Другая история

Вопрос: «А где он сейчас?»
Ответ: «С ним всё нормально, мы его торжественно похоронили на холме, тихое уютное место с видом на реку, вокруг вечнозелённые сосны и столетние раскидистые дубы, а вдалеке видны позолоченные купола деревенской церкви.»
В этот момент из-за сиреневого облака выплыла хрустальная луна, залив маленькое деревенское кладбище полупрозрачным светящимся серебром, а в расположенной рядом рощице запел звонкоголосый соловей.

Шримад Бхагаватам книга 7, глава 13
И так, влекомый ненасытными желаниями я, как и все прочие, носился по волнам суетной жизни порой то поднимаясь на её вершину, то низвергаясь на самое дно.
Меняя одну за другой тленные оболочки, я вёл борьбу за существование, борьбу бессмысленную, ибо исход её предопределён с самого нашего рождения.
И вот, благодаря добрым делам или за грехи, я получил человеческое тело, и предо мною открылись трое врат.
Одни вели в низшие миры, страданий,
другие к райским удовольствиям,
третьи — к вечному освобождению.

Сегодня мы состарились, а завтра уже они, те, кто смеялся над нами и не верил, что скоро и сам попадёт в эту же колею.
Мир разделён на тех, кто был, и тех, кто есть сейчас, на спящих вечным сном и тех, кто ещё не уснул бессрочно.
Кто бы не находился в этой могиле, цветы, растущие на ней, счастливо глядят на беспечно проплывающие облака безгрешными ангельскими глазами.
Утешение и покой навсегда уснувшим, их души уже приговорены на небесах и не нам судить тех витязей, что крепко спят, не видя снов в гробницах тесных.
Тикает часовой механизм вечности, души гаснут одна за другой, словно прогоревшие свечи.
Рождение и смерть соединены, как день и ночь, как сменяющиеся времена года, как дождь с грозой, как птица с небом, как кормящая мать с младенцем, как завтра и вчера.
Вращается неслышно круг судьбы, ступица за ступицей, шестеренка за шестеренкой, отравленная стрела времени пронзает мою жизнь, рассекая её на две неровные части: «до» и «после».
Любое настоящее обречено стать прошлым, вчера родившись завтра я уже умру.
Сегодня у меня есть родители, а завтра у меня их уже нет,
сегодня мне нравится скромная худенькая девочка из десятого «Б»,
её лучезарная улыбка, её карие глаза, её пухлые вишневые губки, её звонкий задорный смех.
Я беспомощно хочу с ней познакомиться, поговорить с ней наедине, взять её за руку, проводить её до дома после школьных уроков.
Когда мы случайно встречаемся глазами на перемене, я отчаянно смущаюсь, теряюсь и краснею, мне кажется она замечает мои смущения и робость.
Выпускной вечер, школьный бал, набравшись смелости я приглашаю её на первый танец и нещадно дрожу, едва прикасаясь к ней, к её упроугому девичьему телу.
Я чувствую запах её вьющихся волос, её учащённое дыхание на моей шее, её тёплые руки, лежащие на моих плечах, прерывистый шёпот, оставшийся на ёе губах.
Наверное, это и есть счастье, я хочу быть с ней всегда, слышать её голос, провалиться в голубой океан её бездонных глаз, просыпаться и смотреть на рисунок её губ, на её вздрагивающие ресницы, на овал её лица, на контуры её стойного гибкого тела.
Первая любовь сладкая и горькая одновременно, песчинка в струящемся потоке реки времени, вот она здесь, бессонные ночи, сиреневый блюз рассветов, переплетение пальцев, покорные губы, утонувшие в губах, и вот её уже нет, иссяк голос, оборвалось дыхание, пьянящая сладость растаяла в умершем прошлом.
Я не мог забыть её долгие годы, и вот однажды, может быть через десять или двенадцать лет, её неряшливою, располневшую и подурневшею случайно встречаю в компании лысого пузатого мужа, и крикливых неопрятных детей. 
Нет, нет, это не та девочка, которую я любил и по которой отчаянно скучал всё это время, и я, наверное, уже совсем не тот.
Тогда, много лет назад, в нашей лучащейся юности, ты мне всё обещала и всё отдала, но не мне, а другому.
И сейчас я рад, что это был не я.


Шримад Бхагаватам книга 11, глава 26
Каждый называет тело своим, но в том нет правды.
Телом нашим поочерёдно пользуются для удовольствия наши родители, жёны, друзья и начальники, а потом его пожирает погребальный костёр или собаки с шакалами.
Мы не знаем кому принадлежит тело, доставляющее нам ощущения, но привязываемся к нему безрассудно.

