Тайна старого моря. Часть I. Университет. Глава 16

Глава 16
ШУРКА В РЕАНИМАЦИИ

Я возвращалась из Москвы поездом без Маши: она осталась у Ксюши готовиться к вступительным экзаменам, которые должны были начаться через две недели. В купе я с тревогой размышляла, чем встретит меня родной город: как там Шурка, как пройдет защита диплома.
Насчет Морозова я даже не сомневалась: у него наверняка все было хорошо, он вернулся к семейной жизни, поискал меня немного и успокоился. Я по-прежнему была настроена сжечь все мосты и даже поменять работу, на которой мы каждый раз встречались, – уж слишком крепкие опутывали нас связи.
Поезд привез меня в родной город ранним утром. С вокзала снова добиралась на частнике, по пути вспомнив про таксиста Абидина и найдя в карманах брюк записку с его пейджером – я решила в следующий раз обязательно воспользоваться его услугами, когда понадобится куда-то ехать.
Во дворе дома в огромной луже купались, оглушительно щебеча, воробьи. Вокруг них неторопливо передвигались увальни-голуби, а среди отцветающих яблонь прыгали воровато копающиеся в земле дрозды-рябинники. На скамейке, опершись о метлу, рядом с Сониным мужем Вадиком сидел дворник Олег. Вадик допивал пиво из бутылки, а рядом на асфальте стояло еще две, уже пустые. Судя по всему, Олег снова «развязался» – обычно в таких случаях двор никто не подметал и в домоуправлении неоднократно грозились выгнать дворника, но угрозы эти так и не осуществлялись.
– Вадик пил сначала соки, а сегодня купил пиво, значит, завтра перейдет на водку, и снова запьет, – причитала соседка Соня, встретившая меня у подъезда. – Я женщина-кошка, родила четверых детей, и все от разных мужей. Я бы бросила Вадика, но мне его жалко, он без меня сопьется. Что мне делать, Наталья? А?..
Я пожала плечами, так как Софья Геннадьевна часто налетала на меня с нелепыми вопросами, а потом сама на них отвечала и снова пускалась в лихорадочную круверть своих каждодневных дел.
– Я не буду расстраиваться. Я лучше поживу у мамы. Маме восемьдесят шесть лет. Надо будет еще дорисовать картину. Но я все равно буду приносить ему соки. У меня сын приехал, кстати. Вы его еще не видели – брюнет такой в очках симпатичный, он очень умный. Его девушка бросила. Он у меня лаборантом работает в судебно-медицинской экспертизе. В Москве учился и жил. Она его там и бросила. Он сюда вернулся. Что мне делать с Вадиком?..
Соня, продолжая разглагольствовать, скрылась в своей квартире.
Дома, крепко обнявшись с мамой и поиграв с Ночкой, я поужинала и собралась спать. Но все же душа моя была не на месте – у меня появилось какое-то нехорошее предчувствие. На город спускалась прозрачная летняя ночь: прорисовывались легкие силуэты деревьев и зажигались оранжевые фонари. Я долго вдыхала летний воздух из открытого окна, стрелки часов показывали полночь.
Едва моя голова коснулась подушки, как затрещал старенький дисковый телефон, стоявший рядом на тумбочке. «Шурка!» – сон у меня как рукой сняло, и я тут же поняла, что весь вечер ждала именно этого момента.
– Наташа! – раздался знакомый голос, я не сразу догадалась, что это Добронравов, так как он мне звонил крайне редко.
– Бронислав?! Что случилось? – мое сердце тревожно заколотилось где-то у самого горла.
– Шурка в реанимации, – сообщил тихим голосом Добронравов.
– Что?! – мне стало нестерпимо жарко.
– Его увезли позавчера, – начал объяснять Бронислав. – До этого я тебе все звонил, а твоя мама говорила, что тебя нет… Решил вот ночью попытаться до тебя дозвониться…
– Что с Шуркой?! Говори! – перебила я Добронравова.
– Мы были у меня в Салде позавчера. Я ушел спать, а Шурка напился таблеток и чуть не умер.
– Вы пили?
– Да, много выпили пива в тот день.
– Ты где? Я к тебе сейчас приеду!!
– Сейчас нет смысла приезжать, – грустно ответил Добронравов. – Давай завтра с утра созвонимся, может, его уже в палату переведут.
– Давай, – немного успокоилась я.
Как же я могла заставлять себя не думать о Морозове, не звонить ему, а если бы и он умер… Нет, у меня никогда не получится забыть о нем.
– Какие таблетки?! Зачем он их пил?! – продолжила я пытать Добронравова.
– Кажется, теопрам,  – подумав, сообщил Бронислав. – Они валялись рядом на коврике. Я в ванную зашел, а он там лежит лицом в пол…
– Какой теопрам?..
– Наркотический препарат, – серьезно добавил Добронравов.
