Прописка

Признаюсь честно – я не люблю собак. Я сознаю, как это гадко, но ничего не могу с собой поделать.
Я не люблю их не настолько, чтобы швыряться камнями, или травить их крысиным ядом «Шторм», но все же достаточно, чтобы быть выродком рода человеческого.
Оговорюсь, что ничего не имею против дрессированных собак. Никогда не имел с ними дела, но со стороны они производят прекрасное впечатление: молчаливые, сдержанные – то обнюхивают багаж, то водят слепого, а то ползут на помощь с бочонком рома. Есть еще какие-то «подружейные» собаки, наверное, у военных. Нет, я говорю о других собаках – кусучих шавках.
Хотел бы я описать жизнь уличных собак, например, как они охотятся на крыс; как носят еду товарищу, которого частично переехала машина; как одна сука убила другую, а люди в шутку подложили ее щенков к щенкам убитой, и она кормила всех восьмерых, пока они не высосали ее и она не сдохла; про маньяков-потрошителей, похищающих хозяйских котов и пожирающих их печень – и о всяком таком, не попавшем в «Каштанку» или «Хозяина и собаку». Но ведь это начнешь не остановишься, а я люблю короткие рассказы.
Но все же один собачий обряд стоит описать, так он забавен: это обряд «прописки».
Наверное, у собак он называется по-другому: «Триумф воли», или: «Посвящение», ну а я говорю по-простому: «прописка».
Я так уверенно сужу об этих делах оттого, что собачья жизнь, вернее, жизнь одной собачьей стаи, проходит у меня перед глазами из года в год, и если не изо дня в день, то, по крайней мере, через три дня на четвертый.
Уличные псы не живут долго – тяжелая жизнь, полная страданий и лишений, обрывается на третий, четвертый, редко на пятый – год.
Но если не отвлекаться на мелькание новых морд, то это все та же стая, с железными законами и иерархией.
И вот, в эту сплоченную, дружную семью, где иногда могут и убить – затесывается чужак.
Обычно это кобелек, молодой дурень, выгнанный хозяином за свою исключительную даже среди собак, тупость, например, противно и без толку гавкавший ночи напролет, либо укусивший тещу.
Бывает, что чужак – сучка, и тогда все происходит несколько по-другому, но в общем, ритуал один и тот же.
Опять же, я не говорю за всех собак – может быть в Бразилии, или в Японии, или на Соломоновых островах, все происходит по-иному, но у нас – так.
Невезучего пса вывозят в багажнике за город и, дав на прощание пинка, отпускают на свободу.
Потолкавшись у автобусных остановок, поночевав в подворотнях  мертвых заводов, наголодавшись, пес наконец смекает, что лафа закончилась и что перед ним лежат два пути – сдохнуть как собака, или не подыхать.
Тогда, выбрав промдвор побогаче, или автобазу, где собаки не похожи на саблезубых гиен, отчаянный одиночка пролазит в рай через дыру в бетонном заборе.
Ясное дело, рассказ идет о дворняге с хорошей родословной, как у Шарикова. Породистым барам в промзоне делать нечего, а лучше ложиться и сразу подыхать.
Наш бывший Мальчик выныривает из кустов по ту сторону Рубикона и тихонько бежит, делая вид, что он местный.
Ой, что тут начинается – подваливает вся братва в полном составе, даже старая, дряхлая бабушка Найда – такая остервенелая, что мама караул!
Бродяга и мошенник выслушивает все виды и формы ругательств и проклятий на свою голову; он рыдает и скулит, и униженно поджимает хвост, чтобы казалось, что у него вовсе нет хвоста; он подставляет то один бок, то другой, то задницу, чтобы его укусили до крови, но, конечно, он не падает на спину и не подставляет горла – это совсем из другой оперы и совсем не подходит к данному случаю.
Истерзанный, поруганный, оплеванный, он спасается через дыру, а стая, задрав хвосты саблями и делясь друг с другом впечатлениями, типа: «А вы видели, как я его – за бедро?» - убегает кормиться.
Мальчик, выждав, возвращается и тут все снова повторяется, но уже без прежнего запала.
Спустя восемь-десять сеансов стая уже вполне доброжелательно треплет его за оборванные уши, а между собой начинает такой разговор: «Ну что? Вроде хороший хлопец? Может, возьмем?»
И вскоре стая, убедившись окончательно, что этот молодой дворянин с малеванской Гаскони настроен решительно и его воля несгибаема, допускает его к месту проживания, пока что в самом бедном, голодном углу, с возможностью, однако, со временем выдвинуться.
И как знать, пожив и заматерев, изничтожив конкурентов, заслужив авторитет у шоферов и сторожей, вчерашний приблуда Мальчик еще будет править железной лапой под грозным именем Тайсон; будет покрывать всех сук вне очереди, первым подбегать к тазику с помоями, казнить, миловать и, когда-никогда учинять «прописку».
А потом незаметно уйдет, чтобы одному умереть где-нибудь в бурьянах.
Надо сказать, что этот гордый индейский обычай мне очень нравится и отчасти примиряет с собаками.