Автора, автора! или Переписать авантюру. Целиком

  Автора, автора! (или Переписать авантюру)

                «Из миража, из ничего
                Из сумасбродства моего...»
                из к/ф «Обыкновенное чудо»

               
                - 1 -



Мефодий плюхнулся в старенькое любимое кресло и с удовольствием раскурил такую же старенькую любимую трубку. Заказ выполнен, гонорар ожидается со дня на день, а пока можно и отдохнуть, и поработать немного на себя, любимого. Он любил такие паузы в любимой работе, когда впереди только полный вальяж и неизвестность. Такая же полная. Идей ноль и мыслей никаких. Единственное неудобство: тоже заранее неизвестно сколько продлится очередной простой. А эти свои простои Мефодий не просто любил — как истинный Мастер изыскано наслаждался ими и горячо ценил.

Писатель со стажем и не просто писатель — истинно Автор с большой буквы «Аз», он  кропотливо трудился над каждым заказом, тщательно прописывая каждую, казалось бы самую несущественную деталь. Казалось бы... Как бы ни так! Разве мог он забыть тот свой первый «косяк», когда забыл или поленился прописать одну мелочь — периферийную сюжетную линию и то, во что это потом вылилось... для заказчика в целом и самого Мефодия в частности. Первый и, сказать к слову, единственный промах, чем «наборщик с стажем» —  как порой шутливо и исключительно мысленно именовал себя опытный писатель — несомненно гордился. Потому как помнил, при написании любого, даже самого коротенького текста или на первый взгляд малозначительного опуса, всегда держал в уме тот прокол.

Да, Мефодий был писака грамотный и скрупулёзный, не одну собаку съевший на стезе литературы, однако... никому, кроме ограниченного круга заинтересованных лиц, не известный. Чему он впрочем нимало не огорчался. И вот почему. Гонорар за свои труды Мастер получал исправно и значительный. Настолько значительный, что домик с небольшим фруктовым садом, маленькая шхунка в собственной малюсенькой гавани на островке в тихой бухте самого синего южного моря со скромным счётом в не облагаемом налогами банке — уже грели душу и манили переселиться туда навсегда старого холостяка. Да вот только Мефодий раз за разом откладывал переезд, умом-то понимая: всех денег не заработать... Но сам процесс!

В прихожей тихо тренькнул домофон. Заказчик. У всех из них имелись коды от входа в подъезд. Такое условие писатель при знакомстве с новым потенциальным клиентом ставил сразу.  И сразу же сообщал набор «ключей». Так ему было сподручней. Он никогда не приглашал гостей в квартиру и передавал выполненную работу на пороге.

Мефодий легко поднялся из кресла и прихватив со стола на этот раз не очень объёмную рукопись пошёл открывать. По условиям негласного, но чётко прописанного самим исполнителем договора, заказчик всегда должен был приходить лично забирать выполненную работу. Всем заказчикам ироничный писатель давал прозвища, так как настоящих имён в их кругах называть было не принято. Так робкого худосочного паренька в очках с толстыми линзами Мефодий окрестил Шуриком, разбитную барышню с претензией на оригинальность вкуса — Эллочкой, а пожилого солидного крупного мужчину с большими залысинами — Бог знает почему, Фиал Фиалычем. Сейчас заказчиком как раз выступал Фиал Фиалыч.

Проводив удалившегося с выполненным заказом клиента, Мефодий, довольно потирая руки вернулся в своё любимое кресло к оставленной трубке и плеснул в граненый стакан коньячку. Теперь можно расслабиться полностью. Мужчина отпил добрую треть стакана и одобрительно крякнул. Он предпочитал армянский «пять звёздочек» всем другим крепким напиткам и уже на протяжении многих лет покупал его «на точке» у одного старого знакомого еврея.

Вечером после приятной прогулки по затихающим улицам города, писатель вернулся довольный с большим пакетом покупок в руках. Очередной гонорар ожидаемо и весомо пополнил и без того солидный счёт, и мужчина позволил себе немножко кутнуть. Балканский балык пряного посола, молодая картошечка и руккола с ближайшего базара, ароматный багет из соседней пекарни, палка сервелата из-под прилавка знакомого продавца продуктового и конечно, пара стаканчиков старого доброго напитка составили скромный ужин холостяка-сибарита.

Проснувшийся наутро ни свет ни заря после вчерашнего неожиданно затянувшегося чуть ни до поздней ночи чревоугодия, Мефодий сладко с хрустом потянулся и попыхивая любимой трубкой неспешно пошёл на кухню заварить себе кофею покрепче. Попивая густой ароматный напиток, Мастер открыл свою заветную тетрадку в коленкоровом переплёте с грифом «Личное».

Мужчина увлёкся составлением регламента для себя любимого на ближайший период времени и не сразу осознал, будто кто-то мягонько трогает его за плечо. Выйдя из своего полу-сомнамбулического состояния, в котором надо заметить, писатель всегда пребывал в такие моменты написания личностной и не только истории — он с удивлением обнаружил на своей кухне девушку. Ну, как девушку? Образ девушки, так сказать силуэт. Таким образом обычно и предварялись его заказы — этаким спиритическим сеансом. Таким, да не совсем... Сеансы связи всегда инициировались им самим по запросу его бывших (и остававшимися потенциальными) клиентов. А эту девушку мало того, что он никогда не видел — она ещё и аудио-визуальную связь сама как-то с ним настроила. Ясное дело — для Мефодия это был шок, граничащий с... с апгрейтом сознания и смещением точки сборки.


                - 2 -

 
К счастью, девушка сама поспешила разрушить «очарование момента» и спасти сознание Мефодия от незапланированного инсайта, сказав:

 - Не пугайтесь, Фодиим, я Лейла. Племянница Самуила Милославовича и Полины Карповны. - И видя, что её собеседник всё ещё не понимает, быстро добавила. - От Шурочкиной троюродной бабки.

Речь девушки лилась звонким ручейком, а на щёчках играли такие озорные милые ямочки, что Мефодий невольно залюбовался. Но заслышав о троюродной тетке и Шурочконой бабке, словно сверзся с небес на землю, хлопнул себя по лысеющему лбу и насколько умел миролюбиво, произнёс:

 - А что б меня! Совсем плохой стал, запамятовал. Я же сам давал координаты старому… хм-хм… А Вы, значит, его племянница. Славно. Как Вы меня назвали? Фодим? Но почему?

 - Фодиим, - улыбнулась гостья, - Мефодий — Фодя, но Фодиим звучит красивее, - она помахала в воздухе прозрачной рукой в поиске подходящего слова. На тонком белом запястье звякнули браслетом первые такты Тарантеллы. - По-Библейски.

 - Ишь, ты! - восхитился писатель и тонкости речи, и тонкости руки девушки. - По-Библейски...               

Лейла порхнула ближе, и мужчина инстинктивно посторонился. «Присев» на подоконник невесомой филейной частью, девушка продолжила, как птичка звонко щебетать:

- Так вот, Фодиим, я и говорю бабе Шуре, что Полина Карповна обещала упомянуть Вашему авторскому... почтению о моём небольшом дельце. А она, говорит, забыла. А я говорю...

- Погоди-погоди, - схватился за уже совсем собравшуюся пойти кругом от птичье-звонкого голоска незваной гостьи, голову Мефодий. - Не части. Насчёт бабы Шуры и иже с ней я в общих чертах уяснил. Ты-то как вышла на сеанс внеплановой... гм-гм, связи с моим... хр... почтением?

- Ну, так я как раз и подхожу к тому, - и посетительница вновь взмахнула очаровательнейшей ручкой, - а Вы перебиваете.

Писатель, успевший до этого подняться из-за стола, приветствуя девушку, плюхнулся обратно на табурет, промокнул платком выступившую на лбу испарину и приготовился слушать, постаравшись запастись некой долей терпения.

- Баба Шура обещала помочь связаться с Вами, но Полина Карповна по забывчивости... - видя, что её визави галантно, но явно непонимающе улыбается, девушка прервала сама себя и поспешила закончить, - ну, вот тогда я сама...

«Неужели она самотворный сеансор» - думал писатель, слушая милый лепет визитёрши: «Интересно». Кроме себя самого раньше он таких не встречал. «Сама-то она догадывается о своей исключительности? Надо бы как-то невзначай это прояснить». Вслух же он произнёс:

- Лейла... слушай, можно на «ты»? - Девушка с готовностью кивнула. - Каким образом ты подключилась к... м-моему каналу?

 Она снова закивала:

- А, это... пара пустяков, - гостья прозвенела призрачными браслетами, всплеснув уже обеими руками, - я же уже знала, что Вы должны по зову Полины Кар...

- Хватит, хватит о своей тётке, - Мефодий поморщился, - как ты сумела со мной сама связаться...хм...нетипическим сеансом связи?

- Каким-каким сеансом... - забормотала Лейла ошарашенно озираясь и ощупывая себя, - что это? Разве я не по видео-...  Ой!

И девушка, то есть фантом девушки растворился в воздухе, будто её и не было.

«Так я и думал» - сам себе закивал Мефодий, подливая в чашку остывшего кофейку: «Неосознанный самотворный сеансер. И что мне прикажете с этим всем делать?»

