Озёрник

По великой равнине разлетелась долгожданная весть о приходе весны. После долгих трескучих морозов, подавляющих всё живое, возродилась песня  зеленеющих лугов: дыханием теплого ветра, перезвоном птичьей трели, журчанием ручейков. Из южных сухих степей на свежие изумрудные пастбища возвращались тучные табуны лошадиного племени. Путь вольного копытного народа лежал мимо сторожек и крепостей степных чересмеров, на север, к станицам озёрных весхов. Здесь, границей, общей для всех равнинных народов, служила горькая тайга, где в соснах и елях начинались суровые земли кочующих оленеводов.

Никто из Белой станицы не помнил, откуда взялась за Белым озером, в зарослях камыша, избушка на сваях, в которой жил дремучий дед по имени Деревень, никто не помнил его другим, когда он не был ещё ветхим и скрипучим. Зато помнили, что однажды утром раздался в тумане озера детский плач, после чего время от времени звонкий голосок стал часто доноситься со стороны камышей. Откуда взялся у Деревеня младенец люди не знали, а деда спросить боялись, не смея к нему приближаться. Личность Деревеня с каждым годом обрастала всё большими народными приметами, срасталась со старинными преданиями, постепенно становясь сказочной. Повелось белоозерцами оставлять для Деревеня, у зарослей камыша, котомку с гостинцами. Так поступали летом-осенью, когда отступала нужда. А в голодную зиму-весну, напротив, спешили горемычные, принимать гостинцы от деда, оставляемые там же, у камышей. Незаметно Деревень превратился в озёрника, - духа, вроде лешего для лесных народов. И чадо его, звонко голосившее из камышей стало озёрничком, который выплыл, как шептались бабки, прямиком из Белого озера…

Вскоре, жители станицы стали замечать в гуляющем вольном табуне маленького ребёнка в белой сорочке, прыгающего по лошадиным загривкам. Видно, подрос озёрничек. Теперь уж ясно, что не бесплотный дух, но всё же диво, недаром Белое озеро стало почитаемым местом. Людям всегда не хватает чуда, а в трудные времена особенно. В последние годы южные чересмеры теснили весхов всё дальше на север, строили укрепления уже посреди зелёной равнины, разоряли и жгли бунташные станицы. И каждый двор обложили столь суровой данью, что не продохнуть… Люди пытались бежать, но дальше на север, в горькую тайгу, весхи не продвинулись, оленеводы дали беженцам жестокий отпор. Приходилось терпеть чересмеров, тесниться вокруг последних озёр почти на границе тайги, страдать и ждать избавления.   По преданию, весхи – часть лошадиного народа, пожелавшего обратиться в людей. Однажды, неразумные весхи убили своих лошадиных братьев, и были прокляты  Крылатой Богиней, обернувшись в волков. С тех пор, оставшимся весхам нельзя объезжать лошадей. Вдобавок, весхи верили, что убивший лошадь становится волчьим оборотком. Этим и воспользовались чересмеры, не гнушаясь верховой ездой, они покорили северных соседей, запретили им иметь оружие и обложили их данью. Последнее предание гласит, что конец времён и конец страданий должен прийти в самый тёмный голодный час, от молодого волчьего оборотка. И когда поля покроют волки да вороны, тогда последние весхи снова обернутся в лошадей и уйдут свободным табуном в заветные земли.

Маленький озёрничек не знал тепла родительских рук, но зато с первых дней он впитал лошадиную нежность. Говорят, его вскормила мать-кобылица. Когда ребенок выплыл из Белого озера, сил у трухлявого деда хватило только на то, чтобы доковылять до пологого, свободного от камыша, лошадиного Водопоя. Вольные копытные окружили малыша, и  пошёл тогда лошадиный совет.
Деревень с тревогой наблюдал удивительную картину со стороны, гадая чем это всё закончится. И когда в синеющем небе вспыхнула первая лучистая звезда, на берегу Белого озера, в табуне свободного народа, раздалось чмоканье малыша. Лошади приняли маленького человека. Но оставить его надолго они не могли. Осенью он перебрался жить в избушку к Деревеню, а вольные копытные подались в южные степи. По весне же, когда лошади возвращались, мальчик снова мог жить в табуне. Вожак свободного народа, могучий рослый жеребец с чёрной маской на морде, бережно брал малыша зубами за белую сорочку и поднимал на гриву ближайшей кобылице. Юный озёрничек впитывал лошадиную речь и слушал лошадиные сказки. О раздольной жизни вольного копытного народа, о ежегодных путешествиях на юг, о лошадиных тайнах, связанных с местами перехода на земли верхней Весхии, где лошади оборачиваются в людей, которые живут в высоких резных теремах, о цветущих городах верхних весхов, и военных подвигах их славных богатырей.

Между тем, мальчик возвращался в избушку на сваях, и озадаченно слушал истории дедушки, жадно ловя его каждое скрипучее слово. Истории о великом народе весхов, живших когда-то в древности в больших городах, разбросанных по всей зеленой равнине. И страшном проклятии целого народа, попавшего в рабство к южным соседям из-за своей безрассудной кровожадности. 

Мальчик, наслушавшись сказок, выбегал в камыши и рубил их палкой, представляя себя славным героем. Так, увлекшись игрой, с каждым разом он приближался всё ближе к людской станице.

Иногда Озёрник натыкался на таких же, как он, ребят – они с криками убегали прочь, а мальчику так хотелось с ними поиграть… Но ничего не поделаешь, когда твоя семья – лошадиный табун, а твой дом – избушка Деревеня. В такие минуты мальчик бежал к своим парнокопытным братьям. Он нарочно раззадоривал лошадей, приводил в движение весь табун, который пускался в  вскачь вокруг Белого озера. Тогда мальчик ловко перепрыгивал с одной спины на другую, и весело гоготал, приводя в священный трепет затравленных жителей станицы.

