Пьянство - концепт Достоевского 23

УДК 801.732
МЕСТО КОНЦЕПТА «ПЬЯНСТВО» В СЕМИОТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ РОМАНА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»
Герасимова Светлана Валентиновна,
Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина,
115035, Россия, г. Москва, Садовническая ул., д. 33 стр. 1.
Московский политехнический университет,
107023 , Россия, г. Москва, ул. Большая Семёновская, 38,
Российская Федерация.

Аннотация
Цель. Анализ и осмысление места концепта «пьянство» в семиотической системе русской культуры на примере романа Ф. Достоевского «Преступление и наказание».
Процедура и методы. Осуществлены наблюдения за взаимодействием концепта «пьянства» с другими концептами сакральной и профанной культуры. В основу исследования положена концепция игр Эрика Берна.
Результаты. Концепт «пьянство» осмыслен как бытовой аналог божественного кенозиса. Система персонажей романа соотнесена с ролями Э.Берна.
Теоретическая и/или практическая значимость. Введены в сферу филологического исследования текста достижения трансакционного и сценарного анализа Эрика Берна. Доказана эффективность междисциплинарного исследования, опирающегося на достижения сценарного анализа и когнитивной лингвистики.
Ключевые слова: Достоевский, кенозис, концепт, пьянство, юродство.

THE PLACE OF THE CONCEPT «DRINKING» IN THE SEMIOTIC SYSTEM OF F.M. DOSTOYEVSKY «CRIME AND PUNISHMENT"
Gerasimova Svetlana Valentinovna,
The Kosygin State University of Russia,
115035, Russia, Moscow, Sadovnicheskaya st., 33 building 1.
Moscow Polytechnic University,
107023 , Russia, Moscow, st. Bolshaya Semyonovskaya, 38,
The Russian Federation.

Abstract
Aim is an analysis and comprehension of the place of the concept «drunkenness» in the semiotic system of Russian culture on the example of F. Dostoevsky's novel «Crime and Punishment».
Methodology.. Observations have been made on the interaction of the concept of «drunkenness» with other concepts of sacred and profane culture. The study is based on the concept of games by Eric Berne.
Results. The concept of «drunkenness» is comprehended as an everyday analogue of the divine kenosis. The system of characters in the novel is correlated with the roles of E. Berne.
Research implications. The achievements of transactional and scenario analysis by Eric Berne are introduced into the sphere of philological research of the text. The effectiveness of interdisciplinary research based on the achievements of scenario analysis and cognitive linguistics has been proven.
Keywords: concept, foolishness, Dostoevsky, drunkenness, kenosis.

Введение
Работа носит междисциплинарный характер: в ней использованы достижения литературоведения, когнитивной лингвистики, выстраивающей языковую картину мира на основе изучения концептов, и психологии.
Объект исследования: роман Достоевского «Преступление и наказание». Предмет исследования: концепт «пьянство» в романе Достоевского, входящий в языковую картину мира в целом.  Актуальность работы определяется современным интересом к когнитивной лингвистике. Цель статьи – проанализировать концепт «пьянство» в контексте семиотической системы романа Достоевского и русской культуры в целом. Задачи статьи: указать на общность системы персонажей Достоевского и ролей, которые выделяет Э.Берн в игре «Алкоголик» [1], выявить связь между концептом «пьянство» и богословской кенотической основой русской культуры.
Для России характерен интерес к кенозису – к божественному истощеванию. Оно выражается в духовной культуре России в форме подвига страстотерпцев, неизвестного Западу, в феномене потемневших икон, в любви к постам и черному хлебу, которого не ценит Европа, в традиции собирательства грибов и др. Однако у кенотического богословия, лежащего в основе сакрального кода русской культуры, есть не только сакральные и нейтральные формы выражения в культуре, но и профанный двойник – это пьянство.
В основу исследования положен также структурно-описательный метод литературоведения, с опорой на труды последних лет. Так, В.М. Влащенко пишет: «Кабак является дьявольской пародией на церковь» [2, с. 7], а водка или вино – это «дьявольское “причастие”» [2, с. 8].

