Воробей и Мишка

Коля Михайлов и Лена Воробьева жили в одной ленинградской коммунальной квартире и учились вместе в одной школе. Только Коля был на год старше и уже заканчивал учебу в 1941 году, а Лене нужно было еще целый год учиться.
Коля и Лена очень крепко дружили с ранних лет. Коля всегда помогал Леночке, то шнурки завязать, то скрипочку донести от музыкалки до дома. И уроки помогал делать, и от хулиганов защищал. Они все время ходили вместе, и все их звали - Воробей и Мишка. Леночка и правда, была маленькая, шустрая, похожая на воробышка, но Коля был длинным и худым и совсем не походил на мишку, однако, они всегда были неразлучны и эта двойная кличка цепко закрепилась за ними. 
Они оба планировали поступать в консерваторию после школы. Но тут грянула война, и планы резко изменились.
- Я пойду добровольцем, - твердо и решительно заявил Коля.
 Леночка пробовала отговорить, плакала.
- Коленька, родненький, не надо, пожалуйста, что я без тебя делать буду? И ты ведь даже не умеешь воевать, ты только на скрипке играть умеешь.
- Меня сначала на учения отправят, а потом и война уже может кончится, может и повоевать не успею, - утешал он её, - но не могу же я тут сидеть, когда все наши уходят. Не могу, Леночка.
И он ушел. Писал часто и матери, и Лене. Письма шли сначала из учебки,  потом он сообщил, что его отправляют на фронт и что письма, возможно, будут идти дольше, и чтобы они не волновались понапрасну. Это было слабым утешением, но письма с фронта хоть изредка, все-таки доходили. Тон писем изменился, они стали короче и серьёзнее.
Лена очень скучала, плакала по ночам. Никакая учеба уже не шла ей в голову. Было только одно желание - чтобы поскорее кончилась война и всё стало, как прежде, чтобы Коля опять был радом и никуда не исчезал из её жизни. 
И вдруг, неожиданно, он приехал в отпуск на несколько дней. Он очень изменился, возмужал, лицо потемнело от солнца и ветра, руки загрубели и уже совсем не походили на руки скрипача. Он выложил матери из вещмешка фронтовые консервы, сахар, сухари. А с шоколадом пошел к Лене.
- Ленка, давай поженимся, - неожиданно предложил, даже почти потребовал он, - у меня увольнительная до послезавтра. Надо успеть, Воробышек...
Она смотрела молча большими глазами. Он никогда так не говорил и никогда не называл её так. Это звучало страстно и отчаянно одновременно. Чувствовалось, что он знает больше, чем может сказать, и он хотел успеть сделать важный шаг в своей жизни.
Он крепко взял её за руку, и они почти побежали в ЗАГС. Ей уже исполнилось восемнадцать.  Их расписали быстро. Первая брачная ночь была в комнате Белкиных, в углу, за шифоньером. На несколько мгновений они забыли обо всех ужасах, которые творились вокруг них, они торопились быть счастливыми. Они хотели хотя бы маленький кусочек счастья в этом аду. У них было целых три дня и две ночи...
Потом он уехал. А она очень скоро поняла, что беременна. Вокруг выли сирены, горели дома, рвались бомбы, люди падали и умирали прямо на тротуарах. Лену шатало от голода, а внутри неё зарождалась новая жизнь.   
Голод косил людей, соседи по квартире начали тихо исчезать друг за другом. Мужчины давно все ушли на фронт, остались только дети, женщины и старики. Но постепенно квартира пустела, людей становилось всё меньше и меньше. По утрам в их большой, некогда шумной и людной квартире, делали теперь своего рода перекличку, чтобы выяснить, все ли проснулись. Многих уже не досчитывались.
Уже умер младший брат Коли от голода и болезни, и свекровь, Анастасия Борисовна, каждый день приносила беременной Лене хотя бы ложку безвкусной похлёбки, чтобы поддержать её силы. Тамара Владимировна, ленина мать, казалось, совсем ничего не ела, последние крохи отдавая дочери и будущему внуку.
Лена успела написать Коле, что у них будет ребенок. И он успел ответить ей радостным поздравлением. Но это было последнее его письмо.
Она родила мальчика весом чуть больше двух килограммов. Молока у неё не было. Соседки по палате по очереди кормили её Алёшеньку. У женщин, рожавших не в первый раз, молока было больше, и они делились с первородящими.
Был лютый мороз и метель, когда Лена шла с ребенком домой из роддома. Но, войдя в квартиру, она почувствовала, что тут не намного теплее. Её комната оказалась открытой и пустой.
- Где мама? - спросила она Анастасию Борисовну. Та молча обняла её и прижала к себе с тяжким вздохом. Она забрала невестку и внука в свою комнату, подвела погреться у печки-буржуйки, накормила мучнистой серой похлёбкой с сухариком.
Анастасия Борисовна устроилась работать на завод, и рабочий паёк спасал их от голодной смерти. Немного молока для ребенка давала детская молочная кухня. 
Но похоронка на мужа совсем подкосила Анастасию Борисовну, она очень  ослабла и уже не могла вставать.
- Береги Лёшеньку, - шептала она угасающим голосом. - Никого уже из нашей семьи не осталось.
- Коля жив! Зачем Вы так говорите? Он жив! Скоро приедет, опять привезет консервов и шоколада...
- Не приедет... - Анастасия Борисовна отвернулась к стене.
- Что Вы такое говорите? Зачем?