С наступлением холодов,  лошади заметно менялись в поведении. Пугливо озирались, били копытом о землю, беспокойно ржали, резко срывались, скакали галопом, не находя себе места. Дедушка Деревень тоже становился угрюмым и молчаливым. Взрослея, Озёрник стал понимать причину изменения в настроении его семьи. Там, за озером, за Белой станицей, в поле заканчивался сбор урожая. И после нескольких дней тревожного ожидания, в поселение заходил чужеродный табун с приземистыми мускулистыми лошадьми, задиристыми и агрессивными, как их смуглые кривоногие наездники. Когда чересмеры оставались в поселении на ночь, наступала гнетущая тишина над озером, так что даже свободные лошади на другом берегу, не издавали ни звука. Утром поборники уходили – их приземистые лошади шли тяжёлым медленным шагом, набитые тюками с зерном. А тревожная тишина взрывалась стонами и плачем из поселения. Спустя ещё несколько дней, свободные лошади прощались с Белым озером и его жителями, и уходили на юг до весны.

Так повторялось каждый год. Озёрник всегда очень тяжело воспринимал это время, и с каждым разом всё раньше становился печален, всё острее и глубже ощущал горе людей, чувствуя с ними неразрывное родство. Несчастные земледельцы оставались с жалкими крохами на долгую зиму, а не погибнуть с голоду помогало всё то же Белое озеро. Когда выпадал снег, вода замерзала, и тогда искрящееся на солнце озеро действительно становилось белым. Крестьяне пробивали лунки, и начиналась зимняя рыбалка. Дед Деревень тоже  рыбачил, но в отличие от людей из поселения, всегда удачно, и это не удивительно для духа - озёрника.  Поэтому, когда в станивице приходилось совсем  туго, дедушка набивал полную котомку замороженного окуня, и мальчик оттаскивал спасительный груз на окраину поселения, где заканчивались  камыши, потом отбегал подальше и, затаившись, наблюдал за дрожащим от страха кулем в шубейке, который спотыкаясь и падая, хватал гостинец и улепетывал прочь.

В этот раз, Озёрник по обыкновению задержался, присев на сугроб. Закутанная в платок, девочка, подняла котомку, собралась обратно, но вдруг обернулась, как будто почувствовала взгляд мальчика. Она постояла в нерешительности и двинулась навстречу, хотя не должна была видеть его в зарослях. Озёрник медленно вжался в сугроб, надеясь до последнего, что девочка развернётся. Но та продолжала смело шагать прямо на мальчика. Озёрник медленно поднялся, а девушка замерла, и тогда стало понятно, что она тоже его боится. Девочка присела, нахохлилась как воробушек, но всё равно не кинулась прочь, даже когда Озёрник вышел из зарослей и присел рядом.

Дети молча разглядывали друг друга, разделённые пятью шагами.

- Чего тебе? – еле выдавил из себя мальчик.

- Я Уля. И я очень смелая. – девочка постаралась вытянуться, выпрямив спину, чуть заметно дрогнула и покраснела.

Озёрник не мог поверить своим ушам.

- Почему ты подошла, почему не убежала как все? – он шагнул ей навстречу. Девочка отпрыгнула и оступилась, упав на спину в толстой шубе, неуклюже начала подниматься. Озёрник засмеялся совсем как обыкновенный мальчик. Девочка не обиделась и тоже начала хохотать – то ли от радости, то ли от пережитого страха.

- Ты же не съешь меня, правда? Ты же добрый, ты приносишь нам еды, поэтому я тебя не боюсь… - защебетал тонкий дрожащий голосок, -  то есть, я немножко, конечно боюсь, но я не хочу тебя бояться.

Они смотрели друг на друга и улыбались. Озёрник будто прыгнул с лошади прямо в ледяную воду – вдруг ощутил такую радость, что не хватало воздуха. Он снова засмеялся. Уля засмеялась вместе с ним.

- Уууляааа! – раздался женский надрывный крик, ребята вздрогнули. Вдалеке, из-за плетеного забора выглядывал куль поздоровее – взрослая женщина.

- Мама! – вскрикнула Уля и побежала обратно. Опомнилась, повернулась к котомке. И снова замерла, задумчиво смотря на мальчика.

- Приходи завтра на горку! – крикнула девочка, схватила корзинку и убежала.

Озёрник весь день помогал дедушке, до поздней ночи ловил и чистил с ним рыбу, всё это время он дёргался и подпрыгивал на месте, поминутно всматриваясь в сторону озера. Дед посмеивался,  да приговаривал шутейные прибаутки, хитро прищуриваясь.

Проснулся Озёрник с тем же волнительным трепетом в груди, с каким встречал весной свою лошадиную семью, хотя стояла на дворе глубокая зима. Озёрник выскочил из землянки. Уже светало. Он побежал по хрустящему снегу, прямо по озеру. Рыбаков ещё не было.  Озёрник добежал до горки и начал кататься, дожидаясь девочку.

Уля пришла очень скоро. Она рассказала, что мама навешала ей тумаков, дабы впредь не разговаривала с духами озера.

Озёрник не знал, что сказать.

