Иван Пузанов- учёный и неизвестный поэт серебряног

Иван Пузанов- учёный
и неизвестный поэт серебряного века
не публиковавшийся


Иъ интернета
...............

Русские стихи 1950—2000: Антология
2 февраль 2021 г.  ·
Иван Пузанов (1885 – 1971)


Подсознание

Я не поэт, увы! Поэт подобен птице,
Что может распевать повсюду и всегда,
Напевами к любой вершине возноситься,
         Слагая их спокойно, без труда.
О нет! Я не таков Я в прозе костенею.
И образов лишён язык вседневный мой,
Как шпагою боец стихом я не владею.
Но стих зато овладевает мной:
Подвержен я порой бываю наважденью,
Когда я – сам не свой, и каждый нерв – струна,
Когда томленье – дни, а ночи безо сна,
         Не это ли зовётся «вдохновенье»?
По целым дням сижу, прикован у стола,
Как пьяницу вино – зовёт, влечёт бумага.
Противиться – нет сил. Бросаю все дела,
И бедный мозг терзает рифм ватага.
Спастись от них – нельзя, они найдут везде,
Как рой докучных мух. Как жадных гарпий стая,
Так в муках тягостных, в смятеньи и труде
Внебрачное дитя – свой стих – рождаю.
……………………………………………………
Но вот прошла болезнь, и снова я здоров,
В ярмо вседневных дел опять впрягаюсь вскоре,
Лишь ворох начерно исписанных листков
Свидетель дней смятения и хвори.
Читаю – почерк мой! Ужели я писал?
На вязь небрежных букв взираю с изумленьем:
Откуда, не пойму, я эти рифмы взял,
И образы, и мысли, и сравненья?
То не мои стихи, и не по силам мне:
Кто создавал их, тот прозорливей, мудрее.
Когда здоров я, он глубоко спит во мне,
И бодрствует, когда я заболею.
Он как сокрытый «дух», который говорит
Спиритам, что в кружок под вечер соберутся.
Да, я писал за ним, послушный, как спирит,
Что пальцы в вещее уставил блюдце.

19 августа 1932, Алушта


Крым
Венок сонетов

1.

Равнина, необъятная для взгляда…
Полынь, бурьян, желтеющий кострец,
Бесплодность, серость из конца в конец,
На Сиваше – галдящих птиц громада.

Застыл Сиваш в стеклянном пекле ада,
Полынь благоухает и чабрец,
Потрескался от зноя солонец.
– Где ты, лугов украинских отрада?

Блистает розовая соль, как снег,
Стогами сложена на топкий брег;
Коней косяк пасётся в суходоле, –

Невзрачен вид их, но – как ветер – шаг.
Как дикий скиф, несусь верхом по полю –
Степных просторов беспределен взмах.

2.

Степных просторов беспределен взмах;
Струится даль в волнах фата-морганы,
Устало вьются ковыля султаны,
Невесть куда бежит широкий шлях.

Томятся пустельги на проводах,
Большой орёл срывается с кургана,
Кузнечики стрекочут неустанно,
Пылает степь, как пламенный очаг.

Покинул овражок*) свой пост дозорный,
И журавля замолкнули валторны…
Навис над степью едкий серый прах,

Туманя даль, степные травы кроя,
И замерли под ним, томясь от зноя,
Ковыль, чабрец, полынь на солонцах.

3.

Ковыль, чабрец, полынь на солонцах,
Столбы бегут томительно-тоскливо.
Но вот – ставок*). Над ним склонились ивы,
Грачи о чём-то спорят в их ветвях.

Тучнее почва. Бесконечный шлях
Идёт сплошной волнующейся нивой.
В лазури – жаворонков переливы
Трепещут на серебряных крылах.

Салгира бег маячит тополями,
Стон песни ветер носит над полями,
Громадит на полях крестьянский люд.

Тяжёл их труд – заслужена награда.
Пасётся на околице верблюд,
Вдали – овец разбросанное стадо.

