Хроники Милика после возрождения Фердинанда. кн. 5

18+


Ранние произведения, на данный момент отредактированные под взрослый вариант. Хроники Милика.

КНИГА ПЯТАЯ.
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ.



5. 01. 2001

                ЭЛЛА  ДВАДЦАТЬ  ЛЕТ  СПУСТЯ...
                ИЛИ  БОРЬБА  ЗА  ВЛАСТЬ
                ПОСЛЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ ФЕРДИНАНДА

В тысяча девятьсот двадцатом году что сказалось?
Сидели на престоле Эрнест и Фарамис,
Терезио и Элла, и Фердинанд.
Что же такого?
Четыре брата правят с супругами.
И Элла правила отлично.
А она? Она влюблялась и в Фарамиса,
Но потом, любовь когда заледенела,
Она за книгой убежала
В Фирею. И влюбилась там
В Таримиса.
Ах, любовь! За что?! Когда?! Зачем?!
Он прикипел. Дарил цветы,
И не желал погибнуть.
Погиб в Фирее он,
И Элла книгу разыскала,
Поцеловала жениха, свадьбу играли
Целый день, а ночью был салют.
Родились дети у нее, два сына.
Один был очень грустен,
Другой – юн, и красив.
Но это - сын же Фарамиса!
А я хотел женить беднягу!
Кого?
А Фердинанд жениться не желал,
И плакал, и рыдал.
Любил он, как когда-то.
Но кого? Детей же нет!
Не повезло! Невесту я ему искал,
Но он приказывал невесту не пускать,
Отказал в руке.
Твердил: "Люблю, и никакая
Мне не нужна, кроме нее."
Любовь его так закружила,
Он с головой ушел в свиданье.
Ах, Фердинанд, зачем ты так?

                1

Бессмертен юный Фердинанд,
И от любви он не умрет.
Он грациозно танцевал,
И вихрем он кружился в танго,
И щеки у него краснели,
Когда за руку Эллу брал.
А Фарамис так ревновал!
И брата награждал он  взглядом,
В котором ревность так кипела!
Почем он знал, что Фердинанд
Любил, да, - Эллу, уж давно,
И он женился бы на ней,
Но это - повод для дуэли.
А кто хотел погибнуть там
В тот страстный вечер?
Страсть кипела,
И сердце разрывалось
От любви.
А поцелуи безмятежны!
Так, опьяняюще танцуя,
Мой Фердинанд, целуя Эллу,
Не подозревая об измене,
Рискнул аж брату бросить вызов,
Как я - в 1728,
Когда на праздничном балу
Граф Калимастро отнял Крими.
Но на дуэли я убил этого хама,
Который был вампиром даже.
Женился я на Крими.

                2
Но тот бал в 1920-м открыл все тайны
Влюбленного юнца!
Я поражен был,
И крикнул:
"С ума сошел?! Но, Фердинанд! Отстань!"
Любовь свое взяла. В саду, при звездах,
Горели поцелуи, на щеках.
Измена! Элла! Как так можно?!
С ума сошла?! Ты брось играть!
Ты изменяешь Фарамису!
А он измены не потерпит!
Убьет кого-то из влюбленных.
И, к счастью, не произошло.

А Фарамис бумаги рвал, он ревновал,
И ревность эта его могла пожрать!
Ну сколько можно?!
"Зачем ты вышла замуж за меня?!
Бессмертна ты, но изменяешь!
Убью я Фердинанда, хотя по крови
Он мне брат!"

                3
Вражда была вполне серьезной.
Но! Потом она забылась.
А Элла хорошо себя вела,
Решила: остаться с Фарамисом  нужно,
Она же чувствовала стыд,
Она клялась, что изменять не будет.
"Он просто со мной танцевал".
"Что дальше было - знаю.
Отсек бы голову ему, но он мне брат.
Я ревновал. Ты танцевала в зале с ним! 
Не подошла ко мне! Позор Оранжерее!
Императрица изменяет!
Такой пример ты детям  подаешь!
А им уже по двадцать лет!
Неужели забыла, как закололи меня
Когда-то, как я из замка тебя
Вынес, как метель выла?!
Ты за мою любовь добром не отплатила!
Хоть поцелуи запоминала, но не любила!
Любила ты другого!
Из сердца вычеркнув меня!
И кончено все между нами!
И я тебя уж не люблю!
Я подпишу указ, чтоб развестись!"
Элла обняла его сапог, и зарыдала.
"Если разводишься серьезно, то лучше
Обезглавь меня, лучший развод.
Чего ты медлишь, меч в руках.
Бей! Одним махом, и ревность
Сразу прекратится. Милик тебя
Потом посадит!
Но я жива не буду! Бессердечный!
Ты притворялся, что любил!
Недаром ты Фантагму в жены взял!
Бери корону! Ленту!"
А Фарамис вдруг вырвал меч,
И замахнулся.
"Если изменишь - обезглавлю!" -
Приставил к шее. Жена же
Даже не дышала.
"Иди обедай. Император
Слово в карман не ложит. Царапну,
Если что. Изменишь - заплатишь". -
И ушел.

                4
Уткнувшись головой в подушку,
Проплакала бедняжка целый день.
Ее звали на обед, никто не успокоил,
Когда зашел я, Элла и глядеть
На стакан с водой не стала.
Она рыдала так, что испугался я.
"Элла, что такое? Обидел кто-нибудь?"
"Милик, я на развод подам."
"Ты что?! Не посмеешь! Уйдешь - не будет мира!
Рыдаешь так, что страшно."
"Фарамис... Убьет меня, вот пригрозил.
Буду с Фердинандом танцевать, -
Убьет! Холодный меч касался моей шеи". -
И зарыдала. Я обнял Эллу и сказал:
"Не смей! Приревновал. 
Я запугну его, и ревновать он перестанет.
С ума сошел он под конец."
Я Эллу тихо целовал и успокоилась она. 
Я целовал ей руку, в столовую отвел.

                5
В оружейной комнате
Стоял я возле Фарамиса. А тот спокоен.
Я сказал:
"Пофехтовать! Мечи ржавеют! Давай!"
"Давай!"
Мечи звенели.
И перебрасываясь веселым разговором,
Я фехтовал.
Посматривал на Фарамиса,
И сделал выпад.
Споткнулся Фарамис,  упал, и на коленях
Предстал передо мной.
"Теперь тебя надо спросить,
Почему Элла весь день рыдала?
Ответь!"
"Она мне изменяет. Жестокая!
Я выгоню ее, если еще так повторится!
Поплачет – изменять не будет".
"Однако ты не оттаял! До сих пор!
Но снега нет уже давно!
Элла танцует, с кем желает,
И ты не смеешь ей приказывать вот так!
Еще раз я услышу, что ты кричал, -
Хоть мне и сын, убью!" -
Мечом я замахнулся, махнул -
И в дерево ударил. Безумец! Да еще сын!
На даму руку поднимает!
Взглянул он жалко на меня,
Поднялся, и ушел.
Со звоном в ножны меч вложил,
И глянул ему вслед.

С тех пор Фарамис побаивался меня.
И Элла перестала плакать.
Веселою была она на вечерах, балах.
Но танцевала и со мной,
И с Фарамисом.
Поглядывала на меч из ножен.
Но муж лишь улыбался.
«Я не рублю». – Ответил он.
Элла побаивалась итак.
«И Полно плакать. Бал же.
Извини. Я головы чуть не лишился.
Что на меня такое? Меч?
Так это просто танец. Не трону я».
«С ума сошел. Ты раньше танцевал со мной.
В 1878 году я познакомилась с тобой,
И танцевали мы вечером
На том балу. Ты в дом ходил ко мне.
Дарил мне розы. И ранили тебя.
И бросить надо было, но я носила травы.
Прошло довольно много лет.
И сыновья родились у меня.
Жесток, коварен, хладнокровен,
И подло ты со мной общался.
Потеряно и прошлое, и дом, семья, родные.
Все между нами кончено теперь.
И до свиданья. Я не вернусь сюда,
Здесь нет дороги».
«Нет! Ты сумасшедшая!  Опомнись! Я твой супруг!
Умру я, если ты уйдешь! Не уходи! Люблю тебя!»
«Любви уж нет. Я разлюбила.
Ты мне бы голову отсек.
Из камня сердце у тебя.
Ты не супруг мне больше.
Зачем мне замок? Я не люблю тебя!
Ты не найдешь меня нигде».
Вырвала руку, убежала.
А Фарамис стоял, как пораженный громом.
Он отошел к окну, и зарыдал.
«Что нажито – пропало»!

Я подошел к нему.
«Ты не танцуешь. Где же Элла?»
«Нет Эллы. Она уж не вернется.
Я потерял ее, придет домой?
Супруга, дети – того уж больше нет.
А я люблю».
«Вот до чего доводит ревность!
Убил любовь! Повернись! Драться!
Предупреждал тебя!
Дерись, как мужчина, из ножен меч взяв»!
«Ты мой отец! Ну что ж, убей, согласен.
Мне смерть милее бала».
Я лезвие приставил к сыновней шее.
«Ну что? Бери. Ты трус несчастный!
И даже меч поднять не можешь».
И потянул мой Фарамис руку к оружью,
И зазвенела сталь.
Он выпрыгнул в окно, и у дворца стоял тот звон.
Споткнулся сын, я занес меч.
«Что, узнаешь? Грозил ты Элле.
Я не грозил. На первый раз я не решился,
Забыл мои слова, ведь так!
Словами же не уговоришь.
Мечом может. И до свиданья»!
Махнул мечом, раздался свист над головой
Мужчины. Дугу крутую описав,
Сталь отлетела далеко.
Получив на голове рану, сынок тут произнес:
«Давай. Убей меня! Зачем ты бросил меч?
Я не достоин ничего. Зачем я нужен?
По шее бей! Одним ударом!
И мою Силу забирай».
Ответил я так, схватив за воротник глупца:
«Нет, не придет она. Ты Эллу выгнал.
Не будь ты сыном, голову бы снес!
Ведь сердце не оттаяло твое!
И выгорела бы трава с огня,
И падали бы молнии.
Но пожалел. А надо было бы
Убить сейчас. Твой сын бы горевал.
Уже довольно взрослый он. Вставай».
Рывком я поднял Фарамиса,
Тот меч убрал. И зарыдал истошно.
«Иди отсюда, в комнату свою,
Не выходил чтоб! Запрещаю»!
Сломал характер сыну я.
В комок тот сжался, плакал горько.
А сын его – он Финеайс, -
Забыл о бодрости совсем.
К отцу почти не приходил.
За Эллу обижался он.
Брат Эвиант поступал также – за мать.
Не то, что не ходил, – он не жалел отца.
Все, брошен Фарамис родными.
Куда ушла жена? Нет вести.
Тоска. Дворец пустой.

                6
Бедная Элла! До глубины души оскорблена.
Забыв о жизни, решила утопиться.
Ушла на мост, глядела вниз.
Внизу вода чернела. Заплакала бедняжка,
Встала на поручни. Глянула в закат, и села.
Солнце воды еще и не коснулось.
Слезы горячие текли по щекам.
Она все вспоминала Таримиса,
Тот праздник в Новый Год.
Метель, и Фарамиса, свадьбу.
Отбросив жажду жизни, запела.
И видела - танцует ныне с Таримисом,
Все вспомнила. И танец, тот костер.
Свидание, и разговор. И как погиб новый жених.
Опять те слезы по щекам.
Не понимала Элла, не видела,
Что делает, и для чего, зачем.
Ведь не умрет с удара об воду.
Не понимала простой сути.
Бессмысленно, полуугасшим взором,
На солнце дева посмотрела,
И прыгнула, забыв о жизни.
О чем? О чем тут речь, и почему я знаю?
В тот вечер на мосту стоял.
Машина рядом парковалась.
Я слышал плеск, и подбежал к краю моста.
Тут вдруг в воде рука мелькнула.
Камзол я снял, и в воду прыгнул.
Схватив беднягу. За руку ее.
И к берегу поплыл.
Длинные волосы качались на волнах.
Взглянул в лицо. Уста синели. Подрагивали даже.
Дыхание искусственное сделал.
Она дышала.

Вышел на берег, и положил невестку на песок.
«Элла! Очнись! Милик я, услышь меня!
Ты не мертва! Зачем же бросилась с моста?!
Неужто жить не хочешь?!
А я в чем провинился? Хоть сделал то
Мой сын родной. Я не желаю гибели твоей,
Очнись»!
Медленно Элла шевельнулась, глаза открыла.
И изумленно моргая глазами, глядя на меня.
«Милик?! Зачем ты вытащил меня?
Меня не любит Фарамис, он разлюбил.
Мне больше делать нечего в семье.
Дети мои уже большие.
Смерть лучше, чем такое.
Зачем я замуж вышла за него? Разбилась жизнь.
Лучше бы меня мой Фарамис
Главы лишил».
«Не говори мне так! Я вытащил тебя с моста!
И смерти не желаю. Ты мне - как дочь.
Не уходи от замка, умоляю!
А на развод ты не подашь:
Плясал тут Фарамис у замка, на дуэли.
Я голову ему сносить не собирался.
Он любит! Но расстроен. Очень.
Вернись назад».
«Как ты попал сюда»?
«Приехал на машине. Возле моста стоит.
Держись». – Взял недотрогу на руки,  понес.