Концепт «пьянство» и его место в семиотической системе культуры
Отметим также, что пьянство дает чувство общности (не соборности), веселье (не радость), избавление от мук совести (без покаяния). В пьянстве хмельное веселие противопоставлено духовной радости. Именно тема радости лейтмотивом звучит в акафистах, ключевым словом которых является императив «радуйся».
В результате выстраиваются следующие корреляции:
Кабак – обнажение греха (пьяная исповедь) – спиртные напитки – пьяная общность – веселье – избавление от мук совести.
Церковь – исповедь – причастие – соборность – радование – очищение совести.
Первая цепочка отражает профанный код русской культуры, вторая – сакральный код.
Эти цепочки корреляций отражают языковую картину мира, присущую не только роману Достоевского, но и языковой картине мира русского человека в целом. Центральным предметом исследования является концепт «пьянство», который рассматривается нами как антипод причастия и его травестийный двойник, дающий пьяненькому радость освобождения из-под скучного ярма повседневности. Причастие дарует свободу, а пьянство – непричастность, подобную травестийному двойнику свободы. Сердце Мармеладова сжимается от любви и сострадания к семье, но жизнь идет своим чередом, своим полным страдания кругом, – а герой лежит пьяненький и только созерцает происходящее сквозь мрак похмелья.
К анализу концепта применен когнитивный подход, но «в современном языкознании существует множество методов исследования концептов: концептуальный анализ, историко¬-сопостави¬тельный анализ, дефиниционнная интерпрета¬ция, компонентный анализ, стилистическая интерпретация, дистрибутивный анализ, мето¬дика контекстного и текстового анализа, ког¬нитивная интерпретация результатов описания семантики языковых средств, верификация по¬лученного когнитивного описания у носителей языка и т. д.
Данные методы взаимодействуют между собой, взаимодополняют друг друга, что и по¬зволяет исследовать концепт, как объект взаи-модействия языка, мышления и культуры» [7, с. 118].
Культура как система текстов или их функций неотделима от культуры поведения человека, которое мы анализируем на основе наиболее близкого литературе психоаналитического метода, выделяющего сюжетную сущность жизни человека – на основе метода Э.Берне.
Отметим также, что в нашей статье берновский Спаситель назван Спасателем, что дает возможность дифференцировать его от Христа.