А Уля слепила снежок, кинула его в мальчика и побежала на горку. Когда дети скатились по наледи, внизу их уже ожидали нахмуренные станичные ребята. Самый высокий, с проступающей полоской усов над губой, сын старосты, Хтум, грозно рявкнул на Улю, вынул костяной охотничий нож и направил его в сторону Озёрника:

- Чаво тебе здеся надобно? Дух ты или не дух? А ну проваливай, Озёрник, а то убью!!!

Озёрник обиделся, не понимая, за что его прогоняют, если он уже успел подружиться с Улей. Она бросилась на рослого парня, объясняя, что Озёрник не опасен, что он помогает поселению не умереть с голоду…

Парень хмурился и только головой мотал, - мол никогда такого не было, чтобы весхи с озёрниками играли.

Озёрник так и ушёл, обидно было до слёз, пришлось всё рассказать деду. Деревень заохал и натужно заскрипел: «нельзя показываться людям на глаза!» Озёрник закричал в ответ, что не понимает почему они с дедом не такие как все и хочет быть человеком, а не озёрником…

Дед схватился за сердце, и по стеночке сполз на пол. После этого надолго слёг, не обронив ни слова…

Озёрник теперь рыбачил за деда, но как ни старался, не мог наловить и десятой доли от обильного улова Деревеня. Рыбы хватало едва утолить собственный голод… И всё же он умудрялся откладывать, не доедая сам, просиживал над лункой до поздней ночи, даже иногда до утра… Чтобы хватило на котомку для Ули.

Постепенно дело пошло. Через два дня Озёрник набрал целую корзинку, и с нетерпением притащил её к поселению. Отбежал за пригорок и принялся выжидать. Но за котомкой приковылял коренастый косматый мужичок. Он поклонился до земли в сторону камышей, поднял котомку, и зашатался обратно. Озёрник тоже поплёлся назад, угрюмо пиная снег под ногами. Он решил, что больше никогда не будет помогать неблагодарным людям.

Утром, когда он снова сел рыбачить, рядом, в предрассветных сумерках, зашуршал снег. Мальчик вскочил, готовясь к нападению хищника, вынул из-за пояса костяной нож, пригнулся, широко расставив ноги.

- Озёрник? – раздался в темноте знакомый девичий голос. Это была Уля.

 Стали рыбачить вместе, рассказывая друг-другу интересные истории которые слышали от стариков.

Перед тем как пойти домой,  Уля пообещала, что завтра придёт к нему снова, чтобы Озёрнику было не скучно рыбачить.

Пришла весна, и с юга вернулся свободный народ. Ранним утром Деревень услышал знакомое ржание, и громко скрипя, растолкал сонного Озёрника. Счастливо посмеиваясь, оба вылезли из камыша к усталому табуну. Вожак в чёрной маске подошёл к Деревеню, тыкаясь мордой в старческие руки. Дед крепко обнял коня. Шептал ему на ухо и смеялся.

Озёрник терпеливо ждал. Лошади в поле, тоже не подходили. Таков был у них с дедом обычай.

Наговорившись, дедушка развернулся и медленно заковылял обратно, махнув Озёрнику, чтобы он остался с вожаком.

Конь склонился на колени, приглашая юношу сесть верхом. Лошади забрали его и  снялись галопом в чистое поле. Озёрник почувствовал, что происходит что-то необычное и  важное для него, стало тревожно, и вместе с тем очень радостно.

В какой-то момент, парень заметил слева небольшое озерце. А потом и второе озерце, но уже справа. Табун направился между ними и ускорил свой бег.

Воздух вдруг уплотнился, стал осязаемым, как поток стоячей воды, обдувая твердеющей пеленой лицо и тело. Стало трудно бежать и табун замедлился, так что почти остановился, напрягая при этом все силы и пробиваясь дальше. Перед глазами пошли радужные всполохи.

Наконец, табун прорвался через невидимую преграду и перед Озёрником предстал расписанный цветными красками, деревянный город с теремами за высокой стеной, с башнями и зубчатым замком.

Вместо лошадей, Озёрник увидел бегущих вокруг себя людей в роскошных цветных одеждах. Они бежали рядом с ним по инерции, пока все до одного не остались позади него, отставая от Озёрника на своих двух ногах… Только теперь мальчик заметил, что больше не сидит на лошадиной спине. И услышав незнакомое ржание, подпрыгнул с испугу – но вышло немного иначе – его копыта ударили о землю и чёрные комья полетели в смеющихся позади людей.

 Человек в белом капюшоне, опущенном до чёрных в обводке глаз, махнул молодому оробевшему жеребцу, призывая подойти ближе.

- Тихо, тихо, мой мальчик, как трудно тебе сейчас, я понимаю, – Озёрник возмущённо заржал в ответ, и уткнулся мордой в протянутую руку. Там уже был готов кусочек сладкого сахара, которым жеребёнок захрустел, чувствуя, что стало намного легче. – Мой мальчик, ты стал свидетелем силы, которой нас наделила Белая Богиня – Крылатая Лошадь! Мы весхи – и люди и лошади.  Мы весхи – единый народ, живущий сразу в двух обликах, сразу в двух измерениях – Верхней и Нижней Весхии.

Ты можешь снова стать человеком, вернувшись обратно. А можешь остаться здесь, чтобы прожить свою жизнь скакуном, которым ты мечтаешь стать. Мы с братьями и сестрами посовещались и решили в день твоего совершеннолетия принять тебя в свой Царственный Табун. Церемония состоится сегодня вечером. Но ты не спеши, конечно, подумай, время ещё есть. Если откажешься, мы всё поймём, и ты сможешь вернуться обратно в любой момент. А пока – добро пожаловать в верхнюю Весхию!