                7
Что же ты, девонька, наделала сейчас?!
Ты спрыгнула с моста! Самоубийца.
Решение твое, но нет – ты не умрешь.
Не дам». – Так думал я.
Холодная рука дрожит.
Холодные те губы Эллы
К иссиня-черным волосам прикасаются,
Но не ловят. На устах соль. На волосах – вода.
Куртка облегает мокрые плечи.
«Куда поедем мы? Куда»?
«Заедем, поедим. Набрось куртку.
Так почему ты спрыгнула с моста»? –
Спросил я вновь.
«Мне тяжко было. Забыта я.
Ты правда на мосту был?»
«Да. Был. И повторяю.
Я ехал отдохнуть с того бала».
«Зачем ты прыгнул»?
«Да что бы с тобой было, останься там я в тот момент?!
И жизнь твою не упущу! Ты дорога мне, Элла!
Что взять тебе поесть?»
«Коктейль. И»…
«А потом в замок сразу едем».

                8
Машина по городу неслась,
Глядел я на дорогу.
И руку женщины держал.
В кафе поели мы, уехали потом.
Поехал в замок я, беднягу приодел,
И снова юная императрица в залу вошла.
И не сидит никто на троне.
И Элла села на него. Я поклонился.
Вошел мой сын Эрнест.
«Элла, в порядке ты? Искали все тебя,
Переживали. Где была»?
«Не спрашивай, Эрнест! -
Отрезал я. – Ты знал, что было на балу».
«Ты Фарамису голову отсек»? –
Похолодел тот.
«Нет, он оттаял».
Тут Эвиант вошел, и поклонился. Увидев мать.
«Ты где была, мама моя?
Переживал я, исстрадался!
Голова мокрая твоя».
«Ты не тревожься, искупалась».
Я побледнел. Ты искупалась?! Хорошо!
Мы вышли.

                9
Мужчина тот был сыном Эллы.
Ему лет двадцать уж пришло.
Темноволосый, тихий, скромный.
Он не любил шумные игры,
Любил лишь у окна сидеть.
Мечтать. Перебирать цветочный лепесток.
Романтик он, задумчив, добр, красив.
Не играл в игры. Не кричал,
А танцевал и пел наш принц.
И девушек любил, куда без них.
Он уходил так в лес
И с нимфами нередко танцевал.
И пел, как говорил. Прекрасно.
Но иногда и веселился.
Он очень поздно приходил.
За полночь. И спать нередко не ложился.
Глаза голубые, темные локоны,
Алые губы, руки изящны, походка легка,
Да плюс прекрасно фехтовал.
Любил читать.
Серьезных книг в библиотеке много.
Он не любил спорить, кричать,
И иногда мне приходила мысль шальная:
Что Фарамис – он не его отец.
А Эвиант решил: что-то не так.
Что ж подозренья вызывало?
Очень спокоен, глаза другие,
Нос и уста не от отца. От матери?
Нет. Не ее.
Нечто другое. Но все равно родное.
И как-то раз сравнил все с Фердинандом –
Уста и нос его! Глаза лишь серые.
Я не поверил. Стало страшно.
Неужто изменила мужу? Дальние гены?
Глаза откуда голубые?
Но только если от моей Крими.
В роду, может, имелись и такие.
Голубоглазые. А у меня – не знаю.
Мои глаза – зеленые всегда.
Ведь гены пальцем не раздавишь.
Но мысль с тех пор покоя не давала:
Мой старший сын крутил роман
С девицей! И все они по-тихому создали.
Себе. Но все равно бессмертие осталось в генах.
Второй сын – Финеайс –
Любил веселье, кутежи.
Резвился на балах, банкетах.
На целый день так уходил.
Веселый вечером, садился ужинать.

                10
Однажды снова все мы на балу сошлись.
И было все великолепно.
И Фарамис там танцевал опять.
А Элла танцевала с Фердинандом.
«Давай уйдем и погуляем». –
Шепнул он.
«Нет, нас Фарамис увидит».
«Пойдем, поодиночке».
«Пойдем».
Элла в окно тут вылетает, а Фердинанд выходит.

«Зачем ты прыгнула с моста?»
«Мне было безразлично все».
«Ты бросила меня бы так. Я умер бы, и сразу,
С горя. Люблю тебя, моя родная!
Ты помнишь Таримиса»?
«Да».
«Любил тебя. Погиб».
«Но я люблю тебя! Нельзя нам скрыться»!
«Ночью не видно нас обоих».
«Твой сын прекрасен! Он так похож!
Нельзя сбежать».
Они поцеловались и вернулись.

Кончился бал при ужине с тортом.
А Фарамис тем временем шептал
Слова любви своей жене на ухо.
А та краснела.
«Я чуть не умер с горя, когда узнал,
Что ты так кинулась с моста.
Я разозлился на себя,
Что меч приставил к шее. Прости меня.
Ты помнишь свою юность, в шестнадцать лет?
Как мы встречались, как подарил кольцо,
Потом женился».
Элла уронила голову на руки, и на стол,
Заплакала. Муж отвел в комнату, сказал:
«Не плачь, моя любовь.
Люблю тебя я, без тебя умру.
Не любишь больше, да»?
«Люблю, что ты»?!
Вошел на кухню Фарамис, взял нож.
«Зарежу я его»!
Ушел.
А Элла ничего не знала.
Она не спорила. Не танцевала.
Сидела у окна лишь плача.
Не пела и не ходила по залам,
Комнатам, садам.
Бледнела и болела. Чахла.
Однажды мы открыли дверь –
Она не повернулась даже.
Я руку ее взял в свою, сказал:
«О чем ты плачешь? Расскажи».
«Мне разорваться бы. Кому отдаться мне?
Не только сердце любовь застила.
Но и глаза второго сына, Милик.
Еще там кто-то страсть излил.
А кто – не знаю».
«В садик пошли, мы погуляем».
«Не надо. Посижу».
«Плакать зачем? Нектара выпей.
Ведь легче станет».
«Не буду, нет. Поплачу, и надумаю,
Как станется».
«Ты разбиваешь сердце, Элла».
«Кому же»?
«Фарамису. Он руки опустил.
И розы срезал, они в вазе.
Пойдем, посмотрим».
«Не тянет глаз смотреть на них.
Нас осторожно качают волны любви».
«Кого ты любишь»? – Спросил я.
«Люблю я Фарамиса, он твердит,
Что изменила я. Не изменяла».
«Что?! С каких это времен
Это напало на него»?
«Я отдала ему любовь, дом и корону.
А он твердит свое».
«В глаза мне глянь, и я скажу». –
Ответил я.
Она так сделала, в очи взглянула
Мои зеленые, и взгляд не опустила,
Чего боялся я. И я ответил:
«С тобой кто танцевал»?
«Я танцевала с Фердинандом».
«Он нравится тебе»?
«Зачем спросил, Милик?
Я ему нравлюсь, он – мне.
Не понимаю. Тогда меня на танец пригласил,
И танцевал весь вечер.
Томила может его страсть.
И руки у него холодны были,
И губы тоже, когда он руку целовал.
Его рука скользила по талии моей.
Императорская лента украшала мое платье.
По коже пробегал мороз,
Его дыхание заставляло меня трудно дышать.
И опьянила его страсть.
Но он кружился и кружился.
А я дрожала.
Когда прошла я мимо Фарамиса,
Едва я не лишилась чувств.
И Фердинанд мне руку крепче сжал.
Дыхание его – как пламя, и щеки обжигало мне.
Как бы… Не знаю. В его дыхание кто-то
Масла нехило подливал.
Он страсть испытывал к другой.
С чего же это он тогда со мною целоваться должен?
Любовь моя – лишь Фарамис.
Я Фердинанда не люблю.
Люблю я мужа своего.
И каждый кавалер к партнерше
Относится лишь так.
Меня не любит Фердинанд.
Я его также не люблю. Не думай.
И из-за этого всего, на танцах,
Средь Фарамиса и него пошла война.
И ненависть такая – хоть убей!
Меня супруг мой очень любит,
И больно ему было видеть,
Как вечер весь с другим танцую.
А чувства я свои не предам».
Меня как громом поразило.
Когда услышал фразу ту:
«И руки у него холодны были,
И губы тоже… когда он руку целовал»!
Я потрясен и ошарашен.
Я знал характер старшего сына.
Он млел так каждый раз на тех балах.
И с Эллой там нередко танцевал.
Но все равно я думал:
Искра меж ними проскочила.
Произнес:
«Элла, ты девочка моя, послушай.
Ты, вероятно, влюблена в него.
Иначе бы так не вел себя он».
И резко Элла отбросила прическу,
Заплакала опять.
«Не понял ты! Я не люблю его!
Острым ножом пронзил мне сердце ты
Словами. Пофлиртовал он там,
Но флирт же – не любовь!
Я ничего не делала тогда.
Ты знаешь сам».
«Пофлиртовать он может, да.
Он же сын мой, насквозь вижу его.
Не только он флиртует, но и фехтует.
Не кровь у него в жилах, а нектар.
Нектар сладкий. 
Та азбука любви закружит каждого.
«А» - взгляд, второе – слово, а третье –
Поцелуй руки. Четвертое – свидания,
А пятое – цветы. Шестое – танец.
Седьмое – песни. Восьмое – носит на руках.
Девятое – кольцо отдаст. Десятое – в уста целует.
А дальше – свадьба. Поняла»?
«Ты прав, Милик. У Фердинанда нет такого». –
Сказала Элла мне.
«Хоть улыбнись». –
Произнес я. И получил улыбку.
«Теперь ты прекрати плакать,
Пойдем в столовую поесть».
Сказал я то и ушел дальше.
Надела Элла платье новое и вышла.
С улыбкой на устах.
 
                11
Но с этого обиделся вдруг Фердинанд:
«Да что ты выдумал, отец?! С чего ты взял,
Словно у брата жену увел?!
Амброзии наелся я, потанцевал.
Любви тут нет, и не было ни разу.
И между нами ничего не блещет.
Зачем ее любить? Ведь мы родня!
Невесты нет, и не было моей»!
«То есть не любишь»?
«Нет! Всего лишь танцевал»!
С сими словами Фердинанд в окно смотрел,
За стол усевшись.

                12
«Ах, Фердинанд, подозревают нас,
Что мы друг-друга любим.
Что сделать нам, чтоб не раскрылось»?
«Друг-друга любим мы. Люблю тебя.
И ты меня. Без памяти люблю.
При танце – твердый шаг, улыбки нет,
И флирта тоже.
Сначала потанцую я, совсем немного,
Потом и Фарамису отдаю.
А в конце бала в сад уйду,
И подожду. А как стемнеет –
Иди в рощу. Я буду там.
И на свидание – лишь тихо!
Поговорим, да разойдемся».
«Договорились. По рукам»!

«Ну что, со мной теперь ты потанцуешь,
Жена моя»?
«Да, Фарамис».
«Отлично. И до умопомраченья
Я с тобой танцую, только поцелую».
«Давай. До ночи».
Свечи горят, объявлен танец.
«Ну где ты, Фердинанд»? –
Заволновалась Элла.
Вдруг кто-то тронул за плечо.
«Ты не кричи. Давай танцуем»?
«Как же не стыдно? Конечно да.
Но почему ты мрачен»?
«Не помнишь»?
«Да».

«Что с ним такое приключилось? Лица нет»! –
Так думал я о старшем сыне.
А тот был мрачен.
«Ну вот, сейчас придет» - Сказал он.
Тут Элла руки опустила и к двери подошла.
И тут раздался крик – пришел ее супруг.
Пришлось ему руку подать.
И с реверансом.
Тот оживился, руку целовал.
«Ты весел. Отчего»?
«За тебя рад».
«А что с тобой тогда сейчас»?
«Мне стыдно за поступок свой, и ревность».
«С тобой танцую только я».
«Не ожидал! Ты в настроении сейчас.
Давай тебя я поцелую в благодарность».
И в щеку чмокнул.
Добавив: «Это не разрыв».

Солнце леса коснулось. Торжество не угасает.
Танцует Элла с Фарамисом.
Румянец на щеках горит. И страшно ей.
«Давай по садику пройдемся».
Ну все, пропали!
«Нет, не хочу, кружится голова».
«Не падай, тебе плохо! –
Муж Эллу подхватил. – Воды сюда подайте»!
И в комнату понес. 

