Глава сорок девятая

ФЕВРАЛЯ, 13-ГО ДНЯ 1917 ГОДА

ИЗ ДНЕВНИКА ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ II:

«13-го февраля. Начало Великого поста
Хороший нехолодный день. С 10 час. принял: Григоровича, Риттиха и Гурко. Последний меня задержал настолько, что я опоздал вовсе к службе и пошёл наверх к Ольге и Алексею. Завтракал Замойский (деж.). по случаю моего уланского праздника.
Принял Абациева — командира 6-го Кавк.[азского] арм.[ейского] корпуса. Долго гулял. В 6 ч. принял кн. Голицына и поехал в пещерный храм. Вечером читал».

О ЧЕМ ПИСАЛИ ГАЗЕТЫ 12-ГО ФЕВРАЛЯ 1917 ГОДА.

«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ ВЕСТНИК»:

«ВОЙНА.

ОТ ШТАБА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО.

З а п а д  н ы й  ф р о н т.
Наши разведывательные части, после артиллерийской подготовки, ворвались в окопы противника к западу от д. Яблоница (что северо-восточнее Коросмезо) и захватили 26 пленных.
В районе Сморгони противником была произведена газовая атака, причем в течение семи часов было выпущено восемь волн.

Р у м ы н с к и й  ф р о н т.
Перестрелка и поиски разведчиков.
Нападение турок на наши части, находившиеся севернее Сивасского шоссе, было отбито огнем и контратакой.

К а в к а з с к и й  ф р о н т.
Наши разведчики внезапно атаковали сторожевое охранение противника близ западного берега Ванского озера, отбросили турок с большими потерями и взяли в плен 4 офицеров и 33 нижних чинов».

ТЕЛЕГРАММЫ

З а п а д н ы й  ф р о н т.
РИГА, 11-го февраля. Поиски разведчиков на всем фронте усиливаются. Наши разведчики успешно выполняют свои задачи и после удачных поисков благополучно возвращаются к своим окопам. Неприятель везде чрезвычайно усилил свои сторожевые посты и дозоры, при малейшем движении подымая тревогу.
На дорогах, ведущих к германскому расположению, наблюдается сильное движение обозов. Германцы видимо подвозят большое количество новых снарядов и военного снаряжения. Боевым действиям мешают непрекращающиеся сильные морозы. На фронте выпало огромное количество снега, окутывающего поля густыми пеленами.
Воздушная разведка интенсивна. 10-го февраля в 4 ч. пополудни вражеский фоккер кружился над Ригой, но обстрелянный нашими орудиями он, очевидно, получил повреждения, так как, спасаясь от нашего обстрела, все время летел обратно к германским позициям под сильным креном. (ПТА).

Ф р а н ц у з с к и й  ф р о н т.
ГАВР, 11-го (24-го) февраля. Бельгийское официальное сообщение:
«По всему бельгийскому фронту происходили действия артиллерии. Ожесточенная борьба при помощи ручных гранат наблюдалась в районе Стеенстрате и Хетсаса». (ПТА).
ЛОНДОН, 11-го (24-го) февраля. Официальное сообщение британской главной квартиры во Франции, от 11-го февраля, вечера:
«Под непрерывным давлением наших войск германские войска эвакуировали сегодня новые важные позиции на обеих берегах реки Анкра. Мы сделала значительные успехи к югу и юго-востоку от Миромона на фронте протяжением в 1 милю и вступили в деревню Пти-Миромон. Мы также выдвинули вперед нашу линию на фронте протяжением более 1 1/2 мили, к югу и юго-востоку от Серр.
С другой стороны германцы ночью к западу от Ланса овладели одним из наших постов, который мы, однако, отбили немедленно произведенной контратакой. В течение всего дня и ночи происходила с большими перерывами артиллерийская перестрелка на обоих берегах реки Соммы, к юго-западу от Арраса и югу от Ипра». (ПТА).
ПАРИЖ, 11-го (24-го) февраля. Официальное сообщение от 11-го февраля, 1 час. дня:
«Вчера вечером один из наших отрядов проник в неприятельские линия к северу от Сенона, в Вогезах. Сегодня утром после ожесточенной бомбардировки германцы безуспешно пытались произвести набег на наши траншеи у Виссембаха. На остальном протяжения фронта ночь прошла спокойно.
Один из наших дирижаблей бомбардировал работавший завод в районе Бриэ и после этого благополучно возвратился на свою базу. Наши аэропланы сбросили 400 килогр. взрывчатых веществ на германские расположения у леса Спенкур. (ПТА).
ПАРИЖ, 11-го (24-го) февраля. Официальное сообщение от 11-го февраля, 11 часов вечера:
«На всем протяжении фронта происходила обычная артиллерийская перестрелка. За исключением двух безуспешных попыток неприятеля произвести набег на наши траншеи у Виолю (в Альзасе) не происходило никаких действий пехоты». (ПТА).

