Кодекс желанной чести-16

Кают-компанией это роскошное, с высокими сводами, огромное помещение можно было бы назвать весьма условно. Да собственно, оно и называлось так, скорее, как дань старинной флотской традиции. Убранство его в этот вечер (по корабельному времени) впечатляло уже тем, что дизайнер иллюзорных интерьеров нашёл на этот раз простое, но изысканное решение. Каждый попадающий сюда гость удивительным образом оказывался… под усеянным яркими звёздами фиолетовым небом на обширной и вместе с тем удивительно уютной лесной поляне.

Вокруг неё чуть слышно шелестели листвой под лёгкими внезапными порывами тёплого летнего ветерка удивительные деревья, стволы которых матово отливали серебром. В самой середине поляны отражало свет звёзд небольшое живописное озеро, по берегам которого росли прямо из палубы витиеватые плетёные кресла и причудливой формы подсвеченные столики, накрытые изысканно и богато. (Достаточно сказать, что салат с баснословно дорогим мясом крапсанов отнюдь не был главным блюдом). Что же касается самого пола в помещении, то он сейчас являл собой, в соответствии с замыслом дизайнера, поляну, густо заросшую сочной изумрудной травой. И было немного странно видеть эту совершенно реалистичную траву, но чувствовать под ногами слегка пружинящее напольное покрытие кают-компании.

Через каждые несколько секунд по звёздному небу медленно прокатывались, искрясь, широкие волны света всех цветов радуги. Наряды и мундиры гостей тоже искрились, приобретая с каждой новой волной новый же, но неизменно сказочный вид. Особенно эффектно смотрелись дамские платья. Надо ли говорить, что глаза дам восторженно сияли, каждая чувствовала себя королевой. Негромкая чарующая музыка, исполняемая расположившимся каким-то образом прямо среди звёзд оркестром, не заглушала мягкий гул голосов и то и дело прорывающиеся взрывы беззаботного смеха.

Все присутствующие пребывали в приподнято-радостном настроении и подсознательно ожидали какого-нибудь чуда. Будто бы сейчас из-за серебристых стволов деревьев вот-вот выйдут, скажем, какие-нибудь эльфы или вылетят, в стрекозином трепете прозрачных крылышек, прехорошенькие проказливые феи. Однако никто не выходил из таинственного волшебного леса. Разве что ловкие официанты, не позволявшие блюдам и закускам на столиках заканчиваться, а графинам и кувшинам с самыми изысканными винами пустеть.

Иными словами — атмосфера в кают-компании царила действительно необычная. То ли живая музыка так влияла, то ли светоносный прибой на иллюзорном небе, то ли редкие деликатесы и ещё более редкие вина, то ли всё это вместе взятое. Волшебное ощущение праздника, расслабленности и если уж не влюблённости, то глубокой взаимной симпатии захватило всех без исключения. А может — Джох его знает! — и впрямь были виноваты какие-нибудь доселе неизвестные науке флюиды, испускаемые планетой. Но, как бы там ни было, каждому искренне хотелось, чтобы этот удивительный приём — такой не церемонный, душевный и по-домашнему уютный — продолжался бесконечно.

Многие пары танцевали. А те, кто по той или другой причине, не имели пары, — сидели за столиками либо фланировали по поляне, в надежде как раз и обзавестись партнёром на этот вечер. Некоторые целенаправленно высматривали знакомых.

…Как, например, Марион Горская. Одетая в великолепное ярко-синее сверкающее платье из усыпанного мельчайшими стразами бархата и украшенное по подолу златоткаными тюльпанами, она со смехом ловко уворачивалась от тянущихся к ней рук случайных встречных кавалеров. Чтобы те не обижались, она шутливо посылала им воздушные поцелуи.

В какой-то момент Марион, взволнованная и возбужденная всем происходящим, ослепительно красивая, смеющаяся, едва не столкнулась с Его Величеством королём Реджидормом 109-м, который ловко кружил в отнюдь не средневековом танце свою венценосную половину. Весьма симпатичную, следует отметить. Властитель Желанной немедленно остановился, отступил немного назад, галантно поклонился, нимало не заботясь о своём королевском достоинстве, и сделал Горской достаточно своеобразный комплимент:

— Мне сказали, что это в какой-то мере из-за вас, солнце, произошла такая заварушка в моём королевстве. Ну что ж… Клянусь своей короной, вы достойны межпланетной битвы!

«О, господи! Неужели сам… король?!»

Марион порозовела, надеясь, что в волнах света этого никто не заметил. Она грациозно, будто проделывала это ежедневно, (впрочем, уже не в первый раз!) присела в изящном реверансе:

— Благодарю вас, Ваше Величество! Но не надо больше никаких битв!

Королева, не выказывая отчего-то ни малейших признаков ревности, с подкупающей простотой воскликнула:

— Какая же вы красавица!

И этим привела Марион в гораздо более сильное смущение, чем король. Тут, на счастье, бурлящая и от души веселящаяся толпа гостей подхватила Горскую и моментально унесла прочь от королевской четы.

«Очень кстати!»

Немного запыхавшуюся маркитантку вскоре вынесло под деревья. Люди как-то разом отхлынули, подобно пенящейся морской воде, а она осталась «на берегу». Марион привстала на носочки и даже по-детски вытянула шею, надеясь высмотреть в этом весёлом хаосе Воронцова. Но тот как исчез куда-то сразу после короткой официальной части приёма, так до сих пор и не появлялся, похоже.

Изредка Горская успевала на долю секунды увидеть счастливо и беззаботно хохочущую Алёнку, танцующую с кем-то из свободных от вахты блестящих офицеров корабля. Брандома с Вестой (уже живёхонька, значит!) — совсем не попадающих в такт музыке и вообще, кажется, никого не замечающих. Стреха с Джизом… вроде бы так их зовут… устроившихся за одним из столиков и неторопливо потягивающих благородные напитки. Всевозможным, невиданным ими ранее деликатесам они также отдавали должное. Даже этих двоих рассмотрела! А Воронцова всё не было.

Вдруг кто-то легонько тронул её за плечо. Марион радостно повернулась, ожидая увидеть хозяина яхты, но в следующий миг изумлённо застыла. Перед ней стоял, широко улыбаясь, не кто иной, как Дорохов.

— Вы?! Но как… Как вы-то здесь оказались? — Капитан неприятно напомнил ей всё, что было связано с её пленением. Хотя именно он отнёсся к ней скорее по-дружески, нежели враждебно. Но всё равно. Пусть бы хоть кто другой подошёл, но не он.

— На самом деле история короткая и не очень-то интересная.

— Но вы… вы ведь здесь с добрыми намерениями? — Этот наивный вопрос Горская задала голосом столь напряжённым, что Дорохов невольно заулыбался ещё шире.

— Вам совершенно не о чем беспокоиться. К тому же — надеюсь, вы это помните — я и в Кархемском замке не имел ничего против вас.

— Помню. Но вы ведь и не помогли!

Дорохов молча кивнул, показывая, что на это ему возразить нечего, а потом искренне заявил:

— Зато я действительно рад, что у вас и у вашей подружки всё так хорошо сложилось!

Марион хмуро посмотрела на капитана, слабо улыбнулась и не слишком охотно спросила, заранее зная ответ:

— Вы оказались, видимо, в числе тех наёмников, которых после боя разоружили и отпустили?

— Абсолютно верно. Я, видите ли, задолго до всех этих событий понял, что наняла меня редкостная сволочь… прошу прощения… Но контракт есть контракт. Жаль, сразу не сообразил, а то бы вовсе наниматься не стал. Словом, когда галактический спецназ во главе с Воронцовым вломился во двор замка, я не стал ни в кого стрелять, а только очень внимательно следил, чтобы мне самому не продырявили шкуру. Ну и, как вы понимаете, мне удалось продержаться до конца.

— Что ж… Я рада этому. Мне всё же не хотелось бы вашей гибели. Но ответьте мне наконец: как вы сюда попали?

— Но это и впрямь неинтересно. Пришёл в планетарный отдел КГБ, объяснил там, кто я и что, попросил связать меня Воронцовым. Они — бесконечное и сердечное им спасибо! — связали. — Дорохов на секунду нахмурился, вспомнив, видимо, не слишком приятный разговор.  — Я пообщался с ним…

Тут наёмник замолчал, бездумно уставившись на веселящуюся толпу.

— Пообщались с ним и что дальше? — Марион в нетерпении притопнула ногой.
Теперь Дорохов невольно перевёл застывший взгляд на золотые искрящиеся туфельки. С трудом оторвался от созерцания, после чего, наконец, продолжил:

— А дальше набрался наглости, попросив подбросить до ближайшей пересадочной станции или планеты. Денег-то у меня нет, не успел за здешнюю службу получить. А Воронцов на это сказал, что подбросит, если, конечно, соглашусь специальную проверку пройти. И что всё будет зависеть от результатов этой проверки. Я согласился, а что мне ещё оставалось? Меня подняли на яхту, покопались немного в мозгах, — Дорохов тяжело вздохнул, помрачнев, — и теперь мы с вами временные попутчики.

— И что же? Он вас полностью простил? Зная, что вы против него сражались?

Марион ясно понимала, что её вопросы звучат, мягко говоря, глуповато, но продолжала их задавать, упорно провоцируя собеседника на рассказ о Воронцове.

— Так я же вам говорил, что фактически не сражался! Я наёмник, это так, но отнюдь не самоубийца! Я ведь объяснял… Плюс к тому мне дико повезло оказаться немного в стороне от того места, где господин Воронцов к вашему окошку, как безумный, прорывался. Он же там всех без разбору положил. Хотя, тут врать не стану, старался всё-таки не убивать. Глушил, в ноги колол и так далее… Сначала-то он, как я понял, в каком-то силовом поле шёл. Знаете, такое странноватое немного… О! На яйцо по форме похоже! Ну вот. А потом поле, видимо, накрылось. Погасло и всё, как не было. Да этот ваш Воронцов и без силовой защиты тот ещё головорез! Как он двигался! Нет, я знаю, что он служил в спецназе. Так это когда было-то! До моего рождения ещё. В общем, откровенно сказать, я был просто поражён, никак не ожидал от него подобной прыти.

