Тёмные воды души моей. Продолжение 2

                На ковёр. (Апрель 1953г.)

   Автомобиль уже запорошило тонким слоем лёгкого пушистого снега. Дверь не поддавалась открытию.
   Иван Дмитриевич присел и подул на клавишу ручки двери пытаясь отогреть её своим дыханием.
   Сквозь пелену редких снежных хлопьев, мягко и бесшумно покрывающих ночной соцгород, смутно проступал темный прямоугольник двухэтажного дома с тусклым фонарём над подъездом.
   Где-то там, на втором этаже, за жёлтым окном стояла Галина всматриваясь в темноту сквозь морозное стекло.
   Ночную тишину нарушил лёгкий рокот, нарастающий по мере приближения и вскоре перед Иваном Дмитриевичем громко тарахтел бульдозер. – Ну что тут у вас,- крикнул машинист, соскакивая в снег с грохочущей техники. Заглохла или сломалась?
-   Да нет, просто юзом вошёл в сугроб, надо дёрнуть. Есть трос?
-   Конечно. Сейчас сделаем, Иван Дмитриевич.
-   Мы знакомы? – Иван Дмитриевич внимательно разглядывал лицо спасателя.
-   Да. Вы, наверное, не помните. Вы помогли утроить на рудник моего балбеса.  Нигде не брали. Мы очень благодарны вам, с женой. Лёнька Злобин.
-   А, да-да. Ну не стоит благодарности. Была вакансия, вот и взял. Как вас величать?
-   Фёдором кличут, Иван Дмитриевич.
-   Должен сказать вам Фёдор, парень то у вас хороший. От трудностей не бегает, к старшим уважителен. Старается.
-   Еще раз спасибо. Ну что давайте потихонечку потянем. Садитесь за руль.
-   Да что-то дверь не могу открыть, примёрзла.
   Фёдор прихрамывая подошёл к автомобилю, ухватился за ручку двери и, продавив со щелчком клавишу внутрь, открыл дверь,- пожалуйста, - с улыбкой пригласил хозяина присесть.
    В этот момент раздался писк рации в автомобиле.
-   Вовремя. Спасибо. – Иван Дмитриевич поднял массивную трубку: - слушаю, Горин.
   Звук был не важным, сопровождался треском и шорохами, - кто вызывает, повторите? Так понял. Буду через 25 минут.
-   Ну что Фёдор, как вас по батюшке? Петрович? Спасайте, Фёдор Петрович. Срочно вызывают на ковёр.
-   Да, конечно! Удачи Вам, Иван Дмитриевич!
   Фёдор ещё некоторое время постоял, глядя вслед удаляющемуся автомобилю, пока красные огоньки задних габаритов не растаяли в ночи.
 -  Видимо я сильно изменился, - сам себе констатировал он.
   

                Встреча. (Апрель 1953г. Август 1941г.)

   Через 25минут, как и обещал, Иван Дмитриевич вошёл в кабинет к Ясеневу.
-   Здравия желаю товарищ генерал, вызывали?
-   Ну здравствуй, – Посланец Москвы подошел к Ивану Дмитриевичу, развел руки в стороны,- обнимемся?
   Они обнялись, похлопав друг друга ладонями по спине,- я думал вы меня не узнали.

   Николай Павлович, обошёл широкое кожаное кресло и открыл неприметную дверцу в стене, облицованную янтарными, с узорчатыми разводами, панелями из карельской берёзы. С любовью погладил гладкую лакированную поверхность.

-   Откуда такая красота в этой заснеженной пустыне, - пригласил жестом войти в открывшийся проход, - где даже карликовые берёзы и то редкость. Хорошо живёте. Как же я могу тебя не узнать, если сам тебя сюда и спрятал.

   В небольшой, но уютной комнате без окон, горела настольная лампа с зелёным абажуром, создавая приглушённый тёплый уют в сочетании с имитацией задрапированных тяжёлых штор, на стене за длинным и широким диваном в слегка потёртой коричневой коже. Напротив, стояли два кресла в таком же стиле и между ними невысокий журнальный столик.
-   Я не объявлялся все эти годы, в силу определённых причин, но следил за твоими успехами. Горжусь тобой дружище. Наши отношения не стоит афишировать, в целях безопасности.

   Он сдвинул штору у несуществующего окна, за которой открылся шкаф, вмонтированный в стену.  Достал бутылку коньяка и два гранёных хрустальных фужера.

-   А кому грозит опасность и почему? Война давно кончилась. Хотя, помнится мне, Николай Павлович, вы и там не очень-то беспокоились о своей безопасности.