– Мне сейчас не уснуть. Расскажи мне, как все было. Где Наташа? Они вместе?
– Нет, они не вместе. Давно уже, – ответил Бронислав.
– Она же вернулась к нему. При мне это было.
– Нет, они не вместе. Ничего хорошего из этого брака не выйдет.
Конечно, ничего у них не получится, обрадовалась я, Шурка ведь только мой, нам суждено быть вместе. А если он не выживет?.. Но я спасу его, обязательно спасу от всего – мое сердце снова бешено заколотилось.
– Мы всю неделю пили сначала у него. Потом его родители нас выставили, и мы поехали ко мне в Салду. Он тебя искал, кстати. Приходил к тебе домой даже, спрашивал, но твоя мама...
– Мне мама ничего не говорила! Мы с Машей в Москве были.
– Я так и подумал, – вздохнул Добронравов.
Эту ночь я провела в полудреме, в горячке металась по подушке и была обуреваема противоречивыми чувствами:  начиная от тихой радости, что Наташа все-таки не осталась с Шуркой, до дикого страха, что Морозов не выживет. А еще все время думала про теопрам – почему же он их пил? Может, от слабости: попав в тяжелую жизненную ситуацию и не ощутив моей поддержки, он и принял теопрам. Я почувствовала себя страшно виноватой…
Мне пришла на память одна наша прогулка. Мы с Шуркой шли по улице Московской, потом завернули в аптеку. Там он спрашивал, кажется, тот самый препарат… У меня бабушка его пила от астмы. Я знала, что этот теопрам имеет наркотический эффект – повышает настроение, возбуждает, а в больших дозах, видимо, сильно успокаивает и ослабляет сердечную деятельность.
Я раньше догадывалась, что Морозов балуется какими-то веществами. В девяностые многие из моих одноклассников подсели на наркотики и рано ушли из жизни. Шурка тоже пытался все перепробовать: курил, пил, любил много разных женщин. А вот теперь еще и наркотики, о которых я не хотела думать.
Вместе со спасительным рассветом снова раздался телефонный звонок. 
– Шурку перевели из реанимации в общую палату, – сообщил Добронравов.
– Боже! – воскликнула я. – Пошли скорее к нему!
– Он в сороковой больнице, в кардиологии. Выходи. Я уже внизу.
Я быстро оделась и, даже не позавтракав, помчалась со всех ног к Брониславу.
От моего дома до больницы, где лежал Шурка, можно было пройти пешком. Мы шли мимо морга, и мне вспомнилось, как прошлой зимой хоронили мою бабушку. «Что за мысли такие, – разозлилась я на себя. – Шурка должен жить!»
У входа в приемный покой сидел седовласый охранник.
– Нам нужно в кардиологию, – обратился к нему Добронравов.
– Прием посетителей после трех, – хмуро посмотрел на нас мужчина.
– Вчера сюда должны были перевести из реанимации Морозова, – взволнованно добавила я. – Можно уточнить, в какой он палате?
Охранник неспешно натянул очки и внимательно стал изучать списки из толстой книги.
– Морозов Александр Петрович? – вскинул он на нас свои кустистые брови.
– Да, – кивнула я.
– Пятнадцатая палата, – равнодушно сообщил охранник.
– Пойдем поедим, – робко предложил мне Бронислав.
– Почему бы и не поесть, – наконец воспрянула я духом. – Лично я не ела и толком не спала даже. А нам сейчас особенно нужны силы.
Кафетерий располагался в одном здании с булочной. Я купила коржик, а Бронислав выбрал пирожок.
– Коржики вчерашние, – пробурчала продавщица с белыми, словно на дрожжах поднявшимися щеками. – Пирожки только сегодня привезли.
– А с чем пирожок? – полюбопытствовал Добронравов.
– С рисом и мясом. Будете брать? – продавщица зашуршала серой промасленной бумагой, очень похожей на советскую, в которую заворачивали раньше продукты.
– Не надо, не заворачивайте, – потянулся за пирожком Бронислав. – Я здесь буду есть!
Продавщица недовольно глянула на Добронравова и кинула пирожок на картонную подложку.
Мы подошли к высокому столику и с наслаждением отпили обжигающего кофе.
– Кофе неплохой здесь, – с видом эстета отметил Добронравов, откусывая мягкий пирожок. – Только из стакана неудобно. На Малышева открылась кофейня, там кофе в маленьких чашках откушивают.
– Архипова сказала, что там страшно дорого. Откуда в тебе столько важности, Бронислав? – улыбнулась я.
– Ну мы обязательно же туда сходим, с Шуркой? – смутился Бронислав.
– С Шуркой – само собой! – поддержала я друга.
Бронислав купил еще парочку пирожков, попросив завернуть их в бумагу, и мы вышли из кафетерия.
