Ангелам здесь не место...

 9 глава...

                Аудиенция.

 Ватикан.
Менее двух недель до событий…

        Трудно поспорить с тем, кто лично знает, что возможность заниматься любимым делом и при этом рядом жить, ничто иное, как своеобразная роскошь.
А когда эта роскошь длится десятилетиями, умещаясь на неполной квадратной мили,
то непроизвольно начнёшь убеждать себя, что без божественного вмешательства тут явно не обошлось.
Службы секретариатов, департаментов и бесконечных комитетов испокон веков занимали одни и те же здания, теснившиеся на узких улочках. Не задумываясь
о мирской суете и столичных пробках, граждане Ватикана предпочитали степенно вершить свои богоугодные дела. Но, как говорится, и в бочке с мёдом, отыщется своя ложка…       
        По мощёным проулкам, вдоль гротескных храмов и благоухающих садов, без устали шныряли любопытные, с фотокамерами наперевес. Они-то и являлись, той самой ложкой дёгтя, мешающей приватной жизни католической Мекки…
         Плотнее закутавшись в красную мантию, Сильвио выскочил из дома, с силой сжимая под мышкой, тонкой кожи, портфель.
В прозрачном небе ярко сияло октябрьское солнце. Припекая по-летнему, оно вынуждало навьюченных тёплой одеждой людей, как можно скорее сбрасывать
её с себя.
Уже через несколько минут старик почувствовал, как проступившие на висках капли липкого пота, медленно потекли за колоратку*. Переложив портфель в руку, кардинал направился в сторону домов, отбрасывающих на мостовую, спасительную тень. Здесь, у стен, почти всё свободное пространство занимали уставшие от жары туристы, вяло болтающих меж собой. Как только кардинал приблизился к краю тени, многие, без стеснения, стали направлять на него свои камеры, желая запечатлеть на память, колоритную фигуру представительного чиновника Ватикана.
        Не останавливаясь ни на секунду, проклиная полуденный зной, Сильвио сам того не ожидая, вскоре оказался в конце улицы. Торопливо обогнув колоннаду Бернини,
он, с искренним облегчением, нырнул под знакомую арку. Остановившись в густой тени сторожевой башни, библиотекарь вытащил из объёмного кармана носовой платок, тщательно пытаясь вытереть с лица и шеи, раздражающую кожу, испарину. Приводя дыхание в порядок, кардинал огляделся. Закрывшая его от солнца донжон* практически полностью скрывалась под раскрасневшимися стеблями дикого винограда, упрямо цепляющегося за щербатый камень толстенных стен. Взгляд заскользил дальше, в сторону неприметной двери, ведущей в сердце палаццо. И только сейчас
он заприметил затянутую, в жёлто-синюю полоску, фигуру гвардейца. Белая перчатка крепко сжимала протазан*, острый конец которого, подпирал тугую лозу.
Вид старинного оружия, как и традиционная одежда, нередко вызывали у гостей города снисходительную улыбку. Но вышколенная стража не велась на глупые смешки
и тычки пальцев, в их сторону. Исполняя свой долг, молодые люди гордились возможностью доказать Папскому престолу свою верность...
        Разминувшись в дверях с молодым пресвитером, старик протиснулся внутрь.
За порогом стоял неизменный полумрак. Чугунные бра с трудом рассеивали гнездившийся по углам сумрак, отбрасывая, на потрескавшиеся от пережитых веков стены, причудливые тени. После ослепительного солнца, Сильвио непроизвольно замер
на месте, давая глазам возможность привыкнуть к обрушившемуся со всех сторон полумраку.
«Будто в склеп спустился».
Раскрошившийся местами бурый кирпич, потемневшие, от времени, потолочные фрески. И шорохи, едва слышимые шорохи, доносившиеся со всех сторон. Прикрыв глаза, Сильвио вдохнул освежающую прохладу. Ему отчаянно захотелось задержаться здесь подольше и насладиться покоем.
       Послышались тихие шаги. Двое в сутанах, с надвинутыми на лица капюшонах, прошли мимо, даже не взглянув в его сторону. Вздрогнув, де Конте поспешно обернулся. Судорога свела низ живота. Нет, обознался.
Не задерживаясь в замкнутом пространстве «склепа», старик устремился вперёд,
к приоткрытой, чугунной, двери. Как можно скорее поднявшись по истёртым ступеням на второй этаж, Сильвио ухватился за медное кольцо, ввинченное в дерево низенькой дверцы. Осторожно потянув его на себя, он вынужден был напрячься. Протяжно скрипнув не смазанными петлями, дверь открылась.
