Необычная агрессия

    В Санкт-Петербурге уже почти неделю идут моросящие дожди. Вот уже почти год я живу и работаю в этом необыкновенном и вне всякого сомнения, лучшем городе восточной Европы. Сейчас я стою на набережной у Финского залива и наблюдаю за стабильной игрой волн, которые довольно резво догоняя друг дружку накатываясь на песок оставляют там отнюдь не чистую пену. Низко опущенные серовато – лиловые тучи лениво передвигаясь на северо-запад нескончаемой вереницей, довольно убедительно заставляют верить в неутешительный прогноз синоптиков.
    Раскрыв над головой зонтик, я неторопливо возвращаюсь в тёплую квартиру сестры с целью заняться чем-нибудь определённо нужным и полезным. Вдруг совсем неожиданно меня обгоняет красивая, рыжая западносибирская лайка, которая буквально в считанные секунды своим видом взбудоражила меня, вызывая ностальгические ассоциации. Собаки, охота, тайга… При произношении этих слов в моей зрительной памяти сразу возникают воспоминания о моей прежней жизни, когда я занимался своим в то время любимым делом – охотой.
    Тридцать два года я прожил на севере амурской области, и вся моя трудовая деятельность была непосредственно связана с тайгой. Север Приамурья – очень своеобразные таёжные места. Стремительно бегущие небольшие таёжные речки и ручьи с удивительно прозрачной и даже в самый жаркий день очень холодной водой, в которой водится хариус, ленок, таймень, — это очень вкусная и полезная для здоровья рыба. Но я больше охотник чем рыбак, и поэтому почти все воспоминания связаны с тайгой и её удивительными обитателями. За многие годы таёжный скитаний у меня было достаточно много хороших, рабочих, крепких и верных зверовых собак. Это были чистокровные породистые лайки, но были и гибриды, которые по своим рабочим качествам не уступали своим кровным собратьям. При воспоминании о какой-либо из собак в памяти невольно возникают определённые, как правило, остросюжетные жизненные моменты, именуемые случаями. В моих извилинах, можно определённо сказать, на всю оставшуюся жизнь остался след от одного из таких моментов. Событие это, или если хотите случай, произошёл 17 июля 2002 года. Хочу напомнить, что за плечами у меня был солидный багаж знаний о тайге, и более чем двадцатипятилетний охотничий стаж, включая промысловую охоту. Мне неоднократно приходилось охотиться на крупных хищников: волков, рысей, медведей. Последних приходилось добывать осенью из – под собак, зимой – в берлоге. Два довольно крупных берложных медведя были добыты мной в одиночку. Так вот, в этот уже начавшийся знойный июльский день, я вместе с приятелем приехал на “Уазике” к очень бурной небольшой таёжной речушке имя которой Амнунна. В предгорьях, в истоках этой речке, более 10 лет назад мы с моим бывшим напарником по промысловой охоте построили просторную охотничью избушку. Расстояние от ближайшего населённого пункта более ста километров, а расстояние от старой лесовозной дороги около пятнадцати километров. Места, крайне редко посещаемые людьми. Цель похода к избушке в основном одна – отремонтировать крышу, которую каждый год завидным постоянством рвали медведи. По моим представлениям происходило это приблизительно так – пока «мамаша» наводила «порядок» в избушке, разбрасывая посуду, зачастую ломая стол и полки, передвигала в сторону не в чём не повинную металлическую печь, обложенную камнями, медвежата забирались на крышу и брезгливо морщась откусывали куски рубероида, разрывали его когтистыми лапами, бросали на землю, тем самым завершая этот разрушительный процесс. Никакие отпугивающие средства не действовали. Помню однажды пришла мысль сделать «трап» из досок набив туда гвозди. Перевёрнутый вверх острыми концами и прилаженный у входной двери, он по моим представлениям должен был надёжно перекрыть вход в избушку мародёрам в медвежьей шкуре, и навсегда отбить желание пакостить. Но эта мера только усугубила и без того плачевное состояние избушки. Впоследствии увиденное привело нас с сыном чуть ли не в шоковое состояние. Зимним морозным уже почти заканчивающимся днём, мы на лыжах, уставшие, с большими рюкзаками за плечами, с ружьями на перевес, на конец-то добрались до желанной избушки. Страшный погром внутри, крыша изорвана, но самое неприятное заключалось в том, что под срубом, в углу под нарами зияли две огромные дыры, почти с 50-60 сантиметров диаметром каждая, которые пришлось заделывать подручным материалом до пол - ночи. И вот сейчас зная, что меня ждёт очередной “сюрприз”, я, взяв с собой метров десять полиэтиленовой плёнки, походный котелок, топор, полог для непредвиденной ночёвки, продуктов питания на три дня, свой старенький подрасстрелянный кавалерийский карабин и вместе со своим верным, четвероногим другом, крупной восточно-сибирской лайкой по кличке Гуран, отправился к вышеописанной избушки. Спущенный с поводка Гуран, великолепно знавший многократно пройденный маршрут, устремился большими прыжками вглубь леса. Я, попрощавшись с приятелем до завтрашнего вечера, одел рюкзак и закинул за спину карабин, поправил одетый на голову накомарник, отправился вверх по реке к намеченной цели. Путь нелёгкий. Обильно произрастающий по берегу кедровый стланик существенно мешал передвижению. Часто встречающиеся каменистые россыпи, скальные прижимы, на которых крепко цепляясь корнями растут удивительно своеобразные, с очень твёрдой и долговечной древесинной, стойко переносящие сильные морозы деревья, именуемые даурской лиственницей. Небольшие ручьи, впадающие в речку, стремительно несут очень холодную, чистую, прекрасно утоляющую жажду воду. Впереди открылась панорама горного величия девственной тайги, до которой ещё не дотянулась вездесущая рука цивилизации. Большой голец, возвышаясь над отрогами напоминал огромный купол, под которым была жизнь во всех её проявлениях, порой очень быстро и трагически заканчивающаяся для более слабых обитателей, и человек в одиночку попавший в это царство таёжного бытия, может так же расстаться с жизнью если не будет соблюдать известные меры предосторожности.