Процессия из людей в роскошных одеяних вошла в город. Впереди шёл вожак табуна, о правую руку ведя юного жеребца. Здесь всё было великолепно – ожили  сказки скрипучего деда, ожили легенды вольных копытных из нижней Весхии. Многоэтажные резные терема, переливались всеми цветами, по мощёным улицам сновали богатые горожане в красных кафтанах.  Озёрник глазам своим лошадиным не верил, не столько от представленного чуда, сколько от пылающего возмущением юного человеческого сердца. Казалось, что перед ним совсем другой народ - вольный, гордый и сытый. Это совсем не те забитые, затравленные люди на озере, голодающие каждую зиму, живущие в землянках и низких гнилых избёнках, не видевшие в своей жизни ничего кроме плуга, да борозды. Озёрник испытал жгучую обиду за свой родной дом, за тех несчастных людей, чей удел борьба за выживание и пребывание в постоянной беспросветной нищете.

За что же вы так мучаете своих братьев? В чём виноваты те, кто никогда не убивал лошадей? Они даже сесть на коня не смеют, не то что руку на него поднять! Почему же нельзя забрать этих несчастных людей сюда, или заступиться и дать грабителям отпор? Почему нельзя прийти на помощь людям из нижней Весхии?

Вожак табуна ответил ему не сразу. Он долго расхаживал из стороны в сторону, подбирая правильные слова. Наконец, уткнулся в шею жеребца, и обняв его, начал свою речь.

— Ты всё правильно говоришь, мальчик мой. Я вижу, что у тебя пылкое и доброе сердце. Но я прошу тебя, остыть и успокоиться. Чтобы выслушать, и не просто выслушать, а услышать меня. Потому что это очень трудно. Принять всё так как есть, смириться и продолжить жить дальше. Потому что таков мир и таковы его законы, которые придуманы не нами. И тот порядок вещей, который сложился веками, мы лишь покорно принимаем, когда приходим в этот мир, и можем только следовать своей судьбе и сохранять то, что создавали наши предки. Нас учат с самого детства, что нижние весхи искупают свои грехи, что мы не должны вмешиваться и помогать им, что посланные на них несчастья скоро прекратятся и нижние весхи вернутся домой. Но это случится, когда снова начнут погибать лошади. Когда разразится страшная война. Только ценой большой крови можно будет спасти несчастное меньшинство. Возможно останутся единицы. И ради чего, скажи, устраивать кровопролитие? Тем более, что их родная земля - это нижняя Весхия. Но её больше нет. Чересмеры скоро займут последние плодородные земли до самой тундры. Слышу, ты спрашиваешь, почему нельзя просто забрать всех сюда? Крылатая Лошадь не даст этого сделать. Нижние весхи погибнут в густом воздухе перехода. Этот путь предназначен только для нас. Да, всё верно, мой мальчик. Ты не принадлежишь нижнему миру. Поэтому тем более успокойся, соберись и прими как есть – правила Крылатой Богини. Живи так, как должен. Не спрашивай как ты оказался у отшельника. Я знаю лишь то, что подобные ему, духи полей, деревьев и озёр – это пришельцы отсюда, с верхней Весхии, которые решили посвятить свою жизнь помощи нижним братьям. Возможно тебя забрал с собой Деревень, чтобы ты продолжил его фанатичный путь. Но ты совершенно не обязан, отшельники - это сектанты, порядочные жители верхней Весхии не должны себя так вести, нужно следовать заветам предков, законам Крылатой Лошади. Мой мальчик, я ожидал встретить отпор от тебя, и мне от этого горько. Но моя совесть от ныне чиста – теперь ты знаешь всё, мы не могли тебя не посвятить, ведь ты наш брат по рождению, ты верхний весх. Теперь же ступай. Посоветуйся, подумай. Никто тебя не будет заставлять, уговаривать. Ты верхний весх. Ты жеребец свободного народа. Помни об этом всегда. А теперь ступай. Ведь ты свободен.

Когда Озёрник вернулся в избушку, дедушка чинил удочку. Он выронил инструмент из дрожащих рук и скупо поздоровался. Деревень поднял удочку, украдкой утёр скупую слезу и дрожащим голосом поинтересовался как всё прошло. Было видно, что он сильно переживает.  Озёрник подошёл к нему и крепко при крепко обнял своего дедушку, как не делал этого никогда…

- Ну хватит. Иди лучше, навести свою вертихвостку…

Оказалось, что Озёрник отсутствовал несколько дней. Уля увидела его и тоже кинулась обниматься. Она призналась, что не удержалась и навестила Деревеня, когда пришла с гостинцами прямо к избушке на сваях, громко проговорив заветные слова, о том, чтобы избушка повернулась к ней передом. Та даже не шелохнулась, - призналась Уля. Но дверь с громким скрипом отворилась. И тогда девушка впервые увидела Деревеня. Она так испугалась, что разбросав гостинцы, кинулась по камышам без оглядки. Оказывается, это жуткое зрелище, дед Деревень! Озёрник хохотал, катаясь по земле и никак не мог успокоиться. Он понял, что дед испугался Улю больше чем она его. Ведь это не дверь громко скрипела, это старый отшельник орал от ужаса, при виде человека.

Озёрник поведал Уле обо всём, что узнал и где был. Он догадывался, как она отреагирует, но что настолько эмоционально, конечно, не ожидал. Её словно бы подменили, заламывая руки Уля ходила из стороны в сторону не в силах стоять на месте. Она спрашивала и переспрашивала беспрерывно, говорила сама – о том как настрадались они все от жестоких поборов угнетателей, от голода и страха, о том что если есть хоть какая-то надежа  изменить порядок вещей, то она готова сделать всё возможное, что от неё зависит. И не только она. Есть ещё несколько молодых людей, которые пойдут на всё.