Перед ним раскинулась, в обе стороны, просторная галерея. Отовсюду нёсся гул шаркающих ног, обрывки разговоров. Людей было немного, но это ничего не значило. Претворив за собой дверь, Сильвио, сам того не ожидая, несколько растерялся. От роя хаотичных мыслей волнение быстро переросло в паранойю. Ему и раньше казалось, что за ним незримо наблюдают, следят за каждым шагом. Но даже не это его нервировало:
до сих пор не удавалось выяснить, с какой стороны исходит угроза. Вот и сейчас, кардинал буквально осязал свербящий спину, чей-то пристальный взгляд. С трудом удержав себя, чтобы не оглянуться, старик покрепче стиснул портфель под мантией,
не спеша засеменив по наборному паркету.
Бросая осторожные взгляды по сторонам, де Конте старался выглядеть, как можно уверенней. Правда, напускное спокойствие давалось ему не просто.
        Вид начищенных до блеска кирас и панцирей, замерших в конце анфилады солдат, непроизвольно плеснул адреналина в кровь.                «Всё хорошо, ты здесь не один, Сильвио...»
Обдумывая накануне свой визит, де Конте всё же решил отправиться на встречу
не через парадный вход. Меньше всего, ему хотелось привлекать к своей персоне излишнее внимание.
Лестницы, переходы. Убеждённость того, что за ним всё же никто не следовал, несколько успокоили его. Усмехнувшись беспочвенной подозрительности, старик свернул за угол. В конце огромного холла, возвышались массивные двери. Её дубовые створки, чем-то напоминали ворота старинного замка. Там, за двустворчатыми воротами, он и надеялся покончить со своими страхами.
Два дня назад де Конте известили, что Понтифик наконец-то готов принять его. Вот только встречу назначили не в апартаментах Борджиа. Сильвио помнил, что Франческо не очень-то жаловал это место, и всё из-за прошлых деяний Епископа Рима, Александра…
        Бесстрастные лица, неподвижные фигуры. Один из троицы, неторопливо поднёс ладонь к уху. В настороженной тишине не разобрать было отрывистых фраз, брошенных в пустоту.
Церемониальным одеждам, здесь предпочитали строгие костюмы, скрывающие нательную броню. Проволочки микрофонов, титановые кейсы, с встроенным механизмом, позволяющим хозяину мгновенно применить компактный HK MP5*.   Поговаривали, что личные телохранители Папы стоили целого отряда карабинеров. Преданные до фанатизма профессионалы.
        Переминаясь с ноги на ногу, Сильвио приготовился было объясниться
с надвигающимися бодигардами*, но ему помешали. Правая створка резко приоткрылась, выпуская наружу толстенького коротышку. Одутловатое лицо, усыпанное рыжими веснушками, напоминало перезрелый персик. Прищурившись, личный секретарь Понтифика, Джузеппе Веласкес, сердечно улыбнулся.                – Брат Сильвио, входите же скорее.
Не обращая внимания на застывшую охрану, упитанный кардинал, кивком головы, пригласил визитёра следовать за ним.
– Надеюсь наши ангелы-хранители не сильно вас напугали!? Прошу вас, присаживайтесь. Его Преподобие освободится буквально через несколько минут.
        Де Конте знал этого обходительного человека уже давно. Тесной дружбы они
не водили, но всегда держались друг с другом довольно тепло.
        Выходец из простой неаполитанской семьи, Веласкес, благодаря своему упорству, смог добиться сана кардинала. Среди неформальных союзов братства, он один
из немногих занимал нейтральную позицию, из-за чего, вступавший на престол очередной Папа, не менял старого секретаря, всецело доверяя ему.
        В приёмных покоях всё оставалось без изменений. Старинная мебель гармонично соседствовала с изящными витринами, стоявшими вдоль стен, обитых лазурным драпом. Занавешенные тяжёлыми гардинами высокие окна, смотрели на залитую солнцем площадь Святого Петра. Напротив, него, красовались белоснежные двери. Губы Сильвио тронула лёгкая улыбка. Он прекрасно знал, что именно за этими дверьми находится тот самый балкончик, с которого здравствующий Папа обращается
к любимой пастве.
Усадив гостя на удобный диван, Джузеппе вернулся за свой стол. Разглядывая корреспонденцию, секретарь продолжил делать, только ему, понятные пометки.