   Генерал разлил прозрачную бруснично-янтарную жидкость,- арманьяк – лучший коньяк в мире, выдержанный, 25 лет.
   Он рассматривал, бережно покачивая, «пузатую» бутылку на свет от настольной лампы, - видишь хороший коньяк оставляет на стекле маслянистый след и клопами не пахнет. Тебе. Тебе грозит. Близость ко мне может сыграть злую шутку. Такое время. Сегодня я на коне, а завтра…

-    Да-а, задумчиво произнёс Иван Дмитриевич, - помню я вас и на железном коне. Как мы тогда повеселились, погоняли фрицев… Я не боюсь.
-    Ты то не боишься.  Я боюсь. За своих близких, за друзей. Потом конспирация полезна для выявления наушников и врагов. В СМЕРШе мы с тобой это хорошо знали… И война не закончилась. Она сменила форму.
   Иван Дмитриевич вслед за генералом поднял фужер, - а мне казалось, что там за периметром, у нас прочное равновесие. Да и внутри, после… ухода вождя стало потише.
   Генерал не ответил.

-   Разве не сложился у нас с ними ядерный паритет? – Продолжил Иван Дмитриевич, разве Булганин не уверил нас в этом?

   Николай Павлович приподнял свой бокал,- давай, друг мой за победу! За нашу будущую победу!

   Они звонко чокнулись бокалами и залпом опустошили их содержимое. Через короткую паузу генерал решительно разлил по новой.
 
-   Вот знатоки, товарищ генерал, рекомендуют смаковать.   
-   А это пусть либеральные буржуа смакуют. От жадности или фальшивого этикета. Русские не размазывают. Ещё по одной. Будем только крепче и здоровее.

   Генерал поставил свой бокал и откинулся на спинку дивана, - видишь ли ядерное оружие это уже в прошлом. А в настоящем термоядерное. Мощнее в сотни раз. И мы пока чуть- чуть их опережаем. В прошлом году произвели испытание на Новой земле. Армагеддон.
   Он замолчал, приложив палец к губам.
   В соседней комнате послышались шаги.

-   Это ещё что? - Николай Павлович резво поднялся,- подожди здесь Иван, я сейчас. -  Энергично и бодро вышел из комнаты отдыха в свой кабинет.

-   Стоять! Какого чёрта вы здесь делаете? – Услышал Иван Дмитриевич командный голос бывшего командира.
-   Да я тут это…
-   Хватит мямлить. Говорите коротко и чётко иначе я пристрелю вас здесь же.
-   Зашёл проверить всё ли в порядке у главного.

   Горину показался это голос знакомым. Он подошёл и приоткрыв слегка дверь заглянул в образовавшуюся щель, - конечно, завхоз. Мутноватый мужик. С подчинёнными резок, с начальством любезен.

-   Теперь здесь я главный. Попрошу впредь не заходить в мой кабинет без приглашения.
-   Да я собственно…
-   Молчать! Кру-угом, шагом марш.
-   Виноват, - завхоз развернулся и втянув голову в плечи вышел из кабинета.

   Генерал вернулся в комнату отдыха и ухмыльнувшись разлил еще по 50, - нет ты слышал? Надеюсь на какое-то время он сюда носа не покажет. Глаза размытые, руки бегают, голос мягкий. Чистый прохвост.

-   Да он просто завхоз.
-   О-о, друг мой не скажи. Я этих сексотов затылком чую. Сам растил,-заметил он удовлетворённо, покручивая бокал в руке и наблюдая за маслянистым движением янтарной жидкости.
 -  Ты нужен мне капитан. Мне некому здесь доверять. Опереться не на кого. А поставленная Родиной задача чрезвычайно сложная и беспрецедентно опасная. В том смысле, что ошибка карается абсолютно.

   Правда и полномочия мне дали тоже, чрезвычайные. Могу привлекать для решения поставленной задачи любые ресурсы страны. Кадровые, финансовые, технические, технологические.  Но пока, мне бы хотелось собрать здесь небольшой костяк людей. Ядро так сказать, которым я могу доверять. К кому могу повернуться спиной. Понимаешь меня?

   Иван Дмитриевич задумчиво водил ножкой фужера по полированной поверхности стола, - вы знаете, Николай Павлович, не капитан я уже, меня разжаловали, после того …

-   Знаю конечно, Ваня,- генерал пристально смотрел в глаза боевого товарища, - и наград лишили, знаю, но, друг мой, звезду героя можно лишь скрутить с кителя.
Давай, - он протянул бокал навстречу товарищу, за боевых друзей. И за тех, кто уже не с нами. Чокнулись.

-   А, кстати, где твой геройский брат? Ох и храбрый был, даже безрассудный.
Чем занимается? Насколько я знаю он военный инженер? В Казахстане?
-   Так точно. В Петропавловске. Но мы редко общаемся. По вашей же рекомендации. Видимо поэтому его никто и не тронул. Надо бы конечно вызвать его на телефон. – Иван Дмитриевич поднялся и подвигался по комнате,- засиделся, извините. Не могу долго в кресле…, хочется походить.
   Николай Павлович тоже встал, подошёл к товарищу и взял его под локоть. Теперь они двигались в унисон.
 
-   Я уже вызвал его. В Норильск.
-   Как? Вовку? Зачем?
Иван Дмитриевич внезапно остановился и развернулся лицом к лицу с Генералом.

