполнить своё обещание, не  дожидаясь «вызова».
   Но в этот раз Чушкин не показался в пределах лестничного марша, что весьма опечалило дежурного. В  связи с этим, он даже раньше обычного «окончил» свой дежурный срок и  покинул  место,  никого  не  предупредив.

   А Филимон Андреевич Чушкин, ориентируясь по  номеру,  выгравированному  на  ключе,  как  по  компасу, благополучно добрался до своего номера. Который располагался на втором этаже  с  левой  стороны,  третьим по счёту. Когда он вошёл внутрь,  ничего  привлекательного  для  себя  не  нашёл – обычная  халупа,  каких  в городе полно, и... то-то и оно…
   Кровать, стол, окно, замызганный пол, стены в обоях без цветочка, потолок – вот  и  всё,  что  находилось  в этой комнате. Осмотрев всё  пространство  помещения,  своим  профессиональным  взглядом,  не  упуская  ни одной детали, Чушкин поискал глазами стул, которого, как он уже раньше приметил – в комнате не было, сел на подоконник и призадумался. Для чего-то, он прибыл сюда, но никак не мог припомнить, для чего.  Это  его нисколько не опечалило, так как уже было не в первой. Ещё в бытность свою  следователем  прокуратуры,  он имел привычку забывать то, над чем в данный момент «трудился». А иной раз, путая себя с обвиняемым,  сам «становился» им. И однажды, таким образом, составил протокол, в котором обвинил  себя  чёрт  знает  в  чём. Приговора избежать ему помогла его врождённая забывчивость – он забыл его подписать. Но всё равно  было неприятно, когда полковник, читая его «признания», ржал так, что в  кабинете  выстроилась  очередь  из  всех сотрудников, что в тот день были на местах. Более того – вся полицейская рать комментировала то, что  зачитывал полковник уже вслух, заметив любопытствующую публику. Народ требовал сенсаций.  И  он  их  получил!. Так Чушкину пришлось уйти на пенсию, так как оказался «не очень хорошо развит умственно».
   И вот сейчас, его ум работал в полную силу, будучи отключённым из всех функций.
   Он провёл возбуждённым взглядом по ножкам стола, медленно поднимаясь выше  и  выше,  как  альпинист берущий высоту, и, остановил его на гладкой поверхности, где заметил красные  пятна.  Чем  и  был  страшно доволен. Он даже вспомнил, из-за чего прибыл сюда. Но тут же забыл, потому что было уже не до того.
   Выскочив из номера, даже не прикрыв двери, Филимон Андреевич бросился вниз.
   А через несколько секунд, уже катился по лестнице.
   Стоявший за столом дежурного, уже другой сотрудник, наблюдал  за  чушкиновским  приземлением  из-под очков спущенных на переносицу.
   – Э-э, милейший, осторожнее, – проговорил стоявший на месте дежурного. – Здесь вам не  цирк,  а  приличное, я бы даже сказал, комфортабельное заве…
   – Где сидикрофурд? – кричал Чушкин, подползая к столу дежурного.
   – Простите, по заграничному не понимаю. То есть понимаю. Но вас не понимаю.
   – Где дежурный тот с журналом что картинки здесь  смотрел? – продекламировал  Чушкин,  поднимаясь  на ноги.
   – На каком основании вы спускаетесь по лестнице телом, а не  ногами,  как  то  принято  в  цивилизованном обществе, да, впрочем, и у нас тоже? – надев на себя серьёзную внешность спросил дежурный.
   – Ты-то кто будешь? – взволнованно спросил Чушкин.
   – Я являюсь директором этого места!
   – А почему на месте дежурного стоишь?
   – Чтобы наблюдать таких болванов как ты. Ты прописан?
   – В «калокарадзанском округе».
   – Такого округа нет!
   – У меня пятна…
   – На каком месте?
   – То есть не у меня… А там, у меня наверху.
   Чтобы убедиться в правдивости слов странного постояльца, директор приподнялся на цыпочках заглядывая на макушку чудака.
   – Я пятен не вижу, – констатировал директор.
   – Да вы поднимитесь…
   – Куда выше-то?
   – На второй этаж в мой номер там на столе пятна лежат!
   – Есть две причины вашего состояния: либо вы пьяны, либо не совсем в уме, либо издеваетесь надо мной!
