Зухра

Глава 1

Тагир  более шести лет чабаном работает в агрофирме «Аждаха». Так  и не привык к будням жизни животновода. Не любил пасти овец в горах под проливными дождями, в грозу, а в Прикаспийской степи зимой мерзнуть  от студеных  ветров, которые врываются с Казахских степей. Не нравилось каждый день   вставать с зарей, заниматься окотом, спать урывками.
Окот был самой сложной парой в жизни чабана. Во время окота Тагир с напарниками  сутками  вынужден был дежурить  в кошаре.
Небольшой чабанский домик в горах, степи, палатка, топчан с буркой, первобытный очаг в углу или печь-буржуйка, закопченный казан,  чайник, ке¬росиновая лампа – вот тот максимум удобств,   которые имели чабаны.
 Человек этой про¬фессии лишен личной жизни. У него не бывает выходных дней,  отпусков.
Первые дни, когда старший чабан Мурад принял Тагира к себе помощником, пытался  приучить к элемен¬тарному распорядку дня чабана: вставать с зарей, спать, где придется. Старший чабан по утрам чуть ли не вытаскивал Тагира из постели. Все время напоминал, как в сле¬дующий раз  он   должен поступать. Старший чабан так и не смог приучить Тагира к профессии чабана, распорядку дня.
Чем обезоруживал Тагир старшего чабана – он  легко справлялся с любым другим сложным делом. Работа кипела в его руках.  Был морально устойчив, искренен, отзывчив,  ненавидел сплетников, интриганов. Ради сохранения, укрепления дружбы готов был пойти на любые лишения. У Тагира было много плюсов. Но был один крупный минус – любил  спать. Старший чабан прилагал максимум усилий, чтобы отучить его от этой привычки. Но не получалось. Одно время у старшего чабана лопнуло терпение. Махнул рукой, бросил эту затею. Сделал вывод, Тагира переделывать не возмож¬но. При удобном случае решил избавиться от него.
Накануне в горы к чабанам на обход прибыл генеральный ди¬ректор агрофирмы. Ознакомился с условиями жиз¬ни и деятельностью чабанов, остался довольным сохранностью овцематок, ягнят, упитанно¬стью овец. Когда собрался уходить, спросил у старшего чабана:
– Как себя проявляет молодой чабан?
– Никак! – вспылил старший чабан. – Он стал еще одним бараном в отаре твоих овец!
–Тагир сирота. Потерпи чуточку… Ему девать¬ся некуда. Скоро привыкнет. Довольствуйся тем, кто у тебя есть. Других чабанов у меня на замену нет!
–Терплю, что мне остается делать?! – недовольно буркнул старший чабан.
Весь разговор генерального директора со старшим чабаном слышал Тагир. В душе поклялся сегодня же ото¬мстить сплетнику: «Я тебе покажу, кто лишний баран в стаде овец, ал¬каш несчастный! Вскоре заставлю тебя заговорить обо мне  по-другому!»
Старший чабан на другой день своего сына по семейным делам на несколько дней отправил в селение. Старший чабан вышел на замену сына. Тагир горел от терпения, поскорей ему отомстить.
 Старший чабан помощника отправил впереди отары, а сам с собаками плел в ее хвосте. Тагир всю дорогу  придумывал, как больнее  ужалить своего обидчика. Обрадованно придумал. Он незаметно скрылся от старшего чабана. Отару обошел у кромки леса. А  собак увел  к туше кабана, на днях задранного волками.  Сам к отаре подкрался со стороны леса.  Стал на четвереньки, на голо¬ву набросил плащ,  завыл по-волчьи. Затем на четвереньках внезапно набро¬сился на овец.
Отара на глазах старшего чабана испуганно разбежалась во все стороны. У старшего чабана сердце ушло в пятки. Что есть дух, закричал:
–Тагир, собачий сын?!.. Где ты пропадаешь? Не видишь, козёл, волки напали на отару!.. Пали из ружья! Слышишь меня, ослиное ухо? –Слышу… слышу! –еле слышно ответил,  хихикая, по подлеску несясь от криков чабана на другой край отары. И оттуда стал палить из ружья.
– Эй, паршивый козёл, куда палишь? Не видишь, волки напали не с той стороны?!  Мигом беги на другой край! И пали!
– А если из ружья попаду в овец? –  лопался со смеху
 –Говорят тебе, стреляй! Попадешь, хрен с ними!
Недалеко от Тагира невозмутимо пасся козел стар¬шего чабана (а старший чабан в отаре тайно от гене¬рального директора агрофирмы пас сотни своих овец). Он, не раздумывая, выстрелил в козла. «Это тебе за козла!»
– Ну что, мазила, попал? – заорал старший чабан.
– Попал! – у Тагира осекся голос. – Только  не  в волка!
–А в кого?
– В тво¬его козла...
–Что? – старший чабан побежал. –  Я тебе, убийца, сейчас устрою охоту на козлов!
Старший чабан, прибежал и увидел, что помощник не солгал. На траве лежал его козел с продырявленной головой.
–Ты что наделал, слепой черт? Только такие олухи, как ты, путают волка с козлом! –сжимая кулаки  набросился на помощника. –Куда ты смотрел?  Баран рогатый?! Ты на¬рочно завалил моего козла!
– Сам же приказал!
– Я приказал стрелять в волка, а не в козла!
– Волк не козел, чтобы стать на линии прицельного огня!
– Ты восстановишь мне утерянную голову!
– Таких глупых козлов, дядя Мурад, у тебя в  отаре сотни. Одной головой меньше, одной больше – не велика потеря. Во время зимнего окота спишешь… сотню ягнят и козлят. Составишь акт падежа, –  старшему чабану лукаво заглянул в глаза.
Старший чабан на помощника, остывая, замахнулся посохом:
– Сгинь с моих глаз!
 Старший чабан в сердцах плюнул себе под ноги, вызвал собак, направляясь собирать разбредшуюся по пастбище отару. И собаки не откликнулись. «Чудеса, – злился старший чабан, –  сегодня меня  голова не слушается и  отара, и собаки, и этот баран! Пойду к себе в домик, полечусь…». Буркнул недовольно:
–Наделал глупостей, теперь разде¬лай тушу козла. Вечером с козлятины сделаем хинкал.
–Есть освежевать козла, дядя Мурад! – Тагир засиял. – Если   не возражаешь, организуем и шашлыки.
Свистнул собакам. Тут же прибежали. Расставил их вокруг отары, а сам приступил освежевать козла.
Тагир долго не забывал этот случай с подстреленным козлом. Ему с первых дней не нравилась работа чабана. Но некуда было де¬ваться. Не на что жить. Два года назад его родители разбились насмерть в автокатастрофе. У него на руках остался младший брат. Он в семье единственный кормилец.   
***
Сегодня Тагир проснулся рано. На востоке даже  не обозначились   предрассветные признаки. По привычке приоткрыл один глаз, оглянул¬ся, открыл другой глаз.  Рядом на топчанах, под бурками,  храпели дядя Мурад и его сын Ахмед. У него душа пела. Сердце наполнено таинственным трепетом – ожиданием встречи с самым любимым человеком на свете. Это волнение, предвкушение встречи с ней  придавали его телу живость,  а душевным порывам энергию.
Легко соскочил с топчана. Надел спортивные брюки, оставив торс голым. Хотелось прыгать, взобраться на самый высокий холм и крикнуть: «Я люблю тебя!»  Играла кровь. В себе чувствовал   многократный прилив энергии. С вешалки стянул полотенце; скрипнув створками дверей, выскочил наружу. Бегом, легко, как пушинка, забрался на холмы. Оттуда крикнул:
– Зухра, я люблю тебя!
 Там, где должно было показаться солнце, образовался огромный кровавый диск. Заря, расходясь по краям огромными крыльями неземного существа, приобретала цвет меди, сирени, золота. Кроваво-золотистые крылья, расправляясь по верху горизонта, медленно поднимаясь, перекрашивались в лазурные, сиреневые, оранжевые, зеленые тона.
Оттуда вылупился золотой диск солнца. С первыми лучами солнца   пробежался по холмам до утёса и обратно. Спустился к расщелине скалы, куда недавно во время грозы ударила молния, и откуда за¬бил источник.  Хорошо помнит тот день, когда разыгралась страшная гроза. По небосклону змейками поползло такое огромное количе¬ство молний, что огнем заполыхала вся северная часть небосклона. Одна из сорвавшихся с небес молний с треском ударила в скалу, за кошарой. За ней вторая, третья. Раздался страшный гром, скала напротив раскололась на две части. В расщелину ударилась еще молния.
В доме животноводов запахло серой. Чабаны побежали к месту разрыва скалы. Перед скалой образовалась огромная яма. А из образовавшейся расщелины скал с шипением забил ручеек. На другой день яма заполнилась до колен. Через неделю заполнилась полностью. Образовался пруд глубиной более двух метров.
Первым в этот пруд головой вниз нырнул Тагир. Затем к нему присоединились и отец с сыном.  Вода из родника сочилась чистая, вкусная. Вода   в пруду была такой мерзлой, что ныряльщик  в ней  смог удержаться не более двух-трех минут.
  Тагир прибежал с пробежки. С возгласом «Зухра!»  нырнул в пруд. Хохотал, гоготал, звал чабанов. В мерзлой воде не ощущал холода. В пруду  дурачился так, что от его возгласов не выдержали дядя Мурад с сыном.
Тоже пришли. Когда увидели, что в мерзлой воде вытворяет этот чудак, сами тоже от соблазна не удержались. Разделись до трусов, прыгнули. Втроем  впали в детство: плескались, хохотали, выскакивали, по лугу носились наперегонки. Дядя Мурад с сыном, окоченев в ледяной воде окончательно, забежали в домик, обтерлись полотенцами и залезли под бурки. Отец, чтобы согреться, из-под койки достал трехлитровую банку. Слил в стакан, выпил, довольно крякнул.
Тагир тоже весь красный вышел на берег. Вытерся, оделся, забежал в домик. Кожа горела огнем. Внутри тоже, странно, стало горячо. Себя чувствовал таким лёгким, расправь руки крыльями и пари! Не удержался, выскочил, унесся далеко, за холмы. – 
–Что, на него с зори овод напал? – не понял отец.
–Так, ведь сегодня у него день рождения! – ответил сын.
–Вечером будем обмывать?
–Он, кажется, собирается домой, к своей Зухре.
–Не получится! – отрезал старший чабан.
 Тагир присел на валун, стоящий на шапке холма, прислонился к нему, приложив ухо. Стал прислушиваться к природе, дыханию солнца, начинающего светится своими золотистыми лучами. Ощущал, как пробуждается земля. Поймал себя на мысли, что нутром чувствует Землю. Ощущает, как по  её кровенос¬ным сосудам, корням деревьев, кустов, растений, углубляющимся в недра, мощно проталкивается кровоток. Увидел, что  сам становится частью это¬й природы, ее продолжением. Кровь земли по  кровеносным сосудам проталкивается и в его сердце. И через него кровь Земли, энергию Солнца по кровеносным сосудам передается в сосуды деревьев, растений. Рядом с ним на деревьях в упоении залились соловьи, скворцы. Его душа торжествовала. Природа оживала, расправлялась под действием энергии солнца, распределяющего с вос¬тока.
 Он подставил  лицо под медный диск солнца, показавшегося за холмом. И целый сноп лу¬чей солнца, вставшего с перины утренней зари, залили его лицо. Лучи солнца заворачивали его в кокон, окутывали плетью золотых нитей  так, что  на мгновение себя ощутил его сыном. Образ любимой Зухры грел его сердце, душу, заряженные   энергией любви. Зажмурил¬ся и мысленно унесся навстречу солнцу, на Восток. Там, он уверен, выглядывая из окна их спальни, вместе с ним восход солнца встречает и любимая.
***
У молодого чабана на душе и торжественно, и груст¬но. Торжественно потому, ему исполняется двадцать восемь лет. Грустно потому, в такой день с ним нет его любимой. Над головой закуковала кукушка. Что ему пророчит кукуш¬ка: долгую любовь с любимой, скорую разлуку? Он не желает считать, сколько раз она прокукует. Не хочется в такой день с утра расстраиваться. Вдруг кукушка пророчит скорую разлуку?! Он этого не выдержит. Уши заткнул пальцами, зажмурился. Так сидел долго, представляя себе лицо любимой.  В этот день у него от жизни есть одно желание –  чтобы с любимой никогда не расстаться. С любимой  богатство, изобилие в семье сами придут.
За последние пять лет  загруженность на работе ему ни разу не давала возможность отмечать день рождения у семейно¬го очага, с любящей женой. Каждый раз в день рождения его сердце разрывалось между любимой и работой. И он в день своего рождения, вместе того чтобы радоваться с  любимой, не получив разрешения от старшего чабана, одиноко забирался на холмы. Через окуляры бинокля разглядывал свой дом в селении, грустил.
Сегодня день рождения отметит вместе с женой в селении, если даже небеса опрокинутся на его голову.
Он через бинокль смотрел, как солнце выползает из перины разноцветных облаков, слоями сгрудившихся над Ка¬спийским морем. Легко поднимается, на море, перед собой расстилая золотистую солнечную дорожку, прокладывает себе путь в горы. Солнце щедро сеет свои лучи на степи, холмы, долины, ущелья, рож¬дая в сердце Тагира радость зарождающего дня, нетерпели¬вое желание встречи с любимой.

Глава 2
Зухра! Это имя со школьной скамьи не сходит с его  уст. С этим чудом природы Тагир шесть лет разде¬ляет любовь, радость, грусть расставания. Но работа чабана в горах, степи все дальше отдаляет его от любимой. А в сердце зреет тоска. Горькие семена со¬мнения и неуверенности временами колыхают в нем: «А что, если?..» Зухра… Зухра! В его ушах это имя звучит мело¬дий гор.  В этом имени  слышит  чирика¬нье стрижей, журчание горных ручьев,  шуршание морской волны, мягким плеском разбивающейся на песчаном берегу,  трево¬жный клекот гусей, прилетающих с зимовки из дальних краев...
