Глава шестнадцатая. К новым берегам

ЛИХОЛЕТЬЕ. Книга третья.
Глава шестнадцатая.К новым берегам.

 Сергей после случившихся с ним стольких бед хотел и никак не мог избавиться от жгучего чувства одиночества, вины и обиды, от любви к своей дочери. Всё это было как-то внутри у него так крепко-накрепко скручено и перекручено, словно это было какое-то просто дьявольский наваждение. Как он ни старался отринуть все эти неприятные ощущения, не дававшие покоя, они его не отпускали.
 Хотя он и понимал, что тут особой его вины нет. Перед дочкой и бывшей женой. Это было лишь решением самой Людмилы: взять, да и круто изменить не только свою жизнь, но и его с дочерью.
 Порой Сергею, казалось, что он ещё до сих пор её любит, несмотря на всю её подлость и боль, что она ему причинила, что сердце его ещё несвободно, хотя оно уже донельзя задубело, было холодно и мёртво.
 Теперь внутри него, как бы всё сгорело и перегорело. Было безжизненно. А на пепелище, как известно, трава не растёт. Так что он уже больше не способен к любви. 
 Знакомство же с Ниной Ивановной Печерниковой стало для него, можно сказать, волшебным целительным бальзамом, спасительной отдушиной, светлым лучом во тьме его всех бед и несчастий, спасительным кругом среди всех его жизненных неудач.
 В общении с ней он нашёл то нужное ему сейчас утешение и успокоение, ту радость жизни, которую он вновь ощутил. Это он почувствовал всем своим существом, душой и телом, словно бы это был подарок в его судьбе, в тот момент, когда был он на краю гибели, полностью разбит и повержен.
 В этой красивой приятной женщине было что-то для него новое, своё и особенное, чего не было в Людмиле, да и в других ему знакомых женщинах. Прежде всего, его подкупало в ней её заботливое отношения к нему. Было в ней то внимание и понимание, чего он искал и не находил в Людмиле, чего ему так сильно хотелось и не хватало в жизни долгое время.
 И потому, этакое её отношение, ныне так дорого им ценилось. Он чувствовал в этом внимании к нему, не только любовь и нежность, но и ещё какую-то истинную жертвенность. Так что ему порой, казалось, что ради него она способна на всё. И этого душевного её порыва ему нельзя было не оценить.
 Новая знакомая старалась ему во всём помочь, понять его до конца, ощутить то, что в данную минуту, секунду напрягало и тревожило Сергея. Она старалась его поддержать, подсказать, посоветовать и приободрить в трудные его минуты.
 Когда же Сергей обретал новые свои силы, становился в полный рост и преодолевал встававшие на его пути преграды, то вместе с ним и она расцветала.
 Особенно, это было дорого ему видеть после того, как он признался ей, что после развода с женой и смерти мамы он остался совсем один, словно бы сирота на целом белом свете. И это было правдой.
 Несмотря на всю любовь к нему двух братьев и сестры. На любовь тоже искреннюю и настоящую. Но ничто не могло заменить материнской любви и заботы. И он даже пожалел, что сказал это, подумав о том, что он уже взрослый мужик и не стоило бы ему плакаться перед женщиной. Но так получилось, настолько стала она ему близка, что он выдал ей самое сокровенное.
 Но зря он опасался. На эти его слова он не увидел в глазах Нины ни осуждения, ни жалости. В её, широко раскрытых глазах, он увидел вдруг столько боли и сострадания, тепла и сочувствия, что ему стало как-то даже и неловко, стыдно за свою проявленную минутную слабость. Нет, не должен был он, всё-таки, ей так говорить, перекладывать свою боль на душу хорошего человека.
 Не должен! Ведь Нина Ивановна тоже совсем недавно схоронила свою мать. А он об этом не знал. Когда она ему, в свою очередь, об этом сказала, то ему стало её очень жаль. Он взял тогда её руки в свои, легонько их сжал и она рассказала ему о себе.