-   А я думал ты обрадуешься? А ты морщишься как от зубной боли.
-   Да, нет, конечно я рад, но… как-то неожиданно. И когда?
-   Завтра. Сможешь его приютить ненадолго? У тебя же хоромы на Ленинском. Потом подберём ему что-нибудь.
-   Как, завтра?
-   То есть, извини, - генерал поднёс к глазам руку,- теперь уже сегодня. Я вижу ты всё-таки не доволен.
-   Нет- нет, Николай Павлович. Всё нормально. Конечно, буду рад. Не вопрос. Это я просто вспомнил… Да-а, как-то всё…- он умолк, не договорив и уставился на зеленую настольную лампу.
-   Ну тогда давай еще по маленькой. Что ты вспомнил, - генерал разливал коньяк по фужерам глядя на озабоченного фронтового товарища.
-   Да вспомнил этот танк немецкий, на котором мы поливали в их же окружении. Крушили гусеницами фортификации. Горючку искали. Смешно теперь.
-   Да, весело было, - генерал тоже погрузился в воспоминания.

   23 августа 1941 года кавалерийская группа Доватора прорвалась в тыл противника, без артиллерии, с тремя десятками станковых пулемётов и незначительными потерями.
   Несколько дней стремительными набегами громили врага. Потом фашисты очухались от такой наглости и стали защищаться лучше, а также совершать контратаки.
   Однажды, после очередного набега группа попала в засаду.    Отбивались как могли, отступали, закреплялись в бывших окопах противника. Но они теснили бойцов поливали огнём. В прямом смысле тоже. Из огнемётов. В зигзагообразных вражеских траншеях их ждали огнемётчики. По одному с каждого торца. И весь отрезок окопа попадал под двойную огненную струю.
   Вот тогда- то он и понял значение зигзагообразных вражеских траншей.
   У нас таких «дальнобойных» огнемётов ещё не было.
   Миномётный огонь разрывал тела солдат и лошадей. Плохо пришлось. Да тут ещё этот танк. Несется махина такая и нечем её взять. Были два ПТР да оба сгинули. Остались СГ-43- станковые. Ну куда они против этакого монстра.

-   Да, Ваня! Помнишь ту встречу? С танком, – генерал вернулся из воспоминаний,-
   Я всё думал, надо подороже продать свою жизнь. Связку гранат и под танк.
   А он возьми, да и начни долбить из пулемёта своих же. Думаю, тронулся видимо фриц от страха. Потом разворачивается башня и палит по-своему же штабу. Ну фрицы и рванули в разные стороны. Тут, конечно, мы воспрянули духом и за ними. Поколотили как следует. Конечно и сами сильно поредели, но дух был взвинчен до предела. Злые, голодные, но с горящими глазами мы окружили этот танк и стучали кто чем по броне и орали: - Ганс выходи.
   А когда откинулся люк башни, все одновременно не сговариваясь умолкли.
   А из люка вылезла всклокоченная башка и с наглой такой улыбкой заявляет…

-   Ну что братья обкакались? – закончил за генерала Иван Дмитриевич.
-   Да,- засмеялся генерал,- только помнится словечко ты употребил другое.
-   Молодой был, дерзкий, - они посмеялись вдвоём.

   Генерал посмотрел на часы, - ну что, надо пару часиков поспать. Я лягу на диване, а ты давай сдвинь оба кресла вместе и располагайся. Они широкие и глубокие. С твоей комплекцией будет в самый раз.

   
                Запоздалая встреча. (Апрель 1953г.)

    Генерал Ясенев настоял поехать на встречу подполковника Горина, на своём персональном автомобиле.  Предложение старшего Горина о более скромной встрече своими силами отклонил.

 -  Встретим уважительно, как героя. Уникальный человек. Он мне нужен здесь. Нужны его знания, его нестандартное мышление, дерзость. Научная.
 -  А ведь я даже не знаю чем он там занимается. – с сожалением констатировал Иван Дмитриевич,- думал на мехзаводе инженером работает… Да.  Развела жизнь.
-   Ну что, надо собираться. Пять сорок пять. Борт будет через полтора часа. Одеваемся. Нет, Ваня, друг мой. На нас он работал. Всё это время. В смысле на нужды обороны.
-   Разрешите я быстренько умоюсь? Две минуты.

   Ванная комната оказалась больше размером чем комната отдыха. Здесь были и душ, и умывальник, полотенце на крючке и ещё несколько, сложенных в аккуратную стопку.   Стоял насыщенный запах лавандового мыла. Просто, но аккуратно и чисто.

-   Да-а, Вовка, молодец,- он ополоснул лицо ледяной водой из-под крана и посмотрел на своё отображение в зеркале над раковиной,- видимо не напрасно говорят о нас: -  Иваны, не помнящие родства.

   Когда Иван Дмитриевич вышел из ванной пред ним предстал сияющий генерал - стройный, подтянутый с улыбкой на гладком лице, будто только вышел из парикмахерской. Густой запах не нашего парфюма плотно сопровождал его при перемещении по комнате.
 
