Глава шестнадцатая. К новым берегам
Глава шестнадцатая.К новым берегам.
Сергей хотел и никак не мог избавиться от жгучего чувства беды, вины, обиды и любви к своей дочери. Всё это было внутри него крепко скручено и перемешано, просто было какое-то дьявольское наваждение, неприятное ощущение, не дающее ему покоя. Хотя он и понимал, что тут особой вины его перед дочкой и бывшей женой нет. Это было решение самой Людмилы - изменить не только свою жизнь, но и его с дочерью.
Порой ему даже, казалось, что он до сих пор её ещё любит, несмотря на всю боль, что она ему причинила, что сердце его несвободно, что оно теперь совершенно холодно и мёртво. В нём теперь всё безжизненно, сгорело и перегорело, а на пепелище ничего не должно расти, что он больше не способен к любви.
Знакомство же с Ниной Ивановной Печерниковой стало для него, как бы спасительной отдушиной, светлым днём в череде всех его бед и несчастий, жизненных неудач. Он нашёл в общении с этим человеком своё утешение и успокоение. Это он чувствовал всем своим существом, душой и телом, словно это был подарок судьбы.
В этой красивой женщине было что-то особенное, своё, что не было в Людмиле и в других знакомых ему женщинах. Прежде всего, это её заботливое отношения к нему, Сергею, то самое внимание и понимание, которого ему так не хватало долгое время и что теперь так дорого им ценилось. Было в этом её нежном внимании к нему какая-то жертвенность, так что ему порой казалось, что ради него она способна на всё.
Новая его знакомая старалась ему во всём помочь, понять то, что его напрягало и тревожило, поддержать, подсказать, посоветовать и приободрить. И тогда он обретал новые силы,
Особенно было это ему дорого после того, как он признался ей однажды, что после развода с женой и смерти мамы он остался совсем один, словно сирота на белом свете.
Несмотря на любовь к нему двух его братьев и сестру. Любовь тоже искреннюю и настоящую. Но ничто не может заменить ему материнской любви и заботы. И он даже пожалел об этом, что сказал, подумав о том, что он уже взрослый мужик и стоило бы ему плакаться.
На эти слова он не увидел осуждения или жалости. В её широко раскрытых глазах он столько боли, страданий, тепла и сочувствия, что ему стало как-то даже неловко и стыдно за свою проявленную минутную слабость. Нет, не должен был он так говорить.
Не должен! Нина Ивановна совсем недавно тоже схоронила свою мать. А он об этом и не знал. Когда она ему об этом сказала, то в свою очередь, и ему стало её жаль. Он взял её руки в свои и легонько сжал, она рассказала ему о себе.
Отец у неё погиб давно, во время Великой Отечественной войны на фронте. В её раннем детстве. И это чувство потери близкого человека было ей очень знакомо, как и ему.
Потому-то она и оказалась, вместе с дочерью Аней, в этом Крутом Яру у своей тёти Зинаиды Прохоровны Крышиной после своего развода с мужем, а не в Богордицке, где они до того жили. Потому что, именно, здесь была похоронена её мама Александра Прохоровна.
Однако, хорошее отношение к себе Сергей чувствовал и до этого их разговора, сразу же с первого дня их знакомства. Что-то было близкое и родственное в них, что притягивало их друг к другу. Но что это такое они никак не могли себе объяснить. Им чаще хотелось видеть друг друга.
Случилось это ощущение у него в тот самый момент, когда накануне встречи старого Нового 1983 года они всей большой дружной компанией вышли из санатория-профилактория и, веселясь радостно на свежем воздухе, играли в снежки. На дворе стояла тёплая тихая ясная январская погода.
При свете уличных фонарей, подле санатория-профилактория в лесопарке, среди заснеженных деревьев, в небе кружились крупные мохнатые снежинки. Красота была неописуемая. Снежинки падали и таяли на их лицах и ладонях, но не таяли они на ресницах и белой песцовой шапке Нины. Оставались сверкать на ней чудными бриллиантами. Видение было просто волшебным и сказочным.