 Отец у неё погиб давно, ещё во время Великой Отечественной войны, на фронте. В её раннем детстве. Так что чувство потери близкого человека ей было хорошо знакомо, как и ему. А тут ещё и потеря мамы. Понимание этого их ещё теснее сблизило. К тому же, она недавно тоже развелась с мужем.
 В результате этого развода она и оказалась, вместе с дочерью Аней, в Крутом Яру, у своей тёти Зинаиды Прохоровны Крышиной. Потому что, именно, здесь была похоронена её мама Александра Прохоровна.
 Однако же, заботливое отношение к себе Сергей почувствовал ещё и до этого разговора по душам. С первого дня их знакомства. Что-то было общее, близкое и светлое в их душах, оно притягивало их друг к другу. Но вот, что это такое, они никак не могли себе объяснить. Да они и раздумывали над этим.
 Однако, им всё чаще хотелось видеть друг друга. Случилась эта близость у них в тот самый памятный момент, когда накануне старого Нового 1983 года, они, всей большой и дружной компанией вышли из санатория-профилактория, радуясь тёплой новогодней ночи и начали играть в снежки.
 Игра на свежем воздухе взбодрила всех и усилила у них хорошее настроение. На дворе стояла звёздная, ясная и тихая январская погода.
 В свете уличных фонарей, что подле санатория-профилактория и в лесопарке, среди заснеженных деревьев в небе кружились крупные мохнатые снежинки.
 Красота была их неописуемая. Снежинки медленно падали и таяли на их лицах, ладонях, но не таяли на ресницах и белой песцовой шапке Нины. Оставались там сверкать чудными бриллиантами. Видение было просто волшебным и сказочным.
 Глаза Нины отражали звёздные блёстки, а сердце Сергея наполнялось радостью жизни. Он восторгался, воскресал, становился самим собой. Постепенно его сердце оттаивало, наполнялось радостью. В этом чудном звёздном свете, в излучаемом её глазами тепле, лицо его делалось детским, совсем юным, чем привлекал ещё больше к себе Нину.
 Сергей чувствовал, что он ей нравится, а она ему. Неужели это и есть любовь?
 Давно он уже так ни улыбался, открыто и радостно. Но и эта его улыбка получалось у него какой-то смущённой и беспомощной, болезненной.
 Но сам он этого не видел. Какой-то была эта улыбка у него несколько робкой и стеснительной. Он сам не верил в то, что ему сегодня на душе так легко и радостно. У него словно вырастали крылья.
 Именно, поэтому Нина была, в тот момент, несказанно рада. Ей очень хотелось его растормошить, взбодрить, развеселить, чтобы в новом году ему было тоже хорошо и счастливо. 
 Смущение и скромность Сергея ей тоже нравилось. Такие люди бывают обычно более душевными и добрыми, не способными на подлость. Они редко оказываются грубыми и бессердечными. Это Нина, по своему жизненному опыту, уже хорошо знала.
 Но она тоже, всё-таки, боялась ошибиться, но, однако, сдержать своих порывов и радостных чувств она не могла. Позже, про всё это, и про свои первые впечатления, она расскажет Сергею. Потому что не могла хранить долго в душе свою радость.   
 Как и все свои мысли. Тогда ей было до слёз жалко Сергея и она боялась унизить его своей жалостью, доставить ему неловкость и ненароком обидеть. Говорят же, что жалость унижает человека. Но ещё и говорят, что чувством любви и является само сопереживание, чувство жалости и является, как бы, настоящей предтечей любви.
 Но тогда она ещё об этом не знала, а только лишь догадывалась, чувствовала большое своё желание помочь и защитить его, согреть и заставить улыбаться. Неужели это и есть настоящая любовь? 
 Наверное, это так и было. Коли вместе им находится было хорошо, приятно, радостно смотреть друг на друга, с нетерпением ожидать новой встречи. Что же тогда есть любовь, коли ни это? То же самое чувствовал и Сергей. До сих пор они не могут ответил себе на этот вопрос.
 Впрочем, Нина тогда старалась не думать над ним. Она была просто счастлива. Или же это только ей так казалось?  Может, она просто жила и радовалась наступающему январскому утру, звёздному небу, лёгкому морозцу, бодрящему воздуху, оживляющему тело и душу? Радовалась предстоящему рабочему дню, где всё у неё ладилось и спорилось, в отличие, от предыдущего времени, до знакомства с Сергеем! 
