Орлы Элькуша

                Орлы Элькуша

      Этой истории уже очень и очень много лет. Она произошла ещё в те далёкие доисторические времена, когда северную сторону Кавказских гор только-только начали заселять неизвестно откуда пришедшие дикие, первобытные люди. Они кочевали с места на место занимаясь охотой и собирательством. Жалость одного из этих людей к выпавшему из гнезда птенцу и поспособствовала появлению этой истории.
      Живописное ущелье, где сегодня расположилось курортное поселение Элькуш, в те времена облюбовали короли неба Кавказских гор, беркуты.
      На одном из отвесных скалистых склонов гор, сжимавших в своих массивных каменных тисках, горную речку в обширной, но недоступной для хищников нише, пара орлов не мало повидавшая на своём веку, растила очередной и возможно последний свой выводок птенцов.   
      Один из них совсем недавно появился на свет в то время как второй всё ещё никак не мог проклюнуться сквозь скорлупу яйца, толи потому, что был ещё плохо развит толи потому, что не желал появляться на свет Божий, ему и так видимо было хорошо под защитой скорлупы. В общем прошло ещё дня три, и второй птенец также проклюнулся белым пушистым шариком из которого нелепо торчал острый клюв загнутый на кончике. Птенец и вправду выглядел немного недоразвитым. Его пушистое тельце не сильно, но уступало в размерах его старшему брату.  Его рождения как будто бы никто не заметил. Мама орлица в это время отсутствовала в гнезде. Папа орёл, острым клювом привычно отрывал мелкие кусочки мяса от добытого им зайца и кормил ими первенца этого выводка. Все были заняты делом поэтому до малыша никому не было дело. Если конечно не считать того, что орёл на мгновение отвлёкся от важного дела что бы взглянуть, что там вдруг зашевелилось в противоположной стороне гнезда.
       Покормив голодного птенца орёл вспорхнул и улетел прочь по своим орлиным делам так и не выделив чуточку своей заботы младшему птенцу. Прошли почти что сутки после его рождения прежде чем орлица попыталась накормить малыша, но тот по какой-то причине не принимал кусочки мяса и капризно отворачивая свой клюв в сторону. Родители ещё несколько раз пытались кормить его пока не бросили это безуспешное занятие. На другой день они снова и снова пытались накормить птенца и снова все их заботы были отвергнуты. 
      Чрезмерное внимание родителей к младшему брату, видимо совсем не понравилось брату старшему. Тогда инстинкт подтолкнул его к подлости, которая практикуется в некоторых птичьих семействах. Он подлез под младшего брата и стараясь изо всех сил стал выталкивать его из гнезда.
     Орёл с орлицей безразлично наблюдали за тем как первенец усердно избавлялся от брата конкурента, который отвлекал их внимание на него самого. Его подлые старания в конце концов оказались успешными. Младший брат вывалился из гнезда. Не издав не единого звука, пушистый комочек под равнодушный взгляд родителей полетел вниз скалы сдуваемый порывами ветра прочь от гнезда.
      Бывает так, что в самую отчаянную минуту, везение обращает внимание на тех, кто был казалось бы обречён на верную смерть. Оно словно бы не соглашалось с тем что было предначертано несчастному существу, попавшему в смертельную передрягу. Одной рукой оно подхватывало бедолагу во время падения, а второй обильно посыпало его всяческими приятностями.  Так произошло и с орлёнком которому казалось бы был предначертан ужасный конец. Но нет. Вмешалась везение, которое принято называть улыбкой судьбы. Она подставила руку, и птенец упал на крутую песчаную осыпь у самого подножия скалы. Пушистым комочком метров пять катился по ней пока не застрял в колосьях какой-то высокой высохшей травы. 
      Птенец замер между стеблей травы и казалось, что он уже мёртв, и его невинная птичья душа понеслась в их птичий рай. Но не тут то было. Через минуту птенец открыл глаза и запищал во все свои крохотные лёгкие, призывая своих родителей или своих ангелов, что бы те помогли ему выжить. Так сработала первая рука.
      Тоно, самый обычный дикий и первобытный человек, тридцати трёх лет от роду, уставший и голодный двигался вдоль ущелья в надежде на то что догонит своих соплеменников, которые ушли далеко вперёд пока он пытался поймать соблазнительную форель, застрявшую в отсечённом от основной реки, камнепадом водном рукаве.  Он шёл быстро со страхом оглядываясь по сторонам и держа на готове копьё что бы в любой момент отразить атаку внезапно появившегося хищника. Умели в те времена люди злится или нет не понятно, скорее всего что умели, но то что Тоно с досадой думал о том, что непростительно увлёкся ловлей рыбы не заметив того, что потратил на это неудавшееся занятие кучу времени, подвергнув себя большой опасности, так как хищников в этих местах было предостаточно, и одинокий пусть даже и вооружённый примитивным копьём человек представлял из себя для них лёгкую добычу.