4.

Вдали – овец разбросанное стадо
Лениво щиплет высохший типчак.
Расставив крылья, сторожит ветряк
Полдневный отдых мирного посада.

Заманчива привала здесь услада,
Шлёт ароматный синий дым кизяк,
Гостеприимно простоват степняк,
Лицом скуласт, приземистого склада.

Кто родом он? Бог знает. Для хазар,
Славян, монголов, скифов и татар
Был Перекоп – ничтожная преграда.

За век свой долгий всех видала степь…
Кричит петух. Скрипит колодца цепь
За кущами развесистого сада.

5.

За кущами развесистого сада,
Когда спадёт немного полдня жар,
Плетётся по степи обоз мажар*)
Под города базарные аркады.

Гудит разноязычная громада
Эстонцев, немцев, русских и татар.
Обилен и велик, кипит базар.
В нём слышен гул далёкого Царьграда.

И, верно, помнит ветхий Минарет
Далёкий сон гиреевых побед,
Могущество и плен Бахчисарая.

Но власть царей и ханов пала в прах…
Вдали, на перевалах утопая,
Туманов слой ложится на горах…

6.

Туманов слой ложится на горах,
Полны предгорья сладостного мира;
На берегах весёлого Салгира
Богатый зреет урожай в садах…

Алеет маками крутой овраг,
Стрижи мелькают в синеве эфира,
В отрывах скал их гнёзд чернеют дыры,
Пустынно в белых меловых скалах.

Отвесы их источены, как соты.
Здесь в старину, как птицы, жили готы,
Когда орда свой утверждала стяг,

Ища приюта от набегов бранных.
Над цепью гор сиренево-туманных
Вершину взнёс владыка Чатырдаг.

7.

Вершину взнёс владыка Чатырдаг.
Отвесны скал обрывы и фронтоны,
Утёсов громоздятся бастионы,
Чтоб осыпями развалиться в прах.

Отвесных гор велик и смел размах:
Их толщу перерезали каньоны
Глухие пропасти темны, бездонны,
Подошвы тонут в вековых лесах.

Гудит в лесу высоких сосен хвоя…
От слепней въедливых ища покоя,
В глубокий яр скрывается олень.

В орешнике – косуль пасётся стадо –
Люба им чащи благостная сень,
В ущельях мрак лесов и вод прохлада.

8.

В ущельях мрак лесов и вод прохлада,
И дышит сыростью грибная прель.
Покрыла скалы мхов зелёных цвель,
Напоенная брызгами каскада.

Как храм Природы – духов колоннада…
Смолкает Пана сладкая свирель:
И пеночки рассыпчатая трель,
И зяблика нехитрая рулада.

Как тихо… Вот вдали сломался сук,
В ветвях чуть слышен робкий дятла стук.
Таинственен в вершинах ветра рокот…

Прогалина светлеет под скалой,
В поднебесьи гортанный слышен клёкот –
Орлы парят над выжженной Яйлой.

9.

Орлы парят над выжженной Яйлой,
Хаосом каменным поверглись скалы,
Безжизненны известняков оскалы,
Слепит глаза хрустально-резкий зной.

Прохладный ветер, горный и степной,
Горбами жёлтыми бегут увалы,
Как кратеры Луны лежат провалы,
Проросшие потоптанной травой.

Там над скалой синеет дым кошары,
По склонам выжженным овец отары,
Их сторожит овчарок чуткий вой.

Чабан уснул в безделии ленивом.
Зияет пропасть за крутым обрывом,
Внизу – аул мостится над скалой.

10.

Внизу – аул мостится под скалой;
Как ласточкины гнёзда под застрехой,
Лепятся сакли. Под шатром ореха
Семья сидит за жирной каюрмой.

К студёному фонтану за водой
Собрались девы. Слышны всплески смеха.
Кувшины медные набрав без спеха,
Колебля стан, бредут они домой.