– Куда пойдем? – спросил он, взглянув на часы. – У нас еще целых шесть часов впереди. – В Салду уже не успеем…
– Гроза надвигается, – посмотрела я на зловещее небо, в котором уже несколько раз сверкнула молния. – Остается остановиться только у меня.
– Как же хочется сладенького! – Бронислав прильнул к киоску с тортами. – Но я и так толстый.
– Давай зефир купим – там мало калорий, – нашла я выход из положения.
– А Шурке мы что купим? – озадаченно поправил очки Добронравов.
– Ему тоже можно зефира взять. Он тоже любит сладенькое, – вспомнила я. –Возьмем еще фруктов.
– И колбасы с подмосковным батоном! – оживленно добавил Бронислав. – Если не разрешат такое проносить, то я сам съем.
Положив в продуктовую корзину в ближайшем магазине докторскую, апельсины, батон и сыр, я задумалась и взяла бульонные кубики. В девяностые за неимением мяса мы часто на них варили супы.
– Это нам на обед, суп будем варить, – пояснила я, поймав вопросительный взгляд Добронравова.
Дома у меня никого не было: мама с братом и котенком уехали на дачу – огородный сезон не требовал отлагательств. И мы с Брониславом стали варить суп-лапшу. Бросив туда картошки и поджарив морковь с луком, мы получили очень даже вкусное варево.
 После обеда Бронислав блаженно улыбнулся и сразу прилег на диван, вытянув затекшие ноги.
Время пролетело незаметно: после проливного дождя с грозой облака рассеялись, вернулось долгожданное солнце, а вместе с ним и надежда на светлое будущее. Мы, собрав продукты, отправились к Шурке.
В больничном коридоре были распахнуты все окна: ветер шелестел молодой листвой, а воробьи жизнерадостно сбивались в кучи на ветках.
Мы в халатах, выданных на вахте, спешили к Шуркиной палате.
– Пятнадцатая, – прищурился на больничную дверь поверх очков Добронравов и деликатно постучал.
Нам никто не ответил, и пришлось войти.
В палате лежало трое. На одной из кроватей, у самого окна, крепкая приземистая медсестра устанавливала капельницу.
– Вы к кому? – оглянулась она на нас.
– Морозов здесь лежит? – робко спросила я.
– Ты Морозов? – спросила медсестра, обратившись к капельнице.
На кровати под одеялом шевельнулись.
– Вот он ваш Морозов, – женщина отошла от койки, на которой, слившись с серой простыней, лежал Шурка. – Только недолго, он еще в себя не пришел.
Медсестра была похожа на цыганку – упитанная брюнетка с крупной черной родинкой над верхней губой и золотым браслетом на руке. Откуда здесь цыгане, на мгновение задумалась я и тут же кинулась к Шурке.
Увидев нас, Морозов растянул пересохшие губы в счастливой улыбке.
– Привет, ребяты! – услышала я совсем не изменившийся голос. – Откройте побольше окно – весна!..
– Уже лето! – поправила я Шурку и тут же поняла, что за последнюю неделю в его голове все перепуталось.
Мы потянулись к фрамуге, но сухонький старичок, лежавший у входа, воспрепятствовал нам.
– Закройте эту холеру! С утра проветривают и проветривают, у меня уже кашель! – старик демонстративно хрипло закашлялся.
– Ладно, скоро выписываюсь! – продолжал улыбаться Шурка.
– Ты уверен? – я присела на край его кровати.
– Да конечно! – Морозов приподнялся с подушки. – Сколько можно здесь лежать! Я жить хочу – Натаха вернулась!
– Жена приходила? – переспросила я Шурку, чтобы уточнить, о ком идет речь.
– Не, – Морозов натянул на себя пододеяльник с надписями «Минздрав». – Ты.
– А мы тебе поесть принесли, – Добронравов нежно оторвал к груди сумку с продуктами.
– О! Похаваем! – взбодрился Морозов. – Доставайте!
Мы вытащили на столик съестное.
– Михалыч! – обратился Шурка отвернувшемуся к стене третьему больному. – Бери апельсины! Мечтал же о них.
Из-под одеяла напротив просунулась чья-то нога в черном носке. И мы поняли, что все продукты сейчас достанутся Шуркиным товарищам по палате.
– Иди сюда, дед! – позвал Морозов скандального старичка.
– Кто тут кашляет?! – влетела в палату медсестра. – Сейчас кварцевать будем. Посетители на выход!
– Сейчас, Лейла! Ко мне друзья пришли, – попытался сесть на койке Шурка.
– Лежать! У тебя ж капельница! – по-командирски прикрикнула Лейла.
Мне так много хотелось спросить в тот момент у Шурки, но нам все-таки пришлось уходить из палаты.
– Прости, Натаха, – виновато посмотрел мне вслед Шурка.
Продолжение следует