                13
У Фердинанда сердце колотилось.
Уже девять часов. Где Элла?
Как он страдал! И, хлопнув дверью,
Он в комнату ушел. А сердце ныло.
Я увидел, что он страдает.
И думал, отчего. Я подошел к нему.
"Страдать не нужно. Хоть потанцуй".
"Я не желаю. Уйду я с бала. Жарко". -
И Фердинанд мгновенно скрылся.
Он уже взрослый.
Я вспомнил свое первое свиданье.

                14
Элла лежала на диване, очнулась.
Часто дышала.
"Фарамис..."
"Элла! Что с тобой?"
"Не знаю. Закружилась голова."
"Воды?"
"Нет. Уже мне лучше."
Поцеловал бедняжку Фарамис, ушел.
А Элла стала спать. Ее разбудил голос.
"Закатилось солнце".
Но Элла думала о другом вовсе.
Самоубийство... Упасть, и умереть.
Она вскочила, побежала.
Глянула на бал,
Написала на листе послание.
"До свидания, Фарамис. Ищи на берегу".
Вернулась в комнату и зарыдала.
"Ах, Фердинанд, люблю тебя я.
Меня не будет. Я умру.
Я разрываюсь. Но люблю.
Я слышала о тебе, и полюбила.
Сживет нас Фарамис, убьет он нас.
Я умру лучше. Яд? Или нож?
Где же ты, мой Фердинанд?
Я выброшусь с окна.
И не расправлю крылья.
Я не могу жить больше".

Вошел тут Фердинанд.
Увидя Эллу, обнял ее.
"Не нужно плакать.Что с тобой?
Как ночь ты".
"Пойдем в садик. Стемнело".
"Пойдем".

Фердинанд целовал Эллу,
Слова любви он говорил.
И Элла тем же отвечала.
Обняв его, она сказала:
"Сживет нас Фарамис. Не жить мне.
До свидания, любовь!"-
И убежала.
А Фердинанд стоять остался.
В руке был лист.
"До свидания, Фердинанд.
Не жить мне больше!
И Фарамис узнает и сживет.
Не место мне здесь. Домой я может
Не вернусь. На берег не ходи.
Меня в живых уже не будет.
Скажи Милику: нет меня.
Умру в балу. И пистолет ты не бери.
Прострелив сердце, ты погибнешь.
Все будут горевать.
Ты помнишь наши поцелуи.
Ах, Таримис, сживут нас.
Я страдаю. И первой умру я.
Ромео, до свидания. Элла".

                15
Сломя голову, Элла неслась.
Она неслась, забыв обо всем,
И плача. Вспоминая, как жила,
Она к ручью Ирику прибежала.
Сбросив корону, сделала шаг,
И волны окатили ноги.
На небе звезды лишь сияли.
Волны катились и катились.
Платье намокло.
Вода уже у подбородка.
Мелькнули волосы - и скрылась Элла
Под водой.
О чем же думала она?

                16

     Элла ни о чем не думала. Безумно любя Таримиса-Фердинанда, не видя другого выхода, решила покончить с собой. Слезы катились по щекам. Был если бы нож, то вонзила  себе в сердце. Жалела возлюбленного, но решила покончить с собой. Холодная вода дошла до пояса, потом до подбородка, дальше накрыла с головой. "Теперь Милик не бросится".
     Забыв обо всем, женщина скользила по дну. Споткнувшись о камень,  упала. И вдруг увидела пещеру. Подплыв к ней, решила разведать ее. Оказалось необжитое пространство. Императрица быстро вынырнула, отдышавшись, и только сейчас обнаружила: она в озере. Плавая кругами, стала вспоминать события давних лет. Вот бросилась в ручей Ирик, встретила Дезидерию, та говорила ей о Книге. Пока мысли роились в голове, снова споткнулась, о камень, порезав ногу.
     Хромая, незадачливая самоубийца вышла на берег, села на булыжник. Кругом царил полумрак. Холодно. Волосы несчастной распущены, спадали с плеч, с них ручьями текла вода. Конечность нехило болела, из раны сочилась кровь. Все, деваться больше некуда. Тупик. Тело все отяжелело, платье тянуло вниз. В подобном состоянии даже не взлететь. Хотя вся пещера производила хорошее впечатление, несмотря на поблескивания стен в свете Луны, или чего-то другого. Здесь царил совершенно другой мир. Вокруг  камни, скалы, сталактиты. Похоже, месту много веков. Даже тысячелетий.  Вода оказалась прозрачной. Одиноко сидела красавица. Но недолго: вдруг послышались тихие, спокойные шаги, в конце прохода показалась женская фигура в богатых, темных, серебряно-серых одеждах. Корона состояла из прекрасных камней, тоже темных, поражая воображение.
     Дезидерия.
     Сразу видно: теплого приема ждать не придется. Еще в таком виде! Поступок Эллы, некогда бедной девушки из крестьян, уважения никак не вызывал. Вот так, разом со всем покончить, бросив любимого… И мужа! Уж хуже не бывает! Правительница пещеры смотрела строго, желая отругать, и погнать вон. Туда, откуда женщина явилась. Выдав, конечно, ей чистую одежду. Да уж, придется перед всеми извиняться. Стало стыдно. Обидно. Женщина опустила голову.   
     - Зачем же ты так сделала? Двадцать лет назад ты бросилась в Ирик с такими же намерениями. Покончить с собой.
     - Дезидерия, я умереть желала. Я люблю Таримиса... Не могу жить без него! 
     - Того Таримиса, летящего с тобой на летательном аппарате?
     - Да! Его люблю, безумно! Друг-друга любим мы! У него теперь имя Фердинанд... Поскольку мужчина погиб в Фирее. От Чумы.
     - Так, что жить нельзя? Так друг-друга полюбили, до самоубийства? Понимаешь, чего ты сделала? Отсюда нельзя будет вернуться. Двадцать лет назад помнишь, чем кончилось? Маленькая ты еще, Элла, девочка, в простых крестьянских одеждах отправившаяся за Книгой…
     - Да! Фарамис ревновал. Не знает. Не знает всей правды о нас. И…
     - Если он придет за тобой... вы больше не увидитесь.
     - О! Не говорите! Он убьет меня, если узнает о нем! Я бы все сделала, но не в сила ничего изменить, Дезидерия. И муж есть, и возлюбленный.
     - В таком случае Фарамис должен был остаться у меня на всю жизнь. Уж как-нибудь бы сжились, привык бы, может, поженились бы. Не думала об этом? А теперь… - Правительница опустила голову, прикрыв глаза. - Скорей всего, за тобой придет Таримис-Фердинанд. Любовь не знает преград. Если, конечно, там действительно любовь, а не обычное влечение, исчезнувшее через короткое время. 
     - Дезидерия, я пойду... – Элла приподняла голову, смутившись и поменяв тон. Женщина попала ей в больное место. Действительно, надо было уступить ей цесаревича в тот год. А не жить двойной жизнью.
     - Нет. Он придет за тобой, а жить теперь будешь здесь. Мои правила не меняются. Своим бегством оскорбила Таримиса, и Фарамиса, мужа. Которому давала клятву верности на свадьбе. Думаю, как же будет горевать Милик, когда узнает, будто его любимая невестка утопилась. Зря пришла. Как заплачет Таримис! И Фарамис будет плакать. Сын? Таримис, камнем бросится с высоты, и умрет! Об этом ты подумала, когда кинулась в воду?!
     - Нет! Если он умрет - умру я! Не жить мне без него! Его взгляд пробуждает страсть, а поцелуй обжигает!
     - Крепко любишь его. Когда он умирал в Ивэрке, рыдала, любила. Он тут.
     - Где?! – У женщины начали сдавать нервы.
     Дезидерия продолжила:
     - Как с ним танцевала на балу? Как зацеловал? На щеках горели поцелуи,  в садике - на устах.
     Красавица вскричала:
     - Скажи, что мне делать! Где приютиться?
     Фея улыбнулась, повернулась вполуоборота, в сторону выхода. Платье ее в тусклом свете продолжало блистать. Гематитовым и серебристым оттенками. Словно обшитое стразами. 
     - Ваше Высочество, пойдемте за мной. Тут в пещере приют. Мы  подружимся.
     Элла выжала воду, пену из волос, пошла следом.