Уля попросила парня рассказать обо всём молодым ребятам, не вовлекая старших. Озёрник заволновался, не зная, как они отреагируют. Но Уля обещала ему их полное понимание и такую же искреннюю вовлеченность.

Тогда Озёрник сказал, что ему опять пора отлучиться. Ещё на несколько дней. Он понял, что нужно делать. И если его план сработает, рвение молодых людей очень скоро пригодится.

Наступила осень, весь урожай собран. Забеспокоились престарелые отцы и матери – куда так надолго запропастились их взрослые дети. Что не пришли помогать со сбором урожая, то не так страшно, худо бедно справились. Но то что с ними могла случиться беда, сразу с десятью молодцами и одной девушкой, - вот это было невыносимо. Конечно, если на сбор урожая не появились, зная как тяжело их родителям, - значит погибли все. Полегли в чистом поле, или враг полонил и отогнал в южные земли в кандалах, чтобы там пропали все на чужбине… Горестные гнетущие мысли, всхлипы и причитания матерей – так начался очередной календарный год, начался с тревожной осени, когда вольный лошадиный народ готовился отправиться в южные степи, а Деревень не мог объяснить вожаку табуна, куда пропал Озёрник.

Они вернулись.  Повзрослевшие, хмурые, как будто совсем чужие. Вернулись домой не мирные земледельцы. Домой вернулись обученные войны.

Снова чересмеры нахлынули чёрной волной и схлынули, оставив несчастных без урожая…

Но в этот раз всё было по-другому. На утро жители станицы обнаружили всё своё зерно в мешках, совсем неподалёку. Чересмеров нигде не было.

К вечеру вернулись и дети, заговорщически переглядываясь и перемигиваясь.

Старики заметили кровоточащие повязки на плечах и ногах у трёх молодцов, и тогда поняли всё и сразу… Завыли матери, запричитали бабки, пророча всем беду и несчастье. Угрюмые отцы молча схоронили урожай в ямах неподалёку. А потом, отведя ребят от воющих изб, предложили свои силы, понимая, что отступать теперь некуда.

Озёрник привёл их в свой тренировочный лагерь. Который ему помогли основать несколько «сектантов» из верхней Весхии. Те самые фанатичные отшельники, посвятившие жизнь помощи голодающим закрепощённым братьям. Озёрник допытался у Деревеня как можно найти других отшельников, сказав ему, что собирается пойти по их стопам, но ему интересно узнать других таких же как дед. Деревеня Озёрник решил не посвящать в заговор, чтобы лишний раз не тревожить ветхого старика. Итак, тренировочный лагерь был основан. Отшельники кинули клич по своему каналу, и на помощь прибыло несколько настоящих опытных войнов из верхней Весхии. Они то и обучили ребят основным премудростям боя и езде на лошадях. Конный отряд из одиннадцати бойцов был готов дать отпор расслабленному врагу. Ясное дело, что это была капля в море. И войну такой армией не начинают. Но что то нужно было уже  делать, и поэтому план  был таков -   неожиданно напасть на отряд поборников, уничтожить его и возвратить урожай в поселение. Кто-то из толпы посоветовал пойти ещё на одну хитрость – увести подозрения карателей от станицы и отмахнуться на оленеводов, мол так и так, страшные северные войны пробегали мимо станицы, нас не тронули, потому что у нас брать нечего, а ваших бойцов покромсали за зерно, знать оголодали на своем севере, чай в тундре тоже не сладко…

Впервые за последнюю сотню лет чересмеры пришли не за данью. Недалеко от Белой станицы были найдены останки поборников. Такого отпора давно уже не ожидали от безропотных северян, поэтому захватчики были перепуганы, и жаждали скорейшей расправы над непокорными, чтобы не потерять над ними свою пошатнувшуюся власть.  Но сначала, как водится, решили разобраться во всём как следует…

Все улики указывали на север, а допрошенные станичники это подтверждали. Значит верно говорят шаманы, что в тундре зарождается новая угроза — свирепые войны на оленях, способные пошатнуть владычество чересмеров над северными весхами, чтобы самим собирать с них дань!

Чересмерские каратели ушли ни с чем.

А в Белой станице наступили первая зима, когда пищи хватило вдоволь…

Деревень люто осерчал на внука за его обман, самовольство и бунтарскую позицию. Дед перестал разговаривать с Озёрником. Но Уля постоянно охаживала старика, отвлекая его от гнетущих мыслей. Она была счастлива, был счастлив Озёрник. Чтобы совсем уж раздобрить деда, молодые признались ему, что собираются пожениться. Деревень кивнул, стараясь не выдавать волнения и снова занялся своей удочкой, наматывая леску трясущимися руками – вот кто настоящий Озёрник. Дети обняли его с двух сторон. А он заплакал. Видно, совсем раскис дедушка. Совсем ослаб.

 Весной южане вернулись с большим войском. Прошли мимо станиц весхов, никого не тронули, и ушли на север в поисках новой угрозы - северного лесного народа, дерзнувшего поднять руку на хозяев полей.