Татарки юной профиль генуэзский,
Турецкие в ушах её подвески
Так много говорят о старине,

О гибели культур, племён раздоре…
Внизу – всё дремлет в знойной тишине,
В парадном кипарисовом уборе.

11.

В парадном кипарисовом уборе
Дворцов и вилл внизу белеет ряд.
По склонам наливается мускат
И приторный инжир созреет вскоре.

Сияет солнце в пламенном просторе,
Стоит в ушах немолчный треск цикад,
Льёт можжевельник терпкий аромат,
Смолистым ветром жарко пышут взгорья.

Над сосняками светлыми навис
Обрывистый крутой карниз.
Легко дышать под небом вечно-чистым.

Под ним недуги тают, точно дым.
В уборе парков, празднично-тенистом
Сбегает Южный Брег, Яйлой храним.

12.

Сбегает Южный Брег, Яйлой храним…
С Яйлинских скал сорвавшиеся грифы
Задумчиво чертят иероглифы
И исчезают в синеве над ним.

Но призрак Прошлого – неизгладим.
Всплывают древности седые мифы…
Из тяжких плит не здесь ли клали скифы
Ряды гробниц воителям своим?

Здесь Ифигения жила у Тавров,
Здесь жертвы кровь лилась под сенью лавров,
Здесь дух Эллады издревле витал,

И жив поднесь в покрытой мхом амфоре.
Тавриды здесь предел. За гранью скал –
Щитом ахилловым восстало море.

13.

Щитом ахилловым восстало море –
Серебряной бронёй блестит волна,
Сапфиром отливает глубина,
Прибой шумит у скал в глухом напоре.

Но стойки скалы в вековечном споре,
В закрытой бухте мир и тишина.
Вода прозрачна, как стекло. У дна
Креветок стая скачет в филлофлоре*).

На пляже знойном солнцем осиян
Торс женщины нагой. Целебно-прян
Немытых водорослей запах йодный.

Ряд облаков в эфире недвижим.
Шлёт лёгкий бриз простор великий водный,
Объемля осиянный солнцем Крым.

14.

Объемля осиянный солнцем Крым,
Великий Понт катит куда-то волны;
Вздымает ветер их, сырой и солный,
И вдаль несётся, прям, неотвратим.

Но чайки белой лёт неутомим,
Белеет парус шхуны, ветра полный,
Вдали рыбацкие застыли чёлны,
И пароход пускает чёрный дым.

Мелькает меж валов плавник дельфиний.
Огромен щит воды, глубоко-синий.
Когда-то, покоривши Геллеспонт,

По нём плыла Язонова армада,
И всё катил валы великий Понт –
Равнина необъятная для взгляда.

15.

Равнина необъятная для взгляда,
Степных просторов беспределен взмах.
Ковыль, чабрец, полынь на солонцах,
Вдали – овец рассыпанное стадо.

За кущами раскидистого сада
Туманов слой ложится на горах;
Вершину взнёс владыка Чатырдаг,
В ущельях – мрак лесов и вод прохлада.

Орлы парят над выжженной Яйлой,
Внизу аул мостится под скалой,
В парадном кипарисовом уборе

Сбегает Южный брег, Яйлой храним.
Щитом Ахилловым восстало море,
Объемля осиянный солнцем Крым