Вспомнил школу,  их школьные годы. Тагир поджидал Зухру по дороге в школу и обратно. Он шутил с ней, а она обижалась на его шутки.  Вспоминал, в школьные годы Зухра  среди сельских девчонок, ее ровесниц, ничем особо не выделялась. Была высо¬кой, худой, с длинными ногами, редкими для горянки золотистыми волосами,  огромны¬ми, как озера, синими глазами. Он был на пять лет старше неё. Тогда он о ней не думал, как о  своей будущей  девушке. Никогда не предполагал, что на нее обратит внимание, полюбит. Правда, любил с ней шутить, дергать за косы, иногда доводя до слез. Сей¬час, пройдя столько лет, спрашивает себя,  что тогда его влекло к ней? Огромные искристые синие глаза? Может быть. Золотистые волосы? Возможно. Веселость, отходчивость? Да. Словами точно не в состоянии передавать, чем она  его привлекала.
Но завелась одна привычка, каждый раз, когда  встречал ее по дороге в шко¬лу, начинал подшучивать над ней, называя ее разны¬ми смешными именами. И всегда напевал одну и ту же шутливую песню: «Несравненна, как косуля, джан Зухра! Золото меркнет перед твоими кудрями, джан Зухра! Выбирай женихом себе Тагира, джан Зухра!»
 Зухра, прежде, чем собираться в школу, через подружек узнавала, не видно лили где прячется вредин? А среди ее подружек у него были наемные шпионки, которые за подарки, которые он преподносил, больше вкусные конфеты, ее закладывали. По дороге в школу прятался в кустах. Как только Зухра с подружками пройдет мимо, неожиданно выскакивал из кустов, хватая ее за косы. Зухра пряталась за спинами подруг. Он, кроме нее, никого из одноклассниц не так не дёргал. Прилипал только к ней со своими шутками, приколами.  Зухре было и стыдно, и приятно, что старшеклассник из всех ровесниц на нее обращает внимание. Лицо покрывалось краской, по ногам ударял ток.  В ладошках пряча свои косицы, старалась поскорее оторваться от назойливого соседа. Часто обиженно плакала:
– Смотрите на этого плохого парня!.. – жаловалась подружкам. – По дороге в школу вечно только ко мне пристает. Будто, кроме меня, здесь больше девочек нет!.. Тагир, когда ты от меня отстанешь? Тебе, что, интересно,  обижать только меня? Еще раз, если ко мне пристанешь, я все расскажу своей маме!
 Подружки становились полукругом, подразнивая Зухру с Тагиром, обзывая их женихом и невестой и приговаривая:
 – Зухра плюс Тагир! Медведь ваш факир! Ууууу! Ууууу… Свадьба будет! Танцы будут! Будет дулма, шашлык-машлык! Нам на платья отрезы-матрезы! Ууууу! Ууууу…– и хлопали в ладоши.
– Шутить изволила, моя соседка? – Подбоченился. – Говоришь, я прилипала? К тебе вечно пристаю?  А, может, всё наоборот? Твои подружки видели, что это ты  ко мне пристаешь!  – им  раздавал конфеты, спрашивая:
– Да, девочки?
Все хором отвечали:
– Да! Да!
Теперь Зухра обиделась на предательниц-подружек.
 –Еще раз ко мне пристанешь, –от обиды глаза наполнялись слезами, –маме скажу.
Кулачками утирая слезы, обиженно отворачивалась.
– Эх, ты, лучик солнца! – вдогонку добавлял Тагир, –еще со¬седкой называешься! Вместо того чтобы меня хвалить, грозишься жалобой маме! Я от нее отгоняю всех назойливых ребят, а она меня за это  мамой пугает! Какая же ты вредина, золотокудрая головушка! Обидела ты меня, смертельно обидела! –  усыпляя ее бдительность, незаметно подкрался, дернул за косу. – А я думал, что мы с тобой друзья!
– Друзья, говоришь?! – она исподлобья  обиженно глянула. – Хорошие друзья  под¬руг не обижают и за косы тоже не дергают! Уйди отсюда! Сам вредина! –  оттолкнула от себя Тагира и убежала.
 Подружки  вслед такой визг подняли, что засверкали ее пятки.

***
Зухра по дороге в школу, сколько не избежала встречи с вредным соседом, никак не получалось. Выходя за ворота, хвостики на голове предусмотрительно  прятала под косын¬кой. При столкновении с ним становилась за спину подружек. А Тагир  подкрадывался, усыпляя ее бдительность, лукаво улыбаясь, предвкушая очередную уловку.
– Смотрите, смотрите на этого верзилу, еще и  глумливо смеется! – Зухра делала вид, что обижается. – Но как от него   утаишь выпирающий из груди смех? – Ты в этом селении из девчонок, кроме меня, никого  не замечаешь?
Тагир из-под густых ресниц заулыбался:
–Понимаешь, среди сельских девчонок  второй такой больше нет!
Хотя его ответа всколыхнул сердце, обиженно надула губки:
– Да, еще скажешь!.. Льстец. Мягко стелешь, жестко спрашиваешь! А твои одноклассницы Мина, Мира, Эльмира?! Подружки гово¬рят, что они тебе в школе проходу не дают!
–Зухра, не верь им. Они, лгуньи, завидуют тебе!
–За что?
–За то, что с тобой дружит такой видный парень! Скажи, кто такие, если подумать, мои одноклассни¬цы перед тобой? Ну, напыщенные куклы Барби! К тому же –  гордячки! – усыпляя бдительность, подыгрывал ее самолюбию.
 –Лукавишь, леший. Если твои смешные приколы называются дружбой ко мне, то какая должна быть настоящая дружба? – хотя внешне обижалась, внутренне нравилось его присутствие.
В пятом классе Зухра уже много чего понимала. Хотя видела разницу в годах, чувствовала,  она ему не безразлична. Только свою привязанность к ней он выражал таким образом.
От завуалированного признания Тагира ее током ударило. На мгновение остановилось сердце. Дыхание перехватило, чувствовала, как жаром охватывают щеки. Толком не поняла, что вдруг с ней стало. В глазах потемнело, в животе стало жарко. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем сумело сделать глоток воздуха.
Впервые  на Тагира застенчиво бросила влюбленный взгляд. Когда их взгляды встретились, почудилось, что из глаз брызнули искры. Мгновенно притупила взгляд, пораженная странным видом его глаз. Тагир первый раз на нее глянул  глубоким взглядом, мерцающим огнями. Зухра была напугана тем, что внутри происходит. Не осознавая, что говорит, выпалила то, что с языка слетело:
–Ты плохой мальчик! Обижаешь меня! Я тебя видеть не хочу! Иди, топай к своей Мине, Мире, Милене, Эльмире!..
Ее уста говорили одно, а сердце ликовало: «Тагир! Тагир!»
А он все, что в ней сейчас происходило, видел  глазам созревающего парнишки. Он не успел  улыбчиво ответить,  Зухра, смеялась, показала ему язык и убежала.
С этого дня их отношения  приобрели  совершенно другую окраску.  Зухра догадалась, в ее душе  воскресла первая детская любовь.
В Тагира были влюблены многие девчонки старших классов. Они своими секретами на роднике делились с его родственницами. Часто отправляли приветы. В школе ему оказывали знаки внимания. Наиболее смелые шли еще дальше – через младшего брата, двоюродных сестер ему передавали записки, назначали свидания.
 Зухра и после шестого класса оставалась робкой, застенчивой. В то время, когда ее подружки с класса  без стеснения заглядывали на Тагира, делали робкие предложения. А Зухра, видя их наглость, от него пряталась все дальше. Ей казалось, Тагир такой большой, а она перед ним козявка.  Его в школе все уважают, даже учителя. А она перед ним выглядит неказистой девчонкой с длинными ногами, светлыми волосами, огромными синими очарованными глазами.
А Тагир к  ней менялся. При встрече заговаривал вкрадчиво, доверительно. Меньше шутил. Знал, что своими шутками Зухру иногда доводит до слез. Но быстро отходила, прощала  обиду. Он зарекался, что при встрече с Зухрой больше никогда не станет подшучивать над ней. Но, как только сталкивался, забывал про свое обещание, начинал подшучивать над ней.
Так, в встречах, расставаниях, обидах, примирениях  не заметили, как прозвенел последний звонок. Он  получил аттестат об окончании средней шко¬лы. Затем поступил в Дагестанский государственный университет. Младшего брата перевел в школу-интернат столицы.
***
Осенью Тагир неожиданно получил повестку из военного комиссариата на действительную военную службу. Как единственный опекун брата, он имел законное право получить отсрочку. Но отмазываться от службы, ходить по инстанциям, просить, унижаться – он счёл ниже своего достоинства.
Съездил домой, попрощался с родными, близкими, друзьями. Перед разлукой, сколько не пытался,  не сумел  попрощаться с Зухрой. На улице его, еле сдерживая слезы, обнял младший брат, который приехал на его проводы. Когда садился на автомобиль, случайно встретился с заплаканными глазами Зухры за окном. Она махала рукой. И это трогательное прощание, частичка ее огня, ему хватило на все годы службы  в морской пехоте.
Тагир легко втянулся в военную службу морского пехотинца. Первое время, правда,  скучал по младшему брату, друзьям,  Зухре. Но его изо дня в день захватывала военная служба. Приобретая навыки «морского котика», быстро отвыкал от  студенческой жизни. Забывал тех друзей, с кем мало общался, с благодарностью вспоминал на¬стоящих друзей. В годы военной службы он больше всего себя ругал за то, что на прощание не увиделся с Зухрой. Надо было с ней увидеться, попросить, чтобы ждала.  Правда, в десятом классе его затянула учеба. Да и поступление в университет, учеба… Он последнее время все реже и реже виделся с ней.  Короче, сам виноват в том, что  на прощание она с ним не встретилась.
Как только на море начинался шторм, а таких штормов за время службы на Балтийском море было немало, в его ушах серебряным колокольчиком начинал звучать голоса Зухры. С его глаз не сходили последние минуты прощания, ее заплаканные глаза. Если она плака¬ла, прощаясь с ним за окном, выходит, он ей не безразличен? Тогда ей исполнилось тринадцать лет, сей¬час идет третий год его службы. Скоро ей исполнится пятнадцать. «Видимо, своей красотой: небесно-голубыми глазами, золотистыми волосами, длинными ногами, она затмила всех девчонок. И в селении стала самой завидной невестой? Хотелось бы мигом взглянуть на нее. Не забыла ли меня? Сейчас, видимо, на нее заглядываются все старшеклассники?»
***
Через  год срочной службы по рекомендации командира части он поступил в военное училище. Там еще учился три года. Его ожидала блестящая военная карьера морского офицера. Но в одной из столкновений на море с вражеским кораблем получил серьезное ранение. Его комиссовали. Осенью вернулся на родину. С поезда прямо направился на встречу с братом в школу-интернат в Махачкале. Брат заканчивал восьмой класс. Приехал в селение. К нему в дом пришли родные, близкие, друзья. Среди них не было Зухры, единственного человека, с которой очень хотелось видеться.
Встреча с ней состоялась через пару дней и совсем неожиданно.
Он отправился на прогулку, за  село. Шел по тропе, ведущей к роднику. На тропе  лицом к лицу столкнулся с Зухрой, возвращающейся с родника с кувшином воды. Она, высокая, стройная, величественная, сверкающими глазами разглядывая его, оста¬новилась. Прищурив взгляд, смело заглянула ему в глаза. Улыбнулась полным ртом, показывая ровные ряды зу¬бов-жемчужин. Неспешными движениями с плеча сняла кувшин, поставила перед собой. Тагир замер. Он не ожидал видеться с  ней здесь, без лишних глаз. Она была такой красивой, повзрослевшей, вызывающе смелой, что в глазах зарябило.  Впервые  он перед ней растерялся, даже забыл поздо¬роваться. Он представлял себе Зухру повзрослевшей. Но не ожидал, что за пять лет его отсутствия угловатая девчонка может вырасти в такую богиню.
 Девушка почти сравнялась с ним ростом. С длинной лебединой шеей, выточенной из бело¬го мрамора, она на него произвела впечатление ангела из небес. У него затряслись ноги, непослушно зависли руки. Сконфужено заулыбался. Ее  неболь¬шое удлиненное лицо с бело-молочной кожей светилось божественным светом. Лицо укра¬шал прямой тонкий носик с прозрачными узкими ноз¬дрями. С небольшой головки на спину струились огромные копны золотистых волос. Лоб  прямой, чистый, без  изъян и морщинок. На него с улыбкой взглянули огромные небесно-голубые глаза, окаймленные длинными нитями густых ресниц. Красивые дугообразные брови были натянуты так тетива лука. Припухлые губы слегка растянулись в улыбке. Взглядом уперлась в землю, красиво вы-точенный подбородок призывно приподняла.
–Здравствуй, Тагир, – бархатистым голосом поздоровалась, протягивая  руку. – С приездом! Отправлялся служить на два года, смотрю, она у тебя  растянулась на целых шесть лет… Случайно, в свой корабль не влюбился?
Она крепилась, чтобы не расплакаться. Чувствовала, как задрожал голос, краснеют, жаром охваченные щеки. В сильной, жилистой руке морского пехотинца ударом тока  обожглась ее ладонь.
Он от волнения ничего не слышать, не видел. Как за стеной раздавался певучий, слегка задрожавший голос девушки. Не помнит, как протягивал ей навстречу руку, как ее жгучая ладонь оказалась в его ладони, что  говорил, отвечал.
Девушка была слегка сбита с толку растерянностью того забияки. Перед ней смущенно стоял не тот верзила, забияка, который все время дразнил ее при встрече. Это был огромный оторопевший мужчина, сажень в плечах, в офицерской форме с золотыми погонами лейтенанта, в берете морского пехотинца. В смущении впервые не знал, как себя вести перед девушкой.