   – Это уже три.
   – Что вам всё-таки надо?
   – У меня на столе пятна!
   – В вашем районе?
   – В моём номере!
   – Номере этой гостиницы?
   – Номере этой гостиницы!
   – Так вытрите их. Воспользуйтесь тряпкой, или платком! Если же нет ни того ни другого, я могу одолжить вам свой. В чём проблема-то?
   – Вот как раз вытирать то их и нельзя!
   – Это ещё почему?
   – Это улики! Их оставил преступник!
   – Это что ещё за фантазии? У вас «белая горячка», или вы совсем сумасшедший?
   – Я следователь прокуратуры!
   – Даже так.
   – Именно!
   – Покажите ваши документы!
   – Мои документы – когти и хвост!
   – Повернитесь-ка…
   – Зачем?
   – Хочу посмотреть на ваш хвост!
   – Это я выражаюсь фигурально. Мне нужны свидетели!
   – Что вам нужно?
   – Свидетели!
   – С высшим или средним образованием?
   – Пока вы тут разводите демагогию, в это время преступник может уйти!
   – Преступник сидит на стадионе Уэмбли!
   – Вы его там видели?
   – И даже разговаривал с ним!
   – Что он сказал? Хотя нет, это к делу не относится. Как он выглядел?
   – Хорошо выглядел. И даже передавал привет!
   – Кому?
   – Вам!
   – Так он меня знает?
   – Не только он!
   – А кто ещё?
   – Страна! Страна знает своих героев!
   – Так-так… Дело приобретает всемирный масштаб. А вы говорите – сотрите пятна. Это дело  конфиденциальной важности!
   – Какие слова вы говорите! А как произносите их вслух. Восхищён вашими…
   – Ладно-ладно, почести после. А для начала, я бы хотел собрать  всех  постояльцев  этой  гостиницы.  Да.  Я должен опросить каждого. Знаю – задача не лёгкая.
   – Мистер Мейсон, Делла Стрит и Пол Дрейк уже в пути! Или, может вам на  подмогу  вызвать  Майка  Хаммера, Ниро Вульфа, Жюля Мегрэ, Арчи Гудвина, Эркюля Пуаро, Шерлока Холмса, Фрэнка  Коломбо?  Выбирайте любого – они все к вашим услугам!
   – А Боржоми у вас не найдётся?
   – Такого персонажа не знаю.
   – Таблетку запить нечем.
   – Так вы всё-таки больны?
   – Второй день ощущаю затвердение.
   – В каком месте?
   – Да не в том, о котором вы подумали. Мозг вот-вот вырвется наружу,  от  переполненных  мыслей  и  желаний. Они так и рвутся наружу. На, говорят, используй нас для продвижения по карьерной ступе…
   – Так и говорят? Однако в какие дали заносит вас ваше богатое, я бы даже  сказал – наибогатейшее  воображение. Видимо, в бытность свою следователем, вы таким образом не раскрыли ни одно преступление.
   – Я уже давно не практикую.
   – То-то, я вижу, преступность разгулялась. Как же – великий приверженец борьбы с преступностью, покинул ряды правосудия. Ваше место в сума… э-э-э… на скамье под… В кресле судьи! И немедленно!
   – Вы так думаете?
   – Убеждён! Итак, что вам надо?
   – Свидетелей!
   – Они все в вашем распоряжении!
   – Пусть каждый поднимется в мой номер, для дачи показаний!
   – Немедленно распоряжусь!
   – Я верил в вас!
   – Что-нибудь ещё желаете?
   – Время покажет!
   Через полчаса, на пороге номера, который занимал Чушкин, выстроилась группа постояльцев,  из  тех,  кого удалось найти для «дачи показаний». Среди них были: высокий худой мужчина лет  45-ти,  с  копной  нечёсаных волос – он стоял загораживая дверной проём; слева от него, у стены, расположился плотного  телосложения господин среднего роста в спортивном костюме и круглой физиономией; справа от худого  стояли: старичок с пропитой внешностью и полноватая старушка в сером сарафане и с платком  обмотанным  вокруг  голо-вы. А в коридоре, заглядывая в комнату, разместились – молодая женщина средних  лет,  мужчина  и  девочка лет пяти. Мужчина и женщина, облокотясь о дверной наличник  оглядывали  комнату,  а  девочка  путалась  у   «свидетелей» в ногах. Чушкин с важным «политическим» видом, стоял возле окна, опираясь обеими руками о край стола на котором находились ранее им  замеченные  пятна.  Сначала,  он  пристальным  взглядом   своих «натруженных» в прокуратуре глаз,  осмотрел  представших  перед  ним  людей: каждого   по  очереди,  слева направо и наоборот. Шептавшиеся между собой постояльцы, неожиданно  застыли  на  месте,  под  его  взглядом рентгеном, в томительном ожидании чего-то.
