Остров Счастливый

Михаил Михлин

                Остров Счастливый

           На одном очень далёком острове, затерянном в совершенно бескрайнем океане, жили некоторое время в мире и полном согласии две птицы. Одну из них звали Грэмма, а вторую Грэмм, и были они супружеской парой.
          Если браки между людьми "совершаются на небесах", то птичьи браки и подавно. Грэмма и Грэмм любили друг друга и прожили вместе много лет. Так много, что уже не помнили тех времён, когда были маленькими птенцами, и даже тех времён, когда были молодыми, полными сил птицами, взмывавшими в восходящих потоках воздуха вверх к облакам и выше, выше – прямо к яркому полуденному солнцу…У птиц короткая память, впрочем, как и у людей – мы ведь во многом на них похожи…
        На этом, созданном Богом и им же потерянном где-то в океанских просторах острове, Грэмма и Грэмм оказались случайно, или… Это «или» всегда возникает у меня в голове, когда я думаю о Нём ясными осенними ночами, глядя в бесконечное небо, с которого время от времени срываются звёзды.Счастливые или несчастные, они летят в неизвестность, и каждая из них может стать одиноким островом в безбрежном океане, случайно – «Или?..» Вот Вам и вопрос, который сначала мучил меня, а потом я с ним смирился и принял необъяснимость некоторых жизненных явлений как данность и мне, стало легче…
 В том месте, где Грэмма и Грэмм родились и жили,климат довольно суров. Ветра дуют почти постоянно. Бури и шторма там дело привычное.Однажды, поздней осенью, море совсем разбушевалось, а ветер был такой сильный, что вода стала белой от пены, такой же белой, как небо, с которого летел снег, который даже не долетал до воды, потому что его уносило ветром в сумрачную даль, в которой море соединялось с небом….
Всё местное птичье население пряталось в скалах, но огромные волны иногда добирались и в самые укромные птичьи места. И вот одна гигантская волна своей зелёной лапищей подхватила Грэмму и Грэмма, подбросила их высоко вверх, а там уже ветер безумный от силы, от лихости своей подхватил и понёс несчастных птиц, не давая им даже расправить крылья.
        Сколько дней несла их буря ни Грэмма, ни Грэмм не знали. Дни были похожи на ночи, а ночи на дни, и птицы не могли понять, когда они сменяли друг друга…  Им было страшно и холодно несмотря на то, что тела их были покрыты пухом и обильно смазаны жиром. … Чудом было то, что они остались в живых, чудом было и то, что буря не разлучила их...
        Закончилась она внезапно. Если представить её как большую хищную птицу, то можно сказать, что она устала, разжала свои когти и добыча выскользнула их них. Грэмма и Грэмм упали в воду и от этой неожиданной радости чуть не утонули. Они барахтались в тёплой воде, то приближаясь, то отдаляясь друг от друга, радуясь удивительному своему спасению, издавая непонятные звуки скрипучими, надорванными от пережитого страха голосами. С удивлением смотрели они друг на друга, касались крыльями, стараясь увериться в том, что они живы… Грэмма и Грэмм были так счастливы, так рады своему чудесному спасению, что забыли даже оглядеться.
         А когда огляделись, то увидели, что буря принесла их к большому острову, одна сторона которого была почти отвесной скалой, а другая пологая уходила в океанский простор, которому не было ни конца, ни края…
Море вокруг  острова было покрыто мелкой рябью, но на пологой его стороне в маленьких и больших заливах был полный штиль, там сверкало полуденное солнце, брызгами которого казались серебристые рыбы, выпрыгивавшие высоко из воды… Туда и поплыли Грэмма и Грэмм, живые и счастливые… Наконец, они выбрались на берег почти без сил, повалились на траву и сразу заснули…
          Спали они долго, а проснулись не от завываний ветра, не от ударов волн о скалистые берега и не от криков сородичей, а от полной невероятной тишины, которая наполняла всё вокруг. Нарушила её, конечно, Грэмма – женщинам свойственно кричать и от горя, и от радости – и она закричала, вспомнив, как она это делала в той далёкой стране, где она родилась. Крик её, сначала громкий, долетел до высоких скал, затерялся в их расщелинах и быстро затих. И опять всем овладела тишина полная, если не считать сонного шуршания прибоя о песок и плесков резвящихся на рассвете рыбёшек.