И т а л ь я н с к и й  ф р о н т.
РИМ, 12-го (25-го) февраля. Официальное сообщение итальянской главной квартиры от 11-го февраля:
«На фронте происходила обычная деятельность артиллерии. Наши батареи рассеяли неприятельскую колонну в долине Секстена (Драва). Несколько неприятельских разведывательных партий отбито нашими войсками, при чем мы захватили пленных. В районе к юго-востоку от Торицы мы произвели набег на неприятельские траншеи около Вертойбы и захватили здесь несколько пленных». (ПТА).

Б а л к а н с к и й  ф р о н т.
СОЛУНЬ, 8-го (21-го) февраля. Несмотря на дурное состояние погоды сегодня происходила довольно оживленная артиллерийская перестрелка. Никаких пехотных действий не предпринималось. (ПТА).
СОЛУНЬ, 9-го (22-го) февраля. На фронте ничего существенного не произошло. (ПТА).

В о й н а  н а  м о р е.
ПАРИЖ, 11-го (24-го) февраля. Из Гавра сообщают:
«Бразильские пароходы «Таquerу» и «Тihagу», отплывшие с острова Св. Винсента 18-го и 22-го января, сегодня прибыли сюда. (ПТА).
ПАРИЖ, 11-го (24-го) февраля. Согласно телеграфному сообщению американского консула на острове Мальте, американский миссионер Роберт Гэден погиб на пароходе «Аthоs», потопленном германской подводной лодкой. (ПТА).
ПАРИЖ, 12-го (25-го) февраля. Официальный список потопленных судов от 12-го февраля, 7 часов вечера:
«11-го февраля потоплен английский пароход «Dоrоthу» в 3.306 тонн». (ПТА).
ПАРИЖ, 12-го (25-го) февраля. Официальный список потопленных судов:
«10-го февраля потоплен норвежский пароход «Nуlаnd» и французское парусное судно «Jаsоndе». 11-го февраля потоплен «Sаlаmis», принадлежащий греческой компании. (ПТА).
 
ВОЕННЫЙ ОБЗОР:

«Н а  г л а в н о м  р у с с к о м  ф р о н т е.
На фронте рижских позиций противник продолжает оставаться пассивным. Артиллерийские состязания усиливаются лишь на некоторых участках, примыкающих к району Калнцема. Обе стороны бдительно следят друг за другом и, несмотря на холодное время года и довольно большие морозы, продолжают настойчивое ведение воздушной разведки. Успешная деятельность наших летчиков во время последних боев на северном фронте заставляет немцев, как отмечает наша печать, принять целый ряд экстренных мероприятий, заключающихся, главным образом, в устройстве наиболее быстрой передача сигналов тревоги для каждого отдельного взвода противоаэропланных батарей.
С этой целью германцами приступлено к устройству совершенно отдельной телефонной сети, обслуживающей нужды исключительно только одной воздушной обороны. Также обращено внимание противником на облегчение своим летчикам ориентироваться в воздухе с тем, чтобы скорее обнаружить наших воздушных разведчиков. С этою целью у противника установлены особые воздухобойные батареи, которые, давая несколько отдельных выстрелов, указывают направление своим летчикам, откуда к ним приближается наш самолет. На земле в это время раскладываются специальные стрелообразные белые полосы материи, которые также служат указателями вышеотмеченных направлений. Зимою на снегу такие же полосы раскладываются из темных материй.
Боевые действия на нашем фронте, от моря до моря, за последние дни совершенно почти затихли и ограничиваются только лишь самой обыкновенной разведкой отдельных партий с обеих сторон.
Сравнительно менее спокойным остается Львов—Тарнопольское направление в районе Злочева и Зборова, где противник с теми же разведывательными целями производит частичные пехотные атаки, сила которых доходит иногда до нескольких батальонов. Последний случай подобной атаки был отмечен 9-го февраля против нашего участка позиции у селении Звижень (в 20 верстах к востоку от Злочева). Здесь австро-германцы после часовой артиллерийской подготовки двумя батальонами трижды бросались в атаку против наших частей и им даже удалось ворваться в наши окопы, но не надолго, так как подоспевшими частными нашими поддержкам они были отброшены обратно за свои линии.
Вообще на Злочевском направлении, несколько севернее города Зборова, противник видимо имеет довольно сильную артиллерию, состоящую из тяжелых и легких батарей, которая и сосредоточивает свой сильный огонь по отдельным участкам наших позиций. Нервность, которую проявляет противник на Львов-Тарнопольском направлении, объясняется постоянной его тревогой за судьбу ответственного района, прикрывающего собою на расстоянии каких-либо 80 верст важнейший центр Галиции—город Львов.
Австро-венгерцы, как это неоднократно отмечается нашей печатью, с немалой тревогой взирают на подготовительные работы наших южных армий, полагая, что если при помощи немцев им не удастся отбросить русские армия с Карпат, то таковые неминуемо вторгнутся в ближайшем времени в пределы Венгрии. Некоторые венгерские газеты сознаются, что бывшие до сих пор попытки остановить русских в этом наступлении совершенно не удались и методическое проникновение последних неизменно продолжается.
Относительно известной уверенности твердого положения на фронте наших юго-западных армий против Ковеля, Владимира-Волынского и Сокаля говорит тот факт, что за последнее время главнокомандующий этими армиями разрешил, как сообщают наши газеты, вернуться из внутренних губерний трудоспособным беженцам на Волынь, с привлечением их к полевым работам в ближайшей к фронту полосе, при условии обеспечения их инвентарем и пристанищем.
Усиливая свою мощь, германцы производят до сих пор самые энергичные формирования, к участию в которых привлекаются для этой цели все доступные для противника элементы, вне зависимости от их национальности. Однако, наибольшие надежды немцев, возлагавшиеся в этом случае на Польшу, по-видимому, не имеют серьезных оснований. Как можно судить, по словам полковника Сикорского, начальника Варшавского бюро по записи рекрутов в польскую армию, в настоящее время сформировано польских частей не более, двух-трех дивизий, что составит в общем всю польскую армию, с прежними легионами, приблизительно не более ста тысяч человек. Естественно, что при таком наращении польских сил едва ли можно рассчитывать, чтобы они могли оказать существенное влияние на ход военных действий на обширном главном русском фронте, где общее число неприятельских бойцов доходит до двух миллионов человек.
О появлении новых польских частей в боевых линиях русского фронта до сих пор еще сведений никаких не имеется и возможно, что таковые и не скоро здесь появятся, так как поляки сами по-видимому не торопятся с этим вопросом, стремясь возможно дальше удержать национальные свои войска на местах внутри родной территории, что при известных взаимоотношениях между поляками и немцами является не лишним актом предусмотрительности».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРА Е.А. НАРЫШКИНОЙ - КУРАКИНОЙ:

«Начала говеть. Какое счастье иметь возможность бывать на этих чудных службах, для себя одной пока, не выходя из дому. Завтра открытие Думы. Вчера было маленькое собрание у их величеств — музыка и декламация. Я не приглашена! Я буду причащаться вместе с ними, чтобы найти мир в моей душе по отношению к ним, — и так как я уже сказала об этом императрице, то потом я перееду в Петроград на месяц» (Нарышкина. Е.А. Мои воспоминания. Под властью трех царей. Новое литературное обозрение. 2023).