— А я вообще страшно прыткий! — Алексей внезапно появился из-за спины Дорохова, заставив того вздрогнуть. — Не возражаешь, если я у тебя даму похищу?

— Да кто бы возражал! — И наёмник, кивнув на прощание, моментально затерялся среди гостей.

— Интересный парень, — прокомментировал Воронцов. После чего окинул Марион восхищенным взглядом (собственно, не отдавая себе отчёта, он постоянно так на неё смотрел).

— Вы ведь… не откажетесь потанцевать со мной? Могу ли я на это надеяться?

— Да я жду вас здесь весь вечер! — Марион выпалила это с отчаянной веселостью и замираньем сердца. А потом, словно устыдившись своего душевного порыва, тихо добавила, опуская ресницы: — А вы всё не идёте и не идёте.

Горская произнесла эти слова и смешалась, осознав вдруг, что это прозвучало у неё, как у обиженного ребёнка. Самое интересное: она и сама не смогла бы сейчас толком объяснить, на кого или на что обиделась. У того же Воронцова перед ней никаких обязательств не было. А появятся они или нет… Кому это сейчас ведомо?

Зато Алексей Павлович без труда уловил то, что и должен был уловить. Он молча привлёк женщину к себе, теперь уже откровенно любуясь ею и не торопясь начинать танец. Марион вспыхнула, сделала очень неубедительную попытку вырваться и слабо упёрлась ладонями в грудь Воронцову, нисколько не желая, конечно, на самом деле его отталкивать.

— На нас начинают обращать внимание… Алёша, — беспомощно прошептала Горская, не решаясь почему-то поднять на него глаза, когда он вот так… близко.

А он, внутренне восторжествовавший от этого её заговорщического, ещё больше сближающего их интимного шёпота, тоже прошептал в ответ:

— А нам разве не всё равно, Мариш?

Вот тут она отпрянула, сверкнув глазами, и хотела сказать что-то негодующее, возмущённое, ставящее нахала на место, но… нахал с обезоруживающей улыбкой подхватил её и легко, умело повёл в стремительном бальном танце.

Марион, внутренне поражаясь тому, что она, мгновенно перестав быть вожаком внутреннего «движения сопротивления», закружилась в танцевальных па так, будто знала их всегда. Как раз поляну озарила играющая всеми оттенками розового цвета яркая световая волна, совпавшая с первыми, удивительно мелодичными аккордами волшебной музыки. Всё в этот вечер было волшебным.

И, видимо, именно это разлитое в воздухе доброе колдовство было отчасти повинно в том, что в душе Марион творилось сейчас что-то невероятное и немножко пугающее. Словно там, в самой потаённой глубине её, рушились какие-то бастионы, рвались незримые оковы, мешавшие прежде в полной мере ощущать себя Женщиной. Не мимолётно вожделенной. Но единственной, любимой по-настоящему. Она видела это в глазах Воронцова, в которые теперь смотрела открыто и прямо.

Через какую-нибудь минуту на Воронцова и Горскую уже не просто обращали внимание. Перед ними, самозабвенно кружащимися, не отрывающими друг от друга сияющих глаз, поспешно расступались. Ощущалось в этой блистательной паре что-то такое, отчего всем казалось, что это свадебный танец молодожёнов, давно и горячо любящих друг друга. Просто суровые родители с обеих сторон долго не давали своего благословения, но вот, наконец-то, смилостивились. Под бессмертную музыку Штрауса — свадебный вальс! Не больше и не меньше.

Многие из гостей уже перестали танцевать и с готовностью превратились в благожелательных зрителей. При этом у некоторых местных счастливых обладателей телевизоров, постоянно и внимательно следивших за союзной светской хроникой, создалось стойкое убеждение, что они присутствуют на весьма пикантном мероприятии. Вообразите только! Завиднейший жених Галактического Союза, кажется, нашёл себе невесту! И кто же она?! Обыкновенная маркитантка!!! Без роду, без племени, что называется.

Ну да вряд ли следует слишком уж считаться с мнением этих некоторых! Разве могут они, приземлённые, что-нибудь понимать в истинной родовитости? Сам Алексей, например, был убеждён, что ступать по земле так, как Марион, иметь такой гордый поворот головы, такой стойкий характер и быть при этом настолько Женщиной может королева не по положению, но по крови. Королева, возжелавшая почему-то пойти на военную службу.

Где-то в густых кронах деревьев растаяли последние звуки летящего вальса, и Воронцов с Горской неожиданно обнаружили себя в кругу энергично аплодирующих и улыбающихся гостей. Гражданин класса «А» с привычной лёгкостью справился с ситуацией, но Марион, снова оказавшаяся в центре внимания, не умела пока с таким вежливым и спокойным достоинством принимать всеобщее поклонение или, по крайней мере, уважение. Однако то, что маркитант-адмирал Элен Корнблат всегда называла истинной дрессировкой, позволило Горской не уронить себя в глазах далеко неоднородной и неоднозначной публики.

Чуть отступив от Воронцова, она слегка приподняла подол платья и грациозно поклонилась партнеру, как бы присоединяясь тем самым к аплодирующим гостям и отдавая тем самым должное хозяину яхты, как великолепному танцору. Алексей в долгу не остался и немедленно вернул поклон. Всё получилось очень мило и естественно, с лёгким налётом шутки и школярского дурачества. По толпе присутствующих пробежал одобрительный шепоток — в Марион, похоже, признали породу в этот момент. Ну и действительно! Мало ли, по каким причинам знатная дама может пожелать служить в корпусе маркитанток! Словом, начало вселенским сплетням на этот счёт было успешно положено. Аминь!

От мерцающих звёзд снова заструилась музыка. Наполненная другим ритмом и звучанием, она будто вихрем подхватила людей, и поляна немедленно ожила, забурлила в водовороте танца. Воронцов, бережно, но в то же время достаточно крепко держа Марион за руку, медленно пробирался в толпе танцующих к какому-то месту в кают-компании, известному сейчас лишь ему. Горская, с потаённым удовольствием подчиняясь его воле, следовала за ним и уже гораздо смелее встречала красноречивые взгляды, искоса бросаемые на неё иными гостями.

Симпатичным чёртиком — взъерошенным и разрумянившимся — выскочила из музыки и света Алёнка, прокричала что-то невразумительно-озорное и, махнув рукой, со смехом нырнула обратно.

Марион подумала, что хозяин яхты свернёт сейчас к озеру… вернее, к одному из столиков и предложит романтически посидеть в плетёных креслах, перекусить, полюбоваться бликами света на воде. Но Воронцов, не останавливаясь, миновал и их. Вот уже шелестят листвой деревья, а в развесистых кронах к тому же ещё и птицы какие-то ночные щебечут. Хотя обычно… кажется… птицы по ночам вовсе не поют.

Неожиданно иллюзия растаяла, Воронцов остановился перед дверью, чуть сильнее сжав небольшую крепкую ладошку спутницы, хотя держать её за руку теперь ни было никакой необходимости. Горская, однако, совершенно не собиралась об этом напоминать. Послушная голосу хозяина, дверь пропустила пару. Аккуратно переступив через комингс, Марион вслед за Алексеем оказалась в коридоре. Дверная плита немедленно вернулась на место, разом отсекая мужчину и женщину от музыки, смеха и световой вакханалии. А в коридоре жили звуки совсем другого, хорошо знакомого Горской свойства — звуки корабля. Впрочем, и они были сейчас едва слышны.
Воронцов по-прежнему не отпускал руку Марион. Похоже, он вообще не собирался этого делать. И при этом оба явственно ощущали, что так недавно связавшая их ниточка взаимного чувства становится прочнее с каждой минутой. И понимали поэтому: неотвратимо близится Главный разговор. Вроде бы и рано ему быть — после двух-то дней знакомства. (Неужели же всего двух?!) Правда, знакомства личного, да ещё в столь нетривиальных обстоятельствах!

Над ними будто бы довлела некая заданная свыше предопределённость всего происходящего. Будто бы привередливая и весьма непостоянная дама Судьба давным-давно спланировала соединить этих двоих. Просто до сих пор как-то не подворачивался подходящий случай.

Они молча шли по плавно изгибающемуся, ведущему куда-то вверх, экономно освещаемому коридору. В нём не было ни напольного покрытия с высоким ворсом, ни цветочных композиций, ни старинных картин. Марион не решалась спросить, куда и зачем ведёт её Воронцов. Только ей казалось, что в тишине коридора ему должно быть слышно, как сильно колотится её сердце.

В конце концов, они оказались на небольшой смотровой площадке, которую отделял от великого вакуума полутораметровой толщины овальный стеклостальной купол — такой прозрачный, что неподготовленный человек вполне мог бы испытать приступ острой агарофобии. Потрясающе близкие звёзды были похожи на пушистые астры, они усеивали бесконечную черноту космоса сверкающим хаотичным великолепием.

Марион даже не слишком удивилась, когда Алексей вдруг призвал в молчаливые свидетели именно вечные звёзды. Не удивилась, потому что и не поняла в первый момент, что он вот так, без раздумий и длительной словесной подготовки, начинает Разговор. Горская невольно замерла. Он с заметным усилием заставил себя отпустить её руку, отступил на шаг и старательно прокашлялся.

— Прошу прощения. Ну вот… Я думаю, к-хм, теперь, пожалуй, можно.

Марион зачарованно молчала.