          Вспомнив о голоде, Грэмма и Грэмм бросились в воду и долго насыщались, изредка прерывая трапезу радостными криками. Потом, усталые и сытые, они выбрались на берег, почистили друг другу перья, проверили их в полёте, облетев остров, облегчились и снова плюхнулись в залив насыщаться. Потом пришла вечерняя прохлада и ночь, а утром следующего дня всё повторилось. И стало повторяться день за днём, пока у них не появились дети – сначала желторотые птенцы, потом озорливые пострелы, перерастающие в нагловатую молодёжь, потом пошли птичьи свадьбы, внуки без числа, а потом… Жизнь она так устроена, что в ней почти всё повторяется… Вспомните свою жизнь и вы согласитесь с тем, чтоповторение состояний счастья и несчастья и есть тот жизненный ритм, который иногда от нас зависит, иногда и не…
            Впрочем, я отвлёкся, а между тем население маленького острова в океане – назовём его – остров Счастливый, с каждым годом увеличивалось. И жизнь на нём вполне соответствовала его названию. Птицы могут жить долго, если не становятся пищей хищников разных видов или не становятся жертвами аномальных явлений природы, которых счесть-не перечесть на нашей матушке Земле. Но ни того, ни другого на Счастливом острове не было. И птичье племя прожило счастливые пять лет, омрачённые лишь небольшими семейными склоками и скандалами, которые возникали по пустякам и кончались также быстро,как и начинались. Иногда сами собой, иногда после редких, но действенных ударов по голове крепкими клювами мудрых птиц(были на острове и такие…), которые понимали, что спокойстве и есть дар Всевышнего и нарушать его грех наказуемый(Вот некоторым людям их бы маленькие птичьи мозги…).
        Остров Счастливый никого к себе не звал со стороны, но никого и не отпускал. Были, особенно среди быстро взрослевшей молодёжи, такие любознательные особи, которые пытались заплыть подальше, но их тут же уносили сильные течения, окружавшие остров, такие сильные, что даже крылья не помогали вернуться беглецам. Иногда с выветренных скал сами собой падали камни и убивали зазевавшихся птиц, их маленькие тела с расправленными крыльями становились застывшими и большими, и ещё долго качались в прибрежных водах, напоминая оставшимся в живых, что жизнь бывает опаснойи что умереть можно не только от старости. Однако испуганные птицы быстро забывали о несчастьях, потому что счастья вокруг них было гораздо больше и было оно естественным и повседневным, не требующим больших усилий.
          Птицы третьего и четвёртого поколений Греммы иГремма летали плохо за ненадобностью, определённой беспечным образом добывания пищи, который предполагал хорошее уменье плавать и нырять.Летали они редко, под настроение – погулять, подышать, проветриться.Иногда просто, чтобы уединиться от сородичей и их бесконечного гогота. Но летать они могли недолго – быстро уставали, излишний вес вызывал у них одышку и физическую, и моральную, они возвращались на землю, совершая весьма жёсткие, болезненные посадки, которые уменьшали их желание снова взлетать.
            С пятого по девятое поколение праправнуки Грэммы и Грэмма совсем летать не умели. Вместо этой птичьей функции у них развились другие функции, менее птичьи. Они, например, научились кричать гораздо громче, чем Грэмма и Грэмм. И это понятно, поскольку им приходилось перекрикивать множество собратьев, чтобы высказать собственное, в общем-то ничем не отличающееся от других мнение, по какому-нибудь маловажному текущему вопросу на форуме, который ежедневно происходил на вершине самой высокой скалы, куда малоумеющие и неумеющие летать птицы добирались прыжками по довольно крутому каменистому склону с большим риском для жизни.
Но жгучее желание высказаться притупляло страх и давало им силы на эти восхождения. Бывали и падения, но это их не останавливало.
            Добравшиеся, на всегда скользкую каменную площадку, на самом верху скалы, они сразу же начинали высказывать(выкрикивать) своё мнение, толкаясь, практически ненужными им крыльями. Из-за отсутствия культуры общения(Сами подумайте – откуда ей быть у птиц на совершенно отрезанном от остального мира острове), форум на вершине был похож на городскую толкучку с перебранками и драками, с которой иногда летели вниз неудачливые ораторы, изначально не имевшие шансов быть выслушанными, а тем более понятыми.
Я уже говорил, что птицы очень похожи на людей. Казалось бы, при их-то счастливой жизни, ну о чём можно так ожесточённо спорить, что и кому доказывать?!И тем не менее череда прыгающих к вершине опасной скалыпернатыхне убывала, а только становилась шире и опасней. Грэмма и Грэмм с удивлением и болью смотрели на эту прыгающую вверх по склону семейную, в общем-то очередь. Иногда они в полёте успевали подхватить за шиворот, склонных к падению, но что они могли практически в одиночку…Число птиц, решивших совершить обряд «фарисейства», не уменьшалось, а вот население острова стало сокращаться…
          Надо было что-то делать. И Грэммы несколько раз взлетали на местный форум, пытаясь словом праведным урезонить ораторов. Но слова их тонули в птичьем грае так, что расслышать их никто из многочисленного и многоголосого семейства не мог. Огорчённые родители оставили свои тщетные попытки справиться с этой напастью, к тому же, вскоре поток восходивших, вернее восхопрыгающих, сам по себе стал убывать, поскольку последующим птичьим поколениям не только летать, но и подпрыгивать становилось тяжело, и добраться до высокого форума они не могли.
           Эти ленивые разжиревшие поколения придумали для себя новый способ общения – они после обильных трапез разваливались на пологих песчаных берегах, подставляя яркому солнцу округлые животы и объевшиеся слабо покрикивали, поворачивая головы то влево, то вправо, сами не понимая, зачем они это делают, поскольку их лево ничем не отличалось от право.