Глаза же Нины сияли звёздными отблесками и сердце Сергея наполнялось радостью жизни. Постепенно оно оттаивало, в этом чудном свете и в излучаемом ими тепле, делая и его лицо тоже детским и наивным, чем ещё больше привлекая этим к себе Нину.
Давно он уже так не улыбался, открыто и радостно, как сейчас. Но и эта его улыбка тоже получалось у него какой-то смущённой, беспомощной и болезненной. Даже несколько робкой и стеснительной. Он сам не верил в то, что ему сегодня на душе легко и прелестно.
Но именно этому Нина была тогда очень радостна. Ей очень уж хотелось его растормошить, развеселить, чтобы в новом году ему было тоже хорошо и счастливо.
Его смущение и скромность ей тоже очень нравилось. Такие люди душевно добры и не способны на подлость, редко оказываются грубыми и бессердечными. Но она, всё-таки тоже боялась ошибиться, но сдержать своей радости не могла.
Позже, про всё это и про свои первые впечатления, она расскажет Сергею, потому что не могла хранить долго в своей душе. Тогда ей было до слёз его жалко и она боялась унизить его своей жалостью, доставить ему неловкость и ненароком обидеть.
Говорят же, что жалость унижает человека, но говорят ещё, что чувство сопереживания и жалости является как бы предтечей любви. Но тогда она ещё об этом не знала, а только лишь чувствовала своим большое желание защитить его, согреть и заставить улыбаться. Неужели это и есть любовь?
Наверное, это так и есть, коли им вместе быть хорошо и смотреть друг на друга. Что же тогда есть любовь, коли ни это? То же самое чувствовал и Сергей. До сих пор они не могут ответил себе на этот вопрос.
Впрочем, Нина старалась не думать над этим вопросом. Она была счастлива. Или же это только ей так казалось?
Может просто она жила и радовалась сегодняшнему наступающему январскому утру, звёздному небу, лёгкому морозцу, бодрящему воздуху, оживляющему тело и душу, предстоящему рабочему дню, где всё у неё ладилось и спорилось, в отличие от предыдущего времени до знакомства с ним? Или предстоящими минутами общения с Сергеем. Но он же точно также постоянно мучился этим вопросом, хотя и пытался его задавить внутри себя, выбросить из своей головы, заняться работой и уйти в неё с головой. Не желал его понять-разгадать, стремясь таким образом избавиться от предстоящих любовных мук, памятуя прежние, которые его так долго давили его и угнетали. Хотя они постепенно куда-то уходили в строну и ослабевали. Общение с Ниной было для него целительным бальзамом и он становился совершенно другим человеком, жизнерадостным и общительным. Находясь рядом с Ниной, он не замечал, как летит время.
Но что же тогда в нём сейчас начинает пульсировать и оживать? Что?! Ему было хорошо рядом с Ниной Ивановной Печерниковой в эту новогоднюю ночь. Как никогда хорошо! Словно она окружала его своей аурой тепла, добра и любви, укрыла от мрачных всех его мыслей и по дарила покой.
Спокойно и уверенно смотрела она на жизнь и это передавалось Сергею. Всё шло у неё размерено и определено. Была она полностью уверенной в себе и в свои силы, так что рядом с ней, казалось, не страшны были ему в жизни никакие препятствия.
Она словно куда-то его звала за собой, а он не смел ей не подчиниться. Такова была магическая её сила воли и обаяния. Но куда она его звала? Он этого тоже ещё пока не знал, не понимал, а только лишь чувствовал усиленным биением своего сердца. Нина звала его к новой жизни. Он этого тоже не понимал. Какой будет она эта его новая жизнь? Не схожа ли с его прежней жизнью? Слишком много горечи и нервных потрясений получил в жизни с Людмилой. Он опасался этого.
Но она эта его новая жизнь начинала вдруг открывалась Сергею совершенно иной стороной: красотой и спокойствием, радостью и безмятежностью, желанием объять необъятное.
Ему хотелось теперь только одного - жить! Хотя радоваться-то ему было пока нечему. В их большой семье было пока что всё не так, как они хотели бы и желали, задумывали при строительстве вот этого их "родового гнезда".