— Звёзды для меня — всё. И самое хорошее, и самое плохое, — глуховато произнёс Воронцов. Потом пристально посмотрел в широко распахнутые глаза женщины и продолжил: — Это мой бог, перед ними всё мельчает, меркнет. И… под их чистым светом я не могу кривить душой. Я понимаю, что говорю сейчас слишком высокопарно, пафосно даже, но… Никогда в жизни, никому не говорил того, что скажу сейчас вам, Марион!

— Вы… Вы пугаете меня своей официальностью! — Горская хотела вложить в эти слова шутливые интонации, чтобы немного разрядить потрескивающую, казалось, от нервного напряжения атмосферу. Но у неё внезапно пересохло в горле, и ожидаемой лёгкости тона не получилось, голос предательски дрогнул.

— В таком случае скажу просто. Я, понимаете… Я прошу вас стать моей женой.

«Что он говорит? Что он говорит?!!» — Горская почувствовала, что у неё слабеют ноги. Не хватало ещё упасть тут… — Но он же… Он что?! Делает мне предложение??! Сразу предложение??!»

— В вашем лице я нашёл ту, которую ждал и искал всю свою жизнь. Вы меня понимаете? Ждал и любил, только никак не мог найти. А желанная оказалась на Желанной, извините за такой каламбур. Я вас люблю, но отнюдь не обязываю давать ответ немедленно. И не обязываю принять мое предложение. Если откажете… Что ж, я, наверное, как-нибудь переживу, но любить вас не перестану. Собственно, едва только я увидел вас впервые там, в Кархемском замке, внутренний голос сразу сказал мне: «Вот она, твоя половинка!» А он, к слову сказать, меня никогда не обманывает.

Выдав под конец такие не слишком официальные слова, Воронцов как-то немного поник, расслабив плечи. После чего несколько скованно развёл руками и зачем-то добавил:

— Вот…

Марион, конечно же, ожидала чего-то подобного, но никак не ожидала такого недвусмысленного признания и стремительного предложения. Она была ошеломлена, счастлива и немного устрашена его напором. И ведь надо же что-то отвечать!

— Зачем же… Зачем же вы лукавите, Алёша? — прерывисто спросила Горская, нервно поправляя идеально сидящее на ней платье. Не зная, куда деть руки, автоматически огладила бёдра, сводя с ума этим жестом застывшего в ожидании приговора Воронцова. — Вы же чувствуете… Да нет же! Вы уверены, что я… Пусть всё поспешно, пусть! Но я ведь… знаю вас давно. Заочно, конечно. И вы всегда мне нравились. Больше, чем нравились! Я даже представляла иногда… Ну… это не важно. А за эти дни я убедилась, что не ошиблась в вас. Поэтому… о, господи! …Я даю ответ немедленно. Это совсем против моих правил. Это невозможно! Но… Я тоже люблю вас и да — я согласна стать вашей женой. О-оххх…

Горская судорожно вздохнула, приложив ладошки к пылающим щекам, словно надеялась остудить их подобным образом. Этот её трогательный и очень по-женски беззащитный жест окончательно сорвал тормоза, до того довольно надёжно удерживавшие Воронцова на месте. Он мгновенно шагнул к ней, намереваясь крепко обнять, и был мягко, но решительно остановлен:

— Подождите, Алёша… Пожалуйста, — прерывистым голосом сказала Марион, слабо и почти безуспешно, как во сне, пытаясь вывернуться из объятий. — Можно мне задать один вопрос? Только один. Это очень важно! Вы меня понимаете?

— А-а-а… Секундочку. Да. Уже, кажется, начинаю понимать, господин маркитант-майор! Задавайте ваш вопрос, господин маркитант-майор! Готов на него ответить, господин маркитан-майор! — С лёгким сердцем дурачась, сияющий Воронцов отскочил назад, вытянулся по стойке смирно и по-военному щёлкнул каблуками.

— Перестаньте, Алексей, — счастливо засмеялась Марион, — ну что за ребячество, честное слово! Я же серьёзно! Так вот… Только, пожалуйста, не увиливайте. Вы… Вы же не думаете на самом деле, что мне нужны не вы, а ваше состояние? Или думаете? Тогда я ни за что не соглашусь стать вашей…

Он не дал ей договорить. Схватил, смял неубедительное сопротивление и стал исступлённо целовать в глаза, губы, щеки, шею, снова в губы — долго, с невольным стоном сдерживаемой страсти. Потом чудовищным усилием воли отстранился от неё — раскрасневшейся, чуть заметно дрожащей, задыхающейся, — нежно провел рукой по шелковистым волосам и ответил:

— Мариш… Звёздочка… Я совершенно так не думаю... Это во-первых, и в-единственных. А, кроме того… Ты же, конечно, знаешь, что-о… ну, что я ведь давно живу.

Ещё не вполне отдышавшаяся, Марион лишь кивнула, не совсем соображая, тем не менее, к чему он клонит. Так сладко и так защищённо было в его объятиях.

— Дело в том, что моя длинная жизнь имеет свои неоспоримые преимущества. В том числе учит неплохо разбираться в людях. В их истинных намерениях и устремлениях. Честны ли они в отношении меня. Так вот… Тебя, например, я вижу насквозь.

С этими словами Воронцов грозно нахмурил брови, сделал жёсткое, суровое, совершенно непроницаемое лицо, пристально и цепко уставившись на Горскую.

— И-и… что же… ты видишь? — неожиданно и нешуточно вдруг оробев, спросила она.

— Ты — ангел!

— Да ну тебя, в самом деле! Я что-то уже совершенно перестаю верить в твою длинную жизнь! Ты же ведёшь себя, как мальчишка!

Они ещё с минуту пикировались, пока опять не почувствовали, что на слова больше нет сил. И обнялись значительно интимнее. И чуть не задохнулись от долгого-долгого чувственного поцелуя. Кажется, в этот момент за стеклостальным куполом немного потеплело.

— Между прочим, — негромко сказал Воронцов, когда они с трудом оторвались друг от друга, — я предложил всем сегодняшним гостям побыть на яхте ещё несколько дней. Ты не против?

— А если я буду против, — так же тихо спросила Марион, — ты что, всех выгонишь?

— Прямо с утра.

С изумлением будущая гражданка класса «А» поняла, что Алексей сказал это абсолютно серьёзно. И сделала вывод, что впредь ей надо со своими пожеланиями быть предельно осторожной. К этому ещё предстояло привыкнуть, но отныне, кажется, для неё ничего невозможного не будет. Это так… необычно. И так… восхитительно!

— Пусть остаются, ладно?

— Пусть, — с готовностью согласился Воронцов, снова целуя невесту. Ему теперь безумно жалко было всех тех лет, когда он не подозревал о существовании Марион, которая являлась ему лишь во снах. Ну ничего, они всё-всё наверстают.

…Слегка покачивающаяся от приятной усталости Алёнка добралась, наконец, до каюты. Не в её, конечно, возрасте уставать, но… Сами поскачите-ка от души несколько часов подряд, танцуя и безобидно флиртуя с активно сменяющими друг друга неутомимыми кавалерами. А потом ещё побродите с час по огромному кораблю, путая уровни и лифты в попытках отыскать своё временное пристанище. А главное, никак было не вспомнить, какой адрес называл Воронцов, когда только вёз их в дамскую каюту.

Но добралась-таки! Сумела! С некоторым удивлением девушка не обнаружила Горской в каюте. И где это она, интересно? Из кают-компании, кажется, довольно давно исчезла. Подумать об этом обстоятельно Алёнка не успела. Едва её немного кружащаяся от превосходного вина голова коснулась подушки, как она уснула таким глубоким и безмятежным сном, что можно было прямо возле неё палить из древних пушек. Скорее пушкари устали бы перезаряжать орудия, чем она проснулась.

Что же касается пропавшей Марион, то она заснула гораздо… гораздо позже под любящим взглядом супруга. Именно так — супруга! Представляете, как удобно и просто всё организовывается в Галактическом Союзе в конце тридцать девятого века?! Воронцов по спец-каналам передал, куда следует, своё и Марион заявления, (которые быстро составил сам, пока она была в ванной), анкетные данные вместе с голографическими портретами и ещё кое-какую необходимую информацию. Меньше, чем через час пришло сообщение, что они официально зарегистрированы как муж и жена. Документ доставят курьерским кораблём в течение стандартных суток, если услуги Центральной брачной конторы Союза будут оплачены клиентами немедленно. Воронцов поспешил перевести на указанный счёт 100 000 галлардов. Да, Центральная контора свои услуги ценила очень и очень недёшево. Особенно если учесть, что за нераспространение сведений о регистрации Алексей заплатил куда больше — 300 000. Не забыв при этом интеллигентно намекнуть на неотвратимые крупные финансовые и репутационные потери, которые немедленно воспоследуют, если контора всё же допустит даже самую крохотную утечку информации.

И что же? Вот так неромантично и буднично? Вовсе нет. Подарки, свадебное путешествие, вообще всё, что душа пожелает, не говоря уже про многочисленных гостей, Алексей жене пообещал, честно предупредив при этом, что ей быстро надоест находиться в центре внимания. И что она пока не слишком хорошо представляет себе, что значит быть супругой гражданина класса «А».

Ведь роскошную свадьбу при его, Воронцова, известности придётся устраивать в закрытом элитном клубе «Премьер», расположенном на насыпных Новых Гавайских островах жемчужины Галактического Союза, праматери человечества — планеты Земля. Положение обязывает! Такая свадьба может растянуться на неделю. А гости… Там же кого только не будет! Тот ещё зверинец! Кости молодожёнам прополощут до абсолютной белизны, а потом ещё и костный мозг высосут. Привыкай, звёздочка!

