Философский поиск

Знаете тост философов?
— Ну, за трансцедентальное единство апперцепций!
— За единство!

Быль
1.
Нас пятьдесят было на курсе.

Свежий философский побег на старинном дереве универа Томска отпочковался от сильной ветки истфака. 

Мы — первый выпуск философского факультета ТГУ, 1993.

Мы — те, кто изучал философию по первоисточникам. Нам преподавали титаны советской науки. Традиция и Высшая Школа. Гордость страны. Вспоминаем в эти юбилейные дни.  Студенчество и преподов.

Мы — первые, кто узнали, что исчезло гос. распределение. Так было до: раз государство подготовило, то и направило чётко, где пригодишься, где стране ты нужен. Но в 1993 кнопка распределения сломалась.

Мы — первые, кто поступал в одной стране, а окончил  обучение в вузе в другой. Те, кто вылетел из гнезда Аlma Mater в разруху, в миллион возможностей. А дальше — плавильня судеб.

Но память, как научная библиотека хранит истории.

2.
Если тебе открыли запертую дверь, ты не забудешь этого человека. Сергей Степанович Абрамов. Ищу его сейчас, следы потерялись в Америке, в далёком 1993г.

Мы познакомились в универе, на первом курсе. Может быть, кто встречал? Особый препод. Молодой. Амбициозный. Дерзкий учёный. Готовил докторскую, когда всё это случилось...

В железных рамках диамата, диалектического материализма, он умудрялся рассказать об идеальном, о сознании, о бессознательном. О мысле-формах. О снах. О том, что было чуждо тогда. Может быть, слышали о нём?

По-хорошему, выбор научрука на первую курсовую — выбор крёстного своему диплому. Выбрала его.

Силища его "планеты" притянула небольшую группу спутников, первокурсников из нас. Может быть, видели кого-то на научном небе? Может быть, он где-то рядом?

Его мечтой было создать Томскую школу философии, по своей теме.

Как стратег, он рисовал нам дорогу вперёд минимум на 5 лет.

Каждую неделю —  доклады, кто что прочёл, — всё — в общую копилку. Как пчёлы мы несли в наш улей мед. Он дегустировал. Решал, в отвал или пойдёт.

Каждый месяц —обсуждения и мозговой штурм. О том, как формируются теории, какие способы познания существуют в мире. Он направлял.

Я помню, когда он на занятие принёс слайды с репродукциями. Занятие о живописи, о культуре, о влиянии на бессознательное. Искусство как способ познания.

Революционно для того времени. Путь от Иеронима Босха к  импрессионистам. Авангардистам. Кубистам. Квадрат Малевича, для меня, — его Квадрат.

Он умел включать огоньки научных желаний. К пятому курсу должен был быть не только диплом, а совместная публикация. В именитом журнале. В идеале — в "Вопросах философии". Смешно, да? Никто не видел этих огоньков?

3.
Сергей Стеранович. Где Ты? Методолог от Бога. Он преподал урок, который помню и сейчас:
— любая тема, как жизнь и любовь, требует объятий со всех сторон.

Первое объятие осторожное и нежное. Оно отвечает на вопрос — что это? Потрогай. Что это? Понюхай. Втяни жадно носом этот неизвестный воздух. Или по-новому взгляни на то, что тыщи лет знакомо. Пробуй на вкус. С этим вопросом мы вторгаемся на Территорию Онтологии — Науки о бытии. Её Царство всегда спрашивает: что-что-что? А теперь что? И слушай эхо.

Второе обьятие пожёстче. Оно про то, как познать? Какими способами, методами? Пробуем на все лады. Здесь пригодится армия Царицы Гносеологии. Науки о познании. Она не церемонится. Грызи зубами её гранит, когтями рви, змеей тихонечко ползи. А можешь толковать на все лады, тогда ты непременно попадёшь в сады — Герменевтики сады.

Не думай, что на этом всё. Дальше приходит Она. Её подданные проходят реку Бытия и потока Знания с ситами, крупными и мелкими. Золотоискатели.
Страна Аксиология, Наука о Ценности. Какую ценность для человесества несёт всё то, что отыскали учёные, поклоняясь древним божествам Онто и Гносео? Алмазы и сапфиры, бриллианты, душа и жизнь, любовь, — отыскивай все дары для разума, ума, души и тела и более того. Одаривай. Благодари.