Радость и счастье, казалось, навсегда покинули их родной дом. Всё в Сергее, казалось, замерло и выгорело. Он ходил, как лунатик, дышал и двигался, как робот, работал и делал всё на автомате, как неживой.
В нём словно жило теперь внутри два человека. Один из них ходил и действовал, а другой изнурял его своими мыслями-переживаниями, наблюдал за ним как бы изнутри и контролировал, оценивая его действия со стороны.
Такая вот жизнь ему совсем не нравилась. Особенно такая вот раздвоенность личности. Ему хотелось стать прежним: энергичным и сильным, наслаждаться жизнью и всем своим существованием. Дышать полной грудью, смело и радостно идти вперёд, открыто смотреть людям в глаза. И с Ниной он чувствовал себя именно таким человеком.
Она принимала его таким, какой он есть. Приподнимала его над людьми и говорила ему, что он самый способный, самый талантливый и лучший из людей на земле. Восхищалась его профессией и с увлечением прочитывала всё, что было им написано, интересовалась всем что было в его газете и жизнью предприятия. Хотя имела к комбинату лишь опосредованное отношение.
Нина не давала ему ни минуты покоя, заставляла его жить в активном напряжении, но и не ограничивала никак его свободы действий. Он мог как прежде идти куда хотел, делать и заниматься всем, чем ему захочется. Но не терпела только лишь одного: его опозданий и не верность данному слову. Она была человеком чести, слова и точности.
Всё свои претензии, если были таковые, она высказывала любому человеку в глаза. И это тоже нравилось Сергею. Теперь-то он без боязно мог много времени проводить в Крапивенке, занимаясь какой-то работой. Никто ему не трепал нервы, Нина не вникала в его дела и в то, что он что-то там строил-городил.
Не мешала она ему и дважды в неделю пропадать вечерами в спорткомплексе, что был в Крутом Яру на территории стадиона комбината. И это для него было самым лучшим отдыхом после работы. Он играл в волейбол или же парился там в бане-сауне, охлаждаясь в бассейне.
Это тоже поднимало ему его жизненный тонус, обостряло вкус к жизни. Постепенно он становился самим собой. Несмотря на такую вот почти вольную жизнь, его свидания с Ниной становились для него всё необходимее и стали занимать у него всё больше времени.
Им обоим нравилось быть чаще вместе, несмотря на свою занятость на работе и в быту, делится друг с другом впечатлениями от прочитанных книг, от просмотренных спектаклей, кинофильмов. Не пропускали они и концерты в Доме культуры, смотрели новые кинофильмы в широкоформатном кинотеатре в Крутом Яру или же в Туле, новые спектакли в Тульском драматическом театре.
Но у каждого из них была, всё-таки, ещё и своя жизнь, это позволяло им быть ещё более интереснее друг для друга. Со временем их встречи становились всё более частыми. Сергей звонил ей домой или же на работу. Они договаривались о времени и месте встречи.
Домашнего телефона у Сергея пока что не было и он звонил ей прямо с работы или же с телефона-автомата, а то и со стадиона, где занимался спортом, или же из Дома культуры после выполнения заданий редакции. Они договаривались о том, куда им сегодня вместе пойти. И у Нины всегда находилось для него время.
Часто бывали они в тульском Центральном парке или же в Ясной Поляне, в лесу, зимой катались на лыжах, а летом ходили по грибы или плавали в реке. Это времяпровождение в выходные дни не мешало Сергею потом допоздна писать обо всех этих их походах-мероприятии, которое они совершали.
В том числе, в Дом культуры, где проводились ежегодные смотры цеховой самодеятельности комбината, в широкоформатный кинотеатр "Пламя", что в Крутом Яру, где проводились встречи со знаменитыми на всю страну артистами. Или же в спорткомплекс на стадионе, где проводились спортивно-массовые мероприятия, в том числе, и семейные соревнования между цехами.
Летом же они вместе посещали различные агитационные площадки в микрорайонах Крутого Яра, где читались лекции на различные темы, показывались художественные фильмы или же выступала художественная самодеятельность Крутого Яра.