Так как писателю никто не ответил, да и некому было — мужчина попробовал вернуться к прерванному занятию. Он снова открыл тетрадку в коленкоровом переплёте и начал было что-то в неё записывать, но настрой уже прошёл, и в раздражении захлопнув её, Мефодий пошлёпал в комнату, приговаривая себе под нос:

«Чёрт знает что творится. А мне теперь расхлёбывай» - ему неожиданно вспомнился тот первый и единственный облом. «Пока единственный» - сам себя поправил.

- Тьфу, ты! - и вновь чертыхнувшись, писатель начал настраивать связь с пресловутой Полиной Карповной.

- Привет, старушка! - Бодро поприветствовал мужчина свою... давнюю знакомую. Они так долго знали друг друга, что у них в ходу были подобные обращения, правда строго тет-а-тет: ни интеллигентная пожилая дама, ни тем более сам Мефодий не позволили бы на людях по отношению друг к другу подобной фамильярности.

- Мефодий? - удивлённо вскинула взгляд, чуть приподняв один краешек очков сидевшая в кресле за рукоделием субтильная, но весьма бодрая старушонка. - Какими судьбами?

- Да вот, - широко развёл пухленькие ладошки пожилой мужчина, - неисповедимыми, моя дорогая, неисповедимыми. - И он галантно «припал» к ручке с рукоделием. Выглядело это «целую ваши ручки» в исполнении голограммы писателя довольно комично.
               
- Так вот, мон шерри, - продолжал визитёр, - я по поводу племянницы твоей светлости, как бишь её... Вейла... Шейла...

- Шейла? - очки пожилой мадам оказались ещё немного приподняты их носительницей. Было заметно, что женщина в некотором замешательстве. - Ах, Лейла! Боже мой, я совсем запамятовала, она же меня просила помочь связаться с тобой по какому-то там делу... Видишь ли... - мадам замялась. - Как она мне призналась, один молодой человек...

- Понимаю, - со знанием дела кивнул мужчина, - как правило у молодых девушек очаровательной наружности так и...

- Но позвольте! - очки пожилой леди были порывисто сорваны. - Как ты об этом узнал? Я же не посылала ещё за Вами.

Собеседники то и дело переходили то на «ты», то обратно на «Вы». Однако, внимательный наблюдатель — коего надо отметить вблизи всё же не наблюдалось — мог бы заметить, что обращение на «Вы» происходит между ними в несколько иронично-игривой манере.

- В том-то и дело, - писатель замялся, решая насколько глубоко следует посвящать Полли в суть проблемы, - Ваша племянница сама...

К счастью принимать важное для многих решение ему не довелось: не успел Мефодий закончить начатую фразу, как на веранду, на которой сидела в кресле Полина Карповна, вышла сама виновница невероятных событий уже во плоти.


                - 3 -


- Ах, Фодиим! - девушка присела в почтительном реверансе. - Как хорошо, что Вы почтили своим присутствием наше скромное уединение.

- Я не мог-с не ответить на столь очаровательный зов-с, - ответствовал писатель, «прикладываясь» к другой — нежной и белой — маленькой ручке. Было видно, что делает это он хоть тоже виртуально, но явно с большим рвением. - Так в чём суть Вашего запроса, дорогая?

Пожилая дама в недоумении крутила головой, взглядывая поочерёдно то на племянницу, то на виртуального Мефодия. Наконец, видимо решив оставить решение этой дилеммы на потом, она махнула рукой и стала вслушиваться в завязавшийся между автором и Лейлой оживлённый разговор. Девушка не то подшучивала, не то немного флиртовала с мужчиной, что Полин категорически не нравилось.

- Ах-ах, - продолжала в том же тоне Лейла, - прошу нижайше у Вас прощения, дорогой Фодиим, - пожилая мадам поёжилась в кресле на столь вольное обращение племянницы к своему старому другу, - тема очень специфична и для меня довольно но-комильфо, если возможно... я бы хотела обсудить её наедине.

Тут Полина Карповна громко хмыкнув, поднялась из своего плетёного кресла и, подхватив рукоделие, степенно удалилась поджав губы. Собеседники остались наедине. Фантом писателя замер в ожидающей позе. Однако девушка начинать не спешила. Опустив голову, теребя нервными пальцами бахрому на скатерти столика, она молчала, покусывая кончик языка. Это выглядело так забавно и мило, что Мефодий не удержался и негромко рассмеялся. Лейла тут же вскинула голову и вперила в автора осуждающий взгляд. Кашлянув в кулак, подавляя очередной смешок, писатель поспешил утешить всполошенную:

- Милое дитя... раз уж Вы позволили мне перейти на «ты», Лейла... не подумай, что я вышел на связь, чтобы насмехаться. - Он подвинулся ближе и продолжил заговорщическим шёпотом. - Я много лет не только в курсе, но и, так сказать, «на страже» и урегулировании таких компрометирующих... хм-хм... некоторые лица секретов, что если бы только кто узнал хотя бы малую толику... Ну, да речь сейчас не об этом. Дитя... Лейла, ты можешь быть со мной полностью откровенной. Я не выдам никому ни тебя, ни твою тайну.

Девушка вскинула на говорившего вопрошающий взгляд увлажнившихся не то от смущения, не то от благодарности глаз, тихо всхлипнула, прижав руки к вздымавшейся в волнении груди и заговорила:

- Дело в том, что я... Вы... заметили, что я... что мои навыки не совсем обычны.

- Гм... - неопределённо хмыкнул мужчина, - «не совсем обычны» самое скромное определение твоих уникальных способностей.

- Что Вы... имеете ввиду?

- Будто сама не знаешь?

Оба немного помолчали.

- Знаете, - попыталась снова поймать ускользающую нить взаимопонимания и направить разговор в нужное ей русло, - я ведь неслучайно к Вам просилась... Как бы это лучше выразить...

И девушка рассказала автору часть предыстории. Когда-то давно ещё маленькая Лейла нашла одну вещицу — рассказывая о своей давней находке, она так и сказала «вещица» — которая впоследствии навлекла на девушку крупные неприятности. Назвать эту вещь точнее, как ни допытывался Мефодий для пользы дела, она не решилась, сказав только что некий молодой человек, узнав недавно об этой находке, начал шантажировать Лейлу.

И ничего больше. Что тут скажешь... за что здесь можно уцепиться? Тогда писатель решил подойти к проблеме с другой стороны.

- Хорошо, Лейла, - сказал он после некоторых раздумий, - вообще, получая задание я, во избежание недоразумений, требую с очередного заказчика максимум информации. А именно, конкретику: где что как и куда мне требуется внести изменения. Если какие-то важные детали от меня остаются скрыты — по недоверию клиента, из-за деликатности ситуации, ещё почему — за такой заказ просто-напросто я обычно не берусь.

 Девушка хотела что-то сказать, но Мефодий величественным жестом руки отклонил её возражения:

- Но так как ты племянница моей давней... заказчицы, которой я могу полностью... почти целиком доверять, я готов... взяться за работу без выявления некоторых  неприятных тебе деталей, при условии...

Лейла молитвенно сложила руки и быстро-быстро закивала, давая понять что согласна на любые условия, снова порываясь что-то ответить. Мефодий опять не дал ей вставить слова:

- При условии... - тут он выдержал театральную паузу и продолжил, - что ты сама поставишь конкретную задачу и... в дальнейшем полностью снимаешь с меня всякую ответственность за полученный результат. Итак, - видя некоторое замешательство собеседницы и в тайне надеясь, что она откажется связываться с ним на таких невыгодных для неё условиях с непредсказуемыми последствиями, заключил:

- Твоё слово.

Девушка поморгала, судорожно вздохнула и выпалила на едином дыхании:

- Я... согласна.

Мефодий ещё немного помолчал, разглядывая невидимую пылинку на обшлаге своего виртуального камзола, и наконец торжественно провозгласил:

- Тогда, Лейла... ставь задачу, девочка. Думаю, ты в курсе, как это делается. Что именно мне следует осуществить.

Она вся подобралась, словно пума перед броском на добычу или самоубийца перед шагом... в неизвестность. Потом, снова порывисто вздохнула и, словно приняв сложное но очень важное для себя решение, спокойным и твёрдым голосом произнесла:

- Переписать авантюру.



                - 4 -


Мефодий уже третий день бился над новой работкой. Впервые — если не считать того единственного прокола — он был поставлен в столь затруднительное положение. Не дав практически никаких вводных, девушка казалось бы предоставила ему полный карт-бланш, но вместо этого... вместо этого, писатель чувствовал себя словно связанным по рукам и ногам. Как это оказывается трудно — творить без ограничений творческой фантазии практически при нулевых вводных данных.

Наверное нужно было сразу отказаться, думал он, почёсывая за ухом и покусывая кончик старинного пера. Однако и понимал, что отказаться попросту не мог. Мало того, что был не просто заинтригован необычайными способностями Полиной племянницы, но и просто очарован самой девушкой. Снова и снова приходили на ум перипетии первой ошибки на его странноватом авторском поприще...

Мефодий — в то время молодой, подающий большие надежды писатель, выпускник престижной лит. Академии тогда ещё культурной столицы мирового Содружества —  на одном крупном пафосном мероприятии, куда он был вхож, довольно незаурядным способом получил неожиданное предложение.