Проснулась Марион в 14.00 по корабельному времени в огромной разворошенной постели. Она сладко потянулась, открыла глаза, но тотчас крепко зажмурилась. Это же нехорошо… наверное… нехорошо вот так откровенно, так бессовестно таять от счастья, даже не успев, как следует, вырваться из объятий сна. Но ведь она действительно счастлива!

Всё ещё не открывая глаз, Марион тихонько повернулась набок и осторожно протянула руку, чтобы дотронуться до горячего, литого плеча столь неожиданно обретённого мужа, но давно любимого человека. Оказывается, даже самые невероятные мечты иногда сбываются!

Ладонь легла на скомканное постельное белье из нежнейшего кремового шёлка, продвинулась дальше, сделала плавное круговое движение. Какие уж тут теперь жмурки! Законного супруга рядом не оказалось. И это сразу после первой брачной ночи!

Придерживая на высокой груди лёгкое покрывало, Марион приподнялась и с детским почти любопытством огляделась. Каюта сейчас представляла собой… открытое бунгало на берегу ласкового, лазурного океана, сверкающего под тёплыми солнечными лучами. Напоённый экзотическими запахами тропических растений ветерок колыхал невесомые прозрачные занавески, заменяющие стены. Иллюзия была столь совершенна, что Марион на миг запаниковала: а вдруг она и правда находится на какой-нибудь неизвестной планете или на Желанной, на Южном побережье каком-нибудь. Доставили сюда, сонную, и улетели… Фу, глупости какие!

И тут она увидела движущийся к ней по воздуху небольшой овальный поднос, заставленный множеством тарелочек, чашечек и вазочек, наполненных разными яствами. В центре подноса гордо возвышался изящный золотой кофейник, из элегантно изогнутого носика которого вился ароматный кофейный парок. Тонкие ноздри Марион невольно затрепетали от этого божественного аромата, слегка смешивающегося с запахом великолепной алой розы в тонкостенном высоком бокале. Цветок очень красиво отражался в сияющем боку кофейника.

Панические настроения были моментально забыты. Женщина живо уселась поудобнее и принялась ловко сооружать из подушек подобие спинки кресла. Летающий поднос замер перед Марион в ту самую минуту, когда она, нетерпеливо повозившись, устроилась, наконец-то, в своём импровизирован-ном кресле. Горская настолько увлеклась созерцанием небольших порций многочисленных изысканных блюд и изучением некоторых невиданных ею доселе фруктов, что совершенно не заметила, как по невысокой лесенке поднялся в бунгало Воронцов. Поднялся и замер. Алексей, кажется, перестал дышать, чтобы не спугнуть сидящего на постели обворожительно растрёпанного ребёнка, с величайшим любопытством и восторгом разглядывающего и вертящего в руке оранжевое ароканское яблоко.

Марион действительно очень была похожа в эти мгновения на маленькую девочку, открывающую для себя по крупицам непостижимо огромный мир. Вот вернула яблоко в вазочку и, смешно ойкнув и мило покраснев, потянула к подбородку упавшее покрывало — увидела улыбающегося Воронцова.

— Лёша! Ты… Как тебе не стыдно подкрадываться?! Бросил меня одну и ещё подкрадывается! И подглядывает ещё!

— Имею право, между прочим!

— О-о-о! Ах ты…

Алексей захохотал во всё горло, в два прыжка оказался возле ложа, сгрёб в охапку своё сокровище вместе с подушками и закружил по бунгало. Просто чудом сумел увернуться от резвящихся молодожёнов антигравитационный поднос, снабжённый примитивным псевдо-интеллектом, позволяющим ему выполнять простые голосовые команды и принимать несложные ситуационные решения самостоятельно. Что он сейчас и проделал с не лишённой некоторого изящества виртуозностью.

Марион, смеясь и болтая ногами в воздухе, отчаянно вырывалась. Подушки разлетелись по помещению, и Воронцов сильно пожалел, что выбрал на утро этот интерьер. В бунгало, увы, было всего одно небольшое зеркало. Ах, какие пикантные отражения радовали бы сейчас глаза мужчины! Обнажённая, раскрасневшаяся, смеющаяся, восхитительная женщина — его женщина, родная и единственная. И ещё к тому же смешно и заполошно вопящая на всё «побережье»:

— Бес… совестный! А-а-й-й! Верни меня на место сейчас же! А-яй! Не для того я… Ой! Перестань, Лёша! Перестань сейчас же! Мне же щекотно-о-о-о! Аййй! И… не для того я… о-о-о… замуж выходила, чтобы ты меня голодом морил! Пусти-и-и… Кофе же стынет!

Через час они всё-таки позавтракали. Потом ещё полтора часа приводили себя в порядок. Собственно, этим занималась в основном Марион. А быстро управившийся Воронцов с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как его жена мучительно выбирает себе «что-нибудь простенькое, но элегантное» из громадного вороха элитного нижнего белья, платьев, костюмных пар, экзотических комплектов, туфелек и прочего. Весь этот гардероб сделали за ночь два МиСиМа в строгом соответствии с последними веяниями привередливой моды на ведущих планетах Союза. Понятно, и одежда, и обувь были идеально подогнаны по фигуре маркитант-майора, окончательно побеждённого Женщиной.

— Меня же совсем нельзя ставить перед выбором, — растерянно бормотала Марион, аккуратно раскладывая попарно бельё, платья, юбки и прочее на громадной постели. Она, кажется, напрочь забыла, что одета сейчас лишь в ослепительно-яркие полосы света, уверенно пробивающегося сквозь наведённую плетёную крышу. Воронцов еле удерживался от того, чтобы немедленно подхватить жену на руки, смести с постели все эти дорогие одёжки и… А тут ещё Марион, беспомощно улыбаясь, доверчиво повернулась к нему всем своим великолепным телом: — Алёша, меня нельзя ставить перед выбором, я же по гороскопу Весы. Мне трудно что-нибудь одно…

Бастионы воли мгновенно рухнули. Он закрыл Марион рот жгучим поцелуем и почти швырнул на кремовые простыни. Никогда ни одна женщина не вызывала в нём такого дикого желания. И такой всепоглощающей нежности, от которой трепетала душа. Она была для него, как родничок для заблудившегося в знойной пустыне путешественника, умирающего от жажды. А он был для неё сразу всем… всем… всем… все-э-э-эм!!!

Когда Марион, в конце концов, объявила о своей полной готовности выйти в свет, она была, как всегда, бесконечно прекрасна и безупречна. Воронцов снова хотел обнять её, но она ловко вывернулась из его объятий и, пряча счастливые глаза, мягко сказала:

— Не надо, Алёша… А то мы так и не выйдем сегодня отсюда.

— А я бы и не пошёл, ты ведь знаешь — я бы предпочёл… к-хм… Однако надо, к сожалению. — Он всё же умудрился легонько поцеловать её. В лоб. — Ты готова, звёздочка, к тому, что отныне будешь постоянно находиться под всеобщим пристальным, но не всегда доброжелательным вниманием? Я официально представлю тебя гостям и экипажу за обедом. Ну вот, уже она у меня и напугалась! Ничего страшного, Мариш. Я ведь постоянно буду с тобой. Ты привыкнешь.

— Я привыкну! — решительно подтвердила Марион, хотя её немного колотило. — Привыкну…

… Разные в жизни бывают совпадения. Счастливые и несчастливые, вполне обычные и совершенно невероятные, своевременные и несвоевременные.

В нашем случае совпадение было и счастливым, и своевременным, и весьма символическим: скоростной курьерский корабль ЦБК «Гименей» доставил документы, подтверждающие регистрацию брака гражданина класса «А» господина Воронцова и госпожи Горской, как раз в тот момент, когда Алексей, стоя во главе длиннющего, с закругленными углами, стола, торжественно обращался к гостям. Те сгорали от любопытства, видя скромную героиню вчерашнего вечера в новом элегантном и безумно дорогом платье по левую руку от хозяина яхты.

— Ваше Величество королева! Ваше Величество король! Господа Первейшие бароны!
Уважаемые гости, соратники и экипаж корабля! Сегодня я имею особую честь… Нет, я с огромным удовольствием и гордостью официально представляю вам мою жену — Марион Пьер-Валери-Викторьез де Сент-Горскую-Воронцову! Прошу любить и жаловать!

По громадной кают-компании сначала дружно прокатились изумлённо-восторженные возгласы, а потом раздались приветственные выкрики и нарастающие аплодисменты. И тут Марион — хочешь, не хочешь — пришлось целоваться на глазах у добрых трёх сотен людей. А губы, признаться, ох как болели! После сумасшедшей ночи, после сумасбродного утра. Спасибо всё понимающему супругу. Лёша обнял крепко, но целовал теперь осторожно, нежно. Вот когда это важное мероприятие закончится, и они вернутся в свою каюту, вот уж тогда-а… Марион тихонько застонала, живо и радостно представляя, что будет тогда. Воронцов снова всё понял, ласково улыбнувшись юной жене глазами.

Лишь один человек не аплодировал и не кричал здравиц и приветствий. Веста работала. Она снимала всё происходящее на новёхонькую суперсовременную летающую голокамеру, подаренную ей на корабле ещё накануне приёма. На что смотрела Веста, то и снимала камера. Стоило сказать волшебное слово «Зум», камера делала наплыв и запечатлевала крупные планы. О-о! Какие там были кадры! Какой вообще шикарный репортаж можно сделать о пребывании Воронцова на Желанной (и на орбите Желанной), начиная с турнира и заканчивая женитьбой. Ведь ко всему прочему, чудесным совершенно образом уцелела кассета в развороченной видеокамере временно погибшего оператора, который лежит сейчас в мед-блоке корабля и интенсивно выздоравливает.