     Пещера выглядела, как настоящий дворец. Кругом присутствовали разные  цветущие, ползающие растения, с потолка свешивались гирлянды зелени. Присутствовали нитки крупных, красных и розовых, похожих на китайскую розу или магнолию, цветов. Разносился аромат, пыльца вилась под потолком. Казалось, само волшебство не дает всему увянуть. Довольно крупные, с вазу на пять-шесть литров, пятилепестковые красивые бутоны, поражали воображение. У основания лепестков цвет преобладал темный, даже чуть фиолетовый.   
     Гостья села, радостно улыбнулась. Волосы высохли, на щеках румянец. Болтая ногами, пела. Заиграла музыка. Сидеть довелось недолго. Вскоре пришел мужчина, в простом одеянии черных, зеленых и коричневых оттенков, принес одежду. Положив ее на мох, стал расспрашивать женщину, кто она, откуда. Супруга Таримиса сказала. Незнакомец слушал ее. Слушал, слушал, потом сказал:
     - Как тебя зовут, юная девушка?
     - Элла.
     - Какое красивое, прелестное имя! – Он явно оказался заинтересован невесткой Милика. Бессмертная также обратила на это внимание. 
     - А тебя как зовут? – Спокойно спросила она.
     - Кавиэнт.
     - Прекрасно... Очень красиво звучит!
     Тут слуга перевел разговор в совсем другое русло:
     - Слышал, что ты любила Таримиса, летела с Комизаром на летательном аппарате.
     - Да… - Смущенно согласилась императрица. - А ты как узнал?
     Полуэльф опустил глаза, вспоминая, тряхнув каштановой шевелюрой: 
     - Я служил у царицы племени Ведуниц, живших у реки Миуэлы. Я знал Комизара. Мы друзья, довольно давние.
     - Так ты... – Пораженная, она прижала ладони к сердцу, вытаращив глаза. Вот так новость!
     - Да. Я знал еще одного. Забыл имя. Помнишь парня, прыгнувшего за Фарамиса в воду? Лет эдак двадцать назад? Больше его в мире живых никто не видел. Исчез, как в воду канул, образно говоря. Он собой пожертвовал. Лишь бы ты не осталась одна, императрица Силирии. 
     - Да. Я помню его. Даже не успела спросить его имя… А хотелось поблагодарить. Никто не знает, что с ним теперь стало. Наверное, пропал без вести.
     Кавиэнт тепло улыбнулся уголками губ:
     - Это Эвиэлт. Он рядом. С тех пор, с того дня, постоянный житель пещеры Дезидерии. Никто еще не смог отсюда выйти. До самой смерти она держит всех у себя, не выпуская на волю. Здесь совсем другой мир. Мы живем по своим правилам. Я, например, очень давно не выходил отсюда. Отлично плаваю, как все здесь. Зато нет никаких войн, раздора, но любить мне некого. Детей, наверное, никогда не заведу и умру бездетным. Потом, спустя века, мою могилу сложат из камней, как обычно и бывает. Но пока никто не жаловался на жизнь в пещере нашей правительницы. Ей много веков, а Дезидерия старше нас всех. Ей нельзя перечить, и у нее нет мужа. Сколько  раз она выбирала из парней и мужчин себе жениха, но никто не пожелал оказаться на ее ложе после первой брачной ночи. Хотя, я бы очень хотел увидеть солнце, гулять по лесам, берегам… Мир посмотреть. Или просто вернуться к своим. 
     - Откуда ты?
     - Я лесной воин по происхождению. Ходил с луком за плечами, с колчаном. Тридцать лет прожил с лесными воинами, а дальше… все изменилось. – Мужчина тяжело вздохнул.
     - Так почему ты ушел? И попал сюда в итоге?
     - Решил прийти к товарищам. Сделал свой выбор.
     - Бросить? Бросить все, к чему привык, чем жил столько лет?
     - Я добровольно ушел. Также, как ты, утопиться желал. Теперь я – пленник пещеры и Дезидерии. Она любит парней здесь. И желает жить семьей с одним из нас. Как уже говорил. Слуг здесь много. А Силирия теперь, к сожалению, лишилась молодой императрицы. Зря ты так поступила, очень зря. Понимаешь, о чем я говорю? Не вырвешься больше отсюда, никак. 
     - Т... женат?
     - Нет. А так я уважаю девушек. У меня была одна, мы жили хорошо. Потом она заболела, погибла. Я плакал, решил больше ни с кем не связываться. Кончилось одним: от отчаяния бросился в воду. Когда об этом узнали - ходили молча все, кого я знал. Император Эрнест приказал найти тело. Не нашли. Уже двадцать восемь лет живу здесь. Терять мне нечего. Я итак всего лишен. Навсегда. 
     - Какой Эрнест? Сын Милика?
     - Он. Отдал приказ обыскать реку. Но не нашел тела. Да как, если живу здесь, в совсем другом мире и по здешним правилам?
     - Сколько тебе лет?
     Кавиэнт назвал свой возраст. Он уже был далеко не мальчик. Взрослый мужчина. Воин к тому же.
     - Как тут живется? – Любопытство взяло верх.
     - Весело. По своему да. Но мы верно служим Дезидерии. Она нас поощряет. Но я не выйду на свободу. Никогда. 
     - Я выйду. У меня жених, и он исстрадается! Ножом в грудь - и смерть! Не желаю его вновь потерять. 
     - А жених ли он на самом деле? Не тайный ли муж? – Собеседник улыбнулся, прищурив глаза, склонив голову. Зачем бросилась в ручей?
     - Мне было все равно, жить, или нет? Я здесь нашла Дезидерию. Милик будет убиваться, горевать. Довольно долго. Вся императорская семья любит меня. Старшие – как родную дочь! 
     - Подожди! Милик? Сын Минея? Силирийский император? Он правит сейчас! Вместе с тобой и сыновьями!
     - Да, он. Но не правит, престол передал детям. Уже двадцать лет правят его сыновья.
     - Устраивают балы, банкеты, танцы?
     - Да. Блестят платья, шпоры. Как много веков назад. Ничего не поменялось.
     - Милик?! Он же... Ты его знакомая, так получается? Я ничего не знаю о тебе. Разве что в обрывочном виде.
     - Да. Двадцать шесть лет знаю его.
     - Сколько же тебе лет сейчас, милая?
     - Сорок два.
     - Мы живем сотни лет, ты еще молода, Элла. Юношеский возраст.
     Они сидели возле стены, на небольшой скамейке, высеченной из камня, с положенной на нее доской, тихо общаясь. Прекрасный мужчина, вежливый, заботливый. Симпатичный. Действительно, не видел совсем давно затворник-пленник, как мир изменился. Какой император, как живет страна. Здесь другие  порядки, уклад, законы. Словно не Силирия. Да уж… В стену рядом вмонтирован кованый канделябр, толстая свеча разливает свой свет. Элла вдруг опустила голову, по ее лицу потекла слеза.
     - Что с тобой? – Встревожился полуэльф, коснувшись руки красавицы. – Я тебя обидел? Если да, то чем?
     - Ты... Похож на Таримиса. Как брат! Вылитый! – Женщина утерла слезы запястьем. – Который умер. 
     - Я понимаю, любила его. Прости, не виноват, всего лишь похож на него. Но заменить его не смогу. То - против моей совести, чести! Его предыдущего тела больше нет. Сгорело в костре. Так в Фирее местные жители хоронят умерших от страшных болезней.   
     - Да. Сидел со мной возле костра, расплетал косу, нежно, заботливо, гладил по спине, утешая. Приобнял, ласково и строго посмотрев в глаза при этом, погладил по голове. Потом поцеловал меня. Сам, в знак симпатии, защиты, покровительства. Встали, подошли к дереву… Долго, страстно, чувственно целовались, я даже хотела все бросить, остаться с ним навеки, на той поляне, возле того дерева! Мне нужно было утешиться, забыть страшную боль разбитого сердца... Потом он не выдержал, как и я, сорвал с меня одежду и взял, как и я его… Мы лежали на земле, на покрывале Таримиса,  занимаясь любовью. Тепло тела красавца помню до сих пор, его руки, губы.  А почему бы нет, я все потеряла! Хотел бы – убил бы сразу! Изменила, да, об этом никто не знает. Даже Милик. Поверь, подобного до сего я никогда не испытывала даже с женихом. Предавшим, поцелованным Фантагмой. Мы полетели в город Ивэрк, и там Таримис погиб. Чума сразила его. Я рыдала, орала от горя. Никогда не забуду его речь: "Они вспыхивают громадными хризантемами..." Не могу! - Элла зарыдала. Воспоминания слишком захлестнули ее. Ее даже не смутило, - рассказывает вещи подобного рода незнакомому мужчине. Нервы сдали. Она поняла: деваться больше некуда. 
     - Не рыдай. Я не желаю тебе зла, Элла. Мы теперь друзья. Навсегда. Все прошло, кончилось. Как ты в ту ночь не забеременела от него? – Кавиэнт обнял императрицу в знак утешения. Ту трясло от рыданий. Да уж, провинился.
     - Не знаю даже… Я вспомнила о нем. Точнее, о прошлом его воплощении. Получается, после гибели на войне душа переселилась в новое тело, затем вернулась в старое. Но подобное не может быть! Никогда!
     - Может, если любовь настоящая. Он пел такой красавице чего-нибудь? – Так тихо ответил его двойник. Чувствуя все равно себя виноватым. Даже оплеванным.
     - Да, еще как пел.
     - Спой мне, пожалуйста, отрывок. Я желаю послушать. Если не тяжело вспоминать подобное. Больно, понимаю. Прости меня.
     Гостья запела.
     - Прекрасно! Сколько ему тогда исполнилось? 
     - Двадцать один. – Элла вновь утерла слезы. Кавиэнт тут не выдержал, крепко на сей раз обнял женщину, поцеловав в щеку. Свечи освещали пару. Стало действительно страшно. Придется забыть все и всех, в пещерном царстве, искать себе утешение. Но может, не все так плохо? Может, возможно сбежать? Неизвестно. Да и нехорошо как-то рассказывать все незнакомому полуэльфу. Хотя, он все равно никому ничего не расскажет.
     - Времена разные бывают, испытаний не избежать. Ему бы было сейчас сорок с чем-то. Вы бы счастливо жили. Но он предпочел новое тело. А как вы встретились? Мне интересно. – Мужчина мягко улыбнулся, поглаживая несчастную по голове. Он прекрасно видел ее состояние, всего лишь пытаясь помочь.
     - Я шла за Книгой Дракона в Фирею, по пути прилегла на снег, и спала. А мимо шел Таримис. Едва меня увидев, взял на руки, испугавшись, не погибла ли я от переохлаждения. Стал отогревать. Так и познакомились. Я сразу доверилась, будто знала спутника много лет. Либо нервы так сработали, вместе с отчаянием, либо другое. Но знаю одно: он полюбил меня, тут же,  сразу. А я - его. С первого взгляда. Мы очень сильно любили друг-друга. Пусть даже настолько мало. Когда он умер, я бы бросилась в пропасть, коли бы та оказалась на пути. 
     - Он романтик был? Вот бы мне такую же любовь! Но никак, увы. 
     - Любил танцевать, петь, желал на мне жениться. Говорил: не думай о том, кто бросил, забудь его, не возвращайся никогда. Но Судьба распорядилась иначе. И мы увиделись вновь, поскольку Таримис мне пообещал счастье с ним. Перед смертью. 
     - Как? Как все произошло? – Красивый мужчина пытался поддержать разговор, гладя Эллу по руке. И добился своего. Та принялась улыбаться. Опуская взгляд довольно часто.
     - В Новый Год, когда Милик оставил престол, мы праздновали, в двенадцать часов ночи он вернулся. Это...
     - По нам ходят слухи, что Фердинанд - это Таримис. Тот самый. Без него ты бы ничего не смогла сделать. Понимаешь? Он герой, такой же, как и наша императрица. Получается, слухи правдивы. 
     - Так и есть.
     Кавиэнт взял Эллу за плечо, произнес:
     - Пойдем, походим. Здесь негоже нам стоять, холодно, да и много кто может ходить. Надеюсь, ты не расстроишься, общаясь со мной. По крайней мере, твой любимый вернулся. Я – совпадение во внешности прошлого. Лишь одежда другая. 
     Он спокойно взял гостью за руку и увел в комнату. Показал, где все лежит, принес поесть, они после долго сидели, общаясь. Теперь здесь появились друзья. Нет худа без добра. Теперь ее точно никто не бросит, и тем более, защитит.

                17

     Фердинанд, решив побыть с любимой, отправился в ее комнату. Чтобы хоть как-то утешить ее. Постучал, но ответом стала абсолютная тишина. Странно. Открыв дверь, мой сын обнаружил: возлюбленной нет. А на тумбочке лежит лист бумаги. С чего бы это?
     Полуэльф, дрогнув, взял его в руки, и застыл, пораженный, вытаращив глаза, рот приоткрылся. Шок. Мужчина стоял, как вкопанный. Остолбенелый, ошарашенный, он пришел в ужас. Решила покончить с собой, боясь разоблачения. Хотя мой сын бы пошел на все, чтобы этого не случилось. С братом, конечно, делить пришлось бы вечно тайную жену. Иначе не получится. Терпеть, - она с ним спит, детей рожает, благо, уже потомство родилось от обоих. И Фарамис, как полный дурак, не знает о связи жены с братом. А отпусти она его в тот день, когда двойник бросился за него в ручей Ирик – нервы бы не пришлось трепать. Не хотел самый старший мой сын быть на вторых ролях, но по крайней мере, в морду братцу зазвездит при необходимости. Было видно: второй мой сын еще не настолько зрелый, чтобы нормально реагировать на многое. Хоть и взрослый. По сути он вдовец – женился против воли на Фантагме, ту убила моя невестка. И что бы случилось, стань она императрицей? Ужас кромешный, вечная зима. А мне – головная боль. Но дела уже сделаны.
     Из-за всего этого теперь надо искать Эллу, у которой в буквальном смысле сдали нервы от двойной жизни. Конечно, я все знал, но молчал. Иначе грянет неслыханный скандал. Любому своему сыну и той же невестке мог посоветовать, как выйти из ситуации. Юлаго, у самого такой опыт имелся. На войне. Ядерной. Когда в меня влюбилась девочка Инэра и пришлось с ней переспать на том злополучном лайнере врагов… Приняв соответствующие таблетки для остроты ощущений. Отращивающие то, чего у полуэльфов давно нет. Я виноват, изменил. Но и Крими – тоже. В некотором роде, ее можно понять. 
     Мой сын похолодел. Испугался насмерть за жизнь любимой. 
     - Элла, нет! Не делай этого!!!
     Он вихрем вылетел из комнаты, как бешеный, ища помощи. Спеша собрать всех, чтобы найти императрицу. Как же так? Ну и пусть будет тайный брак, зато счастливы! Не убивать же по второму разу мужчину! Ему одного уже хватило. Сорвавшись с места, помчался вглубь замка, по пути бежал по лестнице. Крича: "Пустите меня к Милику!" Распахивая двери, по пути оставляя за собой опрокинутые стулья, осколки битой посуды. Не помня себя от ужаса, ворвался в бальный зал.
     - Эрнест, где Милик?! – Запыхавшись, тяжело дыша, начал спрашивать брата.
     - В кабинете. Как обычно. Недавно туда ушел. Тебя долго не было здесь. 
     - Далеко? – Фердинанд прокашлялся. Взял прозрачный графин с водой со стола и залпом выпил.
     - В глубине дворца. Ты знаешь. – Император стал дальше танцевать с дамой. Та тоже не понимала, чего же случилось.
     - Тогда где Фарамис?
     - Танцует. Что произошло? Я помогу, если нужно. – Бессмертный тревожно посмотрел на брата.
     - Сюда его!
     Эрнест стал искать Фарамиса, и, найдя, резко отдернул от дамы:
     - Ты что? Жарко, разве?
     - Идем, дело есть. - Резко сказал мой сын. Схватив за руку, повел его к выходу, где ждал первый наследник.
     - Что такое, Фердинанд? Наскучило? Где моя жена?
     - Ты погоди хамить, а слушай! – Оборвал его император. 
     - Эрнест, да что такое?
     А тот – свое, желая видеть супругу:
     - Элла очнулась? Как она? Хоть кто-нибудь мне скажет?!
     - Очнулась. – Сухо ответил ее тайный муж.
     - Я пойду к ней! – Мужчина рванулся, но ему не дали пойти.
     - Ее во дворце нет. Совсем. И больше не будет. Никогда. Виноват в этом один из нас. Никак иначе.
     - Где она?! Почему?! – Глаза виноватого забегали. Он действительно испугался. И решил все исправить.
     Вот тут начался печальный рассказ, с переживаниями и остальным. Лишь бы не выдать себя с головой. Повернув голову набок, Фердинанд без эмоций сказал, поправив императорскую ленту с погонами, опустив крылья: 
     - Я вывел ее погулять, видя состояние, когда даже танцевать-то толком нельзя, задал ей вопрос, а она вырвалась и убежала. Дала листок, там... Впрочем, если желаешь не лишиться супруги, пошли к отцу. – Мой сын сдвинул брови, поджав губы. Понимая: проблемы будут у всех.   
     - О чем ты говоришь?! Элла в порядке? – Допытывался ее муж. Но сын Крими не собирался отступать, он решил сделать брату побольнее. 
     - Пошли к Милику. Элла на берег пошла. Теперь понятно, что наделала твоя полоумная ревность, которая потеряла контроль?!
     - Что?! – Вскричали оба, и все трое выбежали из зала.
     - Идти долго. Медлить нам нельзя! В окно! – Несчастный тайный супруг сломя голову кинулся на улицу, одернув занавеску. Перед ним расстилался сад. Прохлада малость остудила пыл. Никто не знал, как я отреагирую на новость. 
     - Туда! Милик сейчас может перебирать бумаги, но дело неотложное. Хотите потерять Эллу – пожалуйста, только пойдем пешком. 
     Старший постучал.
     - Входите! - Ответил я. Вошел Эрнест. Я удивился, приподнял брови, отложил бумагу. Странно! Похоже, случилось нечто серьезное.   
     - Эрнест, Фарамис, Фердинанд? Вы ушли с бала? Почему? Я не могу его оставить без представителей династии Бессмертных! Рассказывайте, почему так случилось.
     - Какой там бал?! Случилось непоправимое: Элла лишилась чувств, в комнате очнулась, Фердинанд вывел ее погулять, а та убежала. В неизвестном направлении.
     - Ну и что? – Я немного сменил тон. Всякое бывает, мало ли. Но раз нагрянули все трое…
     - Ну и что?! Знаешь, куда?
     -  И куда? – Я склонил голову и посмотрел строго на всех, улыбаясь уголками губ. Молодые совсем, натворили чего-нибудь плохого, опять мне все исправлять! Ничего, со временем поймут.
     - Концы связать. Так понятно, Милик? Доконал ее Фарамис, окончательно. – Несчастный влюбленный глядел с мольбой: помоги, мы не справимся сами, в одиночку. - Ревность лишила нас императрицы, Теперь на трон придется вернуть мою мать. Мне очень жаль. – Сын опустил голову. Жизнь в одночасье рухнула в пропасть.
     С такого поворота обстоятельств я вскочил, оперевшись руками о стол. Ну ничего себе ситуация! Чернильница едва не полетела на пол. Настроение враз было испорчено. Началось… Теперь придется убедить бедняжку: она нужна семье, здесь никто ее никогда не бросит, а сыновья получат от меня сполна, если обидят, или что хуже, ударят. Ну все, теперь я все так не оставлю! С ревностью второго сына буду бороться жестко, мало ему, похоже, драки со мной. 
     - Что?! – Вскричал я. - Снова?! И давно?!
     - Только что. Ну, не совсем так, я когда зашел в комнату, никого не обнаружил, кроме предсмертной записки. Императрица больше не желает никого знать, Милик. Нужно вернуть красавицу, двор без нее опустеет, как и балы! Дети Фарамиса не смогут оправиться с ее выходки. Если не найдем тело, то прости. Воскресить ее не получится, то не Флавер, Осмий или Клэя. Мы – другой категории, послабее, так как кровь разбавлена. Понимаешь, отец?
     - Бросай бумаги, пойдем. – Сухо бросил Эрнест. – Пока не поздно.
     - Указывать мне будешь, словно мой родитель, а не наоборот?! - Вскипел я.
     - Жизнь Эллы... дороже моей короны и престола, отец. Я виноват, вспылил, перегнул палку.