Но ставить точку не спеши. Дальше на подготовленную почву вступает деловито Праксиология. Наука Практики. Ей некогда обниматься. Она в делах, заботах, в конкретных датах, производствах и расчётах. Она всегда твердит лишь об одном: Как можно применить? Любовь для неё не телячьи нежности, не слова пустые, не верит обещаниям. Любить — глагол. Шаг. Дело. Действие. Поступок! И перспективы.

Этому он нас учил.

4.
С пропуском научного руководителя я попала в спец хран, читала литературу в зале профессуры.

Стройные ряды столов и венских стульев. Заказаны ещё при императоре. Атмосфера впечатляет.

Помните героиню Муравьёвой из "Москва слезам не верит": "Представляешь там контингент? Академики. Докторы. Философы?"

Зелёная томская философская поросль с первого курса туда прокладывала путь.

Тогда, в вечерней темноте, мы пробирались в преддверие Профессорского зала.

Память, возможно врёт, но говорит, что в холле было  два стола. С Зелёными лампами.

Мы там жужжали до закрытия научки могучей кучкой. Молодой жизнелюбивый улей. Кому — книги, кому — поглазеть, кому — потрогать. Азарт.

У Библиотекарей для нас был заточен их профессиональный многовековой шикательный голос, — наверное, они спецкурс проходят по обучению ему.

Хранители библиотечной тишины направлялись к нам во всеоружии.

Мы думали, что при приёме на работу они проглатывали кол, чтоб тело их звенело натянутой струной от  черепа до набоек каблуков.

В решительном подходе специальным образом библиотекари выпучивали глаза и произносили укротительное заклинание: "Ш-ш-ши".

Оно было не крепким. За долгие века утратило всю  силу. Остался только звук.

Как только осторожные каблуки стихали, "цыплята" от философии снова начинали семинарский гвалт вокруг стола.

5.
А в это время двери спец хранилищ скрежетали.

Запретные бумаги, прошитые дорожками библиотечных клещей, поднимались в зал. Их выдавали в доступ на один день по распоряжению научного руководителя.  Да-да, Сергея Степановича.

То золотое время, когда Хранители, нехотя, доставали ключи от тайных библиотечных комнат.

Теософия. Труды Блаватской. Рерих. Мистика. Бхагавадгита. И Камасутра, что греха таить?

Тогда же — многотомник Кастанеды. Самиздаты, прошитые страницы от руки, на них печати, номера. Запретные стихи. У каждого свой список в памяти.

Точка сборки сместилась и обошла мой мир на 360 градусов. Расширила его. Заколыхала. Размешала. Мир стал подвижный. Наверное, он так и не остановился. Так и движется с тех пор.

6.
Там открывались истории репрессий, русских "троек" , что "мчали" по стране и оставляли за собою колею  расстрельных рвов.

Крест на  горе Каштачной в Томске. Он 9 метров. В память о Девяти Тысячах убитых...
Помолчим.

16 ноября 1937г, по приговору "тройки", по поддельной признательной подписи в заговоре, был расстрелян очередной великий русский.
Философ Густав Шпет.

Ценностью его было Слово. Структура слова. Внутри. Снаружи. Я бы сейчас сказала, без нажима на правоту... Нагло заберу определение у Хосе Ортега-и-Гассета и скажу, что Шпет изучал "логосо - эйдетическую сущность". Явление и смысл. Искусство и культуру.
Светлая память, Густав. Помним. Чтим.

Стояла, прям на этом месте. Каштачный холм. Туда в моём детстве мальчишки бегали. Тарзанки самодельные висели. Полеты на качелях. Детский смех. И птичий щебет. Мир. Над костями. Тогда не знали.

Теперь Каштачная гора свой Крест несёт.
Небо — пронзительная синева, такое же, как в далёком - близком 1937м.