Теперь стала смеяться Зухра:
– Эй, «морской котик», за время службы  язык успел проглотить? Стоишь словно засватанная девчонка пе¬ред женихом, которого видишь первый раз?
Разошлась,  не давая ему и рта раскрыть:
 – Забыл, как подшучивал надо мной в школе, не давал проходу? А ну, вспомни свою песенку! Что, запамятовал слова? А я тебе их при¬помню: «Несравненна, как косуля, джан Зухра! Золото меркнет перед твоими кудрями, джан Зухра! Выбирай женихом себе Тагира, джан Зухра!» Не ты меня каждый раз до слез доводил этой песен¬кой? Ааа,  моряк? Ах, да! Тебя же не было шесть  лет... Там, на службе,  другой девчонке слагал другую песенку? Эх ты, бедовая голова! – издевательски рассмеялась.
Пока он, ошеломленный, приходил в себя, она еще раз насмешливо улыбнулась. Легким движениями рук и тела приподняла кувшин с водой, изящно закинула за плечо, повернулась, прощально помахала рукой. Приподняв голову, потупив взгляд, плавными дви¬жениями  направилась в сторону селения.
Он все еще стоял на том месте, пораженно сопровождая ее взглядом.
 – Зухра, как ты выросла, как изменилась?! – наконец прошептал ей в спину. – Какой ты стала красивой… Вызывающе красивой?!  Не верится, что та девчонка, глазами на мокром месте,  длинными ногами, неуклюжими движениями подростка, могла вырасти в такую принцессу?! Не наваждение ли это?
Зухра  остановилась, обернулась, разглядывая его.  И плавными движениями тела, ног скрылась за поворотом.
***
Он все ещё озадаченно стоял на тропинке.  Сельские любительницы, ставшие очевидцами встречи, увлеченно обсуждали её. Он, проходя мимо, с усмешкой глядя на них,  спешным шагом направился к реке. Нужно было поостыть, собраться мыслями.
Через день примерно в такое же время его взгляд столкнулся с взглядом Зухры. Когда он выходил со своего двора, она долгим, изучающим взглядом сопровождала его за окном. 
Девушка после их встречи потеряла покой. Мама заметила, что со старшей дочерью что-то происходит. За что не бралась, всё валилось из рук. С  её глаз  не сходил Тагир в кителе офицера в золоченых погонах, тельняшке и беретом на голове морского пехотинца. За эти дни про¬лила немало девичьих слез, провела не одну бессонную ночь. Ей хотелось, еще раз хоть на мгновение взглянуть на него.  А он, как назло, все это время нигде не показывался.
Непонятно  активизировалась и младшая дочь.
В тот день, когда потеряла всякую надежду видеться с ним, он  вышел во двор. Зухра застыла за окном. Не сон ли? Серд¬це остановилось. Ноги подкашивались. В спортивной форме, плечом прислонившись к стволу яблони, долгим взглядом глядел в ее окно. Ее сердце заликовало: «Ведь он тоже по мне страдает!»
Заплакала от счастья. Стояла у окна, обливалась  слезами, позабыв, что дома за ней могут следить. За ней сле¬дила мама и укоризненно качала головой. Зухре хотелось выйти во двор, чтобы с близкого расстояния, за плетеным забором, стоящим между их дворами,  поговорить с ним. Иначе у нее от тоски сердце  разорвется. Смекнула, где они могут увидеться. Не заметив мать, выскользнула в коридор. С кувшином за плечом выбежала во двор. Не помнит, как при¬открыла калитку, почти бегом направилась на родник.
***
Она еще с утра приоделась, словно собирается на вечеринку. С головы до ног  оделась в белое. Еще с ночи решила, что ей надо увидеться с ним, поговорит. Когда Зухра с кувшином за плечом выскользнула в переулок, у соперниц от зависти глаза разбежались. Вся зардевшаяся, стройная с тонкой талией, в туфлях на вы¬соком каблуке, с распущенными золотистыми волоса¬ми, шла на родник, уверенная, что он за ней последует. Чувствуя себя под прицельными взглядами многих девушек, молодых женщин, шла не совсем уверенным шагом. Длинношеяя, она, тряся ворохом золотистых волос, притупив взгляд, чуть приподняв носик, шла вперед. Со стороны смотрелась белой гордой лебедей.  А завистницы замечали, она не шла, а па¬рила над землей так, как могла парить лишь она. Ее парящей походке еще в школе завидовали все девчата. А когда выросла, стала взрослой девушкой, ее походка стала еще красивей и плавней.
Не доходя родника, он догнал её. Еще издалека услышав за собой его шаги, от волнения перехватывало дыхание. Глаза затуманились. Ноздри тонкого носа затрепетали. Еле слышно поздоровался:
– Здравствуй, Зухра.
– Здравствуй, Тагир, – от волнения едва не умерла.
Яркая, сверкающая, глазами цвета бирюзы, звеня золотыми серьгами,  шурша легким шелковым платьем цвета морской пены, словно крыльями лебедя, она прошуршала рядом. Она не могла остановиться, потому что за ней следили десятки пар мужских и женских глаз. Если  допустит хоть малейшую ошибку, вольность, недозво¬ленную девушке на выданье, в селе ее высмеют.
Джигиты, давно добивавшиеся  её руки, были поражены смелостью морского офицера. И каждый из них за  миг встречи готов был умереть у ее ног. Все соперники  поняли: ею выбор сделан. А подруги еще со школы знали про их тёплые отношения. И не за горами тот день, когда они сыграют свадьбу.
Тагир понимал, ему медлить нельзя. Был наслы¬шан, что многие джигиты села, соседних сел сватаются к ней. Он был сбит с толку, как Зухра до сих пор осталась не обрученной никем. Его  ждала?
 В горах при выборе женихов родители мало обращает внимание на симпатии, антипатии своих дочерей. Они своё предпочтение отдают джигиту из уважаемого, зажиточного рода. «Невесту сыну, – говорят, – бери из бедного дома, а дочку выдавай в дом с полной чашей». У Тагира есть хорошая родня, а вот чаша у него не всегда полна. Вместе с отцом, начальником милиции, матерью в автокатастрофе сгорели все их деньги, в тот день снятые со счета в банке.
Тагир с дрожью в голосе обратился к ней:
 –Зухра, скажи, не тая, ты согласна за меня выходить замуж?
У неё глаза наполнились слезами:
 –Лейтенант, ты, кажется вырос в горах?– обожгла его взглядом. –Кто в этих горах будет учитывать мое согласие или не согласие… Поговори с моими родителями. Небось, удача улыбнется тебе… Теперь оставь меня… Пожалуйста… Видишь, на нас все смотрят...
После встречи с любимой на роднике он совсем раскис. Он не был уверен в том, что её родители за него выдадут свою старшую  дочку. Да и она  ведет себя так – не подступишься.
Искупался на  речке, затем поднялся на самую высокую вершину, возвышающую над селом. Оттуда открывался вид на ее окно, за которым могла затаиться. И он до сумерек в раздумьях задержался там.

Глава 3
Молодого чабана оторвали от сладких грез и воспоминаний:
– Эй, лунный мечтатель, а сегодня над чем размечтался? – Ахмед заорал над его ухом. – Вновь витаешь  в небесах, в то время, когда овцы разбрелись? Тебе недавнее нападение волков на отару не стало уроком? Когда ты спустишься на землю? Эх, некому тебя стегнуть нагайкой!
Тагир на него бросил неприязненный взгляд.    «Гордится, что он сын старшего чабана… Не понимает, за распущенный язык может поплатиться!»
Тагор поднялся на холм, откуда видна вся отара.   
Весеннее солнце высоко поднялось над горизон¬том. Оно своими лучами словно гладило пастбище, заросшее молочной травой. Этот день, холмы, по которым разбрелись овцы, блеяние ягнят, трели свирели, раздающиеся с даргинской стороны, непривычный гортанный говор их чабанов, прелесть волшебного дня – все это в душе его откладывалось неповторимыми тропами юности, отрочества, симфонией любви к золотоволосой  Зухре. И сознание того, что эту лучезарную прозрачность дня, перезвон ручьев, щебетание стрижей, пронзающих синеву неба,  любимая тоже ощущает, делало его выше, тоньше, благороднее...
***
Ему после встречи у родника с любимой  надо было кого-то из родных послать к ее родителям. Поговорить, разузнать их мнение.  Но прежде на эту тему надо еще раз поговорить с любимой.
Через племянницу   ей отправил записку. Просил, как только взойдет луна, чтобы пришла на их место. Его записку Зухра приняла,  смущаясь, оглядываясь, спря¬тала в карман. Вот только, сколько бы  её не ждал на условленном месте, туда не пришла. Он не раскис, не обиделся. «Раз  приняла записку, это означает, что она меня не отвергает. Будем терпеливо дожидаться ответа». Но и через день, неделю он от неё ответа не получил. Он через племянницу ей передавал вторую, третью записки. Она, по-прежнему, записки принимала, но не отвечала.
Он запаниковал. Значит, на горизонте объявился тот, кому она доверила свое сердце. «Кто?! За шесть лет разлуки мог быть кто угодно. Тогда зачем ему предложила поговорить с ее родителями? Судя по поведению Зухры, в семье ее держат на крепкой привязи. Родители меня к ней, видимо, подпускать  не хотят. Они меня или изучают, или их  обхаживают богатые сваты. Надо войти с ним в контакт, как-то переговорить. Но как»?
Такую возможность ему предоставила сама судьба.
Утром следующего дня он у себя во дворе колол дрова. К нему заглянул дядя Магомед, её отец. Тагир занервничал: «Видимо, её отец зашёл предупредить меня, чтобы я своими приставаниями не беспокоил его дочку». Но дядя Магомед, соблюдая горский этикет, дружелюбно поздо¬ровался с ним за руку. Заговорил по-соседски:
–Как служил на море? Как  получил ранение в мирную жизнь? Привыкаешь ли к гражданской жизни?
 –Спасибо, дядя Магомед. Служба шла отлично. О ранении и не хочется говорить. Только скажу, с началом  радикальных реформ в стране не все у границ страны складывается гладко.
Плавно перешли на обсуждение футбольного матча между Россией и Голландией. Тагир пригласил соседа на стакан чая. Сосед поблагодарил.
–Знаешь, а я пришёл по делу. Завтра собираюсь огораживать приусадебный участок. Не поможешь?
Сердце  возликовало. Сделав паузу, ответил:
 –Конечно, приду, дядя Магомед.
Уходя, сосед напомнил:
–Да, Тагир, с собой прихвати топор, рабочие перчатки. Участок будем городить ко¬лючими кустарниками.
– Есть, прихватить топор и перчатки! – отчеканил по-во¬енному, но, улыбаясь, поправился. – Простите, дядя Магомед,  приду с  топором и рабочими перчатками.

***
На участке работали муж, жена, дочки. Тагир за руку поздоровался с хозяином, тепло переговорил с хозяйкой. Девушки от него, улыбаясь, отвернулись.
 Он с главой семьи  рубил колючие кустарники. А мама с дочками таска¬ли их, раскладывали вдоль забитых колышек. Спустя время хозяин  начал делать ограждение. 
Везде искал удобного момента, чтобы поговорить с ней. Но такой случай не попадался. Оба в присутствии  родителей стеснялись переговорить. Но самой вредной оказалась младшая сестра. Она ревностно стерегла старшую сестру, ни на минуту не оставляя одну. Иной раз ему казалось,  что младшая  сестра  нарочно  им досаждает, или сама не равнодушна к нему. А когда попадался удобный случай поговорить, она, на родителей указывая смущенными взглядами, отталкивала его от себя.
***
Дядя Магомед объявил  перерыв на обеденный намаз. Они с женой удалились молиться. Зухра с сестрой укрылись в тени. Тагир растерянно стоял за кустами, не зная, каким образом найти подход к ней. Она видела, что он    с ней ищет повода поговорить, а  она преднамеренно уходить от разговора. Он в панике. Видя, что  ее действия может принять как неприятие, улучив момент,  подала знак, чтобы последовал за ней. Сумела как-то перехитрить сестру, затем, петляя в лесу, оторваться от нее. Младшая сестра в поисках старшей сестры заметалась. Звала. Вскоре обиженно вернулась обратно. Он шёл  параллельно ей. Она, направлялась к речушке, весело плещу¬щей в неглубоком овраге.
 Стал рядом. Зухра, притупляя взгляд, шепотом предупредила:
–В твоем распоряжении немного време¬ни. Отец может заметить наше отсутствие. Он женских вольностей не терпит. Говори, чего звал?..
Стояла, пальцами теребя бахрому шали, оглядывалась по сторо¬нам. Вдруг младшая сестра застукает их? Как заметила, она не равнодушна к её суженому. В день приезда Тагира младшая сестра первой увидела его на переулке. Она была поражена красавцем-офицером, на котором форма морского офицера сидела как влитая. Это она сообщила старшей сестре о его возвращении с военной службы. Младшая сестра  тут же влюбилась в него. О своих чувствах, тут же, не таясь, рассказала старшей сестре. Признание младшей сестры заставило её задуматься. Как бы эта бойкая девчонка не спутала все ее карты.
 Зухра после демобилизации Тагира с военной службы неожиданно переменилась. Стала молчаливой. По ночам плохо спала. Мама  ее часто  видела с покрасневшими глазами. Эти перемены, произошедшие в характере Зухры, заметила не только мама, но и  младшая сестра. Один раз при родителях младшая сестра  ужалила старшую:
–Ты, случайно, не влюбилась в морского пехотинца? Предупреждаю: он мой! Я первой его заняла! И никому не отдам!
 Зухра, краснея, выбежала из хозяйственной комнаты  к себе. Мама знала о чувствах старшей дочери к Тагиру. В душе ее поощряла.
Она с того дня стала застен¬чивой, неразговорчивой.
