Рассказ 1. Как я работала в детском саду

В 1977 году я не поступила в Горьковский государственный университет и очень сильно переживала по этому поводу. Девушкой я тогда была самонадеянной, училась хорошо, прилежно посещала все факультативные занятия и, вообще, в байку, что поступают только «по блату» не верила. Тем большим потрясением для меня стала нехватка одного балла для поступления.

Домой, на юг, я вернулась в начале сентября. Наверно, современные юноши и девушки, в подобной ситуации, хотя бы месяц повалялись бы на пляже, приходя в себя, но меня уже разыскивали из комитета комсомола, выясняя, почему такая-то, бывшая школьница, нигде не работает и не учится.

С другой стороны, мама уговаривала меня пойти работать в детский сад, потому что мой младший брат оказался «не детсадовским» ребенком и каждое утро начиналось с его жалобного плача. Мне было абсолютно все равно где работать: я представляла себя или студенткой, или никем. Поэтому я поддалась на уговоры и устроилась работать няней в детский сад.

Рассказ 1. Как я узнала, что у меня нет педагогического таланта

В детском саду мне, неожиданно, понравилось. Я получала на кухне еду, раскладывала ее по маленьким тарелочкам, мыла посуду, убирала в группе. Жизнь в детском саду текла так размеренно, что я стала забывать о своих неприятностях. Я записалась на подготовительные курсы и стала верить, что уж на следующий год поступлю обязательно.

Сказать к слову, в группу к моему младшему братику меня не взяли. Заведующая объясняла это тем, что он не даст мне работать. Меня отправили в подготовительную группу, к детям, которые на следующий год собирались в школу.

Это были замечательные дети. Они вежливо здоровались, желали приятного аппетита, аккуратно ели, чинно сидели на стульчиках во время занятий. Казалось, воспитательница, Вера Павловна, не прикладывала к этому никаких усилий. Даже ссоры среди детей проходили на редкость интеллигентно, что ли. Вера Павловна всегда безошибочно знала, кто виноват и кого и как наказать, а дети ей верили и подчинялись без разговоров.

Так бы я жила в блаженном неведении о характере этих детишек, если бы однажды, за завтраком, Веру Павловну не вызвала к себе заведующая. Стоило закрыться двери за воспитательницей, как началось что-то невообразимое! Дети повскакивали с мест, начали тыкать друг в дружку кулачками, хохотать, стучать ложками. На мои робкие призывы к тишине, никто не обращал внимания. Я повысила голос, но бесполезно. Как не обидно это звучит, но я была для них чем-то наподобие шкафа. Наконец произошло, то чего я стерпеть ну никак не могла: они начали кидаться друг в друга хлебом.

Совсем недавно, при поступлении в университет, я сдавала историю. В том числе историю Великой Отечественной войны и историю блокадного Ленинграда. Из всех героических событий того времени, больше всего меня потрясли две вещи: массовая мучительная смерть от голода сотрудников Всесоюзного института растениеводства, охраняющих Вавиловскую коллекцию и не взявших из нее ни зернышка для своего спасения, и дневник Тани Савичевой, которая записывала даты голодной смерти своих родных, пока не написала на последней странице: «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».

Я подняла брошенный кем-то из детей кусочек хлеба и со слезами в голосе начала рассказывать, что в блокадном Ленинграде их сверстникам давали такой кусочек на целый день. Но меня никто не слышал. Я старалась зря.

Пришла Вера Павловна, и дети опять превратились в воспитанных детей, но теперь я уже смотрела на них с опаской и, как оказалось, не напрасно.

У Веры Павловны тяжело болела мама и ей периодически нужно было к ней отлучаться. Через какое-то время, проникшись ко мне доверием, она стала убегать каждый тихий час. Для меня это стало кошмаром. Вера Павловна укладывала детей, на цыпочках выходила из спальни, уверяла меня, что дети теперь долго не проснуться и уходила.

Не проходило и пяти минут, как дети вскакивали и начинали прыгать на кроватях. Я не знаю чего во мне не хватало, но мое присутствие в расчет не брали совершенно. Может быть они воспринимали меня, как сверстницу, мне только недавно исполнилось семнадцать лет. Как бы то ни было, я стала обращаться за помощью к няне из соседней группы. Приходила грозная няня Лена и дети умолкали. Лена уходила, и все начиналось сначала. Выхода не было. Признаться Вере Павловне в своей никчемности мне было стыдно. 

Наконец, я нашла выход. Я стала им читать. Оказалось, что шестилетние дети слушают книжки с таким же удовольствием, как и мой младший братишка. Только нужно брать книжки для детей постарше, вот и вся разница. И я читала им русские народные сказки и сказки Пушкина, рассказы Пришвина и «Маугли» Киплинга. Иногда меня просили что-нибудь рассказать, и я снова вернулась к рассказу о голодном Ленинграде. Я рассказала им о девочке Тане, которая за полгода потеряла всех своих близких и которую успели эвакуировать, но так и не смогли спасти. И меня слушали! Слушали затаив дыхание!

С тех пор прошло почти пятьдесят лет. Иногда, когда не спится, я вспоминаю свою работу в детском саду и тешу себя мыслью, что может быть и во мне были, глубоко запрятанные, задатки педагога. Вдруг мои бывшие воспитанники до сих пор помнят смешную девочку, почти школьницу, которая никогда не могла без слез в голосе произносить слова «блокадный Ленинград». И может, они, так же, как и я, никогда не выбрасывают хлеб. И научили этому своих детей и внуков.

Ведь мир так хрупок! Никто не может быть уверен, что это не повторится. И что новая девочка Таня не выведет, дрожащей от голода рукой, в своем дневнике:
                «Савичевы умерли.
                Умерли все.
                Осталась одна Таня».