        Поток писем никогда не иссякал. Безусловно, большая часть посланий поступала через глобальную паутину, оседая на серверах Ватиканской почтовой сети. Но были
и те, кто в силу своих убеждений, предпочитал доверить сокровенное только бумаге. Взрослые, подобно детям, пишущим доброму Санте, верили, что именно их весточка окажется в руках Святейшего и непременно именно они будут услышаны
и благословлены. Но, по заведённым издавна правилам, на стол Папы Римского ложилось не более трёх писем в день. Послания счастливчиков тщательно отбирались старшим чиновником почтамта, предварительно согласовав их содержимое
с советником по связям с общественностью. Остальные же письма разбирал внушительный штат секретариата канцелярии.
Сидя на краешке бархатного дивана, де Конте уставился на простое, деревянное распятие, висевшее у самого входа в покои Папы.
Никто уже и не помнил, кто и когда его здесь повесил. По крайней мере, много лет назад, когда Сильвио впервые оказался в этой комнате, распятие уже занимало своё место…
        От неожиданно распахнувшейся двери, библиотекарь чуть не подпрыгнул. Пропустив мимо себя двух элегантно одетых сеньоров, Луи, регаццо* Франческо, учтиво кивнул ожидающему кардиналу. Приподнявшись с мягких подушек, Сильвио
с любопытством посмотрел вслед удаляющейся паре. В впереди идущем, седеющем брюнете, он признал лидера, ведущей оппозиционной партии.
        Обострившийся кризис власти, спровоцированный потоком беженцев из Африки, Дино Росси виртуозно использовал для своего победоносного восхождения
на политический олимп.
В невероятно короткий срок своей карьеры он молниеносно оброс популярностью, опережая, согласно последним рейтингам, самого премьер-министра.
Этот харизматичный мужчина, в недалёком прошлом профсоюзный деятель, легко заручился поддержкой небогатой прослойки общества, всего западного побережья.
А нынче и зажиточные южане внимательно слушали эмоциональные речи уроженца Калабрии, соглашаясь со многими выпадами, в сторону скомпрометированного правительства.
        Не стесняясь в выражениях, амбициозный политик призывал народ Италии сплотиться перед новой угрозой. Порой, в его словах проскальзывали откровенно радикальные нотки, но разгневанный бездействием властей электорат, похоже предпочитал не замечать резкие высказывания в отношении нелегальных мигрантов.
Конечно же, открытый шовинизм церковь избегала, взывая к толерантности
и милосердию, но не считаться с настроением народа, она, конечно же не могла.
        Скрывая своё раздражение, Ватикан всё же вынужден был вести диалог
с тщеславным популистом, ведь именно Росси прочили на ближайших парламентских выборах премьерское кресло…
- Прошу вас, господин кардинал.
Придержав дверь, Луи впустил нового посетителя. Претворив за ним дверь, слуга Понтифика уселся, на стоящий рядом стул. В пальцах левой руки, что-то блеснуло. Щёлк. И костяшка полированных чёток скользнула вверх по верёвке.
        Свет лился со всех сторон. Огромная люстра, настольные лампы и горящие свечи
в менорах, отражались от позолоты мантии Папы, который, раскинув руки, шёл навстречу Сильвио.
– Безумно рад тебя видеть, мой caro amico*.
Увидев друга, кардинал не смог сдержать улыбки. Даже сквозь налёт усталости, глаза Франческо лучились внутренним светом.                – Захарий.
Поспешно опустив портфель на пол, Сильвио оказался в объятиях Святейшего.
– Я безмерно счастлив, видеть тебя в добром здравии. Ты неисправим, Захарий, облетел пол мира, и сразу же принялся за дела. Тебе бы отдохнуть после всего...
- Напротив, мой дорогой Сильвио, - сняв пилеолус*, Франческо небрежно положил его на край стола. – Ты не представляешь, сколько энергии я обрёл во время своей миссии… Это, потрясающе!
Кивнув подбородком на дверь, Папа слегка поджал губы.
- Ну, а то, что приходится встречаться с разными людьми, пусть даже с антагонистами, так на всё Божья воля. Для этого и существуем мы, пасторы.
Сделав шаг назад, Франческо слегка поднял правую руку, вытянув указательный палец. - Прекрасно выглядишь.
Вскинув перед собой ладони, кардинал засмеялся.                – Будет тебе врать старику, Захарий.
Морщинистое лицо Понтифика, тронула грустная улыбка.
– Большинство из здравствующих стараются не думать о том, что их земной путь рано или поздно подойдёт к концу. А вот я давно уже живу с чувством, что путь мой окончен и близок к завершению.
- Франчес…Захарий, что ты такое говоришь?!
        Отвернувшийся к окну, облачённый во всё белое старик, казался совершенно беззащитным перед своим одиночеством. Тяжело вздохнув, Папа повернулся к гостю. Во взгляде сквозила тоскливая обречённость человека, уставшего от долгой жизни.