 Здесь, у речки, каж¬дый раз, когда Тагир обращался к ней, на её лице меня¬лись краски. Она от него упорно прятала взгляд. Он видел, она смущается при нём. Неожиданно нервно засуетилась, повременно оглядываясь по сторонам. То ей ка¬залось, что за ближайшим деревом их подслушивает младшая сестра. То кто-то ее зовет по имени. Они шли бок обок вдоль ручья, весело бегущего по  камушкам. Тагир обдумывал предстоящий разго¬вор. У пня огромного граба  остановились. Она всё смущалась.
Перед ним стояла не та неуклюжая, угловатая голубоглазая девчонка. А повзрослевшая, переменившаяся девушка. Не преступна и ангельски хороша. Ему сложно было начать разговор. Она чувствовала и его волнение –   он боится ее отрицательного ответа. Ей передавалось все его волнение,  страхи.
Взял её ладошку в свою ладонь. Не замечал, от волнения её больно сжимает.
Зухре стало больно. Она шёпотом предупредила:
–Ты не перепутал корабельный канат с моей рукой. Вскоре так  сломаешь её…
Он расслабил захват, но не отпустил ее ладонь.
Зухра видела усиливающееся в нём волнение. Ей вдруг захотелось поиздеваться над ним. Посеять в его сердце семена сомнения, как это  он безжалостно поступал с ней в школьные годы. С этой за¬дачей пока, ей казалось, с трудом справляется.
–Зухра, я твою руку выпущу в том случае, если дашь слово сегодня вечером встретиться со мной в услов¬ленном мною месте!
Она лукаво заулыбалась. Пе¬ред ней стоял не тот бесшабашный шалун со школьной скамьи, который с ней тогда бесконечно болтал. Это был совершенно другой человек – джигит. Не многословный, не по годам повзрослевший. Гибель родите¬лей, военная служба, ранение, одиночество, неуверенность в за¬втрашнем дне сделали его молчаливым, замкнутым.
Зухра помнит каждую минуту того дня, когда Тагир   прощался с младшим братом, отправляясь на военную службу. Когда Тагир вышел за ворота, младший брат, плача, погнался за ним, бросился на шею,  прижимаясь, не отпуская его. Тогда она тоже у себя за окном заревела. Его младшего брата, когда он скрылся за поворотом, привела к себе в дом.
Сейчас младший брат учится в восьмом классе школы-интерната Махачкалы. Тагиру хотелось очно закончить учебу в университете. А брат не хотел оставаться в городе, просился домой. Старший брат дал слово, что заберет его в селение. Сам перевелся на заочную форму обучения. Готовил документы брата, чтобы перевести в сельскую школу.
В селении не было подходящей работы, чтобы он мог прокормить себя с братом. Генеральный директор агрофирмы предложил ему временно   пойти пасти овец. А затем переведет в офис агрофирмы. Он согласился, только не знал, тогда с кем оставлять брата. О своих тревогах Зухре на первой их встрече не скажешь. Думал, вообще, стоит ли эту тему пе¬ред ней поднимать?
Девушка чувствовала,  помимо их отношений,  его волнуют и другие вопросы. Он был растерян. Видя и чувствуя все это, ей не стоило себя с ним по-хамски вести. Но  решила за прошлое ему сполна отвечать. Понимала, ее безрассудность может плохо закончится для них. Но бесенок, просыпающийся в ней, не давал трезво рассуждать. И с первых же минут все пошло не так, как это она предполагала: «Перед ней стоит ее школьный тиран. Се¬годня не он, а она над ним будет издеваться».
И не заметила, как у нее помимо воли вырвалось:
– И ты мне предлагаешь встречаться? –  сделала страшные глаза, ими повела по сторонам. – Я девушка из добропорядочной семьи. А ты предлагаешь, чтобы я в ночное время пришла на какое-то сомнительное место поговорить с неженатым джигитом? Как ты все это понимаешь, мой морячок? Тебе это забавно? Я думала, что служба во флоте, погоны морского офицера сделали тебя серьезным! А тут удивлюсь твоему легкомыслию!
– Я не морячок, а морской пехотинец! – оби¬женно надул губы.
– Я и говорю – пехотинец? Морской пехотинец… Одним словом – рыбак! – чем больше себе позволяла недозволенного, тем сильнее хотелось   ему досаждать. Добавила: – А я не гадала, что ты после шести лет службы в армии можешь вернуться таким зеленым! Пере¬ходишь запретную для чужого мужчины грань! Случайно, ты сегодня не пе¬регрелся на солнце! –  убийственно захохотала.
Он не ожидал такого уничижительного отношения любимой девушки. Столько яда, сарказма содержалось в речах вчерашней школь-ницы? Он был почти повержен. Девушка преднамеренно методично задевала его мужское самолюбие. А он с обиды го¬тов был провалиться сквозь землю. 
Это была её третья победа над ним за по¬следние три недели. Каждый раунд ей доставался не¬легко. Но каждый заработанный балл в поединке с ним придавал ей большей уверенности в задуман¬ной игре. Она видела, он готов отдать ей все, что у него есть, даже жизнь. Но этого ей было мало. Она втягивалась в опасную игру. И выходить из нее, не поймав полного куража, не собиралась.
–Где ты видел, чтобы девушка в ночную те¬мень, одна, без сопровождения, встречалась с неженатым пар¬нем?  За шесть лет, кроме моря,  своего корабля, Селен, гоняющихся за кораблем, ты никого не видел. Тебе не кажется, что ты выходишь за рамки приличия? За кого ты меня принимаешь? – уставилась на него немигающими глазами. – Нет, мой рыбак, в твою сеть может попасть Мира, Мила, Милена, Эльмира… – сделала паузу. – Только не Зухра!
Он, ослепленный любовью,  уязвленный ею, весь в догадках и сомнениях, не замечал, что она умело продолжает играть в игру, затеянную им еще в школьные годы. Ему следо¬вало прислушаться к тембру ее голоса, вслушиваться в мелодию ее речей, наблюдать за ее мимикой. Тогда бы заметил, как она ликует: «Тагир мой! Какая удача! Какое счастье любить и быть лю¬бимой!»
 Видя, как он все больше киснет,  не удер¬жалась и прыснула:
–Неужели, все влюбленные парни бывают так слепы, как ты, мой морской пехотинец! Тогда как нам быть, слабым девчонкам?.. – не дожидаясь его ответа, смеясь, спешно удалилась прочь…
***
Тагир, задетый за живое девушкой, которую  боготворил, тупо глядел в воды речушки. Последние слова, больно брошенные ему в лицо, не выходили из его головы: «Неужели, все влюбленные парни бывают так слепы, как ты, мой морской пехотинец!..» Он был уязвлен тем, что ни разу не произнесла его име¬ни. «Моряк», «морячок», «рыбак». «Что она, решила расквитаться со мной за шутки в школьные годы? Не получится, кишка тонка! А ты кто по происхождению – дочка турецкого шахиншаха?.. Стоп! – какое-то озарение произошло в его мозгу. – Что она этими слова¬ми, сказанными скороговоркой, хотела мне внушить? Что означал этот взгляд, брошенный перед уходом? Взгляд, полный нежности, нескрываемой любви? А эта дрожь в голосе, смех сквозь слезы? Какой же ты глупыш! – Только сейчас до него дошел скрытый смысл  её слов. – Она же  не отказала, наоборот… Просто она для остроты в  добавила щепотку перца. В школьные годы ты издевался над ней, а сегодня она решила поквитаться с тобой! А ты принял мину обиженного школяра!»
Когда Тагир разобрался в хитросплетении мыслей Зухры, об-радовался настолько, что обнял бук, к которому только что прислонялась она. Щекой прижался к его гладкому стволу…
Выходит, она сегодня вечером придет на свидание с ним?

Глава 4
Сгущались вечерние сумерки. Они расплавленным жидким стеклом с горных вершин стекали по ущельям. Казалось, потрогай рукой, почувствуешь их клейкую вязкость. С востока на запад небольшими караванами плыли бело-молочные тучи, то открывая, то закрывая отдельные лоскутки неба. Полумесяц выныривал из их пушистой густоты.  Освещая отдельно взятые участки земли, он вновь терялся среди туч. Создавалось  ощущение, что месяц тоже движется вместе с тучами, выплывая то в одном, то в другом месте.
 Месяц  надолго застревал в перине бело-молочных сгустков, несущихся по гребням холмов. В верхних слоях неба усиливались потоки ветра. Караваны туч в нижних слоях неба стали беспорядочно метаться, наслаиваясь друг на друга. В то время в средних и верхних сло¬ях небо оставалось спокойным. Вот тучи грозно схлестнулись в середине неба. С грохотом разрываясь на части, разбежались к горизонту, вновь группируясь. Крутясь, вертясь, набирая адскую силу, наполняясь огненными разрядами, спускались на холмы. Сталкиваясь с холодными потоками воздуха, превращались в огромные свинцовые наслоения. Отдаленно загремел гром, ударила молния. Одна, вторая, третья, освещая небо мощными зигзагами, сполохами желто¬го и синеватого огня.
Природа напряженно затихла перед грядущей гро¬зой, назревающей над селом. Из глубин небес примчали другие мощные потоки вихрей. Они прогнали грозовые тучи с юго-запада на северо-восток. Гроза разыгралась над Черным лесом. Небо над селом стало очищаться.
 Он  огородами  прокрадывался за сеновал соседа. Шел к тому месту, где обычно вечерами в школьные годы любил встречаться с Зухрой. Сел на то бревно, лежащее у стены, на котором они иногда засиживались  часами, угадывая своё будущее по кометам, падающим из небес с горящими хвостами. 
Над ним, на самой середине небосклона, завис полуме¬сяц, окруженный мириадами мерцающих звезд. «Какое счастье, – обрадовался он, – полумесяц высвободился из плена грозовых туч. Его выпустили враждебные силы, удерживающие в своих силках. Неужели он там, на небесах, всю жизнь останется таким незащищенным и одиноким? А я?»
Он так ув¬лекся лицезрением картины ночных стихий и красот, что не заметил, как кто-то подошел к нему с тыльной стороны и мягкими горячими ладошка¬ми прикрыл ему глаза.
Почувствовал мягкое прикосновение, неизъяснимую теплоту и нежность этих рук. По запаху, бархату кожи ощутил, чьи они. Сегодня ему выпало счастье прикоснуться к нежной коже этих рук, ощутить их магнетизм, чудный запах. Такими же мягкими и нежными были руки покойной матери. Прижал к своим щекам эти ладошки. Их прикосновение так подействовало на него, что растрогался – глаза затуманились. Их уголки предательски за¬блестели. Потянулся назад, не оборачиваясь лицом к дорогому существу, сладко замурлыкал, зажмурив глаза. Забылся, оказавшись в объятиях яви и грез. «А вдруг это сон, а самый сладкий сон бывает  самым эфемерным. Такой сон в са¬мый неожиданный момент почему-то  неожиданно прекращается».
–Кто же, интересно, это чудное явление? –зажмурил глаза.
– Это я…– услышал шелест губ.
– Я сомневался, что придешь… Думал, обижена  на меня… Обижена    на всю жизнь…
– За что? – за его ухом вновь зашелестели  губы.
–За то, что в школе обижал тебя, дергал  за косы.
– Не переживай… Не было бы тех дерганий кос, не было бы и этой встречи. Тебе, мой друг, на них молиться надо. Эти косы тебя сделали милым их обладательницы …
–Ведь, правда! – Засияли его глаза. – Сейчас постелю коврик и помолюсь, – скинул с плеч куртку, бросил между собой.
–Тогда я при девочках претворялась. А так мне было приятно… Подергай  мои косы сейчас… Прошу тебя…
  Он дернул ее за волосы, все жмурясь.
–Желаю, чтобы наш сон никогда не заканчивался. Небо, я умоляю, я заклинаю тебя, – шептали его губы
Тыльной сто¬роной ладони украдкой смахивал предательскую влагу, выступившую на ресницах. Он молчал. Она молчала. Ее нежные руки, на которых отсвечивал матовый свет полумесяца,  белыми голубками ныряли в копне его курчавых волос.
–Умоляю, только не уходи… Не покидай меня… –шелестели его губы. –Не будь сном, будь явью.
Странное состояние его души. Ему  казалось, что спит. Спит сидя, на бревне, которое ему знакомо.
–Я есть твой сон. Я есть твоя явь, – ответно зашелестели ее губы. – Я услышала твои мольбы. И пришла из твоего сна, став явью. Обними, прими меня, – соблазнительно зашептала.
Он обнял ее.
–Как хорошо, что сон не прервался, – приоткрыл глаза; засиял, что видит не сон. Это явь. – Я всю жизнь ждал этого прозрения, –  нежно прижал её к груди.
–А я подумала, ты наперед себе намечаешь планы, чтобы всю жизнь дергать меня за косы, –заулыбалась.
 –Тогда я, несмышленый, думал иначе. Дергая тебя за косы, пытался к себе привлечь твое внимание.
–Ну и как, добился своего?
–Сейчас, думаю, да.
–Однако странное ты ко мне проявлял свое внимание... Смотри, смотри, Тагир, – нежно заворковала. – Радужные круги вокруг луны стали вертеться, меняя цвета! Разве такое бывает? Если я завтра об этом расскажу своим подружкам, не поверят.
– Это неспроста… Это знаки небес, подаваемые нам. Этих кругов вокруг месяца до твоего прихода не было. Понимаешь, они образовались с твоим приходом. Мне кажется, они являются защитными кругами, аурой полумесяца. Как ты стала моей аурой, моим защитным кругом. Давай сделаем так, чтобы твои подружки тебе поверили – мы снимем это явление природы на видеокамеру.
Он направил видеокамеру, лежащую рядом, на месяц, затем на нее. 
Девушка заупрямилась:
–Прошу тебя, не делай этого! – с мольбой зашелестели ее губы. – Ты же не хочешь, чтобы отец убил меня?!
 Он отложил камеру.