   Крякнув, Чушкин уже собрался приступить к своим «непосредственным обязанностям», как вдруг, в комнату забежала девочка, и задрав головку с косичками, обращаясь к нему, произнесла:
   – Дяденька, вы поиглаете со мной в салики?
   – А? – снова крякнул Чушкин, не понимая «детского акцента. – Ты чьих будешь, детонька?
   – Вика, не мешай, иди сюда, – окликнула девочку женщина, что стояла в дверях.
   – Это ваше? – спросил Чушкин, кивая на девочку.
   – Моё. Извините, она такая любознательная, везде залезет, – проговорила женщина, пытаясь войти в комнату.
   – Ах, вот как! – обрадовался Чушкин, и наклоняясь к ребёнку спросил: – Деточка, скажи-ка мне, ты знаешь, что это за пятна?
   – Это Бяса скусал мыску и напатькал! – произнесла девочка, добавив: – А у вас такая глупая молда…
   – Вика, ты как разговариваешь с дядей, – проговорила женщина, шлёпнув девочку. – Простите, она больше не будет!
   – Мамаша, вы почему ребёнка разбрасываете?
   – Это как так – разбрасываю?
   – Дитё без присмотра! А где отец?
   – Да вон он, – взяв девочку на руки, кивнула женщина в сторону двери.
   – Да тут я, – ответил мужчина среднего роста, входя в комнату.
   – Так, вы отец! А это ваша мать…
   – Моя жена.
   – Чья жена?
   – Моя жена!
   – Я хотел сказать – это жена вашего ребёнка… э-э-э, это ребёнок вашей жены?
   – Это мой ребёнок!
   – Что вы меня всё время путаете? Это ребёнок этой женщины! А где, меня интересует, отец?
   – Я отец!
   – Об чём спор-то у их? – прошептала старушка, стоявшая у стены слева, обращаясь к старичку. – Никак об пенсии?
   – А пёс их разберёт – ответил старичок. – Видать соревнуются, кто больше дури выдаст.
   – Тсс, потише, не в театре, – шикнул худой мужчина, загораживающий проход.
   – В таком случае, вы свободны. Можете занять своё место! – разрешил  Чушкин  отцу  ребёнка. – Хотя,  нет, постойте. Обратите внимание вот на эти пятна! Обратили?
   – Ну, допустим.
   – Что вы о них скажете?
   – А чёрт его знает, пролито что-то.
   – Отвечайте по существу и конкретно!
   – Что вы хотите, чтобы я ответил?
   – Меня интересует происхождение этих пятен.
   – Марина, пойдём отсюда, пока этот болван меня до греха не довёл.
   Сказав это, мужчина взял женщину под руку, и протискиваясь сквозь загородившего выход  худого,  вышел из номера.
   В комнате наступила тишина, в ходе которой оставшиеся, а их было – пятеро,  включая  Чушкина,  занялись каждый, своим делом: плотного телосложения мужчина стоял «взяв себя в руки»; худой мялся в двери; старичок шамкая губами оглядывал потолок; бабуля обратила взор на Чушкина, ожидая дальнейшего  действия.  А сам он, оставшись посреди комнаты истуканом смотрел в пол.
   – Итак, господа, – начал он, отыскав в закромах своего умственно отсталого сознания,  идею – я  собрал  вас здесь для того, чтобы сообщить…
   – Неужели? – выкрикнул худой эту таинственную реплику.
   – А? – вздрогнул Чушкин, внезапно потеряв свою мысль.
   – Неужели к нам едет ревизор? – проговорил худой, медленно обводя глазами комнату и присутствующих в ней.
   – То-то мне сегодня приснились две жабы! – выдал свою мысль старичок, приподняв кривой палец.