 Радовалась предстоящими минутам общения с близким ей человеком. Но и Сергей, точно также, постоянно мучился над этим вопросом. Хотя и пытался его задавить внутри себя, выбросить всё из своей головы, заняться только работой и уйти в неё с головой.
 Не желая ничего понять-разгадать, стремясь только таким образом избавиться от предстоящих любовных мук, памятуя прежние, которые его так долго давили и угнетали. Хотя они теперь постепенно куда-то уходили в строну и ослабевали. 
 Общение с Ниной было для него настоящим целительным бальзамом и он становился совершенно другим человеком, жизнерадостным и общительным. Находясь рядом с ней он не замечал, как летит время. Ему было рядом с ней хорошо.
 Но что же тогда начинало пульсировать и оживать в нём, если это ни любовь? Что?! Если честно, то для него была совершенно незабываема та Новогодняя ночь. Он вспоминал её и много лет спустя. Ему было тогда как никогда хорошо. Словно Нина окружала его какой-то особой, своей волшебной аурой тепла, заботы, добра и любви, укрыла его от всего мира и мрачных его мыслей, дарила покой и блаженство.   
 Спокойно и уверенно смотрела Нина Ивановна на окружающую жизнь и это её состояние передавалось и Сергею. Всё шло у неё в жизни размерено и определено. Была она полностью уверенна в себе, в свои силы, так что рядом с ней, казалось, не страшны были Сергею никакие препятствия.
 Она словно звала его куда-то вдаль за собой, а он не смел ей противиться. Такова была её магическая её сила любви, воли и обаяния.
 Но куда же она его звала? Он этого пока ещё тоже не знал, не понимал, а только лишь чувствовал своим усиленным биением сердца. Нина звала его к новой жизни и он радостно шёл за ней.
 Какой она будет эта его новая жизнь? Не схожа ли она будет с прежней его жизнью? Вот этого он никак не хотел.
 Слишком много горечи и нервных потрясений получил он от прошлой своей жизни с Людмилой. Сергей опасался этого.
 Но она, эта его новая жизнь, начинала его вдруг окрылять, открываться ему с первых мгновений совершенно иной стороной: красотой и спокойствием, радостью и безмятежностью, желанием объять необъятное.
 Ему хотелось теперь только лишь одного - жить! Хотя радоваться-то ему было пока нечему. В их большой семье было, пока что, всё не так, как они хотели бы и желали, задумывали при строительстве вот этого их "родового гнезда".
 Радость и счастье, казалось, теперь навсегда покинули их родной дом. Вот и в самом Сергее, казалось бы, всё замерло и выгорело. Он ходил, как лунатик, дышал и двигался, как робот, работал и делал всё на автомате, как неживой.
 В нём словно жило теперь внутри два человека: один из них ходил и действовал, а другой изнурял его мыслями-переживаниями, наблюдал за ним, как бы изнутри, контролировал и оценивал его действия со стороны.
 Такая жизнь ему совсем не нравилась. Особенно, такое вот раздвоение личности. Ему хотелось стать прежним: энергичным и сильным, смелым и наслаждаться жизнью, всем своим существованием.
 Хотелось ему дышать полной грудью, смело и радостно идти вперёд, открыто смотреть людям в глаза. С Ниной он чувствовал себя, именно, таким человеком. Она принимала его таким, какой он есть в данный момент.
 Приподнимала его над собой, обстоятельствами и людьми, говорила ему, что он самый лучший на свете, самый способный и талантливый, один и неповторимый на земле. Восхищалась его профессией и увлеченностью книгами, прочитывала всё, что им и другими было написано в его газете. Интересовалась жизнью предприятия и посёлка. Хотя имела к комбинату лишь опосредованное отношение.
 Нина не давала ему ни минуты покоя. Заставляла жить в активном напряжении, но и никак не ограничивала его свободы. Он мог теперь, как прежде, идти куда хотел, делать и заниматься всем, чем ему захочется. В том числе, и в Крапивенке. Но не терпела она только лишь одного: его опозданий и неверность данному слову. Она была человеком пунктуальным, чести и совести, слова и точности.