В перерыве вечера, когда буфет звенел фальшивым смехом и бокалами игристого и сиял драгоценностями и столь же фальшивыми, как и первые, улыбками так называемых звёзд первой величины — на самом деле мимолётных комет на небосклоне успеха —   в карман надетого писателем по случаю фрака кто-то сунул записку. За блеском всей этой буффонадной мишуры и суетой наряженных клоунов и клонов шоу-бизнеса Мефодию не удалось разглядеть, кто именно подбросил ему письмецо, он уловил лишь лёгкий флер духов с ноткой лаванды и тайны, окутавшей исчезнувший в толпе пленительный силуэт незнакомки.

Надо ли говорить, что писатель был одновременно очарован и заинтригован. Прочитав записку, молодой человек очертя голову рванулся навстречу неизвестному...


           *  *  *

Автор отвлёкся от воспоминаний и грустно вздохнув, снова принялся за едва начатую работу.

    «Итак» - рассуждал он вслух: «Что мы имеем?». И тут же сам себе отвечал: «Девушка... тогда ещё девчушка. Артефакт. Девочка находит артефакт. Всё идёт своим чередом, Лейла вырастает. Оплошность девушки или какой-то другой неизвестный фактор и, о предмете узнаёт посторонний. Насколько он посторонний — ясности также нет. Известно лишь, что он молодой мужчина. И... да: так как Лейла выглядит не... особо общительной — скорее всего этот человек вхож в дом дражайшей Полин, где и познакомился с нашей скромницей. Вполне вероятно, он тоже какой-то дальний родственник дамы, возможно даже время от времени проживающий в её большом гостеприимном поместье, раз сумел подловить нашу девочку в... неприглядном м-мм, виде и получить некие рычаги давления на неё. Что ещё? Да в общем — ничего... И сейчас Мефодий должен изменить существующий — неудобный для заказчицы — расклад на подходящий, щадящий её эго/совесть/застенчивость/щепетильность/целомудрие (из вариантов предлагается выбрать самому)».

 Писатель-новатор понимал, что данных недостаточно — по правде сказать — практически ноль, однако... что-то на краешке сознания не давало ему покоя: что-то такое, чего он не обнаружил, хотя должен бы...


Он снова унёсся мыслями в тот памятный вечер. Незнакомка, письмо которой обнаружилось в кармане... И само письмо. Оно гласило:

 «Дорогой Меффи! Вы меня не знаете, но мне рекомендовали Вас, как потенциального инсайдера. Вероятно сейчас Вы ничего не понимаете или даже считаете написавшую письмо сумасшедшей... Ах, неважно... Главное, приходите на самую важную в Вашей жизни встречу. Уверяю, Вы не пожалеете!» И дальше шло указание места и времени встречи.

Письмо было довольно сумбурным и написано неровным почерком человека, который явно торопится или нервничает... И, да: внизу ещё была приписка мелким, словно другим — ровным и спокойным — почти каллиграфическим написанием:

“Р.S. Сейчас не ходите за подательницей письма. И ни в коем случае никому о нём не рассказывайте. Будьте на встрече. Не опаздывайте».

Подпись отсутствовала. Сказать что Мефодий в ту пору был молод и горяч, сказать что его заинтересовала как манера подачи записки, так и сам текст — значит, не сказать ничего. Он был мужчиной и писателем, а значит — и сама интрига, и прекрасная (иначе он думать отказывался) незнакомка — не могли его не увлечь так сильно, как ребёнка предвкушение дня Рождения или Нового года. Молодой человек захватил наживку крепко и с удовольствием.


                *  *  *         


Мефодий вновь неохотно перевёл взор на едва начатую рукопись, упорно заставляя себя продолжать и так же упорно неосознанно сопротивляясь этому. «Что ж такое? - недоумевал писатель: он никогда ничего подобного не испытывал, напротив с упоением всецело отдаваясь каждый раз новому заказу. А тут у него никак не получалось сконцентрироваться. Автор встал, сварил уже далеко не первую за день чашечку кофе, раскурил любимую трубку и принялся размышлять:

«Почему меня всё время будто что-то тормозит, отвлекая от работы? И отчего-то мысли постоянно убегают в тот день... а ведь я так давно не вспоминал о нём... Между этими двумя заданиями, так сильно отстоящими во времени, не может быть абсолютно никакой связи, иначе... я бы понял, почувствовал. Однако, какая-то загадка определённо здесь кроется». Он ещё глубже задумался.

Внезапно словно некое озарение посетило автора: «Вот оно! Как же я раньше не догадался. Конечно, что же как не это?». И Мефодий принялся с упоением писать.


                - 5 -


Способности. Конечно! Вот оно недостающее звено в загадочной цепи событий жизни девушки. Итак, найдя «вещицу» Лейла неожиданно получает странные способности. А именно...

Тут писатель немного призадумался, нервно покусывая кончик пера.
Она «научается» принимать воображаемые формы... Нет, не так — быстрый полёт пера, перечеркивающий недавнюю фразу. Снова недолгие раздумья и... Да. Именно это:

Лейла получает дар выходить в эфир. Это не совсем, как у него — немного иначе: не полёт фантазией за... любой окоём. Чуть уже — возможность перемещаться в пространстве вне сна без...  оболочки. Тоже — не хухры-мухры, между прочим.

Мефодий хмыкнул и почесал пером за ухом прежде, чем продолжить писанину. Так. Хорошо. Что дальше? Ну, дальше почти очевидно:

Девушка проговаривается о своей тайне знакомому кавалеру. Нет, не то. Снова росчерк пера, уничтожающего предыдущее предположение. Она не знает, не полностью сознаёт того, что умеет. Потому не может об этом говорить ни с кем: ни с ним — Мефодием, ни с кем-либо ещё. И не потому, что таится —  потому что попросту не знает как. Поэтому и невзначай проболтаться — не её вариант. За полу-сомнамбулически левитирующей Лейлой (случайно или намеренно — это сейчас не суть) подглядывает некий молодой человек.

~ Пометка на полях: личность неизвестна. Если удастся — выяснить.
И начинает шантажировать «охотницу до полётов».

Тэк-с, тэк-с... Снова нервное покусывание пера. Интересно чем именно он её шантажирует и что на кону? Вариантов разоблачения на вскидку два — расскажет о ней... общественности и сделает предметом изучения, либо сдаст сами-понимаете-куда, для лечения. Так, с этим разобрались. Далее — требования. Тут тоже всё на поверхности: требует поделиться умением или отдать ему артефакт-вещицу... Скорее всего — раз шантажист каким-то образом узнал о предмете — второе.

Мефодий довольно потёр руки в приятном предвкушении нового, о-о-чень интересного дела. Закрыл записи и блаженно потянулся, разминая затекшие от долгого сидения мышцы ног. Автор решил на сегодня закончить. А вот прогулка с последующими обильными яствами и возлияниями его приятно манили, щекоча обоняние чревоугодника волшебными почти осязаемыми ароматами. Решено — гулять и кутить!

И легко, как в юности подхватившись, Мефодий отправился на прогулку по любимым «злачным» местам.



                - 6 -



Уже который день автор корпел над преамбулой к написанию сценария заказа. Он никак не мог ухватить суть «авантюры», точнее — ухватить-то основную сюжетную линию ухватил — а как грамотно и, главное, качественно задать текстовку... И, чтобы ни в коем случае не повторить той «ошибки молодости», он снова и снова принимался переписывать уже казалось готовое, периодически улетая мыслями в далёкое прошлое.

На следующий день после светского раута, как и было велено в письме, побритый, с иголочки одетый и напомаженный молодой писатель отправился по указанному адресу. И завертелось...

Никогда ещё юноша не оказывался в гуще таких удивительных событий!
Начать с того, что на месте встречи его ожидала не прелестная пери, фантазиями о соблазнительных прелестях коей писатель упивался в собственном воображении, а.. невзрачный старичок в поношенном сюртуке, неторопливой скучающий походкой прогуливающийся с тросточкой аккурат в условленном месте. Не зная, как быть, Мефодий шагнул к старичку и уже открыл рот, чтобы задать наводящий вопрос, как тот неожиданно ловко и цепко схватил писателя за рукав, немного помяв наглаженный манжет и, приложив ко рту указательный палец другой руки — с тросточкой, при этом конец тросточки пребольно стукнул юношу по колену — потащил в какую-то подворотню. На последующие за этим события писатель уже едва успевал как-то реагировать.

После затянувшегося плутания по закоулкам, словно затерянным во времени и пространстве — как  понял Мефодий для того, чтобы он не запомнил дорогу — старичок вывел молодого человека к небольшому, как бы утопленному вглубь других строений такого же типа и... года постройки двухэтажному домику, выделявшемуся из собратьев чуть меньшим размером и наличием ухоженного сада вокруг. Войдя за своим шустрым, несмотря на пожилой возраст, провожатым в нежно пиликнувшую (именно не противно скрипнувшую) дверь Мефодий очутился в большом светлом помещении. Что-то вроде холла... Посреди этого холла откуда-то сверху каскадом цвета слоновой кости, взору вошедших во всём великолепии предстала довольно помпезная мраморная лестница. Оглядевшись по сторонам, юноша заметил два коридора, также упиравшихся в лестницы, не такие как парадная широкие и нарядные, ведущие уже вниз.