Подумать только! Один из самых популярных и самых богатых в галактике граждан класса «А» женился на маркитантке, а никто из представителей ведущих галактических медиахолдингов понятия об этом не имеет! Ах, какой волшебный эксклюзивчик! И вроде бы и маркитантка-то не совсем простая, особенно, если внимательно послушать, как звучат её полные имя и фамилия. Уж явно не как у какой-нибудь простолюдинки. У Весты уже сильно чесались руки. Не терпелось засесть за монтаж отснятого материала. На яхте, оказывается, своя студия имеется, да ещё с таким оборудованием, что… придётся кого-нибудь на помощь звать, чтобы в нём разобраться. Это вам не маздамский телецентр. Тут всё по высшему разряду. Но это потом, а пока надо снимать, снимать, снимать! О-о-о, а этот поцелуй следует, пожалуй, крупным планом взять. От подобного кадра ещё ни одна новостная компания, специализирующаяся на светской хронике, не отказывалась!

Бран, неотлучно находившийся рядом с девушкой, подумал, что вот сейчас, наверное, самый подходящий момент. В том смысле, что неплохо бы последовать примеру Ворона. Каков хват, а?! Для него вообще всё в жизни, видимо, легко. Как копушу подстрелить! Нашёл подходящую по всем статьям женщину, сказал какие-то, наверно, колдовские слова и — в жёны её! А вот как бы это к Весточке половчее подступиться? Ладно. Главное решительность и настойчивость… в разумных пределах, конечно.

Едва лишь немного схлынуло всеобщее возбуждение, вызванное сенсационным заявлением Воронцова, и гости с удвоенным аппетитом принялись за богатые угощения, как бесстрашный ловец удачи склонился к розовому ушку торопливо жующей Весты и спросил, скрывая сильное волнение за нарочито игривой формой вопроса:

— А как, скажем, посмотрит леди Веста, если некий скромный, но за последние дни изрядно разбогатевший ловец удачи по имени Брандом попросит её нежной ручки, а взамен предложит сердце и… и всё такое? А?

От неожиданности девушка едва не подавилась. Продолжая быстро жевать и глядя на Брана округлившимися глазами, она укоизненно покачала головой: дескать, всё у тебя не как у людей, но посмотрю я на это, тем не менее, положительно. Во всяком случае, именно так Бран был склонен толковать реакцию Весты на его предложение. Девушка, наконец, проглотила пищу, коротко улыбнулась, словно извиняясь, после чего с деланным возмущением выпалила устрашающе громким шёпотом:

— Вы просто невыносимы, Брандом! Ну кто же говорит такие серьёзные вещи вот так!— Вслед за тем «леди Весточка» мгновенно сменила гнев на милость. — Но коль уж начали, то давайте, давайте!

— Что давать-то? — оторопел наёмник, чувствуя нарастающие в душе панику и готовность ретироваться.

— Просите дальше моей нежной ручки!

— Ох-х, конечно… Я щас. Я же, к слову, никогда ещё не просил ничьей ручки. К-хм… Значит, я должен вот прямо так и говорить, да?

— Прямо так! — отрезала не менее взволнованная, но изрядно закалённая своей довольно нервной профессией Веста. Родные догадались бы о внутреннем напряжении по её заметно потемневшим глазам, но Бран пока не умел подмечать подобные подсказки. До этого решительного момента девушка представлялась ему неприступной крепостью. Да и сейчас как-то не верилось, что над бастионами взовьётся вожделенный белый флаг. Бран набрал полную грудь воздуха, глаза его расширились (чтоб не сказать вытаращились!) и…

— Значит, вот… леди Веста!

— Я слушаю.

— Весточка! Я прошу, значит, э-э… Я вас прошу… то есть вашей…э-э… — Вдруг он отчаянно махнул рукой. — Ай, да что тут рассусоливать! Выходи за меня замуж, да и всё! Понятно?

Девушка звонко расхохоталась, на несколько мгновений оторвав от еды и пустых разговоров ближайших соседей по столу. Она заполошно замахала на них руками, давая понять, что они могут спокойно вернуться к своим тарелкам и сплетням. Посмотрела на явно ошарашенного этим смехом наёмника, и её разобрало еще сильнее. Бран, нахмурясь, начал было подниматься из-за стола, но Веста поспешно взяла его за руку, не в силах пока справиться со смехом.

Не отнимая невольно напрягшейся руки, Брандом угрюмо выдавил:

— Что, не ровня тебе всё-таки, да?

Неужели все эти дни столичная штучка Веста просто развлекалась с ним, играла? Но ведь корабельный лекарь ясно тогда говорил…

— Да нет же, Бран! Что вы там опять себе надумали? Вот же какой! Между прочим, в рыцарских романах так предложение не делают. Но я, несмотря на это, согласна получить ваше сердце и всё такое. Дамы ведь тоже совсем иначе в романах отвечают, не так ли?

— Уж это к ведьме не ходи! Они там страниц пять жеманятся! — Бран с огромным облегчением вздохнул и снова засиял, не понимая, однако, до конца, каким образом эта тоненькая взбалмошная девчонка всего за три дня сумела так прочно обосноваться в его огрубелой душе. Дальнейшей жизни без неё он уже себе не представлял. А с ней… С ней выходило, что лихое ремесло ловца удачи придётся, видно, оставить. Ибо женатый наёмник — это полный абсурд. Бран снова вздохнул. На сей раз немного озабоченно. — Послушай-ка, Весточка… А трудно этим вот… как уж там его… А! Вот! Трудно оператором работать?

Девушка, с некоторой тревогой наблюдавшая за быстрой сменой выражений на его открытом лице, мгновенно сообразила, на какую великую жертву собирается пойти ради неё будущий супруг. Она тотчас сделалась деловитой и собранной.

— Совсем даже не трудно, милый! Только вряд ли тебе захочется всего лишь таскать за мной камеру после той жизни, что была у тебя до этого. Тем более, я и сама теперь справляюсь. Ты же видишь —  у меня такая камера, которая летает и мои команды выполняет. И потом… ой! А ничего, что я на ты перешла? Даже сама не заметила. Вот и хорошо, так ведь? Нет-нет-нет, сейчас нельзя целоваться. Какой ты нетерпеливый! — По тону чувствовалось, что эта нетерпеливость Брана скорее радует её, нежели действительно сердит. — Ну так вот. Ты же в хороших, как я поняла, отношениях с Воронцовым, да? Да. Мне он тоже, если не благоволит, то и не откажет, наверное. Ну и нечего нам тянуть сквола за хвосты. Гости разъедутся, подойдём к нему и поговорим, хорошо?

— И напористая же ты у меня девка! Ой, то есть… девица! Всё расписала! Но между прочим, как ты знаешь, у меня с Воронцовым контракт заключен. Вдруг он на меня до сих пор рассчитывает?

— Да этот ваш контракт, насколько мне известно, до сих пор официально даже и не подписан. Ну, а так… Конечно же, рассчитывает! — Веста лукаво улыбнулась. — Никак ему без тебя не справиться!

— А ты не смейся, пожалуйста. Когда я нанимался к нему, то никакого понятия не имел, кто он вообще есть такой. Откуда ж я знал, что…

— Всё-всё, не дуйся, милый. — И, не удержавшись, поддразнила: — И давай лучше, если ты не шутил, подумаем о свадьбе. Не шутил ведь?

— Да я никогда ещё не был так серьёзен! Ах, ты моя…

В это время по кают-компании прокатился громкий гул одобрения, сопровождаемый дружными аплодисментами. Брандом с Вестой, полностью поглощённые собственными приятными проблемами, не сразу сообразили, чем вызвано всеобщее шумное оживление. Впрочем, гадать не пришлось. Они увидели, как какой-то напомаженный и сверх всякой меры расфуфыренный хлыщ, безостановочно молотя языком, вручил Воронцову дивной красоты плоский тёмно-бордовый чемоданчик с золотым фирменным вензелем Цетральной галактической брачной конторы «Гименей». (Хотя, если разобраться, то в «центральные» эта претенциозная организация, похоже, записала себя самостоятельно).

Алексей вежливо кивнул взволнованному хлыщу, открыл чемоданчик и, чуть наклонив его к столу, продемонстрировал содержимое умирающим от любопытства гостям. На ярко-алой бархатной подложке лежали две тонкие золото-платиновые прямоугольные пластинки с голографическими портретами молодожёнов и текстом — официальные брачные свидетельства. Под ними в специальных зажимах красовались обручальные кольца. Так, ничего особенного. Два платиновых ободочка. Разве что на том, что поменьше, пылал бледно-голубым пламенем крупный, искусно огранённый бриллиант в обрамлении мелких сапфиров.

Некоторым присутствующим дамам сделалось как-то не по себе. Вот оно! Не успела ещё и дня прожить мужней женой гражданина класса «А», а уже какое кольцо отхватила! При этом многие дамы со скрытой досадой косо посмотрели на собственных супругов. И вздохнули дружно, как одна.

И всё-таки сплочённый коллектив явных завистниц был ничтожно мал. В основном гости искренне радовались празднику, на котором так неожиданно оказались. Большинство из них было твёрдо убеждено, что эти дни на невообразимо роскошном воронцовском звездолёте останутся в их памяти если и не самым лучшим, то уж точно самым ярким воспоминанием в жизни. Будет, что внукам рассказать!

Что же касается Злата, то он не только давно уже оклемался и подлечился, но уже и успел от души полазить по кораблю, пока взрослые так неинтересно развлекались и ели чуть что не сутками напролёт. Правда, сейчас паренёк тоже сидел за столом. Рядом с трактирщиком Дремом, который так и сканировал гостей, стараясь как можно больше запомнить из того, что они тут по неосторожности роняли в разговорах. У сборщика информации праздников не бывает.

Злат же мечтал, чтобы этот… это… как назвать-то? В общем, чтобы этот свадебный обед, что ли… поскорее закончился, и можно было бы попытаться просочиться хоть на одну из орудийных палуб. Они на яхте имеются, Злат разведал точно. Там должно быть так интересно!