13 января 1932, Симферополь

ГЛАЗА
В водоворот безумный вовлеченный
Московских улиц, я вскочил в автобус
И сел на первой лавке у окна.
Покачиваясь плавно на пружинах
Сиденья комфортабельной машины,
Смотрю вперед я равнодушным оком.
Навстречу мне сумбурный хаос несся
Московских улиц: мчались троллейбусы,
Грузовики, грохочущие страшно,
Приземистые «ЗИС’ы» и «Победы»
(В них – жирные затылки бюрократов),
Малолитражки-блохи («Москвичи»!),
Мотоциклисты, страшные как звери,
В собачьих куртках, кожаных ушанках.
Порой с отчаяньем сквозь жуткий хаос
Рысцою пешеход перебирался,
Рискуя поминутно жизнью. Важно
На перекрестках шумных возвышались
Симфонии той адской дирижеры –
Как автоматы, клобом милицейским
То останавливая ток безумный,
Чтоб пропустить другой, то снова жестом
Заученным давая нам дорогу.
На паутине медной нависала
Над суетой кипящих улиц – Смерть,
Грозя огнем многовольтовых молний.
О, Смерть смотрела тысячами глаз
Из-под колес трехтонок ошалелых,
Сигналами мигала перекрестков,
Гудками выла озверелых ЗИС’ов,
Трамвайными звонками дребезжала,
Ревела хриплым рыком мегафонов,
Свистками милицейскими сверчала,
Дышала смрадом газов выхлопных
(Утилизованным так «экономно»
В немецких всем известных «душегубках»).
Поток ревущий несся в берегах
Домов обмызганных и небоскребов,
Что как грибы в послевоенный век
Росли велением мегаломанов.
И вот в мельканье киноленты улиц
Мой взгляд поймал взгляд чьих-то серых глаз,
Смотрящих на меня – так мне казалось:
На самом деле серые глаза
Водителя автобуса смотрели
Вперед, на путь, что нам навстречу несся.
Но взгляд их был обратно отражен
Наклонным зеркальцем в кабине тесной,
Чтоб видеть Смерть, крадущуюся сзади.
О, сколько было в серых тех глазах
(Слезящихся, усталых, воспаленных)
Покорности Судьбе неотвратимой,
Сознанья обреченности своей!
Ведь каждый божий день подобно белке
Кружиться в суете Москвы безумной,
Ведя автобус от Заставы к Центру
Привычно-стойким напряженьем нервов,
Сквозь улиц лабиринты пробираясь…
Взгляд говорил, что опытен водитель:
Он не направлен был вперед недвижно,
А колебался в стороны немного:
Водитель обходил препятствий рифы
Предельно четко, быстро, как машина –
Гудка сигналом путь освобождая
Иль тормозя слегка машины ход,
Иль чуть заметным «бублика» движеньем
Свой курс прямой немного отклоняя.
Всё восприятое тем взглядом вмиг
Реакцией ответной претворялось
В движенье четкое, как в механизме.
И не был суетлив тот взгляд – напротив,
Спокоен был вполне он – и покорен!
Да! Я прочел в глазах приговоренность.
О, знали те глаза, что неизбежность
Возьмет свое, и ЭТО – совершится,
Ведь лет немало. Ослабеют нервы,
Рефлексов трудовых исчезнет четкость:
Старуха глупая, что зазевалась,
На колокольню дальнюю крестясь,
Когда-нибудь метнется под колеса,
Иль велосипедист, юнец беспечный,
Не сможет выскочить из толчеи
Мальмстрёма страшного на перекрестке;
Или шофер-лихач из переулка
Трехтонкой хватит автобус с размаха,
И – катастрофа! Лязг, и крик, и стон,
Свисток неумолимый милицейский,
И протокол, и суд, хотя и скорый,
Но вряд ли милосердный! А потом –
«Пять лет» иль даже просто – увольненье –
Не все ль равно? Жена больная дома,
С ней – пять голодных ртов. Ни сбережений,
Ни топлива, ни хлеба. Колесо
Бессменных рейсов от Заставы к Центру
Покажется утраченным Эдемом.
Но вот глаза, моргнув подслеповато,
Направо, к тротуару, отклонились,
Автобус ход замедлил. Остановка –
И пассажиры стали выходить.
Поднялся тут и я – но не поймал
Я на прощанье глаз покорных взгляда!
Их веки воспаленные прикрыли,
Чтоб дать хоть несколько секунд покоя!

1050
аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа
читать далее-

Поэзия Московского Университета от Ломоносова и до ..
poesis.ru›poeti-poezia/puzanov/verses.htm