-   Что это за дивный запах,- Удивился Иван Дмитриевич,- неужели научились делать? Брокаръ? То есть Новая заря?
-   Ну что вы, капитан,- Мусташ (Moustache), что в переводе означает усы.
   Франция в экстазе. Великий парфюмер Эдмон Рудницка,- генерал замер, элегантно вытянув вперёд правую руку и продекламировал заунывно, словно футуристические стихи:
    - Элегантный флёр сдержанности и простоты утончённого вкуса и безупречных манер, свежесть травяных нюансов и аккорд лимона. -  Засмеялся и протянул Ивану Дмитриевичу цилиндрическую гранёную бутылочку светлого стекла, увенчанную золотым ребристым колпачком. Вновь глянул на часы,- у-у! Пора. Собираемся.
 До аэропорта не далеко, но по сообщению диспетчера надвигается метель, надо успеть. Автобус и моя красавица уже внизу.

   Они вышли на морозный воздух. У подъезда окутанные паром от выхлопных труб стояли с работающими двигателями автобус и легковой автомобиль незнакомой Ивану Дмитриевичу модели.
-   Так, давай садись в машину, а вы, -  позвал он водителя автобуса, - едете за нами на расстоянии, чтобы пар от выхлопных газов не закрывал вам обзор. В аэропорт.
   Они двигались в снежном коридоре, пробитом бульдозером. Снег монотонно поскрипывал под колёсами. Клонило в сон.
 
   Он видел, что сидящий рядом на заднем сиденье генерал, тоже упорно боролся со сном.
-   Да, Николай Павлович, действительно красавица. Я не узнаю что-то, трофейный что ли автомобиль?
-   Слушай, капитан, давай немного вздремнём,- проворчал в ответ генерал, -когда ещё доедем. – Он прикрыл глаза, - вот брат то твой точно узнал бы красотку.

   Аэропорт «Надежда» находился всего в 20 километрах от города, но они едва успели к прилёту ИЛ-12Д - самолёта полярной авиации.
   У входа в небольшое двухэтажное здание, покрытое белоснежным инеем их поджидал грузный не молодой уже мужчина в длинном военном тулупе. - здравия желаю товарищ генерал.
   Николай Павлович протянул руку,- здравствуйте, подполковник. Как там борт?
   Заходит на полосу, товарищ генерал. Можем посмотреть из моего кабинета.

-   Хорошо. Пойдёмте. Знакомьтесь, это Капитан Горин.

   Подполковник, неожиданно крепко для его возраста, пожал руку Ивану Дмитриевичу,- Борис Микуцкий. Начальник всего этого хозяйства, - развёл он руками вокруг себя.

   Подполковник Микуцкий, легендарная личность,- сообщил генерал Ясенев, когда они поднимались по деревянным ступеням на второй этаж, герой Советского Союза.

-   Да будет вам Николай Павлович. Когда это было.
-   Да-да и ещё по совместительству большой любитель истории Заполярья.
-   Это, да, - удовлетворённо согласился подполковник, - имею слабость.  Чем, Николай Павлович, обязан такой честью лицезреть вас в столь ранний час. Никак небожителя встречаем? Такой кортеж.
-   Да, Борис Антонович. Встречаем, но не небожителей, а терроманов.  Искателей подземных сокровищ. Героев науки и труда.
-    Ну тогда зрите, -  подполковник подвёл офицеров к замерзшему по периметру окну.

   В центре, внутри прямоугольника из наклеенных полосок сырой резины, стекло было чистым и прозрачным.
   Из чёрного неба проступали огни самолёта, спускающегося на ярко освещенную прожектором посадочную полосу, только что очищенную от снежных заносов бульдозером, стоящим неподалёку в полной готовности.

-   А это что? –генерал увидел на стеллаже за рабочим столом подполковника среди аммонитов и множества бесформенных камней, обломок почерневшего деревянного столба. Он подошёл и осторожно взял его в руки,- не возражаете, Борис Антонович?

   Иван Дмитриевич обернулся на возглас командира: - ого, товарищ подполковник, да у вас тут какой-то прямо геологический музей.

-   Здесь что-то написано. -  На старом затёсе от ножа были видны какие-то буквы и цифры,- надо аккуратно почистить и прочитать. Есть чем протереть?
-   Да что вы, Николай Павлович! Как можно? – Подполковник бережно забрал из рук генерала обломок,- я уже частично расшифровал, -  здесь написано: - К.П.С. 1865 г. Сент. 1. д.
-   И что это значит?
-   Пока не знаю. Но есть предположения. Ещё исследую.  Если бы создать при комбинате, можно в моей структуре, небольшую группу исследователей этих мест. Уверен нас ждут интересные открытия. Но пока мне не дают. Не моя компетенция. – Он нежно положил обломок столба на место.
-   Да-а. Надо подумать. Поговорить. Только правильно сформулировать задачу. Вы же умели ставить задачи на фронте, а? Борис Антонович, только коротко и чётко. Цель. Горизонт. Какими силами? Цена вопроса. Письменно. Передадите мне. Попробую хотя бы на первых порах занозить. – Интересно вы тут живёте.