На мальчишке был специально для него выращенный МиСиМом настоящий повседневный комбинезон десантника с дополнительными четырьмя «толстокожими» узкими нагрудными кармашками, из которых внушительно торчали концы металлических рукояток метательных ножей, подаренных Воронцовым.

Их принёс в палату сам Федоренко и весьма «сурово» отчитал пацана за утерю боевого оружия. Злат же принял адмиральскую выволочку абсолютно по-взрослому, хотя тот, грохоча своим поставленным командирским голосом, слишком утрированно надувал щеки и хмурил брови, полагая, что этого будет достаточно для понимания его шутливого настроя. Однако, похоже, парень совсем не шутейно полагал себя отныне находящимся в боевом строю и ответил, словно много лет прослуживший ветеран: «Виноват, больше такое не повторится!» На что Федоренко оставалось лишь чуть растерянно буркнуть: «Надеюсь!» и поспешно ретироваться из мед-блока.

… На орбите гости одинаково весело праздновали, а в Маздаме тем временем очень по-разному хоронили погибших. Отдельно, на старом, основательно заросшем и заброшенном окраинном кладбище, торопливо предавали земле мятежников, даже не позволив присутствовать родственникам. А в роскошном Верхнем дворцовом парке, под траурный барабанный бой и со всеми прочими подобающими почестями, пышно погребали гвардейцев, до конца оставшихся верными своему королю и присяге.

В числе последних был и агент-оперативник Корпуса галактической безопасности, работавший во дворце. Именно он сообщил о захвате маркитантки, а позже пошёл на огонь лучемётов в подземелье. Реджидорм 109-й, естественно, так никогда и не узнал его настоящего имени, но честно выплатил солидную компенсацию подставной семье погибшего. Деньги пошли в казну планетарного отдела КГБ. Цинично? Да как сказать… В мире случаются куда более циничные вещи. Так уж он устроен.

Вообще-то королю сейчас полагалось бы присутствовать на похоронах, но он предпочёл помянуть погибших за праздничным столом, рассудив для себя, что на разных траурных церемониях он, увы, ещё не раз, видимо, побывает, а вот на яхте гражданина класса «А» вряд ли когда-нибудь снова доведётся попировать. К тому же он обдумывал эффектное прощение находящихся ныне под арестом уцелевших мятежников. Если он сколько-то разбирается в жизни, то прощённые и, несмотря ни на что, обласканные люди должны впоследствии стать едва ли не самыми преданными.

В этом был весь Реджидорм. В меру коварный, в меру отважный, в меру неглупый и… разве что не в меру практичный. Впрочем, считать это пороком, пожалуй, не имеет смысла. Нормальный король, довольно порядочный даже. Во всяком случае, народ на Желанной не то, чтобы совсем не бедствовал, но у него и не было по большому счёту особых поводов для бунта. Ну, если только по мелочи. Да дворяне-прогрессисты время от времени бузили. Не фатально, впрочем. А теперь, после всех этих событий, и вовсе притихнут. Хотя бы на несколько лет.

После обильного, изрядно шумного обеда, в течение которого пришлось выслушать, стоя, великое множество пространных поздравлений, Марион чувствовала себя слегка оглушённой и уставшей. Совсем немного! Ведь это была особого рода усталость, и нисколько не верилось, что когда-нибудь может надоесть блистать и быть гвоздём программы. Ну, или хоть гвоздиком рядом с гвоздём! Марион неожиданно поймала себя на мысли, что ей как-то больше не хочется, по крайней мере, в ближайшем будущем, снова облачаться в свою майорскую форму, которой она не так уж давно чрезвычайно гордилась. Оказалось, представьте себе, что ей необыкновенно идут безумно дорогие наряды. А ещё как-то само собой припомнилось, что за последние три дня она ни разу не надела одного и того же. Начиная с туфелек и заканчивая серьгами, колечками и колье. Это было ново и сказочно приятно!

Несмотря на любезное приглашение хозяина яхты остаться ещё на два-три дня, гости после завершения обеда стали дружно собираться домой. Видимо, кто-то — вероятнее всего, сам король (загоревшийся неслыханной церемонией прощения преступников!) — недвусмысленно дал понять подданным, что пора бы и честь знать. Молодые хотят остаться наедине, в конце концов.

Все уместились в двух больших шлюпах. Его Величество сиял не только от предвкушения своего триумфа в качестве благороднейшего, не помнящего зла правителя. Воронцов подарил ему флайер, с которого предварительно сняли унилок и самое мощное вооружение. Силовая защита и лёгкие курсовые лучеметы остались. Венценосная пара захотела сразу разместиться не в салоне шлюпа, а в собственном флайере, который потом в режиме автопилота и доставит королевскую чету из космопорта прямо во дворец, потратив на это какой-нибудь час всего. Поэтому король с королевой гордо проследовали с сопровождающими их щедрыми хозяевами к левому флай-ангару челнока.

За несколько минут до завершения посадки на шлюпы подошёл Федоренко и незаметно сунул в руку Воронцова мини-кристалл, шепнув негромко:

— Это изъяли у Кольберга. Тут все записи наблюдений за… к-хм… твоей супругой. Копий нет. Я это тщательно проверил.

— Что это вы там шепчетесь? — с любопытством спросила стоявшая в двух шагах Марион. Кем в действительности является Первейший барон Фордром и какую роль сыграл во всей этой истории, она уже знала. — Николай Васильевич, что это вы там передали моему мужу? Маленькое такое. И мне не хотите показывать.

— Ваш супруг сам вам всё непременно объяснит, Марион. Если захочет, конечно. Ну а за сим позвольте мне, наконец, откланяться.

Федоренко галантно поцеловал женщине руку, Воронцова от души хлопнул по плечу, крепко стиснул кисть:

— Ну, бывай, Лёша! И подумай все-таки хотя бы о закреплении в штате корпуса, если уж категорически не хочешь возвращаться в спецназ.

— Коля, я же говорил — тема закрыта. Возвращения блудного сына не будет.

— Жаль. С тобой приятно работать. И пить. Жаль… Но ты хоть залетай иногда с супругой, не забывай! Я тебя на подводную охоту свожу, чтобы ты крапсана острогой взял со дна озера, а не вилкой с тарелки. Бывай!

Штурм-адмирал отсалютовал и быстро пошёл к посадочной палубе.

— Хороший он, правда? — тихо сказала Марион, по обыкновению утверждая, а не спрашивая.

Воронцов обнял её, с наслаждением поцеловал, как маленькую, в макушку и ответил:

— Он замечательный! Но я-то… Неужели я хуже? Если я хуже, то…

— Ты оболтус, — прошептала с улыбкой Марион. — И ты ещё должен мне показать, что он там тебе принёс. Пойдем скорее домой!

Это слово выговорилось у неё само собой. К тому же воронцовские апартаменты нисколько не напоминали корабельную каюту. Даже если не являли собой какой-нибудь очередной наведённый интерьер. Скорее уж роскошная квартира. Там было комфортно и великолепно! А к спальному отсеку совершенно не подходило это казенное название. Так что — скорее домой.

— Что ж, тогда пойдем к лифту, да?

— Нет-нет! Это я в том смысле, что тишины и покоя хочется, а то я за эти дни как-то устала немножко.

— Значит, пойдём пешком? По длинному-предлинному коридору с тёмными-претёмными закоулочками, где можно уединяться и…

— Замолчи сейчас же, бессовестный! — Порозовевшая Марион, смеясь, закрыла ему рот ладошкой. Он немедленно ладошку поцеловал.

— Ай! Ты с ума сошёл, Лёша! Прямо… маньяк какой-то! Люди же увидят.

— Люди сейчас сидят в челноках и быстро спускаются на Желанную.

— А экипаж? А твои наёмники?

— А из экипажа, я думаю, мы по пути до каюты никого не встретим. Они же мне при каждом удобном случае пеняли, что я до сих пор не женат. Так что теперь наверняка будут создавать все условия. А наёмники, скорее всего, сидят в своей каюте и развлекаются сменой декораций. Или в корабельном бассейне резвятся. Оглянись-ка… Видишь? Коридор первозданно пуст.

Звуки их шагов совершенно скрадывались толстым и эластичным напольным покрытием из несгораемого материала. Не то, конечно, что золотистые ковры с высоким густым ворсом, укрывающие полы в жилых палубах, но тоже приятно идти. Воронцов вёл жену под руку, испытывая то приподнятое состояние души, которое окрыляет и заставляет не видеть перед собой никаких преград.

Причина душевного праздника хозяина яхты мягко ступала рядом, прижимаясь к супругу плечом.

«Так бы шла и шла, и шла…»

Воронцовым было хорошо. Они теперь не разговаривали, но не ощущали ни малейшей неловкости от этого, словно точно знали, про что молчат. Впрочем, почему «словно»? Они молчали о себе, о том, что их жизнь так неожиданно круто и так замечательно изменилась. Но вдруг Марион немного отстранилась и сказала задумчиво, как о чём-то далеком, не имеющем к ней ни малейшего отношения:

— Знаешь, Алёша… Мне же надо сообщить адмиралу Корнблат об изменении моего семейного положения. Ужас какой-то, правда? Так быстро всё случилось. Или не сообщать пока, как ты думаешь? Я же в отпуске всё-таки и спокойно могу после него доложить.

— Сначала насчёт ужаса: нет, неправда! А насчёт сообщения… Давай я сообщу. Сейчас придём домой и свяжемся с твоим адмиралом. А, кстати, знаешь, сколько ей лет?

— Неприлично распространять такие сведения о дамах. И сколько же?

Воронцов невольно рассмеялся, сражённый очаровательной непоследовательностью жены.