Домой к Нине Сергей вначале стеснялся заходить. Но постепенно в нем и этот порог неуверенности был преодолён. С её дочерью Аней он познакомился вначале заочно, через дверь, когда однажды он отважился позвонить к ним в дверь, то услышал в ответ нежный голосок:
- Кто там?
- Мне Нину Ивановну.
- Мамы нету дома...
И её, действительно, не было дома, она задержалась на работе. А позже зашла в магазин. Но такое с ней случалось редко. Сергей подождал её, как всегда, около дома на лавочке. И она была рада его видеть.
В мае того же года Сергею неожиданно предложили горящую туристическую путёвку в Ялту. И он не мог удержаться, чтобы не поехать. Нина провожала его до железнодорожного вокзала, заботливо проверяя всё ли необходимое для отдыха он взял с собой.
И такая её трогательная забота о нём была ему приятна. Впервые, можно сказать, он ехал один отдыхать на юг. Если не считать той самой поездки всей их большой семьёй в Севастополь, в августе семьдесят шестого года. Когда он был в совершенно расстроенных чувствах из-за ссоры с Людмилой. Хотя они не были с ней ещё и женаты.
Так что, та самая их совместная поездка Гончаровых, не дала ему никакого ощущение радости и прелести моря, настоящего отдыха. Теперь же его ожидала сверкающая Ялта, у Сергея было совершенно иное настроение. Но прежние воспоминания, в том числе, и о дочери, его не отпускали. Но ничего поделать он уже с этим не мог. Прошлое не отпускало.
Нашёлся ему в Ялту и попутчик из Крутого Яра. Крупный и солидный человек. Пётр Петрович Абрикосов. До того солидный и высокого ранга, что Сергей не был с ним знаком. Высокого уровня. Он был каким-то слишком крупным начальником в Крутом Яру и тоже ехал отдыхать по туристической путёвке.
И это Сергея тоже удивило. Он не выносил общения с высоким начальством. Но всё равно он был этому рад, так как не терпел одиночества. Хотя в той группе из Тулы было человек на тридцать, но все они были не из Крутого Яра.
Многие ехали парами да семьями. Но Пётр Петрович оказался настолько прост и компанейским человеком, что Сергей совершенно забыл о его должности. Отдых в Ялте потому Сергею, может быть, лучше и понравился, чем в Севастополе, что у него было совершенно иное настроение и хороший попутчик.
Особенно понравились ему вечерние прогулки на катере, набережная и пляж, солнце и море, поездки к Ласточкиному гнезду и в другие прибрежные города Крыма.
Знакомства же с достопримечательностями этого удивительного полуострова вызвали в нём незабываемые впечатления, наполненные восхищением.
Но всё же, всё же! Вечерами он по-прежнему скучал по Крапивенке, по своему "родовому гнезду", а теперь-то и по Нине. Временами вспоминалась ему и Людмила с дочерью. И он старался тогда побыстрее уснуть, чтобы не бередить душу. Но и во сне ему не было покоя. Прежняя жизнь его не отпускала.
Но время быстротечно. И говорят, лечит. Пролетели дни отдыха у моря, как сон, как утренний туман. И вот они уже собираются в обратный путь. Накупил тогда Сергей всяких экзотических консервов.
В том числе, и с китовым мясом, с крабами и морской капустой. Всяких сувенирных маленьких бутылочек с различными крымскими винами. А Вере-то и Нине он ещё и приобрёл сувенирные газовые косынки с изображением Ласточкиного гнезда.
По его же возвращению Нина с дочерью и своей подругой-сослуживицей и её дочерью, в свою очередь, тут же отправились отдыхать самолётом из Тулы прямо в Сочи. На сей раз Сергей с Олегом, на его "Жигулях", цвета "коррида", проводили их до аэропорта в Туле.
Подобные разлуки не шли во вред развитию их дальнейших дружеских отношений. Сергей вовсе и не желал их форсировать, памятуя о прошлой своей семейной жизни. Образ Людмилы не исчез пока что из его сознания и он продолжал скучать по ней с дочерью.