   – Крысы! – поправил худой. – Крысы, старик. Не знаешь классики, тогда уж молчи!
   – А ты мне шавка рот не затыкай, – обиделся  дедушка. – Не для  того, я  жизнь  прожил,  чтобы  всякие  там умники замечания мне делали.
   – Тихо-тихо, господа, – подняв руку, призывая к тишине, произнёс Чушкин. – Не для того я жизнь про…
   – Вы ли не по поводу пенсии собрали тут нас? – спросила старушка, с надеждой взирая на Чушкина,  сейчас боровшегося с ураганом мыслей в голове, застеленной сухой соломой.
   – Вы, бабка, не сбивайте меня, – одурев от  идеи  «раскрыть  преступление»,  проговорил  Филимон  Андреевич.
   – Я те дам «бабка», сейчас как садану по твоему барахлу – девки рожать от тебя перестанут, – взвыла пожилая женщина.
   – А это уже членовредительство! – пошутил худой. – На него статья имеется в уголовном ко…
   – Попрошу тишины! – снова подняв руку, произнёс следователь Чушкин.
   – Вам предъявляются следующие обвинения… – голосом мирового судьи проговорил худой.
   – Это вы не торопитесь, – остановил его Чушкин. – То входит в мои обязанности. Но пока нет основа…
   – Тьфу ты, обезьяньи мартышки, я-то думал, какой разговор серьёзный намечается, а здесь дебил выступить решил! – сплюнув на пол, произнёс старичок, и, отодвинув худого в сторону, вышел из номера.
   Проводив ушедшего взглядом, старушка тоже решила последовать примеру соседа, и уже  развернулась,  но держащий визуальную оборону следователь, остановил её, словами.
   – А вас гражданка, я бы попросил остаться!
   – А шо такое? – испугалась бабушка.
   – Сейчас тебе старушка зачитают при… – начал худой, но под уничтожающим его  психику  взглядом,  направленным  на него, замолчал.
   – Ответьте мне на несколько пар вопросов, и можете быть свободной! – в задумчивости произнёс Чушкин.
   – Ето про пенсию вы собранируете тута? – стояла на своём бабушка.
   – Как ваши фамилия, имя отчество? – спросил Чушкин, не имея больше  в  голове  ни  единого  вопроса,  но надеясь, что они всё-таки посетят его в дальнейшем ходе «расследования».
   – Баба Паня! – просто и по-свойски ответила старушка.
   – А? Дядя Ваня? Это вы что же, псевдоним своего покойного мужа взяли? – не понял Чушкин.
   – Маво мужа звали Панкратий Варфоломеевич Вилкодант! – с гордостью  в  голосе  произнесла  баба  Паня, даже приосанилась чуть-чуть, но всё равно было заметно. – А моё полное имя  Полина  Кондратьевна  Кудряшова! Или, просто баба Паня.
   Чушкин, после столь непонятных его уму и слуху слов,  в  которых  присутствовали  трудно  запоминаемые имена и фамилии, потерял свой человеческий облик – став тем, чем сделало его служение  закону – глупым  и надоедливым.
   – Это что ещё за фантазии?  Почему  он – Вилкодав,  а  вы – Пудряшова?  Муж  и  жена  должны  иметь  две фамилии! Он – жены, а вы – мужа… э-э-э, вы – жены, а он – мужа… вернее…
   – Вы  меня  извините,  господин… как  вас  именовать… а  в  чём  собственно  вопрос? – спросил   плотного телосложения мужчина, остановив словесную белиберду Чушкина.
   – Подождите, я ещё не кончил! – ответил Чушкин, снова вперив в пожилую женщину свой одержимый взгляд. – Вы мне не ответили на вопрос – что это за пятна!
   – Каки таки пятна? – не поняла старушка, и для убедительности огляделась вокруг.
   – Вот эти, на столе, – ткнув пальцем, произнёс Чушкин.
   – Дак, напачкал кто-то? – ответила бабушка, в недоумении глядя на того, кто в течение истёкших двадцати минут ввёл её в такое заблуждение, которого она не испытывала даже во времена распада Советского Союза.