— И нечего смеяться! Мне на самом деле и неинтересно совсем.

— Раз неинтересно, то без малейшего зазрения совести сообщаю, что она лет на сто старше меня.

— О-о! Ну и тем более неудобно как-то, если ты станешь сообщать. Получится, будто я считаю себя виноватой и теперь прячусь за твою широкую спину.

— А ты и впрямь считаешь?

— Немного, — чуть смущённо улыбнулась Марион. — Я как будто подвела Корнблат.

— Не морочь себе голову, звёздочка. Давай-ка лучше посмотрим на это с другой стороны. Вот ты увидишь, что уже очень скоро в ваш Отдельный корпус хлынут сотни, а то и тысячи девчонок, привлечённых твоим примером. И речь даже не о твоих несомненных служебных успехах и заслугах, а о нынешних невообразимых приключениях, в результате которых мы с тобой встретились и поженились. Отныне ты живая реклама  невероятной удачливости.

— Ну да! Я же вышла замуж за самого Воронцова! Какой ты скромный, Лёша! — Марион негромко рассмеялась, погладив мужа по щеке.

— М-между прочим, — выдавил Алексей, моментально затоптанный мурашками от этой невинной ласки, — перед тобой многократный абсолютный чемпион Галактического Союза по скромности.

— А можно сразу узнать весь список ваших неоспоримых достоинств, мистер гражданин класса «А»?

— Нужно! Но для этого, дорогая моя отныне также гражданочка класса «А», желательно поскорее добраться до каюты, где вам гораздо удобнее, спокойнее и несравнимо нагляднее будет знакомиться с полным списком. Он достаточно длинный, кстати!

— Смотрите, не забудьте какого-нибудь особенно важного пункта!

— Мы уж постараемся!

Они даже не заметили, что существенно ускорили шаг. И в каюту наверняка попросту влетели бы на всех парусах, держа курс на спальню. Помешала Алёна. Она вдруг, подобно приведению, возникла откуда-то из бокового ответвления коридора и решительно преградила путь молодожёнам. Девица была преизрядно навеселе, но уверенно себя контролировала. То есть, была убеждена, что её состояние в глаза не бросается.

— Ага! — с обличающими нотками в голосе сказала она. — Значит, я… оч-чень пра-ально выбрала место… для засады. Я… уфф!… подметила, что вы не ссслишком часто пользуетесь лиффф… том… Ввввааще не пользуетесь… И вот… охх… я…

— Алёнка! — Марион всплеснула руками. — Что ж ты так набралась! Ты же совсем пьяная!

— А вввот и нне совсем… — Девушку повело вправо, но она сумела-таки сохранить равновесие, ухватившись за край небольшого технологического углубления в стене. — А-а-а вввы тут… со своими бурно раз… уфф! ...вив… вающимися романами и… и роман… тическими свадьбами про меня дажже не вспоминаете…

На глазах Алёны неожиданно заблестели слезы, готовые вот-вот сорваться с её длинных ресниц.

Марион быстро посмотрела на Воронцова, красноречивым взглядом ища поддержки и возможного содействия. Алексей кивнул, с сочувствием и лёгкой жалостью рассматривая растрёпанную, очень несчастную на вид девчонку. Даже подол её нарядного, исключительно идущего ей платья, казалось, уныло обвис.

— А вот это ты напрасно говоришь. Нисколько мы о тебе не забыли, сестрёнка. — Марион намеренно напомнила девушке экзотические обстоятельства их знакомства, назвав её так. Свежеиспеченная госпожа Воронцова импровизировала на ходу: — Мы как раз именно сейчас собирались решать твой вопрос.

— К… кой вопрос?

— А что, ты уже разве передумала поступать на службу в Отдельный корпус маркитанток?

— Нисколько не передумала! — Ответ прозвучал на удивление твёрдо и решительно, будто Алёна мгновенно протрезвела. На самом деле — было заметно — она уже еле держится на ногах. Марион с чуть удивлённой улыбкой укоризненно покачала головой. Не ожидала от пока ещё студентки исторического факультета склонности к такому… безудержному веселью. Хотя… Когда ещё и веселиться-то, если не в её годы?

— Лёша, у нас найдется что-нибудь, чтобы избавить Алёнку от этого состояния?

— Обязательно найдётся. Как я понимаю, ты хочешь воспользоваться разговором с Корнблат для устройства судьбы Алёны, правильно?

— Именно. Ты ведь не будешь возражать?

— Как я могу возражать?! Алёнушка ведь теперь моя родственница, да к тому же, смотри, какая хорошенькая! — Воронцов поддразнивал супругу, желая вызвать сиюсекундное негодование Марион, которое она, естественно, умело скроет, но будет в этот момент чудо как хороша! И юная жена почти купилась на провокацию, но в последний миг сообразила, что к чему и рассмеялась.

Алёна таращилась на них, собирая в кулак остатки воли. И, надо сказать, сумела собраться на минутку, которой следовало распорядиться с максимальной пользой.

— Вввы посмотрите на них! — воскликнула она. — Как будто ммменя нет! Развлекаются они тут… в своё удовольствие... И… Да, я действит…но… нисколько не перрредумала идти в корпус отдельных маркитанток! То есть… В маркитантский отдел корпуса… П…нятно вам?! А то… как ещё такого мужа… отхватишь…

— Ну?! Говорил я тебе о рекламе? Пожалуйста! — Алексей сказал это жене вполголоса. По-мальчишески торжествуя от того, что оказался прав. В то же время в душе он чувствовал лёгкую досаду на столь несвоевременное явление Алёны «народу». Ну да делать нечего. Надо поскорее уладить её проблему. — Так, девочки, в коридоре мы уж точно ничего не решим. Давайте всё-таки пойдём в каюту. К тому же Алёне надо ещё подготовиться и предстать перед будущим начальством в выгодном свете. Так, Мариш, берём её под руки и — вперёд, так быстрее дойдём.

— Ввы так говорите… Как будто всё уже получилось, — пролепетала ошалевшая практикантка, не ожидавшая столь стремительного (в прямом и переносном смыслах!) движения к самому крутому повороту в её не очень длинной жизни. — А вдруг ничего не…

— Никаких вдруг не будет. Это мы тебе по-родственному обещаем. Сначала заслуженный маркитант-майор своё веское слово скажет, а потом и я что-нибудь добавлю, если, конечно, понадобится.

В холостяцких прежде апартаментах Воронцова произошли некоторые перемены. Нет, элегантный и детально продуманный дизайн огромной каюты пока оставался прежним. Но… Женский розовый банный халатик, второпях брошенный на спинку кресла… Сумочка на журнальном столике… Туфельки возле входа в ванную комнату… Изысканно-тонкий аромат дорогих дамских духов…

Алёна обвела взглядом помещение и удрученно вздохнула. Что она здесь делает? Зачем её сюда… О, Маришка несёт какой-то стаканчик.

— Ну-ка, на, выпей залпом. Алёша говорит, что на вкус отвратительно, зато действует сразу.

Не прекословя, Алёнка с потешным профессионализмом резко выдохнула воздух и храбро опрокинула содержимое стаканчика в рот. Какая мерзость! Бр-р-р! Тем не менее, результат не заставил себя ждать. И минуты не прошло, как девушка практически протрезвела и… испугалась.

— Мари-иш, — жалобно протянула она, снова теперь немного стесняясь молча стоящего рядом Воронцова. — Слушай, а может… не надо мне это… в маркитантки идти, а? Что-то мне страшненько как-то.
— Надо-надо! Я точно знаю. Да погоди ты головой мотать! Послушай меня. Не обижайся, сестрёнка, но ты по натуре самая настоящая авантюристка, хотя тебе самой, возможно, совсем так не кажется. Ну а в нашей службе здоровый авантюризм, скорее, плюс, чем минус. Ты не робкого десятка, ты сообразительна. Что же касается некоторой неуверенности в себе и ветерка в голове… Со временем всё образуется. Так что успокойся. И потом… Так или иначе тебе придётся подписывать типовой контракт. И тут уж срок службы выбирать исключительно тебе. Понравится — продлишь, не понравится — уйдёшь. Минимальный срок — три года.

— Ничего себе! Это если, например, уже через месяц разонравится, то всё равно, что ли, тянуть лямку три года?! Это несправедливо! Потерять столько времени…

— Значит, так. Слушай внимательно! Времени ты не потеряешь нисколько. Эти три года ты посвятишь учёбе, будешь курсантом нашей академии. А там дают такое образование, что потом ты без особых проблем сможешь устроиться, куда угодно. Просто после первых трёх лет обучения выдают так называемый социальный диплом, который тоже очень высоко котируется на рынке труда. Если же ты отучишься все шесть лет, то получишь на руки документ совсем иного свойства, он ценится неизмеримо выше.
— То есть, ты хочешь сказать, что мне дадут блестящее престижное образование, а потом с миром отпустят?! Что-то не верится.

— Правильно не верится. Тебя отпустят, безусловно. Но в течение определённого времени ты будешь обязана возместить корпусу затраты на твоё обучение. Сумма, конечно, достаточно солидная. Однако ты её выплатишь в срок, нисколько при этом не бедствуя. Выдам тебе небольшую тайну: у ОКМ существует на этот случай договор о трудоустройстве с десятками, если не с сотнями корпораций, компаний и фирм. Поскольку мы снабжаем необходимыми товарами не только флот, понятно? А иногда эти товары бывают редкими и экзотическими. А достать и доставить в лучшем виде можем практически только мы, понятно? И всё будет честно.

— Понятно-то понятно, но, наверное, это не совсем официально, да?

— Не совсем, но и не противозаконно.

— Я-асно… Ох, Мариш, какая ты. Даже разговаривать сейчас по-другому стала. Прям деловая — сил нет! Вот всё-таки чувствуется, что ты майор!