- Думаю совсем скоро придётся пускать дым в небо*.                То ли осознание неотвратимости бытия, а может возникшая перед глазами сцена печального ритуала, вызвали судорожный трепет в душе кардинала.
Возможно, очередной конклав и выберет достойного приемника, но смерть Захария страшила де Конте, пугая оставить его полным сиротой.  Отрешённо уставившись
в одну точку, он не находил нужных слов, чтобы хоть как-то успокоить наставника.
И конечно же себя.
- Друг мой, не стоит тревожиться понапрасну.
Произнеся это, Бергольо взял под локоть, встрепенувшегося от неожиданного прикосновения, кардинала, подводя его к мягкому креслу. Присев напротив, Папа Римский опустил руки на подлокотники, слегка поддавшись вперёд.
       - В этом мире всё происходит по воле Господа нашего. Знаешь…мм-м…я давно перестал бояться смерти. Никому не говорил, но тебе, вот решил сказать. В ожидании встречи с ней, я осознал, что становлюсь только сильнее…                Сквозь приоткрытое окно врывался тёплый ветер, колыхая кружева атласных штор.                – Видит Бог, мой дорогой Сильвио, я ни о чём не жалел и не жалею нынче. Моя жизнь - раскрытая книга. В ней есть и весёлые, и грустные истории. Но не смотря ни на что, самой значимой для меня историей останешься ты...
Замолчав, Папа крепко задумался. Затаив дыхание, де Конте ждал, превратившись
в слух.
- …лишь за судьбу нашей веры переживаю день и нощно.
Проведя ладонью по лицу, Понтифик остановил взгляд на примостившемся у ног архивариуса, портфеле.
- Тебе ль не известно, что творится вокруг: беспрестанные гонения верующих по всему миру. И не только христиан. А выложенная в сеть казнь пилигримов из Азии! Всё было подстроено, чтобы, спровоцировать ответную волну насилия. Так уж повелось издревле. Насилие порождает насилие... Да, что тут говорить. Среди наших епархий всё чаще встречается фарисейство.
Прервавшись, Понтифик закашлялся.
       - Трудные времена сейчас переживаем. И теперь, я всё чаще задаю себе один и тот же вопрос: сможем ли мы, люди, пройти уготованные нам испытания и объединиться против общего врага? Хуже всего то, что ответа я не знаю. Не вижу будущего.                На какое-то время в комнате повисла гнетущая тишина. Откровения старого друга несколько охладили Де Конте, желавшего сходу открыться ему. Прибывая в смятении, кардинал пытался привести свои мысли в порядок.
«Стоит ли сейчас его подвергать новым потрясениям»?
Словно подслушав его переживания, Франческо оживился, уставившись прямо в глаза друга.
– Ты прости меня. Я, что-то сам себя не узнаю, в последнее время всё больше хандрю. А сейчас увидел тебя и так захотелось, как раньше бывало, поделиться наболевшим. Ведь о таком ни с Веласкесом, ни даже с Луи, не стоит обсуждать... Но не будем
о грустном. Ты здесь, рядом, и одно это уже счастье для меня.
Будучи умелым политиком, Бергольо сумел сбросить скорбную маску, оставив сквозивший любопытством взгляд. Сильвио робко улыбнулся, продолжая о чём-то напряжённо размышлять.
        - На сколько мне память не изменяет, в последнюю нашу встречу ты обещал поделиться, со старой брюзгой, каким-то важным открытием. Что греха таить, часто думал об этом, с нетерпением ожидая этого дня.
Резкий переход разговора в нужное русло, несколько озадачил кардинала.                «Вот и всё. Отступать слишком поздно. Надеюсь, вдвоём, мы сможем принять верное решение…»
        Глубоко вздохнув, библиотекарь потянулся к портфелю. Выудив кипу бумаг,
он водрузил их стопкой на мраморный глянец изящного столика. Водрузив на нос очки, Сильвио спешно принялся перебирать свои записи.                – Захарий, ты уже знаешь, что я некоторое время работал над одним делом. Так получилось, что это дело затянулось, без малого, на несколько лет. Последние четыре года я находился под влиянием патологического влечения к неведомому, толкающего меня в туманную бездну.
Неожиданно сильное беспокойство охватило его, отчего пальцы мелко-мелко задрожали.
Глава Ватиканской библиотеки отдавал себе отчёт, что уже через минуту, начнёт втягивать, хоть и косвенно, своего дрожайшего друга в нечто непредсказуемое.
Де Конте до конца не мог представить, с какими последствиями им придётся столкнуться, если вытащенные на свет старые предания, попадут не в те руки.