  Генерал бодро прошагал к окну и прикрыв лицо с двух сторон ладонями заглянул за стекло. -  Была ли здесь жизнь до Урванцева? - Спросил он, не отрываясь от стекла. Получается вопрос философский. Примерно, как: - была ли жизнь на Марсе?
 
-   Конечно,- обрадовался Борис Антонович, - это уникальное место, здесь можно столько найти древних артефактов.

   Подполковник конечно не мог знать, что через каких-нибудь четверть века на месте его маленького аэродрома «Надежда» будет построен гигантский, крупнейший в Европе металлургический завод с одноимённым названием. Но это потом, а теперь…

-   Ну, что товарищи,- генерал весело потёр застывшие ладони, - холодно тут у вас Борис Антонович. Угля что ли жалко? Так я дам команду, привезут. За мной товарищи. Встретим героев в поле. – Он двинулся к выходу увлекая за собой остальных. – Борис Антонович вы мне потом расскажете подробнее об этой старой деревяшке с письменами из глубин истории.
 
   Жёлтый свет окон аэропорта и тусклый фонарь над крыльцом едва освещали прилегающую территорию, зато посадочная полоса сияла как лунная дорожка в майскую ночь.

-   Сели,- облегчённо выдохнул подполковник, выпуская изо рта пар, словно кипящий чайник на печи, - слава богу. Его рука потянулась осенить себя крестом, но глянув на «старших товарищей» он осёкся и просто помахал рукой катящемуся в клубах снежного дыма арктическому ИЛ-12.

   Стоящий рядом Горин-старший тоже замахал руками, подхватив почин начальника аэропорта.

   И только генерал Ясенев сохранял суровую неподвижность, пристально всматриваясь в ночь.

                Без работы.  (Апрель 1953г.)
 
   Анастасия Михайловна готовила обед на коммунальной кухне, когда подозрительно рано для этого времени, «клацнул» верхний замок на входной двери.
   Она быстро выдернула из розетки шнур в полосатой матерчатой оболочке, прорванной в отдельных местах, сквозь которые просматривался электропровод в серой резиновой оплётке. И прислушалась.
   Раскаленная до красна вольфрамовая нить старой электроплитки быстро угасла.
   Мама Галины бросив недоваренный суп, бесшумно пробежала в свою комнату, прикрыв дверь и приставив ухо с внутренней стороны.
   Ключ дважды обернулся во втором замке и дверь тихонечко со скрипом отворилась. Кто-то неслышно прошёл на кухню, затем вернулся и остановился напротив комнаты перепуганной женщины.
   Она с немым ужасом наблюдала как ручка на внутренней стороне двери медленно опускается. Сбросив оцепенение, бабушка вцепилась в неё двумя руками и невольно закричала сиплым непослушным голосом: - Кто там?

-   Мама это я. Что ты?

   В кроватке заворочался ребёнок, подав голос, звонко и протяжно.

-   Да что ж ты доченька, чуть не лишила меня чувств. Ноги дрожат. Присяду я лучше. – Она подошла к кроватке и присев на стоявший рядом венский стул с плетёной спинкой, стала покачивать кроватку ритмично, убаюкивая голосом: - аа-а, все котята спят… -  Я уж подумала опять эти вернулись…

   Галина сняла свою кроличью шубку и повесила на стоящую за дверью деревянную вешалку с ветвистыми как у оленя рожками.  -   Ну что ты, мама. Они же арестованы.
 
-   Ну или дружки их пришли отомстить. Почему ты так рано. Случилось что?
-   Как тебе сказать, - тяжело вздохнула Галина,- уволили меня.
-   Боже мой! – Анастасия Михайловна обхватила голову руками.
 
   Игорёша тут-же отозвался сопением и кряхтением.
   Галина взяв ребёнка на руки подошла к льдистому тёмному окну: - какая длинная и холодная зима.  - Вот сыночек, такие дела… Но пусть бабушка не беспокоится. Мы что-нибудь придумаем. Поищем другую работу. Может в школу устроимся, – уговаривала она сыночка весёлым и беззаботным голосом. -  Не пропадём.

   При этом, матушка не видела, как из глаз дочери стекали горькие слёзы беспомощности и обиды, потому что та стояла к ней спиной.
 
-   Отчего же мир так жесток и несправедлив? – мысленно вопрошала Галина, вглядываясь сквозь изморозь стекла в сумеречное небо. - Куда же ты смотришь, Господи? Или для тебя это слишком мелко?

   Анастасия Михайловна молчала.  Её неподвижный взгляд был устремлён в непредсказуемое будущее.

 -  Но ничего, весна уже близко. Скоро майские праздники. Мороз спадет. Солнышко задержится. Мы пойдем на парад. С красными флагами и цветными шарами. Будет играть музыка. И мы будем весело кричать Ур-ра-а. Да, родной мой?
   
   Она поцеловала затихшего сына и незаметно промокнув глаза рюшей рукава обернулась к матушке, - ну что ты, мама, подумаешь и не такое переживали.