Немые крики девятитысячной толпы пронзают это место до сих пор. Наверняка, небо  — это последнее, куда они смотрели. Если дозволяли.  Земля дрожит от горя. За что сгорели жизни?

Наверное, читали. Жадно. О древности и о себе. И говорили. Жили. Мечтали. За это?

Жизнь, бывает, каждому из нас подкатывает бочку Диогена. Требует: "Залезай, аскеза не помешает"...

Ничего не изменилось со времен Платона. И люди — абсолютно те же, с тех пор, когда жил Фалес, Анаксимен, Анаксимандр и Ксенофон из покрытого забвеньем Колофона. Всё так же.

7.
Гриф "Сов. Секретно" многозначительно подмигивал украдкой и недоумевал: "Что за особа, которой разрешено читать сейчас этот документ, который я так долго стерегу? Ну ладно, так и быть, но только под моим присмотром и только здесь, в этом зале, без права выноса. Знакомься! Быстро!"

Были ещё экземпляры, которые в зал не поднимали. Спускалась к ним сама.

Древние красавицы в особых переплётах, со шнуровкой на сокровенном месте, смеялись: "Меня, пытаетесь Вы бегло прочитать? Мы говорим на русском языке, но чуть иначе. Попробуйте проникнуть в толщу времени, понять и погрузиться в бытие, которое ушло. Попробуйте узнать, о чём мы говорим, вы, наглецы из уходящего двадцатого столетия".

Мы спотыкались о Древнее Величество  Буквы Ъ (Ять).  Вглядывались. Замирали. Теперь почти исчезла.

Да, бывают времена, когда и буквы могут умирать.

Теряем буквы в алфавите в жажде часть истории прогнать.

Иногда, если доверие складывалось с очередной красоткой в твёрдом переплёте, мы находили в складках её платья чернильные записки прошлых веков. Рекламу книжного магазина — на розовой и плотной бумаге.

Так выглядит бельё из японского набивного шелка, ручной работы, с чёрными кружевами букв. Интимное. Дразнящее.

Бывало, попадался кусок газеты, пожелтевший, с обугленным краем. Как ветер того дня, с запахом дыма, после революции. Или расписание занятий какого-то Симеона, без фамилии.

Так много спрятано в потаённых складках тел книжных красавиц и между строк.

8.
Прошло 5 лет в студенческой научной кухне. Помню тот день. Пришла к Абрамову. А он — растерян. Даёт мне несколько книг из своей личной библиотеки:
— Уезжаю. Сын заболел.  Едем в Америку. Договорились об операции Всё продали. Возьми на память.

Были ещё какие-то слова. Не помню.
Больше не видела его. Сына не спасли. Они не вернулись. Остались там. Следов в интернете не нашла. Искала. Спрашивала. Нет такого. Лишь тёзки полные. Не он.

9.
Как бы я, хотела, Сергей Степанович, чтобы ты знал,  что я защитила диссертацию. Блестяще. Не по прикладной философии. По онтологии и теории познания. Специальность, которая не всем под силу.

Как классно знать, что есть в жизни точка, место, к которой можно испытывать гордость. Варилась в собственном соку в аспирантуре. Сомнения. Сомнения.

А на защите неожиданный момент. Сухотин после защиты встал, наш Анатолий Константинович, академик. И неожиданно речь толкнул о постмодерне, о значении моей работы, и начал апплодировать. Мороз по коже. Я не ожидала.

За ним первые ряды встали. И дальше, дальше, дальше. Весь зал. Горжусь этим моментом в жизни.

Не видела вас 30 лет.

Как бы я не хотела, чтоб вы знали, что я работаю не по специальности, много лет.

Пишу и понимаю. Что возможно, судьбы наши схожи. Споткнулась об свою беду и отошла. Жизнь увела в другое.

Но я так благодарна, мой добрый препод. Тебе и невдамек, как ты повлиял на меня. Я одна из сотен, кому Ты дал путёвку в жизнь своими мыслями.

Спасибо.

Если вдруг кто-то знает о судьбе Абрамова С. С., сообщите, пожалуйста.Сейчас ему лет 70.

Мы — за единство!
__________
14.07.2023 — в день встречи однокурсников по случаю 30-летия выпуска.