–Прости, я не подумал.
У нее на шее развязалась копна волос. Они золотистыми ручьями заструились, закрывая лицо, падая на плечи, спину. Ее волосы в свете полумесяца так засияли золотом огня, что он пораженно зажмурился. Этот таинственный свет полумесяца закрался и в ее глаза. Белки глаз стали отсвечиваться серебром. Свет полумесяца играл на ее  чистом лбу, подчеркивая красоту натянутых тетивами бровей. Создавалось впечатление, вот они сложатся крыльями неземной птицы и взмет¬нутся ввысь.
 За откровенной улыб¬кой Зухры пряталась сердечная тревога. Она была напряжена. Оглядывалась по сторонам, тревожилась, как бы их не застукала вездесущая сестрица. В уголках ее глаз в свете месяца засияли бриллиантовые крупицы. Дрожь пробежала по крепко сомкнувшимся губам. Он видел, насколько она тревожится, как бы вредная сестра  их не обнаружила.
Ладонью руки он прикоснулся к ее щеке. Она вздрогнула, учащенно задышала через ноздри. Судорожно обняла его, щекой прижимаясь к его щеке. Он поцеловал ее голову, из кармана дрожащей рукой вынул кольцо. Трясущейся рукой надел его на ее безымянный палец. В свете полумесяца оно засияло всеми красками радуги.
 Он трогательно зашептал:
–Зухра, как ты хороша! Мне кажется, вся красота, которая есть на свете, исходит от тебя… Чем больше на свете будут таких как ты, тем больше на свете будет света.
Она засияла, приподняв ладонь, разглядывая кольцо. Ее огромные продолговатые глаза влюблённо замерцали. В них отразился полумесяц, отразилась ее души. Сердце ее встрепенулось. В  сиянии  глаз замерцали все звезды  небес. Они падали к ее ногам, изумрудными бусинками ложась на усиках трав. Ее губы приоткры¬лись, во рту заблестели ровные ряды жемчужных зубов. Не смея больше сдерживать свою радость, она заулыбалась, захохотала так звонко, что  кругом все заблестело. У Тагира появилось такое ощущение, что сейчас они с Зухрой расправят крылья и звездами полетят высоко на небо. Там станут рядом с россыпью миллионов звезд.
Она губами нежно прикоснулась его щеке. Пока Тагир, шокированный её сме¬лостью, не успел среагировать, ловким движением рук достала из рукава платья что-то белое, мягкое, пушистое. Вложила ему в ладонь. И плавным шагом уплыла в сторону ворот своего дома…
***
На другой день вечером в селе заговорили о том, что Зухру засватали за Тагира. Многие сельчане обрадова¬лись счастью Тагира. А  были такие, которые в порыве ревности против них затаили обиду. 
По поводу сватовства  больше всего негодовал  школьный друг Аслан. Когда до отца Аслана дошло, как  его сын повел себя  в отношении друга, и какие интриги он за его спиной плетет, разгневанный отец вызвал его к себе и отчитал:
–Сын, я не знал, что ты способен на такие низкие поступки. Предупреждаю:  еще хоть слово пик¬нешь против соседа, я тебя прокляну и выставлю из дома! Понимаю, девушка тебя отвергла, выбрала себе более достойного человека. Твой подлый поступок говорит, что ты не стоишь даже внимания Зухры, не говоря дружбы с Тагиром!  Вместо того чтобы подумать, почему тебя отвергла такая прекрасная девушка, от зависти грозишься  разрушить их счастье! Позорник! Если настоя¬щий мужчина задумал что-то серьезное,  не ходит и об этом  каждому столбу не рассказывает! Ты совсем лицо потерял! Теперь какими глазами собираешься смотреть на своего друга? Я не ожидал, что мой сын может вырасти таким недоноском!
  К счастью Аслана, в это время Тагир находился в столице республики. Не мог слышать  сплетни друга. Он приводил в порядок документы своего перевода с очного отделения на заочную форму обучения. Одновременно решал вопрос перевода своего брата со школы-интерната столицы в их родную школу.
Глава 5
Через несколько дней после сватовства Тагир отправился чабанить на летние отгонные пастбища.  К началу осени они  сыграли свадьбу…
Ему на память пришел еще один незабываемый случай из их совместной жизни, который произошел  через три дня после  свадьбы.
На второй день после свадьбы он с за¬явлением обратился к генеральному директору агрофирмы, чтобы ему дали отпуск на медовый месяц. Кроме того, нужно было отремонтировать дом, младшего брата перевести из школы-интерната в родную школу. Генеральный директор не подписал его заявление. Дело дошло до угроз. Если  чабан завтра же не отправится пасти отару, его уволит и ни на какую другую работу не переведет. Молодому чабану ничего не оставалось делать, кроме как согласить¬ся с ультиматумом начальника. Если бросить отару,  у него не было другой возможности прокормить семью. Зухра просила его уйти с  работы. Сказала, пока он поищет более подходящую работу, она будет ткать ковры. Ковры будут продавать в Дербенте на рынке. Они с голоду не умрут. Зухра  бо¬ялась одной оставаться в огромном доме.
Генеральный директор агрофирмы Тагиру  в тот день, когда отправлялся в горы, обещал в два раза увеличить заработную плату. И как можно ско¬рее ему найти замену.
***
Тагир  к отаре вернулся  убитый горем. Главный чабан даже засомневался,  не сбежала ли от него молодая жена. Он не предполагал, что разлука с мо¬лодой женой так сильно расстроит новоиспечённого мужа. Ве¬сельчак, балагур, душа любой кампании, он затосковал так, что сутками в рот крошки хлеба не брал.
В день возвращения в горы он напарников угостил свадебными угощениями. Они довольно пили, закусывали, поднимали тосты за счастье молодых. Сам пил водку, не закусывая. Молчал. За вечер не вымолвил ни единого слова. Осунулся, щеки, глаза запали, взгляд потух. Напарники успокаивали молодожена, переживали за молодожёна, который в огромном доме одной оставил молодую жену.
Он бо¬ялся злых языков, людской молвы. Как бы недоброжелатели в его отсутствие не наговорили лишнего, не очернили молодую супругу. Он так и не  успел перевести брата из школы-интерната в сельскую школу. С братом его молодой супруге было бы безопасней, веселей, у него на душе спокойней. Надо было что-то предпринять, чтобы уйти с этой работы, быть поближе к любимой. «Зухра так молода, не опытна, – в тревоге потерял сон. –К ней под  покровом ночи могут попытаться забраться мои соперники, враги. Опозорят беззащитную мою кровиночку. По ночам  одна в страхе будет стеречь дом. Не всегда родители смогут опекать, поддерживать ее.  Мало ли с ней может случиться? О, горе! Что делать?  Настали такие времена, что нельзя доверять ни облакам, плывущим над нами, ни ветру среди нас. Землю от разрушения поддерживают горы, людей – вековые традиции. Как быть, когда многие забыли про традиции. До недавнего времени все птицы летели со своими стаями – орлы с орлами, черные вороны с черными воронами. А теперь стаи птиц перемешались. Черных ворон увидишь даже в стаях обычных сельских воробьев!»
На четвертые сутки сердце молодого супруга не выдержало разлуку. Когда напарники уснули,  с ружьем за спиной, никого не предупредив, по известной ему тропе пустился в село…
***
Когда молодой хозяин открывал ворота своего двора, часы показывали пятнадцать минут десятого вечера. Значит, в кромешной тьме двадцать километров он прошагал за три часа. Его под навесом приветливо встретил скакун. Подошел, обнял за шею, поцеловал, погладил. Теперь  ощутил, как устал, проголодался. Но что такое усталость, голод перед предстоящей встречей с любимой!
Во дворе  присел на край чурки, где обычно рубит дрова. Надо было отдышаться, чуть успокоиться, присмотреться, при¬слушаться к дыханию дома. Корова под навесом, тяже¬ло дыша, размеренно жуют жвачку. Рядом привязан теленок. А другую корову, овец он еще в начале весны отправлял на летние отгонные пастбища. В курятнике потревоженный им петух недовольно закудахтал. Ссо двора осмотрел дом, двор, заборы, ограждения –  все, вроде бы, стоит на своем месте, все цело. Когда отдышался,  стал у входа в дом. Затаил дыхание. Постучался, получилось тихо, почти неслышно. Сердце заработало так, что выскочит из груди. Постучал увереннее, громче. Тремя ударами костяшек пальцев жене подал свой условный знак.
На втором этаже заскрежетали створки две¬рей спальни. В коридоре зажгли свет; на деревян¬ном полу послышались  шаги. Слышно было, как жена подбежала к окну на балконе. Сверху раздался скрежет приоткрываемой рамки окна и звон стекол. Зухра высунулась из окна:
– Кто там?
Тагир, не в силах унять дрожь в голосе:
–Зухра, это я.
– Милый! Аллах услышал мои молитвы!
Молодая жена засияла. Перепрыгивая ступеньки лестницы, выбежала на первый этаж. С грохотом сняла тяжелые засовы с наружных дверей, выскочила во двор. И, плача, повисла на шее супруга.
 – Мой милый, ласковый зверь, моя звезда, моя крепость! – лепетала она, заливаясь слезами. – Бессердечный, на кого оставил свою молодую неопытную жену? – обиженно надулась. –Ты не задумывался над тем, что у тебя в селении могут быть завистники, враги, просто не¬доброжелатели? Ты не подумал, что на меня могут на¬пасть,  опозорить, обо мне пускать грязные слухи, меня похитить?! Бессердечный! Бессердечный! Бессердеч-ный муж! –  своими маленькими кулачками забара¬банила по его груди.
Муж смеялся, судорожно целуя жену, приподнял на руки. Что-то ей говорил несвязно. Она  обвилась вокруг его шеи, плача, задыхаясь от слез, приль¬нула к его устам. Ее горячие слезы лезли ему в рот, ее волосы щекотали ему лицо. Он нежно, как цветок, нес ее на руках. С ней легко поднялся на второй этаж и завалился в спальню…
Молодожены не смыкали глаз до утренней зари...
***
В эту ночь молодя жена впервые в жизни испытала, что такое пламя страсти, жажда слияния губ двух любящих сердец, сила мужского огня, полет в объятиях любимого. Нет, между ними ничего постыдного, что молодые женщи¬ны на роднике рассказывают о первой, второй, тре¬тьей… брачной ночи, не произошло. Муж зажал ее в свои сильные жгучие объятия, тугими губами прильнул к ее губам, лаская шею, груди, целуя живот, возбуждая в ней страсть, необъятный пламень любви. Он горячими поцелуями осыпал всё тело, от грудей скользя вниз… вниз… И они слились в едином порыве...
 Зухра неистово застонала, те¬ряя силы, прижимаясь к нему  сильней, так, что в его объ¬ятиях хрустели позвонки. Возбужденно хохотала, губами ставя раскаленные печати на его губы, прижимаясь к груди полыхающей огнем грудью… Вдруг от действия упругого существа… горячим колом задвигавшегося под низом ее живота,  удивленно раскрыла глаза. Ей стало трудно дышать,  перехватило дыха¬ние. Из её глаз брызнули ис¬кры.  Он овладел ею так страстно, что она, теряя разум, безумно кричала. Забыла, где находится, куда уплывает на волнах любви. Ощутила, как вместе с любимым они оторвались от земли, взлетели, полете¬ли в теплую, пушистую прозрачность. Такой горячей, мягкой, ласковой была эта прозрачность, где ей вместе с ним захотелось остаться навсегда…
***
Раннее утро. Тагир должен  возвращаться к отаре. Иначе со старшим чабаном неприятностей не избежать. А Зухра, когда он ночью поздно объявился, решила, что вернулся навсегда. Когда муж заикнулся, что пора возвращаться в горы, она заплакала, упала перед ним на колени, умо¬ляя, не уходить:
– Супруг мой, ты что, не понимаешь, какие опасные  настали времена? На кого, когда в республике, районе неспокойно, леса кишат «лесными братьями», меня оставляешь? Кто молодую жену, которая даже не привыкла к новому дому, в такую пору оставляет одну? Ты говорил, что младшего брата переведешь из городу в нашу школу… Если бы хоть он находился рядом, мне было бы поспокойней… Супруг мой, до тебя не дошло, что меня, молодую, неопытную женщину, в этом огромном доме нельзя оставлять одну?! Ты хоть представляешь, в каком страхе я провожаю темные ночи? В отцовском доме даже днем меня одну не оставляли! А ты?! – она бросилась ему на шею, зарыдала.
Муж еще с вечера над их кроватью повесил кинжал, ружье-двустволку. Сказал:
–Так тебе будет спокойней. Следующий раз научу стрелять из ружья.
 Какие бы утешительные слова супруге не говорил, она не воспринимала.
– Супруг мой, милый, умоляю, уходи с этой работы! Мое сердце чует беду. У меня складывается такое ощущение, словно чье-то прокля¬тие висит над нами. Мы не ведаем, кто рядом с нами стоит, кто нам  друг, кто враг. Район, село кишит «змеями». Помни, ночью змеи не пользуются дверьми! Если ты немедленно не бросишь эту работу, с нами может  что угодно случиться. Это мне нагадала гадалка, которая не¬давно была у нас в селении. Как увидела меня на улице, так и запричитала: «Проклятие, страшное проклятие висит над вашей молодой семьей.… Я вижу, ты, молодая, с супругом в разлуке… Он хороший человек. Но вас окружают плохие люди, которые хотят вам навредить… Зови его немедленно и уезжайте! Как можно скорее уезжайте отсю¬да!» Умоляю тебя, прислушайся к тому, что нагадала нам гадалка. Ты знаешь, я хорошая рукодельница, швея. Буду ткать ков¬ры, не покладая рук. От художников-заказчиков у меня нет отбоя. За один хороший ковер-портрет мне платят очень приличные деньги. А такой портрет я спокой¬но заканчиваю за  месяц. Плюс к тому в пределах десяти-пятнадцати тысяч в месяц мне еще платят и за обучение учениц швейному мастерству. Я еще хороший дизайнер по женским костюмам. Заказами завалена на полгода вперед! Толь¬ко, когда я одна дома, у меня все валится из рук. Я не могу забывать тебя, забывать слова гадалки. Пожалуйста, останься! – плача, обняла его, не отпуская.