Свекровь молчала. Лена тихо отошла от кровати к окну и увидела на подоконнике за шторой похоронку на Колю. Он погиб, когда она была в роддоме...
А вскоре не стало и Анастасии Борисовны. Лена осталась совсем одна с грудничком на руках. У неё никого больше не было в жизни, кроме этого крохотного малыша. Но и он заболел, стал отказываться даже от той скудной еды, которую ему предлагали. Она сносила его в больницу, ей дали капли, прописали лечение, но ребенок продолжал угасать.
- Эвакуируйся, - посоветовал сосед, - говорят, людей на машинах по льду через Ладогу вывозят. Тебя должны взять с ребенком. А тут пропадёте.
Она собралась, запеленала сынишку, завернула в мамину пуховую шаль, и пошла сквозь метель искать, где проходит эвакуация. Люди что-то объясняли, показывали, рассказывали и вдруг она увидела грузовик с полным кузовом детей. Она кинулась к нему.
- Возьмите нас! - Крикнула она.
- Мест нет! - ответили из  кузова.
- Мы не можем оставаться, он умирает! Возьмите! - просила Лена.
- Мест нет, понимаешь! Не видишь, детдом везем, всё переполнено, - крикнула женщина из кузова. - Ищи другую машину. Сюда нельзя.
Но Лена уже ничего не понимала и не слышала, в голове шумело, руки с трудом держали сверток с ребенком.
- Возьмите, он здесь не выживет! Спасите!
Машина поехала. Лена побежала следом, проваливаясь в снежную кашу. Машина уезжала, увозя других детей из этого ада в хорошую сытую счастливую жизнь. А её сынишка, оставался здесь отвергнутым и умирающим...
Он из последних сил размахнулась и кинула сверток в кузов уезжающего грузовика.
- Что ты делаешь! - закричала женщина из кузова.
Но Лена упала лицом в снег и силы её покинули. Машина уехала.
...Её подобрал дед, проезжавший на лошади, запряженной в сани. Он поднял её завернул в какие-то тряпки и отвёз в больницу.
Она долго пролежала там с воспалением легких. Придя в себя и опомнившись, ужаснулась тому, что наделала и ревела ночами от страха, что больше никогда не сможет увидеть своего ребёнка. Ей предложили остаться в больнице в качестве санитарки, и она согласилась. Работа отвлекала её от тяжелых мыслей, и ей легче было среди людей.
Когда война, наконец, закончилась, она начала поиски сына. Конечно, ребенок уехал безымянным. Но у него была особая примета - торчащее правое ушко. Одно ушко прижато плотно к головке, а другое торчит смешно и забавно. И свекровь утешала, что это легко можно исправить с помощью очень простой операции. А теперь, именно по этой примете она искала своего Алёшеньку во всех детских домах огромной страны.
Она узнавала адреса эвакуации детских домов и рассылала письма по всей стране. Иногда отвечали быстро, иногда ждать приходилось долго, а иногда вообще не отвечали. Порой она теряла всякую надежду, боялась, что малыш был очень слаб и, возможно, не выжил. Но она снова и снова брала себя в руки и опять писала. Однако, все ответы были отрицательными, никто ничего не знал о ее сыне.
И вот однажды пришел ответ из самого Ленинграда. Был такой ребенок с таким ушком и возраст подходит, но его, кажется усыновили. Она помчалась по адресу. Оказывается, детдом уже вернулся обратно в Ленинград из эвакуации. И многих детей привезли назад.
- Был мальчик такой, лопоухий, ему еще нянечка старенькая ушко лейкопластырем к голове приклеивала, чтоб не торчало, - сказала одна из воспитательниц.
- Девочка это была, точно помню, - сказала другая.
- Да мальчик же, - неуверенно ответила первая.
- Что ты! Я сама её купала. Девочка! С больным ушком заклеенным.
- А где найти можно этого ребенка? - нетерпеливо спросила Лена. Она рада была хоть какой-то зацепке. Это был первый обнадеживающий ответ на её запросы.
- Да в Кирове усыновили, кажется. У нас сейчас её нет. 
Лена съездила в Киров. обошла все детские дома, приюты и интернаты, но никаких следов не нашла.
Не зная, что делать дальше, она решила еще раз поговорить с сотрудниками детского дома в Ленинграде. Было жаркое лето, дети гуляли на улице за оградой детского дома. Она вошла на территорию, подошла поговорить с воспитательницей и вдруг увидела, на качелях маленького Коленьку. Она медленно пошла к ребенку.
- Гражданка! Вы куда! Кто Вы? - заволновалась воспитательница.
- Алёша! - позвала Лена, - Алёшенька, сыночек, иди ко мне.
Другие детишки обступили её, а мальчик стоял и с любопытством смотрел на незнакомую тётю.
Она не выдержала, обняла его, прижала, расцеловала, заплакала. Она уже ни секунды не сомневалась в том, что это ее сынишка, он был копией  Коли. И правое ушко было немного исправлено, уже не торчало так сильно, но всё же это было то самое ушко.
- Алёшенька, сыночек! Как я соскучилась! Как долго тебя искала!
- Его зовут Петя, - сказала воспитательница, - Петя Ладожский.
- Нет, его зовут Алексей Николаевич Михайлов, - уверенно сказала Лена. 
 Она искала его по всей стране, а нашла в двух кварталах от своего дома. Она теперь не одна в этом мире. Жизнь наполнилась смыслом, любовью и надеждами.