Парень снова открыл было рот собираясь спросить старичка, где они собственно оказались... но того уже и след простыл. Вместо непонятно куда исчезнувшего провожатого навстречу юноше по парадной лестнице спускалось поистине неземное создание невообразимой красоты, разодетое в пух и перья — не только в фигуральном смысле. Мефодий так и остался стоять с чуть отвисшей нижней челюстью, созерцая это восхитительное создание, словно ангел с неба нисходящее к нему.

- Ну, здравствуй, Меффи, - пропел-прозвенел серебристым ручейком голос прелестницы, когда небесное создание поравнялось с писателем, так и застывшим в немой позе восхищённого созерцания.

Девушка протянула остолбеневшему маленькую, затянутую в лайковую цвета слоновой кости перчатку руку, и обоняние Мефодия уловило знакомые нотки лаванды и тайны. Слегка «отмерший» от лёгкого прикосновения юноша, склонился в почтительном поклоне, неловко прикладываясь к нежной ручке губами; и ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы поддержать начатый прелестной незнакомкой разговор. Что-что, а обвинить в отсутствии приличных манер писателя уже тогда никто бы не посмел.

- Моё почтение, сударыня, - изрёк Мефодий, когда почувствовал, что в состоянии говорить боле-менее связно, - могу ли осмелиться спросить Ваше имя?

Незнакомка назвалась. Они долго беседовали, прогуливаясь по пустому особняку и кажется выходя пару раз в сад. Очарованный уже не только волшебной чаровницей, но и невероятным, ни в какие рамки представлений о существующих реалиях не укладывающимся предметом разговора, юноша не успевал подмечать окружающую обстановку... всё, что не касалось предмета беседы и предмета его восхищения — для него сейчас попросту не существовало. Лукаво улыбаясь, она поведала изумлённому писателю, что нарочно написала записку двумя различными почерками, чтобы сильнее его заинтересовать, напустив туману и незаметно подкинула на вечере.

Вновь волевым усилием вернувшись в сегодняшний день, Мефодий уже серьёзно принялся за насущную тему.

«Маленькая Лейла находит странный предмет... Девочка не знает что это за предмет и не понимает, что с ним делать...» - писал он, делая пока наброски вчерне, в уме привычно прикидывая, что где и как нужно будет подправить. К вечеру этого дня план «спасения Жасмин от Джаффара» в общих чертах был готов.

Как мы помним, автор любил давать прозвища — точные характеристики клиентам, когда они переходили в разряд заказчиков. Вот и Лейлу сия участь не миновала. Оставалось самое любопытное и как любимое, так и до сей поры немного пугающее писателя действо — привести собственный «приговор» в исполнение.

И с приятным и волнительным подрагиванием поджилок Мефодий приступил к священнодействию.


             - 7 -


Когда юноша впервые заметил одну особенность — что написанные им в определённом состоянии духа строки через короткое время выливались в события реальной жизни — он сначала не придал тому особого значения, списав всё на случайные совпадения. Однако, уже тогда привыкший относиться ко всему внимательно, начинающий писатель мысленно поставил себе цель наблюдать и выявлять подобные случаи и через недолгое время зафиксировал чёткую причинно-следственную связь между первым и вторым... И молодому человеку ничего не оставалось, как в лёгкой оторопи от происходящего признать такую последовательность событий невероятной, невозможной, но... имеющейся закономерностью. Как говорится в таких случаях: этого не может быть никогда, а... есть. Что ему делать с таким открытием, Мефодий совсем не понимал.

«Эх, снова отвлёкся» - с неудовольствием отметил автор и принудил себя вернуться к настоящему моменту. И тут писателя буквально озарила неожиданно пришедшая мысль: а не напоминает ли Лейла, её ситуация и всё, что с этим связано... его самого в юности? Его необычайные способности, о которых он не решался — да собственно и не знал как — поговорить ни с кем... всё это было так похоже на то, с чем он столкнулся сейчас в лице новой заказчицы.

И, удивившись этому соображению, автор позволил своему сознанию, всё равно отвлекавшемуся чуть ни каждый раз, когда он усаживался за рукопись — мысленно вернуть его во времени назад, чтобы... Чтобы что? Мефодий и сам ещё не понимал...

Когда восторженный, уже по уши влюблённый в дивную фею, как он мысленно именовал свою новую знакомую, молодой писатель понял, что ему предлагают — сначала он не мог поверить... Это же как в сказке! Его невероятные способности не просто оценили по достоинству — больше, много больше — ему сделали самое чудесное предложение, о котором и помыслить было невозможно. И кто сделал? Та самая пери, которую он и рисовал в своём воображении после подкинутого в карман письма... И даже лучше, чем он мог представить — намного лучше!

Предложение из милых уст Феофании — именно так представилась незнакомка — было следующее: Мефодию, как подающему надежды и весьма креативному писателю, предлагалась совместная работа... ну, как совместная? Не соавторство — ни в коем случае. Он просто должен будет писать кое-что на предложенные темы, а ему за это станут платить. И столько! Нет, он действительно не смел и мечтать ни о чём подобном. Наивный влюблённый юноша и предположить не мог, чем это в итоге для него обернётся...

«Фанни, милая Фанни» - шептал он каждую ночь засыпая.

Мог ли молодой человек знать, хотя бы предвидеть, что та, его первая ошибка перевернёт всю его жизнь и выведет на совсем иной, не тот о котором мечталось и грезилось, путь. Путь одиночества... Да — ответ утвердительный: он уже тогда, осмыслив свой удивительный дар, должен был хоть приблизительно предполагать возможные последствия.

* * *

И только сейчас, почти на склоне лет своей пусть прожитой в достатке и благополучии, но по сути никчёмной жизни, даже и занимаясь любимым делом, Мефодий понял, когда он свернул не на ту дорогу... и кажется, начал догадываться, что нужно сделать, чтобы это изменить.

«Квест» по написанию нового сценария для заказчицы был с блеском пройден. Завершённая рукопись лежала на столе, ожидая прихода Лейлы. А сам Мефодий нервно мерил шагами свою маленькую кухню. Куча окурков валялись в старинной хрустальной пепельнице, и хозяин прикуривал следующую сигарету от предыдущей. Отродясь с ним такого не случалось. Куда только делся неспешный вальяжный куритель трубки, сидящий в кресле и аккуратно с наслаждением попивающий кофе маленькими глоточками из китайской фарфоровой чашечки? Такого Мефодия не было в помине. Здесь находился поджарый, поджатый, словно готовый к броску немолодой, но ещё и не старый мужчина, с глазами, горящими решимостью и юношеским пылом — вот что сейчас представлял из себя «наборщик с стажем».


                - 8 -


Всё произошло почти так как он и ожидал — мелодично звякнули тамбурины, и девушка появилась словно ниоткуда, лёгким облачком впорхнув в его прокуренное помещение. И не поведя даже своим хорошеньким носиком от стоящего коромыслом дыма, увидав на столе готовый заказ, голограмма Лейлы протянула руки к рукописи. Мефодий неловко, словно извиняясь за причинённое беспокойство, кашлянул в кулак:

- Кхе-кхе, погоди, дитя...

- Что такое? - она обернулась на звук его голоса, и автор вновь невольно залюбовался её плавными движениями танцовщицы Тарантеллы.

- Заказ закончен, всё как мы договорились: я не выведывал тайны и никоим образом не задел твоих чувств, однако... мы не оговорили цену.

Девушка резко отдёрнула призрачные руки от рукописи, взгляд её сделался настороженным:

- Да? - она немного помедлила... - И.. сколько я Вам должна?

- Не сколько, а... что? Что я хочу получить за проделанный труд, Лейла.

- И... что же? - призрак девушки словно уплотнился над столом с лежащей на нём тетрадью, будто она собиралась защищать рукопись от посягательства то ли на неё саму, то ли на новую — ещё ей неведомую — линию жизни.

- Вещь. Я хочу получить ту самую вещь.

Видно было, что племянница Полли ожидала чего угодно, кроме этого. Её образ подёрнулся лёгкой дымкой и чуть было совсем не исчез. Писатель даже подумал, а не поторопился ли, не спугнёт ли этим девушку. И хотя он понимал, что при самом худшем раскладе всегда сам сможет найти Лейлу у тётушки... всё же подобная перспектива оптимизма не прибавляла. К счастью, девушка сегодня оказалась не такой нервной, скорее склонной к конструктивному диалогу. Несколько «уплотнив» свой бесплотный образ, вскинув голову и вперив в автора внимательный взгляд загадочных миндалевидных глаз, она спросила:

- Зачем она Вам, Фодиим? Праздное любопытство... или?

- Как ты полагаешь, девочка, - Мефодий в свою очередь вперил в Лейлу испытующий взгляд, - похож я на праздного любителя артефактов?

Было заметно, что вопрос смутил девушку. Она отвела взор и склонила голову. Тёмно-каштановые локоны мягким ореолом окутали нежный овал лица.

- Хорошо, - после недолгого раздумья, не поднимая головы тихо ответила, - где мы с Вами встретимся для... передачи?