        - Всё оказалось намного серьёзней, чем я изначально предполагал. Догадки постепенно перерастали в уверенность, отчего в душе прочно укоренилась смутная тревога. Совершенно естественно, что в какой-то момент пришло осмысление, держать свои открытия в глубочайшем секрете...
Откинувшись на спинку кресла, Франческо, подобно экзаменатору, слушал предельно внимательно, не перебивая. Он понимал, что сидящий перед ним человек явился к нему не просто так, не из праздного любопытства. Его друг, без веской причины, не стал бы настаивать на личной аудиенции, зная, что свободное время Захария давно уже ему
не принадлежит.
Кивая головой, в знак одобрения, Понтифик почувствовал неосознанное волнение. Интуиция подсказывала, что после сегодняшнего разговора, что-то должно произойти...
– Все эти четыре года я использовал свои владения, библиотеку, как никогда. Тяжело вообразить, сколько всего пришлось изучить, прежде, чем докопаться до истины. Глянув на сосредоточенное лицо напротив, де Конте продолжил.
         – Редкие архивные документы приоткрыли передо мной завесу поистине удивительных событий прошлого. Порой я и сам до конца не верил, что подобное, когда-то могло происходить, но… В общем, по мере продвижения поисков, я сумел, хоть и с большим трудом, отыскать, не все конечно, но некоторые звенья, выпавшие
из цепи хронологии нашей истории…
Франческо удивлённо вскинул белёсую бровь, но предпочёл слушать дальше,
не перебивая.
– Захарий, ты станешь первым, с кем я разделю своё открытие. Должен признаться,
я очень рассчитываю на твою поддержку. И помощь.
Понизив голос, де Конте оглянулся на дверь.
-  Единственное, о чём я тебя хотел попросить, так это оставить наш разговор в тайне. Хотя бы на некоторое время.
Франческо понимающе кивнул, стараясь придать своим словам больше веса.
- Не переживай Сильвио, ни одна живая душа ничего не узнает. Будь покоен.
        Со стороны площади разнеслись глухие удары колокола. Чистый звук отразился
от стен просторной залы. 
- Ты меня прямо заинтриговал, друг мой. Рассказывай же скорее. Обещаю, что после, мы с тобой непременно решим, как нам быть с твоим открытием.
«Как нам быть. Нам…»
Овладевшая им, ещё недавно, нерешительность, медленно растворялась в услышанном. Произнесённые наставником слова, раз за разом отдавались эхом в голове.
Наконец-то он не один...
        Придвинув к себе стопку разномастных тетрадей, библиотекарь вытянул из неё потрёпанный листок.
– Некоторые из документов, настолько износились, что приходилось изучать их прямо на месте, в архивной зоне. Иногда доходило до того, что на изучение только одной страницы, уходило несколько недель. К сожалению, многие бесценные экземпляры находились в плачевном состоянии. Подобное положение вещей тогда-то
и подтолкнуло меня к проведению основательной ревизии всех запасников, благодаря чему удалось выявить множественные нарушения в системе хранения. Ты наверняка помнишь ту историю, с подземным хранилищем. Вспомни, апрель, года три назад. Без твоего непосредственного вмешательства, я наверняка погряз бы в непрерывных бюрократических переписках, дабы получить положительное решение о должном ассигновании. Так, что это у нас такое?
        Пробежав глазами по листку, кардинал с неохотой отложил его в сторону.
В следующую секунду его рука уже сжимала небольшую записную книжку. Перелистывая пожелтевшие страницы, мужчина определённо, что-то выискивал.
- О! Нашёл. От этих бумаг в глазах просто рябит. Думаю, с этой записи и начну свой откровение. В этот блокнот я переписывал перевод, практически дословный. Во время изучения архивов, я наткнулся на один странный папирус, отличающийся, от себе подобных, невероятно высоким качеством выделки болотной осоки.
Сначала я не придал особого значения этой находке, так как был завален совершенно другой работой. Отвлекаться не хотелось, тем более у меня с самого начала возникли серьёзные трудности с расшифровкой мудрёных значков. До сих пор не знаю почему,
но любопытство узнать содержимое этого письма пересилило вечную занятость.
В итоге я не пожалел о затраченном времени. Интуиция, как всегда не подвела меня.