Сегодня я люблю и любим, а завтра я одинок и никому до меня нет никакого дела,
сегодня он самый верный, самый надёжный друг, я опираюсь на его плечо, делюсь сокровенным, доверяю ему свои секреты и тайны, а завтра он мой затаившийся враг, подло предаёт меня, исподтишка вонзая в мою спину нож,
сегодня я есть, дышу, люблю, вижу, чувствую, бегу навстречу своему счастью, а завтра меня уже нет на поверхности земли, я ухожу никуда, тону в стремительных водах реки времени, растворяюсь в бездонном небытие.
Сбой алгоритма, я чувствую себя как в тесной клетке, мне не вернуть то полупьяное беспечное лето, оно бесследно исчезло, растаяло утонуло в багряном золоте опавшей листвы.
Солнце всё также просыпается по утрам, цветёт сирень, щебечут птицы, стаи сахарных облаков медленно проплывают по сапфировому небосводу, алмазные гвоздики звёзд о чём-то сокровенном перешёптываются между собой, гроздями прикрученные к бездонной бесконечности необозримого космического свода, завтра уже сегодня, а я ещё вчера.

Шримад Бхагаватам книга 11, глава 9, стих 29.
После бесконечной череды рождений и смертей душа обретает редкое человеческое тело, которое хотя и бренно, но даёт возможность достичь высшего совершенства.
Поэтому разумный человек старается как можно быстрее достичь высшего совершенства жизни, пока его тело, готовое умереть в любой момент, не упало замертво.
В конце концов чувственное наслаждение доступно даже существам в самых отвратительных формах жизни, тогда как сознание Бога доступно только человеку.

У рыжеглазой осени пестрые ароматные краски, терпкая меланхолия и грустные ностальгические нотки, которые прячут за цветной разукрашенной ширмой подступающий оскал зимы.
Солнце уже почти не греет, нежной поволокой тянется вечерняя прохлада, закат раскрашивает небо алыми мазками, разлившиеся по небу краски дотягиваются до дрожащей линии горизонта и загораются малиновым светом угасающей зори.
Ночь укрывает землю мягким покрывалом шёлковистой темноты, далекие мерцающие горошины звёзд прячутся за тяжелыми дымными телами черных туч.
Холодная тоска, лето тихо и грустно вплетается в тоскливую осень, облетают опавшей листвой мечты, медно-жёлтых красок простуженная гамма, мой охрипший мир делает ещё один новый, может быть последний оборот.
Увядшие лепестки оборванных чувств, заколдованный круг одиночества, тихие шаги, старость неспешно крадется за моей спиной, она ещё не вошла в мой дом, кротко и смиренно стоит на пороге, и тихонечко скребется в дверь, но я уже во всём ощущаю её непосредственное присутствие.

Шримад Бхагаватвам книга 4, глава 25
Царь Бархишат жил в суетных заботах пока однажды его не посетил Нарада, который из сострадания дал царю мудрый совет.
Нарада сказал: «Государь, счастлив ли ты в тяжких трудах своих?
Добился ли желаемого, властвуя над людьми и пользуясь их уважением?»
Царь ответил: «О добрая душа, я тружусь на благо своих близких и подданных, я сковал себя узами долга и лишился покоя, я отнял у себя свободу, чтобы добиться благополучия.
Неужели наше счастье в том, чтобы, заведя семью и потомство, копить богатства, которые достанутся другим?
Если мы вечны, зачем трудиться ради бренного, а если после смерти ничего нет, зачем работать ради других?»