          - 9 -


Мефодий нетерпеливо притопывал на месте в ожидании запланированной встречи. Он сам не понимал, почему столько надежд возлагал на этот загадочный предмет. Будто тот мог оказаться не только ключом к разгадке таинственных способностей Лейлы... да автору оно было без надобности — свою работу он выполнил, оградил девушку от шантажа — а излишней любознательностью писатель, как он ей и сказал, не страдал. Мефодию чудилось, что эта вещь может стать — даже не ключом — дверцей к его личному счастью. Ведь после той памятной, случившейся много лет назад встречи, он ни с кем больше так и не сблизился... в смысле — вообще ни с кем. У него не то что друзей — знакомых-приятелей толком не было, если не считать Полли... но это было не то же самое, совсем не то... Как ни старался не думать, как он ни пытался выбросить из памяти пленительный образ — автор так и не сумел забыть свою первую авантюру и... свою маленькую фею. Да и разве мог кто не то что сравниться с Фанни — хотя бы вскользь, отдалённо приблизиться к тому воплощению совершенства, которым она для него являлась?

И сейчас Лейла, это дитя... словно чем-то неуловимо напомнила Мефодию не саму Фанни... какие-то черты её, движения. Как они называли его на свой манер: одна — Меффи, другая — Фодиим. Ведь только эти две женщины... девушки, точнее: одна ещё в сущности ребёнок. А какими чем-то похожими звонкими мелодичными голосами обладали обе: серебристый ручеёк вкупе с хрустальным колокольчиком. И что-то ещё... что и связывало этих двоих и неизмеримо отделяло ото всех остальных... Писатель силился и никак не мог уловить эту эфемерную связь. Впрочем, погодите, вот же! Мефодий даже вспотел, изумлённый неожиданным прозрением: каждой из этих чаровниц была присуща индивидуальная особенность, каких не было больше ни у кого в мире. Фанни благоухала собственным уникальным пленительным ароматом: смесью лаванды и манящей тайны, а Лейла... особенностью Лейлы было то, что при её появлении (будь то въяве или гипно-сеансом) ветер, или даже сам воздух вокруг неё чуть слышно на все лады наигрывал разные вариации — звучали то тамбурины, то гитара и кастаньеты — старинного испанского танца Тарантелла.

И снова сознание Мефодия самоопредилилось — он вновь словно вживую скользнул в тот вечер, когда видел Фанни последний раз.

Осенний ветер кружил в воздухе листья, и само пространство казалось пропитано сладковатым, чуть прелым запахом уходящего лета. Автор как раз завершил свой первый заказ, что легко организовала для него Феофания, и молодые люди были полностью предоставлены сами себе. Они медленно брели по парковой аллее рука-в-руке, разметая носками туфель листья на дорожке. Фанни склонила голову к плечу юноши, и он почти перестал дышать, опасаясь спугнуть то незримое и волнующее, что так недавно возникло между ними и сейчас — как он надеялся — крепло, перерастая во что-то новое для Мефодия.

- Слушай, Меффи, - певучий голосок девушки-феи приятно ласкал слух молодого человека, а локон, выбившийся из собранных в «конский хвост» волос щекотал его щёку, - ты никогда не думал...

- О чём? - он повернул голову, с интересом и нежностью вглядываясь в лицо спутницы.

- О... будущем. Кем и где ты видишь себя лет эдак... через десять?

- Ну... - не ожидавший подобного вопроса, настроенный совсем на иной лад, Мефодий решил отшутиться, - я вижу себя хозяином богатого старинного особняка, - писатель для пущей убедительности прикрыл глаза, как бы погружаясь в ожидающую его через десятилетие перспективу, - вокруг шикарная обстановка, книги, антиквариат, прислуга. Множество влиятельных гостей. Естественно в центре внимания — я, представляющий светскому окружению своё новое шедевральное творение...

Улыбающийся Мефодий открыл глаза, предлагая Феофании оценить масштаб размаха его творческой фантазии. Однако, взгляд девушки был отнюдь не восхищённым как прежде, когда она как зачарованная внимала практически всем рассказам молодого писателя. Фанни смотрела грустно и немного осуждающе. И даже сама Фанни была другой... Такой юноша её никогда не видел: плечи опущены, голова втянута в них — какая-то поникшая, будто даже ставшая на несколько сантиметров меньше ростом...

Он конечно сразу понял, что она ожидала совсем другого ответа, но в юношеской запальчивости не захотел сразу поговорить по душам. Наоборот, он сам решил оскорбиться, посчитав, что девушка из вредности не пожелала оценить его блестящей эскапады. Гордость и самолюбие писателя оказались задеты. И чем дальше — тем он только сильнее культивировал в себе обиду.

Писатель вздрогнул и выпал из глубокой задумчивости — ветерок начал наигрывать знакомую мелодию и через несколько секунд он увидел её: лёгкой походкой, словно паря в воздухе или летя по ветру, что впрочем почти одно и то же — к нему приближалось новое чудо света — самотворный сеансер Лейла. Собственной, всё и вся вокруг чарующей, персоной.


                - 10 -

Девушка подошла к мужчине. В руке у неё был большой свёрток с чем-то тяжёлым.

- Здравствуй, Фоди-и-им, - нараспев проговорила она, поравнявшись с писателем.

На её щеках заиграли милые озорные ямочки, и Мефодий вновь залюбовался юной свежестью своей недавней заказчицы.

«А ведь, не исчезни тогда моя Фанни, сейчас у нас могла бы быть такая же взрослая дочь. Эх...» - невольно подумалось. «Да о чём я? Совсем крышу снесло» - и усилием воли автор подавил бессознательно возникшее вслед за этой странной мыслью неожиданно приятное тёплое чувство.

- Ну, что, дитя, - взяв под контроль своё разыгравшееся воображение, кивнул на приветствие девушки Мефодий, - куда направимся?

- Не знаю, - пожала плечами, почти беззвучно звякнув браслетами, Лейла, - и зачем нам куда-то идти? Я... её принесла.

- И что... - ты вот так просто здесь сейчас готова отдать эту вещь мне? - Пристальный взгляд автора казалось прожигал насквозь. Лейла поёжилась и инстинктивно отстранилась.


- Не надо меня пугаться, - мужчина осторожно взял собеседницу за запястье, - я не тот, кто может причинить неприятности... (и чуть слышно, словно сам себе добавил) уже не тот...

- Ну... не знаю, - растерянно осматриваясь вокруг,  проронила девушка, - может быть здесь рядом есть какое-то... приличное место?


       *    *    *


Уже значительно позже Мефодий понял, какого дурака он свалял. Несколько дней писатель был занят переговорами с новыми заказчиками, коих теперь у него благодаря первому успеху было в избытке. И он практически не вспоминал о своей Фанни... Она  сама на связь тоже не выходила и даже на запланированное до ссоры свидание, на которое сказать правду сам юноша немного опоздал — не пришла.

Когда молодой человек хватился и начал её искать — девушки уже и след простыл, будто никогда и не бывало. Мефодий обошёл всех, кто так или иначе пересекался с ними двоими, с заказчиками, с которыми познакомила его Фанни. Нашёл даже забавного старичка, что встретил его первый раз и водил лабиринтами... Смешной дедушка охотно отвечал на все вопросы юноши, но прояснить личность и место обитания беглянки не смог. Как оказалось — он был только связным, которого наняли за небольшую оплату, чтобы он сделал приписку в письме и «замёл следы» на пути следования к тому самому особнячку.

По приметам, данным словоохотливым дедулей Мефодий отыскал и несколько раз посетил старинный особняк, где состоялась первая встреча с Феофанией. Дом оказался пустым, и на расспросы обитателей соседних дворов — ответ был всегда один и тот же: особняк уже много лет пустует, и его владельцев или последних обитателей никто из ныне живущих никогда и в глаза не видел. Фанни так и не призналась своему возлюбленному, что она организовала «маскарад» в том особнячке по привлечению подающего большие надежды писателя... просто арендовав ненадолго пустующее здание и взяв на прокат в ателье по пошиву исторического костюма бальное кипельно-белое кружевное платье. То самое, в котором на первой встрече она так очаровала молодого человека.

Вот почему и все эти поиски предмета увлечения писателя не увенчались успехом. Юноша не знал что и думать...

Но только много-много поздней Мефодий ощутил всю горечь потери. Да, дела его шли в гору; да, он ни в чём не нуждался, а через некоторое время и вовсе стал если не богачом — вполне обеспеченным человеком; да, в его молодой холостой жизни встречались разные, порой умные и хорошенькие, девушки. Но ни одной из них не удалось зацепить его так, чтобы все чувства обострились и одновременно сердце замирало в неге, душа пела от счастья, а тело... тело приятно подрагивало в волнительном предвкушении слияния. Всё чаще ощущение безвозвратной утраты накрывало юношу в самые неожиданные моменты, и он застывал в разгар светской вечеринки, куда его по старой памяти какое-то время приглашали. Замирал посреди залы с отсутствующим остекленевшим взглядом, вызывая смешки и перешептывания среди разномастной и, может быть не менее странной чем он, но тем не менее прагматичной и уверенной в своей адекватности, публики. Поведение молодого писателя сначала сочли эксцентричным и забавным, но вскоре, после нескольких идущих в разрез с принятыми здесь а-ля светскими правилами хорошего тона — перестали считать занятным, а его персону интересной и желанной на подобных «высоких собраниях». И приглашения на подобные светские рауты в итоге вовсе иссякли.

Всё чаще юношу стали посещать мысли о беспросветности и бесперспективности его жалкого никчемного существования. И постепенно всепоглощающее чувство одиночества полностью поглотило молодого человека. Ещё через некоторое время он и знакомиться с понравившимися симпатичными девушками перестал. Да и были ли такие? Понравившиеся Мефодию...