 Всё свои претензии, если они были таковыми, она тут же высказывала ему и любому человеку прямо в глаза. Не заискивала ни перед кем. И это тоже нравилось Сергею. 
 Теперь он мог, без боязно, достаточно много времени проводить в Крапивенке, занимаясь там какой-либо работой. Никто ему теперь не трепал нервы, Нина не вникала в его дела и в то, что он там что-то с братьями строил-городил.
 Не мешала она ему дважды в неделю пропадать вечерами в спорткомплексе, что был в Крутом Яру на территории стадиона комбината. И это для него было самым лучшим  отдыхом после работы. Он играл там в волейбол или же парился после игры в бане-сауне, охлаждаясь в бассейне.
 Это тоже поднимало ему жизненный тонус, обостряло вкус к жизни. Постепенно Сергей становился самим собой. Несмотря на такую вот, почти вольную, жизнь, для него свидания с Ниной становились всё более необходимее и занимать всё больше свободного от работы времени.
 Несмотря на занятость в работе и быту, им обоим нравилось быть вместе, чаще делится друг с другом впечатлениями от прочитанных книг, спектаклей, кинофильмов. Не пропускали они и концерты в Доме культуры, смотрели новые кинофильмы в широкоформатном кинотеатре "Пламя" в Крутом Яру или же в Туле, новые спектакли в Тульском драматическом театре.
 Но у каждого из них ещё была и своя личная жизнь, это позволяло им быть ещё интереснее друг для другу. Со временем их встречи становились всё более частыми. Сергей звонил Нине домой или же на работу. Они договаривались о встречи.
 Домашнего телефона у Сергея пока что не было. И он звонил ей прямо с работы или же с телефона-автомата, а то и со стадиона, где занимался спортом или же из Дома культуры после выполнения заданий редакции.
 Они договаривались о том, куда им теперь сегодня вместе пойти. И у Нины, несмотря на её занятость,  всегда находилось для него время. Часто бывали они и в тульском Центральном парке или же в Ясной Поляне, в лесу.
 Зимой катались на лыжах, а летом ходили по грибы, плавали в реке. Это времяпровождение в выходные дни не мешало Сергею потом допоздна писать обо всех этих походах-мероприятиях. Так что и читателям было это интересно.
 В том числе, он рассказывал читателям, что происходило в Дом культуры. Там проходили ежегодные смотры цеховой художественной самодеятельности, выставки самодеятельных художников, в широкоформатный кинотеатр "Пламя" проводились встречи со знаменитыми на всю страну артистами. В спорткомплекс на стадионе проводились спортивно-массовые мероприятия, в том числе, и семейные соревнования между цехами: "А, ну-ка, девушки!" и "А, ну-ка, парни!", "Мама, папа, я - дружная семья!".
 Летом они вместе посещали агитационные площадки в различных микрорайонах Крутого Яра, где читались лекции на различные темы, показывались художественные фильмы или же выступала художественная самодеятельность Крутого Яра.
 Домой к Нине Ивановне Сергей вначале стеснялся заходить. Но постепенно в нем и этот порог неуверенности был преодолён. С её дочерью Аней он познакомился вначале заочно, через дверь, когда однажды он отважился позвонить, то услышал в ответ нежный голосок:
 - Кто там?
 - Мне Нину Ивановну.
 - Мамы нету дома...
 Её, действительно, не было дома, хотя она редко задержалась на работе. А позже могла зайти в магазин. Сергей подождал её около дома на лавочке. Как же она была тогда рада его видеть! И это было ему приятно.
 В мае того же года Сергею неожиданно предложили в профкоме горящую туристическую путёвку в Ялту. И он не мог удержаться, чтобы не поехать. Нина провожала его до железнодорожного вокзала в Туле, заботливо проверяла всё ли необходимое для отдыха он взял с собой.