Концепт «пьянство» в романе Ф. Достоевского «Преступление и наказание»
Семиотическая система романа Достоевского и стоящая за ним картина мира осмысляется в статье как дериват психологических моделей поведения человека. А.В. Димитриева отмечает, что в романе «Преступление и наказание» 0,049% лексики носят вакхический характер [3, с. 59], то есть лексемы «пьяный» и «пьяненький» употребляются, соответственно, в 84 и 5 случаях.
Интерес к феномену пьянства проявлял Эрик Берн.
Трансакционный анализ Берна выделяет в судьбе человека игровые ситуации, являющиеся устойчивыми семиотическими системами, в которых игровые роли можно соотнести с системой персонажей романа. Алкоголик – Мармеладов. Преследователь – Катерина Ивановна. Соня Мармеладова – Простак по отношению к отцу и Спасатель Раскольникова. Соня, не осуждая, отдает отцу последние тридцать копеек. Простак, по Берну, может быть подстрекателем, то есть провоцировать на пьянство. У самого же Мармеладова собственного Спасателя нет – эту роль может исполнять жена, но не столь гордая, как Катерина Ивановна; рядом с героем также находится Профессионал-бармен, то есть продавец спиртного. Ссылаясь на Л. М. Геллера, И.А.Подгорная воспринимает сцену в распивочной как «религиозный экфрасис» [6, C. 54], полагая, что, опираясь на святоотеческую традицию, писатель рисует словесную икону на тему пагубности винопития.
Мацевич М.Я., Валейтёнок В.В. составили каталог использования игр в культуре [5], упоминания о Берне у них нет.
Берн использует термин «игра», вызывая ассоциации с «Homo Ludens» Йохана Хёйзенги (1872–1945), однако у Берне прямо противоположное отношение к игре. У Берне игра деструктивна по отношению к судьбе человека, лишает его свободы. Для Хейзинги игра – мир свободы и источник культуры [8].
Пьяненький, по Берну, смакует самобичевание – совершенно в духе Мармеладова, и считает себя в выигрыше, обманув ожидания Спасателя или Преследователя в тот самый момент, когда они празднуют свою победу, радуясь, что алкоголик перестал пить и ситуация изменилась к лучшему.
Преследователь провоцирует Алкоголика сохранять свой статус. Мазохистическая привычка к страданию делает Преследователя доминантой душевного строя Алкоглика по отношению к которой он выстраивает свое поведение, постоянно провоцируя Преследователя на тиранию.
Эти азбучные истины транзакции «Алкоголик» четко продемонстрированы Достоевским, ибо Мармеладов испытывает своего рода наслаждение от тирании Катерины Ивановны.
Пьяный смех и удовольствие не становятся мотивацией для пьяницы. Это не разгульный веселый дионисизм, а русское страдальческое пьянство.
Берн неоднократно указывает, что не блаженства, а страдания ищет Алкоголик, отмечая также, что в игре человек не решает свои проблемы, но лишь сохраняет привычный ему статус-кво.
У каждой игры есть своя национальная специфика. Пьяница Мармеладов не просто торжествует победу, выражая своеволие, и бунтует против бессмысленной рутины труда ради одного хлеба насущного, желая связи с небесными ценностями, пусть и в их травестийном варианте винопития, не только наслаждается ролью побиваемого ребенка, но в самом аду пьянства соотносит себя со Спасителем. В романе нет Спасателя именно потому, что есть Спаситель.
Пьяненькие искушаются своим добрым статусом и добрым мнением о себе – у них кружится голова от такой высоты – они летят вниз в мир унижения, самопопрания и псевдопокаяния, не предполагающего восстановления доброго статуса, не желая повредиться из-за призрака возможной гордости при сохранении статуса, но стремясь получить сострадание и оправдание на дне унижения и тем «уподобиться» Христу. Так складывается еще одна корреляция:
Христос в кенотическом типе богословия – царь и Бог в образе раба – крестные муки.
Пьяница в самовосприятии своего статуса как сакрального – жажда самоунижения – жажда сострадания.
Сострадание ближних – важнейшая эмоция, подтверждающая пьяненькому герою, что его пьянство имеет сакральные корни и соотносит его со Христом.
В русской народной культуре любить – значит жалеть.
Любовь-жалость русской культуры имеет сакральные корни, так как является бытовой проекцией любви ко Христу. Опыт сакральной любви к Богу оплодотворяет любовь бытовую. Жалость творения к своему Творцу – корень кенотического богословия и доминанта повседневной культуры чувств русского человека. Тот, кто страдает, всегда прав. Знание о русской любви к отверженным может порождать средство манипулирования общественным мнением и лежать в основе политических стратегий. Так, Ельцин пришел к власти, благодаря этому русскому влечению к отверженным. Когда в 1987 г. Горбачев отстранил Ельцина от должности, то рейтинг Ельцина резко возрос, его полюбил народ – что открыло Ельцину дорогу к власти, к статусу президента РСФСР.
Крест Христов вызывает и любовь и сострадание. Для кенотического богословия Бог является в зраке раба. Антиномичные концепты «божественное» и «презренное» объединились  в подвиге страстотерпчества. Святые Борис и Глеб – князья, дети равноапостольного князя Владимира – гибнут как бессловесные рабы, не смеющие поднять руку на брата. Но в основе этого благодатного и благородного унижения – следование заповеди любви. Страстотерпцы умирают не из-за мазохистской радости-страдания, а во имя исполнения заповеди любви. Любовь к Богу – это следование заповедям. И эта Любовь оказывается сильнее любви к собственной жизни. Концепт «страстотерпчество» восходит к кенотическому представлению о Боге в образе раба.
Сочетание благодатного и смешного присуще также подвигу юродивых, которые скрывали святость за внешним безумием. Концепт «юродство» также основан на моделях кенозиса: святые, видевшие мир в свете божественной истины, представали безумцами городских подворотен, жалкими идиотами, над которыми свысока посмеивался народ.
Мармеладов стремится стать кабачным травестийным аналогом страстотерпцев и юродивых, но в отличие от них, здесь, на дне, униженный и опозоренный, он ищет удовлетворить свое самолюбие. В результате его поведение будет задано корреляцией следующих концептов:
Витиеватость стиля – оправдание себя – поиск уважения.
Мармеладов двойствен: в нем есть кабачный аналог кенотического самопопрания и кенотическая потребность, чтобы его пожалели, но, вместе с тем, ему присуща жажда, чтоб его уважали. Уважение – бытовой аналог переживания величия человеческой личности, в интерпретации Горького концепт «величия» человека опирается на ницшеанство. Если Горький в драме «На дне» противопоставляет жалость и уважение к человеку (монолог Сатина, IV действие), то в душе Мармеладова крайности сходятся. Он кабачный юродивый с претензией на апостольское владение словом. Ницшеанства в образе Мармеладова нет, а Е.В. Леготина отмечает сходство его речевой манеры со стилем Аввакума, развивающего традиции Иоанна Грозного [4, с. 81] и сочетающего высокую и бытовую лексику, что характерно для эмоционально напряженного разговорного дискурса.
В современной практике есть попытка соединить роль духовника и психиатра , но в идеале сакральный код русской культуры должен оставаться в своей сакральной области. В терминах Берна – в сфере взрослого, в то время как родитель и дитя действуют в профанной сфере игры, становящейся жизненным сюжетом.