   Сегодня на горе солнце было прекрасно видно. Часа полтора. Неслепящий, оранжевый круг с ровными краями будто вырезанный из крашеного картона. На чистом синем небе. А под ногами клубятся серо-черные облака укрывая маленький город со всеми его человеками и грешными, и светлыми от глаз того -  справедливого и любящего.

   Анастасия Михайловна поднялась со стула, ласково обняла дочь с ребёнком.
   И так они стояли со странными улыбками на лицах – блаженными и обречёнными.

               
                Брат. (Апрель 1953г.)

   Конечно, его было не узнать. Кожаное пальто на распашку, небрежно заброшенный одним концом за спину шёлковый шарф, обнажал взору дорогой импортный тёмно-синий костюм из тончайшей шерсти, короткая бородка окаймляла смуглое лицо. И только острый озорной взгляд прищуренных глаз, выражающих готовность «выкинуть какой-нибудь фортель», выдавал в нём прежнего балагурного и безрассудного младшего брата.
   Иван Дмитриевич посмотрел на его черные ботиночки и покачал головой.

-   Не бойся, - перехватил его взгляд Владимир,- они меховые.

-   Ну может вы хоть пожмёте друг другу руки, что ли, - предложил генерал, глядя на противостояние братьев.
 
   Они наконец обнялись. – Рад тебя видеть брат. Ты сильно изменился.

-   И я рад, брат, -  а ты всё такой же. Не меняешься вообще. Видимо от того что живёшь в вечной мерзлоте.

-   Ну что, Владимир Дмитриевич, разрешите и мне пожать вам руку. Рад что откликнулись на мою просьбу. С приездом в самый северный город мира. Мы также приветствуем всю вашу команду, не испугавшуюся наших апрельских морозов.
   Здравствуйте товарищи. Рады приветствовать вас в наших богом забытых краях. – обратился Николай Павлович к стоявшим чуть позади своего начальника единомышленников, таких же молодых и дерзких учёных, как и он.

   Конечно одеты вы, прямо скажем, не по сезону, но ничего, мы подберём вам правильную одежду. Просьба записать размеры одежды, обуви, головного убора каждого из вашей команды, на отдельный листочек и передать Ивану Дмитриевичу. Сегодня пожалуйста. Хорошо? Иван Дмитриевич, а вы этот список передадите Фёдору Васильевичу, он подберет к утру спецодежду по списку и оставит в моём кабинете. Я его предупредил уже. Ну и высвободит шесть кабинок в раздевалке для всей группы.
-   Список уже составлен, товарищ генерал, - ответил Горин младший,- не первый раз в поле.
-   Вот и прекрасно, отдайте брату.
    А сейчас прошу всех в тёплый автобус. Вас отвезут в гостиницу. Накормят, напоят. Отдыхайте сегодня. Отсыпайтесь. А завтра в 6 утра этот же автобус вас заберёт, и мы увидимся у меня в кабинете.

-   Вон какие с тобой церемонии, - порадовался Горин за младшего брата, - на Вы… Со мной то товарищ генерал особо не церемонится.
-   Да,- подтвердил генерал,-  но всё-таки ваш брат, Иван Дмитриевич, светило науки и в конце концов дважды герой Советского Союза. Полагаю, в родных местах и бюст его стоит.
  А Вас, Владимир Дмитриевич, попрошу в мою красавицу.
  Иван Дмитриевич вас приютит у себя на время. Потом, мы вам подберём отдельные апартаменты.  Садитесь, пожалуйста вперёд, может что-то разглядите по дороге, а мы прокомментируем. Хотя освещение на дорогах тут – дрянь. Да и дороги собственно тоже. Руки не доходят.

-   О-о, какой лимузин,- прежде чем сесть младший обошёл в восхищении автомобиль вдоль борта, погладил рукой капот, - ЗИС-110, полноприводной. Подвеска независимая. Как он здесь оказался? Их всего три изготовили. Спецзаказ для Кремля.
-   Четыре, - поправил его генерал Ясенев, - видите, Иван Дмитриевич, я же говорил, ваш брат по-прежнему в форме. Владеет информацией.
-   Ещё бы,- откликнулся младший, пытаясь поудобнее расположиться на переднем диване,- мы же делали прочностные расчёты кузова и продували макет в нашей аэротрубе. А вот всё-таки диван не удобный – жестковатый.   


               
                Облом. (Апрель 1953г.)

   Иван Дмитриевич стремительно прошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Секретарь даже не успела передать ему документы, её протянутая рука с бумажной папкой, так и осталась висеть в воздухе.
 
   Она удивлённо вернула документы себе на стол. Никогда такого не было, что бы шеф закрывался. Его дверь в кабинет всегда на распашку – заходи в любое время.

   Он сидел за рабочим столом угрюмо и неподвижно уставившись на чертёж горного разреза, висящий на стене, напротив. Выдвинул ящик стола снизу, пошарил рукой и задвинул обратно. -  Наталья Семёновна!
Зашла секретарша и протянула папку с документами.