 Такая её трогательная забота о нём была ему приятна. Впервые, можно сказать, он ехал один отдыхать на юг. Если не считать, конечно, той их поездки, всей большой семьёй, в Севастополь, в августе семьдесят шестого года. Но это было теперь слишком далеко от него. Тогда он был в совершенно расстроенных чувствах из-за ссоры с Людмилой. Хотя они были с ней ещё не женаты. Теперь же у него было совершенно иное настроение.
 Тогда, та самая их совместная поездка всех Гончаровых, не дала ему никакого ощущение радости и ощутить прелести моря, настоящего отдыха. Теперь же его ожидала сверкающая Ялта и у Сергея было совершенно другие ощущения. Но прежние воспоминания, в том числе, и о дочери, пока что его до конца не отпускали. Но ничего поделать с этим он пока что не мог. Прошлое давило его с прежней тяжестью. 
 Нашёлся ему в Ялту и попутчик из Крутого Яра. Крупный и солидный человек - Пётр Петрович Абрикосов. До того солидный и высокого ранга, что Сергей не был с ним знаком. Очень высокого уровня. Был он каким-то слишком крупным начальником в Крутом Яру и он тоже ехал отдыхать по туристической путёвке. Встретились они на вокзале, оказавшись в одной туристической группе.
 И это Сергея тоже удивило. Он не выносил общения с высоким начальством. Это его подавляло и смущало. Но всё равно он был этому рад, так как не терпел одиночества. Хотя, в той группе из Тулы, было человек тридцать, но все они были не из Крутого Яра.
 Многие ехали отдыхать парами, да семьями. Но Пётр Петрович оказался одинок и настолько прост в общении, компанейским человеком, что Сергей совершенно забыл о его должности.
 Отдых в Ялте Сергею, может быть, потому лучше и понравился, чем в Севастополе, что у него было совершенно иное настроение и хороший попутчик.
 Особенно, понравились Сергею вечерние прогулки на катере, набережная и пляж, солнце и море, поездки к Ласточкиному гнезду и в другие прибрежные города-курорты Крыма. 
 Знакомства же с достопримечательностями этого удивительного полуострова вызвали в нём незабываемые впечатления, наполненные восхищением.
 Но всё же, всё же, вечерами он по-прежнему скучал по Крапивенке, по своему "родовому гнезду", а теперь уже и по Нине. Временами, вспоминалась ему и Людмила с дочерью. И он старался тогда побыстрее уснуть, чтобы не бередить душу. Но и во сне ему не было покоя. Прежняя жизнь его не отпускала.
 Но время быстротечно. И говорят, лечит. Пролетели дни отдыха у моря, как сон слетел, как утренний туман. И вот они уже собираются в обратный путь. Накупил он тогда всяких сувениров, Вере и Нине сувенирные газовые косынки с изображением Ласточкиного гнезда.
 Но главными сувенирами были всякие, как ему показалось, экзотические рыбные консервы. В том числе, с китовым мясом, крабами и морской капустой. Да ещё маленькие, по сто грамм, сувенирные бутылочки с различными крымскими винами. Это Аркадию с Олегом и Вадиму.
 По его возвращению, Нина с дочерью и своей подругой-сослуживицей, тоже с дочерью, тут же отправились, в свою очередь, отдыхать самолётом из Тулы прямо в Сочи. На сей раз Сергей провожал их с Олегом на его автомобиле до аэропорта в Туле.
 Подобные разлуки не шли во вред дальнейшему их развитию дружеских отношений. Сергей вовсе и не желал их форсировать, памятуя о прошлой своей семейной жизни. Образ Людмилы пока что не исчез окончательно из его сознания и он продолжал скучать по дочери.
 Но путь в Медуны ему был теперь заказан навсегда. Да он туда уже не стремился. Его телефонные звонки всё более и более раздражали бывших его родственников. Тем более, что Людмила, с новым своим мужем, уже жила по другому адресу.
 Василий Иванович "выбил" им новую трёхкомнатную квартиру в двухэтажном доме, довольно комфортабельном для села. Таких новых домов в Медунах была целая улица.Внучку же свою Свету они оставили у себя, чтобы не мешать жить молодым. У них уже родился теперь уже уже и внук. Это ему было сказано по телефону.