   – Ну, хорошо, с этим, как будто разобрались! – проговорил Чушкин потирая руки, и повернувшись в  сторону мужчины плотного телосложения, сказал: А теперь, перейдём к вашему вопросу…
   – Моему вопросу? – не понял мужчина, пожав для убедительности плечами, продолжая держать  руки,  сложенными на груди.
   – Вы хотели задать какой-то вопрос, – напомнил Чушкин.
   – Я хотел задать?
   – Вы.
   – Вопрос?
   – Вопрос!
   Не меняя своего положения, мужчина смотрел на Чушкина, широко раскрытыми глазами,  пребывая  в  полнейшем непонимании того, что происходит. Чушкин со своего места отвечал ему  тем  же  взглядом: оба,  как два барана на мосту, сомкнули, свои мысли в ожидании – кто первым примет хоть какое-то решение.
   Первым его принял Чушкин.
   – Вы кто по профессии? – спросил он у здоровячка.
   – Филолог, – ответил тот.
   – А? – не понял Чушкин.
   – Филолог я!
   – Я спрашиваю – каков род ваших занятий?
   – Занимаюсь языками.
   – Языками? Вы врач?
   – Я же говорю – филолог!
   – Я не спрашиваю вашей фамилии, я спрашиваю – кто вы по профессии!
   Филолог не стал отвечать. Понимая всю абсурдность положения.  Единственное,  что  его  утешало,  это  то, что когда-нибудь эта белиберда закончится, и он отправиться обратно в свой номер.
   – Так чем же вы занимаетесь? – не отставал Чушкин.
   – Филолог я, – стиснув зубы, прорычал филолог.
   – А я Чушкин!
   – Оно и видно!!!
   – Что видно?
   – Что ты чушкин…
   – Вы можете по внешнему виду определить фамилию человека? – восхитился Филимон Андреевич, блеснув глазами. – Такие люди как вы, в нашем деле необходимы, уважаемый господин Филолог.
   Приподняв брови и покачав головой, филолог снова промолчал.
   – Не огорчайся дружище, бабку он ещё не так троллил! – толкнув филолога в плечо,  сказал  худой,  тем  самым, попав под всевидящее око «следственного эксперимента».
   – А вы, любезнейший, кто будете по профессии?
   – Учитель!
   – Чего?
   – Учитель, – уже громче, повторил худой.
   – Чего?
   – Я же сказал – я учи-те-ль!
   – Какой предмет преподаёте?
   – А, вы в этом смысле. А я решил, вы не расслышали и переспрашиваете. Я учитель литературы.
   – Где?
   – Что «где»?
   – Препода…
   – В средней школе.
   – Что проходим?
   – Тютчева.
   – А?
   – Лирику Тютчева! – пояснил учитель. – Вот, послушайте – как раз подходит под нашу дискуссию:

                Не рассуждай, не хлопочи
                Безумство ищет, глупость судит
                Дневные раны сном лечи
                А завтра быть чему, то будет.

                Живя, умей всё пережить,
                Печаль и радость, и тревогу.
                Чего желать? О чём тужить?
                День пережит – и слава богу!

   – Браво, браво! Вы непревзойдённый поэт. Не перестаю восхищаться вашим талантом! Вы сочинили  то,  что я бы со всеми моими познаниями в области криминогенной обстановки на ближайших выбо…
   – Это не я, дуралей, это Тютчева стихотворение! – сказал учитель, покрутив пальцем у виска.
   – Это ваш друг?
   – Вы издеваетесь, или, правда, идиот? Это же знаменитый поэт!
   – По какому делу проходил? Поэт – кличка, я полагаю?
   – Да ты – дурак! Из дураков дурак! Вигинтиллион тераметров  квадратного  дурака  во  всей  Вселенной!!! – кричал учитель, топал ногами, сжимал кулаки и рвал свою пышную шевелюру.
   Филолог обхватил его своими крепкими ручищами, тем самым, не  давая  учителю  броситься  на  того,  кто впервые в жизни довёл его до того состояния, в котором он сейчас пребывал.
   – Фуууухххх, во наколобродил тут, – утирая пот со лба произнёс Чушкин и сел на край  стола. – Сразу  вид-но – не нашей заправки… закваски. С такими хилыми нерва…
   – Да пусти ты, – пытаясь вырваться из объятий филолога, прокричал  доведённый  до  бешенства  учитель. – Дай я разорву этого гнусного чинушу.