          - 11 -


Вечерело. Писатель с Лейлой сидели в небольшом уютном кафе в стороне от затихающего в сумерках города, пили напитки и вели обоюдно-доверительную беседу. Мефодий был и обрадован и немного удивлён, когда вслед за его внезапным приступом откровения, повинуясь которому он начал открывать перед ней душу...  вдруг и девушка в ответ на его откровенность, неожиданно сама стала рассказывать свою историю.

Как оказалось она росла в неполной семье, и пока Лейла была маленькой, ею в основном занималась бабушка. О маме девушка упомянула вскользь, сказав лишь, что та вечно была в долгих отъездах и дальних командировках. Бабушка девочку обожала и как могла баловала, не забывая о воспитании и манерах. Тонкий вкус и неудержимая тяга ко всему волшебному и была похоже была у маленькой Лейлы в крови и, наслушавшись рассказов бабули, девочка лазала где только могла в поисках чудес. Жили они в то время за городом в маленьком полу-заброшенном, но всё ещё закрытом для посторонних, посёлке не то учёных, не то докторов чего-то-там — Мефодий, увлечённо слушающий повествование, этого не расслышал, а переспрашивать не стал, опасаясь не услышать остального. Покинутых таинственных мест для утоления страсти к приключением маленькой исследовательницы неизведанного там хватало с избытком.

И однажды, играя на чердаке одного из давно заброшенных домов, девочка наткнулась на большой старинный сундук, покрытый стареньким запылившимся одеялом. Возможно Лейла и не обратила бы на него внимания, почтя за старый хлам, но перелезая в своих фантазиях на корму вражеского корвета, она больно ударилась о что-то громоздкое. «Ба! Да это же сундук мертвеца!» - восхитился весьма образованный для своих лет ребёнок после того, как сорвала с находки укрывавшее её одеяльце. Чихая и протирая от пыли глаза, Лейла начала осматривать находку. Сундук оказался в прекрасном состоянии: морёного дуба тёмного коньячного цвета, со вставками тиснёной кожи, с бронзовыми обитками по углам и на бронзовых же кованых петлях с тяжёлым замком. К сожалению замок был заперт, ключа поблизости не обнаружилось и как ни билась девочка, открыть сундук у неё не получилось.

Следующие несколько дней были посвящены поиску ключа либо другим способам отмыкания загадочного предмета. То что предмет не просто загадочный, девочка не только не сомневалась — была твёрдо уверена в его уникальном происхождении  исключительно волшебного свойства. Бабушке Лейла рассказывать о находке поостереглась, здраво рассудив, что та не похвалит внучку за проникновение на чужие чердаки, пусть и оставленных хозяевами домов.

Как говорится, если во что-то сильно верить — это непременно сбывается. Через какое-то время маленькая Лейла нашла способ открыть таинственную находку.

Подул свежий ветерок, и девушка зябко поёжилась, кутая плечи в шаль. Мефодий поспешил подлить своей собеседнице горячего напитка и галантно предложил накинуть его пиджак. Улыбнувшись и чуть замешкавшись, она всё же отказалась от заманчивого предложения и осталась сидеть, глядя в одну ей известную даль.               
               
 
 - Когда я случайно наткнулась на ключ, который лежал практически на самом виду: под левым углом самого сундука – странно, что я не замечала его раньше – и, открыв наконец замок, подняла тяжёлую крышку, - после недолгого молчания продолжила свой рассказ Лейла, - мне сначала показалось что внутри ничего нет. Я уже хотела оставить эту затею и уйти играть в другие места, как вдруг... сперва мне показалось, что на дне сундука что-то хрумкнуло, затем бликнуло, и потом...

Она вновь замолчала, подбирая слова для описания неописуемого. Наконец, изящно взмахнув тонкой кистью, словно говоря сама себе «да какая разница» чуть хрипловато с придыханием заговорила:

- Было ощущение что темнота внутри сундука предназначена — как бы странно это не звучало — для всех... кроме меня...

С этими словами девушка развернула принесённый свёрток, который до этого лежал возле неё с краю стола, как бы ожидая своего часа — и изумлённому восхищённому взору Мефодия предстала книга.

Причём это была не просто книга: «Хрестоматия полётов наяву» на тисненном драгоценностями старинном кожаном переплёте гласила надпись на старославянском.
По роду занятий владеющий несколькими, в том числе и некоторыми «мёртвыми языками» писатель, сразу понял, что сама Лейла не в курсе не только названия, но и того, насколько необычен и ценен этот фолиант. Он ни в коем случае не собирался воспользоваться неосведомлённостью девушки, чтобы запросто забрать книгу себе в качестве оплаты за проделанную работу. Наоборот, как только он увидел, что из себя представляет артефакт, подарившей ей уникальные способности... Мефодий сразу понял, что поступил исключительно верно, чуть ли не заставив Лейлу принести ему вещь.

 
- Скажи, девочка, - едва дыша от переполнявших, казалось готовых просто захлестнуть его разум чувств, и в то же время как можно спокойнее на вид, боясь спугнуть доверие собеседницы, спросил писатель, - как зовут твою мать?
 

                - 12 -


Девушка ещё долго рассказывала, как достала толстый тяжёлый том из сундука, что читать она тогда она не умела и просто в каком-то, ни с чем не сравнимым упоении, завороженно разглядывала дивно выполненные неведомым художником, ничуть не поблекшие от времени яркие цветные иллюстрации, считая свою находку просто старинной книгой сказок. И долгое время приходила на тот заброшенный чердак к большому сундуку, открывала его, доставала свои сказки и погружалась в созерцание чудесных картинок, грезя наяву. Когда маленькая Лейла перелистывала страницы книги, ей казалось то, что она парит над деревьями их дачного посёлка, то что сама погружается в волшебную сказку... И даже когда девочка немного подросла и выучилась читать — прочитать надпись она не сумела. Тогда Лейла догадалась, что вязь на корешке и обложке на неизвестном наречии и... думать об этом забыла, продолжая как в любимую куклу играть в свои волшебные картинки. Об удивительной находке она так никому и не сказала.

Потом бабушки не стало, и мать, так и не прекратив свои длительные отлучки из дому отправила Лейлу, уже ставшую подростком к двоюродной сестре своей умершей матери. Полин – называли все строгую пожилую даму, носившую пенсне, которая к месту и не к месту любила вставлять в свою речь французские фразы. Так девушка оказалась в семье приятельницы Мефодия.

Дальше — всё предсказуемо: переезжая в новое место, Лейла не забыла взять свою любимую игрушку — книга перекочевала сначала в чемодан, а затем и в самую дальнюю полку комнаты девушки. И однажды, уже почти взрослую девушку, сомнамбулически сидящую в пустой комнате в медитативной позе со странной раскрытой на коленях книгой, «застукал» её кузен — внук Полины Карповны. Он по приезду в дом бабки сразу невзлюбил Лейлу, дёргая за косы, дразня и называя чувырлой... Она никому не жаловалась на его выходки, и ни домачадцы, ни сама Полин даже не догадывались о скрытой тайной вражде между юными обитателями старого дома. Когда же девушка подросла — отношение к ней дальнего родственника изменилось, однако... для Лейлы оказалось ещё невыносимее: юноша поджидал её за каждым углом, подкрадывался, когда никого нет рядом и так и норовил стиснуть в объятиях, а то и вовсе поцеловать, пока никто не видит. Девушка как могла уклонялась от неприятных ей «ухаживаний» тщедушного и прыщавого кавалера, так никому и не рассказывая о своих проблемах. И вот кузен застал её на «месте преступления». Как можно догадаться — перспективы для девушки это сулило самые плачевные. Помимо того, что братец принялся дразнить её пуще прежнего, обзывая уже припадочной и юродивой, он грозился выдать её чудачества домашним. Мало того, юноша начал склонять Лейлу к интиму... и в придачу намекать на её «шашни» с бесовщиной. Под конец он ей прямо сказал: «Либо ты становишься моей рабой, в том числе и сексуальной, либо я всем расскажу что ты — ведьма, летаешь на помеле и общаешься с демонами». Не тогда ли сама Лейла начала догадываться что все её детские фантазии и полёты, скажем... не совсем фэнтезийного порядка? А книга... не так проста как ей казалось... Тогда она и попросила тётушку устроить ей встречу с самим Автором.

Когда Лейла переехала в дом тётки, она стала частенько слышать об одном загадочном старинном знакомом Полин. Прямо никто его не называл, однако, то один то другой родственник упоминал вскользь, передавая то от одного знакомого, то от другого благодарность тётушке за организованную встречу и выражал через неё же тому самому писателю восхищение удачно переписанным сюжетом. Поначалу девушка думала, что речь идёт о каких-нибудь пьесах и сценаристе, работающем в театре, но чем дальше — тем больше она убеждалось, что всё не так прозаично... Интерес Лейлы к персоне Мефодия день ото дня рос. А тут и остро назрела необходимость личной встречи с автором переписанных наново запутанных жизненных историй.

Писатель слушал не перебивая — впервые ему доводилось слышать о своей работе из вторых уст. Оказалось полезным и увлекательным увидеть себя с иной, непривычной стороны. Одно дело прямая личная благодарность и денежное вознаграждение от клиента. Совсем другое — впечатления стороннего наблюдателя. Оказывается, из его трудов по «спасению утопающих» и него самого не просто сделали тайну за семью печатями — работу автора чуть ли ни в культ возвели. «Только что фимиам вокруг моей персоны не воскуривают. Тоже мне — кумир всех времён» - досадливо думал Мефодий.