 Но продолжал, время от времени, туда звонить. память ночами всё же не давала ему покоя. Так что Сергей однажды не выдержал и написал Клавдии Максимовне письмо, в котором высказал ей всю свою боль, описав её неблаговидную роль в распаде его семейной жизни.
 Это письмо он вложил в коробку с тульским пряником, одновременно с поздравительной открыткой дочери с честь дня её рождением. Ей исполнялось тогда пять лет. На что он получил в ответ от бывшей своей тёщи:         
 "Серёжа, здравствуй!
 Спасибо за письмо. А вот жестокость-то и жадность не во мне. А не пора ли тебе подумать над случившемся? И не надо нам, старикам, травмировать души. В вашей жизни не мы виноваты, а вы сами боялись друг другу уступить. И вот в том вся ваша причина.
 Злости и ненависти у нас нет к тебе, в этом ты не прав. И здесь в Медунах уж не такие мы люди плохие, как ты нас ценишь. Будет время, я пришлю письмо Людмилы к нам, как она плакала, как она нас просила, чтобы ее забрать домой для дочери. Мы сделали свой родительский долг, проявили к ней родительскую жалость. Ты бы, наверное, сделал тоже самое, если был бы настоящим отцом.
 И вашей Вере можно было бы жить с Вадимом. Она сама говорила, что он очень ее любит. А почему же они тогда не живут? Вот это вопрос?! Нет, Серёжа, что ты пишешь нам, это далеко не так.
 Света часто спрашивает за тебя и почему мама ушла от папы. Приходится без лжи рассказывать ей как это было в действительности. Она уже хорошо всё понимает, где справедливо, а где нет. И говорит: она будет другой, надо делать так, чтобы всем было хорошо: и мужчине, и женщине.
 Она умная девочка. Да ей-то вы и, действительно, искалечили жизнь, об этом вы оба тогда не думали, ты не интересовался дочерью, женой, тебя интересовали другие проблемы.
 Мы не старались ломиться под замок в комнату, оставили все там, как есть. Забрали только то, где было открыто. Жизнь дороже всех вещей. Так в чем же наша жадность? Зря ты, Гончаров, так наговариваешь на нас, мы всю свою жизнь прожили честно и справедливо, на свой рубль. Вот таких-то людей и в Медунах мало, действительно, и для вас мы ни в чем не скупились, неправда ли?
 Давай об этом больше не будем говорить, толку теперь из этого будет мало. Надо было после развода всю жизнь свою обдумать хорошо и признать свою вину и вину жены и забрать, хотя бы позвать, свою семью вернуться обратно и начать жить по-новому.
 А ты год ездил неизвестно зачем. Мы бы, конечно, не позволили развалу вашей семьи, если бы вы так решили. Так что, Серёжа, тебе тоже четвёртый десяток лет и тебе пора уже тоже понять, что хорошо, что плохо и с твоей стороны.
 А нас не надо заливать зря грязью, мы всю жизнь любили и любим народ и для него проработали по сорок лет.
 И Людмилу не надо сейчас так тяжко вспоминать, она у нас тяжело больна, находится в Москве на лечении, она себе счастья не нашла. Муж у неё не такой, какой должен быть в жизни. Возможно, они теперь такие только в сказках. А настоящие мужчины, одна чернота и терзания.
 Она несчастлива, поспешила она связать свою судьбу второй раз не с тем человеком, не послушала людей и родителей. Только и всего, что (он) велика фигура, да дура! Надеюсь, все понятно тебе будет. Просто ты не нуждался своей семьёй, не захотел вернуть назад, она и решилась на другой путь жизни.
 Не надо, не вспоминай ее лихом, если ты уж ее так любил, а помолись Богу, чтобы она выздоровела и вернулась к своим малышам, своим деткам, хотя бы для них ещё пожила.
 Прости ей за все, а вы мужчины всегда себе жизнь сможете устроить. Так что, Серёжа, если будешь ещё писать нам, то прошу, пожалуйста, пиши справедливо и не надо винить тех, кто не виноват.