Но путь в Медуны ему был уже заказан навсегда. Да и его телефонные звонки всё больше раздражали бывших его родственников. Тем более, что Людмила с новым мужем жила уже по совсем другому адресу. Василий Иванович "выбил" им новую трёхкомнатную квартиру в двухэтажном доме. Таких домов в Медунах была целая улица.
Но по ночам память всё же не давала Сергею покоя. Так что он однажды не выдержал и написал Клавдии Максимовне письмо, в котором высказал ей всю свою боль, описав её неблаговидную роль в распаде его семейной жизни. Это письмо он вложил в коробку с тульским пряником, одновременно с поздравительной открыткой дочери Свете с честь дня её рождением.
Ей исполнялось тогда пять лет. На что он получил в ответ, от бывшей своей тёщи, вот такое письмо:
"Серёжа, здравствуй!
Спасибо за письмо. А вот жестокость-то и жадность не во мне. А не пора ли тебе подумать над случившемся? И не надо нам старикам травмировать души. В вашей жизни не мы виноваты, а вы сами боялись друг другу уступить. И вот в том вся причина.
Злости и ненависти у нас нет к тебе, в этом ты не прав. И здесь в Медунах уж не такие мы люди плохие, как ты нас ценишь. Будет время, я пришлю письмо Людмилы к нам, как она плакала, как она нас просила, чтобы ее забрать домой для дочери. Мы сделали свой родительский долг, проявили к ней родительскую жалость. Ты бы, наверное, сделал тоже самое, если был бы настоящим отцом.
И вашей Вере можно было бы жить с Вадимом. Она сама говорила, что он очень ее любит. А почему же они не живут? Вот это вопрос?! Нет, Серёжа, что ты пишешь нам, это далеко не так.
Света часто спрашивает за тебя и почему мама ушла от папы. Приходится без лжи рассказывать ей как это было в действительности. Она уже хорошо всё понимает, где справедливо, где нет. И говорит: она будет другой, надо делать так, чтобы всем было хорошо: и мужчине, и женщине.
Она умная девочка. Да ей-то вы и действительно искалечили жизнь, об этом вы оба тогда не думали, ты не интересовался дочерью, женой, тебя интересовали другие проблемы.
Мы не старались ломиться под замок в комнату, оставили все там, как есть. Забрали только то, где было открыто. Жизнь дороже всех вещей. Так в чем же наша жадность? Зря ты, Гончаров, так наговариваешь на нас, мы всю жизнь прожили честно и справедливо, на свой рубль. Вот таких-то людей и в Медунах мало, действительно, и для вас мы ни в чем не скупились, неправда ли?
Давай об этом больше не будем говорить, толку теперь из этого будет мало. Надо было после развода всю жизнь свою обдумать хорошо и признать свою вину и вину жены и забрать, хотя бы позвать свою семью вернуться обратно и начать жить по-новому.
А ты год ездил неизвестно зачем. Мы бы, конечно, не позволили развалу вашей семьи, если бы вы так решили. Так что, Серёжа, тебе тоже четвёртый десяток лет и тебе пора уже тоже понять, что хорошо, что плохо и с твоей стороны.
А нас не надо заливать зря грязью, мы всю жизнь любили и любим народ и для него проработали по сорок лет.
И Людмилу не надо сейчас так тяжко вспоминать, она у нас тяжело больна, находится в Москве на лечении, она себе счастья не нашла. Муж у неё не такой, какой должен быть в жизни. Возможно, они теперь такие только в сказках. А настоящие мужчины, одна чернота и терзания.
Она несчастлива, поспешила она связать свою судьбу второй раз не с тем человеком, не послушала людей и родителей. Только и всего, что (он) велика фигура, да дура! Надеюсь все понятно тебе будет. Просто ты не нуждался своей семьёй, не захотел вернуть назад, она и решилась на другой путь жизни.
Не надо, не вспоминай ее лихом, если ты уж ее так любил, а помолись Богу, чтобы она выздоровела и вернулась к своим малышам, своим деткам, хотя бы для них ещё пожила.
Прости ей за все, а вы мужчины всегда себе жизнь сможете устроить. Так что, Серёжа, если будешь ещё писать нам, то прошу, пожалуйста, пиши справедливо и не надо винить тех, кто не виноват.