    Так размышляя и любуясь природой, я преодолел 2/3 пути и уже решил было сделать привал, отдохнуть, подкрепиться, попить чайку. Но вдруг откуда-то сзади появившийся Гуран, быстрым аллюром обгоняя меня, ударил своим головой сбоку по колену, которое от длительно ходьбы стало немного болеть. Я не выдержал и обругал его довольно грубо и громко сказав, что так много места вокруг, а тебе обязательно надо ударить меня своей бестолковой башкой по болевшему колену. Но не успел я закончить этот неприятный мне и псу монолог, как впереди раздался яростный лай, и в то же мгновение показался Гуран со вздыбленной шерстью на загривке, но тут стремглав бросился в заросли кедрового стланика. Несколько мгновений было достаточно, чтобы понять предупредительный манёвр собаки, и я первым делом левой рукой скинул с головы мешавший смотреть накомарник. Но в это же мгновение выполняя эту работу я буквально в 8-10 метров от себя увидел поднявшегося на задние лапы огромного медведя, который невзирая на яростный лай собаки, уставился на меня своими маленькими глазками. Руки хладнокровно и чётко продолжали выполнять необходимую работу, снимая карабин приводя его в боевую готовность. Дальше всё произошло как в замедленной киносъёмке. Медведь как будто очнувшись, резко дёрнулся всем своим большим туловищем вперёд и прыгнул, видимо пытаясь поскорее добраться до источника раздражения, то есть меня. Я же навскидку выстрелил, и после выстрела, естественно повинуясь своему инстинктивному уму, на ходу перезаряжая карабин, перепрыгнул к ближайшему дереву. В ушах стоял оглушительный рёв, но на самом деле была тишина, которую периодически нарушала злобная, но тихое урчание собаки. Это меня вернуло в действительность, но так-как это урчание мне многократно приходилось слышать, когда собака впивалась в шерсть смертельно раненного, почти неподвижного зверя, всё дальше и дальше вонзая зубы, вгрызаясь, теребя ненавистную тушу. Осторожно, держа на всякий случай в руках заряженный карабин, я подошёл и увидел большого медведя, лежавшего распластавшись с вытянутыми передними лапами в мою сторону, а Гуран, не отрываясь от его зада, продолжал лихорадочного стискивать челюсти, мотая своей породистой головой с бешеными глазами, то в одну, то в другую сторону. Глядя на собаку с какой врождённой к зверю злостью она продолжала рвать шерсть, я вдруг отчётливо понял, что жизнь моя пять минут назад, не стоила ни копейки, и если бы не Гуран, который своевременно обнаружил зверя, предупредив меня о смертельной опасности и неудачный выстрел, то лежать бы мне на месте медведя, а ему, облизываясь, радоваться такой вкусной и лёгкой добычи.
    Разделав зверя, я обнаружил что полуоболочечная тяжёлая свинцовая пуля, очень удачно для меня вошла в грудь медведя, попала в позвоночник, раздробив полностью межпозвоночный диск, остановила его, вызвав почти мгновенную неподвижность и затем смерть. Зверь был очень крупным, внутренние органы были здоровыми, не каких внешних повреждений он не имел. Упитанность, его учитывая летнее время, была более чем нормальной. Что заставило этого зверя караулить человека на тропе, остаётся загадкой. Был гон, возможно в этот период агрессия победила врождённую осторожность и страх перед человеком. Но вспоминая дни, когда мне приходилось именно в это время часто возвращаться к избушкам даже ночью по аналогичным местам, я так и не смог дать вразумительного объяснения этому случаю. Многократно приходилось слышать и даже видеть убегающих зверей, но чтобы умышленно караулить идущего навстречу человека, такого вот до настоящего случая не было. Были встречи с медведицами, когда они находились с медвежатами, но это уже другие истории.

Санкт-Петербург, сентябрь 2007 год.