По слухам за всё время изнурительного похода по бесконечной холодной тундре чересмеры нашли всего пару стоянок северных оленеводов… Ну и досталось же им. Говорят их сожгли до тла, не пощадили никого, ни малых ни старых…

В следующую осень сборщиков пришло в два раза больше. Несколько дружинников Белой станицы решили не вступать в бой в этот раз, слишком не равные были силы… Лишь Озёрник не послушал увещеваний своих войнов и кинулся за сборщиками в догонку. Пришлось и остальным его поддержать. Уля сражалась наравне со всеми, крепко держась в седле, твёрдой рукою управляя богатырским конем. Дружинники помнили о проклятии, что им грозит в случае убийства лошади, а потому действовали предельно аккуратно, слаженно и продуманно. Первый воин накидывал аркан, сбрасывая врага с коня, а второй его  добивал уже на земле – так разбившись по парам кружились в смертельном танце, раскидывая и растаптывая, застигнутых врасплох, сонных и сытых поборников.

Озёрник привычным движением добивал, скинутого Улей всадника, доставая до него длинной трофейной саблей.

Тогда и возник перед ним страшный рогатый зверь с пылающими глазами. Тот самый чудовищный монстр из его ночного кошмара – то был злой таёжных дух. Он кинулся огромными  ветвистыми рогами прямо на Улю. Озёрник развернулся и рубанул со всей силы, удачно дотянувшись до спины дикого чудовищного зверя… Богатырский удар разрубил монстра-оленя на пополам…

Когда сеча закончилась и ни кого из чересмеров не осталось, дружинники, позабыв о собственных кровоточащих ранах, собрались вкруг белой  перерубленной лошади. Озёрник оцепенел, поняв, что он наделал, но виду не подал, сдержался.

- Должно быть это один из врагов разрубил коня, какой же сильный удар! — воскликнул усатый Хатум и повернулся к Озёрнику, заглянув тому в глаза, - ведь так? – Затем он развернулся ко всем остальным и произнёс – да, это был степняк, я точно видел!

Собрав трофейных лошадей, дружинники не повернули в родную станицу, но вернулись в свой лагерь, чтобы снова не расстраивать матерей ранениями и тревожным событием.

Когда начало смеркаться к Озёрнику приблизился Хатум.

- Я всё видел…

- Это олень…

- Какой ещё олень? Ты убил коня!

- Да ты послушай! Этой ночью он приснился мне. Чудовищный клыкастый олень с горящими глазами. Во время битвы этот же олень показался предо мной. Он кинулся на Улю. Он заставил меня.

- Ты должен всё рассказать… Хотя бы своему деду…

- Нет, не могу… Не сейчас… Сейчас я хочу побыть с Улей… Быть может последнюю ночь…

- Ночь? Как ты можешь так рисковать? Тебя же надо сейчас же связать!

Озёрник повернулся к Хатуму, оскалившись на него, как хищник. С минуту они неотрывно смотрели друг другу в глаза. 

– Ты прав! Сделай Это! Прямо сейчас!

Они зашли в овраг за поселением.  Хатум достал из седельной сумки аркан и крепко связал Озёрника. Обсудив ещё немного дела дружины и последнюю битву, Хатум попрощался и оставил Озёрника, обещая вернуться к рассвету.

Уже начинало темнеть, когда Озёрник облокотился на камень и быстро уснул, утомлённый боем. Во сне ему снова явился олень с пылающим взором. Он подошёл к связанному Озёрнику и наклонил к нему клыкастую морду:

- Хотя ты уже проклят, но ты ещё не сломлен. Ничего, я подожду, это лишь вопрос времени.

Озёрник не испугался. Он хотел только справедливого и честного разговора.

- Зачем ты подставил меня?

- Дети. Мои дети погибли от твоих рук.

- Ты говоришь о тех оленеводах, я понял тебя. Но их убийство - разве это моих рук дело? Их же убили чересмеры!

- Нет, только ты виноват в их смерти. Всё началось с тебя… Тобою всё и закончится…

- Да как же с меня? Нас морят голодом степные захватчики! А вы, северные народы, всегда остаётесь не при делах! Не помогаете нам! Прячетесь за нашими спинами! Где же справедливость?

Олень повернулся в удивлении.

- Глупец! Чересмеры не захватчики! Тебе задурили башку! Вы с южными степняками один народ. Однажды вы пришли с юга, и сожгли цветущие города озёрного царства, вы истребили живших здесь людей, всех до одного, каждого от мала до велика. Заложили на пепелищах новые поселения и взяли себе имя истреблённого вами народа весхов. Вот в чём ваша вина – страшная, неискупимая. Духи зеленой равнины, лошадиные боги, имеют силу гораздо большую вашей. Они остались с вами в виде лошадей и постепенно лишили вас всего, вплоть до свободы и воли. Они стали управлять поселениями через отшельников, таких как вы с дедом, они затуманили разум жителей озёр. В итоге южане собрались с силами и подчинили себе беспокойный и кровожадный север. Чтобы обречь своих братьев, бывших завоевателей этих земель, на голодное существование и медленное вымирание. Лошадиный народ упивается местью длинною в века – за чёрное деяние ваших предков вы обречены умирать под тяжким гнётом своих же южных собратьев, и лошади не успокоятся, пока не истребят последнего из вас – око за око, а народ за народ. Жестокая сладкая месть…

Вот и сейчас, вас снова направляют на взаимное истребление, видимо начинает сглаживаться в памяти северян и южан чувство взаимной ненависти и пора его разжечь с новою силою…

Озёрник очнулся, когда начало светать. С облегчением он заметил, что остался в облике человека.

Озёрник не поверил тому, что услышал от бога оленей, но эту версию интересно было обсудить с Деревенем. Превращался ли он этой ночью в волка, Озёрник не знал, да это уже не важно, но чтобы не случилось ещё большей беды, он решился признаться в своём преступлении.

- Что теперь думаешь делать? – Хатум подошёл неожиданно из-за спины, он пристально смотрел в глаза Озёрника, пытаясь найти следы начавшегося обращения. 