Но по глазам супруга, которые  печально отводил, поняла, что он не преклонен. Он, не осме¬ливаясь глядеть ей в глаза, с дрожью в голосе выговорил:
– Милая, не бойся,  тебе ничто не грозит, тебе  некого  опасаться! Это всего лишь твои ночные страхи. Гадал¬ки  вытряхивают кошельки таких мнительных людей, как ты! Ради денег они и самого черта заколдуют. Кто из мужчин села осмелится  тебя обидеть? Я тому голову оторву! «Лесные братья» – выдумки милиционеров-оборотней.  Попрошу тетю, пока я в горах, чтобы она с тобой по ночам оставляла мою кузину. Прошу тебя, потерпи чуточку, у нас все уладится. Скоро я перейду на работу в офис, тогда мы заживем весело и счастливо. А здоровому бугаю, как я, жить на ижди¬вении молодой супруги унизительно…
Муж так и не смог убедить жену. Сегодня они первый раз после свадьбы поссорились. Он с тяжелым сердцем собирался в горы. С собой забрал и своего скакуна.
 Супруга напоследок выкрикнула ему вслед:
–Когда волки без присмотра оставляет логово, над их волчатами потешаются даже паршивые собаки! Ладно. Езжай так, – примирилась со своей участью, – как плавно течет вода. Так же и возвращайся. Пока тебя нет, солнце будет моим знаменем, небо моим шатром.
– Мир велик! – обернулся в седле муж. – Эти горы, что висят над нами, всегда будут стоять отдельно. А любимые в самый неожиданный момент склонны приходить друг к другу! Жди! Скоро встретимся! – ускакал, сверкая подкованными копытами скакуна.
***
Молодая супруга не теряла надежды, что любимый супруг прислушает¬ся к ее голосу разума. Бросит работу чабана, вернется к ней. Но прошла осень, наступила зима, за ней пришла весна… А чабан не собирался уходить. Так прошли три года.
Студент-заочник оканчивал третий курс уни¬верситета. Брат окончил школу-интернат. В столице поступил учиться в Дагестанский государственный университет.  А Зухра не видела конца обещаниям супруга. По его словам, в отаре овец он держит более пятисот своих голов. Если он оставит отару, их овец присвоит себе старший чабан или сдаст в мясокомбинат.
Так, в ожидании прошло пять лет. Зухра пе¬рестала верить обещаниям мужа. Между ними пошили ссоры, обиды, придирки по любому поводу. Она перестала следить за своей внешностью.
Зухра в оду из ночей увидела сон. Кто-то из мужчин, у которого не разглядела лица, в кругу друзей восхвалял ее красоту. Она проснулась, горя вся огнем. Встала, села перед зеркалом. Заглянула в зеркало. Ужаснулась, сравнивая свое лицо до замужества, и что сегодня стало с ним. Лицо постарело, осунулось; глаза потеряли огонь, живой блеск. Она располнела. На животе, боках образовались жирные складки. Бедра ног портил целлюлит. Кожа на ногах стала гусиной.
Она так устала ждать его, что теперь, когда месяцами не приходил домой,  ее особо  не тревожило. Муж занят то окотом, то перегоном отары овец, то другими делами агрофирмы. У него на всех хватает свободного времени, кроме жены. Один день она пришла к умозаключению: пусть муж со своими овцами катится ко всем чертям!
Теперь, когда муж возвращался домой, она молча, смотря поверх его головы, лениво зе¬вая,   перед ним собирала нехитрую закуску. Когда он заканчивал принимать пищу, без спросу убирала гряз¬ную посуду. Ставила термос с чаем, сахарни¬цу, стакан с блюдцем и уходила доделывать свои дела. Когда ложились в супружескую постель, прикидываясь больной, его не подпускала к себе.
С некоторых пор, когда приходил муж, стала укладывать спать отдельно, в гостиной. Муж,  перекусив, даже не успев обмыться после дальней дороги, быстро засыпал в чистой мягкой постели. А Зухра в семейной комнате до утрен¬ней зари сидела за ковровым станком, горько оплаки¬вая свою судьбу.
Жена стала отказывать мужу в супружеской близости. Бывало, что муж настаивал, чтобы она выполняла свой супружеский долг... Оа искала причины, чтобы не ложиться в одну постель. А если он вынуждал ее ложиться  в одну постель, близкую связь с собой не допускала.
Тагир в разговорах среди друзей не раз слышал, что после нескольких лет совместной жизни в супружеских отношениях начинается спад. Возникают охлаждения. Он тоже решил, что со временем  их супружеские отношения вошли в привычную колею. А вот ссоры, возникающие по любому поводу, настораживали.
 Отказы жены от выполнения супружеского дол¬га, ее частые женские болезни, головные боли сначала его особо не тре¬вожили. Но когда и после шести лет совместной жизни она не стала матерью, задумался. Когда он начинал затрагивать эту тему, она уклончиво уходила от разговора. Он стал подозревать, что жена от него что-то скрывает. Изменяет? Что угодно, но измены жены даже в мыслях не допускал.
Он  о своих сомнениях, тревогах поговорил с тетей. Она посоветовала, чтобы жену отвез в рай¬онную поликлинику к гинекологу, на обследование.
–В крайнем слу¬чае, – заключила она, – жену надо отвести к бабкам-знахаркам.
Глава 6
Старший чабан до срыва голоса звал его. А он, увлеченный своими думами,  совсем отключился от внешнего мира. Ему казалось, что  спит, а к окликам старшего чабана  давно привык. Пропускал их мимо ушей. Только тогда, когда старший чабан грубо дернул его за рукав,  ругая  бранными словами,  отряхнулся от дум.
Из грез и мечтаний  возвратился в бытые жизни, к своим овцам. Рядом блеяли овцы, гавкали собаки. Невдалеке, на холме, сын старшего чабана играл на свирели. А на соседней стоянке между собой потасовку устроили доярки.
Когда вернулся к реалиям жизни, с нудной повторяемостью, жестокими правилами,  требованиями, противостоянием, ненавистью, тяже¬лым бытом, от безысходности чуть не завопил. Перед глазами стало полыхающее пламя, колышущееся над их супружеской постелью. Сердце больно кольнуло. «Что это такое? Предупреждение, или…?»
 Было время, когда ему хотелось полыхать  в этой постели в объятьях любимой. Больше нет этих ночных объятий, нежных поцелуев, ее трогательного шепота губ над щекой. Работа  чабана у него все отнимает: любимую, общение с друзьями за кувшином вина у речки. Он всего лишался. Его обманом толкнули в эту баранью жижу. И никто, чтобы вытащить, руку помощи не подаёт. В этой смердящей жиже до него сгорел старший чабан, затем его сын. Сейчас полыхает он. У него в душе не осталось огня, чтобы зажечь себя, согреть жену. Опустело сердце, очерствела душа. Сердце его сжималось в тисках мрачных мыслей, а в ушах звенел звон. А когда старший чабан, обзывая, на него поднял посох, в ярости чуть ему руку не сломал.
Сердце терзала едкая мысль, что сегодня с ними обязательно что-то случится. С ним произойдет то, что перевернет его жизнь. И причиной всех перемен и бед в его жизни станет жена. Он знал и другое, что сегодня вечером обязательно отправится домой. Там все выяснит…
К вечеру он зарезал молодого барана. Мясо разделал для шашлыков, на хинкал, упаковал в хурджинах. Хурджины спря¬тал в пещере, расположенной у дороги, ведущей домой. Вечером, когда пригнали отару с пастбища, не обращая внимания на угрозы старшего чабана, подпоясался  кинжалом, сел на коня и стегнул его  по дороге домой. За ним увязался и преданный  пес Арбас.
До него, наконец,  дошло, в таком подвешенном состоянии, в каком находится семье, жена может уйти. Последний раз окончательно убедился, что жена не только сильно изменилась, но и брезгливо отстраняется от него. Понял, запахло жареным. Да и младший брат перестал приходить домой, даже на летние каникулы. Даже деньги, высылаемые почтой старшим братом, возвращает обратно.
 –Жена стала неуважительной, несдержанной на язык, – с некоторых пор у него завелась привычка разговаривать с собой. – Как бы ей не вскружили голову! Сам тоже, гусь, хорош! Кто на третий день после женитьбы оставляет молодую жену одну – уходит, черт знает, куда?
«Ради нее же стараюсь! Чтобы она жила луч¬ше всех, одевалась лучше всех, питалась лучше всех!»
Заговорил внутренний  Голос:
–Нет, муж, ты лукавишь! Её никогда не прельщали  материальные блага. Она любовь, духовные богатства всегда ставила выше материальных благ. За твою любовь, нежность она готова была умереть.
– Голос, не трави душу. Сегодня  все переменится. Как только прибуду домой, искупаюсь, побреюсь, постри¬гусь, переоденусь в самый лучший костюм. Посажу ее на «Волгу» друга Аслана и отвезу в город. Поведу в са¬мый лучший ресторан, с ней пройдусь по самым модным магазинам. Буду ее всегда любить, носить на руках.
Голос:
–Ты так и не постиг глубины ее сердца! – грубо оборвал его. – Ей нужен огонь твоего сердца, а не  твои базары, рестораны, тряпки!
–Ладно, Голос, отстань! Будет и огонь моего сердца, и мое сердце на её ладонях!
***
Глубокой ночью он верхом прибыл в селение.
Скакуна  привязал к плетеной ограде огорода, на¬стороженно оглянулся. Насторожился и пес, чуя чужие запахи в своем дворе. Ворота не заперты.  Хозяин замер. Беззвучно прокрался во двор. Дома не было огней, только слабый свет ночного фонаря пробивался из спальни во двор. Он стоял в середине двора. Ря¬дом в ожидании ощетинился пес. Напрягся. Похолодела спина.
Оглядываясь,  у порога дома в глаза попали  чужие мужские туфли. Чуть не вскрикнул. Он недавно такие туфли на день рождения подарил своему другу Аслану. Других таких туфель в селении больше ни у кого не было. Не  потому, что дорогие туфли, а  в Дербенте в единственном экземпляре приобрел в магазине финских товаров. Он весь взмок. Его словно током ударило. В горле пересохло, душа ушла в пятки. Брезгливо, двумя пальцами приподнял туфли. Да, почти не ношеные туфли, пахнущие  фа¬бричной краской. Голова пошла кругами, в глазах потемнело. Схватился за рукоять кинжала:
«Аслан? – не понял. – А что в середине ночи он у меня дома делает?»
Ему на память пришли слова жены:
«…Мы не ведаем, кто нам друг, кто нам враг. Район, село кишат ползучими змеями… Ночью змеи не пользуются дверьми!»
«Выходит, все это время Аслан, мой лучший друг, “окучивал” мою жену? Не он ли причина всех наших се¬мейных бед?!»
Хозяин впервые в жизни не знал, находясь у порога дома, как в него войти. Что делать, войти в дом, зарезать обоих? Или плюнуть на блуд-ливую жену, возвратиться назад, к своей отаре? Он в ярости, не соображал, что делает. Униженный, растерянный, растоптанный женой, он вы¬бежал со двора. Очнулся далеко на тропе, ведущей в горы. За ним увязался пес, скакуна второпях забыл, привязанным к ограде. Поругал себя за душевную слабость, хватаясь за рукоятку кинжала, поспешил обратно:
«Убью ублюдков!.. Заре¬жу как барашек! –  скрежетал зубами. – Эти оборотни, потерявшие стыд, опозорили меня, осквернили мой очаг. За это они должны дорого поплатиться!»
Окольными путями прокрадывался к себе в дом. Он знал, что окно одной из комнат на первом этаже, которое выходит на задний двор,  не закрывается. Через него  проник на первый этаж. Хотя дома было темно,   в нем неплохо ориентировался. На первом этаже царствовала мертвая тишина. Эту ти¬шину нарушало только биение сердца и  шумное дыхание. Ощупью поднялся по лестнице. При¬выкая к темноте, стал видеть лучше.
Все двери на втором этаже, кроме спальни, были закрыты. Из спальни в прихожую пробивался слабый свет ночной лампы. Он на носоч-ках прокрался к дверям. Никак не хотелось верить, что супруга  в его супружеской постели изменяет с другом Асланом. Но от того, что он увидел в спальне,  чуть не случился сердечный приступ. В его постели жена лежала в объятиях мужчины. Шепот их губ иногда прерывало чмоканьем губ, затем следовал страстный смешком одного из них. С оголен¬ным кинжалом он застыл. Мгновение и блудник с блудницей перед ним будут лежать, захлебы¬ваясь кровью. Но в последнее мгновение его что-то оста¬новило.  Показалось, что он услышал голос сверху: «Усмири свой гнев, убивать их всегда успеешь. Будь благо¬разумен, цени время, оно работает на тебя».
– Аслан, мой царь! Царь всех зверей, как ты страстен! –  шептала она. – Как ты горяч и люб¬веобилен! Ты – мой бальзам! Ты – мой родник в бескрайней пустыне!  Как я, глупышка, тогда могла от¬казать тебе? Поцелуй меня!
Он услышал: «Чмок, чмок, чмок».
 –Поцелуй еще сильней… – сладко стонала под ним.
Он увидел, как Аслан смачно присосался к гу¬бам его жены...
Муж сходил с ума. Ради этой блудливой жены он терпит зной обжигающего солнца, дожди, трескучие морозы. А она его променяла на продажного друга.