Фото Светы тебе послали, делали в день её пятилетия. Можно всегда приехать проведать, двери не закрыты и невозможного ничего нет. Кто чего желает, он всего добьётся.
Лично её фото со Светой береги для себя, если она тебе была дорога, у нас их тоже много.
Дай Бог, чтобы она поправилась, сейчас это главное для нас и ее дочери и новорожденного сына. До свидания. С приветом Сизовы и твоя дочь Света. 24.04.83г
P.S. Людмилы дома ещё нет. Она в Москве в больнице".
Прочитав это письмо Сергей очень расстроился. Он так и предполагал, что она вляпается в такую вот бяку. К этому она шла всё время жизни с ним, а он не в силах был её остановить, предотвратить падение, несмотря на всё свои усилия. Чем более он старался, тем было только хуже. Поделать он уже больше ничего не мог. Особенно сейчас.
Людмила родила сына от второго своего мужа. А лишать его отца, вот этого-то он не желал. Да и сработало его униженное мужское самолюбие. Родить от другого мужика при живом муже? Это был удар ниже пояса. Она предпочла его, а не Сергея. Значит, она никогда не любила его. Сколько он натерпелся от неё. Да эти её все письма-жалобы на него? Выходит, что это он во всём виноват! Так получается!
И это он, выходит, в дом приводил свою любовницу, а не она мужика в форме милиционера?! И почему её родители не пытались сами поговорить с ним, не попытались разобраться в их раздоре, как это пытались делать не раз его родители. Пытаясь говорить раздельно с ним и Людмилой, да и со сватами тоже. Но те не желали с ними разговаривать.
Сергею жаловаться им на свою жену было просто как-то унизительно. Негоже мужу жаловаться на свою жену. А в ответ на такие вот попытки родителей Сергея понять причину их разлада - одно лишь с их стороны высокомерие да полное игнорирование их желания понять причину раздора в молодой семье.
Кроме того, Сергея поразило в этом письме то обстоятельство, что Людмила не с ним мужем выясняла свои отношения, бойкотируя все его попытки к примирению. А писала лишь только слёзные жалобы своим родителям, настраивая их против него Сергея, против своего мужа, моля забрать её к себе и к дочери Свете, которая уже жила у них.
Представляла им его, Сергея, каким-то монстром, рисуя совершенно невозможные условия жизни в Крутом Яру. Значит, он был ей совершенно не нужен, как муж и близкий ей друг-человек. Как отец их ребёнка! И Сергей неожиданно понял, что это была её женская хитрость при помощи которой она стремилась психологически подавить его волю, как личности. И родители для неё были очень даже мощные союзниками, перед которыми он склонял голову в уважении и всегда молчал.
Действительно, одним им без родителей было тяжело растить Свету. Но теперь-то она в Медунах! Что же им вдвоём мешает жить дружно? Вот этого он не понимал. И зачем ему, Сергею, нужна такая жизнь-борьба? Ему нужно жить сейчас счастливо, трудиться в полную силу, радоваться жизни, а не бороться внутри своей семьи.
Нужен мир в семье, а не война. В семье-то он должен находить своё отдохновение от всех своих трудов и неприятностей, своё успокоение. Ему нужен был прочный тыл в его повседневной жизни. Войны ему и на работе хватает.
А вот этого дома не было. Были одни лишь только сплошные нервы. И Сергей сам удивлялся своему терпению. И это было уже второе письмо от бывшей его тёщи. На которое он пока что не ответил. А надо ли? В первом письме она писала ему о том, что Людмила в начале марта восемьдесят третьего года родила сына, назвала его Максимом. А также о том, что жизнь её дочери со вторым мужем, сразу же после рождения сына, не удалась. Муж вскорости сильно её избил и она попала в клинику им.Бурденко, что в Москве. И находилась она там между жизнью и смертью.