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА АННЫ ВЫРУБОВОЙ:

«С середины декабря до конца февраля было затишье на фронте, и Государь находил свое присутствие в Ставке излишним. Он получал каждый день к вечеру сведения по прямому проводу. В бильярдной Государя были военные карты; никто не смел входить туда: ни Императрица, ни дети, ни прислуга. Ключи находились у Государя. Когда начались снежные заносы, вопрос о продовольствии сильно волновал Их Величества».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ПОДРУГИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЮЛИИ ДЕН:

«После того как мой муж приехал на несколько дней на побывку, Государь послал за ним и внимательно выслушал его, задавая ему точные вопросы, чтобы выяснить ряд деталей. Сами мы его ни о чем не расспрашивали. Выяснилось, что муж целых два года участвовал в постановке минных полей, и Государь заметил, как плохо он выглядит.
- Дену нужен отдых, - проговорил Его Величество. - Я оставлю его при Себе.
Но осуществить это намерение Государю так и не удалось. Мужа вызвал к себе морской министр, и ему было предписано в течение двадцати четырех часов отбыть в Англию вместе с генералом Меллер-Закомельским, чтобы, по повелению Государя, вручить ордена ряду английских офицеров. Когда они прибыли в Англию, ни они сами, ни их английские хозяева еще не знали, что в России произошел переворот, поэтому в их честь был устроен великолепный официальный прием. Почти сразу после этого всем стало известно о том, что случилось в России, и вручить Царские награды стало невозможно. Любопытно, что сталось с этими наградами?
Перед тем как отправиться в Англию, муж попросил меня приехать к нему. Обещать это я ему не могла. Хотя я горячо любила его, я полагала, что мой долг остаться с государыней.
- Нет, Карл, - сказала я мужу. - Пока я не могу обещать ничего. Но если дела наладятся, я к тебе приеду.
После того как муж отплыл, я чувствовала себя совершенно несчастной. Однако я готова была на любые жертвы ради Императорской Семьи. Слишком горячо я Их Всех любила.
На этот раз Государь намеревался остаться с Семьей, но однажды утром, после аудиенции генералу Гурко, он неожиданно заявил:
- Завтра Я уезжаю на Ставку.
Ее Величество удивленно спросила:
- Неужели Ты не можешь остаться с Нами?
- Нет, - ответил Государь, - Я должен ехать» (Ден Ю. А. Подлинная царица. М.: Вече, 2009).

ИЗ КНИГИ ВОСПОМИНАНИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ М.В.РОДЗЯНКО:

«Стороной я узнал, что государь созывал некоторых министров во главе с Голицыным и пожелал обсудить вопрос об ответственном министерстве. Совещание это закончилось решением государя явиться на следующий день в Думу и объявить о своей воле — о даровании ответственного министерства. Князь Голицын был очень доволен и радостный вернулся домой».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ГЕНЕРАЛА В.И. ГУРКО:
«Накануне своего отъезда я в последний раз побывал с докладом у императора, выяснив во время этого посещения, когда он намерен возвратиться в Ставку. Я проинформировал государя о телеграмме, полученной мной от генерала Алексеева, в которой сообщалось о его намерении прибыть в Могилев примерно 5 марта. Царь не имел сведений о течении болезни Алексеева и выразил удивление, усомнившись в том, что генерал достаточно оправился. Я мог успокоить его величество, так как некоторое время назад получил подробный доклад о состоянии здоровья генерала Алексеева. Узнав от императора, что он предполагает прибыть в Ставку 7 марта, я сказал, что его величество, скорее всего, еще застанет меня там, так как мне потребуется несколько дней для передачи Алексееву дел и для того, чтобы обсудить с ним текущее положение» (Гурко В. Война и революция в России. Мемуары командующего Западным фронтом. 1914—1917. — М.: Центрполиграф, 2007).

ИЗ КНИГИ ЧЛЕНА РСДРП(б) Н.Н. АВДЕЕВА:

«В Петербурге были сходки студентов, на которых были приняты резолюции политического характера и объявлены однодневные, двухдневные и трехдневные забастовки – отчасти в знак протеста против бывшего суда над депутатами, отчасти в виду предстоящих политических выступлений.
В тот же день вечером происходили митинги на петербургских заводах и распространялась революционная литература. На некоторых заводах принималось постановление -14/27 февраля не выходить на работы, выставлялось требование о создании Временного Правительства и указывалось на необходимость встать на путь революционной борьбы, чтобы завоевать в первую очередь свободу коалиции, равноправие национальностей и амнистию всем политическим».