   – Тише-тише, держи себя в руках, – успокаивал филолог. – Не стоят эти финтифлюшки наших с тобой  нервов, братец. Короче, что тебе надо, образина?
   Последние слова предназначались Чушкину.
   – Вы это мне, товарищ? – спросил Филимон Андреевич, посылая пожилой женщине дурашливые взгляды.
   – Волк из города Тамбова – твой друг и  товарищ, – хрипел  учитель,  брызгая  слюной  и  сверкая  бешеным взглядом.
   – Ладно-ладно, оставь его, пойдём – говорил филолог, держа учителя за локоть.
   – Ребятки, а как же я-то? Я же по поводу пенсии хлопотать-то пришла, – лепетала  старушка,  пытаясь  остановить учителя и филолога, собравшихся уходить. – Пенсию собаки урезать хочут…
   – Да какая пенсия, бабка… не видишь что ли, что  это  психически  не усовершенствованный  во  всех  отношениях субъект! – горячился учитель.
   – А? Как вы сказали? Объект? – вскочив на ноги пробасил Чушкин. – Попрошу занять свои места, для следственного эксперимента.
   – Во, видала! – крутанув пальцем у виска, подтвердил свои слова учитель.
   – Касатик, что же это ты вытворяешь-то, – журила Чушкина баба Паня. – Смотри, как людей довёл.
   – Бабушка, ты мне вот что скажи…
   – Да не знаю я, откудова эти пятна появились. Выкинь их из головы, да приведи себя в порядок.
   Из коридора послышались шаркающие шаги. Учитель с филологом, уже выходившие  из  комнаты,   неожиданно встали в ожидании.
   – Почему твой муж вилкодав, а ты… как там ты сказала твоя фамилия? – не унимался Чушкин.
   – А ты бы смог жить с такой вот фамилией? – сказала баба Паня с тоской в голосе. – А, вот то-то и оно.  Вот он и взял мою.
   В комнату вошла полная женщина с  ведром  и  шваброй.  Двое,  стоявшие  в  дверях  посторонились – один встал с правой стороны, а второй снова занял своё прежнее место. Это был филолог.
   – Эва, сока вас тут набилось,  тунеядцев, – выдала  женщина  своим  прокурено-пропитым  баском. – А  мне говорят: «Тётя Маня, тама собрание устроили, сходи, мол, поприсутствуй, да заодно подмой…
   – Как, и вы дядя Ваня? – упав задом на край стола произнёс Чушкин.
   – Шо? Ты шо вякаешь, оболтус, – направив на Филимона Андреевича свой слегка  косящий  в  потолок  взгляд пролаяла женщина, да так, что всё внутри у него разом похолодело, а в голове возникла  идея  признания в любви.
   Собравшиеся уходить – баба Паня, учитель и филолог задержались,  решив,  что  наступает  момент  развязки: эта,  так  кстати  появившаяся  строгая,  но  рассудительная  женщина,  распутает  тот  клубок   идиотизма, запутанный дураком Чушкиным. Они ждали с нетерпением, как  ждёт  жених  приближения  брачной  ночи  в сладких объятиях той, которую добивался всю свою жизнь.
   – Уважаемая… э-э-э… не помню ваших инициалов… ну, да ладно… обратите внимание на эти пятна! – говорил Чушкин буравя взглядом влюблённого подростка, женщину с ведром и шваброй.
   – Чего ещё за пятна тебе там привиделись? Надеюсь, не из-за них ты тут митингуешь.
   – Вот эти пятна, которые оставил  преступник! – с  важностью  в  голосе  проговорил  Филимон  Андреевич, ткнув пальцем по направлению стола.
   – Во жопа, так возьми и вытри! – с этими словами, мудрая женщина сняла тряпку со швабры, и лизанула ею по деревянной поверхности стола. Пятна исчезли.
   Когда это произошло, Чушкин испытал такое потрясение, словно на столе, где только что  красовались  красные пятна, теперь, чёрными буквами была выгравирована дата его смерти,  причём  её  наступление  должно было произойти немедленно. А затем, он издал такой же  душераздирающий  крик,  как  Киса  Воробьянинов, когда узнал, что стало с сокровищем его покойной тёщи.