Сердце преданного мужа разрывалось на части. Он  не вытерпит позора. Этого самца и самку обезглавит. «Оказыва¬ется, “мой друг”, пока меня не было дома, времени даром не терял. Выкорчевывал сорняки в “огороде моей жены”. Рука  с оголенным кинжалом зависла в воздухе. Перед ударом возмездия его что-то сдерживало. Догадался что.  Смерть от благородного металла для этих прелюбодеев ока¬жется слишком почетной. Они должны понести другое наказание. 
Неожиданно штора, висящая перед дверьми спальни, оборвалась и упала на пол. Он в последнюю секунду успел отскочить в тень. Глаза его затуманились. Голова не слушалась. Он трясся, еле сдерживал себя.  Отполз назад, не помня себя.
«Месть! Месть! Месть»! –  шептал, затыкая уши пальцами.
« Месть! Месть! Месть»! – в груди замирало сердце.
« Месть! Месть! Месть»! – кипела кровь...
«Нет, лёгкой смерти не дождетесь!..  Я вам придумаю такую смерть, от которой загрохочут горы. Загремят небеса. Воды в реках закипят!»
Надо убраться. Неслышно сполз с лестницы на первый этаж. Через окно на нижнем этаже вылез во двор. Вскочил на скакуна и  пустился в сторону гор.
Пришел в себя, когда за собой далеко оставил родное селение.
« Случилось то, что неминуемо должно было случиться! – пришел к тяжкому заключению. – Ведь, еще первые дни замужества гадалка в  сердце продажной женщины увидела злокачественную опухоль. Гадалка  предупреждала жену об угрозе, нависшей над нами. Но она не услышала, не осознала. Зато, предательница, я сделаю так, чтобы твои стоны, мольбы о помощи услышал весь мир!»
К тому времени, когда  добрался на стоянку ча¬банов, план возмездия созрел.
Глава 7
На территории летних отгонных пастбищ, в сотнях, тысячах квадратных километров, не встретишь ни души, не считая трех-четырех стоянок пастухов, чабанов. А старший ча¬бан умудрялся почти каждый день употреблять спиртное. Он не просто пил, а упивался спиртным до умопомрачения, до чертиков, которые с ним на пару пели, танцевали.
Тагир давно знал о пристрастии старшего чабана к спиртным напиткам. В этот раз решил выяснить, где он его достаёт. Сам не хотел спиртного. Ему оно нужно для важного дела. Не достанет, тогда за спиртным отправится в одно из близлежащих сел. 
Старший чабан вторую неделю не просыхал. Забросил работу. Иногда днями, пьяный в стельку,  где-то шлялся. А старший чабан за пределы чабанского домика никуда не уходил. По утрам его мучили сушняки, искал причину «подлечиться». Сегодня тоже старший чабан с утра по домику ходил мрачный. Он решил  следить за ним, где   в их отсутствие достает спиртное.
Солнце поднялось высоко, и овод замучил овец. Тагир с Ахмедом отару пригнали на проветриваемый холм, под тень берез. Предупредив Ахмеда, что ему надо на пару часов отлучиться, ушел на стоянку.
Он еще издали услышал, как веселятся в чабан¬ском домике.
«Сегодня тоже старший чабан себе нашел собутыльника. Я тебя, шайтан, застукал. Интересно, кто же твой собутыльник? Не даргинец ли с соседнего стойбища?»
Он уверенно переступил порог домика. Каково же было удивление, когда старшего чабана застал одного в обнимку с трехлитровым баллоном.
– Ааа, Тааагиррр… Тагиррр!.. Чертов сын… Иди, присоединяйся… Прими на грудь стакан райского напитка!..
Ему в руку всунул стакан с какой-то пахучей жидкостью. Тагир отказался, но старший чабан стал настаивать:
–Нет, чертенок, на этот раз ты от меня просто так не отвертишься! Заодно и поговорим начистоту… – в стакан из большой эмалированной кружки нацедил содержимое, пахнущее травами, ягодами. Чокнулся с ним, выпил.
– Я давно за тобой наблюдаю…Хитер ты, брат, хитер… Но не я тебя, а ты мены вы… высследиллл… Ладно, хрень с тобой… Я на тебя не в обиде... Только выпей со мной, раздели мое горе… Хороша наливка, душу согревает, как соседская баба… Не бойся, не отравишься… Экологически чистый продукт, настоян¬ный на травах, пропущенный через «змейку Насредина». А трава – мой секрет… Сильная вещь... Один стебелек слона с ног свалит…
Когда старший чабан промямлил про «соседскую жену», Тагир чуть на него не набросился.
А старший чабан, не замечая состояния своего помощника, продолжал не¬сти пьяную ересь:
–Только тебе откроюсь, сукин сын, что я давно на¬вещаю  соседку, вдовушку Маркизат. Знал бы ты, какая она знойная… Нечета твоей бабе – не так об¬нимешь, переломаешь пополам!
Тагир облегченно вздохнул:
«Тьфу, черт, пронесло! Я этому алкашу чуть кишки не выпу¬стил! Слава богу, что он про мою жену ничего не знает»…
У него, когда вспомнил жену, на глаза выступили слезы. Залпом выпил содержимое стака¬на. Затем стаканы, полные до краев, подряд поднимал еще три раза. Почувствовал, как крепкий напиток обжигает нутро. Сам слил себе,  выпил четвертый стакан. Через некоторое время  на душе слегли грозовые тучи. Все трудности, образовавшиеся вокруг,  стали преодо¬лимыми. «Крепкая штука, пропущенная через “змейку Насредина”…  Как он в этой глуши умудряется «через змейку»  перегонять спиртное?»
Дядя Мурад, когда содержимое кружки закончи¬лось, забыв про начатый  баллон, на коленях прополз к сундуку. Приоткрыл крышку и достал трехлитровую банку со спиртным.
– Тагир, собачий сын, клянусь богом, я тебя люблю как своего сынааа… Пока ты со мной, с твоей головы волосок не упадет!.. Будем пить, кайфовать… Пусть будет пусто нашему ген… генеральномууу дир… диррректорууу. Тьфу, черт, что за непонятное слово? Назвался бы директором колхоза, совхоза… А тут этот пузан до каких высот допрыгался? Как бы с этой высоты  головой вниз не скатился… В этом медвежьем уголке, – банку обхватил дву¬мя руками, – где даже волки дохнут от тоски, без «тако¬го друга» сам волком завоешь!
Он, падая, банку выронил на руки напарника. Та¬гир банку с наливкой отложил в сторону. Она ему скоро приго¬дится. Под его руки сунул открытую банку. Перед его глазами стала жена в объятиях Асла¬на. Глаза  налились кровью.
« … Мы не ведаем, кто нам друг, кто нам враг… Район, село кишат ползучими змеями…Змеи по ночам не пользуются дверьми..». – он заскрежетал зубами. – Вот какой змей каждый вечер заползает в мой дом, искушая мою жену!»
Перед  его глазами возникла небольшая пещера, где обитает семья гюрзы. Когда бывает жутко на душе, он часто  её посещает. Первое время змеиная пара, защищая своих детенышей, с шипением кидалась на него. Но  со временем их приручил к себе. Каждый раз у входа в пещеру оставлял им миску с овечьим мо¬локом. За ночь миска опустошалась. На другой день миску вновь наполнял молоком. Так змеиная пара привыкла к нему. Он знал, как выманить этих змей из логова, как их рассердить. Это очень просто. На их глазах убьет  детенышей. Тогда осиротевшие родители всю свою злость выместят на обидчика... Только как из пригретой им берлоги выманишь пару змей с человеческими головами? Он на этот счет тоже что-нибудь придумает.
Он предателей выманит в горы.  Дурманящим напитком из «змейки Насредина» напоит Аслана.  Аслан охоч до спиртного. Ради выпивки и хорошей закуски этот ублюдок куда угодно пойдет.
 Когда старший чабан по малой нужде вышел наружу, он навесной замок сундука отомкнул проволокой. В спичечный коробок пересыпал три щепотки дурманя¬щей травки. Спрятал  и трехлитровую банку с наливкой.  Когда выманит Аслана в горы, в его стакан со спиртным добавит щепотку дурманящей тра¬вы. И он заснет. Тогда змеи из  телячьего мешка сделают то, что он задумал…
Тагир из открытой банки в кружку отлил еще порцию спиртного, а вторую банку тоже припрятал у себя за раскладушкой.
– Таггиррр! Тагиррр! Ура! – совсем пьяный в домик ввалился старший чабан. – Разливай спиртное по стаканам, будем пить!.. Нет… Нет… … Тссс… – предостерегающе приложил палец губам. –Ты не знаешь, сперва в кружку надо добав¬лять щепотку травы… Только чуточку… При передозировке пахучей травы от двух-трех глотков и верблюд свалится с ног...
Тагир заулыбался. Старшему чабану показалось, что напарник не поверил. Он из сундука до¬стал сверток с толченной пахучей травой, щепотку бро¬сил в стакан и выпил. Тагир не успел оглядеться, как старший чабан упал на бок и захрапел.
***
Старший чабан  днями не просыхал. Тагир предупредил Ахмеда, из-за брата ему надо сроч¬но выехать в столицу. И раньше четырех дней не возвратится. В хурджины положил несколь¬ко головок овечьего сыра, банку сметаны. Вскочил на скакуна, запасную лошадь под седлом пристегнул к седлу. Двинулся в село. Наступал вечер. По пути заглянул в пещеру, где хранил хурджины с бараниной. Ребра на шашлыки подвесил, а хурджины с остальным мясом привязал к седлу. Осторожно подошёл к телячьему мешку с шевелящимися там существами. Ткнул палкой. Там злобно зашипели. Этот мешок тоже пристегнул к седлу.
К сумеркам поднялся туман. В метре от себя ничего не стало видно.  На половине пути был вы¬нужден переночевать в одной из пещер, где обычно ча¬баны останавливаются в непогоду.  К восходу солнца  был дома. Когда переступал порог своего двора, жена с ведром  выходила на дойку.
Муж весело поздоровался с женой, обнял, поцело¬вал в щеку.
– А я, дорогая, прискакал по твоей просьбе. Со¬бирайся в горы за конским щавелем.
С луки седла снял, развязал хурджины. Из них стал выкладывать головки овечьего сыра, сметану, мясо...
– Это тебе, – посмотрел поверх ее головы.
Когда муж заговорил о поездке в горы, жена поменя¬лась в лице. По поменявшемуся настроению было понятно, что ей в горы  не хочется. Тагир претворился, что не заметил недовольства жены:
– Милая, готовься, иначе будет поздно. Завтра мы перегоняем отару овец, где растет конский щаве¬ль. Запоздаем, овцы все потравят… – краем глаза следил за ее реакцией. – Моему другу Аслану тоже решил сделать хороший подарок… Он любит охо¬титься на диких кур. Так вот, я заприметил березовую рощу, где гнездится  колония диких кур.
При упоминании имени Аслана веки жены дрог¬нули; алая краска поплыла по лицу. Она отвернулась, чтобы муж не заметил, как на это имя отреагировали ее глаза.
 –Если не хо¬чешь, чтобы с нами был Аслан, его могу позвать и в другой раз,  – ждал, что  жена ответит.
– Нет, почему же? Аслан твой друг. Зови, если хочешь…
«Все, блудница, попалась. – Тагир еле сдерживался, чтобы не влепить ей пощечину. – Глянь, какого аспида  у себя на груди пригревал?! Ничего, возмездие не за го¬рами! Немного осталось вам смеяться над моей честью, честью морского офицера!» – в сердце с трудом гасил ярость.
Аслан был рад приглашению друга. Был уверен, что сосед о его тайной связи с  женой ничего не знает. Быстро собрался, осед¬лал коня. С ружьем и патронташем  супругов поджидал у их ворот. Верхом умчали в горы.
 Когда добрались на намеченное место, часы пока¬зывали десять часов утра. Солнце беспощадно палило. Жена спешилась, укрылась в тени березы. Ее мучила жажда. Тагир выбрал место для пикника под огромной березой, рядом  с родником. А невдалеке протекал один из притоков реки Рубас. Мужчины  решили слегка перекусить, выпить. А затем отправятся отстреливать диких кур. А Зухра недалеко от стоянки соберет конского щавеля.
Жена, хоть и устала с дальней дороги, была в хорошем расположе-нии духа. Отдышалась, спустилась к роднику, освежи¬ла лицо, руки, ноги, утолила жажду.
Мужчины разожгли костер, вскипятили чай. Из баранины на угли поставили первую партию шашлыков. Сели, перекусили. После за¬втрака муж отвел жену на место, где растет конский щавель. Вернулся обратно. И с Асланом с ружьями направились в березовую рощу.
Первые же выстрелы Тагира дуплетом оказа¬лись удачными: с веток березы сбил двух, увлекшихся состязанием, петухов. Предупредил Аслана, пока он охотится,  пойдет,  подготовится к пикнику.
Через час с дальнего конца березовой рощи дупле¬том раздались выстрелы, через некоторое время еще и еще. А еще через час с тремя петухами на ремне, до¬вольный,  вернулся и Аслан.
Спустя полчаса Зухра  вернулась с полным мешком конского щавеля. К ее приходу на  скатерти, застланной у родника, мужем все было разложено. В казане томилось жаркое, рядом готовился хинкал, на углях жарились шашлыки. А в лунке, выры¬той под родником, остывала минеральная вода, пиво. А в трехлитровом баллоне остывала наливка «змейка Насредина».
 С горячим шашлыком мужчины пропусти¬ли по одной чарке. Аслану наливка понравилась. Он отметил:
–Мне никогда не приходилось пробовать та¬кой вкусной и крепкой наливки. И пьется хорошо, и согревает душу.
 –В точку попал, брат! – поддержал Тагир.
Друзья пропустили еще по одной чарке. Аслан на пикнике так растрогался, что включил магнитофон и перед семейной парой пустился в пляс. Зухра, как только Аслан вышел на танец, незаметно встала и скры-лась за березами. Как бы он  ее перед мужем не пригласил  на танец!
«В танце тебе не хватает напарницы! – язвительно подумал оскорблённый муж. – Не торопись, дружище, вскоре с тобой в танце живота задом потрясет и напарница!»