     Мы быстро оказались на улице. Прохлада малость успокаивала, но легче от этого не становилось. На душе стало погано. Хуже некуда. Я прекрасно понимал, что хотела сделать моя любимая невестка. Покончить жизнь самоубийством. Тяжело вздохнув, с трудом сдерживаясь, чтобы не психануть, спросил, повернув голову в сторону, стоя на дороге, ведущей в сторону реки:
     - В какую сторону побежала? Говорите мне все, что знаете! Я хоть и бессмертен, но не могу сравняться с Митинеем! Иначе здесь будет нехилая драка! – Я нехило испугался за бедняжку.
     - В ту. – Фердинанд показал в сторону рощи. Его трясло, причем нехило. Я почувствовал подвох. Уж точно, сын имеет серьезные на женщину виды! Но жениться все равно бы не смог. Место занято. Никто и никогда его не поженит при всех. Неравнодушен он к моей невестке. Причем очень сильно.
     - Туда! Нужно спешить, пока не случилось страшного!
     Да уж, даже Фарамис вел себя гораздо спокойнее. Странно.
     - А где река? – Спросил кто-то снова.
     - В той стороне. Туда убежала. Спешим! Иначе течение далеко унесет!
     И тут я вконец не выдержал:
     - Я полечу, а вы пешком! Знакомо?! Раз я всех здесь старше, опытнее и умнее! – Мой взгляд заблистал благородной яростью. Повернувшись вполуоборота, стоя посреди дороги, хотелось ругаться долго и грязно. Но сдержался.
     Я улетел, а Эрнест, Фарамис с Фердинандом пошли пешком, опасаясь худшего, ругаясь между собой. Намечалась драка. Но никто не хотел впустую терять время, тем более, ночью. 
     - Это ты ее вынудил! – Фердинанд с открытой ненавистью смотрел на брата, сжимая кулаки, намереваясь разбить ему лицо, и чего-нибудь сломать, чтобы ума прибавилось. Хоть зверски ревновать перестанет. Второй сын принялся говорить грязь. 
     - Кончай, Фарамис! - Отрезал Эрнест.
     - Ты же любишь ее?! – Не унимался муж Эллы. По сути, он был прав. Считая любовником родственника. 
     - Откуда тебе знать, люблю я, или нет?! Судишь обо мне, не разобравшись в ситуации! Нечего быть настолько ревнивым! Мы все родня, нельзя так себя вести! Или твоей жене танцевать и общаться лишь с женщинами, чтобы подозрений не было?! Успокойся!
     А того это еще больше разозлило:
     - Ты лжешь! Целовал ее, как муж прям, еще отговаривается! Лишь бы себя выгородить! Еще не совсем родной брат! А сын Крими!
     Ярость теперь переполнила и бывшего Таримиса. Он решил вдарить, как говорится, в лоб:
     - Отец женился вторично, поскольку не осталось живых наследников! Не понимаешь настолько простых вещей? Его вынудили взять в жены Изилию, он не любил ее! Я лежал в гробнице сто двадцать лет! Давай, братец, попадешь на Ядерную войну, получишь множество ран, дальше не подашь никаких признаков жизни, будешь похороненным в гробнице, истекая кровью! А далее начнешь восстанавливаться столетие с лишним, вперед! Я с радостью на то посмотрю! Потом выберешься из склепа, в Новый Год. Потом поговорим. 
     - Орите, а я пойду. – Эрнест не хотел оставаться в конфликте и все слушать. Он, наверное, единственный думал о том, жива императрица, или нет.
     - Иди! Сильным не станешь с того! – Фарамис взбесился до крайних пределов. В данный момент его коробило, изменяла ли ему супруга, или нет. Он вел себя, как полный эгоист.
     - С ума сошли оба?! Фарамис, перестань! Элла - жена, то не значит, будто  флиртует! Не замолчишь сию же минуту – прирежу, Милик получит два трупа! Готов! 
     - Ты совсем, Эрнест? С ума сошел? – Тот тут же успокоился. Драться до смерти очень не хотелось.
     - Элла может звать на помощь, а может, тонет, к реке все, быстро! – Третий мой сын решил не церемониться.

     Наконец, мы все встретились. Я к тому времени успел обойти часть берега, звал, кричал, - ни следа. Даже одежды не наблюдалось. Звезды холодными точками сияли в небе, прохлада немного успокаивала всех. Я ясно видел: мужчины едва не передрались из-за женщины. Все трое. Этот бардак пора было заканчивать, поскольку сыновней междоусобицы не хотелось. Это же надо: довести императрицу до самоубийства ревностью! В конце концов, она не вещь, не собственность, не товар, в конце концов. Неужели теперь, после свадьбы, он ревновал жену все эти годы?! Видимо, да. Иначе не объяснить сей дикий поступок. Вот у несчастной нервы и сдали, решила разом со всем покончить. Нервный срыв, состояние аффекта. И, как всегда, мне решать проблему. Если не найдется тело, то… То придется объявить траур, смириться с тяжелой потерей. Никто не оправится с такого. Никогда.
     Тем временем, сыновья ходили по берегу, также зовя любимицу. Но ответом им стала тишина. Тщетно. Никаких следов. Я наблюдал за этим, пуская зов Элле. Бесполезно, не отзывается. Абсолютно. Выход остался один: нырять.
     - Ну, что? Результат есть какой-нибудь?
     - Никого. – Один из сыновей развел руками. Не справились.
     - Кто полезет? – Я поставил вопрос ребром.
     - Прежде чем писать завещание, оставляя его в комнате, переполошив всех нас, надо решить, отчего все началось, устранить проблему, и разобраться в себе. - Ответил Эрнест, тряхнув головой и откинув со лба волосы. Похоже, он единственный, кто думал трезво, по ситуации. Он отличался от всех прямым и холодным разумом, хладнокровием, но одновременно добротой. Ни разу не завидовал родным братьям, да и мне тоже. Поскольку понимал: придет тоже его время.   
     - Я поищу тут, вы оставайтесь на месте. Может, Элла ранена. – Решил окончательно я, крикнул:
     - Элла!!! Где ты?! Где ты, Элла?! Отзовись!!!
     Вновь – тишина. Мертвая. 
     Делать нечего, снял ленту, камзол, прыгнул в воду. Чувствовал самоубийцу, но ее не наблюдалось. Следовательно, выжила. Глянув на камни впереди, увидел пещеру, поплыв туда. Почувствовал сильнее бессмертного. Но заплыть не решался. Раздумывая. "Дорогая, где же ты?" - Думал постоянно. Слезы навернулись на глаза, вода смывала их. Я не мог поверить:  унесло, даже колечка не лежало. Лишь песок, камни, водоросли. Где теперь искать? Ужас охватил сознание. Соленая вода свела горло, щипала.  Выплюнув все, огляделся. Отлично плавал, стянуло кожу, но тела не оказалось, и я вынырнул. Откашлявшись, выйдя на берег, произнес:
     - Нет ее. Унесло. Далеко похоже. Надо ждать утра.
     Эрнест побледнел, Фарамис лишился дара речи, а Фердинанд зарыдал. Но вот в волнах что-то мелькнуло. Сын Крими замер. Вот оно. Последнее, оставшееся. Подняв из воды прекрасную корону Эллы, прошептал:
     - Любовь моя... Нет... - И бросился в воду. Но милой не нашел. Вынырнув, горько произнес:
     - Фарамис, доволен? Ты ее утопил! Ревновал, понимаешь! Да я бы...
     - Ты любовник! Целовал ее, прямо как будто муж! – Ответил ему брат. Униматься он, походу, не собирался.
     Тут в разговор встрял я, пока сын выжимал волосы и сидел на берегу, надевая сапоги:
     - Элла танцевала с Фердинандом, имеет право! То не значит, будто он - любовник! А если я начну с ней по залу круги за кругами оттанцовывать?! Тоже ярлыки повесишь, не разобравшись? Да? - Ткнув пальцем в ленту отпрыска. - Он старше тебя, причем в разы! Через шесть лет мне исполнится  двести, Фердинанду - сто девяносто восемь, а ты до ста не дорос, уже упрекаешь! Хоть и восемьдесят стукнуло! Самому младшему – семьдесят, как все знаем. 
     Опустил голову император.
     - Мужчина называется! В армию разжалую с трона, если еще раз мне такое устроишь! 
     - Об Элле негодное скажешь, при мне, - в лаборатории, в серную кислоту брошу! И бессмертие не вызволит! - Пригрозил Фердинанд Фарамису.
     Тому стало обидно, досадно: 
     - А кто Хрустальный Меч доставал?! Без него мы бы тут лежали мертвыми! Я! Поэтому заслужил свадьбу, даже в результате подобных обстоятельств, когда силком женили на ведьме! Будто мне хотелось с ней быть мужем! Умные нашлись!
     - Это хорошо. Молодец. – Я кивнул, уперев руки в бок. – Но перевоспитаться не мешало. Понимаешь? Может, еще воевать между собой начнем? Спорить будем, стоять, или искать? Я не уйду, если не найду Эллу!
     Тут оба, два моих старших сына, отвернулись, стиснув зубы, и зарыдали. Навзрыд, жалобно, с воплями. 
     - Элла... Я же... – Произносил один.
     - Я вынес тебя... Не умирай, прошу, из-за меня утопилась! Я меч приставил, чтобы всего лишь проучить! Себе бы так в тот вечер приставить! Бессмертия не жалко! Я умру без тебя, любимая!
     - Меня Сазаваль с двухкилометровой глубины вытащил, потребовался час, чтобы прийти в себя. А как она? Если... – Начал рассуждать я, сохраняя холодный рассудок. 
     - Меня ты целый день с подложки вытаскивал. Я очнулся через пять часов. Верно, отец? Когда мы воевали с Крамером, поначалу он начисто залил кровью наши воды. 
     - Ледяная вода сделала свое дело. Погибли все, кроме тебя.
     - А Фантагма заморозила дворец. Я вылез из этой передряги и сделал то, что требовалось. Но кто же за меня прыгнул тогда? Двойник, причем полный. Поблагодарить бы его. 
     - Поплыли. – Пришлось всем замолчать, нырнули.
     Никого так и не найдя, обливаясь слезами, вернулись домой. Погибла. Но почему тогда я чувствую женщину до сих пор? Делать нечего, чтобы всех успокоить, в протокол записали: "Уехала к родным погостить". Но я так и не мог вздохнуть полной грудью. 