   – Ты что это, очумелый – репетируешь прибытие в клинику для душевнобольных? – отскочив от Чушкина и временно оглохнув на одно ухо, произнесла тётя Маня.
   – Бабка… ты… это же ули…
   – Какая я тебе «бабка», ты, пугало огородное! – возмутилась женщина, и так приложила  Чушкина  тряпкой, что тот, вытянув вперёд обе руки, нырнул на стол, разбив нос о деревянное покрытие. Так и замер в той  позе, в которой упал, потеряв своё бестолковое сознание.
   – Эва, тушканчик – обделён мозгами, хиловат телами, а туда же – с упрёками, – резюмировала тётя  Маня. – Вон и вчера такой же пустозвон меня по мягкому месту цапанул. Пришла уборку производить, а  он,  брадобрей нестриженый лапы свои загрубастые ни в те места раскидывать вздумал. А рука у меня  щедрая,  даю  без обиняков. Вот так же – рылом в стол и шандарёхнулся, цаца…
   Так, была раскрыта тайна красных пятен. Трое, находившиеся в комнате как заложники, готовы были  качать и целовать тётю Маню, избавившую их от напастий идиота. Что учитель и сделал: подбежав к ней, он обхватил её необъятную талию и чмокнул в пухленькую щёчку. За что  и  получил  в  лоб.  Полбу,  она  двинула вставшего рядом филолога – авансом. Свою лепту, в благодарность за такое удачное  окончание  дела,  собралась внести и жавшаяся у стенки баба Паня. Но передумала.
   – Ладно-ладно, бухарики, для жён нежности-то свои  приберегите.  Мне  от  ваших  толку,  как  бегемоту  от стрекозы, – шутила женщина, польщённая таким неожиданным вниманием к её персоне.
   С не поддающимся описанию восторгом, словно из зала суда, вышли из этой комнаты трое.
   – Суслик, ты-то долго ещё стол собрался целовать? – обратилась женщина к Чушкину, уткнувшемуся рыльником в стол, тыкая его шваброй в бок.
   Филимон Андреевич не подавал признаков жизни – в таком глубоком «бессознании» он находился.
   – Ну и отдыхай, а я покуда, приберусь тут, – сказала тётя Маня и приступила к своим обязанностям.

   А теперь, оставим оболдуя Чушкина и обратим взор на прекрасное! Вот оно – мчится в белом  кабриолете  с откидным верхом и выруливает на стоянку обшарпанной гостиницы.
   Из машины выпархивает прекраснейшее из созданий – высокого роста,  с  узкой  талией,  волосами – Синди Кроуфорд, глазами и губками – Анжелины  Джоли,  носиком  и  улыбкой – Агнии Дитковските.  Белоснежная юбка в складку, такого же цвета рубашечка завязанная узелком на талии, туфли-лодочки из лакированной кожи – притягивали взгляды и пленяли сердца.
   Перегнувшись через сиденье, открывая свою голенькую попку, взяла лежавшую на сидении сумку, подмигнула вставшему истуканом пареньку, проходившему мимо и подбежала к гостинице, расточая мягкий аромат, которым наполнилась вся улица.
   Дверь, как по команде, тут же распахнулась, явив взору красотки нечёсаную физиономию  учителя,  застывшего в дверях. Увидев этого лохматого лешего, она даже вздрогнула.   
   – Здрасьте, – вымолвил литературовед, на мгновение пожалев, что уже женат.
   – Привет! – пропела девушка, щёлкнув учителя пальчиком по кончику носа.
   Медленно прикрывая дверь, он сверлил горячим взглядом её стройные ножки,  и  то,  чего  он  не  видел,  но ясно представлял себе. А после вышел на улицу.
   Стуча каблучками, юная фея сказочной страны грёз подошла к столу дежурного.  Пленяя  своей  свежестью  и красотой, произнесла:
   – Лапочка, не найдётся ли в этой милой гос…
   – Все номера в нашем… вашем  распоряжении!!! – прогавкал  дежурный – любитель  глянцевых  журналов, вновь появившийся на своём рабочем месте.
   – Ой, нет, все не надо. Мне один! – хлопая длинными ресничками, вновь пропела фея.
   – Гав-гав-гав… – протявкал дежурный млея от той горячей волны, что прокатилась по всему его телу.   