      Тоно спешил так, что почти не обращал внимание на то, что его ступни то и дело натыкались на острые камни и корни, торчащие из земли.  Ещё минут десять или пятнадцать усиленного хода, и он, казалось бы, нагнал бы своих друзей. Но вдруг до его слуха донёсся писк какого-то мелкого, как ему показалось, животного из ближайших стеблей засохшей прошлогодней травы.  Что-то очень жалобно и без остановки пищало и было похоже, что оно взывало о помощи. Трава была невысокой и Тоно без страха свернул в её сторону что бы посмотреть не попадётся ли ему что-то из того чем он сможет унять свой голод. Подойдя к осыпи он раздвинул траву и увидел того самого тщедушного орлёнка. Тот тут же смолк, как только над ним нависло любопытное, лохматое с короткой всклокоченной бородой, лицо человека.  Страшилище схватило птенца, поднесло его поближе к лицу и стало рассматривать. Сразу поняв из чьего гнезда выпал этот птенец, Тоно задрал голову вверх, пытаясь увидеть гнездо на каком-нибудь выступе скалы. Ничего не увидев он снова посмотрел на птенца. Есть в нём было совсем нечего. Даже на один зуб не чего было положить. Оставалось только выбросить его обратно в траву и двинуться дальше. Он даже попытался это сделать, как вдруг его голову посетила мысль что птенец может стать игрушкой его искалеченному медведем пятнадцатилетнему сыну.  Тоно сунул птенца за пазуху своей замызганной меховой накидки которой на вид было не меньше ста лет и которая по видимому принадлежала ещё его прадеду, и двинулся дальше нагонять своих товарищей. К голоду было не привыкать, а вот порадовать сына ему удавалось крайне редко.  До стойбища оставалось не так уж далеко так что донести птенца живым было делом не сложным.
      Сина, сын Тоно, сидел возле костра под скальным навесом и безразличным взглядом наблюдал за снующими туда-сюда соплеменниками, которые сосредоточено занимались в отличие от него какими-то своими делами или делами связанными с бытом всего племени. Его никто не напрягал и не просил помочь чем-либо. Сина был инвалидом. Беспомощным и жалким. Когда ему было около десяти лет на него напал медведь. Пока его пытались отбить соплеменники, медведь успел откусить ребёнку часть правой пуки и сильно повредить сухожилия правой ноги. Когда его принесли в стойбище женщины остановили потерю крови, а припарками и примочками из трав не дали ранам загноиться. Однако все думали, что ему вряд ли это поможет и вряд ли удастся выжить.  Но он выжил. Племя не бросило его. Время от времени он выполнял какие-то работы на благо всего племени, например, присматривал за детьми или за огнём. Или выполнял немногочисленные посильные ему работы. За это племя кормило его и заботилось, когда он болел. Отец Тоно любил его и лез в драку всякий раз стоило кому-то обидеть его ребёнка. В общем Сина жил хоть и не полноценной, но вполне сносной жизнью первобытных людей. Вот и сейчас подбросив очередные ветки в огонь он с тем же безразличием посмотрел на охотников, возвращающихся с неудачной охоты на стоянку. Он видимо и дальше бы безразлично смотрел на огонь если бы к нему не подошёл отец. Отец улыбнулся. Засунул руку за пазуху вынул из неё птенца и протянул Сине.
      - Вот, это тебе. – Сказал он и снова улыбнулся.
      - Мне? А что мне с ним делать? Он же ещё совсем маленький. Кроме косточек и пуха в нём нечего есть.
      - Ты не ешь его. Сделай гнездо и посади его туда. Давай ему кусочки мяса, а когда он вырастит ты сможешь если захочешь съесть его. А может он станет твоим другом как та собака, которая жила у нас.
      - А потом, когда нечего будет есть вы съедите его как ту собаку? – Его лицо искривил сарказм. – Отдай его кому-нибудь другому. Может он кому-то и пригодится.
      - Пойдём я покажу тебе братьев этого птенца. Думаю, что ты передумаешь и изменишь своё мнение о нём. – Не унимался Тоно.
      Они выбрались из-под нависающей над ними скалы, Тоно посмотрел в небо, что-то ища в нём и вдруг ткнул в небо пальцем.
      - Смотри, во-о-н там, большая птица, что делает круг над той горой, она может быть его матерью которая внимательно рассматривает всё что под нею на земле что бы найти его. А может быть это его брат или отец. Они из его племени. Сильные и красивые птицы.
