Молнии судьбы

Посвящается моему другу Василию Бойко

МОЛНИИ СУДЬБЫ

    
     Было тепло, утреннее солнце пригревало и слепило, и я переставил машину, ожидая отправления автобуса, к которому подвез свою жену.
     Маргарита ехала к внуку и счастливо улыбалась, глядя из окна автобуса в мою сторону. Водитель бросил окурок, сел в кабину, завел мотор, закрыл дверь и стал ждать, когда проедут, а точнее, промчатся груженные землей самосвалы, понижающие ее уровень в одном месте и повышающие в другом - то ли облегчающие берег у водохранилища, то ли роющие котлован для людей, решивших заглянуть в южное полушарие через северное. Вереница «камазов», «мазов» и «манов» закончилась, и автобус тронулся.
     Я прощально махнул жене рукой, поднял стекло и хотел было уже ехать, но в это время увидел бегущую по обочине женщину. Она спешила на автобус. Тот уже выезжал на дорогу, но она, наклонившись, не видела этого. Издали на вид ей можно было дать лет 60-65. Она упорно бежала, как будто от этого зависела ее судьба и сама жизнь. Автобус скрылся за поворотом, и тут женщина упала и не шевелилась.
     Ошарашенный, изумленный, я выскочил из машины и бросился к ней. Самосвалы обдавали дымом сгоревшей солярки и мчались, как на автородео, и пришлось выйти на дорогу, чтобы остановить их. Руки ее были раскинуты, как крылья, но голова уже не стремилась вперед, а безвольно запрокинулась.
     - Вы живы?! Живы?! - и я потряс ее за плечо.
     Женщина пошевелилась. Слава Богу — она жива.
     - Вставайте, давайте же я вам помогу. Зачем же так было бежать? Он же уже уходил!
     - Я думала …. может … остановится …, - еле слышно сказала женщина, открывая глаза. - Мне надо. Надо было, надо…
     - Да. Но сейчас надо вставать, - сказал я и попытался помочь ей подняться. - Земля же холодная.

     Женщина пробовала подняться с моей помощью, но ей это не удавалось. Я огляделся. Через дорогу, на площади, стояли двое мужчин у голубого мерседеса, один из них почему-то в костюме и галстуке, и это в деревне в полдесятого утра. Оба строго и укоризненно смотрели на меня, полагая, видимо, что я имею отношение к тому, что женщина лежит у дороги у зебры пешеходного перехода, что я наклонился к ней и что через дорогу стоит легковой автомобиль.
     - Эй! - крикнул я им. - Помогите!
     Мужчины несмело, как-то неуверенно подошли, все же подозревая, наверно, меня в чем-то плохом:
     - Что случилось? - спросили они. - Давайте вызовем скорую!
     - Женщина не хочет, я уже предлагал. Помогите лучше поднять ее, - сказал я.
     Втроем нам удалось поставить женщину на ноги, и мы повели ее к автобусной остановке, где была лавочка и можно было сесть.

     - Как вы упали? - спросили мужчины женщину, косясь на меня.
     - Сама не знаю как, - ответила женщина. - Думала, он остановится, увидит меня, а он уехал.
     - Кто остановится?
     - Автобус.
     Когда женщина опустилась на лавочку, мужчина в костюме и галстуке спросил ее:
     - Мы вам больше не нужны?
      - Нет, милые, езжайте с Богом. Спасибо вам, - ответила женщина.
     И мужчины пошли к мерседесу. Когда один из самосвалов остановился, и мужчина в галстуке начал что-то объяснять водителю, мне стало ясно, что оба они, мужчина в галстуке и его приятель, имеют отношение к самосвалам и перевозимой земле. Аксель и Ханс — так мысленно назвал я их. Но где же тогда профессор Лиденброк? Наверно, он пока еще не подошел.