   Аромат духов гостьи так завёл его, что в его голове созрел план: жениться на ней, что бы ему это ни стоило. Мысленно, он уже назначил и день свадьбы, и кого из друзей пригласит в шикарнейший ресторан,  где  задумал обвенчаться с красоткой, а кого не удостоит этой чести. Таких не оказалось.
   – Ой, как здорово у тебя получается! А я умею  вот  так – мяу-мяу-мяу, – промурлыкала  девушка  голоском пушистого котёнка, вылизывающего свою мягонькую шёрстку после душа.
   – У-у-у-у-у… – взвыл дежурный, потеряв себя как личность.
   Неизвестно, во что бы ещё вылилась эта «долгожданная встреча»,  если  бы  сверху  не  послышался  глухой скрежет – это снова катился по лестнице Чушкин. Обратив взгляды на его скромную персону,  двое  внимательно наблюдали это триумфальное  прибытие: дежурный  с  раздражением,  девушка – в  полнейшем  непонимании того, что видит.
   – А, господин Мушкин, уже выкатываетесь… э-э-э, покидаете нас? – сказал дежурный, наблюдая появление «дипломата» гостя, а после и его самого – кубарем мчащегося вслед.
   – Ой, бедненький, вы ушиблись? – с беспокойством в голосе промяукала киска, отпрыгивая назад.
   – Мадам, месье, моё почтение и наилучшие пожелания в вашем… – Чушкин не договорил, ибо  поток  слов, так удачно появившийся, прервал свой ход.
   Подхватив свой «дипломат», он покинул заведение.
   – Ой, как много перхоти у него, – посетовала красотка.
   – И это не единственное его достоинство. Ваш номер освободился. Я провожу вас! – сказал  дежурный  протягивая «невесте» ключ.
   – Спасибо, котик, не стоит беспокоиться – я сама, – послав дежурному неприличный жест языком,  девушка повернулась на каблучках и пошла к лестнице. Ключ она не взяла.
   Тяжело дыша, вздрагивая и периодически икая, дежурный-администратор смотрел вслед удаляющейся  красоте, продолжая строить планы на её счёт. Их оказалось столько, что ему пришлось бы прожить ни  одну  жизнь, чтобы реализовать, хотя бы малую часть из того, о чём возмечтал его разгорячённый на глянце ум.
   Работать он уже не мог. Да и не собирался этого делать. Сейчас он  строил  планы  в  отношении  той  белой кошечки, которая только что, пробежала по лестнице, сверкая тоненькими ножками. Бушевавшие в его  голове мысли то накатывали, то отступали мягкой волной – освобождая  место  для  других – не  менее  дерзких  и откровенных. Он представил себя в самых роскошных  и  дорогих  ресторанах – Лос-Анджелеса,  Нью-Йорка, Майами и Монте-Карло. В компании этой белой кошечки, так ласково мяукающей,  день  свадьбы  с  которой уже был назначен в его разгорячённом воображении. Перед его мысленным взором пронеслась такая картина, что он тут же изменил своё имя и «наградил» себя высоким титулом – теперь в  своём  представлении  о  себе он не являлся дежурным-администратором городской гостиницы.
   Стук каблучков, доносящийся с лестницы, вывел его из состояния материального шока. По ступенькам,  как парусник на волнах, снова плыла его «невеста».
   Поддав носком туфельки оставленную Чушкиным шляпу, она спрыгнула с последней ступеньки и прошла к стойке, так, словно дефилировала по сцене парижского театра.
   – Лапочка, там в номере, на столе какие-то красные пятнышки, – промурлыкала девушка  хлопая  ресничками и смешно надув губки.
   – Я немедленно избавлю тебя от  них,  любовь  моя! – сказал  администратор,  выдвигая  ящик,  где  помимо всякого барахла лежала пачка влажных салфеток.
   – Ты так любезен, пушок! Можно я буду называть тебя так? Так зовут моего мопсика, – миленько  улыбнувшись, она пощекотала его пальчиками по макушке.
   – Гав! Гав! Гав! – выдал администратор, и подражая Жан-Полю Бельмондо, ловко перепрыгнул через стол.
   И уже через секунду, как оловянный солдатик, он предстал перед ней во всём облике своего величия.
   Обхватив тонкую талию, он повёл её в номера.