А новый её муж ходил по селу и пьянствовал. Родители Людмилы пытались его посадить, но она простила его и забрала заявление. Не захотела лишать своего новорождённого сына отца. "Надо же!- подумалось Сергею,- меня-то она сразу потащила в милицию за пощёчину!". А теперь-то, как пишет тёща, они Сизовы в своём доме словно чужие. Новый зять стал в нём полным хозяином.
Уже тогда Сергею хотелось бросить всё и ринуться в Медуны, но он ещё не отошёл от смерти мамы, а тут ещё и несчастье с сестрой. Да и кто он теперь там такой? Чужой человек! Ещё не забылось ему, как они его там выпроводили из дома в последний его приезд. И как он ночевал у соседей в доме.
Не забыл Сергей и про свой тот единственный прогул на работе из-за той его спонтанной поездки в Медуны. Второй раз ему такого взрыва психологических эмоций на работе не простят. Уволят без промедления, несмотря на все его заслуги. К тому же Кравцова на комбинате уже не было. Кроме того, он же дал слово её мужу не влезать в их новую семейную жизнь. А он словом своим дорожил.
И веры-то у него уже к ним не было. Как и к самой Людмиле, так и её родителям. Не хотелось повторения пройденного, да ещё и потерять налаживающиеся отношения с Ниной. Сергей был полон сейчас всяких раздумий и не знал, что ему предпринять.
Ведь он целый год ездил к ним после развода и не получил даже и намёка на желание помириться и вновь соединиться. Они молча ждали только его унижения и покаяния, а он-то и не знал за что. Хотя бы намекнули? Ведь во всём была виновата Людмила и она должна была бы сама каяться и просить прощения.
А вместо этого его выставили из дома за дверь. И уже тогда она видно была беременной от другого. И эта его обида до сих пор не проходила. Сергей больше не доверял своим бывшим родственникам, даже боялся оказаться в чужом краю под открытым небом без родных и знакомых. Не доверял он им больше ни в чём, даже каждому их слову в этом письме.
Но он совсем не злорадствовал неудавшейся её жизни. Нисколько не злорадствовал. А только лишь сожалел, что она такое натворила с его и своей жизнью, с жизнью их дочери. И назад уже им пути никакого не было, ничего тут исправить уже было нельзя.
Вернувшись из поездки в Сочи, Нина заметила сумрачное состояние Сергея и сочла это результатом своего долгого отсутствия. И потому старалась развеселить его всеми способами. В том числе и своими рассказами об их отдыхе на море, о том, как они проводили там время, как купались в море, как делали вылазки в горы и были в летнем театре -"Ривьера".
Рассказывала она и о том, чем там торгуют на местных рынках. Сергей стал уже вхожим в их квартиру. Привезли они ему в подарок красивую майку с изображением этого летнего открытого театра у моря, всякие разные сувенирные подарки. В том числе ракушки и амулеты, бейсболку и кроссовки. Этого-то он никак не ожидал.
Вначале даже смущённо отказывался, но потом согласился. Ему нравилось заботливое отношение к себе со стороны Нины. А вот отношение-то к себе со стороны её дочери Ани он ещё не понял. Девочка держалась с ним вежливо и настороженно, культурно, но как-то уж индифферентно. Как к чужому человеку, знакомому её мамы. Равнодушно. Или это ему показалось?
Но и это Сергея тогда вполне устраивало. Он понимал её состояние. Она хорошо помнила своего отца. Нина Ивановна Печерникова была женщиной энергичной, инициативной и постоянно находилась в движении. Она без устали тормошила Сергея, пробуждая в нём его былую энергию, заставляла добиваться успеха в своей профессии.
Заинтересованно относилась она к его журналистскому творчеству, гордилась его профессией, много читала и побуждала к этому Сергея. Особенно восторгались они вместе Булгаковым, Шукшиным, ужасались описаниям Варлама Шаламова, с интересом читали Рыбакова. Его "Дети Арбата", анонсированные в журнале "Новый мир", позже войдут в моду и произведут целый фурор на советских людей. Слушали вместе Высоцкого и Окуджаву, советскую эстраду и Битлз. Сергей много писал. Такая жизнь казалась Сергею наполненной и интересной. Но душа его болела.
А.Бочаров.
2020.
Свидетельство о публикации №223071501352