А жена решила ополоснуться в речке, освежиться после сбора конского щавеля, переодеться. С речки при¬шла, вся сияющая, блестящая.
«Искупалась? Хорошо, перед Всевышним предста¬нешь чистой», – сузились зрачки мужа.
Заулыбался, усаживая жену рядом с собой. Наполнил чарки; жене передал минеральной воды, встал, попросил минутку внимания:
– Аслан, друг мой, – из рук в руки передал чарку с содержимым, – выпьем за природу, за ее прелесть. За то, что она  людей, делающих добро, и приносящих им горе, одинаково терпит на своей спине. Будь здоров!
Жена на мужа метнула подозрительный взгляд. Что-то заговорил загадками. К чему бы это?
Мужчины чокнулись, выпили залпом. Закусили жаре¬ным мясом. К этому времени подоспела первая партия шашлыков. Тагир на угли поставил вторую, разлил спиртное.
– Выпьем за удачную охоту на диких кур! Все-таки, мой улов оказался богаче  – три петуха! – Аслан горделиво глянул на друга, выпивая до дна.
В глазах Зухры менялся цвет. Он становился загадочным. Теперь в них появилась тревога. То улыбалась своим мыслям, с аппетитом уплетая нежное мясо с шампуров, то неожиданно становилась грустной. Словно ее что-то угнетает. Муж знал, что. Но после купания в реке, горячего чая, куда муж подлил спиртного, добавил щепотку дурманящей травы, щеки ее разрумянились, глаза засияли. Аслан с нее не сводил очарованного взгляда. Муж все замечал, все фиксировал. «Переоделась, искупалась, надушилась. Все ради любовника», – он под густым навесом ресниц прятал наливающиеся кровью глаза.
Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, по чаркам разлил наливку, а жене в кружку натураль¬ного гранатового сока, который она любит. Мягко заговорил:
– Чтобы удовлетворить капризы любимой жены, дорогой Аслан, мы, мужчины, готовы делать любые глупости. Пока сам не попал в паутину, расставленную любимой,  не верил рассказам о магическом действии женских чар. Верь, Аслан, в глазах любимой таится такая магия. Жена пожелала, чтобы я отвез  за конским щавелем. Вот она, сидит у подножия Джуфдага, пробует шашлыки из дичи! Если моя любимая потребует, чтобы я на руках поднял ее на вершину Джуфдага, исполню волю! Если моя любимая попросит, чтобы я с вершины горы вместе с ней сбросился в пропасть, глазом не моргну, сброшусь! –  плечом прижался к жене, поцеловал в щечку.
 Жена недовольно вспыхнула.
–Отстань! Как тебе не совестно? Здесь, кроме тебя, есть еще люди! Глядите на этого хвастуна! Сначала научись вести себя в приличном обществе! –  возмущенно вырывалась из его объятий.
 «Приличное общество»? – муж в душе рассмеялся.
– Аслан, – улыбнулся муж, – не посторонний человек, а мой друг.
Он не переставал прикалываться к жене. Как пушинку приподнял  на руки, смачно целуя в губы. Жена так возмутилась поведением мужа, что от обиды чуть не расплакалась.  Опустил.
– Аслан, давай поднимем два тоста: первый тост за Адама и Еву, второй тост за Еву и ее соперницу Лилит. Как просуществовал бы Адам без Евы, а Ева без Лилит? А мы? Мы с тобой стали бы тузиками без наших жен, без их слез, капризов, скрытых женских игр, интриг?..
Что-то сегодня туманно заговорил друг Тагир. У Аслана глоток спиртного за¬стрял в горле. Закашлялся. С тревогой  вскиды¬вал покрасневшие от кашля глаза то на друга, то на его жену. Упорно отводил  взгляд от прямого и требовательного взгляда соседа. В них закрался страх: «Неужели  догадывается?»
Аслан знал взрывной и мстительный характер сво¬его школьного друга.  К тому же он морской офицер – профессиональный убийца. Видел, как  тренируется по утрам у себя во дворе. Одним ударом кулака завалит быка. Отвернулся, прикурил сигарету, сделал две затяжки, отмахиваясь от сигаретного дыма.
Жена тоже была встревожена двусмысленными намеками мужа.  Аслану глазами делала знаки, чтобы  успокоился, взял себя в руки. Сколько не старались, их взгляды, ужимки, жесты не оставались не замеченными оскорблённым мужем. От его наблюдательного взгляда не скрывалась ни одна мелочь. Муж вел себя как ловкий игрок за кар¬точным столом, который одновременно вел свою игру, заглядывал в чужие карты, в рукав прятал мешающие выиграть карты. Шутил, балагурил, через плечо успевал выливать содержимое своей чарки, подливать пьянеющему другу новую порцию спиртного, контро¬лировать застолье.
Жена чувствовала,  муж ее  заподозрил в измене. Хорошо знала его. Не зря он их вы¬манил в такую даль. Не зря тревожится ее сердце. Подозревала мужа с той минуты, когда он, зная пристрастие Аслана к спиртным напиткам, стал подливать ему в чарку одну порцию за другой. Чуяла, что на этом пикнике случится что-то страшное, неотвратимое. Аслан, за¬стигнутый врасплох, вместо того чтобы остановиться, стал пить без остановки. Она пила только чай, налитый своими руками. Но муж загодя и в чай успел добавить щепотку дурманящей травы.
 Аслан перестал реагиро¬вать на знаки, подаваемые  ею. Одно время жена в панике потеряла всякую осторожность. Перед мужем, пренебрегая приличиями замужней женщины, Аслану стала подавать откровенные сигналы, чтобы перестал пить. Она  догадывалась, приговорен не только сосед.
Неожиданно у нее закружилась голо¬ва.  Перед глазами заплыла поляна, береза, мангал с шашлыками. Лица мужа и Аслана расплылись перед ее глазами. Жалуясь на головную боль, привстала, но не удержалась на ногах:
– Голова… голова раскалывается, –  еле выгово¬рив, свалилась на бок.
– Зухра, что с тобой? – Аслан, позабыв, где находит¬ся, вскочил, но упал на бок и больше не встал.
Довольный сосед рассмеялся, сопровождая его «падение» свистом:
– За моей спиной, голубушки, что только не придумывали, чтобы уединиться. Вот теперь вместе воркуйте! Вам  предоставлена удобная хата.
Муж раздел жену, Аслана догола. Их спинами друг к другу при-вязал к стволу березы...
***
Она очнулась от того, что кто-то обливает ее ледяной водой.  Приоткрыла глаза, не соображая, где находится, что с ней произошло. На ней не было одежды. Ее било в ознобе. Спиной была привязана к стволу березы. Перед ней, ехидно улыбаясь, стоял муж. Вспомнила всё.
–Ты, жена, за дискомфорт не осуждай меня. И не напрягайся – зря не трать  силы. Они тебе через несколько минут очень пригодятся. Лучше оглянись вокруг, посмотри, каков твой «утешитель».
Оглянулась. Прикрыла глаза. Аслан, как и она, раздетый, спиной к ней был привязан к ство¬лу березы. Поняла – они оба мужем приговорены.
– Муж, знаю, меня,  его…  приговорил к смерти. Я ее  заслуживаю. От тебя и  не жду пощады! – запинаясь, выдавливала из себя слова. – Понимая, что ты меня любил,  попрошу  об одном одолжении. Убей меня, не мучая! И не тяни ре¬зину… – в уголках ее глаз заблестели слезы. – Я готова. Прости, ты был лучшим мужем. А я не сумела тебя до конца оценить. Видимо, судьба у меня такая.
– Дорогая, не торопи время. Все свершится в своё время!
Из кармана достал плоскую бутылку с коньяком, отвинтил пробку и отхлебнул два-три глот¬ка. Он был выпившим, но хорошо держался на ногах. Пробку на бутылке обратно закрутил, бутылочку засунул в карман.
 –Обрати внимание на кожаный мешок, висящий на ветке. Глянь правее, правее.. Да. Там! – рассмеялся. – В этом мешке колышутся длинные, гибкие существа, которые приползли из ада. Они приползли, любимая, за твоей продажной душой и душой этого иуды! – головой указал на Аслана. – Эти твари нетерпеливо ждут  часа расплаты. Они такие холодные, скользкие, с черными немигающими глазками, расплющенными головами, мерзкими раздвоенными языками… Не бойся, что они страшные… Но такие забавные существа... Настанет час, они приползут к тебе, к нему, при¬подняв головы, шипя языками. В мгновение ока, целясь, перед вами замрут, гипнотизируя вас. Неожиданный бросок и вонзят в вас всего лишь по две пары тонких, как иголки, клыков... И вы унесетесь в подземелье… Эти бестии со вчерашнего дня очень озлоблены! Я  на их глазах убил детенышей. Они жа¬ждут мести. Им нет разницы, на кого нападут, кого лишат жизни. Как только увидят вас, решат, что это вы убили их детенышей. Гюрза – одна из самых свирепых змей, с кем когда-либо встречался человек! А когда они нападают парой, перед их всепоглощающей яростью бессильны даже самые страшные силы! – он бросил презрительный взгляд на лежащего перед ним Аслана, нервно засмеялся.
Муж с казаном отправился к роднику, наполнил его, пришел, брызнул воды Аслану в лицо.
Аслан вздрогнул, очнулся, сделал резкое движение, чтобы встать, но не получилось. Лежал,  привязанный веревкой к стволу березы. С похмелья не соображал, что происходит.
 Тагир весело подмигнул ему:
–Скажи, правда, друг, что аттракцион классно придуман? Автором проекта – змеи гипнотизируют людей –  является твой покорный слуга! – сделал реверанс. – Я дорожу своим «другом». Если у кого есть друг, то должен быть похожим на моего!
У Аслана с похмелья  трещала голова. Во рту  пересохло. Язык прилип к гортани. Пока толком ничего не соображал. Думал, что друг продолжает придумывать но¬вые игры для развлечения. Аслан за спиной почуял  шевеление. Обернулся, спиной к нему, без одежды, к стволу березы была привязана Зухра.
–Что, брат Аслан, больная голова плохо соображает? Сейчас подлечим. Ты перед Азраилем должен предстать в своем уме, – из кружки слил пол¬стакана спиртного, одной рукой запрокинул голову Аслану, а другой влил в его зев содержимое.
Не прошли и минуты, как Аслан отрезвел. Понял, какая угроза нависла над ними, распутниками.
–Эй, ненормальный, а ну, немедленно развяжи нас! Ты не соображаешь, что за такие игры надолго за¬гремишь за решетку!
–Конечно, друг, соображаю, еще как соображаю! Но я должен убедиться, что твои медвежьи лапы ни в этой, ни в другой жизни больше не коснутся тела моей жены. Мне хотелось войти в твое положение. Но вижу, каждый из нас к дружбе, чести, достоинству мужчины относится по-своему… Прости, друг, за прямолинейный подход к вам. Жизнь чабана отучила меня от тонкого, светского обхождения с господами.
Тагир потянулся к мешку, висящему на сучке березы. Снял его, осторожно развязал. И бросил между женой и Асланом.
Из мешка, шипя, раздражаясь, высунулись две плоские змеиные головы. Они стремительно выскользнули на траву, зашипели. Из маленьких красивых ртов высо¬вывая разветвленные язычки, тыча ими воздух, зашипели. Чуть приподняли головы над поверхностью  травы, развернулись головами, устремились туда, откуда раздавались крики о помощи. Пара змей нацелилась на врагов, которые убили их детенышей. На мгновение, перед решительной атакой, замерли, извиваясь, перепле-таясь кольцами, гипнотизирую врагов. Перед атакой выпрямились, сверкая разноцветной чешуей. Как по команде устремились на них…
***
Он, чтобы не слышать дикие вопли жены и Аслана, убежал далеко, в лес. Вернулся, спустя полчаса.
Там, где про¬изошла драма, царила гробовая тишина. Он издалека увидел, как жена и Аслан, неестественно уронив головы на грудь, вытянулись. Его поразил не их неестественный вид, а  змеи. Одна змея, свернув¬шись кольцами,  лежала у жены на груди, другая у Аслана на животе.
 У него мстительно заискрились глаза. Подошел к жертвам. Змеи зашипели, готовясь к атаке. Рогатыми палками сбросил  с жертв, забросил в мешок, завязал. От ствола березы отвязал  не успевшее остыть тело жены. Разостлал бурку, уложил на спину,  повернув голову в сторону Мекки. Перед женой стал на колени. Жена, даже мертвая, была ангельски хороша. Ее по-детски припухлые губы невинно улыбались. Они были приоткрыты, словно мужу перед смертью хотели передать что-то такое, что не осмеливались произносить при жизни. Склонился, поцеловал ее в губы.
–Прости меня, милая.  Я попытался предостеречь тебя от продажных языков. Но не сумел оградить тебя от пре¬дательского удара единственного друга. Кажется, я был никчемным мужем… Я  не стою тебя, не стою…
Зарыдал. Из глаз ручьями потекли слезы. Встал, подошел к мешку. Дрожащими, ничего не чувствующими паль¬цами рук, развязал. По ней ударил ладошкой, чтобы разозлить змей. Их вывалил на грудь жены, сверху лег, прижавшись к ней грудью …
***
Осиротевшая мать-гюрза после отмщения торжествующе глядела на своего напарника. Словно, спрашивая: «На¬сытился ли своим возмездием? Доволен ли ты проделанной нами работой?» По гордому виду напарника заключила, что он удовлетворен своей местью за убитых детенышей.
Мать-гюрза сползла с застывших тел врагов. Маня за собой напарника, устремилась к огромному серому кам¬ню с небольшим лазом. Она там наметила своё новое логово. Там они продлят своё род.
Такие красивые были их ядоносные головки! Та¬кие яркие были их сверкающие, как росинки, глаза! Такое загадочное было шипение, издаваемое их черными раздвоенными языками.   
                2011 г.