Какая красивая осень, хрустальные небеса, багровая, жёлтая, зелёная, красная метель, хрупкие кусочки ослабевшего золота, разбросанные под ногами, а я её не люблю.
Почему? Она напоминает мне мою жизнь, догорающую как короткий ноябрьский день, припорошенный первым шелковистым снегом.
Счастье, наверное, оно есть, просто сегодня не моя очередь.
Танцует жизнь, стремительно падают звёзды, однажды всё уходит безвозвратно, и юность, и чувства, и надежды, и любовь, и мечты, и запахи утрачивают резкость, и ландыши не напоминают больше о весне.
Неизменился мир, но я уже совсем другой, рыжие лепестки опавших листьев в моём усталом сердце.
Лесные деревья шепчутся о чем-то своём с беспризорным ветром, демонстративно и пренебрежительно потряхивая цветными редеющими шевелюрами.
Я ничего с собой не заберу, ни старый дом мой у реки, ни женщину, которую люблю, ни деньги, ни старых друзей, ни свои стихи.
Судьбой рвется нить, осенний ветер играет с опавшею листвой, пришла моя пора прощаться.
Обладатель сладких снов и чудесных грез, как я пришел нагой, так и уйду ни с чем, смешаюсь с небом и землей, водой и солнцем, растворюсь в алеющем закате.
Слова, возможности, друзей и юность не вернуть, всё размололо вращающееся колесо.
Время оставляет шрамы и прирастает в отчаяние, бегущие стрелки часов медленно режут глотку, мне уже сорок, мне уже пятьдесят, мне уже за шестьдесят…, а что осталось мне и у меня, помимо старого истерзанного тела?
Смерть, я не боюсь её. За жизнь, за эту немощную распадающуюся плоть цепляться глупо, к тому же нет того, что мне хотелось удержать в своих руках.
Багровый солнца диск упал за горизонт, повисла за моим окном осенних листьев цветная бахрома и вечер жизни наступил внезапно.
Я ещё есть, я ещё чувствую, я ещё дышу, я ещё я слышу, я ещё надеюсь, я остаюсь наедине со своей грустью и пустое тёмное зеркало, моего отражения в нём уже нет.
Обнятая тишиной фарфоровая ночь обрела бесплотность и пустоту, в мертвых остекленевших глазах закончилось небо.

Шримад Бхагаватам книга 3, глава 21
Стремителен бег колеса времени, с каждым оборотом которого сокращается срок, отпущенный вселенной в целом и отдельным её живым существам.
Но лишь вручивший Тебе свою жизнь без остатка не будет стерт в жерновах колеса вечного времени.

Бегу пока в мои легкие ещё врывается воздух, пока горячая кровь струится по моим венам, пока сердце ещё бьётся о рёбра, бегу на свет заходящего солнца, бегу за любовью, за деньгами, за удачей, за счастьем, за своей мечтой.
Секунды исступлённо скачут, стремительно перепрыгивая друг через друга, веретено жизни не останавливаясь вращается по часовой стрелке, дни переодеваются в ночи, ночи переодеваются в дни, густая чёрная кровь бежит по выпуклым узловатым венам земли, за окном стонет и причитает бездомный ветер, стремительные потоки реки времени несут меня через дни, недели, годы, десятилетия.
Прерывистое дыхание жизни, я отказываюсь стареть, я не хочу седых волос и морщин, я безнадежно цепляюсь за это распадающееся тело, возрастные изменения догоняют меня, прорастая в мозг, в глаза, в кровь, в колени, в локти, в суставы, в мысли.
Никакого счастливого конца, никакого ветра удачи на моих парусах, прахом рассыпаются все мои расчёты, коэффициенты, процентовки и намерения, стираются краски солнечных дней, тонкая грань отделяет меня от смерти.
Один вдох, один шаг, один миг, ты спрашиваешь боюсь ли я смерти?
Нет, но мне интересно, что там дальше, за последним вдохом, на другой стороне невидимого экрана: ад, рай, сон, пустота или для меня уже ничего не будет и меня самого не будет нигде?

Шримад Бхагаватам книга 3, глава 30
Точно гонимые ветром облака летят заключенные в бренную плоть души над бездной вечности, понукаемые всемогущим временем.
В облике времени Господь повергает в прах все усилия смертного.
Скорбью устлан путь того, кто грезит о счастье в сиюминутном мире.
Сбитая с толку игрою света и тени душа старается не думать о том, что плоть и её принадлежности: дом, земля и имущество обречены на погибель.
Великий обман внушает несчастной душе, что окружающие образы будут существовать всегда.

Я не ухожу совсем, я остаюсь в дуновении ветра, в сладких песенках лесных птиц, в глубоком дыхании земли, в полях предрассветных, в своём последнем дне, в осеннем шелесте грустных листопадов, в спотыкающемся ритме сердца, в тихом шёпоте беспокойного ветра, в случайно брошенных словах, в рассеянном взгляде, в своей последней строке, в едва заметной колышущейся тени, которая прячется под густыми кронами деревьев и невозвратимо исчезает на закате утомлённого солнца, в хрупких мимолётных островках моего крошечного счастья, которые на миг вспыхивают и навсегда гаснут.
Моё тело умирает, я, вечная душа выскальзываю из него, перевожу дыхание и запрыгиваю в новое тело, белые листы бумаги, покорно выслушивают ещё одну историю моей уже другой жизни.