-   У нас нет папирос? – спросил он, машинально забирая из её рук папку.
-   Вы же не курите, - удивилась она.
-   Да-да. Я держал тут на всякий случай. Для хороших людей. Ладно, спасибо. Я немного поработаю.
-   Хотите я сбегаю вниз за табаком?

   Он не ответил, уставившись на папку. Пальцы его левой руки мерно постукивали по деревянному подлокотнику кресла.
   Наталья Семёновна тихонько вышла, прикрыв не до конца дверь.

   Он снова и снова прокручивал в голове эпизод с завхозом.
   Оставив брата отдыхать в своих трёхкомнатных хоромах, он отправился на работу.
 
-   Здесь шесть человек, - обратился Горин старший к завхозу,-  надо к завтрашнему утру подобрать им по размерам, указанным в списке, тёплую одежду, включая верблюжье нательное бельё, тёплые штаны, полушубки, шапки и унты.

-   Да где же я возьму столько унтов, Иван Дмитриевич? Валенки. Не бояре, авось.
-   Нет, Фёдор Васильевич, унты. И это не обсуждается.
-   А вы, Иван Дмитриевич не много ли на себя берёте? Вы мне, кажется ещё, не начальник. Вы там у себя командуйте. А здесь моя территория. А то вы как-то уж взялись моими людьми командовать, через мою голову. Не хорошо.
-   Это вы о чём?
-   Ну как же? – Завхоз подошёл к своему письменному столу и выдвинув верхний ящик достал лист бумаги, - вот к чему приводит рейд на чужую территорию.
-   Поясните. -  Иван Дмитриевич взял предоставленный ему документ.
-   Моим уборщицам регламент устанавливаете. В рабочее время на машинах катаете.

-   Приказ об освобождении от работы?  - прочитал Горин,- это что?
-   Приказ об увольнении Фёдоровой Галины Михайловны. Хотите чаю? Настоящий, Краснодарский.
-   И за что же?
-   За прогул. Она сегодня не явилась на работу. А может вы хотите, чего покрепче?
-   А если она заболела? Или не дай бог ребёнок…  или ещё
чего-нибудь? Вы хоть поинтересовались что с ней?
-   Нет. Я взял с неё объяснительную. С ней всё в порядке.
-   Так она была здесь? - Иван Дмитриевич облегчённо вздохнул. Можно посмотреть её объяснительную?
-   Нет конечно. Это вас, уважаемый Иван Дмитриевич, никак не касается. У вас там в приёмной сидит своя красотка. Симпатичная. Что вам мало? Что вы на чужую бабу лезе…
   Удар левой. Прямой и резкий. Завхоз его даже не почувствовал. Просто какой-то посторонний щелчок и дальше тьма.

-   Поднимайтесь, - услышал он далёкий, глухой голос, как из глубокого колодца и увидел склонившееся над ним лицо. – Давайте, - Иван Дмитриевич шлёпал его по щекам.
-   Где я? – Завхоз подал навстречу руку, и Горин помог ему подняться, протянув свой батистовый платок, - у вас кровь на лице.

   Он взял платок промокнул губы и зашипел от боли,- да как вы посмели?
Вы отдаёте себе отчёт? Да я вас посажу. Убирайтесь из моего кабинета.

-   Иван Дмитриевич, я вас зову- зову. А вы не слышите. Вы не заболели? – голос секретаря Натальи Семёновны вернул его в реальность. – Вас Ясенев вызывает. Говорит срочно.
 
               
                Ультиматум. (Апрель 1953г.)


   Заместитель директора по административно-хозяйственным вопросам Буряк Фёдор Васильевич энергично пробежал на верхний этаж, перепрыгивая через две ступеньки и решительно ворвался в приёмную генерала Ясенева.    -   На месте? – выпалил он, задыхаясь?
-   Что это с вами? Николай Павлович занят, – секретарша генерала смотрела на вошедшего с нескрываемой брезгливостью, - вы бы привели себя в порядок.
-   Вопрос не требует отлагательства, доложите пожалуйста.
-   Ну, хорошо. Попробую. – Она постучав скрылась за дверью начальника.

   Фёдор Васильевич нетерпеливо перемещался по просторной приёмной время от времени прикладывая платок к распухшей, кровоточащей губе.
   На боковой стене напротив окон выделялся светлый прямоугольник. Завхоз остановился перед ним и внимательно рассматривал, – Надо что-нибудь повесить. Лучше пока какой-нибудь пейзаж или натюрморт. Вот, жизнь! Столько лет висел портрет вождя, и никто его не замечал. А теперь пусто, но прямо бросается в глаза.

-   Проходите, Николай Павлович вас примет. У вас 5 минут. -  Секретарь гордо продефилировала на своё место.

-   Ну так что у вас, - генерал начал без предисловий,- только коротко.
-   На меня напали и избили. Вот, - он убрал руку прикрывающую рот, - прямо в моём кабинете.
-   Так- так! – Оживился генерал. Новости! И кто же этот смельчак?
-   Горин.
-   Да что вы?  Как же он посмел? – Николай Павлович вышел из-за стола и подойдя ближе к стоявшему на вытяжку завхозу с любопытством осмотрел его рассечённую губу. – Да-а это никуда не годится. Этак мы скоро стрелять начнём. За что?