        Не могу не похвастаться, что, возглавив библиотеку, я стал обрастать обширными связями, знакомствами. Поэтому грех было не воспользоваться знаниями моего приятеля, известного египтолога, из Григорианского музея. Связавшись с ним,
и высказав свою озабоченность, профессор, не откладывая в долгий ящик, согласился на следующий день явиться ко мне. Взяв папирус в руки, учёный-египтолог, после минутного осмотра, позабыл обо всём на свете. Такого азарта, признаюсь тебе, я давно не встречал. Светиле науке хватило чуть больше суток, чтобы выявить суть послания древности и ещё двое суток, чтобы практически дословно перевести его. Как выяснилось позже, этот папирус был написан ещё во времена правления третьей династии Древнего царства. Надписи представляли собой, смесь силлабического
и рисуночного письма. Довольно необычного, для той эпохи. Мой профессор даже высказал предположение, что данный свиток оказался в хранилище Ватикана,
из самой, легендарной Александрийской библиотеки. Доподлинно известно, что
во время пожара, некоторые рукописи всё же удалось спасти и передать, в качестве дара, Папскому престолу. Но ценность папируса даже не в том, каким образом
он попал в Ватикан. Нам поведано поистине судьбоносное событие, случившееся
с автором в Кемет, подтверждающее…
Прервавшись на полуслове, Сильвио уставился на дверь. Кто-то тихонько,
но настойчиво стучал. Франческо, не поворачивая головы, позволил войти. Бесшумно ступая, Луи приблизился к сидящим мужчинам, бережно поставив на край стола сервированный поднос. Разливая в чашки ароматный чай, он так и не поднял свой взгляд.
– Ваше Святейшество.
Поблагодарив слугу, хозяин покоев дождался пока створки дверей вновь не сомкнутся вместе. Оставшись наедине, друзья, смакуя не спеша обжигающий напиток, предались своим мыслям. Покой в зале нарушал лишь шуршащий механизм старинных часов, отсвечивающих бронзой из дальнего угла. От размеренного «тик-так» становилось совсем покойно на душе.
        Поставив, опустевшую на половину, чашечку на стол, Понтифик с сочувствием посмотрел на друга.
– Боюсь представить, сколько бессонных ночей тебе пришлось пережить, копаясь
в забвении прошлого.
- Да уж, не отрицаю этого. Чем глубже я погружался в эту историю, тем меньше удавалось выкроить время на сон, но, поверь, оно того стоило. Вот разберусь с этим делом и отосплюсь… наверное.
Сильвио смущённо улыбнулся.
- Продолжим?
Бергольо согласно кивнул.
- …в папирусе упомянуто строительство усыпальницы царя, правящего Египтом около пяти тысяч лет назад. Я хорошо помню, как, не скрывая возбуждения, мой египтолог клялся, что перед нами послание руки самого Имхотепа, искуснейшего архитектора
и ближайшего советника фараона. Не стану утомлять тебя пересказом, о том, чем руководствовался профессор в своих убеждениях. На самом деле, суть повествования о... В общем сейчас ты сам всё узнаешь.
Указательный палец кардинала опустился на бумагу.
       - «Великие Боги благоволят нам, направляя наши устремления, и даруют мудрость в вознесении Богоподобного Нечерихета».
Речь идёт о древнеегипетском фараоне, Джосере. Это один из величайших царей древности, которому приписывают основание, той самой, третьей династии. После перевода, мой университетский друг умолял отдать ему свиток, ведь именно этот документ, ещё раз подтверждает, что Джосер являлся первым вдохновителем идеи строительства пирамид...
        Глядя на бесстрастное лицо Папы, Сильвио немного смутился, но тут же взял себя в руки.
– Мм-м… Понимаю, что тебе пока неясно, зачем я углубился в такие дебри, поэтому, прошу тебя, наберись терпения и дослушай до конца. Я долго не мог решить, с чего стоит начать рассказ, но зная твой интерес ко всему необычному, подумал, что
чуть-чуть интриги не помешает. Возможно и последующие истории покажутся тебе беспорядочными, сумбурными, но позже ты сможешь лично убедиться, что все они сводятся к одному…
– Всё в порядке, Сильвио. Мне действительно стало любопытно, к чему ты клонишь. Продолжай.
- Ну, хорошо. Так вот, человек, написавший этот папирус, намеренно шифровал текст, так как не желал, чтобы простые смертные прознали о его встрече с самим... Анубисом. Кардинал не сомневался, что его слова произведут должный эффект. Глядя
на застывшее от изумления лицо, Сильвио не стал скрывать триумфальной улыбки. 
«А ведь это только начало…»
        Поправив очки, де Конте поднял, исписанную неразборчивым подчерком страницу, перед собой.
 - И это не какая-то там, аллегория или суеверная абстракция. До наших дней дошло немало преданий об этом страже загробного мира, но они ни в какое сравнение не идут с тем, что я сейчас скажу. Замечу, что точность перевода составляет не менее восьмидесяти процентов.