То что он услышал о себе вызвало у автора двоякое чувство. С одной стороны, было приятно, уважение... да нет, скорее даже — поклонение перед его талантами, а с другой... он вдруг остро ощутил, что так навсегда останется «прозябать» в неизвестности для широкого круга людей и… гордом одиночестве. Пусть и в достатке доживая хоть и на самом сказочном из всех, райском острове свою скучную жизнь. Не в этот ли момент под милую речь ничего не подозревающей девушки, писатель твёрдо принял решение круто изменить собственную биографию? Переписать авантюру! Только... пока не до конца представлял, как именно будет это делать...

Когда Лейла назвала имя матери, надежда полыхнула яркой сверхновой в уме «наборщика со стажем». Пожалуй, даже прозрение. Оно малой искоркой сверкнуло в сознании писателя практически ещё в самом начале откровений девушки, но быстро погасло, вытесненное другими подробностями её рассказа. Но теперь... Теперь это осознание вновь появилось в фокусе его внимания. И это его новое понимание — вера в удивительное, невероятное, однако очевидно-возможное укоренялась и крепла.

И практически в то же мгновенье, как увидел Хрестоматию, Мефодий знал, как поступит.

- Дочка, - крепко обнимая на прощание девушку и смахивая украдкой набежавшую видно от порыва ветра слезинку, прочувственно проговорил писатель, - возьми.

Он протянул раскрытую ладонь. В руке его лежал ключ и записка.

- Что это? - удивилась Лейла, в то же время доверчиво протягивая руку.

- Код от домофона моего подъезда и... ключ от всех дверей, - с широкой улыбкой ответил Мефодий и, не удержавшись вновь заключил девушку в отеческие объятия, - приходи с матерью. Я буду ждать...

      
                - 13 -


Когда автор брал принесённую Лейлой книгу, его руки мелко дрожали от приятного предвкушения. Предвкушения изменений в собственной биографии. Причём, это никак не было связано с давно запланированным и всё откладываемым по непонятным самому причинам переездом на тропический остров. Теперь в планах писателя было нечто совсем-совсем иное. Ведь это была та самая книга. Та самая, которую он некогда дал почитать Феофании, и которую она, напрочь исчезнув из его жизни после той злополучной ссоры, так ему и не вернула. И которую писатель сейчас намеревался получить. И, строго говоря, не только книгу...

Возвратившись домой, Мефодий открыл коленкоровую тетрадь с пометкой «Личное» и, даже не сменив уличную одежду на удобный домашний прикид, прямо в джемпере и ботинках уселся за стол и начал быстро вносить записи.

И сейчас, сидя на своей маленькой уютной кухоньке, укутав ноги в мягкий шерстяной плед, писатель так же уютно потягивал любимую трубку и любимый коньячок, согревая в ладонях наполненную до половины рюмку. Он ждал. Но ждал не так, как обычно ждут наступления важного события: волнуясь, не находя места, нетерпеливо меряя из угла в угол помещение, беспокоясь о результате. Мефодий ожидал наступления грядущего радостно, будучи абсолютно убеждён в самом благоприятном исходе затеянного дела. И только почти незаметное подрагивание крыльев носа и время от времени постукивание указательного пальца по хрусталю снифтера выдавало его нетерпение.


Тем временем в старой загородной усадьбе мадам Полин происходило следующее. Не самый любимый тётушкин племянник был с треском отчислен из Университета за неуспеваемость, и ни связи Полины Карповны и бывшего с ней давно в разводе, но состоявшего в добрых приятельских отношениях супруга Самуила Милославовича — которые сказать к слову Полли не торопилась в данной ситуации использовать — не смогли воспрепятствовать призвать юного лоботряса на военную службу.

- Автора! Автора... - суетились немногие «посвящённые» домочадцы, коим отбывающий приходился близким, - давайте попросим его переписать авантюру.

Отстранённо взирая на суматошные призывы родичей, Полин, у которой сказать по правде наблюдалось и наибольшее число сторонников, токсично отмалчивалась. И молодой человек к немалому удовольствию основной части большого семейства в скором времени был препровождён в отдалённые места дальнейшей… службы. В то время как сама Полли невозмутимо продолжала сидеть в своём плетёном кресле-качалке, плетя нескончаемое кружево... в прямом и переносном смыслах.

Приблизительно в это же время внучатая племянница Полины Карповны — мать Лейлы неожиданно явилась за дочерью, заявив, что более не намерена разъезжать по командировкам, нашла достойную работу поблизости, и забирает девушку к себе. И воссоединившаяся маленькая семья тихо и неприметно перебралась в давно заброшенный старинный особняк. Да, вы верно поняли в какой именно.


Тем, кто умеет правильно ждать — всегда достаются... как там говорится? Каштаны, которые нетерпеливые таскают из огня. Вот-вот, и терпение автора вскорости было вознаграждено. Сначала тихонько тренькнул домофон, впуская в подъезд самых желанных автору посетительниц. Когда с нежным бренчанием кастаньет открылась входная дверь, впуская аромат лаванды и тайны, Мефодий уже стоял у порога, встречая дорогих гостий.


- Ну, здравствуй, Меффи, - чуть смущённо произнесла женщина, которую держала под руку довольно улыбающаяся Лейла, - вот мы и свиделись.

Не без некоторой дрожи в кистях и коленях писатель посторонился, широким жестом приглашая женщин в свою холостяцкую, тщательно прибранную в ожидании гостей, каморку. Вошедшие в немом восхищении застыли на пороге гостиной. Как нам известно, автор скрупулезно подходил ко многим вещам, и внимание к мелочам — было для него не просто пустым звуком. Что же касается отношения Мефодия к приёму пищи, это можно сказать — было возведено у него в культ. Нет, не еды — подготовки, связанной с приготовлением к её употреблению.

Взору гостий предстало поистине роскошное зрелище: на большом круглом столе, покрытом расшитой гладью скатертью цвета морской волны, установленном в центре залы, освещённой висящими на стенах канделябрами, испускающими чуть приглушённый, словно лунный свет, стояла огромная ваза тёмно-синего венецианского стекла с букетом белоснежных лилий, источающий волшебный аромат. Стол был накрыт на три персоны немецким обеденным сервизом с васильками по кайме тарелок с серебряными приборами и накрахмаленными льняными салфетками-конусом у каждой тарелки. Невозможно описать всё великолепие представленных на столе блюд — можно лишь сказать, что всего тут было понемногу.
Несколько видов сыра в небольшом перламутровом блюде только что со льда хранили лёгкий налёт «со слезой», предлагая именно с них начать трапезу.
Насыщенного кораллового цвета сваренные в меду омары, сбрызнутые лимонным соком, игриво свешивали из фаянсовой супницы продолговатые клешни, словно приглашая причаститься их сочного нутра.
Высокая хрустальная ваза с фруктами распространяла вокруг нежное благоухание южного сада, так и норовя угостить проголодавшихся сладким персиком или поднести сочную горсть крупного янтарного винограда.
Мясные деликатесы соперничали запахом со всем вышеперечисленным и казалось, так и выскакивали из расписных кузнецовских тарелок, стремясь насытить дорогих гостьюшек в первую очередь.
Были тут и всевозможные овощи — приготовленные и свежие — в фарфоровых антикварных менажницах, посыпанные зеленью и в чистом виде.
И это не говоря уже о разнообразных морсах и марочных винах в запотевших изысканных графинах — в меру охлаждённые, готовые к употреблению.

   ... Всё это создавало удивительно умиротворяющую уютную атмосферу и вместе с тем давало понять, насколько хозяин сердечно рад пришедшим...

Женщины замерли в немом восхищении, поочерёдно переводя взгляд с хозяина на предлагаемые угощения и обратно. Тут уж Мефодий оказался на высоте в привычной своей ипостаси и, галантно отодвинув стул сначала маме, затем дочери (предварительно спросив, что дамы предпочитают из напитков), наполнил изысканным анжуйским из старых, для особого случая, запасов хрустальные бокалы на высоких ножках. Мудрый прагматик здраво рассудил, что на пустой желудок «каши не сваришь» и «за доброй трапезой можно склеить и разбитую старую... дружбу» и что есть мочи старался соответствовать выставленной самому себе высокой планке хлебосольного хозяина.


      
                - 14 -


Стоял второй час ночи. Утомившаяся, немного осоловевшая от обильной пищи и чуть захмелевшая от пригубленного доброго вина, явно не привыкшая к таким пиршествам Лейла, сладко спала в отцовской кровати. Мефодий подошедший на цыпочках проверить дочь, бережно подоткнул одеялко и также осторожно, боясь её разбудить, прикрыл дверь и вернулся в гостиную к Феофании. Женщина сидела у окна, устремив взор в одну ей известную даль с загадочной улыбкой на всё таких же как в юности пухлых, мягкого очертания губах. Писатель остановился, невольно залюбовавшись ею. Потом тихонько подошёл сзади и укутал плечи женщины от свежего ветерка, задувающего в открытую форточку, в мягкий плед. Феофания чуть вздрогнула и обернулась к мужчине.


- Какой же ты... - с благодарной улыбкой проговорила Фанни, встретившись с ним взглядом.