     Было видно, что женщина всё еще пребывает в шоке. Лицо её было бледное, и в то же время на лбу и правой щеке виднелись красные пятна — наверно, от удара о землю при падении.
      - Все же давайте вызовем скорую, - обратился я к ней. - До следующего автобуса целых полтора часа. Скорая вас осмотрит, померяет давление…
     - Нет, не надо скорую. Мне уже лучше, - сказала женщина.
     У женщины просветлело лицо, морщины разгладились, и она заговорила так, будто падение ее было ей на пользу, и, пока она лежала, напилась живой воды.
     - Тебя как зовут, сынок? - спросила она меня, хотя я был постарше, наверно, чем ее дети.
     - Игорь, - ответил я. - А вас?
     - Люба. Любовь Петровна.
     - Где вы живете, Любовь Петровна?
     - Где? Где нужнее, там и живу. Сейчас вот из «Лисичек» шла. Там моя дочь живет.
     - А! Это коттеджный поселок? Но до него же четыре километра! Некому вас довезти?
     - Ну да. Но я нередко так хожу. Зять на дистанции работает.
     - Дистанционно? Понятно. И какая же нужда заставила вас бежать да еще под солнцем, по жаре? Умереть от такого кросса можно.
     - У тебя есть внук, Игорь? - ответила вопросом на вопрос Любовь Петровна.
     - Есть.
     - Вот и у меня есть. В Снегирях живет. К нему я и спешила. Друг к нему должен сегодня придти. Вот он и просил меня приготовить что-нибудь вкусненькое.
     - А ему сколько лет?
     - Шестнадцать. Но он меня попросил. Бабушка, говорит, ты вкусно готовишь, приедь, приготовь мне, я люблю как ты готовишь. А я опоздала! Опоздала!
     И она заплакала.
     - Люба! Любовь Петровна! Не плачьте. Успокойтесь. Отчего вы плачете? Что же плакать.
     Я посмотрел ей в глаза. В глазах ее не было тоски и отчаяния. В них была печаль. Печаль пожилого и не очень счастливого человека, прожившего жизнь, и, наверно, не имеющего своего угла или подарившего его, «угол», детям или внукам …

     … Однажды рано утром я зашел по своим делам в нотариальную контору у метро «Аэропорт». В конторе никого не было, и я спокойно доставал нужные документы, радуясь, что нет очереди. Вдруг вошел, а, вернее, вбежал задыхающийся пожилой мужчина небольшого роста. Он быстрым шагом прошел мимо меня к девушке-секретарю нотариуса:
     - Девушка! Девушка!
     - Что случилось? Не волнуйтесь, пожалуйста. Говорите.
     - Девушка! Месяца три назад, - громким шепотом стал говорить пожилой мужчина, - я оформлял у вас дарственную на своего внука.
     - Да, я помню вас.
И девушка стала листать журнал.
     - Так вот, после оформления дарственной внук перестал отвечать на мои звонки. Что мне делать? Можно всё вернуть назад? - волнуясь, спрашивал пожилой мужчина.
      - А это ваше единственное жилье?
      - Да, единственное.
      - Может, внук заболел, лежит в больнице?
      - Нет, он здоров. Родственники сказали, что с ним всё в порядке.
      - Понятно. Подождите минуточку.
     И девушка-секретарь зашла в кабинет нотариуса и через некоторое время открыла дверь и позвала пожилого мужчину.
     Чем закончилась эта история, мне неизвестно, но было очевидно, что дедушка из лучших побуждений, из любви к внуку лишил себя права на жилье, рассчитывая, что доживет в нем остаток своих дней. Внук, видимо, думал иначе …