- Пойду к деду, ведь ты был прав…

Удар по затылку заставил его провалиться в темноту…

Озёрник очнулся в клетке, вдали от станицы, за убранным чёрным полем, по которому важно гуляли жирные чёрные грачи. Над клеткой летали чёрные во'роны. И клетка была из чёрных прутьев, облитых смолой. Видно, что её построили этой ночью, специально для него торопились.

Первым пришёл Хатум. Он говорил обо всём и ни о чём, вёл себя странно, озирался, смеялся не впопад… Зачем то приплел сюда Улю, признался, что любит её. А его, Озёрника ненавидит. Затем он ушёл. Смеркалось. Озёрник понял, что Хатум задумал что-то не ладное.  Он был простодушным от природы и не умел скрывать своих мыслей.

Наступила ночь, темно хоть глаз выколи.  Появившимся звериным чутьём, Озёрник  определил, что к нему подошел Хатум со своим братом Фокой. Не отвечая на вопросы Озёрника, братья молча кидали под клетку огромными охапками, сухое сено. Озёрник опустил голову чтобы увидеть звериные лапы – нет, по прежнему руки. За что же они с ним так? К чему же такая жестокость?

 Вспыхнуло сено, озарив всполохами каменные лица палачей, которых сразу укрыло от парня густым едким дымом. Дальше всё было словно в бреду. Полетели искры, раздались крики. Густой горький дым и горячее пламя. Первобытный звериный ужас.

В какой-то момент Озёрник словно вынырнул из воды – свежий воздух, теперь он спасен!

Разом вспыхнуло несколько факелов за спиной. Знакомые голоса, звон металла и гудение рожка – друзья его травят, как волка! Над головой просвистела стрела.

Озёрник кинулся в темноту ночи, пытаясь спасти свою жизнь. Разговаривать было уже бесполезно…

Всю ночь он бежал сломя голову, пока совершенно без сил не рухнул мешком в мокрую от росы, мураву. Погони вроде не слышно. Значит сейчас он в относительной безопасности. Озёрник постарался успокоиться. Посмотрел на звёздное небо. Подумал, как было здорово, когда он в детстве купался с лошадьми, и как было здорово, пока лошади не открыли ему свои тайны… И вот она, ещё одна версия, что поведал ему дух-олень. Где же теперь найти её, правду, кому же теперь верить? Змеи кругом! Змеи под боком – самые близкие предают, а он так любил их всех… Ребят и стариков станицы… Когда это случилось и всё пошло под откос? Вчера, когда он убил лошадь? Или гораздо раньше?

Проклятый Хатум всегда его ненавидел! Он и брат его после такого предательства жить не должны! Выход один — убить их обоих! Озёрник должен их убить! Или убьют его! Они не знают, что он останется человеком, ведь он с верхней Весхии – а значит не проклят! И Уля его простит, и они снова будут вместе. Но пока жив Хатум их счастье под угрозой… Озёрник  поднялся, когда уже светало. К нему вернулось самообладание и появилось ясное понимание дальнейших действий.

Озёрник решил отправиться на юг, к чересмерам. Там его не достанет дух-олень, и возможно, там он докопается до истины, хотя правда всегда где-то посередине. Кто знает, может и проклятие на нём всё же есть. Вот и снимут его колдуны, которыми так богаты южные земли.

Озёрник шёл целый день на юг. Не представляя, когда появится первая застава. Так далеко он ещё никогда не заходил. Но был уверен, что чересмеры где-то близко. Звериное чутьё, будь оно не ладно. Оно и вправду появилось! И оно пока только помогало!..

… Лежащего без чувств Озёрника нашёл чересмерский дозорный. Только теперь Макар понял, что не знает как объяснить своё появление здесь, посреди поля, на пути в южные степи. Дозорный сам ему помог:

— Никак с посланием каким срочным? Дааа, ну и беспокойно стало в ваших землях… Снова кровь проливается…

- Да, я с посланием.

Озёрника доставили в крепость. Вверх по винтовой лестнице и снова вниз во двор, вот и покои Наместника.

Перед Озёрником, на возвышении из шелковых подушек, восседал огромный, разжиревший чересмер, изучая гостя маленькими поросячьими глазками. Когда толстяк открыл рот, его голос прозвучал неожиданно тонко, как будто заговорила женщина:

— Кто ты, откуда, что привело тебя к нам, северный житель?

Озёрнику так противен стал этот обрюзгший увалень, так захотелось развернуться… Но нет, никуда ему уже не деться, никуда уже не свернуть… Назад пути нет. И, неожиданно для себя, он произнёс такое, что сам не поверил своим ушам:

– Я знаю кто на самом деле убил ваших людей. Это Хатум. С Белого озера. Хатум и его брат, — произнёс Озёрник и тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно. Перед глазами поплыла довольная морда духа-оленя.

- Ты получишь чин и богатство, если останешься у меня – вдруг холодно отрезал наместник, словно совсем другой человек нависал над ним. Теперь это был невозмутимый военачальник, - Отвечай сразу не раздумывая или проваливай, — готов ли ты служить своему вану?

Озёрник в ужасе попятился. Как он мог докатиться до такого? Как он мог вообще здесь оказаться? И что он наделал? Ведь можно было как-то иначе решить вопрос с Хатумом. Неужели Озёрник способен на такую подлость? Прийти к своему врагу, чтобы отдать ему весхов на растерзание…

- Нет, это не я! Это олень! Это олень помутил мой разум! Проклятый олень! – прокричал Озёрник, зажмурился и завертел головой, пытаясь избавиться от видения красноглазой морды с рогами.