 Фото Светы тебе послали, делали в день её пятилетия.  Можно всегда приехать проведать, двери не закрыты и невозможного ничего нет. Кто чего желает, он всего добьётся.
 Лично её фото со Светой береги для себя, если она тебе была дорога, у нас их тоже много.
 Дай Бог, чтобы она поправилась, сейчас это главное для нас и ее дочери и новорожденного сына. До свидания. С приветом Сизовы и твоя дочь Света. 24.04.83г
 P.S. Людмилы дома ещё нет. Она в Москве в больнице".
 Прочитав это письмо Сергей очень расстроился. Он так и предполагал, что она вляпается в такую вот бяку. К этому она шла всё время жизни с ним, а он не в силах был её остановить, предотвратить падение, несмотря на всё свои усилия. Чем более он старался, тем было только хуже. Поделать он уже больше ничего не мог. Особенно сейчас.
 Людмила родила сына от второго своего мужа. А лишать его отца, вот этого-то он не желал. Да и сработало его униженное мужское самолюбие. Родить от другого мужика при живом муже? Это был удар ниже пояса. Она предпочла его, а не Сергея. 
 Значит, она никогда его не любила. Сколько он натерпелся от неё. Да эти её все письма-жалобы на него? Выходит, что это он во всём виноват! Так получается!
 И это он, выходит, в дом приводил свою любовницу, а не она мужика в форме милиционера?! И почему её родители не пытались сами поговорить с ним, не попытались разобраться в их раздоре, как это пытались делать не раз его родители. Они пытаясь говорить раздельно с ним и Людмилой, да и со сватами тоже. Но те не желали с ними разговаривать. Слишком были высокомерными.
 Сергею же жаловаться им на свою жену было просто как-то унизительно. Негоже мужу жаловаться на свою жену. А в ответ на такие вот попытки родителей Сергея понять причину их разлада - одно лишь с их стороны высокомерие да полное игнорирование желания понять причину раздора в молодой семье.
 Кроме того, Сергея поразило в этом письме то обстоятельство, что Людмила не с ним, мужем, выясняла свои отношения, бойкотируя все его попытки к примирению. А писала только лишь слёзные жалобы своим родителям, настраивая их против него, своего мужа, моля забрать её к себе и дочери Свете, которая уже тогда жила у них.
 Представляла им его, Сергея, каким-то монстром, рисуя совершенно невозможные условия жизни в Крутом Яру. Значит, он был ей совершенно не нужен, как муж и близкий ей друг-человек. Как отец их ребёнка!
 Сергей неожиданно понял, что это была её женская хитрость, при помощи которой она стремилась психологически подавить его волю, как личности. И для этого родители были для неё очень даже мощные союзниками, перед которыми он склонял голову в уважении и всегда молчал.
 Действительно, одним, без родителей, им было тяжело растить Свету. Но теперь-то она в Медунах! Что же им там вдвоём, ей и её новому избраннику, мешает жить дружно? Вот этого он не понимал. И зачем ему, Сергею, нужна такая вот жизнь-борьба? Ему нужно жить тихо и счастливо, трудиться в полную силу, радоваться жизни, а не бороться внутри своей семьи. 
 Нужен мир в семье, а не война. В семье он должен находить отдохновение от всех своих трудов и неприятностей, находить своё успокоение. Ему нужен был прочный тыл в его повседневной жизни. Войны ему итак на работе хватает.
 А вот этого дома не было. Были одни лишь только сплошные нервы. И Сергей сам удивлялся своему терпению. И это было уже второе письмо от бывшей его тёщи. На которое он пока что не ответил.
 А надо ли? В первом письме она писала ему о том, что Людмила в начале марта восемьдесят третьего года родила сына, назвала его Максимом. А также о том, что жизнь её дочери со вторым мужем сразу же после рождения сына, не удалась. Муж вскорости сильно её избил и она попала в клинику им.Бурденко, что в Москве. И находилась она там между жизнью и смертью.
 А новый её муж ходил по селу и пьянствовал. Родители Людмилы пытались его посадить, но она простила его, забрав заявление. Не захотела она лишать своего новорождённого сына отца. "Надо же!- подумалось Сергею,- меня она сразу же потащила в милицию за пощёчину!". А теперь-то, как пишет сама тёща, они Сизовы в своём доме словно чужие. Новый зять стал в нём полным хозяином.