      Сина посмотрел вверх и увидел величественно парящего в небе беркута. Эти птицы всегда восхищали его. Он всегда завороженно смотрел как они описывают круги в небе и как миллионы других людей думал - вот бы и ему так летать. Он аккуратно принял птенца из рук отца и улыбнулся ему. В глазах его блеснула нежность к этому маленькому уродливому комочку пуха с нелепо торчащим клювом.
      - Ты будешь мне братом или другом и научишь меня летать. Ходить я не умею. - Сказал он и поцеловал птенца в пушистую голову.
      Тоно посмотрел на своего сына и слёзы покатились по его грязному и заросшему лицу. Может быть орёл и вправду научит летать его сына, и он не будет тогда смотреть на сына с болью и жалостью. Как бы было здорово увидеть, как его сын парит в небе. А вместо искалеченной и здоровой руки у него вырастут крылья. Может быть боги сжалятся над его Синой и разрешат ему стать птицей? Ведь говорит же их шаман что души умерших людей улетают в другой мир где живут счастливо. Кто знает? Он опять улыбнулся и пошёл по своим делам.
      С тех пор прошло около трёх лет.  Птенцу удалось не просто выжить. Пока он рос все члены племени потихоньку подкармливая его так привыкли к нему и так полюбили его, что о стал не просто птицей Сины. Беркут стал членом племени. Он понятия не имел что такое голод. Потому как даже в самые голодные для племени времена его все по не многу подкармливали.      
      Поначалу Сина боялся, что однажды наступит день, когда очередной раз наступят голодные времена и есть будет не чего, и тогда соплеменники съедят его Ингоя, что означало на языке его племени - Горный ветер. Но такого не случилось и вот он вырос в грозную и красивую птицу. Когда Сине нечего было делать он выходил на чистое от леса и гор место и наблюдал за тем как Ингой красиво парит в небе. Тогда что-то внутри Сину как бы напрягалось, что-то пыталось вырваться наружу. Кто-то внутри него хотел не просто вырваться наружу, а взлететь высоко- высоко в небо и парить рядом с Ингоем. С его другом, а может быть и братом.
      Сина так привык к Ингою, а тот к Сине, что они почти всегда были вместе. Сина даже смастерил для Ингоя возле своей лежанки шест с перекладиной на которой смастерил примитивное гнездо. Ингою места было достаточно, и оно ему нравилось. Наверное, потому что смастерили его ещё тогда, когда он ещё даже не оперился. Кроме того, выходя на чистое от леса и гор место Сина вставлял между камней свой костыль на который опирался, что бы Ингой мог сесть на перекладину костыля и посидеть рядом с братом Сина. Однажды эта перекладина не выдержала и обломилась под небольшим весом Ингоя. Молодой беркут, сделав круг вокруг друга неожиданно приземлился ему на плечо использовав его как перекладину на шесте, вонзив при этом свои острые когти в плечо Сине. Тот вскрикнул от боли, испугавшись крика птица вспорхнула и улетела в ближайшие горы. Ингой не появлялся на стоянке племени целую неделю. Где он был всё это время никто не знал. Только смутные догадки обсуждали то в одном углу стоянки то в другом. И вот он неожиданно вернулся под вечер восьмого дня. По крови на перьях части которых не хватало все поняли, что Ингою где-то досталось тумаков в какой-то птичьей драке.  Сина смазал его раны пахучей мазью и улёгся спать. Рано утром Ингой вспорхнул с шеста и опять скрылся в дымке ближайшей горы. К обеду он вернулся и увидев сидящего на поляне Сину подлетел и уселся на отремонтированную перекладину. Так два брата молча сидели и смотрели в сторону мчавшейся между гор ущелья реки.  Сина понимал, что Ингою пора обзавестись своей семьёй и он скорее всего нашёл себе пару и его отсутствие объясняется как-то этим подозрением. Несколько дней он сильно переживал по этому поводу пока решился на подлый план.
      Как-то год назад он случайно набросил шутливо на голову друга кусок мягкой кожи что бы подшутить над ним. Он подумал, что птица решит, что на дворе ночь и никуда не полетит. Не понятно, что подумал Ингой, но он просидел на шесте три часа пока Сина не сжалился над ним и не снял с его головы обрывок кожи. Ингой тут же улетел, а Сина понял, что его друг и брат не может взлететь если на его голове лежит обрывок кожи. Вспомнив об этом Сина в тот же вечер вырезал из поношенной накидки квадратный кусок кожи, которым намеревался накрыть ночью голову друга и продержать его так несколько дней подумав, что он позабудет зов любви и Сина, как и раньше будут сидеть у реки, а Ингой летать над ним или сидеть на шесте рядом и всматриваться в реку несущею свои воды здесь уже множество сотен лет.