                18

     Во дворце царило беспокойство: исчезла любимица всей семьи. Фердинанд рыдал несколько раз на дню, обычно в комнате или кухне, Фарамис проклинал себя. Считая себя убийцей. Но больше страдал первый император. Перестал нормально есть и общаться. Постоянно сидел у окна, глядя в сторону реки. Подозрительное поведение. Я не знал, отчего. На портрете красавицы появилась черная ленточка крепа. Траур. Но лишь у нас в головах. 
     Я очень грустил, был буквально убит, думая о несчастной.  Воцарились скукота, мрачность, отменили все веселье. Эрнест не знал, куда себя деть. Забросил карты, танцы, не ел почти, не веселился. Но что-то подсказывало нам: жива. Иначе в кого-то вошла бы сила. Но где же милая в данный момент, как искать? То больше всего тревожило. Должна же где-то лежать, а может, выбралась, ищет дорогу? Помутнение разума случился, раз до сих пор не вернулась? Рвался к ней, нырял, вынес бы на руках. Целовал бы мягко в щеки, лоб, говорил: "Элла, Элла, обними же меня, я искал тебя столько времени, а ты лежала, умирая от горя! Ты же как дочка мне, как  могла на самоубийство пойти?! Я рад, наконец мы все вместе! Фарамис  исстрадался, Фердинанд плачет, а Эрнест не знает, какие меры предпринять! Дай мне руку, я тебя отнесу во дворец! Бедная! Зачем?! Я зря с моста прыгнул?! Жизнь бы убила свою, молодую, из-за глупой ревности супруга. Когда я нырну за тобой, то держи меня крепко. Какая бледная… целовал бы,  чтобы согреть, не умри, грейся. Не стоит оно все». 

     От таких мыслей становилось жарко, из глаз бежали слёзы, часами сидел, рыдая. Да, она все годы была мне как дочь, пусто стало без красавицы во дворце. Живому гроб не ставят. Я писал рапорт, письма, протоколы, затем рвал их. Тяжко, скучно теперь. Душа рухнула в пропасть.  Вспомнил свадьбу её, еле заметная улыбка пробежала по губам. Даже приснилась мне девочка, невестка. Кружусь по поляне, беру на руки, и смеюсь. Элла тоже. Бросаемся цветами, ягодами, а императрица куда-то убегает.

     Но вот из леса выбегает ко мне моя супруга, Крими, улыбаясь, раскинув руки. Снова, как обычно, в сердце ярким пламенем вспыхивает любовь. Бежим друг к другу навстречу. Я бегу, слегка подпрыгивая, в своей обычной одежде. Обнимаю радостно, поглаживая спину, волосы, руки, подхватываю  на руки, и наши губы сливаются в страстном поцелуе, обоих уносит вечность. Как опьянение, вечное, настолько прекрасное...

     То про невестку выбивало слёзы радости, во сне: девочка живая там. Крими дала мне прекрасного, порядочного сына. Вторая жена, нелюбимая, родила сыновей, дочь. Но я вовсе не списываю их со счетов. Мне дороже золота,  жизни, - моя нынешняя семья. Если так сравнить, то супруга – золото, Элла – серебро,  золотые пластинки – дети: Фердинанд. Сплав – Фарамис, Эрнест, Терезио. Осталось детей Эллы и Фарамиса женить, чтобы росли послушными, храбрыми силирийцами. 

     Вспомнил о том, как сын Хрустальным Мечом убил Фантагму. И тут задумался, сидя у себя в кабинете. Подпер кулаком подбородок, размышляя.  А вдруг место последнего пребывания несчастной - ручей Ирик, где девочка двадцать лет назад пыталась свести счеты с жизнью? Дезидерия… Наконец-то найдено решение! Но радость догадки быстро улетучилась: а если я ошибаюсь? Вдруг там никого нет вовсе? Тем более, от феи не возвращаются никогда. За все годы я не помнил, чтобы кто от чародейки вырвался. Но если хозяйка озера не видела императрицу, тогда искать красавицу по дну озера, или Мизари, как иголку в стоге сена. Она также может находиться в коме, поэтому не отвечает. Ежели волны прибили к берегу, можно надеяться на скорое возвращение А если нет? Вдруг разбила себе голову? Нет. Или кто над ней издевается?

     Я не знал. Нужно проверять. Даже мою догадку. Встал, открыл окно, занавески качнул ветер, донеся до меня аромат цветов, плодов, свежести. Пора действовать. Пора вытирать слезы. А письменный стол подождет.  Слишком много здесь пробыл за все время правления. Начинается новый день.
 

                19


     Прошло несколько дней. Дезидерия и ее слуги роскошно приняли императрицу, и, решив, будто она никогда больше не увидит замок, детей и мужа с любовником, успокоились. Фея планировала сделать из нее такую же служанку, чтобы та мыла лестницы, готовила пищу, таскала воду, привыкая к жизни под землей. Благо, та привыкнет, из крестьян ведь вышла в свое время! Роскошная комната, где пленницу поселили, содержала в себе мебель, платья всех вкусов и расцветок, даже растения стояли на окне, только окон не существовало. То напрягало. Также стало ясно: солнца больше не будет, и так пройдут века. Смерть постепенно заберет всех отсюда, а затем Дезидерия не пожелает, чтобы помимо нее кто бессмертился, таким образом метил на власть, впоследствии свергнув.

     Даже сейчас, спустя два десятилетия, женщина видела жену Фарамиса полной дурой, коей легко управлять. Раз та умудрилась тайно обвенчаться с Таримисом-Фердинандом, при этом находясь в браке! Кто же так делает?! Но тут ясно: юность, обида, стресс, настоящая любовь, а вовсе не влюбленность в цесаревича. Могла бы сказать – все, сын Милика, оставь меня, замуж не пойду. Он бы понял. Сам виноват. Но теперь все придется скрывать веками, если, конечно, бывший император не всыпет обоим любовникам. Сразу все кончится, Фердинанд остепенится, найдет себе пару, женится. А дальше? Тем более, совершила ту же ошибку: решила все закончить путем самоубийства. То – не выход из ситуации. И старшему сыну Милика плохо – вечно ходить в тени, при этом спать с милой придется тайком, и Милику тоже непонятно, как дальше та связь пойдет. А если правда раскроется для сына Изилии? Ой тогда грянет ужас… Он попросту выгонит парочку к родителям Эллы. Отлучив от императорского дома. И – все. Позор. Но хотя бы так получится возрожденному добиться своего.

     Непонятно также было, почему нельзя уйти отсюда тем же путем. Все утопленники, неудачники, отчаявшиеся в жизни, уходили сюда, и с того момента считались мертвыми для всех. До Эллы дошло: она теперь ничего не сможет сделать, чтобы вырваться. Увы. Наверняка, ее уже все ищут. Она подняла голову: кроме камней и мха, ничего не видно. Женщина сидела на камнях, в садике, где плохо пробивался свет. Больше не осталось никакой надежды. Попалась… Слёзы вновь покатились по щекам. Закрыв лицо руками, зарыдала.

     Вдруг её кто-то окликнул.

      - Элла, почему ты плачешь? Успокойся, ведь все хорошо. Ничего не случится, ты под надежной защитой. 

     Императрица подняла голову, увидела мужчину, в обычных одеждах  лесного воина. Взглянув на него еще раз при тусклом свете, льющемся из коридора, вскрикнула от неожиданности. Он стоял в проеме. 

     - Фарамис?! Как же ты здесь оказался?! – Несчастную нехило затрясло, по всему телу прошел мороз. Она аж отпрянула назад, вытаращив глаза. ТАКОГО несчастная увидеть никак не ожидала. Родного мужа. - Ты пришёл за мной? Пойдём в замок, помиримся, он не виноват…

     Красавица было шагнула к нему, но полуэльф поднял руку, и подошел почти вплотную. Яркие, янтарного цвета, глаза смотрели дружелюбно, тонкие брови немного хмурились темноволосый быстро также опустил руку. Улыбнулся. Но почему же супруг даже не желает обнять?! Почему?! 

     - Что с тобой? Плачешь… Но оставь надежду: я не тот, за кого меня приняла. Да, к сожалению. – Незнакомец закивал головой, поджав губы и поглядев на новенькую исподлобья. – Да, у меня янтарные глаза, похож на сына Милика, как две капли воды, и потому прыгнул в Ручей с Хрустальным Мечом. Пришлось собой пожертвовать в тот день. До сих пор, наверное, все на воле думают, будто у меня с Дезидерией любовь, в благодарность за очередного мальчика. Нет. Здесь такого не бывает. И не случится.

     - Да… - Беднягу трясло от неожиданности, даже голос стал дрожать, слова давались с трудом. – Ты… его двойник, полный, словно близнец! Я в замешательстве… 

     - Вот именно. За кого бы вышла замуж, прыгни Фарамис? Кто сказал, будто прыгал, он женился, теперь потерял, возможно, навсегда. Да не только он. – Полуэльф строго глядел на женщину, как на маленького ребенка. - Дай мне руку. Я не кусаюсь.

     - Правильно. Но… все так неожиданно… как же вас зовут, Сударь?

     - Моё имя – Эвиэлт, Элла. – Спокойно произнес красавец. Рассматривая кольцо на руке женщины.

     - Это кольцо подарил муж. – Потрясенная, императрица рассматривала нового собеседника, тараща глаза. Надо же! Так не бывает! Никак! А тот, видя реакцию, продолжал:
 
     - Руку зачем выдергивать? – Постоялец удивленно склонил голову набок, поджав губы. - Перчатка останется, но я её верну, а руку не вернёшь. Не бойся меня, я же руку не сжимаю, и ломать не буду, осторожно держу.  Заколюсь, если сломаю. – Двойник улыбнулся устало, по-доброму. - Не безумец. Мне можно доверять. – Он присел рядом, положил руку на плечо. Элла ошарашенно поглядела на его пальцы, повернув голову.

     Эвиэлт нежно держал руку Эллы, вежливо обращаясь к ней. Он все понимал. Лишь глаза ведали о его настоящем возрасте. Однако, у мужа очи не настолько взрослые. Следовательно, он старше в разы. Но насколько?  А когда увидел, - бедняжка краснеет от смущения, страха, произнес:

     - Смущение. Даже краской залилась… Не смущайся, прошу, пожалуйста.   Я не хвастаюсь, не грубый, не оскорблю, не обижу. Никогда не обижал женщин, поэтому лучше вежливо говорить, чем дурное нести. Зря я вышел, посмотреть на гостью пожелал. Наперед знал - обижу. Своим сходством. 

     Женщина повернула голову, спокойно посмотрела на псевдомужа, тихо ответив:

     - Нет. Наоборот, очень рада нашему знакомству! – Улыбка благодарности заскользила по ее губам. А полуэльф спокойно ее рассматривал, с головы до ног. - Как же ты похож на моего мужа! Как близнецы, правда… Я и не знала.  Но… откуда же стало вам, Сударь, известно о плане Дезидерии забрать Фарамиса к себе навечно? Как получилось здесь прижиться? Без солнца, в свете свечей, в туманах, среди камней и тьмы? Без любви, женской ласки, нормального общения?

     Смутился слуга Дезидерии. Похоже, холодный и хладнокровный, он совсем зачерствел в своем царстве. Так бывает с одиночками, которые потеряли веру в жизнь. Они не верят ни во что: ни в любовь, ни в счастье. Их мир полностью закрыт.   

     - Да. Я привык к одиночеству. Но, повторюсь, я не близнец. Поскольку у Милика было всего во втором браке три сына, и дочь. Она погибла, но  сыновья живы до сих пор, насколько знаю. Нам приходят вести из внешнего мира от повелительницы. 

     Он спокойно поглядел на потолок, в очередной раз оглядывая помещение. Да уж, никак он не ожидал через двадцать лет встретить вновь возлюбленную сына бессмертного. Все также выбило мужчину из колеи. Теперь придется отдуваться. И, конечно, следить за тем, чтобы красавица не вбила себе в голову дурь, не потащила бы в постель. Мало ли.