        Откинувшись на спинку кресла, Понтифик уже не выглядел таким уж расслабленным. Пальцы непроизвольно сжимали и разжимали подлокотники кресла.
        - Эта встреча произошла сразу же, как только окончилось великое празднество
Хеб-седа*. Правда не совсем ясно, имел ли сам праздник, какое-нибудь отношение
к визиту в мир людей печально известного бессмертного.
Воспользовавшись ранее расшифрованным древнеегипетским календарём, профессор смог установить, в какой именно день, произошла эта встреча.
  "Турр-турр-турр".
За окном раздалось ритмичное урчание горлицы, отчего Понтифик непроизвольно вздрогнул. Но держащий перед собой лист бумаги Сильвио, этого не заметил.   
       - «Наконец праздник хвоста завершён, и я вновь готов удалиться в пустыню, продолжая ir (возводить) некрополь. Когда звёзды высыпали на небо, я добрался
до своего загородного дома.
Я совершенно один, не считая доверенного раба, неизменно сопровождавшего меня повсюду. Теперь мне придётся отказаться на некоторое время от умащивания тела благовониями... Близится сезон песчаных бурь, промедление грозит неминуемой отсрочкой в устройстве основной части фундамента западной стороны кладки. Но всё это завтра. Сейчас, покой и сон…
Меня разбудили. Сквозь сон я почувствовал, что кто-то осторожно трогал моё плечо. Проснувшись, взираю на преклонившего передо мной колени Алкионея. Раб бледен,
в глазах горит безумие. Оглядываясь через плечо, он в страхе произносит одно и тоже слово, "Саб"*. Схватив хопеш*, бросаюсь в глубь дома. Ярость застилает глаза мои. Кто посмел нарушить покой управляющего царскими работами... Но за порогом
Хет-Ка* меня ждала тьма и ужас.
С высоты не менее трёх ксилонов*, на меня смотрел...Шакал. Серый мрамор его нагого тела сливался с прохладой ночного мрака. Опустив заострённую морду,
Он разглядывал меня огромными глазами, наполненными адским огнём. Острые зубы оскаленной пасти, казалось сейчас пронзят моё тело... Мои мысли поглотил страх, наполняя тело жутким холодом. Алкионей оказался прав. За мной, смертным, явился сам Саб. Вершитель судеб. С горечью я принял уготованную судьбу, понимая, что сейчас произойдёт. Бросившись перед НИМ на живот, я ждал, когда моё вырванное сердце, окажется на ЕГО весах...
        Не видя ничего, кроме бурого песка, я всё равно ощутил склонившуюся тень
на до мной. Сердце судорожно бьётся в груди. Вскоре оно окажется в острых когтях Пса.
Сколько прошло времени, я не знал, но ничего не происходило. Я стал замерзать. Моё тело болело от долгого лежания на утоптанной земле. Решившись, поднимаю голову. Перед собой вижу обездвиженного раба. Он, как и я, лежит на животе. И только поднявшись на ноги, я заметил на земле, какой-то предмет. Брошенный на песок папирус, огромен, напоминая рубленный кусок ствола пальмы... Поднявшись на ноги, зову раба. Алкионей, стоя на коленях, безостановочно говорит, но слов его
я не понимаю. Что это было, пустынный мираж? Я огляделся. Мы совершенно одни. Шакал исчез, словно провалившись в врата Дуата*. Хвала тебе, сиятельный самодержец…».   
Мм-м… эту часть пересказа можно опустить: архитектор возносит молитву великому Ра и Атону. Так, ага, вот здесь. Он описывает тот самый свиток, оставленный Анубисом… 
        «Поднесённый "Им" папирус ничто иное, как ответы на мои беспрестанные мольбы. Передо мной открылись поистине бесценные возможности. Подобное подвластно лишь воле Бессмертных, чувствую благословение самих Богов, прикосновение которых дарует мне помощь в благочестивом деле.
Всю ночь и последующий день знакомлюсь с оставленным посланием. Теперь же я весь преисполнен уверенностью, что окончание ir последнего пристанища нашего Богоподобного владыки...в срок.
Уже завтра мне предстоит совершить обратный путь во дворец и припасть к стопам…»
        К сожалению, на этом повествование обрывается. Многие рисуночные символы оказались испорчены на столько, что даже компьютерное моделирование не помогло. Хотя нет, ещё одну строку нам удалось разобрать. В ней древний архитектор указал, что решив сокрыть ночной визит Инпу*, ему пришлось отрезать рабу язык...
Кошмар, ты не находишь, Захарий?
        И без того бледное лицо Понтифика, сейчас больше напоминало меловую маску.