 Уже тогда Сергею захотелось бросить всё и ринуться в Медуны, но он ещё не отошёл от смерти мамы. Да и кто он теперь там такой? Чужой человек! Ещё не забылось ему, как они его там выпроводили из дома в последний его приезд. И как он ночевал у соседей в доме.
 Не забыл Сергей и про свой единственный прогул на работе, из-за той его сумасшедшей поездки в Медуны. Второй раз ему такого взрыва психологических эмоций на работе не простят. Уволят без промедления, несмотря на все его заслуги.
 К тому же, Кравцова на комбинате уже не было. Кроме того, он же дал слово её мужу не влезать в их новую семейную жизнь. А он словом своим дорожил. И веры у него уже к ним не было. Как и к самой Людмиле, так и её родителям. Не хотелось ему повторения пройденного, да ещё и потерять налаживающиеся отношения с Ниной. Сергей был полон сейчас всяких раздумий и не знал, что ему предпринять.
 Ведь он целый год ездил к ним после развода и не получил даже и намёка на желание помириться с ним и вновь соединиться. Они молча ждали только его унижения и покаяния, а он-то и не знал за что. И не понял этого.
 Хотя бы намекнули? Ведь во всём была лично виновата только Людмила и она должна была бы сама каяться и просить прощения. А вместо этого они выставили его из дома за дверь.
 И уже тогда она была видно беременной от другого. И эта его обида до сих пор не проходила. Сергей больше не доверял своим бывшим родственникам, даже боялся оказаться в чужом краю под открытым небом, без родных и знакомых. Не доверял он им больше ни в чём, даже каждому их слову в этом письме.
 Но он совсем не злорадствовал неудавшейся её семейной жизни. Нисколько не злорадствовал. А только лишь сожалел, что она такое натворила с его и своей жизнью, с жизнью их дочери, что исправить уже нельзя. И назад уже пути никакого не было.
 Вернувшись из поездки в Сочи, Нина заметила сумрачное состояние Сергея и сочла это результатом своего долгого отсутствия. И потому старалась развеселить его всеми способами. В том числе, и своими рассказами об их отдыхе на море, о том, как они проводили там время, как купались в море, как делали вылазки в горы и были в летнем театре -"Ривьера".
 Рассказывала она и о том, чем там торгуют на местных рынках. Сергей стал уже вхожим в их квартиру. Привезли они ему в подарок красивую майку с изображением  летнего открытого театра у моря, всякие разные сувенирные подарки. В том числе, ракушки и амулеты, бейсболку и кроссовки.
 Этого подарка он никак не ожидал. Вначале даже смущённо отказывался, но потом согласился. Ему нравилось заботливое отношение к себе со стороны Нины. А вот отношение к себе со стороны её дочери Ани он ещё не понял. Девочка держалась с ним вежливо и настороженно, культурно, но как-то уж индифферентно. Как к чужому человеку, знакомому её мамы. Равнодушно. Или это ему показалось? 
 Но и это Сергея тогда вполне устраивало. Он понимал её состояние. Она хорошо помнила своего отца. И это тоже была её жизнь.
 Нина Ивановна Печерникова была женщиной энергичной, инициативной и постоянно находилась в движении. Она без устали тормошила Сергея, пробуждая в нём его былую энергию, заставляла добиваться успеха в своей профессии. 
 Заинтересованно она относилась к его журналистскому творчеству, гордилась его профессией, много читала и побуждала к этому Сергея. Особенно восторгались они  Булгаковым, Шукшиным, ужасались описаниям Варлама Шаламова, с интересом читали Рыбакова. Его "Дети Арбата", анонсированные в журнале "Новый мир", позже войдут в моду и произведут целый фурор на советских людей.
 Слушали вместе Высоцкого и Окуджаву, советскую эстраду и Битлз. Сергей много писал. Такая жизнь, казалась, Сергею наполненной и интересной. Но душа его болела.
А.Бочаров.
2020.