     Элла окончательно осмелела, под теплой рукой на плече, и спросила в лоб:

     - Сколько тебе лет?

     - Сто сорок два. Я старше твоего супруга. Надеюсь, ты поняла то по моему взгляду. – Эвиэлт вновь тепло улыбнулся. 

     - Ты так молод… - Элла почувствовала себя совсем уж маленькой девочкой, неудобно стало. Смутилась. Глаза опустила. Перед глазами стоял муж. Она все не могла признать – это вовсе не он, а едва знакомый мужчина. 

     Тот хмыкнул:

     - Это всего лишь юношеский возраст, по сравнению с тем, сколько живем мы все. А тебе?
 
     - Сорок один. 

     - Младше меня. Фарамис… я как-то его видел. – Полуэльф посмотрел вверх, вспоминая. И тут он окончательно расслабился, опустил крылья, начав рассказывать о себе. Женщина с интересом выслушала сей рассказ. - Мои родители были крестьяне. Я родился в 1778 году, через десять лет после того,  как Милик вернулся в Силирию. В семье было много детей, меня решили отдать, но отец настоял. В итоге убегал из дома, но возвращали. Однажды чуть не попался в плен. Под конец, я не вернулся. В армии везло, жизнь текла своим чередом, и я влюбился. Девушка не ответила взаимностью, но очень любил. Потом на этой почве случилась дуэль, был ранен. Рана оказалась  довольно глубока, но выздоровел. С тех пор не полюбил никого, стал странствовать, и вернулся в Силирию. С 1821 по 1863 год прожил один.  Однажды проходил мимо Императорского садика, меня кто-то окликнул: «Ваша Светлость, идите сюда, Вас Милик зовёт!» Я убежал. Но схватили, приговаривая: «Вот Вы где». Отпирался, оправдывался, что случилась ошибка. Даже назвал своих родителей, мне никто не поверил, посмеялись. Очутившись во дворце, все понял, когда увидел Фарамиса. Настал ступор, полный, страшный, я в прямом смысле лишился дара речи. Цесаревич вышел, ничего не понимая, и тоже был шокирован. Разведя руками, спросил: «Вы где его взяли? Отпустите незнакомца! Прекратите над ним смеяться!»  Он - моё отражение. Я видел свои руки, глаза, волосы, себя но тот больше не сказал ничего. Я выскочил в окно, и во второй раз увидел цесаревича, когда тот собирался прыгнуть в Ирик. Я видел себя, и прыгнул. Про требования Дезидерии в тот год не знал только ленивый. Ведь пошла в Фирею именно ты. Неслыханный поступок юной девушки, ради любимого. Даже когда тот женился на Фантагме. Никто не знает, откуда она взялась. Но силы злодейки оказались огромны, раз пошел снег. Если бы она выжила, то даже Милик ничего не смог бы сделать. Разве что казнить ее на гильотине. Вот так я оказался здесь.

     Элла изумленно снова посмотрела на Эвиэлтa:

     - Потрясающе! Родиться полным двойником, не знать об этом, и пожертвовать собой ради Империи… А как же личная жизнь, любовь? Счастье?

     - Мне это не надо. Я слишком стал хладнокровен после того, как мне разбили сердце. Не хочу больше ни с кем связываться. 

     Она рассказала ему о себе, добавила:

     - Если придёт мой муж, то так мне вас различать?
    
     Тот улыбнулся: 

     - У меня кольца императора нет. Я пришел сюда, чтобы пригласить тебя на бал, Элла. Красивая ты женщина… Пойдем, тебе понравится. У нас здесь течет своя жизнь, мы также любим танцевать. Я подожду за дверью.   

     Эллу разодели в самый лучший шёлк, заплели удивительную, изысканную  причёску, и сияя в платье, та вышла на бал. Лёгкими, но профессиональными  были движения, и мужчины, юноши улыбались, некоторые потеряли от восхищения дар речи. Очарованный одним видом императрицы, Кавиэнт  пригласил гостью на танец. Та покраснела, приняла приглашение,  закружилась. На щеках красавицы расцвел румянец. Плюс она заметила следующее: партнер как-то странно стал себя вести. Даже слишком дико:  Кавиэнт взял прядь длинных волос, поцеловал их, потом руку, не зная, что с ним, явно смущаясь, опуская глаза, волнуясь, но взгляд его бегал. И наконец, поцеловал в щёку. Очень мягко, и ласково.

     - Ты мастер! - Произнесла Элла, чтобы не обидеть его. Тот опустил голову, улыбнувшись уголками губ. 

     - Я никогда за всю жизнь не встречал настолько прекрасной девы, как ты… Очарованы все, но, несмотря на это, мы жениху тебя вернём, или мужу. Мне не нужно чужое. Ты не должна томиться здесь всю жизнь. Мы стерпим, привыкли. – Голос его нехило дрогнул. Императрица с удивлением посмотрела на него.

     - Отсюда же не выйти! Никак! Если бы был выход, давно бы все сбегали! Но этого не происходит! 

     - Ради тебя пожертвую собой, умру, но вызволю! – Он тяжело вздохнул.
   
     Жена Таримиса и Фарамиса спросила в лоб:

     - Что это было? Твоя речь томная стала. Расскажи мне, в чем дело. 

Кавиэнт еще раз взглянул на неё, поправив волосы, ниспадающие на плечи, мундир и спину:

     - Нет, это вовсе не то, о чем ты подумала. Нам свойственно привыкать к своим. Ты теперь одна из нас. Любой заступится, встанет на защиту. 

     Он плавно подвёл партнершу к Эвиэлту, женщина закружилась в вальсе. При этом в её глазах смешалось все: чувства, любовь, страсть, страдания, тревога, стыд. Вроде бы муж держит зав руку, в таком же мундире, и не муж одновременно. Просто двойник. Смятение росло в душе несчастной, она готова уже была заплакать. Но не хотела никого обидеть. Не нужно было спрашивать, что с ней, партнер прекрасно понимал: Элла замужем, его мучила мысль, - он может одним своим обликом принести страдания. Та  смотрела на псевдомужа, думая: Эвиэлт страдает. Он и страдал, также  проникся уважением, решив: императрица не должна оставаться в постоянном горе. Хоть и было ему хорошо у Дезидерии, решил поступить по-своему. Произнес:
 
     - Не жить в горе здесь тебе, милая. А нужны солнце, счастье, супруг,  счастливая жизнь, зачахнешь без света! А я к этому привык, плюс передо мной женщина. Посмотри: здесь нет даже окон, и не было никогда, лишь бесчисленные свечи создают колорит и красоту. Неужели не заметила? Хочешь здесь остаться? Навсегда? Потеряв все? Подписав себе приговор быть мертвой во внешнем мире? Подумай. Свет тут можно увидеть лишь на воде и на стенах – там, откуда ты выплыла, красавица. – Он произнес все даже не своим голосом, строго, но спокойно. В прямом смысле переживая за нее. Насколько несчастной хватит в этом подземелье, мимикрирующее под внешний мир?

     При этом спутник внимательно следил за мимикой женщины. Руки Эллы стали холодными, лицо вдруг побледнело: она почувствовала острую, режущую боль в ноге, извинилась, и поспешила уйти к себе. Эвиэлт, почувствуя неладное, быстро пошёл за ней, плюнув на праздник. Хромая,  жена Таримиса шла в свою комнату, но на пути споткнулась, упала. Встать больше не смогла – боль отдавала в тело все больше. Наверное, задета кость. Или гематома пошла. Не успела опомниться, как увидела: руки Эвиэлта осторожно взяли ее.  Он дотронулся до лба, спросил с тревогой:

     - Что случилось? Тебе плохо стало? Я могу тотчас дать лекарство.

     - Нет, я здорова, просто сильно устала. И болит порезанная сильно нога…  Сколько время сейчас? Здесь же нет часов, абсолютно никаких! 

     - Шесть вечера. – Спокойно ответил ей спутник, помогая встать. 

     - Как ты узнал? – Императрица расширила глаза от изумления.

     - Ты до сих пор не можешь привыкнуть к нашим условиям, адаптироваться. Все просто: вода потемнела в озере, в том месте, откуда ты появилась. Здесь все по-другому, пойми. Темнеет, когда пять, шесть, поскольку в пещере вечный полумрак, как положено, а в полночь – темно-синяя. Ты упала на моих глазах, держись за мое плечо, милая! Идти можешь?

     Вполголоса, Элла попросила:

     - Отнеси меня, пожалуйста, в комнату…

     Эвиэлт с радостью выполнил ее просьбу. Взял ее на руки и понес. Осторожно, словно хрустальную вазу. Нога сильно пульсировала. Похоже, заживать она не собиралась, пока что. Донес, положил на диван, спутница подняла руку.

     - У меня болит нога, довольно сильно. Я порезала ее, когда плыла сюда.

     - Я на балу видел – ты немного прихрамываешь. Поэтому и среагировал настолько оперативно. То – моя обязанность. Сильно болит, как понял, я перевяжу, помажу мазью.

     - Я наступила на камень, поранила ногу. Сними, пожалуйста, туфельку с левой ноги.

     Он выполнил просьбу, увидел рану. Там уже развилась нехилая гематома. Возле ступни. 

     - О, нет… Пора лечить! – Взял тут же бинт, принёс воды, промыл, залил мазью, положил травы и перевязал. – Лежи, не вставай, принесу ужин.

        - Спасибо… - Элла была тронута такой заботой. Эвиэлт также принёс фруктов, росы, и обычной еды. 

     - Где ты научился лечить? – Женщине стало интересно, чем же живет двойник Фарамиса. Он, еще раз ощупав ногу в месте раны, исподлобья поглядел на красавицу.   

     - Меня не учили, я просто знаю лечебные травы. Мази также могу сам делать. - Поцеловал в лоб, ушёл. Женщина быстро заснула.

     Когда бал уже близился к концу, наступившая тишина окутала комнату. Элла проснулась, боль стихла, и она попробовала встать. Подняла голову. Что бы ни говорили собеседники, но окна здесь все-таки имелись. Но! Там не было солнца, вместо него просматривалась толща воды. Никогда никто не будет их открывать, это как иллюминатор. Странные ощущения… Словно в подводной лодке. И страх – вдруг стекло треснет? В других местах пещеры и этого царства не виделись окошки. Тут даже часы отсутствуют. Посмотрела  сквозь толщу воды на небо - виднелись звёзды. Вода абсолютно прозрачна, интересно стало наблюдать за временами суток. Небо, чёрное, вверху. Сколько там метров до поверхности? Мимо окна проносились стайки рыб. Малость испуганная, но мучимая любопытством, гостья посмотрела вдаль,  вода встревожила её.

     Вдруг открылась дверь. Пришел Кавиэнт. Но в темноте Элла его не узнала. 

     - Кто здесь?

     - Прости, я не знал, что ты не спишь. Потревожил. Почему так рано покинула нас?

     - Кавиэнт, мне стало плохо, поэтому я ушла. Эвиэлт уже помог, у меня рана на ноге.

     - Бал кончился. Я пришёл навестить. Он мне уже все рассказал. 

     - Сколько сейчас время?

     - Четыре часа утра. Я пойду отсюда, до свидания. Не буду мешать. Выздоравливай, прошу тебя. Если нужна будет помощь, мы всегда готовы. 

     А Эвиэлт и не думал засыпать. Чувствуя себя виноватым, он в это время писал письмо Фарамису. Ему было неприятно многое, в том числе, своя внешность. 

     «Ваше Императорское Высочество, Фарамис! Меня зовут Эвиэлт, я живу у феи Дезидерии, уже двадцать лет я не был дома, я вовсе не в плену. Когда Вы убили Фантагму, именно я прыгнул за Вас в воду. Теперь несу ответственность за тот Меч, за Эллу. Да, она у нас, не удивляйтесь. Живая,  здоровая. Пишу по одной причине: Вы ее супруг, мы не можем порушить счастье Династии, не желаю, чтобы она больше не видела солнца. Сегодня состоялся бал, она мне все рассказала. Милик тревожится, страдает. Давайте встретимся у ручья Ирика. Если Повелительница не заметит, буду там. Известно: от неё не уйдёшь, но мы рискнем. Элла уйдёт. Она ласковая, добрая ко всем. Но если Дезидерию рассердить, то она начнет преследовать! До последнего, силком вернёт. Кто же будет следить за порядком? Элла уйдёт, ей нужны Вы, если не вернётся, то умрёт от горя! Я ей несчастий не желаю. Мы танцевали на балу, Ваша супруга была ослепительна, не желаю, чтобы она утратила свою красоту. Встретимся, завтра, в пять утра, сообщите об этом Милику. Я бы встретился с ним. Дело серьезное. 

                До свидания. Эвиэлт.