Солнечные и тепловые удары стали повсеместными. Некоторые из птиц не могли спускаться в воду самостоятельно. Они просто лежали и ждали того момента, когда более-менее большая волна стащит их в воду, где они снова начинали самоотверженно питаться.  Некоторые и этого делать не могли, они просто лежали на берегу, тяжело дыша, с открытыми ртами. Грэмма и Грэмм вместе со своим потомством из первых поколений, метались в воду за рыбой и кидали её сверху, иногда попадая в открытые ожиданием клювы обездвиженного потомства. На «Счастливом острове» не было мух или муравьев, способных доедать невостребованную рыбу, но по ночам из воды выползали прожорливые крабы, бегавшие боком, но быстро. Они и подъедали сначала только остатки, а потом эти обнаглевшие разбойники объединились в стаи и начали нападать на беззащитно-безвольных птиц, затаскивать их с берега в воду, а там… только пух плавал по воде да птичьи перья…
           Как говорится – беда не приходит одна, и Счастливый остров превратился в Колизей с безнадёжно проигрышными гладиаторскими боями. Крепкие, острые клювы птиц, которые раньше разбивали тёмные панцири крабов с одного удара, теперь не приносили им никакого вреда, а только слегка мешали их жестокой охоте. Грэммы «со товарищи» отбивались бесстрашно, но силы были не равны и всё бы кончилось полным уничтожением семейства, если бы Он – Всевидящий, не заставил ветер задуть, не затянул бы небо тёмными тучами, не заставил бы огромные волны налететь на остров со всех сторон. Оставшиеся в живых птицы с горем пополам поднялись на высокие скалы, забились в трещины, куда океанские волны не смогли добраться. Эти же огромные волны унесли куда-то прожорливых крабов. Куда унесли?Только Ему одному и известно…
        Через три дня шторм кончился. Опять выглянуло солнце и вроде бы всё вернулось «на круги своя», ан нет! Кинулись в воду изголодавшиеся птицы за пропитанием, а рыбы возле острова нет, как нет и крабов, и моллюсков. Ни одного даже самого маленького рачка, ни одной самой маленькой рыбки. Остались только зелёная трава на берегу, да водоросли морские. Таким было их счастливое спасение на Счастливом острове.
            Похудело птичье семейство, на травяной диете, роптать начало. И, конечно, винили во всём Грэмму и Грэмма, за то, что они родили детей своих в несчастливое время на несчастливом острове. Будто и не было десяти спокойных, сытных, а значит счастливых лет. Стали обвинять ихв том, что не научили летать и выживать, что пустили всё на самотёк, что не ругали и не наказывали, когда того требовалось, и ещё грехов нашли всяких на три пожизненных, только забыли эти птичьи присяжные, что детей своих они воспитывали сами, а те детей своих тоже сами, а те своих сами… А те... Но винить себя непривычные, они постановили Грэмму с Грэммом выгнать с острова и выгнали – чуть не заклевали.
        Стали Грэмма и Грэмм на крыло, несколько раз облетели остров, покричали обиженно, поскольку плакать птицы не умеют, умеюттолько кричать тоскливо, когда им плохо…Облака к тому времени темнеть стали – в тучи превратились, и ветер крепчал, и вскоре пришла к острову та самая буря, которая принесла их сюда десять лет назад. Они даже оглянуться на Счастливый остров не успели. Как онаподхватила их и понесла, и снова ночи и дни слились воедино, свет и мрак, холод и страх били их ознобом, пока не долетела буря до родных холодных вод в дальней стране, где они родились. Бросила она их в бурлящее море возле скалистых угрюмых берегов, которые показались им лучше всех самых «Счастливых» островов в этом непонятном огромном мире, где так трудно жить, а тем более быть счастливым…
        Ветер у родных берегов, как всегда, был сильным, волны высокими и не очень приветливыми, но что-то знакомое…. Очень знакомое чувствовалось в холодном морском воздухе. Посмотрели друг на друга Грэмма и Грэмм и вспомнили, что так пахнет весна. Грэмма, как и положено женщине в таких случаях, закричала, сама удивляясь своему забытому умению кричать, оглянулась на Грэмма, взлетела и уверенная в том, что он последует за ней, полетела к высоким серым скалам – искать укромное место для нового гнезда.
             Птицам так же, как людям, часто снятся сны и потому они вскрикивают по ночам, ведь в этих снах всегда есть что-то очень похожее на то, что им пришлось пережить. Иногда это радость, иногда боль. Птичьи сны так же, как сны людские, быстро забываются.Сначала яркие и почти живые, они тускнеют, и если их сразу не рассказать кому-нибудь близкому, то сны исчезают…  Наверное, поэтому я часто слышу птичьи разговоры по утрам – это птицы рассказывают сородичам свои сны, не надеясь на короткую птичью память… Если бы люди могли понимать птиц, скольких бед они бы избежали…
              Эта грустная история о жизни птиц на острове «Счастливый» закончена. Пройдёт немного времени и появятся на свет новые Грэммочки, Грэммки и Грэммята. И, конечно, родители научат их летать, помня о нескольких потерянных поколениях птиц, разучившихся быть птицами. К сожалению, людям достаточно и одного поколения, чтобы перестать быть людьми…