     … Я посмотрел по сторонам. Грузовики по-прежнему сновали туда-сюда по дороге. Любовь Петровна тихо сидела, сжимая в руках мятый носовой платок. Небо вдруг заволокло тучами. Здесь так бывает — то солнце и небо без облачка, то с запада, чаще с запада, набегут тучи, но это еще не значит, что пойдет дождь. В этот раз пошел не дождь, а обрушился целый ливень. Молнии засверкали, ручьи-реки воды побежали, но нас спасала крыша автобусной остановки. Молнии стали сверкать над деревней, и в этом грохоте громов я услышал крик! Это кричала Любовь Петровна. Она вышла под дождь, подняла опускающиеся руки и кричала, кричала:
     - Господи! Господи! Как же так случилось?!  Как же так случилось, что я никому не стала нужна?! Васенька!! Зачем же ты так рано ушел, милый?! Мне же без тебя так плохо, так тяжело… Господи! Зачем же ты так рано забрал его от меня! Я же теперь одна, одна-а-а…
     И она зарыдала, стоя на дожде, волосы и одежда совсем намокли, платье повисло.
     - Любовь Петровна! Любовь Петровна! Хватит, перестаньте! - И я почти силой втащил ее под козырек остановки. - Сядьте  и успокойтесь, пожалуйста. Я вам сейчас принесу накидку.
     И я побежал к машине, схватил накидку с сиденья и, вернувшись, набросил ее на плечи Любови Петровны.
     - Вытрите волосы и успокойтесь,  Любовь Петровна. У вас же есть внук, а вы Богу говорите, кричите Ему, что вы одна.
      Любовь Петровна вытерла успокоившееся лицо и волосы накидкой, стала промокать платье и сказала:
     - Как Васи не стало, так я как бы одна. Никто не стал заменой ему.
     - А дочь, внук?
     - У дочери своя семья, да она на работе все время, а зять дома, на дистанции, и я ему мешаю. А внук, Олежка, уже большой стал, учится в ветеринарном колледже. Животных любит, а они его. Снимает квартиру с другом. Когда маленький был, так любил меня, а я его. Позвонит, скажет, бабушка, ну ты когда ко мне приедешь, что-то я соскучился. Ну я — к нему. Любимкин. Из школы встречала, уроки с ним делала. Но уж вырос. Не будешь же с ним все время жить. Теперь у него друзья, девочки.
     - А муж? Его Вася звали?
     - Васенька военным летчиком был, на больших самолетах летал, а потом на вертолетах стал, бомбардировщики при Хрущеве не нужны стали. В Германии мы служили, в Забайкалье, на Украине - в Полтаве. А уволили, немного пожил и умер. Сел на велосипед, схватился за сердце, упал и умер.
     Помолчали. Выглянуло солнышко, пригрело, от накидки даже пар пошел.
     - Давайте я вас домой отвезу, вы же мокрая, - сказал я.
     - Домой? А где он, мой дом? Нет, я поеду к Олежке, с ним мой дом. Когда я с ним, я дома. Вот и ехала к нему. И поеду.
     - Простудитесь.
     - Нет. Оно не даст. - И Любовь Петровна показала то ли на солнце, то ли на Бога.
     Солнце и впрямь пригревало, и трудно было поверить, что еще полчаса назад сверкали молнии и лил дождь.
     - Да уж автобус скоро, - сказала Любовь Петровна.
     - Еще сорок минут ждать, - ответил я, посмотрев на часы.
     - Сорок минут не сорок дней, - почему-то сказала  Любовь Петровна. - А ты иди домой, Игорь. Ты где сам-то живешь?
     - Я …, - начал было я говорить, но в это время перед нами притормозил голубой мерседес, и из окна выглянул наш недавний знакомый в костюме и галстуке, Аксель, за рулем сидел Ханс:
     - Вы все еще здесь? Вам куда?
     - Любови Петровне в Снегири, - ответил я.
     - Садитесь, я вас подвезу, - сказал Аксель. - Мне в Москву.
     Любовь Петровна неожиданно засмеялась:
     - Я же говорила! Он помог! Помог!
     Она села в машину и повернулась ко мне:
     - Спасибо, Игорь.
     - Мне? За что?
     - Что помог, выслушал.
     - До свиданья,  Любовь Петровна. Может, еще свидимся. Я здесь недалеко живу.
     И мерседес умчался, увозя с собой судьбу человека, женщины, такую непростую, но и не несчастливую, потому что в ней была Любовь.

     В деревне Глебово светило солнце. Далеко впереди погромыхивало, и угадывались всполохи молний. Молний других судеб.