                Она понравилась нам. Всем. Не дадим женщине погибнуть в пещерных подземельях!»


     Прошло два дня. Одевшись по обыкновенному, Эвиэлт лег, положил письмо в коробочку, поставил ее на тумбочку рядом с кроватью. Полежав немного, позвал Кавиэнта. Когда тот зашел, друг почти шепотом доложил ему свой план. 

     - Кавиэнт, Элла убежит с нашей тюрьмы для всех. Дезидерия спит. Сейчас четыре утра, тихо пошли. Если кого разбудим – план провалится. По дороге объясню. Здесь говорить опасно. Тишина мертвая. 

     Тот опешил:

     - Куда? Ты, конечно, здесь все изучил, как и я в свое время… 

     - На озеро, важнейшее дело есть. Именно в потемках, пока солнце не взошло. – Двойник Фарамиса говорил чуть ли не сквозь зубы. Лишь бы никто не слышал разговора. 

     - Пошли тогда. И тихо, на цыпочках! 

     Они нырнули в проход между двумя мирами – пещерным и внешним. Вначале Эвиэлт поплыл по широкому коридору, скоро тот стал шириной до метра, вдруг в конце хода блеснул свет: Луна пронесла лучи в воду.  Отдышавшись, автор всего и друг высушили крылья. Размахивая ими, словно шмель, привязанный за лапки на веревочку. Оба полетели к озеру, там  мужчина начал:

     - Я пойду к Милику. Если известно кто проснётся - не вынырну тогда, не пробьюсь: затянет фея воду пеленой, тогда в привычный солнечный мир не  вернусь обратно. Эллу надо вернуть сыну Минея любой ценой! Я готов! -  Тут он поплыл в сторону замка. Сил у полуэльфа достаточно, пловцом оказался профессиональным. Чёрное небо раскинулось у него над головой,  созвездия, звёзды, вспышки поражали, отшельник с удивлением смотрел на красоту. Отсиделся на берегу, расправил крылья, полетел. Дворец скрывался во тьме, лишь блестела ограда в лучах ночного светила.

     Подлетел к дверям, хотел было постучать, но тут кто-то схватил его за руку.

     - Уходи, или пожалеешь! Ты откуда явился?! - Стражник сильно толкнул,  крикнул напоследок:

     - Кто ты такой, что здесь делаешь?! Через два часа Милик проснётся и примет, тогда приходи! Во дворце несчастье случилось! 

     Стучаться под окнами посланец не привык, ответил:

     - За кого вы меня принимаете?! Хоть приоткройте дверь, я гонец! 

     - Гонец от кого? – Тот сощурил глаза и хитро поглядел на мужчину, склонив голову набок. – Мокрый весь, ручьями вода течет, еще гонцом называешься?! Отлично искупался! Убирайся, или начну обыскивать на предмет оружия! Из какой пещеры вылез, с коего дна поднялся?

     Эвиэлт выслушал, и после спокойно ответил, хладнокровно, твердо:

     - От Дезидерии, глупец. Лишь от нее в таком виде приходят, запомни раз и навсегда, если хочешь узнать, что случилось с Эллой! 

     - Входи. – Стражник сразу сник, тон его стал спокойный, даже слишком. Он очень испугался. Никогда со дна, как говорили в народе, никто не возвращался. К счастью, темнота скрывала облик двойника императора. Представитель власти быстренько отомкнул ворота. Вытаращенными глазами глядя вслед странному гостю.

     А тот спокойно зашел во дворец, быстро сориентировался, и полетел по коридорам, лишь бы никого не разбудить. К счастью, коробочка не пострадала, так как была надежно закрыта.  Долетев до комнаты Милика и Крими, незваный гость поставил коробочку на стол, и быстро удалился. Полетел обратно к Кавиэнту, они оба нырнули и больше их не видели. В кромешной тишине всплеск услышал часовой. Когда я проснулся, уже никого не было, лишь капли воды остались на столе и лужа воды рядом.


                20

     Открыв глаза, повернув голову, я очень удивился: увидел металлическую коробочку темного цвета, серую, блестящую, словно кованую, с замочком. Пригнано все оказалось так крепко, - просто так не открыть. Протянул руку, повертел, принялся рассматривать, расправляя постепенно сжатые крылья. Рядом заурчала жена, я пододвинулся к ней, ласково и нежно обняв, поцеловав. Крими, потянувшись, обняла меня в ответ, поцеловала. Тут ее взгляд тоже упал на находку. Удивлению красавицы не было предела. Я продолжал вещицу вертеть, изучать. Очень все странно, даже слишком. Видимо, слуги принесли. Но пришла мысль в голову – вдруг супруга видела кого ночью, или слышала? Спросил милую: 

     - Крими, что это? Ты не слышала ночью ничего?

     - Не знаю. Нет. Я сама удивлена не меньше тебя, Милик. 

     Я открыл коробочку, взял письмо. Вскрыв его, прочитал начало, пошёл к сыну. Дожили, однако! Ночью письма подбрасывают! Тот шел по коридору в столовую завтракать. Я, что называется, влетел с ноги, и твердо объявил:

     - Фарамис, тебе письмо. Не знаю, кому взбрело в голову писать самим императорам, честно. Мы с Крими в шоке. Даже охрана ничего не сообщила.

     У того глаза на лоб вылезли от изумления: 

     - Письмо?! От кого? Мне слишком давно никто ничего не писал, отец!

     - От какого-то Эвиэлта. Откуда он тебя знает? Я не читал всего, что он написал, но и не имею привычки читать чужое. 

     - Я не знаю его. – Сын говорил правду. 

     Взял из рук лист, прочитал, тут в его глазах блеснули слёзы.

     - Элла нашлась. – Произнес он, плача от радости и избытка чувств. 

     - Что?! – Я был шокирован. 

     - Да. Он пишет: жива, здорова. Завтра, в пять часов, пойдём к ручью  Ирику. Встретиться с нами желает. Видимо, приведет мою жену. Нашли ее, значит. И неизвестно, что там происходит в данный момент. По крайней мере, жизнь в пещере процветает, как у нас.

     - Элла жива, скажи братьям.

     Скоро по дворцу ходила радостной вся семья. Весть о письме быстро распространилась, стражник вспомнил подозрительный всплеск. Кто это был, он не знал. Я решил лично встретиться с незнакомцем, узнать, как моя невестка. Не лжет ли он? Жаркий день подходил к концу, солнце почти коснулось воды. А ночью, почти под утро, когда мы вышли на берег, я начал  вглядываться вдаль. Долго не происходило ничего, но вот рябь пробежала по ручью. Я посмотрел на свои часы: пять. Глядел, глядел, решил:

     - Хорошо. Где ты, таинственный Эвиэлт? Покажись мне, бывшему императору Силирии! 

     И тут из-за близкого к нам крупного, раскидистого дерева, дуба, вышел мужчина. Солнце еще не вставало, но разглядеть его стало возможно даже в свете зари. Я взглянул на него, тараща глаза от шока, изумления: Фарамис! Мой сын тоже оторопел, вытянул шею, уронив челюсть. Так стояли двое, рассматривая друг-друга, один в императорских одеждах, другой – мокрый, уставший немного, но в бедных одеяниях. Я, отец семейства, глядя на обоих, спросил:

     - Фарамис, где твой перстень?

     Эвиэлт возразил: 

     - Перстень? Какой перстень? Настоящий император стоит рядом с Вами, Милик-Силириец, сын полуэльфа Минея и Лимы, внук Физара. Это честь для меня – с Вами познакомиться, и с моим двойником – тоже. – Он подошел твердыми шагами и пожал нам руки. Крепкое, однако, у него рукопожатие! Но вот взгляд другой, повзрослее, чем у моего наследника.  – Здравствуйте. Здравствуйте, Ваше Высочество… - Он поклонился.

     - Здравствуйте, незнакомец. – Произнес я. 

     Я растерянно смотрел на обоих, двойник тоже испугался. Рука его дрожала. Одновременно, я сравнивал глаза, лицо, волосы, рост. Глаза те же,  волосы тоже, как все остальное. Я смотрел, не веря своим глазам, появилось даже убеждение, будто Изилия родила не одного, а двоих, будто украли ребенка, но скрыли от меня. Вдруг? Кто знает… И вот, еще один из сыновей вернулся. Совершил благородный поступок – мою невестку спас. Но нет… Глаза слишком взрослые. Ошибки быть не может, то не мой сын. А от другой женщины, другого мужчины. Может, даже мой ровесник. Также путали меня и Фердинанда порой, только у него волосы другого цвета. Лишь был неубиваемый аргумент, одно убедило меня, - он не родственник - я не чувствовал его. Он не бессмертен, как Фарамис. Ведь если бы родились близнецы, я бы его почувствовал. Здесь – передо мной стоял обычный смертный. Но чудовищное сходство нас поразило.

     - Ты кто такой, и откуда? Как оказался у Дезидерии? - Спросил я полуэльфа, придя в себя, наконец, от шока. 

     - Ваше Высочество Милик, меня зовут Эвиэлт, это я принёс Вам письмо. Хотел с Вами встретиться и обсудить наш план. 

     - Я понял. Это ты написал о Элле?

     - Да. – Он кивнул.   
    
     Теперь столбняк шока прошел и у моего сына, и двое начали разговор.

     - Эвиэлт, откуда ты вообще взялся? - Спросил он.

     - Я от Дезидерии. Помнишь юношу, прыгнувшего в ручей за тебя лет двадцать назад? Это я.

     Фарамис от избытка чувств даже прослезился, обнял его и поцеловал в щеку.

     - Если бы не ты - Элла бы страдала до сих пор. - И вконец зарыдал. От радости. Вот так сюрприз! 

     - Отныне ты - мой друг. – Спокойно ответил ему двойник.

     - Ты тоже. – Самодержец по-прежнему изумленно смотрел на свою копию. А тот поражался другому:

     - У тебя императорская лента… Император.

     - Да. Я правлю Силирией двадцать лет. Мой отец передал нам, братьям, престол. За двадцать лет все кардинально изменилось. Мы можем показать тебе все. Если пожелаешь. 

     - Ваше Высочество… - Гость поклонился. – Я бы с радостью! Двадцать лет в пещере, подводной, не видеть ничего, кроме камней и своего мира…   

     - Называй меня на «ты». Не нужно формальностей. – Ответил ему мой сын.

     Я продолжал недоуменно смотреть на обоих. Одинаковые, внешне, лишь голоса разные. Сын бессмертен, о чем уже говорилось. У Фарамиса – средний тон, у второго - пониже тембр. Всего лишь по причине разных матерей.

     - Я решил вызволить Эллу из нашего подземелья, ей нужны солнце, жизнь с вами. Если идти всем морским путём, как я сейчас, то Дезидерия достанет. Гнев ее станет страшен. Есть у нас проход, в пещере, он идёт до реки Мизари, под ней, а оканчивается в лесу, на холме. По нему можно убежать,  но повелительница догонит. Все довольно опасно: где-то восемьсот с чем-то километров до холма, не догонит никогда. Силенок не хватит. Свет там присутствует, не знаю, кто такое там обеспечил.

     Я насторожился, нахмурился: 

     - Сколько все займёт времени? Примерно? 

     - Недели три. Я живу у неё двадцать лет, если убегу, то силком вернёт. Но за Эллу жизни не жалко. Вернусь к Дезидерии, чем путешествие кончится -  не знаю. Карта есть.

     - Когда встретимся?

     - Послезавтра.

     - Отлично, договорились. – Мы пожали друг-другу руки. 

                21

     Элла сидела у так называемого окна, смотрела вдаль, слёзы катились по щекам. Всей душой желала вырваться, но как? Дезидерия заперла её в комнате, ключ с собой забрала. Плакала императрица, стучала, но дверь не открывалась Чего только не пробовала бедняжка, чтобы открыть: проволокой расколупала замок, ножом сломала ручку, но - никого не было даже рядом,  тишина. Женщины рыдала навзрыд, села у двери на корточки, вспомнила свою жизнь, считая: брошена всеми, шансов убежать нет. Повелительница подошла, услышав рыдания и всхлипывания, гордо произнесла: 

     - Не плачь, я не отпущу.

     - Та сразу повернула голову, сказала:

     - Вырвусь! Не достанешь!

     Раздались шаги - хозяйка ушла. Посветлела вода: лучи солнца пробились сквозь нее, в комнате посветлело. Утро, кораллы, рыбы, волна, скукота. Услышала снова еле слышимые шаги, кто-то просунул бумагу под дверь,  взяла её.

     «Элла, мы вызволим тебя отсюда. Милик получил моё письмо, завтра побег. Бежим тайным ходом, но если Дезидерия догонит - вернёт силком.  Уходим рано утром. Кавиэнт».

     Пленница просияла, прижала бумагу к груди.


                Конец первой части
                10. 01. 2001.