- Что ты несёшь, убогий? Выкинуть его с глаз моих!..

…Когда до станицы оставалось совсем немного Озёрник увидел два шеста. На них нанизаны две головы, — та что похожа на голову Хатума была уже пуста, и в ней светила солнечным лучом сквозь белый череп зияющая дыра… Вторая голова должно быть его брата, её лениво поклёвывал чёрный ворон. Озёрник не стал долго рассматривать лица своих врагов, он быстро проехал дальше. Озёрник успокоил себя — братья заслужили свою участь, ведь это из-за них его обугленный череп лежал бы сейчас в траве… Но чудом обретя спасение, он смог оправиться, правда немного запутался, но кто не ошибается, тем более под воздействием мстительного духа. Главное, что он так и не обернулся в волка, и он снова на коне – удалось придушить доверчивого чересмера, впустившего его к себе в палатку, как гостя, когда Озёрник решил двинуться от заставы в обратную сторону, на север. Удивительная вещь! Убивать чересмеров с каждым разом становится всё легче. Во первых они и не люди то вовсе! А во вторых… Людей вообще не трудно убивать! Стоит только начать, а дальше оно как по маслу – это Озёрник уже успел понять.

Вдруг оказалось, что дальше по дороге стоит ещё два шеста, всё так же с черепами… И тогда Озёрнику стало не по себе… Догадка сверкнула, такая ужасная, что сразу исчезла… Но исчезла лишь на короткое время.

Показалось ещё три шеста с черепами… А за ними ещё четыре, а потом и ещё пять…

Озёрник перешёл на галоп, он скакал до станицы всё быстрее и быстрее, давно уже не считая пустых черепов по краям дороги. Озёрник кричал от безысходной злости во влажное душное небо. Он издалека уже понял… По чёрной туче поднявшегося над Белым озером воронья… Что никакой Белой станицы больше нет...

Обугленные головёшки вокруг, белый пепел, чёрная земля - вот и всё что осталось от его прошлого, смятого, изжитого, растоптанного…

Озёрник вспомнил о дедушке и Уле. А вдруг она там? Вдруг всё ещё жива?  Это ведь её запах! Она точно жива! Озёрник бросился к озеру в свои родные заросли камыша…

В избушке на сваях стояла могильная тишина. В глубине тёмной комнаты на полати лежал дедушка Деревень. Из его груди торчали грибы на тонких ножках, в зелёных, красных и синих шапках. Деревень пророс как трухлявый пень и продолжил давать жизнь всему, что в ней так нуждалось. Озёрник наклонился поближе к лицу, — оно стало пепельно-серым, но продолжало оставаться таким же бесконечно  добрым.

Озёрник вышел наружу. У входа стояла закутанная в платок, старая женщина. Она появилась бесшумно как приведение, откуда только взялась… Озёрник подошёл ближе, и ахнул – Уля! Чумазая, худющая и постаревшая! Но это была она, его родная, живая Уля!

Он кинулся к ней, чтобы обнять. И застыл на месте.

Пустым отсутствующим взглядом она смотрела сквозь Озёрника, не узнавая его. Блуждающие зрачки, тихий жалобный вой. Уля потеряла рассудок.

Озёрник крепко прижал к себе Улю, и долго слушал её тихое жалобное пение, находясь в оцепенении. Потом подумал, что надо бы вернуться к заставе, чтобы убить наместника, который уничтожил его станицу, после чего уйти в тундру и отомстить оленеводам…

А так ли ему это надо? Озёрник прижимал к себе маленькое живое существо, в котором теплилась родная ему душа. Он чуть было не потерял её навсегда. И что теперь, снова покинуть её, снова идти в поход? Когда не осталось тех, ради кого он хотел сражаться, но осталась та, ради которой он хотел жить?

Озёрник посадил Улю впереди себя, и поскакал на восток. Они доберутся до перехода между двух озёр и вместе попадут на изнанку равнины, где оба станут лошадьми, и проведут вдвоём остаток своих дней, долго и счастливо, Там, лишённой рассудка Уле, и не нужно будет ничего говорить.

Лошадьми… Да, мы станем лошадьми! Какое же это счастье, быть лошадьми! Почему же я раньше не мог этого понять? Теперь мы будем только вдвоём - я и моя Уля!

Красное солнце медленно опускалось в пылающее Белое озеро за его спиной, а по другую сторону неба ему навстречу поднималась жёлтая луна.

Озёрник заметил маленькие озёра – его ориентиры, и ускорил бег лошади.

В воздухе ощущалось нарастающее напряжение. 

Всполохи радужного сияния.

Мимо проскакала прекрасная белоснежная лошадь — он узнал её, это Уля! Она пробежала немного вперёд и вернулась обратно, но добежав до Озёрника, испуганно заржала,  развернулась и помчалась от него, как ужаленная.

Озёрник разорвал трепещущее сердце лошади, на которой только что он сидел верхом. Озёрник боялся отвести от удалявшейся Ули глаза, потому что понял, что как только потеряет её из виду, он тут же исчезнет. Ведь его прежнего, по сути уже давно не существовало, и только Уля заставляла его человеческое сознание сопротивляться неизбежному.

Поэтому, не шелохнувшись и не дыша, он смотрел убегающей лошади вслед. Озёрник прощался с Улей навсегда. Он пытался как можно дольше растянуть последние мгновения, перед тем как она растворится в дымке на горизонте.

Далеко-далеко ускакала в поле молодая лошадь, превратившись в белую точку, пока окончательно не растаяла.

Над широкой бескрайней равниной раздался протяжный вой одинокого волка.