ИЗ ДНЕВНИКА ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА М. ПАЛЕОЛОГА:

«Понедельник, 26 [13] февраля 1917 года
Продовольственное положение в Молдавии с каждым днем ухудшается: румынская армия получает рацион ниже нормы, а гражданское население умирает от голода.
Естественным результатом физиологического бедствия стала страшная эпидемия тифа.
По мнению генерала Бертло, единственным выходом было бы наступление к северу от Добруджи, которое освободило бы рукав Дуная и открыло, таким образом, путь для доставки продовольствия. Но генерал Гурко отказывается предпринять это наступление, которое, кажется ему, чрезвычайно опасным и которое к тому же не согласуется с его стратегическими планами.
Румынское правительство, должно быть, понимает теперь, какую огромную ошибку оно сделало, объявив войну немецким державам и не урегулировав во всех подробностях вопрос о содействии, на которое оно могло рассчитывать со стороны русских. Не надо было ждать до 17 августа 1916 года, чтобы наспех заключить военную конвенцию; генеральным штабам, русскому и румынскому, следовало еще в январе 1915 года договориться о практических условиях возможного союза; они тотчас констатировали бы, что железнодорожное сообщение между обеими странами оказывается недостаточным для военного транзита и что надо было бы, по крайней мере, утроить число путей; тогда секретно подготовили бы эту работу, собрали бы материал, скомбинировали бы весь технический механизм и всю административную организацию, которые необходимы для осуществления обширной программы перевозок.
Наконец, к стольким неосторожностям и ошибкам не следовало прибавлять внезапного, непоправимого непризнания конвенции Рудеану.
Я коснулся несколько дней тому назад этого деликатного вопроса в разговоре с Братиано. Вот резюме его тезиса, который история оценит, когда у нее в руках будут все документы:
«Военная конвенция, которую полковник Рудеану подписал в Шантийи 23 июля с.г., была лишь проектом, представленным на утверждение румынскому правительству. Главные решительные переговоры продолжались в Бухаресте между генералами Илиеско и полковником Татариновым. А ни тот ни другой никогда не имели в виду плана русско-румынского вторжения на юг от Дуная, как постановлено было в Шантийи. Впрочем, разве этот план не был очень опасен? Зайдя на болгарскую территорию, румынская армия оказалась бы в самом критическом положении, если бы немцы, успев форсировать Карпаты, отрезали ей отступление по Дунаю... Что касается тайных переговоров между Бухарестом и Софией, то верно, что Родославов делал Братиано косвенные заявления, предлагая нейтралитет Болгарии. Но эти предложения, в которых легко было распознать обычное коварство царя Фердинанда, едва заняли внимание румынского кабинета, и лично Братиано никогда не верил, что Болгария останется нейтральной».
Во время этого национального испытания, — одним из самых жестоких, которому когда-либо подвергалась какая-нибудь страна, — король Фердинанд, королева Мария и Братиано проявили себя самым блестящим образом. В этом отношении все доказательства, которые мы получаем из Ясс, единодушны. Своей хладнокровной и в то же время неукротимой энергией король поддерживает мужество нации и сплачивает всех на защиту флага; просто и авторитетно он блестяще выполняет свои профессиональные обязанности и как монарх и как лидер страны. Братиано демонстрирует такую же силу характера, спокойствие и взвешенную силу духа; как и король, он так же мужественно воспринимает необходимость приносить большие жертвы. Что же касается королевы, то ее патриотизм принимает просто героическую форму; от нее исходит восторженная и полная душевной доброты страсть, восторженная и рыцарем горячность, что-то от священного пламени. Она уже, возможно, стала самой легендой, ибо ее гордая и обворожительная красота является самим воплощением ее народа».

ИЗ ДНЕВНИКА МОСКОВСКОГО ИСТОРИКА МИХАИЛА БОГОСЛОВСКОГО:
«26 февраля. Понедельник.
Опять морозная погода, но на солнечной стороне улицы тает; весна все же начинает вступать в свои права. Наивным мне представляется это сваливание вины в продовольственном кризисе на правительство. С одинаковым правом можно бы винить его за стоящие теперь морозы и за происходящие на юге России вьюги и снежные заносы. Экономические явления — такая же стихия, как и метеорологические».