- Какой? - он присел перед женщиной на корточки и взял её за руку.

- Заботливый.

- А то ты не знала? - он вернул ей улыбку, глядя без обиды и упрёка.

Они немного помолчали, осияемые то лунными бликами из окна, то лучами от фар проезжающих по ночной улице припозднившихся машин, глядя не отрываясь в глаза друг друга. Словно оживляя воспоминания юности или наоборот открывая что-то новое для себя.

- Знала, - наконец разомкнула уста Феофания, - точнее... Тогда думала что ошиблась.

- А теперь? - он придвинулся ближе и его дыхание смешалось с её лавандовым ароматом.


Боже, сколько же бессонных ночей он искал в подушках и не находил этот исчезнувший с уходом Фанни запах. И теперь он жадно вдыхал это ни с чем не сравнимое благоухание, вдыхал и всё не мог никак надышаться.

- Теперь поняла, что ошиблась не тогда, когда нехорошо о тебе подумала, - она смешалась, опустила голову, но Мефодий не дал ей спрятать зардевшееся, такое родное лицо, мягко отведя запястья Феофании в стороны и взяв его в свои ладони.

- Продолжай. - Пальцы мужчины нежно поглаживали её щёки, лоб, губы словно заново воссоздавая собственную тактильную память...

- Ошиблась когда ушла. - Наконец выдохнула Феофания и зарылась губами, носом в его густые волосы, украдкой целуя в макушку.

- Почему же ты не вернулась, когда... когда поняла, что у нас будет ребёнок?

- Да я в последнюю нашу встречу уже это знала. Потому и растерялась. Сначала обиделась на твою реакцию... не ожидала, спряталась, а потом... потом думала уже поздно. Что ты не поймёшь или... что ещё страшнее...

- Что? ЧТО именно страшней? - его губы ловили катящиеся из глаз женщины и заливавшие лицо горькие слёзы.

- Откажешься... от нас.

У Мефодия перехватило горло сначала от обиды, что она могла хотя бы вообразить себе такое. И вместе с тем вдруг какая-то острая жалость к юной Фанни — этой глупышке пронзило его сердце, когда он подумал, каково ей жилось все эти годы. Тогда он задал ещё один, не менее важный, мучивший его вопрос:

- Ну а потом?

Она отрицательно затрясла головой.

- Но ты же могла снова полюбить, выйти замуж... - мягко настаивал писатель, - завести ещё детей. Я ведь так понимаю, Лейла в основном росла у бабушки...

Женщина судорожно всхлипнула и снова яростно замотала головой:

- Никогда.

- Но почему же тогда...

Феофания не дала ему договорить, перебив:

- Дочь мне всё время напоминала о тебе и о том, что не свершилось... Мне тогда казалось, что это она... именно она разбила моё хрупкое счастье. Точнее, хрупкую надежду на него. И ещё...

Мефодий не знал что и думать:

- Куда уж ещё? - чуть слышно спросил.

- Чувство вины... я всё время испытывала перед вами обоими чувство вины. Скажи, могла ли я оставаться здесь? На месте.

- Книгу, что я тебе тогда дал, ты поэтому спрятала?

- Я надеялась, что Лейла никогда не получит её, ведь иначе...

- Она могла разыскать меня?

Кивнув, женщина вновь захлебнулась рыданиями.

- Фанни, дорогая, не надо плакать, - Мефодий не знал, как успокоить её, такую хрупкую и... такую же любимую, он начал порывисто целовать её пальцы, продолжая говорить между поцелуями, - всё же хорошо. Уже всё хорошо. Что было — то было. Мы ведь теперь вместе.

Но Феофания всё никак не могла успокоиться, и тогда писатель схватил в охапку её маленькую фигурку и начал баюкать как маленькую. Через некоторое время, немного успокоившись, женщина так и уснула на его груди, периодически ещё судорожно всхлипывая. Мефодий весь остаток ночи просидел в кресле со свей драгоценной ношей на руках, чутко прислушиваясь к дыханию ещё одного своего недавно обретённого драгоценного существа.
 

Да, наш автор ждать умел, как никто другой. Помните, как в той песне?

«Надо только выучиться ждать
Нужно быть спокойным и упрямым,
Чтоб порой от жизни получать...»

И в упрямстве равных ему не было. А, уж получать от жизни он не то что умел — он сам брал что и когда хотел от неё. И теперь он планомерно претворял своё намерение в жизнь.

Когда наутро любимые женщины Мефодия проснулись, первое что они увидели — улыбающийся писатель с двумя чашками дымящегося ароматного капучино. Одно — на всякий случай без сахара. Фанни сладко потянулась, разминая немного затекшее тело после сна в кресле, куда её совсем под утро уложил мужчина, отправившийся варить утренние напитки.

- М-мм, - Феофания зажмурилась, пригубив кофе, - три ложечки сахара. Неужели ты ещё помнишь?

- Всё как ты любишь. А тебе, дочка, - обернулся Мефодий к Лейле, - сколько сахара положить?

Ещё не до конца проснувшаяся девушка, подняла вверх два пальца, звякнув браслетами, что-то неразборчиво пробурчав и вдруг рассмеялась звонко и заразительно. Смех серебристыми колокольчиками рассыпался по ограниченному пространству комнаты, наполнив всех присутствующих какой-то озорной бесшабашной лёгкостью. И вся семья вслед за девушкой принялась задорно до слёз заливаться смехом.

Отсмеявшись, утирая рукавом выступившие слёзы облегчения и радости, Мефодий наконец сумел выдавить:

- Солнышко, а над чем мы смеялись? - вызвав очередной пароксизм хохота у остальных.

Через некоторое время Лейла смогла-таки ответить:

- Лейла Мефодиевна, ну, очень забавно звучит...

Можно догадаться, что воссоединившаяся семья закончила смеяться ещё нескоро.

 
             - 15 -

 
Можно наверное было бы на этом завершить историю... Однако, взыскательный читатель возможно желает узнать некоторые детали повествования, оставленные автором за кадром. Что же такого писал автор, что позволяло в корне менять линии жизни его заказчиков? И получать за свои сценарии достойные гонорары, которые обычным писателям, работающим с линейным повествованием, не может и сниться. А главное, каким образом ему это удавалось ... Что ж, пожалуй под занавес следует это прояснить.

Когда совсем юный Мефодий впервые понял причинно-следственные связи между написанным им и через какое-то время входящим в жизнь — собственную и впоследствии жизнь его заказчиков — талантливый писатель осознал одну простую вещь... которую в принципе мог осознать любой «заядлый» фантазёр, однако как ни странно, додумался только он. А именно, всё происходящее нереально. В смысле абсолютно всё вокруг. Игра воображения/иллюзия/сон Бога? Ах, называйте как хотите... Всё настоящее — чуть отодвинутое во времени наше представление обо... всём. Нет, вы не поняли — то есть абсолютно обо всём! И эта самая игра нашего — в частности Мефодия — воображения, изложенная им в виде сценария и «внедрённая» определённым образом в прошивку тонкого мира, через энное время «выливается» в требуемый событийный ряд.

Понимаете теперь почему он так скрупулезно прописывал все детали? Чувствуете как это было важно? Представляете как высоко оплачивался его труд? И почему его самого и его переписанные авантюры, заказчики держали в строгом секрете, «передавая» из рук в руки и из уст в уста? И... почему он сам сейчас добровольно от этого отказывался — переписывать чужие сценарии, вдохновенно принявшись только за свой собственный? Свой... и своих близких.

Что тут ещё добавить? Ах, да... для дочки — ещё не зная кем она ему приходится, но уже что-то смутно прозревая, будучи совсем не в курсе деталей её дела, Мефодий написал:

«Молодой человек, шантажировавший Лейлу, неожиданно призван в армию и спешно покидает дом тётушки. В суете отъезда он не успевает ничего предпринять в отношении девушки. На службе он постепенно забывает о её тайне и начинает думать, что всё связанное с девушкой: необычайные умения и таинственная книга — просто плод его фантазии. Будучи давно и безнадёжно влюблённым в неё, он попросту наделил в собственном воображении предмет вожделения... особыми свойствами. Постепенно возмужавший юноша избавляется от своей привязанности к Лейле и забывает её и всё, что так или иначе, у него с ней ассоциировалось».

Была ещё одна маленькая приписка, которую чисто спонтанно сделал тогда Мефодий, прописывая новый сценарий Лейлы, даже не подозревая, как много это будет значить для него самого:

«Мать Лейлы возвращается из вечных скитаний к своим самым любимым. Девушка обретает крепкую дружную семью».


               ЭПИЛОГ.


Пригревало яркое весеннее солнышко. Немолодая, приятная на вид и какая-то по-особому гармоничная пара — мужчина и женщина сидели на скамейке в парке. Несмотря на солидный возраст, парочка держалась за руки, словно совсем молодые или...  недавно обретшие друг друга люди.

- И всё же... - спросил мужчина, и лёгкий весенний ветер подхватил слова и с мягким укором овеял лицо его спутницы, унося куда-то вдаль аромат цветущей лаванды, - где же ты так долго пропадала, Фанни, фея моя?

Женщина повернула к говорившему своё, освещённое лучами заходящего солнца, лучащееся счастьем лицо и с нежной улыбкой ответила:

- В твоих ненаписанных авантюрах.