-   Вы представляете, Николай Павлович,- обрадовался завхоз,- до чего дошло? Хорошо, что не пристрелил, действительно. Я видите ли сегодня уволил свою нерадивую работницу, а он ворвался и избил меня. Я собрался в милицию заявить, но сначала решил доложить вам.
-   Вы правильно поступили. Вот вам бумага, чернильница на столе, ручка. Садитесь на моё место и пишите раппорт.
-   Нет зачем же, я лучше здесь. – Он присел за прямоугольную приставку, примыкающую к столу и придвинул к себе чернильницу. – На ваше имя?
-   Да. А что за работница? - Безразличным голосом спросил генерал. Он подошёл к окну приоткрыл форточку и уселся на подоконник. Свежая струя холодного воздуха ворвалась в комнату, обсыпав хозяина мелкими снежинками.
   Генерал стряхнул их со своего плеча, - не Галина случайно?
-   Вот и вы знаете? А я же предупреждал…
-   Я знаю больше чем некоторые думают. Но не обо всём говорю. Присматриваюсь. Это всё о чём вы хотели мне доложить? Мне почему -то кажется, что вы кое- что утаили. Нет? – генерал подозрительно вглядывался в оппонента.

   Завхоз немного напрягся и отложил в сторону раппорт,- видите ли, товарищ генерал, Горин передал мне список командированных. Ну этих -  широколобых. Извините, учёных.
 С тем, чтобы я к утру приготовил для них спецодежду. В том числе потребовал для всех унты. Я же предложил валенки.
-   Да, это было моё решение. Уважаемый Фёдор Васильевич, - генерал подошёл со спины и положил руки на плечи пострадавшего. – Дело в том, - продолжил он тихим голосом,- что эти люди, широколобые как вы говорите – маститые ученые и каждый час их мозговой деятельности оценивается как примерно моя зарплата за 30 лет безупречной работы. Они выполняют уникальный заказ Государства и для его обеспечения могут привлекать неограниченный ресурс. Попытка же противодействия со стороны кого бы то ни было рассматривается как Государственная измена. Расстрел на месте. Без суда и следствия. Нас с вами завтра расстреляют. Но правда вас я успею расстрелять сегодня.

-   Николай Павлович, я же всегда…- Его руки задрожали, глаза почернели,- я же ничего…просто он как-то это в ультимативной форме… а так я всегда готов.
 -  Вы рапорт то продолжайте, пишите. Чего мы будем терпеть этих… Распоясались, понимаешь. Они думают, что если боевые офицеры, герои Советского Союза так им всё сойдёт с рук? Нет, конечно влияние у них есть. И надо сказать серьёзное, – он показал глазами на потолок,- но мы же с вами поборемся, повоюем, даже если и пострадаем в конце концов, чувство удовлетворения останется, что пострадали за правду, да?
-   Как,- испуганно переспросил хозяйственник,- разве Горин герой Советского Союза? Боевой офицер? В его карточке об этом ни слова.
-   Это закрытая информация. Разглашению не подлежит. Больше даже я не могу вам открыть.
   Кстати о правде. Мне тут поступила информация, что у спекулянтов появилась амуниция очень похожая на нашу. Унты, полушубки, верблюжьи комплекты. Вы давно ревизировали складское хозяйство? Пожалуй, надо создать комиссию, привлечь народный контроль, милицию.

  Рука жалобщика зависла в воздухе. С острого металлического пера чернильная капля плюхнулась на белый лист незаконченного рапорта и растеклась фиолетовой медузой.

-   Ну, да, так я и думал, - произнёс Фёдор Васильевич, задумчиво кивая головой уставившись на ядовитую кляксу, -   знаете, Николай Павлович, может ну его… Чего мы будем бодаться время зря терять. А я всё сделаю. Сегодня же. Всё подберём по размерам. В лучшем виде.
-   Думаете? Ох не знаю. Правильно ли так отступать? Может всё же ввязаться в драку?
-    Вы представляете сколько надо времени и нервов? А работать кто будет? Ну их, Николай Павлович. Давайте лучше поработаем. Сколько всего успеем.
-   Ладно. Хорошо. Исключительно ради дела. Кстати комплекты одежды для учёных должны быть здесь к семи утра. Оставите в приёмной.
-   Сделаем товарищ генерал, повеселел завхоз, - разрешите исполнять?
-   Разрешаю. Да, Фёдор Васильевич и не забудьте про уборщицу эту, как её?
-   Фёдорова Галина Михайловна, любезно подсказал завхоз.
-   Да-да она. Делайте что хотите. Но утром она должна быть на рабочем месте как ни в чём не бывало. Иначе…война. Свободны.

   Заведующий хозяйством быстро ретировался к выходу, - а если она…- но генерал уже отвернулся и смотрел в окно на короткий арктический рассвет.