— Так-таки всё время и чувствуется? — лукаво улыбнувшись, спросила Марион.

— Ой, ну нет, конечно! Чего к словам цепляешься? Ладно! С кем мне предстоит общаться? — Алёна глубоко вздохнула и вызывающе вскинула подбородок, давая понять, что на самом деле нисколько не стушевалась бы и в разговоре с президентом Галактического Союза.

— С маркитант-адмиралом Элен Корнблат. Она начальник Корпуса. Но сначала с ней пообщаюсь я. Представлю тебя, а ты, смотри, не взбрыкивай, Алёнка! Корнблат только на вид сама суровость, а на самом деле добрейшая женщина. Постарайся держаться спокойно, с достоинством, отвечай чётко, если спросит. И ничего не сочиняй, говори правду. Вот и всё, что от тебя пока потребуется.
— Слушаюсь, — дурашливо вытянулась девушка, но в следующую секунду съёжилась и вроде бы даже ростом ниже стала. — Что-то меня трясёт. И… А как же мой факультет? Я же там всё ещё числюсь… как ни странно. И там никто понятия не имеет, что моя практика давно кончилась и что дальше учиться я не собираюсь. А скоро на Желанную руководитель практики с проверкой приедет. А меня там нет.

— Не переживай, Алёнка. Думаю, Алексей Павлович поможет всё уладить.

Спустя несколько минут перед Марион проявилась внушительная голографическая фигура маркитант-адмирала Корнблат.

— И чего тебе, господи, боже ты мой, не отдыхается? О-о-о! Какое шикарное платье! Ты прямо неотразима…

Это прозвучало вместо ответа на положенное приветствие. Продолжение последовало в том же духе.

— И какого, спрашивается, ты меня приветствуешь по уставу, если на тебе нет военной формы? Ну, хорошо, давай выкладывай в темпе, что там ещё стряслось?

— Нет-нет! Ничего у меня не стряслось, господин маркитант-адмирал! Просто… я вышла замуж! — Лицо Марион против воли осветилось счастливой улыбкой. Пришлось даже чуть прикусить губу, чтобы перестать так бессовестно сиять перед начальством.

Последовала достаточно продолжительная, напряжённая пауза, после которой Корнблат с обречённым каким-то вздохом спросила:

— И за кого же?

— За Алексея Павловича Воронцова.

— М-да… Могла и не спрашивать. Я так и знала. Я знала, что у господина Воронцова слишком безупречный вкус и ясная голова, чтобы он упустил такую девочку. Я, видишь ли, ещё на том сеансе связи поняла, что корпус тебя, скорее всего, потеряет. Какая досада! Нет, я, конечно же, очень рада за тебя, от души поздравляю, целую, обнимаю, но…

— Господин адмирал, я же ещё не оставила службу! И, возможно, не оставлю. Алексей Павлович…

— Алексей Павлович, дорогая моя, будет выполнять любые твои прихоти. Это неудивительно, по-моему. Но вряд ли он захочет, чтобы ты служила дальше. Да он тебя теперь вообще от себя ни на шаг не отпустит, как я подозреваю. А там и детки у вас пойдут. Какая уж тут служба, Мари? Нет, я, конечно, могу оставить место за тобой, но целесообразно ли это? Да и, откровенно говоря, меня сейчас другой вопрос гораздо больше занимает: кем мне тебя заменить? Да и себя в перспективе!

— Прошу прощения, господин маркитант-адмирал…

— Мари, ради бога! Давай пока без званий обойдемся! Так что ты хотела сказать?

— Я хотела вам сказать… Элен, что, кажется, нашла себе замену. На мой взгляд, очень перспективная девушка. Во время всех этих известных вам событий она была рядом и отлично себя проявила. А главное — она очень хочет служить в Корпусе, ради чего оставляет истфак Гуманитарной академии, где также считается весьма многообещающей студенткой. Вот, представляю вам Елену Изварину.

Марион чётко отшагнула в сторону, освобождая место перед голографической фигурой Корнблат. Алёнка решительно заняла площадку связи.

— А ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась Элен и пристально оглядела будущую маркитантку. Та выдержала оценивающий взгляд мудрых, всё понимающих глаз с самым независимым видом. Корнблат едва приметно ухмыльнулась. — Что ж, характерец кое-какой, сдаётся мне, имеется. Хм… А зачем же вы, деточка, хотите оставить учёбу в весьма престижном учебном заведении и желаете идти в Отдельный корпус маркитанток? У нас, знаете ли, хорошая моя, не институт благородных девиц. У нас военная служба, да к тому же не самая лёгкая.

— А я, господин маркитант-адмирал, и не ищу лёгких путей в жизни!

— Браво, деточка! Красивый ответ! Из какого-то сериала, по-моему. Или из книжки старинной, что ли…

Алёна возмущённо сверкнула глазами и открыла, было, рот для достойной отповеди, но Элен Корнблат внезапно улыбнулась обезоруживающе и сменила тон:

— Ладно, ладно, милая, не следует вставать на дыбы. Будем считать, что свой первый тест вы уже прошли. И как же, однако, вы мне напоминаете кое-кого из присутствующих! Но — к делу. Поскольку вас настоятельно рекомендовала маркитант-майор Горская… хм… Воронцова, то на свой страх и риск я приму вас в академию корпуса без вступительных экзаменов. Это, как вы, надеюсь, понимаете, серьёзное исключение из правил. И огромный аванс, следует заметить. Занятия начинаются через три стандартных месяца. По-моему, этого вполне достаточно, чтобы разобраться с текущими делами, пройти медкомиссию и подготовить необходимые документы. Мари подскажет вам, где, что и как, ясно? А теперь я бы хотела ещё немного с ней пообщаться, если не возражаете. Жду вас к назначенному сроку. И чтобы без опозданий, я этого не люблю!

Слегка уязвлённая тем, что ей, по сути, не дали и слова сказать, а также ошарашенная (отнюдь не слегка!) тем, что её уже практически зачислили в академию, Алёна отошла в сторону. Ну как во сне прям… А эта Корнблат, кажется, на самом деле неплохая тётка. Вот и хорошо, а то отступать уже, вроде бы, поздно. На факультете девчонки офонареют!

Пока Марион непринуждённо общалась с начальством (со стороны казалось, что это болтают случайно встретившиеся на улице добрые подруги), Алёна тихонько высочилась из каюты. Девушке было грустно и немного тревожно. Хотя она знала, конечно, что уже минут через пять её настроение вернётся в норму. Разнообразные мысли тут же нахлынули беспорядочным потоком.

А вот, интересно, будет ли на ужине тот молоденький офицер-навигатор? Хоть бы был! Ой, а родители-то что скажут?! Но это не скоро ещё, так что… Да! Надо потом перетащить в академию свою подружку Таньку Личман. Ничего, она согласится! А то зачахнет на факультете в «хронологической пыли бытописания Земли» и других планет. Настроение Алёны предсказуемо исправилось уже к концу второй минуты после выхода из апартаментов счастливых молодожёнов. Жизнь продолжается!

Алексей собственноручно что-то творил в универсальном кухонном отсеке и потому не слышал, как ушла нечаянная гостья. Зато моментально уловил, когда закончился сеанс связи. Взяв в руки поднос с тремя светящимися высокими бокалами, наполненными рубинового цвета напитком, Воронцов медленно вырулил с кухни. Лицо его выражало крайнюю степень сосредоточенности, он не отрывал глаз от бокалов. Видимо, слишком давно уже не носил питьё сам, вполне доверяя эту рутинную работу андроидам или подносам-антигравам.

— Девочки, прошу! Вы должны это оценить! Могу поспорить на что угодно: такого коктейля вы ещё никогда в жизни не пробовали. Это смесь соков гвианской кислицы, манговишни и ароканской савеллы с добавлением рома, льда и… О! А где Алёнка?

— В своём репертуаре: исчезла так же внезапно, как и появилась. Я даже не заметила. Слушай, может, её на самом деле в спецназ определить надо, а совсем не в маркитантки? — Марион шутила с лёгкой душой, радуясь тому, что они с Алексеем сейчас наконец-то останутся дома одни. Муж немедленно подхватил:

— Но мы ведь не станем слишком уж расстраиваться из-за её исчезновения, а?
— Нисколько!
— А твоя непредсказуемая сестра в ближайшие несколько часов откуда-нибудь не возникнет в самый неподходящий момент?
— Из всех сил надеюсь, что не возникнет, дверь уже закрыта. Я скомандовала, и она закрылась. Лёш… А-а… Момент будет очень-очень неподходящий? — Всё-таки не смогла побороть смущение, покраснела опять немножко.
— Ты даже не представляешь, насколько! — Воронцов обещающе улыбнулся и потянулся к жене, которая на сей раз и не думала уворачиваться. Она только лепетала слабеющим голосом:
— Лёша… Пожалуйста… Пусть эта каюта сейчас превратится во что-нибудь такое… не очень большое… и чтобы с пылающим камином. И чтобы огромная, толстая-толстая белая шкура на полу у огня. Это банально… я… я понимаю. Но очень хочется пить лучший в мире коктейль у камина… Не говоря уж о самых неподходящих моментах… Это возможно вообще? Или у тебя тут нет такой… программы? Очень жаль… если у тебя… нет такой программы…

Через несколько минут огромное пространство помещения было съедено искусственными сиреневыми сумерками. В середине его умиротворяющее потрескивал горящими поленьями большой, сложенный из камней камин. Пламя плясало за кованной оградкой, отражаясь в изящных рубиновых бокалах и бросая благородные оранжевые отсветы на толстую белую шкуру и обнажённые тела на ней. Где-то за камином или над ним, или под ним, или где-то ещё — приглушённо звучал клавесин. Или скрипка, или лютня, или… да какое это имеет значение?