      Ночью, когда затухающий костёр тусклыми бликами освещал нишу, под горой которую когда-то промыла река, Сина подкрался к Ингою и аккуратно накинул ему на голову кусок кожи, потом затянул кожаную нить, которую предварительно вшил в края кожи, что бы она не свалилась с головы товарища в случае если он попытается скинуть её. Подлость сработала. Беркут сидел на шесте и никуда не пытался упорхнуть. Даже если он и понимал, что на улице день он ничего не смог бы сделать потому что ничего не видел. Сина тоскливо смотрел на друга или брата, или уже не того и не другого и думал, как теперь дойти с ним до любимого места у реки. Идея пришла неожиданно быстро. Он оторвал рукав от своей старой шубы надел его на здоровую правую руку и пересадил на неё беркута. Беркут вцепился в неё когтями. Они проткнули меховой рукав и больно впились в руку. С трудом пересадив Ингоя обратно на шест Сина усилил рукав куском меха от другого рукава, покрыв сверху ещё и куском кожи. Теперь когти Ингоя уже не протыкали слои меха и кожи. Сина отправился, держа его на согнутой руке к реке. Но пройдя пол четверть пути вернулся обратно. Сина был хилым калекой. Нести на полусогнутой, пусть даже и здоровой руке трёхкилограммового орла он был не в силах. Пока он возвращался обратно в его голове мысли роились как пчёлы в улье. Ещё не дойдя до своего лежака он уже точно знал, что требуется сделать. Донести беркута до полянки у реки он мог на плече. Для этого только требовалось примостить толстую накладку на правое плечо, а не на руку и тогда вес Ингоя не станет для него непреодолимым препятствием. Через три часа он уже сидел на своём любимом месте, а Ингой с тем же обрезком кожи на голове сидел на своём шесте рядом с ним. Прошло несколько дней. 
      Что бы кормить Ингоя Сине приходилось снимать с его головы это подобие колпака перед тем прочно и плотно привязав ноги друга к шесту, чтобы он не мог улететь. Однако Ингой наотрез отказывался есть кусочки мяса, которые ему протягивал на кончике палочки Сина. Похоже птица решила объявить голодовку в знак протеста против действий товарища.
      В середине шестого дня произошло событие заставившее сердце Сина сжаться от стыда и отчаяния. Когда они сидели возле реки и Сина разговаривал с Ингоем метрах в трёхстах от них на ближайшем дереве вдруг раздался клёкот орла. Ингой задёргался на шесте и что-то ответил незнакомцу на своём орлином языке при этом он попытался взлететь. Но привязанная к шесту нога не дала этого сделать. После рывка в небо он повис на кожаной верёвке как птица, попавшая в охотничью петлю. Тогда он стал биться как в истерики хлопая крыльями и при этом истошно крича что-то на том же своём орлином языке.  И вдруг орёл который сидел не вдалеке на дереве вспорхнул с ветки, и словно выпущенная из лука стрела понёсся с угрожающим клёкотом в сторону Сина. Два раза он пытался схватить человека за голову, но тот успешно уворачивался. После чего гигантский орёл улетел к той самой горе куда постоянно летал ещё свободный Ингой. Подозрения Сина развеялись. Эта была орлица, которая видимо совсем недавно стала подругой Ингоя. И сейчас она пыталась защитить своего друга, привязанного к шесту. Бедный Ингой разрывался между тягой к семье и преданностью к Сине.
      Люди бывают разные. Одни сотворив подлость понимают это и пытаются исправить свой поступок. Другие даже осознав это считают, что поступили так как им было выгодно и раскаиваться тут не в чем. Сина относился к первым. Тем, у кого совесть заставляет ночью ворочаться в постели от сознания того что он поступил неверно. Подло. Бесчестно.
      Изувеченный медведем человек подошёл к висящему к верх ногами другу или брату, или просто попавшей в переплёт птице. Узел на ноге сильно затянулся и его пришлось разрезать. Ингой упал и ударился спиной о землю. Затем перевернулся на лапы и посидев несколько секунд приходя в себя вдруг вспорхнул в небо. Долгих и коротких два часа кружил он в небе над человеком, который был ему братом. А может быть просто другом? Не понять. Когда небо над ущельем начало смеркаться Ингой, или Горный Ветер растворился в темноте исчезнув из жизни рыдавшего несчастного калеки навсегда. И вот теперь говорят, что если вы почувствовали в горах, вблизи местечка Элькуш, внезапный порыв ветра, то знайте, что это дух того самого Ингоя пронёсся мимо вас, ища своего брата или друга, или просто человека, которого он любил и который чуть его не предал и которого больше никто и никогда не видел с того самого дня, когда они расстались.