- Да, это совершенно отвратительно. Несчастный человек, этот раб. Но, что же мог скрывать на самом деле этот свиток?
- Мы с профессором решили, что Египетские боги, по неведомой причине, решили поделиться своими знаниями, касающихся техники строительства пирамид.
В частности, воздвижения усыпальницы Джосера. Вопрос: зачем они так поступили?
Не спорю, всё это похоже на красивую легенду, однако… Дело в том, что кроме этого папируса, существуют и другие свидетельства о вмешательстве звероподобных богов
в жизнь людей. Вплоть до Эллинистического периода Боги-звери появлялись среди нас, людей. И каждый раз, бессмертные делились информацией. Учили сакральным знаниям...
- Странно всё это, Сильвио. Если честно, впервые слышу о подобном.
- В том-то и дело, что в открытых источниках ты никогда не встретишь подобных откровений. Разве, что в кино и художественной литературе. Но там и не такое преподнесут... Одни только красивые гипотезы и предположения. Мне встречались
и другие, подобные этому папирусу, документы, но все они хранятся в секретных архивах. Но знаешь, Захарий, даже не это меня обескуражило. Представляешь, мне удалось найти свидетельства, что даже первородные Боги Египта поклонялись...своим Богам.
        Прищурившись, Франческо слегка прикусил нижнюю губу.
– Хочешь сказать, что кроме мифических богов Египта, существуют и другие…ээ-э… высшие Боги? Сильвио, да простит меня Всевышний, но мне кажется, ты всё-таки перетрудился слегка. Che nessuno faccia il passo pi; lungo della gamba*. В нашем возрасте это немудрено.
Сняв очки, глава Ватиканской библиотеки принялся их протирать носовым платком.
– Захарий, я и сам поначалу оказался в крайнем замешательстве. Подобное выглядело просто нелепо. Имел ли я моральное право ворошить прошлое, не знаю. Честно тебе признаюсь, я несколько раз хотел остановиться, прекратить поиски, но что-то меня заставляло двигаться дальше, вперёд. То, что ты узнал сейчас, это всего лишь верхушка айсберга.
        Не моргая, де Конте смотрел в напряжённое лицо, напротив.
– Поверь, всё встанет на свои места, когда я закончу свой рассказ. Вот тогда
ты и решишь, что делать с твоим "безумным" другом. Прости, но подобные откровения я мог доверить только тебе. Ты помнишь тот день, когда мы сбежали из дома и всю ночь провели в лачуге рыбака?
Франческо выглядел немного растерянным. Сложив перед собой пальцы в замок, он всё же выдавил слабую улыбку.
- Да, такое не забыть. Мы, тогда ещё совсем молодыми были, рассказывали о своих мечтах, будущем.
Искренне улыбаясь, Папа Римский прикрыл глаза. Пальцы непроизвольно коснулись уголков глаз.
- В ту ночь, мы поклялись друг другу в верности. И это были не пустые слова: наше взаимное доверие мы пронесли через всю жизнь, Сильвио. Я благодарен тебе,
за то самое доверие. За то, что ты здесь, со мной... Не останавливайся пожалуйста, продолжай, а я выслушаю до конца и постараюсь помочь тебе…                Вернув листок на стол, де Конте принялся копаться в разложенных бумагах. Выудив старенькую тетрадку, с торчащими из неё цветными закладками, кардинал потряс
ею.
         – А сейчас ты поймёшь, почему я начал свой рассказ с упоминания именно Анубиса. Чуть больше четырёх лет назад, я совершенно случайно оказался…         

 Донжон - основная башня в замке.
Колоратка - римский воротник, белого цвета.
Протазан – колющее древковое холодное оружие, разновидность копья.
Пилеолус – традиционный головной убор клира Римско-католической церкви.
Ксилон – древнеегипетская единица длины, равная 1,57 м.
Дуат – в мифологии Древнего Египта назывался загробный мир.
Caro amico – дорогой друг (итал.)
Регаццо – слуга (итал.)
Хеб-сед — древнеегипетский «праздник хвоста».
Бодигард – личный телохранитель.
Инпу – одно из имён Анубиса.
Пускать дым в небо – традиция в Ватикане, при избрании нового Папы.
Фарисейство – религиозное лицемерие.
HK MP-5 – пистолет пулемёт компании Хеклер и Кох.
Хопеш – разновидность холодного оружия в Древнем Египте.
Che nessuno faccia il passo pi; lungo della gamba – Нельзя сделать шаг больше, чем позволяет длина ног. (итал. поговорка).
Саб - судья (др. егип.)
Хет-Ка - название своего дома у древних египтян.