Ас люфтваффе о войне на Востоке и на Западе

В 2003 году лётчик-ас люфтваффе Альфред Гриславски дал первое интервью русским исследователям истории. И последнее: спустя несколько месяцев после встречи он умер, на 84-м году жизни.

На боевом счету Альфреда Гриславски числится более 800 боевых вылетов и 133 воздушные победы, из них 109 – на Восточном фронте и 24 – на Западном.

До 4 июня 1943 года Гриславски воевал в СССР. Пока в Тамани он не решил искупаться в море. Вместе с двумя другими пилотами (Россманом и Ридвалом) они направлялись на пляж, когда Ридвал наступил на немецкую мину.

Россман отделался легко, а Ридвал и Гриславски были серьёзно ранены взрывом. С полевого аэродрома они были немедленно доставлены в госпиталь в Симферополе.

После выздоровления (в конце 1943-го) он там и остался, в авиации ПВО: страну бомбили англо-американцы. Так Альфред Гриславски получил возможность сравнить войну на Восточном и на Западном фронтах.

«В Германии время жизни пилота в среднем было только семь дней»
«В России была совсем другая война. Для нас это было похоже на спорт, если такое слово уместно. А над Германией, когда ты видишь бомбы, падающие на города с высоты и взрывы повсюду, это было более личное».

Англо-американцы делали налёты огромными армадами, до 800 самолётов за один раз! Огромное количество бомбардировщиков, и огромное число истребителей сопровождения.

Причём проблема-то была не только в истребителях противника. В экипаже каждого американского бомбардировщика было по 8-10 человек, и пилот был единственным в экипаже, кто не стрелял в атакующий немецкий истребитель. У них полно было пулемётов – и сдвоенных, и счетверённых.

Поэтому атаковать приходилось спереди, сближаясь с двойной скоростью и сокращая время нахождения в зоне огня. Бомбардировщики летели на высоте 6-7 тыс. метров. Плюс истребители сопровождения сверху. У немцев был только один шанс. Одна атака. Атаковать с 10 тыс. метров в лоб. Сближались очень быстро, воздух был очень разрежен, и самолёт там неустойчив.

«И ты должен выровнять машину, выбрать одного, которого атакуешь, и через мгновение ты проскакивал его. У тебя был только один шанс. Несколько секунд. Ты пролетал над машиной, в которую стрелял, всего лишь в 2-3 метрах выше».

Для этого требовалось большое мастерство и хладнокровие.
«Здесь, в Германии, время жизни пилота в среднем было только семь дней, одна неделя. В России не было такого напряжения. Конечно, тоже были потери, но не было такого - не семь дней всего лишь», – говорит Гриславски.

У советской авиации таких колоссальных армад с чудовищной огневой мощью не было. Поэтому некоторые лётчики, которых переводили с Запада на Восток, говорили: «Воевать на Востоке будет гораздо легче!» – и спустя несколько дней их сбивали. Русские лётчики к середине войны стали очень опытными и опасными, а смелости и отчаянности у них всегда было в избытке.

Но случаев воздушных таранов, совершённых советскими лётчиками, на его памяти не было. Никогда не слышал ни об одном. Были, конечно, случаи, когда самолёты сталкивались, но было не похоже, что это было сознательно.

Вот на Западном фронте, когда американцы варварски бомбили Германию, он слышал о том, что некоторые немецкие лётчики таранили вражеские самолёты. Но у самого – даже и мысли не возникало совершить такой поступок.

«Хартманн был очень самолюбивым и очень амбициозным»
Когда у Альфреда Гиславски спросили: «О Хартманне пишут, что он прекращал атаку и уходил всегда, если возникала явная опасность и силы были неравны, и выжидал следующего удобного момента для внезапной атаки. Так ли это было?»

«Конечно, – отвечал ас люфтваффе, – если ты находишься за линией фронта и если возникла большая опасность, если трудно стало вести бой – то лучше вернись на свою территорию и не рискуй».
«Это был такой приказ?» – «Нет, не было такого приказа, но если ведешь бой за линией фронта и существует большая опасность, то лучше поостерегись и выйди из боя, вернись на свою территорию, потому что было достаточно одного попадания в систему охлаждения, и у тебя не будет шансов. За линией фронта лучше не рисковать совсем», – объяснял Гриславски, явно не понимая, что тут собеседнику не понятно

Также он не понимает этого благородства русских лётчиков – не расстреливать вражеского пилота, который выбросился с парашютом со своего сбитого самолёта. Это ведь нелогично и непрактично. Этот принцип он выделял только у русских пилотов, и более нигде не встречал, отметив это как характерный признак.

«После войны я встретился с американскими офицерами и когда я сказал им, что американцы всегда стреляли по лётчикам, выпрыгнувшим с парашютом, а в России этого никогда не было, то американцы просто не поверили мне»,– говорит ас.

Сам Гриславски, когда его 26 сентября 1944 года сбили американские истребители P-38 Lightning, выпрыгнул с высоты 8 тыс. метров, то он падал почти до самой земли, не раскрывая парашюта. Потому что не сомневался: расстреляют американцы висящего на стропах в воздухе. Только в последний момент он дёрнул за кольцо и раскрыл купол. Приземление было жёстким: угодил в госпиталь. Но если бы он этого не сделал – 99%, что расстреляли в воздухе.

Самым живучим самолётом Второй мировой Альфред Гиславски называет, конечно, штурмовик, Ил-2. Он был очень хорошо бронирован и живуч сам по себе, поэтому для неопытным сбить его было практически невозможно. Ил-2 с задним стрелком – тот был ещё труднее.

А главная трудность была – это катастрофическая нехватка ресурсов у Германии для продолжения войны. Даже в более или менее благополучные времена на три машины приходилось десять лётчиков. А в конце войны – вообще был огромный переизбыток лётчиков, их было намного больше, чем самолётов.

«У нас в трёх эскадрах было всего 50-60 машин!» (тогда как, по штату, одной эскадре полагалось иметь 100 самолётов).

О Хартманне у Альфреда Гиславски сложилось довольно скептическое мнение – как о человеке излишне самоуверенном, самолюбивом, сверх-амбициозном. Они воевали вместе и, по его словам, он его и обучал.

«Когда я вернулся в Германию, у Хартманна было всего 9 побед. И я сказал ему, когда улетал, если будешь воевать так бездумно как сейчас, при своих амбициях (а он был чересчур амбициозен!) то станешь мертвецом в течение трех недель. А уже потом в Германии я слышал постоянно: Хартманн, Хартманн, Хартманн…раструбили, расхвалили как национального героя!»