Заключение
Пьянство – травестийный вариант юродства и падший аналог кенозиса. Пьяница чувствует божественный логос унижения, который в пьянстве деградирует до своего архетипического травестийного двойника. Юродство – важный элемент сакрального кода русской культуры, пьянство – его двойник, входящий в профанный код культуры.
Концепт пьянства отражает кенотическую сущность русской культуры и литературы, но в искаженном смеховом варианте.
Личность и языковая манера Мармеладова сформированы травестийными аналогами логосов кенозиса, и концепт «пьяненикий» становится кабачной версией феномена юродства и страстотерпчества.
Духовное возрождение Мармеладова невозможно в контексте полифонического звучания голосов алкоголика Мармеладова и Спасателя или Преследователя – Катерины Ивановны. Устойчивая структура голосов делает устойчивой самоидентификацию Мармеладова со статусом пьяненького, задает его роль. Духовное преображение Мармеладова неотделимо от духовного преображения окружающих его героев, ибо они не только слушают один другого, но программируют и моделируют поведение друг друга. Чтобы Мармеладов перестал ассоциировать себя с алкоголиком, нужно, чтобы Катерина Ивановна перестала тиранить его за пьянство, а Сонечка – отдавать последнее на выпивку отцу. Каждый концепт в мире Достоевского реализуется в результате взаимодействия голосов, поэтому и духовное преображение Мармеладова требует духовного преображения всех.
Культура сама на семиотическом уровне наметила вектор исцеления алкоголика. Если архетипический концепт винной чаши восходит к логосу Потира, то исцелиться можно только обретением логосов – Причастием и жизнью в Церкви – и преодолением восходящих к ним падших архетипических концептов – винопития и кабака. Феномен пьянства – это жажда духовной жизни и жажда Потира, выраженная на языке демонических двойников.
Русской культуре свойственно кенотическое мышление. Юродивый и страстотерпец отказываются вслед за Христом от величия в духе смирения и любви к святыне, а пьяница – в духе травестийной подмены святыни.


ЛИТЕРАТУРА
1. Берн Э. Игры, в которые играют люди: Психология человеческих взаимоотношений; Люди, которые играют в игры: Психология человеческой судьбы. С-Пб.: Лениздат, 1992. – 399 с.
2. Влащенко В.И. Трагическая судьба Мармеладовых // Литература в школе. 2016. № 10. С. 6-11.
3. Димитриева О.А. О вакхической лексике в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // Русская речь. 2020. № 1. С. 56-67.
4. Леготина Е.В. Сходство стиля Аввакума и Ф.М. Достоевского // Языковая, этническая и социокультурная идентичность личности в условиях цифровизации. Материалы Международной научно-практической конференции. Уфа, 2021. С. 80-86.
5. Мацевич М.Я., Валейтёнок В.В. Социальные последствия «игры» в жизненном мире интеллигенции в условиях пандемии // Вестник Донецкого национального университета. Серия Б: Гуманитарные науки. 2021. № 4. С. 56-62.
6. Подгорная И.А. Соотношение смыслов в религиозном экфрасисе (на примере романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и иллюстраций Д. А. Шмаринова, М. П. Клодта, О. С. Евсеева) // Ученые записки Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета. 2016. Т. 2. № 2 (26). С. 58-61.
7. Рыжкина А.А. О методах анализа концепта// Луганский национальный университет имени Тараса Шевченко. 2014. № 11 (172). С. 117–120.
8. Хейзинга Йохан. Человек играющий: опыт определения игрового элемента культуры / сост., предисл. и пер. Д. В. Сильвестрова ; коммент., указ. Д. Э. Харитоновича. - Санкт-Петербург : Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. – 409.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Фамилия Имя Отчество – учёная степень, должность, кафедра, место работы;
Герасимова Светлана Валентиновна – кандидат филологических наук, кафедра Лингвистики и межкультурной коммуникации, Российский государственный университет им. А.Н. Косыгина; кафедра Русского языка и истории литературы, Московский политехнический университет.
e-mail: metanoik@gmail.com
 
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
N. Surname – degree, position, place of work;
Svetlana Valentinovna Gerasimova – PhD in Philology, Associate Professor at the Department of  linguistics  and  intercultural communication, The Kosygin State University of Russia.
Associate Professor at Department of the Russian Language and History of Literature, Moscow Politechnical University.
e-mail: metanoik@gmail.com